Сон Х

Я бы назвала этот сон сном «гордого одиночества»,  но язык не повернулся.

Они знали друг друга с самого детства. С тех самых пор, когда у них были общими многие места обитания: двор с непременной яркой детской площадкой;  детский сад со скромным набором игрушек в группе. А еще при частых встречах родителей были общими совместные  сплавы по местным речкам  и рыбалка на даче общих знакомых, во время которой женщины варили уху из рыбы, купленной у «ночных» рыбаков, а «мальчишки» становились жутко серьезными, обвесившись удочками, отправляясь с рассветом на тихий берег.
И странно, они так и не смогли наскучить друг другу.
Став взрослее, уже при учебе в одном университете, они пережили страстную влюбленность. Влюбленность яркую, ненасытную с возвращением в свои дома на последнем трамвае, с обнимашками в кинозалах, с прыганьем и танцами на развалах пестрых, шумных дискотек и вечеринках у общих друзей. И, конечно же, с ненасытным сексом в пустых квартирах и даже, бывало, в случайных местах.
И странно, они так и не наскучили друг другу.
Но, вместе с тем, появились иные интересы.
Его в своем сне я видела в белой каске на стройке какой-то замысловатой высотки. Не знаю, в качестве кого он там присутствовал. Может, он был прорабом? Может, архитектором?  Или главным инженером – не знаю.
Она же была физиком. По-видимому, физиком - теоретиком. В своем сне я видела её у огромной доски, заполненной какими-то замысловатыми формулами. Видела её с перепачканными мелом руками, стоявшей перед огромной аудиторией, но  с ограниченным числом слушателей.
Ко дню защиты её кандидатской она совершенно потеряла голову. Она вдруг почувствовала, что кроме волнения от предстоящего события, с ней происходит что-то ещё. Что-то странное, неизведанное ею доселе. По ощущениям её мир вдруг стал расширяться. И даже не так, он стал углубляться. Появились новые запахи, мир вдруг стал ярче, шумнее.  Это начало раздражать её. И, разумеется, она рассказала обо всём ему.
Он был первым, кто сказал ей, что с ней происходит: «Так может, ты беременна».
За пару дней до защиты им удалось зарегистрировать брак, отметив событие лишь вдвоём на той самой даче, где они уже значительно реже готовили рыбу и пытались её поймать.
А потом, когда их сын уже свободно говорил и прекрасно чувствовал себя в их компании по вечерам и в редкие совместные выходные, она вдруг сказала мужу, что должна уехать. Уехать к  её руководителю  по докторской диссертации. Далеко, далеко. «Я не мыслю себя без этой работы. Я должна закончить её.  Здесь нет такой лаборатории, нет такого оборудования. Это важно для меня. Дело всей моей жизни. Ты понимаешь?»
Он не понимал. Не понимал этого грома среди столь ясного неба. «А наш дом? Наш сын,…а как же мы…с тобой?» Она крепко вжималась в его тело и с жаром произносила: «Милый, любимый мой, пожалуйста, не держи меня. Никого кроме тебя не люблю. Никто кроме вас с Боськой  (мальчика они назвали Борисом) мне не важен. Но…я должна закончить свою работу. Если я не уеду, она съест меня здесь. Возле вас. Отпусти меня, милый. Это же не навсегда. Я непременно вернусь. Не через год-два, но я вернусь обязательно».
Он не отвозил её в аэропорт на машине. Он вызвал для жены такси. Уложил пару чемоданов, сумку. Долго стоял у калитки дома, не отпуская взглядом машину.
Наконец, она произнесла: «Поехали», -  и машина двинулась в путь.
И вот тут мне и пришла в голову фраза об её «гордом одиночестве». Именно об её одиночестве. Но я не дала ей хода.
В окне дома был виден силуэт мальчика. А по дорожке к двери дома шел ставший в одночасье одиноким мужчина.  Отец.
Он увидел в окне сына. Хотел помахать ему рукой, но та вдруг стала тяжелой и неуклюже завались. Мальчик понял жест так: «Я сейчас. Подожди пока».
Последний эпизод сна был таким.
Женщин у папы было много. Они были разными. И мальчик, которому исполнилось уже десять, не успевал к ним привыкнуть.
Однажды, когда отец не смог отвезти его после школы домой, Борис  добрался до дома на рейсовом автобусе. У подъезда к дому стаяла знакомая мальчику машина. А у калитки дома его поджидала молодая женщина. Он даже вспомнил её имя.
Женщина с улыбкой поприветствовала его, начала разговор с того, что решила напоминать «ребенку» о совместно проведенных нескольких выходных, о нескучном походе в зоопарк и на пляж.
- Ты так странно смотришь на меня. Ты забыл моё имя?
- Нет.
-А вчера мыс твоим папой были в кино, а после забрали тебя от соседей. Во-он из того дома. Там живут ваши друзья?
-Да.
Она кивнула на его короткое «да». Она не понимала, почему он не открывает перед ней калитку. Она же напомнила ему о себе. Она дала ему понять, что она «не чужая» ему.
Мальчик, молча, смотрел на неё или в сторону. Стоял, повернувшись к ней лицом, а к калитке – спиной.
- Значит, папы ещё нет дома?
-Пока нет.
«Может, мы подождем его вместе?» - Рискнула она.
Она хотела, чтоб он ответил, сказал ей что-нибудь. Или хотя бы пассивно пожал плечами. Но мальчик смотрел на неё, молча, и, как бы защищая калитку свой спиной.
Он не хотел её впускать. Женщина это поняла.
Сначала это разозлило её. Она даже поинтересовалась, есть ли кто дома? Звонила ли вчера ему мама? А потом вдруг осеклась о взгляд ребенка. Быстро произнесла: «Ладно. Передавай папе привет. Пока!» Села в свою красивую машину и, подождав ещё минутку, уехала.
Мальчик дождался, пока машина тронется  с места, потом повернулся лицом к дому. Он развернул кисть руки с часами так, чтоб дверь калитки щелкнула и открылась.

Вот такой вот был сон. И я бы не назвала его печальным.

05:15 28.06.2023 Пермь