Как женщины победили в войну?

1. Второй хлебный фронт

О том, какой ценой во время войны доставался хлеб для бойцов Красной армии и для тех, кто для них делали танки и патроны можно прочитать в книге новосибирского писателя Анатолия Афонина «Год сорок шестой».

Анатолий Егорович родился в 1939 г. в далёкой деревне Жирновка и своим зорким детским глазом увидел, как добывали хлеб для фронта. Хлеб для бойцов, не жалея себя, неимоверным трудом растили и убирали в тылу женщины.

После захвата германской армией основных сельскохозяйственных житниц страны - Украины, Кубани и Ростовской области хлеб для армии поставлялся из районов Поволжья, Урала, Сибири и Алтайского края. Урожайность здесь была ниже и потому требовалось гораздо большего труда.
А, женщинам самим приходилось делать то, что делали до войны мужчины.

1. Деревня фронту

Далекая деревня Кавруши. Снега... Лес... До сельсовета — двадцать верст, до района — семьдесят. Сорок дворов — ни огонька. За деревней два пустых больших амбара. Из них зерно, какое было, вывезли еще с осени. Рядом еще один амбар, охраняемый, где лежало семенное зерно.

В первые дни войны на фронт из древни проводили тридцать человек. Председатель Кобзев мог оставить нескольких для работы в колхозе. Но он понимал, что бойцы не фронте нужнее, и потому оставил только пятерых - Данилу Васюкова - кузнеца деревенского, — без него никак не обойтись. И еще четырех человек. Можно бы и больше, да не настаивал особо Кобзев. Думал: «Здесь как-нибудь, здесь с бабами потянем. Туда нужно, там каждый на счету».
Двое из тех, что остались в колхозе, умерли в сорок третьем на лесозаготовках, один утонул на переправе, четвертый лежал пластом который день.
На тридцать человек, которых проводили на фронт, пришло семнадцать похоронных.

Мужчины ушли, а Кобзева вызывают в район: «Товарищ Кобзев в эту осень нужно сдать государству столько-то!» «Как же, записан». — «Мы на вас надеемся, товарищ Кобзев. Постараемся скоро быть...»
Не успеешь доехать до Каврушей, следом, уполномоченные. По мясу, но молоку, но кожам, по посевной, по уборочной. Но с теми у Кобзева разговор недолог. Вызовет кладовщика Яшкина, прикажет зло:
— Накормить! Дать с собой! Не мешали чтоб.
Потом за счет колхозников спишется.
Баб подгонять? Не нужно. И так натянуто до последнего.
Вспахали, посеяли, убрали. Ссыпали в мешки, погрузили, увезли. План сдачи хлебозаготовок. Паши снова. Хлеб нужен. Хлеб нужен заводам, фабрикам, рудникам, армии.

Евдокия Щербакова проводила мужа Андрея до края деревни. И осталась она с тремя детьми - с близняшками Варькой и Поленькой, да с семилетним Сенькой. Каждый день Евдокия на работе. Кроме основной работы, на свинарнике, и за плугом ходила во время пахоты, и боронила на быках полосы те вспаханные, засевала их потом, шагая в ряду стариков, серпом жала посевы созревшие, снопы вязала, бросала в уборочную — ребятишки на подводах подвозили — снопы в зев молотилки, солому скирдовала, и сено косила, и копнила его, и в стога метала каждое лето.

Девки молодые, которым намечено было рожать, под навильником гнулись, ребятишки, от школы оторванные, подростки, ставшие мужиками враз.

Нужен хлеб понимал Кобзев. Но ведь и здесь нужен тоже. Все равны, всем поровну. Здесь нужен в первую очередь. Тем, кто выращивает его. Они тоже есть хотят. Нужен, зимой крапива не растет. Или не понимают этого? Не видят?..

На свиноферме Евдокие нужно кормить и поить свиней, чистить свинарник. Она приспособилась: привезла из дому санки, кошелку на них поставила. Старая кошева, брошенная, из прутьев таловых плетенная И Варька те санки из свинарника не улицу таскает.
А в поле, из-за того, что тракторов не было старики сеяли, как в старь, вручную. Навесит себе каждый на полотенце через плечо лукошко, насыплет в него семян, и пошли — один за другим — по полосе.

2. Как жили другие?

У Кобзева дома была корова и четыре овцы. Мог бы и больше, но знал Кобзев, у половины женщин и одной коровы нет.

Одна из баб понесла как-то с фермы литра полтора молока домой. Ребятишек у нее трое, мужа в первый же год убило, и умирал как раз парнишка младший, вот и несла. Так заметили. Та же заведующая сепараторным отделением и заметила. А сама заведующая брала — ничего, никто ее не караулил.
Сняли с доярок. А парнишка умер вскорости.

2. Евдокия и дети

В сорок первый, когда отец уходил на войну, Сенька осенью собирался в школу.
Сенька три зимы ходил еще в школу, закончил четыре класса — и все. Нужно было переходить в интернат, в семилетку в соседней деревне, а как пойдешь: еды нет, одежды нет, сил пет. А Варька - сестра и четырехклассную не закончила. Болела по зимам. Ослабеет и сляжет — какая школа?

В сорок третьем умерла сестра Поленька, они с Варькой близнецы были. Умер дружок Сенькин — Сережка Карпухин. Умерла тетя Лена Лазарева, оставив Миньку. Миньку прямо с похорон мать принесла домой, с тех пор он и живет у Щербаковых. Многие умерли в ту зиму. А он, Сенька, как болел, кричал в бреду!..

Сенька не любит, когда зима. Холодно, дров не хватает, и есть всегда охота.
Весной, только-только сойдет снег, подтает земля, пойдут они с Варькой опять на колхозные поля искать оставшуюся в зиму картошку. Каждую лунку тяпкой станут разрывать. Из толченой той картошки прямо на плите мать пекла душистые лепешки. Только раньше надо успевать, а то, как набегут на поле, встать негде.
А потом трава пойдет. Травы много, всем хватает, не ругаются из-за нее. Сенька с Варькой крапивы мешок набьют, насекут в корыте деревянном и начнут суп варить.

3. Государству всё, себе - ничего

Итак, что они ели? Евдокия иногда, отобрав отруби, которые выдавали для свиней, те что покрупнее, а чаще — прямо из котла, приносила домой ребятишкам. В конце февраля кончалась картошка, но остался  турнепс и свекла.
Когда поросята были маленькие, еще и обрат на них получала Евдокия. Обратом тем можно было прихлебнуть картошку. Обрат давали по строгому учету,
Евдокия сама носила обрат — нальет две бутылки, притянет под рубахой к животу и несет. Обратом тем долгое время суп травяной белили.
Летом ешь траву любую: крапиву, лебеду, щавель, репей, молочай.
Сейчас вот едят картошку эту, сладкую от мороза, червивую. Только так и можно было прожить при работе такой. Вон отруби стоят. Надумала как-то Евдокия лепешки из них печь. А как испечешь, если б хоть ржаные отруби были, а то овсяные, солома одна.
На ведро отрубей горсть муки выходило. Замесила пополам с отрубями, обтерла лопату тряпкой, тесто на лопату да и в печь.
Колхоз Ничего не давал. Хлеба не давал. Всю осень этак. Возле хлеба и без хлеба.
Принесенное с работы по горсти зерно сушили на листах в большой печи, мололи вручную на жерновах или по щепоти в суп травяной. Только не натаскаешь так на зиму всю,
Огороды перестали родить. До войны, бывало, с того же огорода картошки от осени до весны хватало.
Картошка была оставлена на семена, и мать строго-настрого запретила брать ее на еду. Один раз Варька с Сенькой не удержались, взяли десяток, испекли и съели. Мать узнала, ругаться стала.

А брюквы осталось мешка два и несколько свеколин. Но из свеклы суп плохой - свеклу мать парит в печке, нарезав кусочками, а потом сушит. Паренки те свекольные ребятишки, как конфеты, сосут. И из морковки. Морковными паренками чай еще заваривают по деревне.

Суп варят из брюквы. Варька стала крошить, как крошат для супа картошку и вспомнила - есть у них кусок коровьей кожи — в другом чугуне мокнет. Вчера они «лапшу» варили. Поди, не заругает мать, если сварить суп с «лапшой». Не заругает, там небольшой кусочек остался.
Кусок кожи, изрезанной на «лапшу», — шкура коровья. В сорок втором, осенью, корова у них подавилась турнепсом, прирезали ее, успели. Осень всю, зиму да и весну, считай, коровой той жила семья. И неизвестно еще, выжили б, если б не корова. А шкуру бросили тогда на чердак, бросили да и забыли. В зиму эту вспомнила мать. Шкуру ту, ссохшуюся, в пятнах крови, оттаяли в избе, разрезали на части, куски, по одному в день, палили в печи и, соскоблив ожоги ножом, клали на ночь в воду — отмокать. Когда с брюквой, а когда и с принесенной картошкой варили суп.
Мать на картошку ружье променяла.
А летом по всему ручью растет сладкая трава пучка, язычков много и конский щавель.
Летом, если на сенокосе работаешь, супом кормят колхозным. Картошка в нем попадается, и мяса крошечку дадут.

Денисова! — выкликает баб кладовщик Яшкин в конце расчетного года. Счетовод тут же сидит.
— Распишись вот здесь. Денисова. В этой вот графе. Так, готово.
— Сколько же мне приходится? — склоняется баба над ведомостью. Почем трудодень?
 Ты в посевную обедала на таборе за счет колхоза? — Яшкин в бумаги смотрит.
— Обедала, как же...
— И в сенокос ела?
— Ела...
— И в уборочную?
— Ну...
— И парнишка был с тобой?
— Был, Степка...
— Все, с колхозом ты в расчете. Ни он тебе, ни ты ему.
— А как же трудодни? — глядит баба на Яшкина. - Писали целый год трудодни.
— Писали, а вы их съели.

Многие коров лишились за годы войны. Многие и курицы не имели. Когда нужно было мясо (а нужно оно было круглый год), Кобзев говорил бригадиру Глухову: «Иди». И тот шел в тайгу за лосем или другой какой дичью на день, два — сколько потребуется. И приносил мясо.

У соседа Павла Лазарева в сорок третьем году умерла жена Елена, оставив трехлетнего сына Миньку и Миньку к себе взяла Евдокия Щербакова

Отец Миньки Павел Лазарев вернулся после ранения без ноги и стал ходить на протезе и работать в колхозе. Павла с другими мужиками Кобзев отправил с обозом в город. Еды в дорогу - никакой. Будут трудодни. Евдокии нужно было дать что-нибудь Павлу с собой поесть. Вечером она принесла с фермы за пазухой штук тридцать картошин, потолкла очищенную картошку, накатала из толченки шесть небольших колобков. Готовые колобки вынесла на жестяном листе на мороз, запекла.  Так и Павлу хватило, и ребятишки наелись. Еще принесла она за голенищами валенок отрубей.
 
4. Одежда из мешка

Зимой Сенька редко выходил на улицу. Одеться не во что, только шапка, крепкая еще, грела — отцова шапка, выходная. Рабочую шапку отца мать носит. Пимы сейчас он Варькины надел. Старые материны пимы, Варька в них на свинарник ходит.
Варька обносилась. У Евдокии был мешок из под муки. Сделала прорези для рук и головы, пришила кое-где старые тряпки, сделала поясок. Ходит девчонка. Платье крепкое.

5. Болеть нельзя

В Выселках, за несколько верст от Каврушей, председатель Дергунов не признавал: ни больных, ни старых. Не пошел на работу — симулянт.
А и Сенькин друг Сережка умер в сорок третьем. Заболел и умер.

5. Борьба с холодом

Нужны дрова. Они нужны круглый год, а зимой замёрзнешь без них. Чтобы привезти их из леса нужны быки и подвода. Быков Кобзев даёт только в выходной, да и не каждому хватает. Потому приходят все бабы к конторе и ждут, какой повезёт.
Выходит Кобзев, говорит кому быки. - Солому подвезете к коровнику, а после обеда — за дровами. Каждая себе на работу. Поторапливайтесь, солому в первую очередь везти. Дорогу снегом замело, нужно бить заново.
После соломы бери санки, топор, утопая в снегу, иди за огород в ближайший березняк, руби березки в оглоблю толщиной, грузи и, перекинув веревку через плечо, тяни санки.

Дед Карпухин не ходит к Кобзеву, не кланяется. Сани у него хоть и плохонькие, но свои, упряжь. Запряг корову и поохал.

5. Тягловая сила

В колхозе ни одной машины. Лошадей тоже почти всех забрали. Остались быки. на них и пахали и возили. Так что план по зерну давали, в основном, женщины и колхозные быки. Но и быкам доставалось. Сеном их кормили лишь иногда, а то, всё время соломой.

Ещё когда колхоз образовали, трактора прислали. Трактора газогенераторные, на древесных чурочках работали. Так они и в войну остались, трактора эти. Трактористов позабирали, Кобзев тут же на курсы  девок послал учиться. Проучились они и на тракторах работают. Польза от них большая, от тракторов, с конем не сравнишь, но и канители много — одних чурочек не напасешься. Он, трактор, окромя девок, еще возле себя с десяток человек обслуги держал. Еще до пахоты далеко, а уж баб день за днем посылают в лес, кряж березовый заготавливать.

6. Не каждый год можно было поехать в город

Зерно увозили в город. И не только зерно. Но и колхозникам много чего нужно было купить только в городе. Каждый год в начале марта, как только стихали метели и устанавливалась дорога, в город отправляли колхозный обоз телег, которые тащили быки. И каждому мужику была большая охота хоть раз в несколько лет в городе побывать. Отдохнуть от работы колхозной, по магазинам походить, купить что-нибудь по мелочи. Но если чуть провинился в жизни колхозной, не загадывай: не пошлют. поездку ту, как премию, зарабатывали.

К этому сроку каждая семья припасала килограммов двадцать- тридцать мяса не в ущерб себе или сала свиного.
Но у Евдокии не было сала, однако с осени было припасено два ведра клюквы. Клюкву эту она и надумала с Павлом послать. Хотя до последнего не знала, пойдет ли он с обозом. А когда узнала, наказала ему, чтоб продал ягоду и купил одёжу ребятишкам, а нет, так материю, что подешевле да крепче.

Перед выездом быков поставили к сену. Кобзев приказывает взять с собой колхозных свиных туш двадцать пять штук да пятьдесят бараньих.
- Сена воз накладете, получше которое. В дорогу колхоз вам ничего не дает. Оплата — трудодни.
Сбрую станем покупать, Кузьмич? Сбруя никудышная совсем. Хомуты...
— А зачем? Наши мужики сделают. Лазарев шорник хороший. Ремни сыромятные у нас есть, а хомуты — старые перетянем. Ты вот что... не забудь, три плиты печных нужно. Веревок сколько в кладовой? А то, как сенокос, все не хватает. Тьфу, веревки же мы сами вьем!..
Тронули первого быка, бык старый, воз сначала в сторону дернул, чтоб с места сдвинуть, и, навалившись плечами на шорку, потянул. За ним остальные.

7. Семья из обломков

Андрей сначала писал Евдокии с фронта. Евдокия ему отвечала - писала и про дела колхозные. Андрей написал - Ты мне про это не пиши. Пиши про себя и про детей. Стала Евдокия писать кратко - Все живы. Потом письма от Андрея приносить перестали. Евдокия писала ему, потом в часть. Но часть ту, наверно переформировали и ей не отвечали. Потом она куда только не писала и пыталась разыскать мужа. Но вот уже 1946 год, а ничего о муже неизвестно.

Вернулся Павел из города, а Евдокия сама пришла к нему: Переходи ко мне жить, - сказала она. И Павел перешел в хату к Евдокие, туда где уже жил его сын Минька.