Кирзовые сапоги

Мой родной детский сад располагался в самом начале улицы Кирова за школой номер один, где мама работала учителем физики. В основном она забирала меня домой по вечерам, или папа, если мама задерживалась с учениками. Если же они оба не могли, то за мной приходил мой старший брат Миша, учившийся в первом классе. В это трудно поверить - ведь прошло уже более полувека - но мне до сих пор снятся томительные минуты ожидания родных возле детсадовской калитки.

В тёплую погоду я вместе с детьми играл во дворе напротив ворот и с надеждой поглядывал в сторону улицы. Каждый раз при появлении вдали пешехода сжималось сердце и перехватывало дыхание - не за мной ли? Но нет, стоявший рядом мальчик летит к выходу, забывая обо всём на свете от радости. Ему домой, а мне ждать дальше. Иногда, чтобы отвлечься, я брал с собой блокнотик и ручку и рисовал, то что умел. Сначала получался один и тот же рисунок - квадратный домик с окном, дверью и крыльцом. На треугольной крыше труба, из которой к небу по спирали струится дым. На небе — лучистое солнце и облачка. Возле дома неизменные ёлка и лиственница. За ним - линия горизонта, всё пространство до которой занимает трава и цветы в виде ромашек.

Когда мне наскучили однообразные пейзажи, я переключился на изображение кораблей, рассекающих бурное море в окружении рыб одинакового вида - с толстыми губами, выпученными глазами, острыми плавниками, полосатым хвостом и чешуёй по всей поверхности за жабрами, окаймляющими голову. После того, как я отточил навыки мариниста, я переключился на животных: кошек, сидящих в одной позе с распушённым хвостом; собак с квадратными мордами, оттопыренными ушами и прямыми лапами; жирафов, похожих на собак, но с удлинённой шеей и хвостами-шнурками.

Я даже придумал игру в рисунки. Прочерчивал ни листе бумаги фигуру совершенно произвольной и замысловатой формы, после чего старался определить - что изображено. Дорисовывал недостающее - где-то глаза, где-то рот, где-то уши, где-то лапы и получались то цапля, то лев, то крокодил, то бегемот. Причём иногда настолько здорово, что я сам удивлялся - неужели это вышло из под моего пера?

Я рисовал, делая вид, что происходящее вокруг меня не касается и что я весь погружён в своё занятие, в то время, как в душе просто сгорал от жгучего желания скорее пересечь заветную линию детсадовских ворот.

В холодное время года мы ожидали вызволения из садиковского плена внутри помещения в своей группе с не меньшими эмоциями радости и зависти по отношению к счастливчикам. Игрушки в эти минуты не вызывали совершенно никакого интереса и валялись по углам одинокие и покинутые до завтрашнего утра. Как то раз, в самом начале зимы я, будучи в таком состоянии ожидания, услышал голос воспитательницы:

- Андрей, одевайся. За тобой брат пришёл.

Не помня себя от радости, я быстро облачился в пальто, плотно зашнуровал ботинки, нахлобучил шапку и, отпросившись у Татьяны Николаевны, направился к калитке, возле которой прохаживался Миша, с многозначительной улыбкой на лице. Было видно, что он чем то взволнован, но чем именно — не говорит. Хочет, чтобы это стало для меня приятным сюрпризом. Он взял мою руку в свою и стремительно повлёк в сторону дома. Надо сказать, что погода тем вечером была почти зимняя, слегка морозная, да к тому же с такими порывами ветра, валящими с ног и сбивающими дыхание, что нам пару раз даже приходилось останавливаться и пережидать.

Однако, при этом, братишка вёл себя довольно странно: по ходу движения он совершал резкие прыжки то вперёд, то назад, то в сторону, что есть силы шлёпая ногами по недавно замёрзшим лужам. Наконец, выбрав ровный участок покрытый свежей корочкой льда, Миша отцепился от меня, разбежался и прокатился, сбиваемый ветром, удерживая равновесие выставленными в стороны руками. И тут до меня дошло в чём было дело — на нём красовались новые вычищенные до блеска кирзовые сапоги! До этого мы никогда не носили сапог и для него это был первый выход в такой серьёзной, взрослой и надёжной во всех отношениях обуви. Видимо, он хотел испытать её по полной программе, в то же время ощущая себя, как в непробиваемом броневике.

- Миша, тебе нельзя бегать, - сказал я, вспомнив слова родителей. Дело в том, что ему совсем недавно удалили аппендицит и все опасались, зная Мишин непоседливый и бойкий характер - как бы не разошлись операционные швы.

- Всё давно зажило, не беспокойся, - ответил Миша, мощным ударом ноги пробивая лёд очередной лужи и проверяя на прочность каблуки. - Тебе тоже купили сапоги. Придём домой — померяешь.

Ох ты! Я обрадовался и успокоился — Миша чувствовал себя прекрасно, прыгал, как козлик и при этом ничего плохого не происходило.

Тем временем, мы пересекли переулок, на выступе которого наша улица Кирова делала небольшой изгиб, и вышли на финишную прямую. До нашего дома оставалось дворов  пять — шесть и тут Миша заметил замечательный объект для испытания своего чудесного непробиваемого обмундирования — по всей ширине улицы от края до края простиралась заманчивая лужа, длиной метров пять — не меньше, покрытая коркой льда. Было где разбежаться, что Миша тут же и исполнил. Не успел я глазом моргнуть, как он оказался на самой середине, поскакивая и притоптывая.

И тут случилось неожиданное: лёд раскололся и Миша провалился в разверзшуюся под ним грязную трясину. Мне вначале подумалось, что братишка без труда выберется на твёрдую поверхность, но чем дольше он переминался с ноги на ногу, тем глубже утопали Мишины сапожки и тем сильнее затягивала их внезапная могучая топь. Кто мог подумать, что на самой середине проезжей части произойдёт такое нелепое происшествие? Я стоял на краю лужи, пребывая в полной растерянности и не представляя, что можно предпринять для вызволения братишки. Я попытался продвинуться к нему, сделал шаг, другой, но услышав треск неокрепшего льда, из-под которого проступила грязевая жижа, попятился назад. В моих ботинках идти в такую топь было немыслимо.

Между тем, лужа оказалась настолько глубокой, что Мишины кирзовые сапоги провалились уже до верха голенища и с каждой секундой продолжали утопать всё глубже и глубже. Миша, пытаясь вытащить сапог из трясины, рванул правую ногу кверху, но вышло ещё хуже. Нога вскочила из сапога и внутрь него стала набиваться болотная липкая жижа. Он остался стоять на одной ноге, в изнеможении опустив вторую прямо на грязь. Видно было, что Миша замерзает, устаёт бороться и его положение становится просто  катастрофическим.

Спасение пришло неожиданно - из дома, ворота которого выходили прямо к дорожному болоту выбежал худощавый мужчина высокого роста лет шестидесяти на вид, отворачиваясь от ветра и крепко ругаясь осипшим голосом. В руках он держал дощатый настил, который аккуратно, чтобы не разрушить слабый ледяной покров, положил на поверхность лужи, словно своеобразный плот. Лёд сразу же потрескался, но настил удержался. По настилу незнакомец стал осторожно продвигаться по направлению к моему застрявшему братишке, делая короткие шажки, при этом не прекращая возмущаться, но уже потише, как бы сообразуясь с обстановкой. Подойдя к Мише он, к нашему облегчению, одним движением выволок его из трясины, обхватив под мышки.

- Дуй до дому, - прохрипел он, перенеся Мишу на тротуар, - сапоги потом вытащим.

Мы не раздумывая и не медля ни секунды помчались во двор, даже не поблагодарив незнакомца вовремя подоспевшего на выручку. Миша — в одних носках, чёрных от грязи бежал так быстро, что я за ним едва поспевал. Дома, как оказалось нас ждали и мама, и папа. Мишу, притихшего и потерянного от пережитого, мама принялась тут же отогревать и отмывать от грязи. А папа, выслушав мой сбивчивый рассказ, засобирался:

- Надо поблагодарить человека! - и тут же поинтересовался - А где же сапоги?

- Там остались. На дне лужи.

Папа взял лопату:

- Идём, покажешь. Попробуем достать.

Мы вышли на улицу. Уже стемнело. Ветер поутих, а морозец напротив стал крепчать. Возле топи нас ждал Мишин спаситель, одетый в видавшую виды телогрейку с поднятым воротником. Возле забора стояли кирзовые сапоги — жалкие и помятые, уже без прежнего лоска — с задранными кверху носками и поникшими голенищами.

- Насилу вытащил, думал, что утопли, - сказал спаситель уже спокойно, разминая свои озябшие руки. - Да вы не первые. Стройка тут рядом, машины намесили грязюки, а пацаны лезут и лезут — как мёдом намазано. Они что - читать не умеют?

И спаситель показал в сторону своего забора. Мы приглядевшись, увидели прикреплённый канцелярскими кнопками лист из ученической тетрадки с надписью печатными буквами, обведёнными по несколько раз для заметности: «Не лазить. ЖИЖА».