Эльвиркино утро. Глава 11. Подгорный

      
      Эльвирка играла, росла и, как только перешагнула свой дошкольный возраст, она поняла, что мир окружающий ее не ограничивается только семьей. Но вот что такое окружающий мир — это было ей еще не понятно. Это было большой тайной, волнующей ее детское сознание и  поднимающее бурю чувств в ее маленькой, детской душе.
     Вот хотя бы взять поселок, в котором она жила, только лет в восемь она поняла, что называется он — Подгорный. Подгорный.., поселок небольшой, расположенный под невысокой горой, очень зеленый весной и совсем белоснежный зимой, и до слез родной... До слез родной, Эльвирка любила его, он был такой уютный и немного шальной. Только шалости его были невинны, и шутки беззлобны, а люди добры. Люди были особенны и просты, это трудно объяснить, когда особен и прост человек, это Эльвирка хорошо чувствовала, а вот объяснить не могла. Ну попробуйте объяснить, если он — Человек — большой трудяга, очень занятой, намного старше ее,  улыбается ей и шутит с ней, а не проходит молча, словно не заметив.
     Вот какие Человеки — люди жили рядом с ней! Простые и особенные и еще интернациональные. Интернациональные.., слово то, какое-то умное, длинное, его Эльвирка еще, как-то не совсем понимала. Да его в деревне и не часто произносили. И, наверное, многие, как и Эльвирка  его даже не знали, они просто жили в одном поселке одной жизнью, одними заботами, одними шутками. И если один обижался, а кругом все смеялись, то и обижаться долго было невозможно, все равно в, конце концов, засмеешься! А смеялись часто и  по любому поводу. Ну как не засмеешься, если дедушка Сакпар пришел в магазин и, забыв слово халва, просит продавца: «Дочка, будь добра, дай мне голова!»
      — Что Вам, дедушка?
      — Ну это... сладкая голова.
      — Вам, дедушка, халву?
     И очередь хохочет, и продавец хохочет, и дедушка хохочет: «Я, дочка, забыл».
      Но и это ещё не всё, вся хохочущая очередь вышла на улицу, и «пошло» и «поехало», — и к вечеру уже во всех домах смеялись за вечерним чаем, над тем, как дедушка Сакпар сладкую голову покупал. Каждый смеялся со всеми, и все смеялись над каждым, кто промашку дал. Каждый знал каждого и кто, чего стоит, а потому и не обижались.
     Здесь был интернационал, здесь все друг друга понимали. Хотя, иногда и происходили такие случаи, как вчера, когда вечером  приехали трактористы с полевого стана и, хохоча, «разнесли» по домам рассказ о том, как паренёк, недавно приехавший из другой республики, впросак попал.
     А дело было так. Трактористы, закончив работу, глушили свои тракторы и, умывшись, занимали места за столом. Все шло своим чередом, пока голубцы не подали. Не поняв, что это за блюдо, он вдруг громко сказал: «Один котлет давал, и тот капустой замотал!» Тишина зазвенела от хохота. Смеялись с удовольствием и долго, а когда успокоились и вновь воцарилась тишина, тракторист, сидевший напротив паренька, моргнул ему, на что паренек ответил: «Что глазом шатаешь?» И опять тишина зазвенела! И было трактористам не до сладкого компота. И паренек не обиделся, он смеялся вместе со всеми потому, что понял, здесь не высмеивают, здесь просто смеются потому, что смешно, потому что здесь интернационал! Здесь в каждом доме говорят по-разному, здесь говорят на языке дружбы и человечности. Здесь все об этом знают, знал об этом и паренёк, знает об этом и немецкая девочка  Эльвирка. Ведь были они интернационалистами и были они из Подгорного, небольшого поселка, расположенного под невысокой горой, который был очень зеленый весной и совсем белоснежный зимой, и до слез родной... До слез родной!