Веселие Руси было, есть и будет...

ШКАФЧИК ТЁТИ СИМЫ
     Хрущёвская школьная реформа сильно разорвала связь поколений. Несколько лет без 9-10-х классов чуть не загубили многие школьные традиции. Нерегулярно проводились ежегодные встречи с выпускниками, не появлялись новые фамилии медалистов на Памятных Досках в Актовом зале, некому стало давать мастер-классы нестандартного баскетбола и рассказывать о других, не столь добропорядочных мероприятиях…

     В большинстве своём мы были нормальными таганрогскими босяками. Пришло время, и у подросших пацанов нАчало изредка и спонтанно возникать желание и возможность распить по-взрослому бутылочку винца «на троих». В свете Указа «Об усилении ответственности...» на улице – чревато, в своём дворе – советами замучают и родителям донесут, в чужом – некомфортно, а хотелось провести мероприятие не спеша, да и закусывали в основном сигаретой. Отсюда и перефразировка:
     – Устал – отдохни. Ослепили – остановись. Выпил – закури!

     После многих проб и ошибок, мы поняли, что самый надёжный вариант – наш родной школьный двор. В этом дворе, на первом этаже, жили несколько техничек, убирающих школу и топящих печи-голландки, и их командир, завхоз  – тётя Сима (которая выдавала нам инвентарь на время субботников и ремонта школы под видом производственной практики).
     Кованая решетка на въезде для транспорта не закрывалась допоздна, а когда закрывалась, в ней была калитка. За комнатами тёти Симы была утопленная вглубь двора площадка, дополнительно скрываемая деревом. Там в молодости мы на переменках (или после уроков) успевали сыграть в «пожара» или «стукнуться» один на один. Подходящее местечко.

     Оставалась проблема сервировки – воровать стаканы из автомата «Газ-вода» было для нас табу. Привычки выходить на обычную прогулку по броду с раскладным стаканчиком в кармане не выработал, да и «третьим» попадал часто очень случайно, даже без взноса.
     От кого и в какой момент прозвучало – «попросите у тёти Симы» – я не помню, но когда мы в очередной раз нырнули в школьный закуток, за стаканом отправили меня, как лицо наиболее популярное в школе, в смысле успехов в учёбе.

     Я долго, стесняясь узнавания, топтался у двери, постучал и выпалил скороговоркой заученную фразу: – Здравствуйте, тётя Сима. Дайте, пожалуйста, стаканчик.

     Завхоз была крепкого телосложения, выше среднего для женщин роста, и до этого гоняла нас как детвору. Но сегодня мы смотрели прямо в глаза друг другу, и я прочитал в них: – Ну, вот и вы выросли.
     Из-за её спины выглянуло молодое мужское, показавшееся знакомым, лицо. Я вспомнил. Это был один из прежних школьных десятиклассников и, как оказалось, сын тёти Симы. Лет шесть назад после их последнего школьного звонка они также, что-то пряча за спинами, кучковались в этом же закутке, не обращая на нас внимания.

     Тётя Сима вздохнула как-то странно, не то чтобы обречённо, а как будто освободилась от некоторого ожидания и, махнув в сторону рукой, полуспросила:
     – Вы, что, не знаете где шкафчик. – Развернулась и закрыла дверь.

     Слева, над столиком, покрытым выгоревшей, затёртой клеёнкой, висел самодельный, с дверцей, узкий шкафчик. Пока в наступающих сумерках я нашарил сбоку маленький откидной крючок, пока разглядел на полочке 100-граммовый стакан, входная дверь снова открылась, тётя Сима протянула мне маленькую тарелочку и дружелюбно-насмешливо сказала:
     – У вас же и закусить, небось, нечем.
     Я принял тарелку на ладонь и поблагодарил.
     На ней лежали нарезанные солёные огурчики.

50 ЛЕТ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ
     После обязательной демонстрации учащимися, рабочими и прочей интеллигенцией единения с Партией и Правительством почти все разошлись по домашним или гостевым застольям, и только Женька, Игорь и я, остались классической композицией «на троих». То ли три богатыря, то ли «три тополя на Плющихе», то ли «Трус, Балбес и Бывалый».

     В этот раз никто из имеющих большую жилую площадь не рискнул приютить, как год назад, уже не такую дружную компанию.

     Ближе всех от Октябрьской площади был мой дом. Стол был по-праздничному накрыт, мы скромно приняли по рюмашке чего-то некрепкого, пожевали осетрового балыка и пошли на поиски приключений.

     Поредевший праздношатающийся народ, продолжал гуляние с детьми и шариками, убивая время перед серьёзным обеденным застольем. Выглядывало солнышко. Шли весёлые, здоровались с незнакомыми и поздравляли друг друга, получая в ответ улыбки и хорошее настроение.
     Смеркалось. Тьфу ты, не смеркалось, а проголодались. Зашли в «Столовую № 8». Постояли у кассы, в ожидании кассирши изучили меню, и от скуки каждый нажал по кнопочке с цифрой, а кто-то дернул рычажок сбоку. В кассе что-то тренькнуло, и вылез чек.

     К этому времени зал покинули последние обслуженные посетители, а мы, не сговариваясь, отвалили от кассы и благочинно присели за условно чистый столик. Кассира всё не было, у кассы уже скопилось несколько новых страждущих. Наконец в зал вышли кассирша и сборщица посуды.

     Кассирша подошла к рабочему месту и обомлела. Из кассы торчал чек на 77 рублей с копейками. Бедная очередь. Они узнали о себе такие подробности, что уже не хотели ни борща, ни котлет с компотом. Тихо покидая столовую, мы долго слышали, что теперь придётся снимать остатки, сверять с контрольной лентой, и «шоб вы все сдохли с голоду, пока я начну работать».
     А не бросай включенную кассу без присмотра в рабочее время.

     Кажется, мы вернулись к Петру и там перекусили у живущего на Гарибальди Игоря. Потом снова на Ленинскую к Парку, где начинался салют. Отгремели очередные залпы, когда скромное желание организма занесло нас в школьный двор. И тут на нас с небес посыпались ещё горячие гильзы. Мы переждали этот «дождь» под крышей летнего туалета. Тётю Симу не беспокоили. Вечер завершился семейным ужином у Женьки. Но праздник на этом не закончился.
     10-го ноября, после коротких каникул началась вторая четверть.

***
     На первом уроке скучали все: и немногочисленные ученики, и полусонный учитель. Вовка вообще не появился. А душа просила продолжения праздника. Ну, хотя бы какого-нибудь действия. Поэтому, перекурив на переменке, мы скинулись и вместо второго урока отправили гонца в «Овощи-Фрукты» с винным отделом. Прямо напротив школы, где когда-то располагался замечательный магазин «Масло. Сыр. Маргарин».
     Гонцом оказался я и пока переходил дорогу и рассматривал витрину с остатками от революционных выходных, наступило время продажи вина 9-00. Остатки сладки – пришлось взять «Мускатель».
     Пацаны, конечно, пожурили, мол, надо было «Портвейну» попросить, но после первого круга оценили мой выбор. Пятнадцатиградусное, ароматное, не дерущее уставшее горло, вино, под сигаретку вместо отсутствующей закуски, примирило с вынужденным прогулом.
     На перемене закусив моим дежурным яблоком, постановили: следующий урок – «Обществоведение» с Яковом Наумовичем не прогуливать, и водрузили себя на привычные места. Я за последним столом соло, Женька с Игорем за первым в первом от входа ряду.

     Яков Наумович не ходил по междурядью, а перемещался вдоль доски перед первым рядом, как привык в больших лекционных институтских аудиториях. И тут я начал замечать что-то странное в его поведении. Оживленно повествуя нам о палатах Верховного Совета СССР, прохаживаясь от окна к двери, он почему-то у двери делал несанкционированную паузу, как будто натыкался на приведение. Но спохватившись, тряхнув головой, продолжал лекцию. Какое-то возбуждение я заметил и за первым столом.
     Урок подходил к концу, когда учитель в очередной раз застопорясь у двери, не замер, а наоборот, отпрянул к центру класса, и оттуда с удивлением в глазах давал задание на дом. При этом друзья с довольными ухмылками оглядывались на меня.

     На перемене выяснилось, что Женька с Игорем тоже заметили в середине урока странные остановки учителя у своего стола. Это повышенное внимание им не понравилось. Начали думать. Принюхались друг к другу и догадались. Перегара от них ещё не было, но аромат «Мускателя» исходил. Его и почувствовал Яков Наумович.

     Друзья стали совещаться, как бы сделать так, чтобы он не ходил в их сторону. И сообразили: – Дыхнём!
     Когда учитель начал приближаться, вдохнули поглубже и встретили его сильным, но бесшумным выдохом. Наткнувшись на спиртосодержащее благоухание, Яков Наумович отпрянул, решив, что у него галлюцинация.
     Он не мог даже предположить, что его ученики пришли в класс в подпитии, и в сомнении закончил урок.

     Мы посмеялись, но больше не экспериментировали. Через день, на очередном уроке, Яков Наумович решительно остановился у злополучного стола, и пока мы отвечали на его приветствие, явно проверял своё обоняние.
     Тест показал норму.

ДАРВИН, ТЫ – НЕ ПРАВ!
          Почти Святочный рассказ
     После очередной непредвиденной выпивки, я к полуночи вернулся домой, осторожно открыл дверь своим ключом и, не производя шума, рухнул на диван. Только закрыл глаза, как вместе с диваном резко взмыл в воздух и закружился по комнате, как панночка из «Вия». Даже тошнота подкатила как в самолёте, на котором ещё не летал ни разу. Пришлось открыть глаза и приземлиться.
     Такого со мной ещё не было. И пил только вино и, кажется, не много. Посидел. Закрыл глаза. Вроде нормально. Только прилёг – теперь комната закружилась вокруг меня. Опять сел с растопыренными глазами.
     Сколько я боролся с этой каруселью – не помню, но вдруг почувствовал жажду, сравнимую с той, что мучила на охоте.
     Схватил кувшин со стола – пуст. На цыпочках пробрался в кухонный закуток. Чайник, кружка, ведро для воды – тоже пустые. Идти в коридор к крану – точно всех разбужу, начнутся вопросы – догадаются, что бухал.

     Вернулся на диван. Придётся помирать в расцвете лет от обезвоживания. Чувства обострились, я уловил легкий цветочный аромат. Втягивая коротко носом воздух, приподнял голову, и глаза наткнулись на икону Св. Николая-угодника. Он смотрел из своего угла в центр нашего круглого раздвижного стола, где лунный луч высветил букетик ландышей, стоявший в самодельном стакане, из толстостенной бутылки, обрезанной раскалённой нихромовой нитью.
     Я выдернул букет и жадно припал к стакану. Что-то теплое, сладковатое, с парфюмерным запахом, уже чуть-чуть тягучее в три глотка провалилось в желудок. Через несколько секунд я спал «без задних ног».

     Утром проснулся как огурчик. Сели завтракать и тут бабушка удивилась:
     – Смотрите! За ночь ландыши всю воду выпили.
     Ландыши промолчали, а я понял – Дарвин был не прав: человек произошёл от воды.

     А к иконе и лично к Св. Николаю-угоднику проникся самой светлой благодарностью. Навсегда. И он прощал мне грехи и выручал в трудную минуту.