Убийство из бескорыстных побуждений

Она - не слишком умна или откровенно ограниченная личность. Часто – неприметна, неухожена и одевается возмутительно ужасно. Никаким стилем, тем более, модой и трендами, там даже не пахнет. Имидж – в целом, унылый и бомжеватый, либо аляповато инопланетный, как у Жанны Агузаровой.

На голове – неизменно что-то неуместное, вздорное, либо во все тех же меланхолично-сальных архитектурных формах.  В голове – да, кто там разберет? Она бывает молчаливой, изредка смущенно улыбаясь и еще реже - смеясь куда-то под «ароматную» подмышку или в засаленный рукав, бывает, напротив, невероятно разговорчивой, веселой и смешливой.

Она может с упоением рассказывать о своем кондитерском прошлом и семейных традициях со столом на двадцать человек, который она в одиночку готовит с огромным воодушевлением, чтобы потом в хорошо поддатой компании хороших «своих» петь хором «Ой, мороз, мороз», «Ой, цветет калина» и «Черный ворон».

Она может смотреть на тебя невинными распахнутыми глазами десятилетней девчушки или, сощурившись и со слезами в голосе, рассказывать о гадах-ментах, которые «ни за что» заперли в СИЗО ее молодого любовника-бездельника, ради которого она выжимается на трех работах и носит ему передачки, обделяя трех маленьких детей от первого мужа – такого же бесполезного говнюка-пьяницы, зря коптящего это небо.

Да что там? Она и сама частенько бывает то подшофе, то с бодуна, что, впрочем, ей не мешает быть серым кардиналом – все подмечать, а также незаметно тырить случайно оброненные мелкие купюры и бесхозно валяющиеся мелкие предметы, о которых все уже позабыли.

Она все обо всех знает: кто и когда что делал, кто кого ненавидит, а кого поимел вчера после работы. Она заботливо обследует все мусорные корзины и ящики столов, поэтому не любит, когда это приходится делать прилюдно. На людях она – девочка-припевочка-колокольчик, но стоит ей остаться наедине со своими владениями, то моментально с ней происходит метаморфоза.

Она досконально знает дедуктивный метод и отчасти – методы первичного дознания и оперативно-розыскной деятельности, не прочитав ни одного произведения Артура Конан-Дойла и хотя бы название таких дисциплин, как криминалистика и криминология.

Это называется – «профессиональная деформация». Когда тебе ежедневно приходится иметь дело со следами жизнедеятельности людей, то поневоле станешь и сыщиком, и криминалистом, и даже преступником. Она – потенциально хороший агент, осведомитель и стукач. Вместе с тем, она - потенциальная преступница или жертва, а иногда – все вместе. Ее жизнь в целом – полная Zопа, но, самое удивительное то, что она не стремится из нее выбраться.

Она росла в детском интернате, либо выросла в семье алкоголиков, где получила множество детских физических и психологических травм. Несмотря на склонность к суициду, что заметно по ее рукам, она очень рано находит мужчину и рожает, либо выходит замуж за парня, который тут же, со свадьбы, отправляется в колонию за разбой или воровство.
 
Не имеющая ни малейших представлений о нормальной жизни, семье, образовании, культуре и контрацепции, она рано рожает, и это входит у нее привычку. Впрочем, размножение не мешает ей разводиться с теми, кто садится слишком, уж, надолго, выходить замуж снова или жить в гражданском браке со всякими ничтожествами и отбросами общества.

Будучи Маней, Таней, Аней или Зиной, ей не понять, каково это быть Элеонорой Генриховной или Маргаритой Вальдемаровной, родиться и вырасти в нормальной семье, получить классическое высшее образование и выйти замуж за какого-нибудь адвоката, бизнесмена или профессора, с неизменным белым воротничком под костюмом с иголочки и всеми этими невозможными в мире Зины «спасибами» и «пожалуйстами».

Зина знает, что такое секс, совокупление, сношение, незаметная для эрогенных зон нелепая возня под одеялом или внезапная случка на, заставленном бутылками и загаженном маргинальными элементами, столе. Что такое «мужчина», «эротика» и «оргазм» и, тем более, «эротичность», «романтика» и «джентльмен», она не имеет ни малейшего понятия.

Зина не знает и даже не надеется на удачу узнать все это на собственном опыте, не говоря уже о такой недоступной простым смертным и фантастической для спящих жизнь обывателей, штуке, из никогда не читанных ею романов и изредка просматриваемых наспех кино, как «любовь».

Попадая в другую реальность и оказывая услуги ленивой и зажравшейся Элеоноре Генриховне, Зина преображается в Золушку из сказки или даже принцессу. Она замирает всем телом, когда из прихожей доносится веселый добрый голос хозяина: «Норочка, дорогая, я надеюсь, ты не готовила? Я забронировал столик в «Моцарте» на ужин» - вместо привычного: «Зинка, ну, где тебя носит, падла? Сгоняй за бутылкой! Нам с пацанами не хватило! И нажарь еще картохи! Нет картохи? Ну, купи! Делов то».

Когда хозяев нет дома, Зина совершенно теряет голову, от прекрасного и нестерпимо манящего нормальностью и достатком, иномирья. Как вкопанная, стоя у трельяжа с приметами другого измерения, она осторожно дотрагивается от большого флакона дорогих духов хозяйки. Трясущимися руками берет его и слегка распыляет его себе на грудь. Одурманенная безо всякого дешевого пойла, она в прострации падает спиной на мягкую хозяйскую постель и замирает в позе распластанной на песчаном пляже и разомлевшей от палящего солнца, звезды.

Затем, немного придя в себя, «звезда» волшебной сказки для взрослых направляется к кремовому комоду с интимными сокровищами хозяйки, чтобы, время от времени забывая дышать, добрую половину часа перебирать, заскорузлыми и в жизни не видавшими хорошего маникюра, руками предметы нижнего белья.

Зина не может себе позволить упустить возможность хотя бы мысленно примерить ночь другой реальности, где, как раз, и обитают все эти запредельные волнующие понятия: «мужчины-джентльмены», «женщины-леди», «романтика», «любовь», «эротика» и «оргазм». В эти моменты в голову Зины лезут коварные мысли, смущающие разум. Ей до ужаса интересно, как надевается, смотрится на теле, носится все это невесомое эротоманское великолепие, и то, как в этом всем могут совокупляться «Иные».

Частенько, копаясь в белье хозяйки и боясь самоудовлетвориться из-за иррационального стыда, внушенного ей еще в детстве, мелко дрожа от возбуждения, Зина представляет, как она, одетая во все эти заморские тюли и кружевные узоры, дыша самыми вкусными и самыми дорогими туманами, встречает вечером мужа хозяйки.

В то время, когда она завершает свой вечерний туалет перед ужином в ресторане, в спальню входит Венедикт Камбербечевич в своем неизменном, изумительно сидящем на статной мужественной фигуре, темно-синем костюме, с белоснежной рубашкой и бабочкой:

- Зи-Зи-и-и – страстно шепчет, ставший за ее спиной, Веня и одаряет обнаженную спину, обрамленную черным атласным треугольником платья, своей фантазийной супруги разрядом любовного тока.

Ведя нежными, но сильными, пальцами сверху вниз по спине Зины, которая в воображаемой реальности может позволить себе быть для социума - Зинаидой Андреевной, а в интимной обстановке – Зи-Зи, Ласточкой, Киской и рыжей бестией Бельчонком, Веня одновременно ведет ее в изобильный мир чувственных наслаждений, изысканной неспешной романтики и утонченно-пикантных бурно-страстных соитий, в котором нет места пьяным вонючим потным полуимпотентам, пытающимися наспех овладеть пышущим жизнью телом Зины, с сокрытой до поры или навсегда мощью нерастраченных желаний.

В сантиметре от не вкушенных доселе запретных ласк из запредельной реальности с мужчинами - искусными и щедрыми любовниками, с замершими у ее бедер губами Вени, он сам, в своем реальном обличье, застал ее с заплаканным лицом, сидящей на полу возле хозяйской кровати.

- Зинаида, с Вами все в порядке? Вам нужна помощь?  – его лицо выражало неподдельную обеспокоенность.

Затем малоэмпатичная Элеонора Генриховна, ничуть не обеспокоенная моральным состоянием своей уборщицы, зачем-то похвасталась новым платьем с невиданной красоты чулками для предстоящего банкета и попыталась всучить хозяйские, потерявшие вид или вышедшие из моды, обноски. Особенно Зину потрясли линялые и утратившие форму трусы Венедикта Камбербечевича – а-ля «для ваших мальчиков, дорогая Зиночка».

Все это, внезапно потрясшее другой стороной иномирья, подействует на Зину настолько, что по дороге домой, трясясь в промороженной маршрутке, она вспомнит свою ужасную юность и захочет повторить дважды неудавшиеся опыты на тонких запястьях со следами отчимовских бычков. Даже своим, не слишком продвинутым, интеллектом она признает, что все произошло так не вовремя – Саше нужен репетитор, а Аля все время болеет, и надо бы записаться в коммерческую клинику.

А на утро весь город потрясла новость о том, что Элеонора Генриховна найдена заколотой целых шестнадцать раз в разные места холеного тела ножом, который держала в своих преступных неженственных хладнокровных руках злобная маньячка-уборщица Зина Петрова.

Больше всего Зине было нестерпимо больно и стыдно смотреть в добрые печаль
ные глаза Вени, который, несмотря на всеобщее негодование и осуждение Зины, пришел ее проведать в следственном изоляторе и даже оплатил услуги толкового адвоката.

Когда к ней приходила мать, являя собой бесполый шар убожества, источающий, помимо смрада не ухоженности, ненависть и невежество, знакомые ей с младенчества, Зине было все равно. Она безучастно отнеслась к монологу матери, по своему обыкновению, изрыгающей на свою кровиночку самые гнусные проклятия человечества. Зина жалела лишь об одном – в камере на шесть подруг по несчастью физически невозможно было свести счеты с жизнью.

Пока шло следствие, Зина даже немножко поверила в Бога и молилась за Венедикта Камбербечевича за его доброту, посылаемые деньги, одежду и за то, что он взял на себя попечение над ее заброшенными детьми. Пусть он тоже не до конца верил в невиновность Зины, но хотя бы сомневался в виновности и оказывал реальную и очень значимую помощь.

Каждую ночь Зина любила Веню. Любила, как могла – пусть примитивно и безыскусно, зато он в каждой фантазии был великолепен, неизменно галантен, романтичен и безраздельно принадлежал лишь ей одной. Она была далеко не дура в бытовом смысле и прекрасно понимала, что такой мужчина, как Венедикт Камбербечевич, никогда не пойдет на мезальянс, но ни у кого в этом мире не было такого могущества – выключить ее мысли и чувства, и запретить ей об этом мечтать.

Спустя три месяца Зину выпустили. Следствие установило фактического убийцу, которым оказалась подруга Элеоноры Генриховны – Азалия Мафусаиловна, совершившая преступление в состоянии аффекта, узнав о том, что ее самая близкая подруга еженедельно в половом смысле сношается с ее супругом - Мартином Фримановичем.

Спустя шесть месяцев родной город Зины был сотрясен в третий раз за год, когда узнал о бракосочетании Венедикта Камбербечевича и Зинаиды Андреевны, отныне вышедшей замуж счастливо и навсегда.

У счастливой и такой разной пары, нашедшей взаимопонимание в воспитании детей Зины и маленьких внуков дочери Вени от первого брака, а также невероятно насыщенных ароматами эротизма вечерах и ночах, есть кухарка тетя Клава. Она служит в доме Венедикта Камбербечевича уже тридцать лет. От уборщицы Зина сразу наотрез отказалась и убирает большую двухуровневую квартиру с большой любовью сама.

Может, Зина и не такая умная, высокообразованная и высококультурная, зато она никогда не была лентяйкой, а образование и культура – дело наживное. Главное – оказаться в нужном месте в нужное время и, несмотря ни на что, найти в себе силы остаться при этом хорошим человеком.

RR