de omnibus dubitandum 110. 191

ЧАСТЬ СТО ДЕСЯТАЯ (1899-1901)

Глава 110.191. НАПРАСНО, ОБРЕМЕНЯЮЩИЙ ВОЙСКО ДОНСКОЕ…

    В конце XIX века в Военном министерстве Российской империи стала вызывать беспокойство возможность реализации казачьей воинской повинности коренным населением Области Войска Донского, и в столице решили разобраться, что же происходит в казачьем регионе. Первым обстоятельством, привлекшим внимание к экономическому положению донского казачества, явилась региональная эпидемия чумы рогатого скота, разразившаяся в 1891–1892 годах. Воздействие этого стихийного бедствия на Войско Донское оказалось настолько сильным, что даже российский император Александр III лично вмешался в ситуацию и своим указом в 1893 году выделил в качестве безвозвратного пособия населению Области Войска Донского денежные средства в размере 100 тысяч рублей {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176а, л. 1об.}.

    Распределение финансовой помощи было возложено тогда на начальника Главного Управления Казачьих Войск, Генерального штаба генерал-лейтенанта Василия Александровича Бунакова (1839–1897), который занимал должность начальника Главного Управления Казачьих Войск в 1891–1897 годах. Можно полагать, что именно В.А. Бунаков, посвятивший в буквальном смысле последние годы своей жизни заботам об улучшении экономической и военной составляющей повседневной жизни Казачьих Войск, принимавший многие неотложные меры к усилению их боеготовности, своими реальными делами предопределил создание специальной комиссии под руководством Н.А. Маслаковца, которой поручалось внимательнейшим образом разобраться в сложившейся ситуации.

    С опорой на архивные материалы РГВИА, мы, вслед за высшими военными чиновниками попробуем глубже вникнуть в суть проблемы. При этом в качестве примера общедонского контекста попытаемся включить сюжеты по Милютинской станице и Донецкому округу в целом.

    Примечательно, что члены комиссии посетили в Донецком округе следующие 8 станиц: Каменская (окружная), Гундоровская, Казанская, Вёшенская, Еланская, Милютинская, Усть-Белокалитвенская и Калитвенская и два больших хутора Мигулинской станицы (Мешков и Сетраков), а также проездом побывали в некоторых селениях крестьянских волостей Донецкого округа, лежавших по пути следования {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 104об.}.

    Донская казачья управленская элита в оценке наличествующей в регионе ситуации разделилась на два лагеря, которые мы условно обозначили бы как «традиционалистов», считавших, что ничего не стоит менять, поскольку дела в казачьем крае идут не так уж плохо, и как «реалистов», оценивавших сложившееся положение вещей весьма критически и выступавших за радикальные перемены в жизни донского казачества.

    По существу вопрос ставился о модернизации традиционного казачьего уклада на Дону.

    Борьба заметно усилилась на фоне переходного периода, связанного с вполне ожидаемой сменой Войскового наказного атамана.

    Эту должность с 1881 года занимал князь Николай Иванович Святополк-Мирский, который в 1891 году заранее приобрёл у княгини Марии Львовны Гогенлоэ-Шиллингфюрст в личную собственность имение Замирье с имевшимися там руинами замка XVI века (ныне в Гродненской области Республики Беларусь). Он планировал там провести свою старость и оставить после себя благоустроенное родовое гнездо.

    Деятельная подготовка атамана к возможной своей отставке не могла пройти незамеченной. И, действительно, в 1898 году после очередных назначений в Государственный совет Российской империи Н.И. Святополк-Мирский становится членом этого высшего законосовещательного органа и покидает Дон.

    Временно исполняющим обязанности наказного атамана Области Войска Донского (25 апреля 1898 года – 22 февраля 1899 года) назначается генерал-лейтенант Алексей Петрович Короченцев (1832–1904), председатель распорядительного комитета Войскового офицерского собрания.

    По личному указанию российского императора Николая II в мае-июне генерал произвёл проверку денежной отчётности во всех округах Области Войска Донского, что свидетельствовало и его личных качествах, как человека исключительной честности.

    Параллельно по высочайшему поручению начинается проверка мобилизационной готовности льготных казаков Войска Донского. Причем, Короченцев самостоятельно устанавливал время и места проверки, стараясь оправдать высочайшее доверие {Донцы XIX века. Ростов н/Д., 2003. С. 217}.

    В целом ряде последовавших донесений в военное ведомство исполнявший обязанности наказного атамана Области Войска Донского, генерал-лейтенант А.П. Короченцев «высказывал тревожное опасение, что льготные части, выставляемые Войском Донским, при мобилизации, не вполне будут готовы к походу» {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176а, л. 1об.}.

    Донесения А.П. Короченцова основывались на его персональном опыте изучения актуальной проблемы. В ходе проверки мобилизационной готовности льготных казаков Войска Донского Алексей Петрович в период с 4 ноября по 10 декабря 1898 года осмотрел 18125 казаков и 13833 лошади, а также полагающееся при этом обмундирование, снаряжение и конскую экипировку {Донцы XIX века. С. 217}.

    Безусловно, Короченцев отчётливо понимал, что состояние мобилизационной готовности донских казаков является отражением реального положения дел в экономике Области Войска Донского и свидетельством социального самочувствия донского казачества. Ведь Алексей Петрович, будучи с 1896 года председателем распорядительного комитета Войскового офицерского собрания, занимался проблемами материальной поддержки донских офицеров, находившихся на льготе. Именно он организовал «продовольственный склад с винным погребом и закройную мастерскую с запасом материала по обмундированию и снабжению, для чего вложил в дело значительные средства» {Донцы XIX века. С. 217}. Это помогло не только решить вопросы льготного снабжения донских офицеров (особенно нуждающихся) продовольствием, обмундированием и снаряжением, но и использовать полученную от организованного дела прибыль на различные благотворительные дела.

    Донесения А.П. Короченцева в военное ведомство о тяжёлом экономическом положении донского казачества не были гласом вопиющего в пустыне. Беспокойство сложившейся экономической ситуацией в регионе высказывали донские дворяне, которые в начале 1898 года «в своём всеподданнейшем прошении, докладывали, что современное экономическое положение донских казаков представляет тяжёлую картину прогрессивно растущей среди них нужды, могущей, в недалёком будущем, привести к нежелательным последствиям» {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176а, л. 1об.}.

    Указанные обстоятельства, наряду с другими причинами, предопредели не только создание комиссии Н.А. Маслаковца, но и последующую служебную поездку Военного министра Российской империи в Область Войска Донского в 1900 году.

    В ходе служебной проверки комиссии Н.А. Маслаковца в 1900 году, в частности, было установлено, что «как по абсолютной, так и по относительной величине площади офицерских участков, Донецкий округ стоит далеко впереди всех прочих военных округов. По устройству поверхности Донецкий округ представляет из себя степную равнину, лишь слегка всхолмленную в средней своей части, составляющий водораздел между верхними частями рек Дона и Донца. Климат в округе континентальный, более суровый, но зато и более постоянный, чем в южных частях области. Почва в Донецком округе чернозёмная, но в некоторых местах, вследствие полного истребления лесов, образовались значительные площади песков. Главным занятием в Донецком округе как казачьего, так и крестьянского, населения является хлебопашество, а за ним скотоводство»...

    «По численности населения Донецкий округ занимает первое место среди прочих округов области; на его территории проживает около 1/5 части всего населения области. Неказачье население, составляющее около 54 % всего населения (значительно больше, чем во всех других военных округах), занимает широкую полосу, тянущуюся по середине округа, с востока на запад, и отделяющую станицы, расположенные по верхнему Дону (Казанскую, Мигулинскую, Вешенскую и Еланскую) от остальных 8 станиц округа, расположенных по Донцу или вблизи его» {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 105}. «В общем числе жителей Донецкого округа (482.000) заключается лишь 11.000 раскольников (2 %), 3.720 чел. других христианских исповеданий (менее 1 %) и 122 чел нехристиан; а затем все остальное население округа – православные» {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 105об.}.

    Комиссия Н.А. Маслаковца оказалась не единственной, кому предстояло прояснить истинное положение вещей. В начале 1899 года Дон посетила комиссия во главе с генералом от кавалерии Александром Фёдоровичем Петровским. Она проверяла состояние конского состава на Дону и посчитала его вполне удовлетворительным. Исполнявший тогда обязанности наказного атамана Области Войска Донского, генерал-лейтенант А.П. Короченцев с личного разрешения императора представил к 1 марта 1899 года другой отчёт, где доказал наличие серьёзных экономических и вытекающих отсюда мобилизационных проблем в Войске Донском, а также изложил свои предложения по исправлению сложившейся ситуации {Донцы XIX века. С. 218}.

    Эта борьба стоила Короченцову должности Войскового наказного атамана, несмотря на монаршее благоволение к нему сразу трёх российских императоров: Александра II, Александра III и Николая II. При этом его отчёты и донесения в военном ведомстве были признаны верными, точно также как и результаты работы комиссии Н.А. Маслаковца.

    Генерального штаба генерал-лейтенант Николай Алексеевич Маслаковец (1833–1908) без малого двадцать лет прослужил в Войске Донском (23 октября 1864 года – 11 августа 1884 года). Его карьера на Дону началась с незначительной должности межевого ревизора в Донской межевой комиссии и завершилась на высокой должности помощника Войскового наказного атамана с присвоением чина генерал-майора. Поэтому он отлично знал донской регион и состоявшееся 16 июня 1898 года его назначение главой комиссии по исследованию причин, подрывающих хозяйственный быт Донского Казачьего Войска, было вовсе не случайным актом со стороны тогдашнего Военного министра Российской империи Алексея Николаевича Куропаткина (1848–1925).

    Неоднократные обращения в военное ведомство, в том числе со стороны высших должностных лиц Области Войска Донского, не могли не волновать военного министра, ибо речь шла о мобилизационной готовности казачьих воинских частей. Важность мобилизационной готовности казачьих воинских частей Области Войска Донского предопределялась, прежде всего, географическим положением Войска по отношению к западным границам Российской империи.

    По сведениям Военного министра донцы на рубеже XIX – XX вв. выставляли одну четвёртую из числа строевых частей всей русской кавалерии в мирное время и одну вторую – в военное время, а Войско Донское занимало первое место среди всех одиннадцати Казачьих Войск Российской империи {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176а, л. 1}.

    Комиссия Н.А. Маслаковца обстоятельно проанализировала состояние дел во всём Войске Донском. В ходе поездки Военного министра в донской регион материалы комиссии были существенно дополнены. В результате появился «Отчёт Начальника Главного Управления Казачьих Войск, командированного по ВЫСОЧАЙШЕМУ повелению в 1900 году в Область Войска Донского» с довольно обширными приложениями, которые образуют часть архивного дела «Приложения к отчёту о служебной поездке Военного Министра в Область Войска Донского в 1900 году». Приложение LХIII к вышеназванному отчёту охватывает материалы, касающиеся Донецкого округа. Столь обстоятельные сведения не могли быть собраны одномоментно, и являются итогом кропотливой предварительной работы, проделанной под руководством Н.А. Маслаковца. С другой стороны, Начальник Главного Управления Казачьих Войск, генерал-лейтенант Павел Осипович Щербов-Нефедович являлся ординарным профессором Николаевской академии Генерального штаба (с 7 августа 1890 года), что не могло не отразиться на качественных характеристиках итогового отчёта.

    Так, при освещении вопросов административного управления в Донецком округе в отчёте Начальника Главного Управления Казачьих Войск, генерал-лейтенанта Павла Осиповича Щербова-Нефедовича (занимавшего должность с 21 января 1897 года по 30 января 1907 года) формулируется предложение о разделении этого округа «на два самостоятельных округа», «в виду обширности Донецкого округа и затруднительности частных сношений окраин округа с его окружной станицей (Каменская)», о чём ходатайствовали «как окружный атаман, так и казачье население северной части (наиболее удалённой от административного центра)».

    «Действительно, по своему пространству Донецкий округ слишком в два раза больше Черкасского и в полтора раза больше 1-го Донского и Хопёрского округов, а по численности населения – в два раза больше Черкасского, 2-го Донского, Усть-Медведицкого и Хопёрского округов; а потому, при разделении его на две части, величина каждой из них подходила бы к величине прочих округов» {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 106об.}. Как известно, Верхне-Донской округ появился позже, лишь осенью 1918 года, в условиях Гражданской войны.

    Члены комиссии Начальника Главного Управления Казачьих Войск посетили станичные сборы и остались довольны увиденным, особенно осведомлённостью казаков о станичных и хуторских делах.

    «Внешний вид сборов имеет известную представительность, благодаря присутствию на них отставных офицеров и заслуженных нижних чинов; в станице же Каменской на сборе было приглашено и местное духовенство. На сборы, в большинстве станиц, выборные являлись в форменном казачьем обмундировании, за исключением станицы Милютинской, где большинство выборных было в гражданском платье... Во всех посещённых станицах, атаманы – выборные, а не по назначению начальства. Материальное положение их вполне достаточное: от 1.200 [рублей] до 1.500 р[ублей] жалованья в год, и только в станице Милютинской станичный атаман получает 900 рублей» {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 106об.}.

    Станичный атаман выполнял в те времена весьма разнообразные и ответственные управленческие обязанности, особенно «в деле благоустройства и соблюдения надлежащего порядка в станицах». На эту должность тогда выбирали только офицеров, причём, по большей мере «из числа льготных офицеров, числящихся в комплекте строевых частей», чтобы они были «не старые и достаточно энергичные» {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 106об.}.

    Следующей важной фигурой являлся помощник станичного атамана, подбираемый на должность из числа нижних чинов. Его должностные функции сводились «к взысканию со станичных обывателей, по поручению станичного атамана, разного рода податей и к выполнению различных полицейских обязанностей». Жалование в Донецком округе помощники станичных атаманов получали в размере от 120 до 400 рублей {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 107}.

    Судя по величине жалования самого станичного атамана в Милютинской станице, его помощник довольствовался также минимальной суммой, ибо существовало соответствие в должностных окладах.

    Станичные казначеи выполняли хлопотные обязанности по аккумулированию необходимых денежных средств для различных станичных надобностей. Как отмечала комиссия, «станичные казначеи, выбираемые большею частью, из нижних чинов, обыкновенно лишь с трудом справляются со своими обязанностями, и полный порядок по денежной части замечался только в тех станицах, где станичный атаман сам руководит действиями станичного казначея». Жалование станичного казначея в Донецком округе составляло от 120 до 420 рублей {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 107}.

    Вероятно, в Милютинской станице оно приближалось к минимальной сумме. Станичные писаря вели всё делопроизводство станичного правления. «Состав станичных писарей в станицах Донецкого округа вполне удовлетворительный, люди эти вполне грамотные и толковые. Хотя при авторитетном положении во глазах станичного населения станичных атаманов из офицеров, писаря не могут играть самостоятельной роли, но значение их все-таки велико, в виду обширности переписки и многосложности обязанностей станичных правлений».

    Жалование станичного писаря в Донецком округе составляло от 120 до 360 рублей {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 107}. Скорее всего, в Милютинской станице оно приближалось к минимальной сумме из обозначенных параметров.

    Ведение станичного делопроизводства регламентировалось ст. 41 «Положения об общественном управлении станиц Казачьих Войск» 1891 года. Кроме того, имелись «книги, необходимость ведения коих вытекает из других законоположений или вызвана практикой, а именно: 1) алфавитный список нижних чинов запаса, постоянно проживающих в станице, 2) книга о временно отлучившихся из мест постоянного жительства нижних чинов запаса, 3) книга о временно проживающих из других мест нижних чинов запаса, 4) список ратникам ополчения первых четырёх возрастов, 5) списки (на случай мобилизации) лошадям, приторгованным для казаков 3-й очереди». Вели в станичных правлениях Донецкого округа и «некоторые другие книги и журналы станичного правления», а в целом делопроизводство станичных правлений оценивалось комиссией как удовлетворительное.

    Не вызывала особых нареканий у комиссии и деятельность станичных судов в Донецком округе {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 108}. Хуторские атаманы в системе местной администрации по социально-правовому статусу приравнивались к помощникам станичных атаманов. «Хуторские атаманы, выбираемые хуторскими обществами, в Донецком округе состоят исключительно из нижних чинов; содержание получают по усмотрению хуторских обществ. Самостоятельной роли они не играют, а являются исполнителями распоряжений станичного атамана» {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 107}.

    В отчёте Начальника Главного Управления Казачьих Войск обращается внимание на состав населения станиц Донецкого округа, в особенности на процент иногороднего населения, и подчеркивается: «по относительной малочисленности иногородних в станицах Донецкого округа (11 %), они не могут играть здесь значительной роли в станичном быту и существенно влиять на экономическое положение станиц и на станичные порядки». Однако в Милютинской станице количественный уровень иногородних достигал 22 %. {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 108}.

    Поскольку учёт населения вёлся тогда по станичному юрту в целом, то, в  объяснении значительного процента иногородних в Милютинской станице, прежде всего, следует исходить из наличия в составе её станичного юрта следующих посёлков иногородних: Семёновка, Козинка, Ново-Богородицкий {Памятная книжка Области Войска Донского на 1912 г. С. 65}.

    Главнейшим источником средств и материального благосостояния донского казака, как воина-хлебопашца, составляла на рубеже XIX – XX веков земля.

    Нормативные основы землепользования устанавливало «Положение о поземельном устройстве Казачьих Войск 1869 г.», утверждённое императором Александром II 21 апреля 1869 г. Анализ правоприменительной практики этого нормативно-правового акта осуществил В.Н. Сергеев, который исходил из его важнейшего значения для реформ Казачьих Войск в царствование Александра II {Сергеев В.Н. Положения о поземельном устройстве в Казачьих Войсках 1869 г. (законоприменение в 1870-1917 гг.) // Северо-Кавказский юридический вестник. 2009. № 3. С. 23}.

    Оптимальный размер поземельного надела казака был определён тогда в 30 десятин удобной земли на каждую душу мужского пола Войскового сословия. С течением времени общий земельный надел казаков, пропорционально росту населения постепенно уменьшался, и в Войске Донском к 1 января 1900 года на каждого казака, в среднем, приходилось только 13,4 десятин удобной земли {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176а, л. 1}.

    В Милютинской станице общее земельное довольствие составляло 78456 десятин, в том числе удобной земли – 72391 десятина. При этом станица являлась наименьшей в округе по численности населения, и в ней насчитывалось в общей сложности 1713 дворов и проживало 12028 жителей.

    В состав станичного юрта входило 19 хуторов, в трёх из которых отсутствовало самостоятельное хуторское правление. В самой станице Милютинской имелось 279 дворов и проживало 1497 жителей.

    Основная часть населения юрта Милютинской станицы расселилась по станичным хуторам. Если посмотреть общий статистический подсчёт хуторских жителей, то в среднем милютинском хуторе насчитывалось всего 75 дворов с населением 554 человека. Однако наибольшие показатели по милютинским хуторам достигали 136 дворов с населением 1086 человек. Минимально же в милютинском хуторе имелось 26 дворов с населением 131 человек.

    Для сравнения: непосредственно в окружной станице Каменской располагалось 1941 дворов и проживало 10752 человек, в станичном юрту насчитывалось 33 хутора с хуторскими правлениями, а величина среднего хутора незначительно отличалась от среднего милютинского хутора и составляла 82 двора с населением 559 человек. Примечательно, что в станицах Вёшенская и Гундоровская 94 % населения проживали в хуторах {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 108об.}.

    В докладе о результатах командировки Начальника Главного Управления Казачьих Войск, генерал-лейтенанта Павла Осиповича Щербова-Нефедовича в 1900 году в Область Войска Донского можно обнаружить ещё ряд обобщающих цифр по станице Милютинской.

    В станице проживало 988 казаков, из них: 519 мужчин и 469 женщин.

    Иногородних насчитывалось в станичном поселении 509 человек, из них: 259 мужчин и 250 женщин. Всего же в станице числилось 1497 жителей. В хуторах Милютинской станицы насчитывалось 8388 казаков, из них: 4139 мужчин и 4249 женщин. Иногородних в хуторах проживало 2143 человека, из них: 1125 мужчин и 1018 женщин.

    Итого в Милютинском казачьем юрту было 4658 казаков мужчин, а иногородних - 1384 мужчин. Всего казачьего населения насчитывалось 9376 человек, иногородних – 2652 человек, или суммарно всего населения – 12028 человек.

    Таким образом, иногородних в самой станице проживало 22 %, но основная часть населения (88 %) распределялась по хуторам Милютинской станицы {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 1950, л. 25об, 26}. Средний душевой надел в Милютинской станице составлял 16 десятин, и, хотя он являлся самым большим среди станиц Донецкого округа, его размеры были «намного ниже установленной нормы (25 десятин), но значительное увеличение их довольно затруднительно».

    Не было кардинальных возможностей для изменения ситуации, поскольку «свободных Войсковых земель имеется в пределах Донецкого округа всего 138.000 десятин, так что если бы можно было всю эту землю нарезать в дополнительные наделы станиц, то и при этом условии, средний душевой надел всего округа увеличился бы только на 1,2 десятины.

    Однако обратить все эти земли в станичные не представляется возможным, так как, с одной стороны, они служат источником довольно крупного дохода для Войскового капитала, а с другой, значительная часть их арендуется крестьянами соседних волостей Донецкого округа, которые наделены землёю в крайне недостаточном количестве; при изъятии означенных земель из ведения Войска в распоряжение станиц, крестьяне могут быть поставлены в весьма тяжёлое положение» {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 109}.

    В отчёте Начальника Главного Управления Казачьих Войск подчёркивалось: «Дополнительных наделов ни одна из станиц Донецкого округа не имеет, так как в Донском Войске увеличение душевого надела практиковалось не прирезкой земли к существующим юртам, а образованием новых юртов на Войсковых землях, с переселением на них казаков из малоземельных станиц.

    В Донецком округе к числу таких станиц принадлежит станица Милютинская, образованная в 1876 году из нескольких старых хуторов других станиц, с добавлением к ним Войсковой земли; в настоящее время эта станица вполне заселена и, как недавно учреждённая, имеет наибольший душевой надел, из всех станиц округа (16 десятин удобной земли)» {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 109}. Для станичных общественных надобностей в Милютинской станице выделялось 49 % всей удобной юртовой земли, в том числе под содержание конноплодовых табунов – 2,7 %.

    При этом из указанных земельных площадей сдавалось в аренду 13,9 % удобной юртовой земли. Тем самым, для распределения паевых наделов поступало 51 % удобной юртовой земли. Средняя величина казачьего пая достигала в Милютинской станице 13 десятин {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 109об.}.

    Существовал определённый порядок распоряжения юртовыми землями. «Распределение общего станичного надела между отдельными хуторами производится периодически (в большинстве станиц – каждые 10 лет), по расчёту числа паевых в каждом хуторе и с прибавкой соответственного участка для хуторского выгона; к числу паевых присчитываются также и малолетки мужского пола, начиная с известного возраста, в зависимости от срока передела (если передел производится на 10 лет, то, начиная с 7-ми летнего возраста, так, чтобы ко времени нового передела все эти малолетки достигли паевого возраста – 17 лет)…

    При нарезке паев обращается особое внимание на то, чтобы все члены хуторского общества получили пай, по возможности одинакового достоинства. Для достижения сего, хуторская земля делится на несколько участков, в зависимости от качеств земли; в каждом участке каждый паевой получает свою долю, вследствие чего паи получаются черезполосные, разбросанные небольшими кусками в нескольких местах, иногда в довольно значительном расстоянии от хутора» {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 109об.}.

    Такой способ распределения земельных паёв признавался в отчёте неудобным в хозяйственном отношении, поскольку «многие хозяева, преимущественно бедные, не имея возможности обрабатывать лично свои дальние участки, отдают их в аренду, по дешёвой цене, другим лицам (казакам и иногородним), иногда на весь срок передела земли (большею частью – на 10 лет), хотя по закону, таковая аренда допускается на годичный срок.

    Лицам, получившим пай, предоставляется полная свобода в выборе способов пользования ими; они могут эксплоатировать их личным трудом, или же сдавать в аренду другим лицам, Войскового и НЕ Войскового сословий, однако на срок, не свыше одного года.

    При отдаче пая в аренду, казак не обязан заявлять об этом станичному или хуторскому правлению, для отметки в книге сделок и договоров, а потому выяснить с точностью, как именно казаки пользуются своими паями, довольно трудно, но из сведений, собранных на месте, оказывается, что в Донецком округе около 9 % всей паевой земли не обрабатывается самими владельцами паёв, а сдаётся или в аренду иногородним, или же своим, более зажиточным казакам-одностаничникам (мироедам – Л.С.) (в отдельных станицах – от 0,4 % до 16 %). При этом нередко и паи малолетков сдаются в аренду и вследствие чего выпахиваются преждевременно, т.е. до поступления их в пользование настоящих владельцев» {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 110}.

    Станица Милютинская на своих юртовых землях больших лесных массивов не имела, поэтому распределение лесных паёв (как в станице Казанской) для неё не являлось актуальной проблемой. Однако в отчёте содержится описание типичных станичных домов в Донецком округе.

    «Дома в станицах редко деревянные, а большею частью каменные, кирпичные или мазанки из глины; дровяное топливо употребляется в небольшом количестве, заменяясь либо каменным углём (залежи которого имеются в шести станицах по Донцу), либо кизяком, приготовленным из навоза домашнего скота» {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 110}. Углём в Милютинской станице, торговал Пантелей Иванович Мельников. Казаки Милютинской станицы в 1899 году считались самыми богатыми в Донецком округе, поскольку, если в среднем по округу «на одну душу мужского пола Войскового сословия» приходился доход в размере 1 рубль 27 копеек, то в Милютинской станице он достигал 5 рублей 79 копеек {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 110об.}.

    В качестве статей станичного дохода по степени значимости (размерам получаемых денежных средств) признавались: арендная плата за землю (основной источник доходов в пополнении станичной казны), сбор за право торговли крепкими напитками, посажённая плата и другие сборы с иногородних за землю, плата за аренду базаров и ярмарочных мест, плата за наём общественных зданий.

    В Милютинской станице 14 % станичной земли сдавалось в аренду, причём, цена арендных земельных участков не являлась фиксированной и значительно колебалась в масштабах от 61 копейки до 5 рублей за одну десятину в год, то есть в максимальных своих значениях оказывалась самой высокой в Донецком округе (для сравнения в Калитвенской станице пределом арендной платы считались 4 рубля 23 копейки) {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 110об.}.

    Расходная часть станичного бюджета за 1899 год в Милютинской станице составляла 5 рублей 79 копеек на одну душу мужского пола. В отчёте не указывается общая сумма расходов, но, если принять за исходное положение примерно равное количество мужчин и женщин в составе населения Милютинской станице по ранее приведённой нами статистике и учесть общую численность населения 12028 человек (1899 год), то получается, что станичный бюджет примерно составлял 34821,06 рублей.

    Содержание станичной администрации достигало 8,9 % (примерно 3100 рублей), из них жалование станичного атамана Милютинской станицы устанавливалось на уровне 900 рублей в год. Расходы на образование в станице были самыми низкими в Донецком округе, менее 1 % бюджета (не более 348 рублей) {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 111}. Однако исполнялся бюджет с небольшим общим остатком (1 рубль).

    В общем бюджетном обороте Милютинской станицы в 1899 году большую роль играл сбор за разрешение торговли крепкими напитками, который достигал 2150 рублей. Поэтому «введение казённой продажи крепких напитков» (так называемая винная монополия в реформах С.Ю. Витте) вело к существенным убыткам для станичного бюджета казачьих станиц.

    В этой связи Начальник Главного Управления Казачьих Войск, генерал-лейтенант П.О. Щербов-Нефедович в своём отчёте предлагал возместить эти существенные финансовые потери для донских станиц {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 112}.

    Для Милютинской станицы «введение казённой продажи крепких напитков» означало выпадение доходов 6 % из станичного бюджета, поэтому предложение П.О. Щербова-Нефедовича вполне логично.

    Из хозяйственных занятий милютинских казаков по тем временам выделялось скотоводство. Из расчёта на 100 душ мужского пола по казачьим станицам Донецкого округа милютинцы значительно опережали других станичников: если в Милютинской станице этот показатель равнялся 387 головам крупного рогатого скота (11,8 на один двор) и 471 головам мелкого рогатого скота (14,4 на один двор), то в окружной станице Каменской эти цифры составляли: 251 (6) и 327 (7,8).

    Преуспевало в Милютинской станице и иногороднее население с показателями: 81 (6,5) и 96 (7,8). Только в Еланской станице иногородние содержали больше крупного рогатого скота: 190 (5,4), но, как видим, при расчёте на один двор у них крупного рогатого скота содержалось меньше. Причём, в большинстве станиц Донецкого округа иногородним разрешался бесплатный выпас лишь одной головы скота, «за выпас же остального скота взыскивается в станичный доход довольно высокая плата (от 1 до 3 руб. с головы за лето)».

    Тем самым, при обозначенных масштабах скотоводства казачье население получало «довольно значительный доход от продажи живого скота и продуктов скотоводства (шерсть, кожа, сало и проч.)», но для анализируемого нами отчёта не удалось собрать обобщающих цифровых данных {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 113}.

    Милютинские казаки значительно опережали других станичников Донецкого округа и в коневодстве. Из принятого тогда расчёта на 100 душ мужского пола у милютинцев этот показатель равнялся 75 головам (2,3 на один двор), а в окружной станице Каменской эти цифры составляли: 64 (1,5). К милютинцам приближались лишь в станице Усть-Белокалитвенской: 72 (2,1). Преуспевало в Милютинской станице и иногороднее население с показателями: 42 (3,4). Лишь в Еланской станице иногородние содержали больше лошадей: 93 (2,6), но при расчёте на один двор у них поголовья содержалось меньше. По станицам Донецкого округа средние показатели выглядели следующим образом: у казаков – 59,5 (1,9), у иногородних – 24,5 (1,95). Тем самым, конепоголовье у казаков Донецкого округа значительно превышало количество лошадей, имевшихся в хозяйствах иногородних, и лишь в Еланской станице иногородние содержали больше лошадей, чем местные казаки {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 113об.}.

    Благоприятное впечатление на Начальника Главного Управления Казачьих Войск произвёл осмотр станичных табунов, причём он лично осмотрел четвёртую часть всех станичных табунов Донецкого округа. «Каждый табун осматривался по косякам; каждый косяк маток – вместе со своим жеребцом; при подозрении в жеребце каких-либо пороков, его ловили арканом, надевали уздечку и осматривали в поводу, особо тщательно осматривался приплод от него, чтобы обнаружить, не передаёт ли он своих пороков в потомство».

    Особенно отмечена в итоговом отчёте «табунная стража, состоящая из казаков, отбывающих табунную повинность за службу, [она] производит благоприятное впечатление своею расторопностью, ловкостью и знанием лошади» {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 114, 114об.}. Однако в отчёте Начальника Главного Управления Казачьих Войск нет тени благодушия в отношении воинской повинности и военной службы казаков.

    Ещё комиссия Н.А. Маслаковца отмечала, что тягость казачьей воинской повинности в Войске Донском заметно возросла. В 1900 году она превышала повинность, приходящуюся на остальное население Российской империи, приблизительно в 3 раза, поскольку 84,4 % против 29,1 % лиц призывного возраста привлекалось на военную службу. Что же касается остальных 15,6 %, то сюда относились неспособные к службе, больные, учащиеся и торговые казаки. О тяжести воинской повинности свидетельствовал тот факт, что в ежегодный наряд на первоочередную службу отправляли единственных в семье работников. В период 1897–1899 годов всего в Войске Донском привлекли 2077 таких казаков, т.е. иными словами примерно 696 казачьих семей на Дону ежегодно оказывались в затруднительном социально-материальном положении, лишившись своего единственного кормильца {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176а, л. 1об.}.

    Положение казачества усугублялось ростом реальных материально-финансовых затрат на собственную подготовку к воинской службе. На семейный бюджет казаков возлагались расходы по содержанию боевого коня и индивидуального снаряжения для несения воинской службы, причём постоянная готовность сохранялась во время нахождения на льготе для конского состава (4 года) и всего необходимого снаряжения (8 лет).

    Далеко не все казачьи семьи могли справиться с такой экономической нагрузкой. Значительные затраты вызывали летние лагерные сборы казаков старшего возраста приготовительного разряда, ведь требовалось обеспечение собственным продовольствием самих казаков, снабжение сухим фуражом боевых коней, «в случае недостатка подножного корма», надо было предусмотреть «путевые расходы при следовании из станиц и хуторов на сборные пункты и обратно домой». «Что же касается зимних сборов по станицам, то, по заявлению стариков, эти занятия, в большинстве случаев, не вызывают никаких лишних расходов, так как прибывающие из хуторов в станицу малолетки размещаются обыкновенно у своих родственников и знакомых, без всякой платы за помещение, а продовольствуются собственными съестными припасами, привезёнными из дому» {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 114об.}.

    Заслуживает внимания описание в отчёте Начальника Главного Управления Казачьих Войск военного снаряжения рядового казака, действительно выполненное со знанием дела. Причём, это описание примечательно не только самим указанием деталей военного снаряжения, но и чётким распределением всех элементов по основным составляющим: «При выходе на действительную службу, молодой казак должен иметь собственного коня и следующие предметы обмундирования, снаряжения и вооружения:
А) Обмундирование, бельё и обувь: папаху, башлык, шинель, два мундира, 2 пары шаровар, 2 пары сапог, теплушку, {В данном контексте слово «теплушка» означает обычный ватник, который использовался как утепляющий элемент одежды} 3 рубахи, 3 подштанников, 3 пары портянок холщёвых, пару портянок суконных или шерстяных чулков, {Под чулками здесь имеются в виду мужские носки с заведомо удлинёнными голенищами, изготавливавшиеся из плотной шерстяной ткани (сукна), или из шерсти домашних животных} набрющник, {Набрюшник – элемент обмундирования, представлявший собой накладку на живот, изготовлявшийся из ваты и/или иных материалов, обшитых тканью, и функционально предназначенный для утепления и для защиты от возможных повреждений в бою} 2 пары тёплых перчаток, 2 утиральника, {Утиральник (утирка) – полотенце для совершения казаком личных гигиенических процедур. Этим же, словом у донских казаков назывался носовой платок} сумку суконную или кожаную для мелких вещей и перемётные кожаные сумы для одежды, белья и обуви.
Б) Людское снаряжение: портупею, патронташ, поясной ремень, темляк {Темляк (происходит от татарского слова «т;млык») – это ремень, петля, шнур или кисть на эфесе шашки. Темляк в виде петли надевается на кисть руки и служит для предотвращения потери оружия при его выпускании из рук. Использовался также как особый знак отличия при награждении} и револьверный шнур (у вахмистров и трубачей).
В) Конское снаряжение: седло с прибором, уздечку с чумбуром, {Уздечка с чумбуром – это элемент конской упряжи, предназначенный для управления движениями лошади. Уздечка (оголовье) фиксируется на голове лошади и состоит из кожаных ремней (налобного, подбородного, крепления капсуля, парных щёчных, трензеля, парных поводных) и металлических удил. Чумбур – это поводок для лошади. Очевидно, в этом случае имелся в виду удлинённый повод для управления движениями лошади пешим всадником} недоуздок, {Недоуздок – это отдельный элемент конской упряжи, представляющий собой фрагмент уздечки без удил и имеющий вполне самостоятельное предназначение как приспособление для привязи лошади, снабжённое одним поводом (чумбуром), хотя вполне возможна замена уздечки недоуздком при верховой езде на хорошо обученной лошади. Конструкция недоуздка включает суголовный и щёчный ремни, налобник, переносье, подбородный ремень и чумбур} нагайку, {Нагайка – это разновидность плети, изготавливаемой из качественной натуральной кожи и имеющей различное плетение (в том числе с всевозможными вставками), в соответствии с предполагаемым употреблением. У донских казаков нагайка традиционно носилась за голенищем сапога и имела достаточно широкий спектр реального применения и символического предназначения. Она могла использоваться как подгоняющая плеть для лошади, хотя донцы этим не злоупотребляли, а также как орудие справедливого наказания провинившегося казака. Нагайка рассматривалась казаками в качестве традиционного боевого оружия. В символическом плане она являлась знаком перехода власти в семье от отца к сыну, поэтому её не случайно вешали в изголовье младенца. Нагайка могла быть намеренно брошена казаком к ногам уважаемого гостя (старика), и в результате выяснялось его отношение к хозяину нагайки: если гость поднял, вернул и расцеловал, то значит – проявил благосклонность, а если переступил, значит – сохранил старую обиду. Тесть непременно дарил на казачьей свадьбе зятю нагайку, которую затем обычно вешали на левый косяк у двери спальни. Нагайка является символическим (и не только) знаком есаульца и приставов на казачьем круге} вьючку, {Вьючка – это ременное приспособление (крепление) для приторачиваемых к конскому седлу различных вещей. Современные знатоки конской упряжи насчитывают для казачьего седла десять вьючных ремней, позволяющих прикрепить все необходимые всаднику и лошади принадлежности (предметы повседневного обихода, запас продовольствия и фуража)} торбу {Торба в данном контексте означает мешок, в котором хранили походный запас овса. Торбу с овсом одевали на голову лошади для того, чтобы её покормить и чтобы она не разбросала при этом овёс. Торбы в походном положении крепились попарно: впереди всадника и сзади него} для овса, треногу, {Тренога – конское путлище, которым связывают две передние ноги и одну заднюю ногу лошади в целях ограничения её возможного передвижения, как правило, это делается для свободного выпаса} скребницу, {Скребница – элемент конского снаряжения, представляющий собой металлическое приспособление с тупыми зубьями для очистки щетины щетки при ежедневном уходе за кожей лошади} щепигу, {Щепига – это, как мы полагаем, донское название копытного ножа со специальным крючкообразным завершением лезвия, который использовался для чистки конских копыт, в том числе перед подковыванием лошади, а также для ликвидации всевозможных повреждений и дефектов копыт, что гарантировало должную профилактику от вероятностных заболеваний} две пары подков, холщёвые сумы для овса и сухарей.
Г) Вооружение: шашку (винтовки и револьверы приобретаются на счёт Войскового капитала при пособии от казны; пики же заводятся на счёт Войскового капитала полностью)» {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 115}.

    Способы подготовки воинского обмундирования, конского снаряжения и элементов вооружения для выхода казака на военную службу, а также порядок приобретения вышеназванных предметов были различны.

    По большей мере, для этого привлекались личные материально-финансовые средства казака, и потому все эти вышеперечисленные вещи составляли его частную собственность. Бельё, всякие бытовые мелочи изготавливались в домашних условиях. Мундир и предметы снаряжения (людского и конского) приобретались казаками в комиссионерских магазинах, или же в военно-ремесленных школах (ближайшая для милютинцев военно-ремесленная школа располагалась в окружной станице Каменской). Также для снаряжения на службу казаки пользовались услугами проверенных частных мастеров. Казачьи шашки заказывались Войсковым начальством на Златоустовском металлургическом заводе (где производство холодного оружия было налажено ещё с 1815 года по указу императора Александра I. – Л.С.) и затем продавались казакам по номинальной стоимости {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 115}.

    Как отмечалось в отчёте Начальника Главного Управления Казачьих Войск, «по заявлениям станичников, они предпочитали бы приобретать предметы обмундирования и снаряжения у частных мастеров, что обходилось бы им дешевле и было бы лучше, так как заказ производился бы в своей станице, без накладных расходов на пересылку, и, притом, на глазах заказчика. Изделиями комиссионерских магазинов казаки вообще недовольны, по их якобы недоброкачественности, особенно ремней и вообще кожаного прибора.

    В настоящее время Войсковым наказным атаманом разрешено казакам приобретать все необходимые им предметы, при выкомандировании на службу, где угодно, лишь бы всё было установленного описаниями качества и размеров» {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 115}.

    В Донецком округе смогли добиться подготовки хорошего конского поголовья для нужд казачьей службы. «Для лучшего обеспечения казаков сменных команд вполне пригодными строевыми лошадьми, все станицы Донецкого округа, приговорами станичных сборов, воспретили членам своих обществ продажу приплодков от кобыл станичного конноплодового табуна на сторону до тех пор, пока все казаки очередной команды не будут снабжены годными строевыми конями; некоторые же станичные общества установили даже и цену, не дороже которой должны быть уступаемы приплодки своим одностаничникам при выкомандировании их на службу» {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 115}. Однако, в целом выход казака на службу являлся достаточно затратным для казачьей семьи мероприятием, и далеко не все казаки могли безболезненно, без особо ущерба для своего хозяйства решить эту проблему. «По показаниям стариков Донецких станиц, стоимость снаряжения казака на службу составляет в настоящее время [на 1900 год. – Л.С.], обыкновенно, от 200 до 250 руб., причём конь обходится около 100 руб., а всё прочее от 100 до 150 руб.». {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 115об.}.

    Единовременно выложить такую приличную по тем временам денежную сумму оказывалось затруднительно даже для казачьих семей со средним достатком. А если же приходилось снаряжать на службу подряд сразу двух сыновей, то без ущерба для хозяйства это никак не обходилось. Бедные казачьи семьи при выходе казака на службу обращались за помощью к станичному обществу, чтобы за счёт станичного капитала выполнить самую главную – воинскую повинность. В таких случаях оформлялась денежная ссуда, которая материально обеспечивалась путём передачи (изъятия) в распоряжение станичного общества принадлежащего по закону казаку земельного пая, затем сдаваемого в аренду, и в результате погашался возникавший долг казака перед станицей. Это делалось на добровольной основе, когда главы казачьих семей сами предлагали земельные паи для гарантированного снаряжения сыновей на воинскую службу (и тем самым снимали с себя всякую ответственность за подготовку казачьей молодёжи к выходу на службу), или же в принудительном порядке, если казак не мог погасить образовавшийся долг, и тогда у должника временно (полностью или частично) изымался земельный пай в счёт долга, чтобы с помощью передачи земельного участка в аренду возместить накопившийся денежный долг перед станицей. Среди станиц Донецкого округа в Милютинской станице временное изъятие земельного пая в счёт погашения долгов было очень редким явлением, ибо побогаче жили, чем другие станичники. Не практиковалось изъятие паёв только в станице Еланской, то там долги на 1 января 1900 года достигли 9810 рублей. В Милютинской станице этот показатель оказался самым низким в Донецком округе и составлял 1487 рублей при 17 изъятых полных земельных паях из 2814 наделённых казакам. Для сравнения в окружной станице Каменской при 7386 паях временно станице в счёт погашения долга отошли 54 пая, а долг местных казаков за снаряжение равнялся сумме 26 199 рублей, {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 115об.} ибо явно победнее жили там казаки, чем в Милютинской станице. Милютинцы, в отличие от казаков других станиц Донецкого округа, предпочитали самостоятельно готовить себе боевых коней. Так, в 1899 году из 34 казаков Милютинской станицы, направляемых на службу в конные части, только 4 человека приобрели строевых лошадей на станичные средства. Для сравнения: в Каменской так поступил каждый третий (24 из 77), в Вёшенской – каждый пятый (19 из 105), в Еланской – каждый четвёртый (11 из 43), в Усть-Белокалитвенской – каждый пятый (17 из 81) {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 116}.
К началу ХХ века сформировался определённый порядок прохождения службы донскими казаками, или как тогда говорили нахождения в строевом разряде. «В мирное время казаки строевого разряда, за исключением пользующихся правами по образованию, обязаны пробыть на действительной службе, в первоочередных частях, 4 года, после чего спускаются на льготу. Первые 4 года льготные казаки числятся во 2-й очереди (в зависимости от наличного числа казаков средних возрастов строевого разряда, могут числиться во 2-й очереди и 5 лет), с обязательством: а) во всё это время постоянно иметь при себе в полной исправности все положенные предметы обмундирования, снаряжения и вооружения, а также и вполне годных для строя лошадей, и б) ежегодно являться на трёхнедельный срок в лагерные сборы для практических строевых занятий. По отбытию надлежащего срока во 2-й очереди, казаки перечисляются в 3-ю очередь, причём они освобождаются от обязанности содержать строевых лошадей, а для участия в установленных 3-х недельных лагерных сборах призываются только один раз, а именно на третьем году пребывания их в этой очереди. Последовательность назначения казаков одной присяги на действительную службу в первоочередные полки определяется станичными очередными списками, составляемыми, на каждый год, станичными правлениями, на основании особо установленных для сего правил». {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 116}. Конечно же, тогда находились среди донских казаков те, кто изначально хитрил при выходе на службу. Одни добивались всяческими окольными путями получения незаслуженной отсрочки (льготы). Другие сказывались очень бедными и не способными по своему имущественному положению подготовиться к воинской службе, причём получали об этом необходимое решение станичного сбора, хотя их имущество оценивалось даже при минимальных подсчётах в 300–500 рублей. Третьи необоснованно включали в состав своих семей для попечения родителей жены (тестя и тёщу) и за счёт большого количества иждивенцев обретали желаемую льготу (отсрочку), хотя она полагалась только для семьи самого казака {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 116}. Тем не менее, мобилизационная готовность льготных и запасных частей Донецкого округа оставалась достаточно высокой, что подтверждали личный осмотр Начальником Главного Управления Казачьих Войск складов имущества льготных частей округа, а также чёткое и квалифицированное ведение мобилизационного делопроизводства во всех станичных правлениях. Однако из донецких станиц только в Милютинской станице ключ от мобилизационного шкафа находился в распоряжении писаря по военной части, а не у станичного атамана, как это предписывалось соответствующими инструкциями {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 117}. По существовавшему на 1900 год военному мобилизационному плану Донецкий округ выставлял: «штаб и обоз 5-й льготной дивизии; 27-й, 28-й, 29-й, 44-й, 45-й, 46-й льготные полки; 5-ю и 6-ю сотни и 15-е и 16-е ряды Лейб-гвардии казачьего полка, три сотни 52-го полка, 9 отдельных, 10-ю, 11-ю, 12-ю и 18-ю запасные сотни». Военное имущество всех вышеперечисленных частей в мирное время хранилось в окружном военном складе в станице Каменской, и при необходимости оно извлекалось для снабжения подразделений. Здесь же, на определённом удалении от окружной станицы располагался общий для казачьих подразделений пороховой погреб {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 117, 117об.}. У Начальника Главного Управления Казачьих Войск, генерал-лейтенант Павла Осиповича Щербова-Нефедовича сложилось очень благоприятное общее впечатление о казаках Донецкого округа: «С внешней стороны, казаки Донецких станиц производят весьма благоприятное впечатление. Это народ, большею частью рослый, здоровый; в обращении – довольно приветливый, и в сношениях с начальством – хотя несколько сдержанный, но без угрюмости; своим званием «казака» дорожат крепко и, вообще, чувство собственного достоинства развито у них сильно. Почти на все станичные сборы выборные являлись в форменной одежде; при обсуждении общественных дел, держали себя вполне прилично, не перебивая без надобности друг друга, не возбуждая неумеренных споров и, вообще, не производя шума и безпорядков; всё это может служить указанием на то, что казаки дисциплинированы в должной мере. Нельзя не отметить и того обстоятельства, что, заявляя о дорогой стоимости снаряжения на службу, затруднительности содержания строевого коня льготными казаками 2-й очереди и тяжести лагерных сборов, выборные не жаловались, однако, на общее обеднение казаков и на упадок их материального благосостояния; жалобы такого рода поступали только от отдельных лиц, преимущественно при личном посещении домов малоимущих казаков в станицах и хуторах. Но почти во всех станичных сборах, приходилось выслушивать заявления о неудобстве мундира новой формы, который вообще не нравиться казакам (похож на халат, полы слишком длинны, затрудняется быстрое вскакивание на коня и спешивание)… Выборные Донецких станиц не жаловались на общее обеднение и упадок материального благосостояния; и действительно, – судя по жилищам, размеру хозяйств и внутренней домашней обстановке, - средний уровень зажиточности казаков значительно выше, чем у соседних крестьян. Но, тем не менее, за исключением лишь богатых казаков (засевающих до сотни десятин и содержащих много лошадей и рогатого скота) снаряжение сына на действительную службу, в большинстве случаев, расстраивает, до известной степени, казачье хозяйство и вовлекает хозяина в более или менее значительные долги» {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 118, 119}. Мобилизационная готовность казаков Донецкого округа также оценивалась очень высоко, на уровне, превышающем предъявляемые требования: «Готовность к военному походу отдельных казаков едва-ли может вызывать опасения. Если в мирное время у некоторых казаков 2-й очереди не имеется вполне годных для похода лошадей, то, в предвидении мобилизации, станичники, несомненно, примут все возможные меры, чтобы посадить своих сыновей на надёжных коней. Казаки же 3-й очереди и запасного разряда получат недостающих лошадей по военно-конской повинности, с уплатой за сих лошадей из Войскового капитала. Недостатка в людях, при формировании льготных и запасных частей, не будет, ибо общая численность казаков, подлежащих призыву при мобилизации, значительно превышает штаты военного времени (к 1 января 1900 года, во всем Донском Войске числилось по спискам казаков старшего возраста приготовительного разряда и строевого и запасного разрядов, за выключением 12 % на слабых и больных, – около 98.000 чел; по штатам же военного времени потребно около 70000 чел.)» {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 176-б, л. 119}. Комиссия Н.А. Маслаковца проанализировала посемейные списки 36 станиц из 110 станиц шести основных военных округов Донской области (за исключением Ростовского, Таганрогского и Сальского) и «в отношении имущественного благосостояния» выделила группы казачьего населения. Первая группа может быть обозначена, если следовать материалам комиссии, как группа состоятельных хозяев. Эти казачьи семейства составляли «вполне обеспеченную часть Войскового сословия, могущую без особенного для своего хозяйства ущерба выполнять все лежащие на казаках личные и денежные повинности и даже выставлять в совершенно исправном виде одного из своих членов на действительную службу в войсковых строевых частях». Они вели самостоятельное хозяйство, производительная мощность которого опиралась на наличие живого инвентаря в количестве не менее четырёх пар быков и двух лошадей. В среднем на каждый двор этой группы приходилось «по 2,98 паевых казаков и по 6,7 остальных членов семьи, по 3,93 пары быков, по 10,55 гулевого скота, по 4,77 лошадей и по 26,30 овец» {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 1948, л. 23об.}. Вторая группа может быть обозначена, если следовать материалам комиссии, как группа относительно самостоятельных хозяев. Сюда отнесли казачьи семьи, которые могут «работать вполне соответственными условиями почвы орудиями, что вынуждает их прибегать к орудиям более облегчённого типа, несмотря на вредное влияние их на урожайность полей, но, тем не менее, хозяева этой группы для обработки своих земель к посторонней помощи ещё не прибегают. Результат же их хозяйственной деятельности таков, что, обеспечивая семье необходимые средства для удовлетворения личных потребностей скромного казачьего бюджета и поддержания хозяйства, семья теряет хозяйственную устойчивость при всяком обстоятельстве, выходящем из среды обыкновенных житейских её потребностей, так как, для удовлетворения являющимся при таких условиях потребностям, хозяину нельзя уже обойтись предназначенными для сбыта продукции его хозяйства, но приходится прибегать к мерам более или менее исключительным, каковы: заём денег на стороне, с подчинением всем тяжким условиям кулака-кредитора (мироеда – Л.С.), или же сбыт части необходимого в хозяйстве живого инвентаря, а, следовательно, и переход, хотя бы временно, в группу хозяев мало имущих». В среднем на каждый двор второй группы приходилось «по 2,18 паевых казаков, по 5,09 прочих членов семьи, по 2,05 пар быков, по 4,90 штук гулевого скота, по 1,88 лошади и по 9,9 овец» {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 1948, л. 23об.}. Третья группа может быть обозначена, если следовать материалам комиссии, как группа малоимущих хозяев. К этой группе отнесли казачьи семьи, «которые по местным условиям хозяйства, самостоятельной хозяйственной единицы собою не представляют и для обработки полей должны прибегать к супряге с соседями или же к найму рабочих сил, с уступкою владельцу наёмной силы или пользования частью своего надела, или части урожая». Эти казачьи хозяйства не располагали собственным живым инвентарём, хорошим набором орудий труда, не выполняли своевременно всякие полагающиеся повинности, не говоря о способности к самой главной – воинской повинности. Эти казаки не могли содержать своё семейство без поиска посторонних заработков, и, как правило, являлись постоянными должниками станичного общества, которое оплачивало «снаряжение их при выходе на действительную службу». В среднем на каждый двор третьей группы приходилось «по 2,07 паевых казаков, по 3,55 прочих членов семьи, по 0,41 пары быков, по 2,13 гулевого скота, 1,05 лошадей и 2,67 овец» {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 1948, л. 23об.}. На основании данных переписи 1897 года и имевшихся в распоряжении комиссии материалов удалось установить количественные параметры трёх групп казачьих семейств на Дону. К первой группе состоятельных хозяев принадлежало 21,6 %, или до 38792 казачьих семейств. Ко второй группе относительно самостоятельных хозяев можно отнести 45 %, или до 80817 казачьих семейств. К третьей группе малоимущих хозяев относились 33,4 %, или до 59985 казачьих семейств {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 1948, л. 23об, 24}.
Тем самым, налицо социальное расслоение донского казачества, выявленное на основе обобщённых экономических показателей. Вполне просчитываемо и состояние мобилизационной готовности казаков Войска Донского. Определены также исходные позиции экономического развития донского региона. Однако общий итог оказывался неутешительным, ибо только пятая часть донских казачьих семейств могла безболезненно для своего хозяйства выполнить главную для казачества воинскую повинность. Что же предлагалось в такой ситуации комиссией?! Среди обширного перечня предлагаемых мер на основе многотомных обобщённых материалов сосредоточимся на изложении позиции комиссии в отношении приготовительного разряда, тем более что они выглядят наиболее радикальными. Во-первых, предлагалось упразднить сам «приготовительный разряд молодых казаков служебного состава, как не удовлетворяющий цели своего назначения и напрасно обременяющий Войско Донское излишними денежными затратами и имущественными потерями в хозяйстве казаков». Во-вторых, производить «призыв казаков на службу и к принятию присяги» к 1 мая «того года, в котором они достигают 21-летнего возраста». В-третьих, принимать военную присягу казаками по станицам, а затем «призванных на службу казаков, для медицинского освидетельствования, собирать по распоряжению окружных атаманов в назначенных для того пунктах полковых звеньев. Здесь же следует производить и распределение принятых окончательно на службу молодых казаков на укомплектование строевых частей 1-й очереди». В-четвёртых, предлагалось «срок отправления сменных команд на действительную службу в составе строевых частей 1-й очереди перенести с февраля месяца на декабрь года призыва казаков на службу». В-пятых, рекомендовалось «принятых на действительную службу молодых казаков вызывать на сборные для сменных команд пункты за семь дней до срока отправления их к местам назначения в составе частей первой очереди. На этих сборных пунктах следует производить окончательный осмотр военного обмундирования и снаряжения казаков с их верховыми строевыми лошадьми. Совместно с этим молодые казаки ознакомливаются с необходимыми для отправления в составе сменных военных команд правилами службы и военной дисциплины, а также получают надлежащие указания относительно обращения с холодным и огнестрельным оружием и ухода за верховою лошадью» {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 1948, л. 4}. Эти предложения по сокращению приготовительного разряда в выполнении казаками воинской повинности подкреплялись экономическими расчётами, свидетельствовавшими о возможностях экономии средств. Так, «отмена станичных и лагерных учебных для молодых казаков сборов» сохраняла бы для Войсковой казны 109200 руб. Аннулировались бы расходы на «лагерные принадлежности и топливо» в сумме 7087 руб. Не приходилось бы тратить казённые суммы на предметы артиллерийского довольствия в размере 8950 руб. Наиболее заметную экономию «с отменой станичных и лагерных учебных сборов для казаков приготовительного разряда» получало бы казачье население, оценённую в 1 746 816 руб., а общий размер предполагаемой экономии достигал 1 942 151 руб. {РГВИА, ф. 330, оп. 61, д. 1948, л. 4, 4об.}. Что же показала работа комиссии Н.А. Маслаковца?! Прежде всего, она, безусловно, позволила собрать бесценные социально-экономические свидетельства о положении дел в Области Войска Донского. Аккумулированные материалы (их первичный анализ мы осуществили в своей статье {Скорик А.П. Проблемы и противоречия традиционного быта донских казаков на рубеже XIX–XX вв. (о результатах работы комиссии Н.А. Маслаковца) // Модернизация полиэтничного макрорегиона и сопредельных государств: опыт, проблемы, сценарии развития: материалы Всерос. науч. конф. (Ростов н/Д., 18–19 сент. 2014 г.) / Отв. ред. акад. Г.Г. Матишов. Ростов н/Д.: Изд-во ЮНЦ РАН, 2014. С. 268–273}) подтверждают развёртывание процессов расказачивания (сущностного изменения социального предназначения казачества), когда до трети донских казаков не могли выполнять свою основную – воинскую повинность. Традиционный уклад донского казачества постепенно начинал разрушаться