Верный термос

- Ну, старик – это американизьм : с термосом – на вахту!  - в шутку пеняли было меня товарищи, когда  с термосом в руках спешил  я мимо них в рыбцехе к своему рабочему месту.

Впрочем, термос, залитый кофейным напитком, я брал только на спозаранную вахту, что начиналась в четыре утра.  Когда еще черная ночь висит в иллюминаторах, и до рассвета, кажется, также безнадежно далеко, как и до окончательного пробуждения ото  сна.

И оглушительный сначала, опостылевший скрежет ковшевого транспортёра за  спиной,  скрип лент, и клацанье аппаратов… И та самая капля на подволоке ( потолке) сырого рыбцеха, что непременно упадёт сейчас  точно за шиворот.

Беспробудно уныло, реалистически беспощадно: «На кой бес я в эти моря сунулся?! Спал бы себе сейчас на печке».

Минутная, конечно, слабость. В час – полтора длиной. За которые шубутная, весёленькая работа поневоле разгонит тоску – без молодецкого куража чановому матросу никак! И вот, разобравшись, наконец,  с брошенными лентяем сменщиком прямо под ноги пластмассовыми корзинами и резиновыми шлангами, наладив бесперебойную подачу рыбы ровным по ленте слоем на морозильные аппараты, я наконец  взбирался на возвышенную площадку, с которой, как с капитанского мостика, просматривался весь рыбцех. В просторах которого бродил, руки в брюки,  рыбмастер Саня.

- Мастер! Пошли кофе пить! – кричал я тогда в глубину цеха.

Саня, который ждал этого момента с начала вахты,  изо всех сил напуская равнодушный вид и пытаясь изобразить неспешную походку, ковылял к чанам.

- Да, термос в море – это вещь! – с истинным наслаждением говорил он после первого глотка.

Кофейный напиток с желтой этикеткой, что закупили  в намибийском  Уолфиш-Бее, предназначался для диабетиков. Зато, был он в больших жестяных банках, и вышло этих банок аж по три на брата: дёшево и сердито! Кофеём пахнет хоть чуть – чего ж вам еще надо? Балдей, нищета :  денег-то, сами знаете, на продукты выделяется  в обрез!

Шельмы! А уж у начальника продовольственной службы в те годы (а годы были еще те - начала девяностых) еще с советских времён было совершенно узаконенное прозвище – клише: Жулик. «Жулик, чего у нас там на ларьке есть?» - «Всё уже украдено до нас!» - совершенно не обижаясь, буднично ответствовал тогда любой начпрод.

Вот, и запитывали мы в том рейсе диабетический кофе из желтых банок : на безрыбье и рак – рыба.  Но в половине шестого утра, в зябком, промозглом рыбцехе, глоток и такого кофейного напитка был маленьким счастьем: умейте радоваться мелочам – и жизнь всегда будет дарить чудесные моменты!

И синхронно, в унисон занимался фиолетово-розовый рассвет в кругляшах иллюминаторов – новый день разгорался на морских просторах. И бесследно исчезли, ушли и усталость с унынием – словно и не бывало. И утро в какофонии транспортёров, лент , аппаратов, словно в гармонии симфонического оркестра, становилось почти сказочно прекрасным!

И термосу, ведь, всё спасибо!

Берёг я его. Купил в рейс специально – со стеклянной колбой.  Она хоть и хрупкая, на предмет разбить, но зато температуру держит не в пример колбам железным. Через восемь часов кофейный напиток намибийский, диабетический, еще достаточно горячим был.

А для безопасности наложил старательно по всей длине «марку» из капронового конца ( то бишь, обвязал по  окружности верёвочкой – шлаг за шлагом). И в окончание ручку – подвязку сделал: и носить чтоб сподручней было, и на своём рабочем месте над головой на крючечек самодельный подвешивать – на штатное место его законное.

И за восемь с половиной месяцев – а именно столько длинною тот долгий рейс выдался, - термосок свой замечательный ни единого раза на палубу не уронил, о переборку, или пиллерс (колонну) не стукнул – не трюхнул.

И в самый последний день он мне, дураку, по случаю «занадобился»…

Употребил я с верными товарищами накануне – за компанию.  Надо хоть напоследок в этом деле коллектив поддержать – не всё пробежки свои по палубе промысловой – когда можно, - да по шкафуту, бегать. Вот, жажда поутру мальчишечку и замучила.  «И мне, непьющему тогда еще», пришла в похмельную голову блистательная идея !  Налить в термос воды питьевой из баклажки, и отнести в морозный трюм – пусть по-быстрому охладится: пробкой,  ведь, затыкать не буду.

Жаль, конечно, что не знали тогда слова «креатив» - очень верно бы оно затею передало.

Додумался, называется – охлаждать воду в термосе, что всей своей конструкцией и создан температуру внутреннюю от внешней как можно дольше охранять!

Но, восемь месяцев морского рейса для любой головушки – буйной ли, вумной  - даром не проходят!..

Налил воды, сунулся в забитый коробами трюм -  только узенький «колодец» у трапа для спуска остался. Спускаться до самого низа  не стал – всунул открытый термос поблизости, между коробок: пусть леденеет!

А он, кстати, уже готов к полёту домой был – разрезал и снял я лишние теперь путы - вязанки. И румяные яблочки и блеклые листочки, что были нарисованы на боках, радовали уставший от судовой серости глаз.

Вряд ли сильно водица в трюмном  колодце студёной стать успела. Да, и не важным совершенно то оказалось. Потому что, спускаясь через полчаса ( опять же, с некоторой утратой нормальной координации движений – со вчерашнего) ногой – кочергой и зацепил термос, что полетел теперь, конечно, вниз.


Тихий, как и полагается печальному, приглушенный,  мелодичный звон прощальный через секунду огласил мне, что милый мой термос разбился вдребезги. Честно завершил свою многомесячную миссию верного моего спутника и помощника, и ,словно космический спутник завершая полёт, сгорел в плотных слоях атмосферы.

Обидно стало почти до слёз!.. Но и тут – продолжая даже таким образом служить и после  – уменьшил и вес чемодана, и скученность  - плотность внутри него.

Такой вот был - этот термос!  В том давнем, приснопамятном рейсе…  Прилетел через полмира, верой и правдой восемь с лишним месяцев служил, и в самый последний день, за несколько часов до окончания мытарств судовых, разбил я его.


Грустный вывод из сего драматического повествования очевиден – не пейте горячительных напитков из стеклянных бутылок, но пейте чай горячий из термоса со стеклянной колбой, что хоть и хрупка чрезвычайно, но градусы тепла бережно сохраняет, и голову в рассудке бережет.

А у того неблагодарного героя, что попирал верных друзей, буквально, ногами  никакие термосы впредь не держались – разбивал или сам, либо преданные  сотоварищи в первые же месяцы, а то и недели рейса – и поделом!