Лезвия 1. Крещение огнем

Одиночка


Бывали когда-нибудь за пределами своей родной планеты? Нет? Вот и сидите на грунте, нечего приключения на голову искать. Не дай Бог, отыщете. А они непременно отыщутся, стоит только из дому выйти. Я вот молодая была, горячая, не слушала родителей. Они мне говорили: «Сашка, не лезь дальше спортивной арены». Да только в молодости, когда адреналина немерено, кто ж родителей слушает? Попала я сначала в институтскую сборную по многоборью, и пока степень бакалавра получала, умудрилась на чемпионате среди студенческих команд показать лучший результат в личном зачёте.
Для меня спорт – не цель и не страсть. Это способ посмотреть мир. Я спокойно могла пережить отсутствие соревнований, побед и наград, мне вполне хватало обычных ежедневных тренировок, чтобы ощутить полноту жизни и удовлетворение. Просто я любознательна и люблю менять обстановку, а спортивная жизнь всё это дает в избытке. Мне с детства всё давалось легко, не нужно было сутками убиваться на тренировках, на что мой тренер однажды сказал: «Лиса ты, Санька. С твоим потенциалом можно было на олимпийский уровень шутя выйти, а ты халтуришь. Отрабатывать надо полностью, а не на авось надеяться».
А я виновата, что у меня показатели выше, чем у других? Сама удивляюсь, что так выходит. Другие бьются, бьются, а у них через раз выходит. Я же делаю первую попытку – и впереди всех. Естественно, на тренировки меньше времени уходит, и я успеваю везде походить, всё интересное осмотреть, развлечься. И пусть в моих личных достижениях не так много побед, зато своей сборной я стабильно приносила зачётные очки. Впрочем, справедливости ради нужно сказать, что для кубков и грамот мне всё же пришлось заводить отдельную полку. Тем не менее, для меня главным всегда было место, куда приезжала команда. Как бы я смогла побывать в роскошной столице нашей колонии на Оптимали – Амадей-сити, в живописных горах Клиффхорна и прозрачных лагунах Изумрудного архипелага, на соседней планете Орбиталь, невероятной по сложности рельефа, на фантастической по красоте планете Заря, что обогрета тремя светилами 36 Змееносца, и десятке других потрясающих миров. Посмотрите вокруг: большинство людей трудится с утра до вечера, тонет в бытовухе и не может даже в соседний город выбраться, чтобы родственников проведать, а я и диплом получила, и по мирам покаталась за счёт спонсоров команды.
Уже в магистратуре меня перед региональным турниром многоборцев пригласили потренироваться на рейнджерской базе, что в горах Клиффхорн. Все шло как обычно, я до изнеможения тренировалась на крутых склонах, ныряла в горное озеро так, что тренер меня терял, издырявила кучу мишеней стрелами и пулями, натерла мозоли гимнастическим снарядам и в хлам убила беговые кроссовки.
Я была вполне счастлива и довольна тем, чего добилась в своей жизни, к тому же наклевывалась перспектива для будущей работы в компании «Глобал Линк».
И вот однажды ползу я по отвесному склону Северной Башни, настроение отличное, в наушниках мурлычет любимая музыка, ветер нулевой, подо мной 380 метров пустоты, а ползти еще метров 150. Лезу спокойно, вбиваю страховочные крючья, креплю трос, и тут справа меня обходит, как новичка, парень в одних шортах и татуировках, из-под которых видно извилистые шрамы. Глянул мельком – и прёт дальше. На пальцах, без страховки, да так резво, словно не по отвесной скале карабкается, а по тротуару в парке гуляет. А взгляд ледяной такой, словно скалолаз предпочёл бы встрече со мной свидание с ядовитым каменным слизнем.
Я от этого даже оторопела слегка и замерла с молотком в руке, забыв, что собиралась очередной крюк вбить.
Парень завис чуть выше меня, взгляд его потеплел, и он спросил:
– Как тренировка?
– Для разминки в самый раз. Вот позавчера сквозило на три балла, так пришлось вместо вертикали круги на стадионе нарезать.
– Тоже вариант, – поиграл бровями парень.
– Не для меня, я суету не люблю. Сюда залез – и тишина. Никакой толкучки, никаких лишних разговоров, советчиков, контролёров.
– Полностью согласен, – кивнул скалолаз. – Мне на высоте тоже комфортнее.
Он протянул мне руку, белую от магнезии, которой он постоянно смазывал кисти, чтобы пальцы не соскальзывали с едва видимых каменных выступов, и представился:
– Майкл Клиффорд. Для друзей – Микки. Среди скалолазов известен как Утес.
– Александра Карпова. Для друзей – Алекс.
– Очень приятно, – улыбнулся Микки. – Прости, что отвлекаю, просто я тебя узнал. Ты в прошлом году за сборную Амадейского универа выступала на чемпионате.
– Ничего особенного, всего лишь второе место заняли, – пожала я плечом.
– Да ладно, не скромничай, если бы не твои результаты, команда вообще бы пролетела, а для меня это было бы огорчением. Я сам в этом универе учился. Твой поток поступал, а я диплом как раз защитил.
–Ух ты! А факультет?
– Геология. Мы с тобой даже в бассейне две недели успели вместе поплавать.
– Не может быть!
– Я немного иначе выглядел, – покачал он головой. – Татушек не было.
– Постой-ка… Точно! Ты с однокурсниками в бассейне в волейбол играл!
Микки как-то разом погрустнел, в глазах снова разлился непроницаемый холод, и он севшим голосом сообщил:
– Я немного опаздываю, на вершине у меня встреча. Предлагаю пообщаться вечером в кафе «Пик пофигизма». Там собираются исключительно альпинисты. Лишней публики не бывает, так что никаких пьянок, шашней и сплетен. Ровно в семь. Придёшь?
– Приду, – не раздумывая, согласилась я.
Он кивнул и резво уполз вверх. Интересно, что там за тусовка на вершине, что он на неё опаздывает. Шашлыки, что ли кто-то затеял жарить?.. Я хмыкнула и, не торопясь, продолжила восхождение. Но не успела я одолеть и пятнадцати метров, как где-то над головой со свистом и завыванием пронёсся патрульный спасательный катер. Он повисел над вершиной, не то кого-то подбирая, не то что-то сбрасывая, а потом, заложив головоломный пируэт, бултыхнулся вниз вдоль восточной стены Башни.
– Вот чокнутые… – проворчала я, вбивая очередной клин.
Поднявшись ещё на пару метров, я услышала наверху истошный вопль. У меня аж сердце ёкнуло – неужели кто-то сорвался?! Но тут вопль прервался разбойничьим улюлюканьем, и мимо меня в пропасть со свистом ухнули два тела. Я, замирая от ужаса и бессилия помочь, вывернула шею, пытаясь разглядеть, кто это. Но тут ветер выбил из ранцев на их спинах два трепещущих цветных пузыря ткани – парапланы.
– Не-ет, – решила я, – те ещё были нормальные. Эти – точно психи…


Шрамы


Буду честной, Микки меня заинтересовал. Ещё честнее – он мне ещё 4 года назад понравился, когда со своими сокурсниками в бассейне шалил по-молодецки. В нём бурлило доброе озорство, он был полон лёгкости, энергии, весёлой удали. На голом боку Северной Башни он показался мне уже не таким игривым. Такой же взгляд, как у него, я видела у парней-контрактников из моего родного города, приезжавших на побывку. Они много и горько пьянствовали, а потом снова уезжали на службу. Некоторые не возвращались.
Нельзя сказать, что Микки был сногсшибательно красив, но я и не из тех, кто гоняется за породистыми самцами. В моем представлении мужчина, прежде всего, должен быть личностью. Конечно, это не значит, что я готова выйти замуж за любого «квазимодо», в конце концов, я не дурнее других, и вкус у меня есть. Спросите меня, чем Микки мне приглянулся, и я скажу: он вполне вписывался в мои стандарты. Фигура типичная для скалолаза – сухая, с узловатыми мышцами, осанка и движения уже не разгильдяйские, как у юнцов. Он явно прошёл воинскую или рейнджерскую закалку.
Пожалуй, мне понравилось именно то, что он никакой не милашка, наоборот даже – взгляд ледяной, отрешенный, как будто он ничего вокруг видеть не хочет. Но под этой отрешённостью я рассмотрела ранимую душу.
Пожалуй, внешне он многим моим знакомым вовсе не понравился бы, потому что далеко не писаный красавец. Расписанный – да. Он весь в затейливых цветных татушках с шеи до пяток. Не человек – картина. Татуированный десантник – вовсе не редкость, но даже среди десантуры других таких росписей не сыскать. Чаще всего десантники татуируются символами своей части из солидарности или из гордости, с Микки всё иначе.
Тем же вечером я, приведя себя в порядок, явилась в бар, в который, как я знала, вход был открыт не каждому. Тут не было дресс-кода или клубных карт, но у входа дежурил инструктор из спортклуба «Вертикаль», который знал в лицо всех, кто занимался альпинизмом, так что человек, непричастный к горам, мог пройти сюда только с одним из завсегдатаев.
Меня здесь многие знали хорошо, так что со всех сторон понеслись дружеские приветствия.
Вскоре появился и мой новый знакомый, наряженный в светлые брюки и цветастую шёлковую рубашку.
– Привет, – вполне дружелюбно улыбнулся он.
– Добрый вечер, – улыбнулась я в ответ. – Выглядишь лучше меня.
– Ты заблуждаешься. Я выгляжу неплохо для молодого человека и, пожалуй, стильно, но рядом с тобой блекну. Гляди, парни за столиком у окна с тебя глаз не сводят, и, поверь мне, они не клюнут на кого попало, потому что снобы.
– В самом деле? А кто они?
– Привилегированные члены местных элитных клубов. Их отцы владеют гольф-клубом, яхт-клубом и боулингом, так что, сама понимаешь, они избалованы женским вниманием и не клюют на простушек. Они обратили на тебя внимание потому, что распознали принцессу.
– Во мне?! Шутишь?
– Ни капельки.
– Что ж, боюсь, их ждёт разочарование, я обыкновенная, мои родители из среднего класса.
– Они тоже не аристократы, зато деловая хватка у них в крови, и они чуют потенциал человека за версту. Если человек успешен, то в них загорается интерес.
– А ты? Что интересно тебе?
– В тебе?
– И во мне тоже.
– Ты выделяешься из всех.
– В чём?
– Во всём. Ты необыкновенно свободная.
– Как это?
– Чем бы ты ни занималась, во всём добиваешься успеха, но не зацикливаешься на этом, а просто идёшь дальше. Идёшь легко и без сожалений. Я восхищаюсь такими людьми.
– Свобода – понятие относительное.
– Согласен. Никто из нас не бывает абсолютно свободен, тем не менее, некоторые обладают определённой свободой выбора. Как ты. Мне кажется ты из тех, кто в любой момент может волевым решением круто изменить свою жизнь.
– Например.
– Спорт для тебя не самоцель, так?
– Мне нравится спорт.
– Но ты не собираешься становиться профи.
– Это не моё. И что это доказывает?
– То, что ты хозяйка своей жизни. Многие на твоём месте лихорадочно пытались бы занять эту экологическую нишу и выжать из себя всё, что можно, пока организм позволяет работать на пределе. Либо наоборот, плюнули бы на спорт и рвали бы когти на профессиональном поприще. Всё-таки диплом скоро защищать, а там и место себе подыскивать нужно, пока другие не преуспели. Ты же расслабленно выбиваешь десять из десяти, но не рвёшься за золотом, да и учёба тебя как будто совсем не волнует. Таких людей я два раза в жизни встречал, и в обоих случаях был применим только один диагноз – гений.
– Я точно не гений.
– Возможно, ты себя недооцениваешь. Проанализируй свою жизнь, и ты поймёшь, что перед тобой масса возможностей. Это здорово!.. И это настоящая свобода. Лишь гении живут в нашем загнанном суетливом мире свободно.
– По-моему это всё упражнение в риторике. Ты случайно, философией не увлекаешься?
– И философией тоже, хотя не слишком успешно…
– Почему?
– Я надеялся, что моё увлечение философией позволит мне смотреть на мир шире и проще, но постепенно понял, что чем шире моё знание, тем горше становится истина.
– Как-то пессимистично… Ты казался мне более бесшабашным.
– Поверь, я таким и был, – вздохнул Микки и отвёл глаза.
Я почувствовала, что об этом он пока не готов говорить и сменила тему:
– Кстати, а тебя каким ветром сюда занесло? Тоже к турниру готовишься?
– Я в армейской сборной, правда, выступаю в последний раз. У меня контракт закончился. Возможно, в следующий раз буду играть за рейнджеров или гражданских спасателей, как повезёт.
– Во-от как. Приятно соревноваться с такими соперниками. Я и не представляла, что армейский спортклуб выставит свою команду на греческое многоборье.
– Между прочим, громкое название «греческое многоборье» не соответствует историческим корням. В античной Греции проводилось пятиборье – пентатлон. Так вот древние спортсмены соревновались в беге на одну стадию, метании диска и копья, в прыжках и борьбе.
– С трудом могу представить себе кучу голых мужиков, которые на виду у всех бегают, прыгают и борются.
– Это было всенародное шоу, причём пот спортсменов собирался и продавался как лекарство. Считалось, что таким образом атлет может поделиться здоровьем с немощными.
– Дичь какая!
– Да, дичь, но не большая, чем наша синтетическая еда.
– Это неизбежное зло, без неё-то нам в Космосе не удержаться.
– А зачем нам Космос?
– Ты против освоения?
– Да нет, думаю, что освоение неизбежно. Но нужно вести его спокойно, не торопясь, а мы дорвались до «сладкого», прыгаем от одной системы к другой, строим форпосты, а потом прокормить их не можем. Любой толковый завоеватель в старину тащил за армией обозы, создавал опорные пункты, чтобы авангард не оказался отрезанным от снабжения. А у нас сейчас десяток систем в сфере присутствия, и везде мы на честном слове держимся. Да ещё и в чужие разборки ввязались на Хельде и Стелле.
– Это, конечно, было ни к чему. Блажь политиков.
– Да, только за эту блажь, как всегда, ребята из ВКС жизнями платят.
– Ты был там? – тихо спросила я.
– Мы были там… Помнишь парней, с которыми я в волейбол в бассейне играл?
Я кивнула.
– Они остались там навсегда… – проронил Микки сквозь зубы. – Нас после диплома позвали участвовать в гуманитарной миссии на Стелле, мы для их правительства искали месторождения железа, никеля, алюминия и мрамора. В самый разгар геологоразведочных работ там случилось восстание сайтаков. Это адепты культа тёмного бога Сайты. Жестокие и фанатичные мракобесы, которым выгодно держать всех в страхе, нищете и безграмотности, захватили власть в нескольких провинциях и устроили грандиозную резню типа Варфоломеевской ночи. Мы жили в отдалении от больших городов и торговых путей, поэтому некоторое время даже не знали про ужасы, творящиеся вокруг. Но однажды из долины прибежал мальчонка, которому мы нравились, и предупредил, что в деревню пришли злые люди, которые убивают светлых жрецов и иноземцев. Мы вызвали с орбитальной станции спасательный бот, но пока он совершал эволюции в атмосфере, фанатики добрались до нашего лагеря. У нас было несколько единиц баллистического оружия и иммобилизаторы, но гады задавили нас массой. Спастись удалось только мне и главному инженеру разведпартии, и то, если бы не тот мальчуган, мы были бы брошены в муравьиные кучи или навозные ямы.
– Господи, ужас какой…
– После этого я решил подписать контракт на службу в ВКС. И снова попал на Стеллу. Сначала служил в отряде миротворческих сил в столице «светлых» – Аухетхе. К тому времени у «тёмных» уже было несколько боевых отрядов, которые имели на вооружении огнестрельное оружие, захваченное во время бунтов и нападений на наши миссии. Не слишком много, но для террористических операций хватало. У них, конечно, было мало боеприпасов, но террористу, который захватывает мирных жителей и приставляет пистолет к их головам, много и не надо. Нас предупреждали, что нельзя давать втянуть себя в боевые действия, потому что «тёмные» искали повод для нападения на гарнизон, чтобы смять его и овладеть арсеналом. Командование нас чётко проинструктировало, но, когда на тебя внезапно нападают из подворотни или норовят ударить исподтишка посреди рыночной толкучки, тебе уже не до инструкций. Наши парни ввязались в драку во время религиозного праздника, пытаясь защитить от фанатиков молящихся гражданских, но эти же молящиеся набросились на них толпой и убили. Мы пытались отбить тела, но толпа озверела. Как выбрались, не помню, думал, сгину.
Был крупный скандал, гарнизон вывели за пределы столицы, а мы с тех пор передвигались только в бронемашинах. Но террористы всё равно старались нам навредить.
– Сколько ты пробыл там?
– Около года. За это время «тёмные» нападали на нас больше сотни раз, только из моего взвода погибло десять ребят. Какие это были парни!.. Они были мне как братья. Перед самым увольнением наш бронетранспортер подорвали, троих убило на месте, а мой друг, несмотря на ранение, вытащил меня из горящей брони. В госпитале сказали, что демобилизуюсь я уже из реабилитационного центра. Правда, пока я восстанавливался, оказалось, что намечается турнир, и комполка лично пришёл уговаривать меня согласиться на пролонгацию контракта до окончания соревнований.
– Твои тату…
– Это не страсть, – покачал головой Микки. – Это способ скрыть шрамы от ранений. У меня их больше десятка по всему телу, а я терпеть не могу шрамы. Батальонный мастер по татушкам надоумил меня сделать такую вот маскировку. По традиции на плечах символика нашей части, остальное – импровизации на тему «эту отметину я получил там-то» или «в память о друге-сослуживце».
– Тебя хочется рассматривать как картину.
– Собственно, этого я и добивался. После госпиталя я стараюсь ни с кем не сближаться. Глядя на татушки, одни думают: «Этот парень опасен, лучше к нему не лезть», а другие увлекаются рассматриванием рисунков и не лезут мне в душу.
– Неужели ты никого туда не впустишь?
– Пока я к этому не готов. В моей душе ещё много мрака. Я пытаюсь рассеивать его чем-то добрым, ярким, но война ещё не отпустила меня.
Вот таким оказался мой новый знакомый Майкл Клиффорд – добрейший парень, ничуть не заносчивый и не циничный, как могло показаться посторонним. Просто жизнь оставляла ему не только телесные, но и душевные шрамы. В ВКС таких парней называют везунчиками. Их сослуживцев война выбивает одного за другим, а они выносят с поля боя только шрамы. Это больно. Правда, тогда я еще не представляла, насколько.
Мы с Микки очень подружились. Нет, это не было романом. Как раз на том этапе его армейская жизнь закончилась, и он записался в рейнджерскую команду спасателей – военизированное подразделение, которое хлебает приключения не хуже других, подчас оказываясь в зонах бедствия или локальных конфликтов, помогая спецназу вызволять заложников террористов, вытаскивая потерпевших из руин, спасая беженцев.



Клин клином


Почти год после турнира мы с Микки не виделись.
В 2185 году по земному летоисчислению, тридцатом с момента колонизации системы Глизе 682 (по календарю Оптимали это был 192 год с момента основания колонии – в Космосе всё относительно) я закончила магистратуру с отличием, вот только моим радужным мечтам сбыться было не суждено. На месте в «Глобал Линк», которое, казалось, было уже моим, дирекция предпочла видеть специалиста, который уже приобрёл опыт работы. В итоге я оказалась не у дел, несмотря на пятёрки и красный диплом.
Мой тренер только покачал головой и сказал:
– Удивляться тут нечему. Корпорации зарабатывают деньги, и им нужны опытные люди. Будь выпускник хоть круглый отличник, они дважды подумают, прежде чем рекрутировать зелёного «чайника». Новичка ведь ещё обучить надо, в курс дела ввести. Пока он во все дела вникнет, оботрётся, месяцы пройдут. Ты не горюй, я закину удочку в клуб «Стадиум», у них, кажется, вакансия намечалась. Но ты на всякий случай, в агентство загляни, на учёт встань, так тебе хотя бы электронную трудовую книжку оформят, да и пенсионный стаж капать будет.
В конторе по найму, куда я двинула с дипломом наперевес, вдруг столкнулась с Микки. Его команда тогда подыскивала себе спеца по цифровым средствам связи. Они и представить не могли, что это буду я.
 Микки, который привёл меня на собеседование, просто захлёбывался от энтузиазма – так был увлечён своей работой. Как ни старался он остаться одиночкой, его натуре это не соответствовало, и, конечно, он влился в коллектив так, словно уже с десяток лет ходил с ними на задания.
– Это такие люди, такие!.. – пытался он объяснить мне. – Скоро сама увидишь, познакомишься. Наше подразделение носит позывной «Лезвия», ну и парней так все называют на базе.
– Почему «лезвия»?
– А у них позывные – сплошь холодное оружие. Они из десантуры в рейнджеры пришли, и их армейские прозвища – отдельная легенда ВКС.
– Да что ты?!
– Моя первая рейнджерская команда была крутой, но я в ней пробыл всего неделю. Однажды чем-то жёстко отравился, а когда лежал в госпитале, узнал из новостей, что группа во время эвакуации спелеологов с кряжа Каменная Плаха потерпела крушение. Никто не выжил. Такой вот жестокий рок... Пошёл я с горя в местный бар и там познакомился с невероятным человеком. Кирк Хаммер с виду – добрейший парень, пошутить любит, смеётся охотно, но мне бармен намекнул, что это легендарный Хопеш – командир диверсионного отряда, который на Стелле выполнял задания по ликвидации командиров мятежников, бандитских отрядов и террористических групп.
Они с ребятами как раз в биллиард играли. Так их игру попытался какой-то местный задира сломать, начал пальцы гнуть, деньгами хвастаться, на денежную ставку парней разводить. Дело до драки дошло, и тут я приметил, что дружки задиры в рукавах арматуру прячут и вмешался. В общем, из потасовки вышли уже добрыми знакомцами, а перед выпиской Кирк сам выловил меня у главврача и предложил к ним в команду записаться, раз с моей прежней так вышло.
– Так ты теперь тоже «лезвие»?
– Мне предложили позывной «Клевец», – не без гордости сообщил Микки.
– А что это? Или кто?
– Клевец – древнее боевое оружие. С одной стороны – молот, с другой – стальной остряк типа рога. Что-то среднее между скальным молотком и ледорубом.
– Слушай, а я тогда кто буду? Стрелой, что ли?
– А почему бы и нет? В конце концов, ты же чемпион по стрельбе из лука и пневматики. Это в нашем деле тоже иногда пригождается. Раз как-то послали нас на остров Большой Котёл, что на севере Гремучего архипелага. Там живут забавные такие существа – жулло. Такие, знаешь, милые увальни с виду, не то шмели, не то мураши, но перед землетрясениями и извержениями вулканов у них характер портится радикально. На островную метеостанцию насела стайка этих пушистиков, и нам, чтобы унять буянов, пришлось устраивать засаду и вырубать их транквилизатором из пневматики.
– Насекомых из пневматики?!
– Ну, это не совсем насекомые, скорее членистоногие, к тому же они с кошку размером. И довольно шустрые. Парни замучились, пока их угомонили.
– У вас одни мужики в команде?
– Ну, что ты, с нами ещё две ныряльщицы работают – сестры Дайсен. Серп – это наш идеолог – зовёт их Дайто и Сёто.
– А что это означает?
– Так называли в старину самурайские мечи. Один был длинным, другой коротким – как раз сестрёнкам подходит: у Дайанн рост баскетбольный, Селеста же, наоборот, ниже среднего.
Меня взяли в команду по гражданскому контракту, ведь рейнджерской подготовки у меня не было. Кафедра к счастью, догадалась перед дипломом сгонять меня на курсы спасателей, и эти «корочки» оказались зачётными при приеме в группу. Впрочем, короткий подготовительный курс мне пройти всё же пришлось, и через 40 дней, взбодрённая тренировочными вылетами со спасением утопающих и туристов, застрявших в труднодоступных местах, я стартовала на грузовозе, который вёз к месту моего назначения холодильные установки. А работать мне предстояло на Никсе – спутнике водного гиганта Ундины. Правда, пришлось пережить нескольких месяцев гибернации, которые были вынужденным условием путешествия за 7 парсеков – из системы Глизе 682 к звезде HD 147513. Только после этого я предстала пред очи легендарного Хопеша, чья группа работала на Никсе в составе спасательного отряда «Альбатрос».


                *   *   *

На базу спасателей я прибыла по местному времени суток ранним утром, тем не менее, здесь было оживлённо: ворота нескольких ангаров были открыты, по полю деловито сновали техники, колёсный транспортёр вёз какие-то бочки.
– Вот это и есть база спасательного отряда, – прокомментировала штурман транспортного корабля, доставившего меня с орбиты.
– Во сколько у них начинается рабочий день?
– Он у них бесконечный, – усмехнулась штурман. – Когда люди зовут на помощь, время суток не имеет значения. Командир «Лезвий» вон там, у третьего с краю ангара.
Кирк Хаммер был крепким молодым мужчиной не старше 30 лет. Именно мужчиной, хотя многие гражданские в этом возрасте выглядят зелёными. У него крепкие скулы, твёрдый подбородок, чуть вьющиеся тёмные волосы, местами выгоревшие на солнце, а на висках тронутые сединой. Чтобы они не мешали, Хаммер собирал их на затылке в хвост. Глаза стального цвета смотрят прямо и оценивающе, и в их блеске есть что-то от того самого серповидного меча, название которого стало его позывным. Но при этом губы Кирка не сжаты в брутальной ухмылке, а, наоборот, всегда готовы к улыбке и смеху.
Командир группы встретил меня у открытых ворот ангара, в котором возились с двигателем механики. Брякали инструменты, фыркала плазменная сварка, ворчал бригадир, а Хаммер безмятежно сматывал в бухту трос, сидя на пластиковом ящике из-под гуманитарных грузов.
– Добро пожаловать, – сказал он вместо приветствия, когда я бодрым шагом приблизилась к нему. – Ты Александра?
– Да.
– Очень приятно, я Кирк Хаммер, командир группы «Лезвия». В быту все обращаются ко мне по имени, во время работы – командир. После боевого крещения, когда ребята присвоят тебе позывной, сможешь называть меня как равного – Хопеш. Знаешь, что это?
– Наслышана.
– Дай Бог, чтоб не довелось узнать на практике. Ко мне это прозвище на войне пристало, оно с кровью связано. А у нас работа, в общем-то, мирная – людям помогать. По характеру, конечно, часто экстремальная, поскольку братья и сёстры наши норовят найти проблемы на известную часть организма.
Он кивнул на свободный край ящика и сказал:
– Садись, работа для тебя есть. Сумку вон туда, к стенке, поставь пока. Мы с Кортиком собирались троса укладывать, но его вызвали в центр, на аттестацию.
– Это позывной? – поинтересовалась я.
– Да, у Тони фамилия такая – Катласс. В докосмическую эпоху, когда наши предки только осваивали океаны на парусных судах, абордажные бои было удобнее вести короткими клинками. Катласс – как раз такое оружие. Это абордажная сабля длиной примерно 28-30 дюймов с усиленной гардой. Иногда его называют пиратским кортиком, хотя по сути это боевой тесак, а флотский кортик, когда-то также применявшийся в абордажных боях, со временем стал атрибутом парадной офицерской формы.
– Увлекаетесь историей оружия? – попыталась я поддержать разговор.
– Да будь оно проклято, это оружие… – на мгновение рассердился Хаммер. – Я прожил на свете всего 29 лет, а скольких пришлось отправить на кладбище, сосчитать невозможно. Моей мечтой была спокойная служба, чтобы смертоносные изобретения, которые меня учили применять, были гарантией мира и процветания…
Впрочем, так мне и надо. Командиры предупреждали нас, что ружьё, показанное в первом акте спектакля, в третьем акте обязательно выстрелит. Честно скажу, я бы всё отдал, чтобы никогда больше не браться за оружие. Только мир таков, что разумные существа, в совершенстве владея методами убийства, стараются решить все разногласия миром, а кретины с раздутым самомнением и пещерной моралью почему-то думают, что с ними будут считаться только тогда, когда они всех запугают или унизят.
Хаммер со вздохом отложил скрученную и увязанную бухту и, встав с ящика, сказал:
– Ладно, ты же горноспасательную подготовку прошла? Тогда вот тебе ещё один трос, смотай его в бухту, а я пока с твоими документами поработаю, поставлю тебя на довольствие и выпишу требование на снаряжение. Как смотаешь, оставь бухту на ящике и подходи во-он к тому блоку, где сабли нарисованы. Мы с тобой на склад сходим, тётю Мышу напряжём.
Я молча кивнула и устроилась поудобнее на ящике. Хаммер широким шагом двинул к похожему на юрту модулю, стоящему в сотне шагов от ангара, а я принялась распутывать и скручивать в бухту пахнущий морской солью трос. Похоже, с его помощью кого-то доставали из моря. Сами по себе синтетические волокна не промокают, но между ними задерживается немало влаги, и, если не просушить и не проветрить, постепенно трос становится тяжёлым, жёстким и вонючим.
Сматывая трос в бухту, я наблюдала за новым для меня местом.
База спасательного отряда – несколько посадочных площадок и полос для аппаратов разного типа. Тут может садиться и атмосферная авиатехника, и орбитальные челноки, и корабли военных модификаций. ВКС передаёт спасателям немало списанной техники, которая ещё не выработала ходовой ресурс, но для боевых операций уже не годится. Например, на дальней орбите Ундины постоянно дежурит корабль «Альбатрос» – бывший корвет класса «Сирена SC-85» ударной группы сектора Скорпиона. На Никсу меня забросил орбитальный транспортник, переоборудованный из бывшего корабля эскадренного сопровождения «Ламассу», а в ангаре за моей спиной стоит со вскрытым двигательным отсеком штурмовик класса «Фурия». С этих птичек сняли орудия главного калибра, оставив лишь бортовые оборонительные батареи и магнетроны противометеоритных установок. Всё остальное осталось при них – мощь, маневренность, надёжность.
На краю посадочной площадки притулилось несколько зданий. Я опознала в них диспетчерскую с наблюдательной башней и несколькими тарелками антенн, горбатый полуцилиндр склада, несколько жилых и пару административных модулей. Спасатели работают и живут здесь вахтовым методом, отсюда же стартуют на спасательные операции. На ближайшие полгода эта база станет и моим домом.
Место, вроде, неплохое, климат мягкий, море недалеко, солнце здесь жёлтое и тёплое, не то что мой родной Цахес – красный карлик с вздорным характером, периодически угощающий освещённую сторону Оптимали порциями ультрафиолета. По крайней мере, небо здесь по-настоящему голубое, как приличествует дому terra homo, а облака приятного молочного цвета с оттенками. Я с детства привыкла к небу розово-персикового оттенка, к оранжевым, вишнёвым или сиреневым рассветам, а уж облака на Оптимали почти никогда не бывают естественного белого цвета.
Небо на Никсе удивительное. С востока облака золотит мягкое сияние материнской звезды, которой, как я успела узнать на «Альбатросе», жители системы дали имя Акварелия (в обиходе Аква). С запада громоздится среди облаков бок исполинской Ундины, украшенный вихрями титанических циклонов, а на голубовато-белом фоне планеты-гиганта поблёскивает лазурными лагунами крошка Наяда – второй по величине спутник планеты-океана, тоже не обиженная атмосферой и водными ресурсами.
Мои мысли прервал раздражённый рокочущий бас бригадира механиков:
– Ядрены пассатижи!.. Каким сверлом тебя сделали, Яшка?! Я тебе велел по часовой стрелке проворачивать, а ты что творишь? Дай сюда ключ, дубина сучковатая!
Интересно, меня так же будут костерить, если где-то ошибусь, или помилуют? Не то чтобы я сильно волновалась, но всё-таки хочется первое впечатление у этих людей оставить положительное. Интересно, где Микки? Он знал день моего прибытия, но ни на поле, ни у модулей его не видно. Может, тоже какую-нибудь аттестацию проходит?..
Я уже доматывала бухту, когда в туманной дымке облаков засвистели турбины «стручка» – так называют грузовой турболёт «Антей». Продолговатая стальная птица с мощными турбомоторами на крыльях-пилонах вынырнула из низкого облака и, величаво развернувшись, прицелилась на посадочную мишень в сотне метров от ангара. Из диспетчерской выскочили два рослых парня в униформе спасателей, вцепились в поручни грузовой тележки, стоявшей у стены модуля с саблями, и резво погнали её к месту посадки. Тут же на поле выкатилась бирюзовая машина парамедиков. Она опередила парней с тележкой, тормознув у откинувшейся аппарели «Антея». По аппарели двое спасателей спустили каталку с неподвижным телом, следом на полусогнутых выскочили растрёпанные гражданские, с виду – туристы. Парамедики приняли в «скорую» каталку, тут же подъехал автобус, в который пара служащих турагенства затолкнула остальных, и машины сорвались с места. Спасатели обменялись рукопожатиями с подоспевшими парнями, махнули рукой на откинутую аппарель и устало побрели к модулям.
Навстречу им вышел Хаммер. Вид у прилетевших был отнюдь не бравый. В одном из парней я узнала Микки, как всегда отрешённо-спокойного. Второй, высокий блондинистый атлет, выглядел совершенно расстроенным и плёлся, ссутулившись. Кирк остановился на их пути и что-то спросил. Микки мотнул головой, а атлет, повесив голову, скрестил на груди руки. Похоже, у парней выдался не особо удачный день. В учебном лагере нам говорили, что по статистике из ста человек, попавших в неприятности, троих спасти не успевают.
Кирк похлопал спасателей по плечам, потом кивнул в мою сторону. Микки взбодрился и направился ко мне, высокий блондин, не торопясь, побрёл следом.
– Привет, прости, что не встретил, – извинился Микки. – Мы застряли на операции.
– Трудный денёк?
– Бывают получше. Один из туристов изобразил из себя крутого и грохнулся в расщелину.
– Здрасте, – неуклюже кивнул мне его напарник, подойдя ближе.
У парня был басовитый голос, но лицо – озорного старшеклассника.
– Знакомьтесь, – представил Микки. – Аксель Таппара, он же Секира, укокошит любого вражину и в любую погоду разведёт костёр, чтобы согреть уставшего и замёрзшего друга. Александра Карпова, умница, красавица, спортсменка, в общем, хороший человек.
Я протянула Акселю руку, он пожал её своей лапищей аккуратно, как детскую ладошку, и сообщил:
– Микки про вас все уши прожужжал. Честно скажу, все заинтригованы, и больше всех командир, потому что таких разносторонних рекрутов у нас ещё не было.
– Спасибо, – скромно улыбнулась я, а сама подумала: «Блин, Микки меня тут разрекламировал, теперь придётся оправдывать ожидания». А то вместо красивого и гордого позывного получу прозвище Спица, мол, сиди молчком и возись с чулком.
– Нашего полку прибыло, – послышался голос за спиной ребят.
От «стручка» к нам подошла стройная темноволосая девушка в лётном комбинезоне. Через плечо у неё висел чехол с планшетом. Ремень был слишком длинным, и планшет при ходьбе шлёпал её по бедру.
– Привет, сестрёнка, меня зовут Марси, я в этой шайке извозчик, так что, если куда надо подбросить с ветерком – это ко мне.
– Извозчик – это слишком тривиально, – заявил Аксель. – Марселла – пилот от Бога.
– Не поминай всуе, – буркнула девушка и щёлкнула его по носу. – Ладно, ещё увидимся. Пойду, Мойше шею отмою.
– Не отмою, а намылю, – усмехнулся Аксель.
– В этот раз именно отмою, – возразила Марси и, заглянув в ангар, громко позвала. – Механик Шнеперсон, к командиру!
В двигательном отсеке брякнулось что-то металлическое, послышалась возня и торопливый говорок, в котором не осталось ничего от недавнего грозного баса:
– Эйзо фадиха! Командир – большой человек, его время дорого, а я тут за вас анкера тяну пузом кверху, шлимазлы!
Из ангара выскочил смуглый носатый толстячок в промасленном комбинезоне. Он уже собрался набрать разгон в сторону штабного модуля, где Хаммер беседовал с седым мужчиной в униформе энергетика, но Марси по-военному скомандовала:
– На месте стой! Кру-угом!
– Но, командир… – сипло проблеял механик.
– Я за него. Скажите мне, дорогой Мойша, какого поца поручни трапа «Антея» были измазаны маслом? Теперь я, пилот высшей квалификации, должна ходить по пятам за твоими халтурщиками с ветошью и искать, где за ними сопли подтереть?
– Ой-вей! – сокрушенно покачал головой механик. – Шод ойф майн копф!
– Вот именно, позор, – согласилась девушка-пилот.
– Антшульдихт! – заискивающе попросил механик.
– Я-то прощу, но в следующий раз сам будешь протирать машину от трапа до кончиков лопастей, – сурово предупредила Марси. – Ферштейн альтс?
– Бештимт… – жалко промямлил механик, тряся дряблыми щеками.
– Ладно, теперь продолжай ремонт. И чтобы к вечеру «Фурия» была на ходу!
Механик убрался в ангар с видом помилованного смертника, а Аксель восхитился:
– Круто ты его.
– Что это за язык? – обалдело спросила я.
– Это идиш – родной язык Мойши, – пояснил Микки. – Он из Нового Вавилона к нам попал. Знаешь, где это?
– Это Аринна, вторая планета Омикрона Эридана.
– Точно.
На Аринну в первую волну экспансии рванула масса переселенцев с Ближнего Востока и Северной Африки – эфиопы, суданцы, амхарцы, евреи, палестинцы, сирийцы. Правда, в отличие от земного Вавилона, каждый этнос занял отдельный район на обширном материке, слава Богу, планета огромная и благодатная, да вот беда – стали они старое вспоминать: кто там кому в древности палки в колеса вставлял.
– Слышала, что их никак мир не берёт, – решила я показать осведомлённость. – Одним за предков обидно, другие на религиозной почве повернулись.
– Да, это вполне по-человечески. Око за око. Идиоты взялись друг друга резать, и до сих пор этим самозабвенно занимаются, а те, кому бардак надоел, смылись на кораблях гуманитарной миссии. Мыкаются теперь по соседним мирам, диаспоры в наших колониях создают. Да ты ж сама из Амадеусбурга, там целый еврейский район построили – Фейндорф называется.
– Амадеус – подземный мегаполис, он триста км в поперечнике, а я вообще в университетском городке жила, в пригороде.
– Такое только от горожан и услышишь, – хмыкнула Марси. – Где Новый Вавилон находится, знаем, хоть это и в десятке парсеков, а что под носом происходит, фиг его разберёт. Умеем лаяться на трёх инопланетных языках, а идиш от рабского не отличим.
– Это обычно для жителей мегаполисов, – пожал плечами Микки. – Я вот даже соседей по подъезду не всех знал. Мне всё время казалось, что они постоянно меняются, пока я на занятиях. Но постой-ка, а где нахваталась этих словечек ты?
– Это жаргон всех колониальных контрабандистов, производителей контрафактов, спекулянтов. Мой папка возил на шатле контрабанду, я училась летать у него, вот и нахваталась.
– Всегда тобой восхищался, – признался Аксель. – Ты неподражаема.
– Спасибо, – улыбнулась Марси. – Ладно, мальчики, я пойду, освежусь, а то что-то меня наши приключения напрягли. Вернулась взмыленная, как лошадь.
– Торопись, через 20 минут планёрка, – напомнил Микки ей вслед, а мне заметил, – Марселла Шекспир – звезда среди пилотов, если что, относись к ней проще. Она девушка с характером, но без претензий, быстро вспыхивает, но тут же остывает.
– Много у вас пилотов?
– Восемь. Она и Роб – универсалы, остальные – спецы либо по атмосферным машинам, либо по гравилётам.
Пока шёл разговор, я домотала бухту и спросила:
– Где сушите троса?
– Я покажу, – ответил Микки, подхватывая вторую бухту. – Акс, на планёрке встретимся.
Аксель махнул рукой и двинул куда-то в сторону диспетчерской, а Микки повёл меня к штабному модулю.
– За модулем стоит навес, там мы и держим снаряжение, объяснил он. – Обрати внимание, на штабе, кроме нашей, есть и другие эмблемы.
В самом деле, ярко-оранжевый купол был украшен не только саблями. Подойдя ближе, я разглядела несколько логотипов в стиле граффити и эмблем других подразделений спасателей.
– Чьи они?
– Эти ребята не менее знамениты, чем мы. Каждая команда чем-то прославилась. Скрещенные якоря – знак «Анкеров», круче их ныряльщиков нет никого во всей системе. Альпеншток с крыльями – эмблема «Летяг». Это бывшая сборная ВКС по высокогорному парапланеризму. Они всем составом подались в спасатели, и проворачивают операции, по сложности не доступные никому, кроме них. А вот эту змеюку видишь?
– По-моему, это надпись.
– Точно, это логотип «Пляжных полозов». Эту змейку они выбрали своим символом за то, что она спасла жизнь их командиру на Нарциссе.
– А, это в системе 82 Эридана…
– Совершенно верно. Планета столь же восхитительная, сколь опасная. Наши высадились на ней, ещё не зная об аборигенах. Экспедиция устроила лагерь на пляже, а перед рассветом местные собрались на них напасть. Да вот незадача – один из нападающих приблизился к кладке пляжного полоза. Эти пресмыкающиеся не ядовиты, зато маскируются под одну из самых противных тамошних змей – трещотку, которая перед атакой выпускает воздух через специальный канал с ороговевшими хрящами. Полоз переполошил весь лагерь и провалил нападение дикарей.
– А вот это что за криптопись?
– Это расшифровывается как «Слепой гвардеец». Не поверишь, их командир Ханси ослеп после ранения, но в клинике на Омилькоре ему имплантировали биомехи, и он стал видеть, правда, не различает цветов, но уж лучше так, чем никак. 
– Обалдеть! – изумилась я и, оказавшись рядом с навесом для снаряжения, повесила крепко пахнущую бухту на хромированный крюк.
Следом за нами к навесу подкатили тележку парни, забравшие снаряжение из «Антея».
– Алекс, знакомься, это наши спасатели-стажёры Мэтью Железко и Али Акмет.
– Привет ребята, я тоже стажёр, только по технической части.
– Нам уж немного осталось в резерве сидеть, – сказал худощавый смуглый Али, явно уроженец Варуны – тёплой и влагообильной планеты звезды Глизе 570.
– Да, скоро сдадим экзамен и будем работать, как все, – подтвердил его рыжеволосый товарищ и сообщил Микки, – Мы пустой кислородный баллон на зарядку отдали, а заряженный после планёрки забросим в «Антей».
– Хорошо, – кивнул Микки.
– Слушай, – решилась я спросить. – Не хочу лезть тебе в душу, но не могу не удивиться перемене в твоём настрое. Год назад ты ни с кем не хотел сближаться, а теперь работаешь в большой дружной команде.
– Всё просто, – улыбнулся Микки. – Я понял, что мне всё равно нужно искать работу, так что, как ни верти, придётся контактировать и сотрудничать. Пофилософствовав, я пришёл к выводу, что клин вышибают клином и пошёл в спасатели.
– Радикально.
– Да. Пора к командиру, идём.



Наблюдатель


В штабном модуле собралось не меньше 20 человек: спасатели, включая стажёров, пилоты, руководители технических служб. Планёрку, как командир подразделения, несущего вахту, вёл Кирк Хаммер. Он говорил спокойно и уверенно, голос его звучал ровно настолько громко, чтобы его слышали все собравшиеся.
– Всем доброго утра. Впрочем, оно было бы добрее, если бы некоторые любители приключений не таскались по опасным местам ночью. Я проанализировал наши действия, созвонился с медэкспертом, прикинул варианты и пришёл к выводу, что повлиять на ситуацию мы не могли.
– Что сказал док Ферелли? – спросил Микки.
– Док сказал, что травма несовместима с жизнью, и к вашему приезду в организме уже наступили необратимые изменения.
– Но он же даже сознание не потерял, – заметил Аксель.
– До вашего приезда он продержался за счёт адреналина, – прокомментировала девушка, очень похожая на Марселлу. На её рукаве рядом с эмблемой полевого медика я разглядела именную нашивку – Шевон Шекспир. – Но он же и сыграл роковую роль. Сердце у него здоровое, билось в повышенном ритме, а в это время по сосудам разносило костный мозг из сломанного бедра. Это называется жировая эмболия. Убивает не сразу, но наверняка, потому что её часто просто не успевают распознать.
– Его что, совершенно нельзя было спасти? – спросил Микки.
– Будь там идеальные условия, его можно было бы ввести в искусственную кому, но в данной ситуации это было невозможно. К тому же до вашего приезда туристы пытались вытащить его, а он в этом активно участвовал.
– Жалко парня, – проронил Микки. – Молодой, спортивный, а погиб глупо.
– Тут не поспоришь, – кивнул Хаммер. – Но нарушение налицо – идти на восхождение в тёмное время суток нельзя. Могло ведь и худшим закончиться. Там с ним ещё полдюжины лопухов было. Мы сделали всё, что могли, хотя условия были сложные, так что до вечера Микки, Акс и Марси остаются в экстренном резерве. В оперативное дежурство на сегодня заступают Джейсон, Барти и Марко. Если сегодня вызовов не будет, то с завтрашнего дня возвращаемся к дежурству по графику. Прежде чем все отправятся завтракать, я сделаю объявление: у нас пополнение!
Все, как сговорились, повернулись ко мне, и я, смутившись, поднялась на ноги. Кирк продолжил:
– С сегодняшнего дня к «Лезвиям» присоединяется специалист по цифровым системам связи Александра Карпова. Конечно, после вводного инструктажа, положенной бюрократии и нервотрёпки у тёти Мыши. Открою секрет: Александра не просто инженер-связист, она многократный призёр по пятиборью и горноспасатель.
Вокруг одобрительно загудели, кто-то даже присвистнул.
– Зажжём!
– Добро пожаловать! – одарила меня приятной улыбкой медик.
Женщина-пилот, сидевшая рядом с Марси, протянула мне руку:
– Я Назиля Истанбул, пилот турбокоптера. Когда примешь дела, загляни, пожалуйста, на мой «Шторм». У меня временами связь на приёме барахлит.
– Хорошо, – кивнула я.
– Планёрка окончена, встретимся на завтраке, – объявил Хаммер, а, когда все потянулись к выходу, сказал мне, – Сумку пока оставь здесь, сходим на склад, а уж потом пойдём определять тебя на постой. После завтрака я проведу первичный инструктаж, потом у тебя будет пара часов на благоустройство, и после обеда сможешь приступать к обязанностям. Будут вопросы, обращайся, у нас тут без обиняков. Нужно – сделаем. Когда всё вовремя решается и организуется, работа ладится без проблем. Первое время поработаешь по специальности, вникнешь в дела, как наблюдатель, а там видно будет. У нас каждый может раскрыть свой потенциал, если на это есть желание. Захочешь попробовать себя в деле – мы только рады будем помочь. Сама видишь, иногда нештатные ситуации бывают, так что каждая пара рук может пригодиться.
Воздух склада был пропитан стойким духом промтоварного магазина. Букет составляли ароматы моющих средств, нового снаряжения, спецовок, обуви, пропитка канатов и инструментальная смазка. Но едва из каптёрки появилась кладовщица, поверх всего этого густой волной накатил обволакивающий и оглушающий поток сладко-горького парфюма.
Я как раз наклонилась, чтобы отцепить от застёжки ботинка зацепившуюся за неё проволоку от стоявшей у входа катушки, когда за стойкой рецепшена загудело суровое ворчание. Сопоставив контральто с волной дорогих духов, я ожидала увидеть эффектную даму средних лет, обладающую королевским достоинством, светскими манерами и мудрым спокойствием, но вместо приветливых слов поверх стойки хлынуло булькающее ворчание:
– Какого ГОСТа вы сутками не даёте мне покоя?!
Передо мной предстало существо, которое было вызовом самому создателю, спроектировавшему женский пол. Я, может быть, и не писаная красавица, но, по крайней мере, соответствую большинству общепринятых стандартов привлекательности. Без лишней скромности скажу, что парни не оставляют меня без внимания с самой школы. Но кладовщице базы спасателей, видимо, судьбой было предназначено стать противоположностью всех канонов женской красоты.
У меня, по крайней мере, нормальный рост и пропорции, и, несмотря на мускулистые руки и лодыжки, соотношение бёдер, талии и груди близко к золотой середине. По ту же сторону стойки колыхалась низкая, расплывшаяся фигура, вместо шеи – несколько складок, из-за чего голова как бы вросла в плечи. Лицо представляло из себя комбинацию бесцветных глаз, нетрезво блестящих между распухших красных век с приклеенными ресницами, носа-пуговки и губок, сложенных неприязненным бантиком и едва выглядывающих между дряблых щёк с гипертоническим румянцем. Вдобавок ко всему этот невероятный образчик наплевательства на внешний вид украшали кустистые брови и редкие усы, контрастирующие своей чернотой с выцветшими редкими волосами, способными повергнуть в шок любого парикмахера. И всё это вздрагивало в приступе негодования.
Господи, о таком заранее предупреждать нужно! Больше всего она напоминала простуженного старого мопса, потерявшего всю шерсть. Видя, как я оторопело глазею на кладовщицу, Хаммер вызвал огонь на себя:
– Миссис Маус, мы пришли, чтобы выразить вам глубочайшее почтение и благодарность от нашего коллектива. Вы наша незаменимая хранительница материальных ценностей, и сегодня новый сотрудник нуждается в вашем совете и помощи.
– Эт штоль?.. – критически сфокусировала на мне похмельные зрачки миссис и пробурчала. – Чего ж тебе, Кувалда, девок-то шлют? Тебе ж мужики нужны. С неё вот какой спасатель? Тонкая да звонкая. Одна радость, что комбез легко подобрать.
Хаммер невозмутимо сунул ей под нос заполненный бланк требования, кладовщица, подслеповато щурясь, взглянула на него и, не переставая бурчать под нос, тюкнула по консоли служебного терминала пухлым пальцем. Она завела на моё имя новую страницу в электронном журнале, потом измерила меня профессиональным взглядом, оценивая параметры, и хмуро заключила:
– Комплект спецодежды для техперсонала № 44. Размер обуви-то какой?
– Тридцать восьмой.
– Понятно, обувь на диэлектрической подошве, размер 38.
Она извлекла из-под стойки два вакуумных пакета со спецовкой и обувью, плюхнула их передо мной, а потом постучала по одной из строчек требования, пододвигая бланк к командиру.
– Ты что это тут накалякал?
– Набор инструментов для ремонта коммуникаций и приборов связи. Код НИР-06.
– Ты что, со стеллажа упал? У нас таких отродясь не было.
– В списке ТМЦ, который мы с вами проверили три месяца назад во время инвентаризации, под этим кодом значится две единицы, – возразил Хаммер. 
– У-у, всё-то он помнит, – недовольно проворчала кладовщица, неуклюже разворачиваясь к рядам стеллажей. – Откуда вас только наслали сюда на мою голову? Сплошное беспокойство…
Я посмотрела на командира и обнаружила, что он лукаво усмехается.
– Ишь, ты, всё он знает на моём складе… Ты, случаем, в морской бой не любишь играть, Молоток? Может, сыграем на пивко?
– Стеллаж № 6, полка № 3, справа, – сказал Хаммер и весело подмигнул мне.
– Попал, – разочарованно сообщила кладовщица, с трудом вставая на какой-то ящик и снимая с полки небольшой пластиковый кейс. – Радуйтесь, разорители…
– Отчего же разорители? – удивился Кирк.
– Да потому, что пока вещь лежит на складе, она есть, а попала вам в руки – вы её испортите или потеряете. Будто я не знаю, как это бывает.
Она со стуком брякнула кейсом о крышку стойки и достала из файлодержателя журнал учёта и регистрации.
– Так, расписываемся за получение! – скомандовала она, сурово глядя на Хаммера. – А ты, лапочка, инструменты береги, через 200 дней следующая инвентаризация, проверять будем комплектность ящичка. Недосчитаемся чего – за свой счёт покупать придётся.
– В таком случае, – заявила я, открывая кейс, – нужно проверить комплектность прямо сейчас.
Открыв набитый инструментами ящичек, я развернула его так, чтобы содержимое было видно моим собеседникам.
Кладовщица, поражённая моим нахальством, стала малиновой и начала возмущённо хватать воздух ртом и раздуваться, но Хаммер пожал плечами и удовлетворённо сказал:
– Всё в порядке, миссис Маус, здесь полный комплект. Расписываюсь. До свидания, доброго вам дня.
Мы вывалились наружу, едва сдерживаясь, чтобы не засмеяться. У двери склада обнаружилась компания из нескольких спасателей и пилотов. Они с явным интересом ждали, чем кончится наш поход на склад, и, кажется, тишина их разочаровала. Но едва дверь за нами закрылась дверь, изнутри донесся возмущённый крик:
– Проходимцы!.. Клоуны!.. Неликвид вам в подотчёт!..
Зрители дружно рассмеялись, и мы вместе с ними.
– Это что-то, – заметил смуглолицый спасатель с индейской татуировкой на шее. – Такого проклятия мы от неё ещё не слышали.
Хаммер довольно сообщил:
– Заметь, Тони, это был не я. Алекс завела тётю Мышу, как тореадор бычка!
– Командир, расскажи, – попросил Аксель.
– Ну, пожа-алуйста-а, – нетерпеливо протянула Марси.
Кирк кашлянул и объяснил:
– Ну, вы все понимаете, как мы рисковали, придя к ней утром.
– Ещё бы, – согласился Микки, – застарелый абстинентный синдром не располагает тётю Мышу к филантропии.
– Точно, – подтвердил Хаммер. – Я прочёл в её глазах желание впиться когтями в мою физиономию. Каюсь, я неосмотрительно не предупредил Александру о том, что наша Клеопатра по утрам выглядит, как Квазимодо.
Спасатели засмеялись ещё громче.
– Алекс, понятное дело, в полном шоке стала глазеть на этот феномен.
– Страшное дело… – покачала головой Марси.  – Помню, я тоже так попалась. Такое было!..
– Вот поэтому я бисеру перед Мышей насыпал полный рецепшен, чтобы она не возжелала крови, – продолжил Хаммер.
– А она что, не возжелала? – удивился Аксель.
– Даже посочувствовала. Тебе, говорит, Кувалда, амбалы нужны в команду, а не красавицы.
– Так Мыша не в курсе, что Алекс мастер спорта по пятиборью, – сочувственно сказал Микки.
– Можно подумать, для неё это что-то значило бы, – усмехнулась Марси.
– А что дальше?
– А дальше я стал трясти с неё инструменты для Александры.
– Проще у собаки кость отобрать, – заметил загорелый Тони, видимо, тот самый Кортик.
– Да уж, она на меня покруче всякой собаки посмотрела. Думал, тяпнет. И что вы думаете? Раскрутилась-таки Мыша на ремкомплект, говорит, расписывайся, но, если что посеете, начну головы откусывать. И тут Алекс невинно так говорит: «Тогда прямо тут проверим комплектность».
– Мама дорогая, – охнул Аксель.
– Уважаю, – искренне сказала мне Марселла.
– Вы делаете поспешные выводы, – не согласилась медик, – Чистота эксперимента нарушена. Вот если бы вы предупредили Алекс, то был бы зачёт.
– А что не так? – удивлённо спросила я.
– Да нет, всё нормально, – махнул рукой Микки. – Просто тётя Мыша – непредсказуемый представитель местной фауны, и поток брани – самое безобидное, что могло случиться с вами. Это не самое корректное испытание для новичка, но формально ты его прошла. Многие обламывались, впав в безнадёжный ступор. В Акселя она метнула скоросшиватель.
– Ага, – кивнул тот, – насилу увернулся…
– Вы сознательно подвергли меня смертельному риску? – с наигранным возмущением спросила я.
– Да не парься, – примирительно сказал Кортик. – Тётя Мыша только кажется грозной. В большинстве случаев она промахивается, потому что прицельная стрельба с будуна – это не её фишка.
– Ну, спасибо, успокоили. Только учтите на будущее, что если я сделаю из стального кабеля рогатку, то поворачиваться ко мне спиной будет опаснее, чем цеплять кладовщицу. Кстати, почему вы называете её Клеопатрой?
– Дело в том, что по документам она Елена Клеопатра Маус, – пояснил Хаммер.
Признаться, давненько я не смеялась так, как в тот момент, потому что трудно представить более неподходящую внешность для человека с именами знаменитых красавиц.


                *   *   *


Столовая по метражу была не намного больше штабного модуля, но казалась значительно более просторной, так как мебель в ней была складной. Когда мы вошли, там можно было танцевать. Но стоило весёлой пышной женщине на раздаче хлопнуть в ладоши, из стен выдвинулось шесть обеденных столов и дюжина пар стульев.
– Привет, Оливия! – в несколько голосов поприветствовали её пришедшие.
– Наша Оливия – первоклассный повар и самая радушная хозяйка на всём побережье, – поведала мне Марси. – У неё, как и у всех здесь, есть прозвище – Антиоливье.
– Это почему? – удивилась я.
– Она оливье терпеть не может. На дух его не переносит, потому что в колледже их постоянно заставляли делать именно его. А ведь умеет готовить не меньше сотни разных салатов. А какие у неё супы! Мне б так готовить научиться…
– Какие твои годы, – успокоила я.
– Шутишь? – усмехнулась Марселла. – Да, я молодо выгляжу, но мне уже 28 лет. Замуж давно пора, а я по базам таскаюсь, живу на лётном поле. Вот увидишь, наша жизнь – такая зараза. Затягивает напрочь. Поваришься в этой каше – потом не вырвешься. А потом выяснится, что достойных претендентов на твою руку и сердце вокруг не осталось.
– Да брось ты, Марси, – с усмешкой сказала ей сестра, плюхаясь на соседний стул. – У тебя эффектная внешность, отличная фигура, красивые глаза. Не то, что я – маленькая незаметная, как серенькая мышка.
– Кто бы говорил, мышка Шеб, – ревниво заметила Марси. – Пока ты тут работаешь, к тебе уже трое парней подкатило.
– И где же они? – осведомилась Шевон. – Ветром сдуло?
– Современные парни на семейных вопросах не заморачиваются, – с видом знатока заявила Назиля, подсаживаясь за наш стол. – Они как большие дети, были бы забавы любимые – и ничего больше не надо.
– Вы слишком категоричны, – возразил из-за соседнего стола симпатичный метис.
– А ты, Джейсон, нетактичен, – заметила Шевон.
– Прошу прощения, что влез в вашу беседу, но вы высказывали свои мысли достаточно громко. Позволю себе не согласиться с точкой зрения, уравнивающей всех мужчин по упрощённому шаблону.
– О! – выдохнула Марси, и по глубине выдоха я догадалась, что парень ей нравится.
– Мы все знаем тебя, Джей, как умного парня, и язык у тебя подвешен, – ласково промурлыкала Шевон. – Но я тебя умоляю – никогда не спорь с голодными женщинами, которые до завтрака успели завестись на работе.
– Да ладно тебе, каждый имеет право высказаться, – примирительно сказала Назиля, хитро подмигнув Джейсону.
– Ничего не имею против интересной дискуссии, – заявила Шевон, – но участвовать в ней не собираюсь.
Она махнула хозяйке столовой и громко спросила:
– Олли, чем нас порадуешь?!
За столом, что был позади меня, тоже громко разговаривали. Спасатели обсуждали утреннее происшествие.
– Обидно, честное слово, – сокрушался Микки, – всё могло сложиться по-другому, пойди они хотя бы на час позже, когда рассвет уже занимался.
– Не заводись, Майки, – успокаивал его Кортик. – Сделанного не вернёшь. Да и не зависело это от нас. Это косяк старшего группы. Он должен был чётко обозначить, кто в седле. Руководство парка назначило инструктором группы его, вот теперь с него и спросит.
– За него тоже обидно, Мин Тхо – хороший инструктор, мы с ним не раз на сборах были. А теперь из-за этого любителя экстрима его могут отстранить, – сокрушённо вздохнул Микки.
– Да не бери в голову, – успокоил его Аксель. – Скорее всего отделается выговором. От того недотёпы перегаром несло, пока я его в кабину поднимал. Он сам нарушил и инструкцию по безопасности, и правила парка. Да ещё других подбил без инструктора в гору переть.
– Тоже мне, человек-паук нашелся, – хмыкнул Кортик. – Нечего из-за него сокрушаться, если каждого такого придурка жалеть, язву себе заработаешь. Зря ты, Майки, накручиваешь себя.
– Да как же зря? Это ведь люди, ради которых рискуешь жизнью, лезешь в опасные места, надеясь, что успеешь вызволить их, а они или умерли до твоего приезда, или скончались по дороге… И живи с этим, как знаешь…
– Жить, Майки, придётся, без нас остальные бедолаги сами не выпутаются, – подбодрил его Кортик и громко спросил, – Кстати, а кто-нибудь заметил, что сегодня едой из кухни не пахнет?
– В самом деле, столовая есть, а запаха нет, – удивлённо констатировал Хаммер и спросил у хозяйки, – Оливия, почему мы не чувствуем знаменитых ароматов твоей еды?
– А это ребятки, новая вентиляция и дверь с изоляцией, – похвасталась хозяйка. – Вчера вечером установили, когда вы на смотр летали.
– Поздравляем, – сказали несколько голосов.
– Хотя определённого очарования столовка лишилась, – заметил средних лет мужчина в оранжево-зелёной спецовке энергетика. – Итак уже всё автоматизировано до абсурда, печи с программным управлением, посудомойка и сушка автоматические, раздачу заменили сервировочным автоматом. Так теперь еще и поднять аппетит перед обедом нечем – весь аромат в атмосферу уходит.
– Не ворчи, Иржи, – укорил Хаммер. – Ты же знаешь, что дипломированных кухмейстеров в колониях можно по пальцам перечесть, а Оливия без современного оборудования нашу ораву прокормить просто не сможет. Она одна тут работает, без помощников.
– Да мне-то что, лишь бы накормили вкусно, – пожал плечами тот.
Кормила Оливия действительно вкусно: на завтрак у неё было приготовлено три вида каш, омлет с томатами и беконом, два овощных салата, сырники, натуральное молоко, кефир.
Из столовой я сразу рванула заселяться. Хаммер выделил мне уголок в модуле, где жили сёстры Дайсен. Дайанн и Селеста оказались приученными к аскетичному образу жизни, так как обе служили в водолазной команде рейнджерского корпуса на Наяде. Единственным украшением их обжитого пространства были восхитительные фотографии, которые сёстры делали под водой. Каждое фото – окошко в мир приглушённых тонов, играющих бликов и таинственных теней, а на фоне этих декораций – пёстрые кораллы и водоросли, диковинные рыбы и раковины. Глядя на них сразу хочется нырнуть и отрешиться от наземной суеты.
Впрочем, отрешаться было некогда. В первый же день я протестировала систему связи на «Шторме» Назили и устранила помехи, перепаяв пару контактов. Потом проглядела документацию на средства связи, имеющиеся в распоряжении отряда, заполнила пробелы в учётном журнале ТО, выяснила, что предыдущий инженер по связи был даже не инженером, а простым монтёром-пенсионером, принятым по гражданскому контракту в связи с отсутствием соискателей. Божий одуванчик наверняка лучше меня владел паяльником и знал больше технических тонкостей, но в оформлении документации не шарил. Единственное, что он сообразил делать – это составлять ежемесячные отчёты по проведённым ремонтам и профилактике приборов. Из них я и узнала, что на «Антее» часто выходит из строя наружная антенна, у стационара в диспетчерской пора менять оптоволоконный шлейф, а кабель внутреннего канала базы нужно списывать из-за того, что он выходил ресурс. С него-то я и решила начать второй рабочий день.


                *   *   *


Пока я возилась с кабелем, прокладывая заново магистраль, ко мне пристроились сёстры Шекспир. Марси по графику была в резервном звене, а Шевон маялась от безделья в отсутствие пациентов. Правда, привычка что-то делать брала своё – медик группы держала в руках планшет, роя в базе данных информацию по сезонным прививкам. Оказавшись рядом, сёстры снова начали рядиться по поводу перспектив выйти замуж. Правда начался разговор вполне невинно – они расспрашивали меня откуда я и чем занималась до поступления в спасатели.
Поскольку девушки мне понравились, я ничего о себе не скрывала. Да, собственно, скрывать-то и нечего. Моя жизнь ничем особым не примечательна, скорее даже прозаична.
– Родилась я на Оптимали, росла в 500 км от столицы, на подземной грибной ферме. У нас там вообще почти всё расположено под поверхностью планеты, поскольку красный карлик Цахес, обозначенный в звёздных каталогах как Глизе 682, держит мою родную планету в приливном захвате, а дневное полушарие планеты периодически поливает порциями ультрафиолета. Атмосфера и озоновый слой стабилизируют эту вакханалию, позволяя местным формам жизни не только выживать, но и процветать, а вот люди вместе с импортированными животными, непривычные к такому жёсткому облучению, вынуждены прятаться. Увы, большинство белковых форм жизни, в отличие от растений, переносят ультрафиолетовое излучение с трудом.
Тем, кто живёт под открытым небом планет у жёлтых или оранжевых карликов и наслаждается прелестями атмосферной жизни, наша бункерная культура может показаться дикостью, но тут следует оговориться, что жители Оптимали сидят под поверхностью не безвылазно. Иначе большую часть предприятий пришлось бы закрыть. У нас ведь есть и рудники, и заводы, и поверхностные фермы, и плавучие рыбзаводы. Там, конечно, много что работает в автономном режиме, но без людей даже автоматизированные комплексы не обходятся. Те, кто дежурит на производстве, чётко соблюдают график нахождения снаружи, ориентируясь на периодичность жизнедеятельности родительской звезды. Поверьте, ни один здравомыслящий колонист не согласится очутиться под ударом радиационного шторма, зная, что даже в скафандре он после часа пребывания снаружи будет выглядеть как ошпаренный поросёнок, а потом несколько месяцев будет медленно умирать, разваливаясь на части.
Чтобы никто и никогда не погибал такой бессмысленной и бесполезной смертью, на Оптимали повсюду есть надёжные подземные укрытия. Неважно, чем и где ты занимаешься на поверхности, главное, чтобы бункер был в минутной доступности. При звуках тревоги все «наружники» бросают свои дела и рвут когти в сторону убежищ.
– Ну и житуха у вас, – изумилась Марси придерживая катушку, с которой я тянула кабель для магистрали.
– Ничего, мы к ней привыкли. А вы откуда родом?
– Мы в Шерраахе родились, в районе для землян, – объяснила Шевон.
– Это далеко?
– Шерраах – это столица республики Зейт, самой большой провинции Ценкоры.
– О, так вы с Альфы Центавра?!
– Да, наша мама прилетела в систему Толимана, как научный консультант в области фармацевтики, а отец служил пилотом. Меня они увлекли медициной, а вот Марси с детства мечтала о скоростных кораблях.
– Домечталась, дура, – проворчала Марселла. – Окончила школу пилотов, а там вдруг Стеллианский кризис разразился. Весь наш выпуск мобилизовали на базу «Чероки», и мы там больше двухсот дней дежурили. Не понятно только, за каким штопором. Свои ВКС у стеллиан появятся лет через 500, а зачем такие ударные силы было держать на орбите слаборазвитой планетки, так никто и не понял. Топлива на патрульные облёты спалили море, еды перевели столько, что хватило бы год эту паршивую Стеллу задаром кормить вместе с их домашней скотиной.
– На Ценкоре, говорят, классно.
– Смотря с чем сравнивать, – поджала губы Шевон. – Я тоже слышала, что её с Землёй сравнивают. Планета тёплая, климат мягкий, морей мелких много, озёр, рек. Смены сезонов практически нет, потому что угол наклона оси к эклиптике небольшой. Вот только население там живёт на совсем небольших территориях, поэтому города и сёла кажутся переполненными. Обжитая местность, в основном, окультурена, растёт всё, как по линеечке, нигде ни пустырей, ни помоек, чистенько так, зато за пределы агломерации выезжаешь – и как на другую планету попал. Дорог почти нет, сплошные дикие территории, по которым только торговые караваны ходят от оазиса к оазису. А в лесной зоне ещё хуже. Там такие чащи, что караваны только по рекам могут двигаться.
– У них там что, техники вообще нет? – удивилась я.
– По этой части там преуспела технократия нойдов – Северная республика, – пояснила Марси. – У них на почве борьбы за жизненное пространство технический прогресс развился быстрее, чем у других. Паровые двигатели, рельсовые дороги, фабрики, аэростатное воздухоплавание – романтика, как на Земле в XIX веке. Уголь, нефть с газом в ход пошли, кочегарят, как ненормальные. Я как-то пролетала над их индустриальным центром – Нерхаменгом, так его сверху и не видно, потому что смог поднимается до самых облаков.
– Два солнца – это, конечно, красиво, – с ностальгической грустью проговорила Шевон. – Да кого сейчас этим удивишь? С тех пор, как Федерация обосновалась на Омикроне Эридана и Тридцать шестой Змееносца, полисолярные системы стали чем-то вроде туристических центров.
– Я на Заре два месяца загорала, – призналась я.
– Да ладно, – не без зависти отреагировала Марси.
– Там в позапрошлом сезоне межсекторный чемпионат проходил, наша команда почти вся в сборную попала.
– И как там?
– А я вам потом фотки покажу. Три солнца – экзотика, правда третья компонента от главной пары далеко, и смотрится, как крупная жёлтая звезда. Зато компоненты A и B Тригинты Секстус светят на Зарю с разных сторон, так что часть года там на небе или два восхода с разных сторон горизонта, или два солнца дуэтом объявляются. Они чуть меньше Солнца, и цвет у них такой приятный – апельсиновый. Биота там ещё примитивная, высших растений пока нет, какие-то шишки с крапинками вместо цветов вырастают. Насекомых опылителей, понятно, тоже нет, зато раскрашенных прямокрылых козявок типа стрекоз навалом. Носятся по небу туда-сюда, мелочь ловят – красиво. Озёра – как слеза, и хищников почти нет. Ныряешь, а на дне – красотища, рыбок видимо-невидимо, улиток, анемонов всяких.
– Наши ныряльщицы дорого бы дали, чтобы там побывать, – заметила Шевон.
– Да, я заметила их страсть к подводным съемкам.
– Сама чем-нибудь кроме спорта увлекаешься? – спросила Марси.
– Люблю путешествовать. Собственно, и спортом-то из-за этого начала заниматься. Тренер быстро усёк мою слабость и намекнул, что, если мне интересно, то следующий тренировочный выезд пройдёт на базе отдыха в горах, и с тех пор я не могла остановиться – носилась с командой по окрестным системам.
Вскоре наш мирный разговор был прерван голосом диспетчера, разнесённым громкой связью:
– Инженер-связист Карпова, пилот Шекспир, к диспетчеру!
К счастью, магистраль я к тому моменту уже проложила.
В диспетчерской было светло и просторно. В центре круглого помещения с панорамным окном обзорного фонаря располагался подковообразный пульт, у которого с важным видом сидел бритый наголо загорелый мужчина со странной бородкой, заплетённой на кончиках в три косицы. Справа от него со скрещенными на груди руками стоял Хаммер.
– Мы здесь, командир, – сообщила Марси. – Есть работа?
– Точно, – подтвердил Кирк. – На маяке у Жёлтого мыса месяц назад штормом повредило антенну, и вахтенные теперь толком ни до кого докричаться не могут. Сидят там, как отрезанные, а место глухое, мало ли, что случится. Слетаем туда, пока тихо. Готовь «Шторм», Пика, через десять минут вылетаем.
– Запускаюсь, – коротко кивнула Марси и вышла за дверь.
– Что нам понадобится? – спросила я Хаммера.
– Бери свой ремкомплект, а я прихвачу кейс со слесарным инструментом, – ответил тот. – Крепёж, если что, на маяке имеется, мы им ещё в начале года завозили для мелких технических работ. И… на всякий случай захвати под навесом просохшую бухту. Не люблю вылетать неподготовленным.
К завывающему турбинами летательному аппарату я прискакала с бухтой, переброшенной через плечо и обнаружила, что командир уже сидит рядом с пилотом, надвинув на глаза солнцезащитные очки: утренний туман, приползший с моря, уже сдуло бризом, и погода стояла солнечная.
– Далеко отсюда маяк? – поинтересовалась я, перекрикивая свист турбин.
– Минут двадцать лёта, – ответила Марси. – На другой стороне лагуны. Пока будем лететь, полюбуешься на морские плантации.
Она форсировала движки, и турбокоптер оторвался от бетонных плит. Марси управляла мощной машиной легко, я бы даже сказала расслабленно, но турбовинтовая стальная птица слушалась её неуловимых движений идеально. Стремительно взмыв над побережьем, турбокоптер пошёл над кристально прозрачной лагуной на восток.
Теперь я могла рассмотреть то, что не смогла увидеть вчера из-за тумана. База спасателей располагалась как раз в центре хорошо освоенного района побережья, в глубине бухты, зажатой между двух полуостровов, далеко выдающихся в море.
– А тут оживлённо! – перекрикивая свист турбин, заметила я.
– Да, – кивнул Хаммер и с видом местного, гордящегося малой родиной, стал рассказывать, – У нас тут чего только нет: туристические базы и курорты, рыбные фермы, плантации водорослей и моллюсков, завод морепродуктов, несколько рабочих посёлков. С виду, конечно, невесть что, но в четырёх десятках километров восточнее стоит административный центр побережья – Волноград. Там настоящая цивилизация – высотные здания, шикарные гостиницы, есть современный кинотеатр и спорткомплекс, отличный медцентр. А вот дальше населённость территории снижается почти до нуля, потому что там труднодоступные горные районы. Это любимое место геологов-разведчиков и естествоиспытателей. И, конечно, всяких полоумных экстремалов, которых мы частенько вызволяем из неприятностей, если, конечно, они не успели себя угробить. Смотри, во-он там, справа, в самом глубоком месте лагуны, подводная станция. Глубина – 15 метров, а станция, как торт в витрине.
В самом деле, вода была настолько прозрачной, что аквастанцию на дне лагуны можно было рассмотреть во всех деталях. Эх, понырять бы там!
Турбокоптер, пролетев над аметистовыми водами лагуны, приблизился к полуострову, на меловом берегу которого бриллиантовым блеском сиял прекрасный город. Таких я не видела ни на Оптимали, ни на Гексе – шестой планете звезды Каптейна, ни на других колониальных мирах, в развитие которых Федерация вкачивает немалые средства.
Волноград ослеплял, отражая лучи Аквы стеклом окон, алюминием фасадов и плоскостями солнечных батарей. Хаммер продолжал рассказывать:
– Это самый населённый город на Никсе. Народу здесь живёт аж пять тысяч человек. Казалось бы, чем тут заниматься такой прорве народу? Волноград – административный центр, обслуживающий 30 тысяч проходчиков, разведчиков и фермеров нашего района. Тут живут управленцы, медики, персонал сферы сервисных услуг. И что ты думаешь, у них тут абсолютно безоблачная жизнь?
– Их тоже есть от чего спасать?
Кирк и Марси с усмешкой переглянулись. Хаммер пояснил:
– Чаще всего человека нужно спасать от его же глупости. Месяцев пять назад пришлось нашему Фалькате вызволять одного балбеса, который умудрился застрять в колодце ливневой канализации. Так вот, этот олень во время обхода магистралей уронил в колодец модный брелок и полез доставать эту безделушку без страховки.  Фальката его кое-как выскреб из этой щели. Это, как ты понимаешь, не фамилия, а позывной. Зовут его Жозе Фалько, он наш штатный спелеолог. Ты с ним познакомишься, когда он выпишется. Жозе простудился, когда ловил в вентиляции рыбзавода залетевшую туда копьеклювку.
– Что за зверушка?
– Двоякодышащий моллюск, использующий для быстрого перемещения струю воды. Набирает в мантию воду, давит её наружу и так ловко носится по поверхности, что иной раз его заносит через ограждение на площадку завода. А там запахи, баки с отходами и много мест, где можно спрятаться. Вот и ловим чуть не каждый месяц.
– Так эта штука с клювом?
– Не удивляйся, подобные приспособления – результат конвергентной эволюции. Копьеклювка – активный охотник, поэтому две жаберных пластины у неё преобразованы в удлинённые роговые выросты. Никак иначе, кроме как клювом это не назовёшь. И как бы странно это ни звучало, животное пользуется им не хуже, чем цапли или аисты.
– Ну, надо же, а я и не знала…
– Постой, на «Альбатросе» обязаны были вводный инструктаж провести. Тебя по биобезопасности должен был мужик с повязкой на левом глазу инструктировать.
– Не видела такого.
– Ну и зараза же этот Нельсон. Он не имел права выпускать тебя с корабля без этого инструктажа. Ладно, сами проведём. Сразу же, как вернёмся, потому что, не зная специфики местной фауны, можно запросто угодить мимо госпиталя сразу в морг. Подлетаем!
Мыс, на котором располагался маяк, вдавался в море длинным зелёным языком, окаймлённым жёлто-серой полоской глинистых откосов и пенистой бахромой прибоя. Турбокоптер, слегка накренившись на правый борт, обогнул полосатую башню маяка, возвышающегося над мысом. Со стороны материка к маяку примыкала посадочная площадка, разлинованная на полосы и круги. Марси плавно вывела аппарат на глиссаду и мягко приземлила его в центр мишени.
– Прибыли, – довольно объявила она и вырубила турбины.
Хаммер открыл люк и наступил на рычаг, раскладывающий трап.
Пока мы летели, поднялся небольшой ветерок. Он тянул на берег прохладный сырой воздух, пропитанный солью и йодом. В двадцати метрах от парапета, огораживающего площадку маяка, шипел прибой, бултыхая в пене буро-зелёные водоросли.
Хаммер уверенно двинул к домику, собранному из силикатных блоков. Видимо на открытом взлобье мыса стоить из модулей не имело смысла – десятибальный шторм мог сдуть такую конструкцию.
Домик был не заперт, но в его помещениях – операторской и бытовке – никого не было.
– Вот вам и здрасте… – проворчал Кирк. – Мы к нему в гости, а тут никого.
Он заглянул в журнал, лежащий на столе оператора, и пробормотал:
– Сегодня Реймо дежурит, его подпись стоит… Может до ветру отлучился. Ладно, пока он проветривается, мы с антенной поколдуем. Где-то тут у него в ящике стола болты лежат. Я, правда, не помню, какой номер нужен, возьму три разных по паре штук.
Достав из ящика несколько болтов с гайками, Хаммер повёл меня в башню, где пришлось топать по винтовой лестнице на самый верх. Несмотря на спортивную подготовку, я немного запыхалась, а вот командир, который был тяжелее меня раза в полтора, даже с дыхания не сбился. Выйдя на верхнюю площадку, он ровным голосом сказал:
– Удивительно, как живучи наши морские традиции. Космические корабли преодолели десятки световых лет, колонисты поселились в доселе невиданных мирах, а береговую линию для рыбацких баркасов и катеров по-прежнему обозначают маяки.
Я, удивившись его отличной физической форме, только кивнула и принялась оглядываться в поисках радиоантенны.
Антенна – ажурная конструкция из сваренных вертикальных и горизонтальных металлических прутьев, торчала чуть сбоку от выхода на площадку, прикрученная к стойке кругового бортика. Шторма постепенно расшатывали крепления, пока на одном из них не сорвало резьбу. Антенна теперь держалась на полуразбитых люфтом болте и гайке, и её падение вниз с высоты 20 метров было лишь вопросом времени.
– Ага, – удовлетворённо сказал Кирк, сравнив номера на головках болтов. – Одну пару угадал – десятка. Вот только стойку погнуло, пока антенна на одном болте колыхалась, придётся откручивать и править её.
– А получится? – засомневалась я. – Площадка узкая, не развернуться.
– Предлагаешь спустить эту рогатулину вниз? – спросил Кирк. – Больше бегать будем. Давай открутим её, а я попробую приложить стойку к стенке и отрихтовать молотком.
Через пять минут я увидела, как обычным слесарным молотком Хаммер выправил стойку антенны, приставив её к бетонной стенке маяка. Думаю, сила для этого нужна немалая, потому что стойка сделана из дюймовой стальной трубки, которую и на верстаке-то не просто выровнять.
Прикрутив антенну на место, мы подключили к ней декодер и двинули вниз, чтобы проверить работу радиостанции. Дежурный оператор так и не появился. Хаммер забеспокоился:
– Не нравится мне это. Я с маяка окрестности оглядел, но на 300 метров вокруг ни намёка на присутствие Реймо. Куда он тут мог деться?
– До жилья отсюда далеко? – спросила я, припомнив, что сверху видела грунтовую дорогу, уходящую вглубь полуострова.
– До посёлка, где живут операторы, минимум десять километров. Даже если что-то случилось, пешком он туда вряд ли двинет. Пост оставлять нельзя.
  Хаммер озадаченно потоптался у операторского пульта, потом решительно подошёл к двери туалета и дёрнул ручку. Дверь, скрипнув, открылась, и мы убедились, что там никого нет.
– Ничего себе, прилетели болты поменять.
Кирк вернулся к пульту и щёлкнул кнопкой прямой связи. Кнопка вместо зелёного огонька зажгла красный.
– Оп, кажется, тут по твоей части неполадка, – хмыкнул Хаммер. – Похоже на обрыв.
– А что радиостанция? – спросила я.
Хаммер взял с пульта радиотелефон и включил общий канал.
– Вызывает маяк Жёлтого мыса, Береговая, отзовись! Береговая!
– На связи, – недовольно пробурчали в динамике.
– Береговая, это Хаммер. Не наблюдаю на посту Реймо. Он не сообщал о себе?
– У нас что-то с линией прямой связи. Мы послали вдоль линии машину с монтёрами, а Реймо собирался пройти вдоль кабеля на мысе.
– Понял вас, Береговая, до связи.
Хаммер вернул радиотелефон на место и сообщил:
– Реймо где-то недалеко, мыс выдаётся в море всего на милю, участок линии – полтора десятка опор. Идём, порадуем Марселлу.
 Мы вернулись к турбокоптеру, возле которого Марси со скучающим видом пинала какие-то камешки.
– Пика, поднимай птичку, будем блудню искать.
– Кого, кого?
– Оператор запропастился. Полетим вдоль опор линии связи.
– Чего ему не сиделось? – пожала плечами Марси и забралась в своё кресло.
Турбокоптер снова поднялся в воздух и пошёл на юг, вдоль дороги и параллельной ей воздушной линии, на опорах которой были протянуты кабели силовой магистрали и прямой связи. При современном уровне технологий такой вид коммуникации может показаться архаичным, тем не менее, на практике он не раз оказывался более надёжным и выручал тогда, когда другие виды связи подводили.
Мы пролетели около километра, и там, где мыс приподнимался над морем пологим зелёным горбом, плавно переходя в холмистую местность, обнаружился обрыв. Со стороны, где к гребню мыса примыкал ближайший холм, мы увидели обвалившийся край дождевой промоины. Глинистая почва в этом месте просела, и железобетонная опора, стоявшая слишком близко к промоине, покосилась. Из-за этого прочный силовой кабель опасно низко провис, а слабенький оптоволоконный порвался.
– Глядите! – вскрикнула глазастая Марси, указывая вниз, когда машина пролетала над наклонившейся опорой. – В канаве что-то есть!
Кирк склонился над стеклом головного фонаря, я приникла к боковому окну, но рассмотреть подробности не удалось. Узкая промоина глубоко врезалась в склон, а яркий полуденный свет создавал между изрытых водой стен густую тень.
– Садись на дорогу! – скомандовал Хаммер.
Марси опустила турбокоптер на ровный участок грунтовки, и мы выскочили наружу. Кирк нёс с собой мощный фонарь. Не доходя до края промоины, мы сбавили ход, потому что грунт здесь был глинистым, а любой, кто имел дело с такой почвой, знает, как она может быть ненадёжна. Обманчиво крепкий край может на самом деле оказаться подмытым и висеть над пропастью ненадёжным козырьком.
Хаммер включил фонарь и направил луч вглубь промоины. Сначала нам показалось, что там просто валяется какая-то грязная полузасыпанная глиняной крошкой тряпка, но, когда яркий луч коснулся именной нашивки на комбинезоне, светоотражающее покрытие блеснуло буквами «В. Реймо».
– Масгал шимитэ! – удивлённо выругался по-стеллиански Кирк. – За какой джильмой он туда полез?!
– Что там?! – крикнула сквозь затихающий свист остановленных турбин Марси, выскочившая из кабины.
– Нашли! – ответил командир. – Надо доставать!
– Живой хоть?!
– Сейчас узнаем! Тащи каску, пояс и трос!
Марси живо скрылась в салоне и показалась оттуда с бухтой, страховочным поясом и оранжевой каской. Кирк распустил конец бухты на дюжину метров и закрепил трос за ограничительную плиту на обочине дороги. Потом натянул перчатки и бросил конец в промоину. Однако, подойдя к краю провала, на секунду задумался и сказал, словно прочитав мои мысли:
– Стоп, я слишком тяжёлый. Если что-то пойдёт не так, двоих мужиков вам не поднять.
 Я без лишних слов натянула прорезиненные рабочие перчатки, влезла в лямки страховочного пояса и, надев каску, отрегулировала под челюстью ремешок.
– Готова.
– Отлично, – кивнул Кирк. – Доводилось на тренировках хомуты натягивать?
Конечно на курсах мы проводили учебную эвакуацию. Инструктор – дядя вдвое тяжелее меня честно притворялся бесчувственным телом, и я чуть пуп не сорвала, пока завела под его рёбра и поясницу хомут эвакуационной обвязки. Но Хаммеру я про это рассказывать не стала, просто коротко кивнула и взялась за трос.
– Будь осторожна, – предупредил Кирк. – Сухая глина коварна, особенно, если склоны подмыты.
Это мне было известно. То, что сверху выглядит сухим, внутри может месяцами сохранять слоистую структуру, а при стечении факторов съехать с места, как половинки сэндвича. Однажды я видела, как после сезона дождей целый склон холма с лесом и фермой сполз вниз по реке, как меховая шуба сползает с вечернего шёлкового платья. И даже если склон просох, ещё не значит, что он будет сохранять форму, как застывший цемент.
Сам по себе спуск по изборождённой потоком стенке рытвины – дело не хитрое. Держись за трос покрепче, перебирай руками-ногами, только смотри, куда ногу ставишь – и вот уже спина упирается в противоположный склон, потому что до дна осталось меньше метра.
Пока спускалась, поняла, что оператор маяка собирался вытянуть из промоины свалившийся со столба конец провода, поскользнулся, крепко приложился спиной об один откос, головой – о второй, а потом без сознания скатился на дно. Оставалось надеяться, что он не сломал спину или шею, а то наша попытка помочь может стоить ему жизни.
– Ну, что?! – спрашивает сверху Хаммер. – Добралась?
– Погоди! – пыхчу я, склоняясь над ободранным лицом оператора. – Пульс есть! Зрачки на свет реагируют! Конечности в норме! А вот головой он крепко треснулся, ссадины на лбу и на темени!
– Ясно!
– Алекс, тебе посветить?! – спросила Марси, появляясь на фоне яркого неба с фонарём.
– Спасибо, у меня уже глаза к тени привыкли! Сейчас я на него попробую лямки натянуть.
Сказать легко, сделать проблематично. Я упираюсь пятками и коленками в выступы, оставленные прихотливыми потоками дождевой воды. Мне нужно снять с себя обвязку и попробовать надеть лямки на Реймо. Изловчившись, ремни я с себя стянула, а дальше сложнее – нужно как-то приподнять неудобно лежащее безвольное тело, завести под спину пояс и застегнуть петли вокруг бёдер.
Я изо всех сил потянула за ворот спецовки, чтобы немного приподнять туловище бедолаги. Моя возня вызвала осыпь нескольких потревоженных выступов. Стена промоины оказалась не такой уж и монолитной, какой выглядела сверху. Она дошла до кондиции слежавшегося лёсса, который только и ждёт, когда что-то потревожит его, и он начнёт ссыпаться вниз. Сначала струйка за струйкой, потом нарост за наростом, а потом неумолимой громадой осядет на подошву вся масса разом, заравнивая извилистые ходы, прорытые бурным потоком, и хороня всех, кто не успел убраться наружу.
Наконец, мои усилия увенчались успехом – удалось немного поменять положение тела потерпевшего, чтобы подсунуть под поясницу широкую кожаную полосу пояса. Я просунула руку под рёбра мужчины, прижала к себе и попробовала распрямиться, уперевшись ногами. Второй рукой пропустила пояс поперёк туловища и застегнула замки ремней.
– Ох, ну и тяжёлый же ты, дядя, – пробормотала я, поднимая глаза по стене рытвины.
Не нравится мне этот откос. Ненадёжный он. Где глина пополам с сухой слежавшейся мякиной, там жди беды – или из-под ног уйдёт, или, что гораздо хуже, сверху накроет.
Сверху мне на каску и спину сыпались мелкие камешки, за шиворот комбеза попадал колючий песок. Интересно, как бы мне сейчас работалось в «Глобал Линк» или каком-нибудь другом офисе? Была бы скука смертная. Сиди перед монитором с утра до вечера, составляй таблицы с данными, отчёты готовь, спецификации для чужих проектов. Коллеги – офисный планктон да сплетники, новизны – ноль, развития – столько же. 
Я закрепила трос в карабинах обвязки, потом нахлобучила на раненого каску и крикнула:
– Вира!
 Теперь всё зависит от Хаммера и Марси. Тело нужно аккуратно поднять наверх и доставить в ближайший медпункт.
 Хаммер, рыча, начал поднимать тело наверх. Трос заелозил по сыпучему краю рытвины, бессознательное тело начало цепляться за неровности и выступы, и вниз полетела крошка пополам с пылью и песком. Я, сколько могла, придерживала подвешенное на ремнях тело, чтобы Хаммеру было легче тянуть его вверх, но, когда оператора подтянули ближе к краю рытвины, была вынуждена наклонить голову, чтобы мне не засыпало глаза. Надо сместиться в сторону, а то грохнется что-нибудь сверху. Но сказать проще, чем сделать, потому что вода нарыла в самом низу таких лабиринтов, что и ногу некуда было поставить. Пришлось по-паучьи упираться костями в стенки и выступы, высохшие до каменной твёрдости.
Едва мне удалось отползти в сторонку, как вниз сорвался целый ворох обломков.
– Алекс, ты в порядке?! – спросил Хаммер.
– Да!
– Сейчас спущу пояс тебе!
– Просто сбрось конец троса!
Но трос он отстёгивать не стал и спустил мне обвязку.
– Спасибо, конечно, – с иронией пробормотала я, собираясь возразить, что тут не примерочная магазина, и пялить на себя эту сбрую некогда. И тут же поняла мудрость поступка командира. Из-за маневров с телом оператора на неверной поверхности стен промоины мои конечности тряслись, словно за плечами у меня не было пяти лет занятий альпинизмом. Между тем потревоженный край промоины продолжал осыпаться вниз, явно собираясь обрушиться, может, частично, а может и всей массой. Подмытая глина непредсказуема.
– Ну, здорово, – проворчала я и натянула на себя пояс так ловко, словно всю жизнь только этим занималась. Крепко взявшись за трос, упёрлась ногами в корявую стену и крикнула:
– Готова!
Хаммер вытянул меня, как пушинку, я только успевала ногами перебирать. А мимо вовсю сыпались приличные комья и даже глыбы сухой глины. Один из обломков даже чувствительно треснул меня по голени чуть выше плотного голенища проходческого бота. Точно будет синяк, но ничего, залечим…
Пока Кирк меня поднимал, Марси принесла носилки. Мы погрузили Реймо в салон и помчались к посёлку. Хаммер сообщил в Береговую, что оператор найден и нуждается в медицинской помощи. К нашему прилёту на площадку прибыла машина парамедиков.
Реймо забрали. Хаммер вернулся из управления Береговой и, усевшись на своё место, повернулся ко мне. Они переглянулись с Марси, пилот заметила:
– А у неё глаза загорелись, когда надо было в яму лезть.
Хаммер кивнул и сказал:
– С боевым крещением тебя, наблюдатель.


Четыре всадника


Работа на Никсе была относительно спокойной. Большую часть времени я возилась с подведомственными мне приборами и системами, а иногда, если по какой-либо причине из графика выпадал один из спасателей, меня ставили на подмену. За двести восемь местных суток, которые я провела на спутнике Ундины, я участвовала в десятке спасательных операций. Правда, ничего экстраординарного и архисложного на мою долю не выпало: всего-навсего вызволила троих неудачников с переломами со склона местного пятитысячника, спасла с рифов группу рыбаков, которые разбили свою посудину о камни, сняла со скалы минералога, спасавшегося от потревоженных им псевдомногоножек. Намного сложнее было отыскать «потеряшек» в лабиринте выветренных утёсов, а умудрялись заблудиться приезжие естествоиспытатели аж дважды в месяц.
Как бы там ни было, мои занятия альпинизмом не прошли даром, навыки пригодились для спасения всяких олухов, которые игнорируют правила безопасности.
Пока на лунах Ундины мирно проходили будни, во внешнем Космосе накалялись страсти, которых никто не ждал. Впрочем, для военных и Дальней разведки ВКС случившееся, хоть и было внезапным, неожиданностью не стало. Высшие чины всегда готовились к появлению на фронтире враждебных сил, поэтому накапливали потенциал, строили базы и форты.
Первая волна космической экспансии Земли и её союзников была омрачена встречей с расой змееруков.
Про эту цивилизацию стало известно лет пять назад, я тогда на втором курсе училась. О змееруках впервые сообщили торговцы с планеты Белобан, заключившие договор о сотрудничестве со своими коллегами из народа культуры Дидарр, обитающего в окрестностях системы звезды Эйф (HD 159868). Мирные псевдогуманоиды Дидарра, столкнувшись со змееруками в соседней с ними планетной системе, сообразили, что сами с такой напастью справиться не смогут, поэтому стали искать контакт с Федерацией, о которой узнали со слов белобанских торговцев. В Федерацию тогда входило шесть цивилизаций и два десятка колонизированных планет, объединённый флот был достаточно мощным, и на защиту Дидарра послали экспедиционный корпус «Мантикора» в составе десятка крейсеров, двадцати фрегатов и тридцати корветов. А ядром этой мощной флотилии стали три линкора, несущие девять эскадрилий истребителей, три – штурмовиков, а также ударную группу из 10 тысяч десантников, вооружённых по последнему слову военно-технического прогресса. Это, не считая инженерной техники и кучи вспомогательных судов малого класса.
Они построили на орбите планеты Дидарр космическую крепость «Шелзи», а на других спутниках планеты-гиганта – десяток врытых в грунт фортов, управляющих ракетными комплексами.
Первые три года прошли относительно спокойно. Экипажи «Мантикоры» честно скучали на границах системы вновь принятой в Федерацию цивилизации Дидарр. Исключая несколько эпизодических столкновений на дальних подступах к системе Эйф, контактов со змееруками не было. Для пробы сил чужаки атаковали боевую тройку дальней разведки у звезды 18 Скорпиона, а после неожиданно ударили сразу в трёх точках пространства: высадили десант на Оптимали, предприняли попытку прорваться в систему Шелзи и наехали на систему Ундины.
Не скажу за военных, но мирное население колоний на планетах Аквы и Цахеса змееруки застали врасплох. Скажу кратко – для нас это был настоящий Армагеддон.
В тот день я помогала звену Микки, потому что за сутки до этого Марси увезла Тони, Джейсона и Акселя на усиление отряда гвардейцев, прочёсывающего глухой лес на восточном берегу лагуны в поисках очередного ротозея. Собственно, я была в резервной группе, но вызов поступил с аквастанции, и Кирк решил, что мои навыки ныряльщика будут там полезнее крепких мускулов Барти Валаша по прозвищу «Бердыш». Хаммер сообщил, что на станции нарушена герметичность, и на время ремонтных работ нужно эвакуировать персонал на поверхность. Штатники станции – опытные подводники, а вот десяток практикантов опускали туда на батискафе, который теперь был в ста сорока километрах отсюда, на глубоководных работах.
Вместе с нами, естественно, отправились сёстры Дайсен. Втроём нам предстояло сопровождать практикантов при подъёме на поверхность. Тут ведь какое дело: необученный человек может запаниковать на глубине, а потеря контроля над давлением дыхательной смеси – это риск вскипания азота в крови, что может привести к инвалидности и даже смерти. Нашей задачей было вести каждого при подъёме и не позволять им дурить, пока они под водой.
Мне выделили старенький, но проверенный в деле акваланг с панорамной маской и гарнитурой. С таким аппаратом мне доводилось нырять в кристально чистых бухтах Зари. Практикантам повезло меньше – им достались совсем допотопные, с загубниками. Хотя для них, на мой взгляд, они подходили идеально.
Всё шло хорошо, мы, не торопясь, занимались эвакуацией и успели вывести с аквастанции троих практикантов. Микки поднял их на лебёдке в салон «Антея», за штурвалом которого был пилот атмосферных машин по имени Марко. Мы нырнули с освободившимися аппаратами за следующими подопечными.
По оперативному каналу нам было слышно их разговор:
– Клевец, а что это за каракатицы прут под облаками?! Ты когда-нибудь видал такие?
– Где?
– На девять часов. Какие-то странные аппараты, от них дым идёт, как от дизельных бульдозеров. Видишь?
– Их от меня нос закрывает. Покажутся – рассмотрю. О-о-о… я думал, на таких самоварах сейчас не летают…
– А, по-моему, это вообще не наша техника, – высказался Марко. – Слишком угловатые для атмосферных машин. По размеру смахивают на старые корветы дальней разведки. А вот за ними, как мне кажется, как раз наши несутся. Точно, это звено патрульных с орбиты. Неужели кто-то чужой? Диспетчерская, что у нас в небе? Кого ведут «орлы»?
Вместо диспетчерской в эфир врезался жёсткий голос командира планетарной гражданской обороны:
– Внимание всех колонистов Никсы! На дальней орбите чужие корабли атаковали наш патруль! Их авангард отделился и вошёл в атмосферу! Объявляю общую тревогу! Всем, кто может, лучше укрыться в надёжных зданиях! Возможен бомбовый удар!
Как-то отреагировать на это мы не успели. Первые секунды все находились в оторопи: кто и с какой стати мог напасть на мирную колонию?! Да и вообще, может, это ложная тревога?
Но не прошло и минуты, как всё вокруг так сильно тряхнуло, что внутри аквастанции заморгал свет и что-то с металлическим звоном рухнуло на пол. Эфир вскипел треском помех и заглох. Сомнений не оставалось, напавшие нанесли удар по нашему административному центру.
Я к этому моменту как раз успела надеть на молоденькую студентку акваланг, и собиралась проинструктировать её, как вести себя во время всплытия. Тут случился второй взрыв, более мощный, чем первый. Пол ушёл из-под ног, двое студентов свалились на пол, с полок и стеллажей по всей аквастанции посыпались предметы, на камбузе упал табурет. Грохот был таким сильным, что даже под толстым слоем воды у нас заложило уши. Что-то угрожающе заскрипело, и где-то через повреждённую обшивку заструилась вода. За иллюминаторами станции стало так светло, словно над нами не было 15 метров морской воды и двадцати километров атмосферы, насыщенной морскими испарениями. Погасли светильники, умолкли климатизаторы, перестали работать вентиляция и холодильник в лаборатории. Гнетущая тишина пригибала к полу.
– Боже ты мой, что происходит?! – встревожилась Жаклин Пуассон, начальник станции и научный руководитель океанологов. – Это нападение?
– Похоже на то, – серьёзно ответила Дайанн. – Взрывные работы на медной шахте такими сильными никогда не бывают. Но если это бомбовый или ракетный удар, то нас ждут и другие неприятности…
– Какие? – пролепетал студент-очкарик, на которого она надевала акваланг.
– Радиация, – коротко ответила Дайанн. – А до этого – выход из строя электроприборов, ударная волна, приливная волна. Мы с вами пока в относительной безопасности, а вот за наш «Антей» я не поручусь. Ребята наверняка попали под излучение.
Коротко взвыл аварийный генератор, моргнув, заработали светильники, снова зашуршал воздух в системе вентиляции. Практиканты вздохнули, но Дайанн покачала головой:
– Это резервное питание, внешних проблем оно не решает.
– А как же наши? – всхлипнула моя подопечная. – Там же Мэнни, Роксана, Одри!
– Тебя как зовут? – спросила Дайанн жёстко.
– Юлия, – удивлённо моргнула девушка.
– Красивое имя. Так вот слушай, Юля. С ними старший нашей группы – Микки Клиффорд и моя сестра Селеста. Оба профессиональные спасатели. Они сделают всё возможное, чтобы их защитить. Жаклин, дальнейшую эвакуацию до проведения разведки считаю опасной. Нужно подняться, выяснить ситуацию, а потом действовать по обстоятельствам.
– Потребуется помощь – располагайте нами, – сказала начальница.
– Там видно будет, – кивнула Дайанн и сказала мне, – Пока я разведаю, что и как, доберись до западного свода купола и посмотри, большая ли там утечка. Возможно, нам придётся срочно ставить заплату, чтобы отсидеться здесь.
Я кивнула и стала прилаживать маску на лицо. Дайанн восхитила меня своим хладнокровием. Она уже в тот момент понимала, насколько серьёзна ситуация, но не позволила эмоциям взять над ней верх. Мало того, её логика тут же нашла оптимальный выход из положения, в котором мы оказались.
А положение была аховое. Я это поняла, едва высунула нос из-под корпуса аквастанции в лагуну. Силуэт поднимающейся к поверхности Дайанн был единственным подвижным на обозримом пространстве. На поверхности плавала масса оглушенной взрывом рыбы, там же покачивались вырванные на мелководье водоросли и безвольные тела местных медуз-поплавков. Чуть поодаль от аквастанции угрожающе темнела какая-то махина. Я даже не сразу узнала аэродинамические обводы «Антея» – уж больно нелепо смотрелось под водой его созданное для воздуха тело. Аппарат затонул, уткнувшись носом в подводную скалу, видимо, в его хвостовой части остался воздух, и он удерживал корпус вертикально.
Первым моим побуждением было броситься туда, чтобы выяснить судьбу наших товарищей, и я уже было направилась к аппарату, как вдруг в моей гарнитуре заговорила Дайанн:
– Алекс, я на поверхности, здесь два студента в спасжилетах, оба живы, но у них следы сильного лучевого поражения. Сколько протянут, не скажу, нужен медик. Ты в порядке?
– Почему работают наши гарнитуры?
– Ионизирующее излучение не всесильно, мы были под водой, так что наши матюгальники некоторое время поработают. А вот дальние станции мы не зацепим, мощности не хватит. К тому же, скорее всего на всю округу не осталось ни одного исправного сетевого ретранслятора. Судя по силе взрыва, на нас уронили атомное устройство мощностью килотонн 20, а может, и больше, при таком взрыве электромагнитный импульс убивает все элементы питания и выносит мозг электроприборам. Так что, пока у нас есть возможность поддерживать системы жизнеобеспечения станции, мы, возможно, единственные на всё побережье, кто вообще имеет исправную энергосистему. Давай не будем тянуть резину и заделаем прореху в обшивке. Генератор даст нам возможность работать автономно и подзаряжать аппараты столько, сколько потребуется.
– Ладно, я сообщу тебе, как у нас дела, – пообещала я и начала огибать корпус станции, усиленно работая ластами.
Пузыри увидела сразу, и, честно говоря, удивилась. Судя по плеску воды, который я слышала внутри, пузыри должна была шуровать полуметровым столбом. Вместо этого из-под внешней обшивки корпуса выбивалась жиденькая гирлянда пузырьков.
– Дайсё, – позвала я.
– На связи, – откликнулась Дайанн.
– Пузырей мало, идут из стыка внешних панелей. Заварить будет легко. Осталось проверить, где течёт внутренняя обшивка. Как у тебя? Селесту нашла?
– Нашла, и мне потребуется твоя помощь. Тебе нужно вернуться на станцию и взять у студентов один из аквалангов. Я заглянула в «Антей» и нашла в пузыре Микки, сестру и третьего практиканта. С аппаратом только Селеста, а остальные едва живы после взрыва. Микки успел надеть на практикантов спасжилеты, и тут шарахнуло. Движок заглох, «Антей» пошёл штопором, и Селеста едва успела нырнуть, чтобы не попасть под лопасти. А когда машина затонула, она забралась в салон и осталась с ними.
– А пилот?
– Пилота она не упомянула, думаю, что он уже вне игры.
– Я уже у шлюза, сейчас подоспею. Слушай, так надо не один, а два аппарата?
– Один я подобрала на дне, его Селеста упустила, когда по лагуне пошла волна. Так что тащи один.
Минуты через три я доплыла до затонувшего турболёта, внутри которого оказалось довольно много воздуха. Заглянула в кабину пилота и испытала приступ дурноты – молодой пилот Марко в момент взрыва ударился головой о стойку фонаря и, видимо, захлебнулся. Я поднялась в пузырь. Там было людно. Сёстры Дайсен, чтобы сэкономить силы Микки и практиканта, привязали их спасательные жилеты к страховочной сетке, висящей на стенах. Тут же болтался на карабине водолазный фонарь, делающий замкнутое пространство пузыря (по сути, ловушку) чуточку уютнее.
Всплыв в центре пузыря, я бодренько чирикнула:
– Всем привет, аппарат прибыл.
– Не шуми, – прошипела Селеста. – Я вколола им из личных запасов обезболивающее и транквилизатор. Им здорово досталось во время взрыва. Думаю, это лучевой ожог второй степени. Микки держался из последних сил, чтобы не потерять сознание и не дать студенту нахлебаться. Боюсь, они долго не протянут даже если мы перетащим их на аквастанцию. Взрывы были страшные – дым выше облаков поднялся, облучение наверняка превышает все допустимые нормы. Не поверите – по лагуне прошла такая волна, что впадина едва не достала до купола станции. Хорошо, я успела на глубину уйти…
– Сама-то как? – спросила я.
– А что мне будет? Я с перепугу метров на восемь ушла, так что облучением меня не зацепило, да и на поверхности после этого маску не снимала. Ветер хоть и сносит радиацию на горы, за облаками гриб, скорее всего над всем побережьем расползётся, а при нынешней погоде первый же дождик умоет таким количеством изотопов, что лучше под водой сидеть.
– Мы тоже так подумали, – согласилась Дайанн, щедро зачислив меня в ряды оперативного штаба гражданской обороны аквастанции.
– Ну, что, надо рисковать, – вздохнула Дайанн. – Нельзя им долго в воде находиться в таком состоянии. У них вот-вот лихорадка от лучевых ожогов начнётся.
Мы кое-как облачили Микки и студента в акваланги, отрегулировали подачу, чтобы им было легко дышать и потащили пострадавших на аквастанцию.
Спустя десять минут мы поднялись за оставленными на поверхности студентками и успели как раз вовремя – на поверхности собрался идти дождь. Говорят, что в этот день с неба лились чёрные потоки, а датчики радиации зашкаливало, но мы прятались на аквастанции, и ничего об этом не знали.


                *   *   *


Пока мы занимались эвакуацией пострадавших, инженер станции Винсент Сушко, несмотря на уговоры начальницы не проявлять инициативу, решил не сидеть сложа руки и разведал, из-за чего в корпус идёт вода. Оказалось, всё не так страшно, неисправность вполне устранима.
Когда сёстры Дайсен подняли вопрос о необходимости самостоятельного ремонта, Винс расписал им характер повреждений грамотно и доступно. Другое дело, что он не имел квалификации сварщика или хотя бы слесаря-ремонтника. То есть, что нужно делать, он понимал, а сделать не мог.
– Жаклин, вы в курсе, какое оборудование есть на станции, – обратилась Селеста к начальнице. – Уверена, на складе найдётся плазменный резак и немного сварочного материала.
– Да, найдётся, – кивнула та и попросила своего инженера, – Винс, покажите, где хранится всё необходимое. Думаете, справимся без бригады ремонтников?
На это Селеста ответила:
– У меня корки сварщика-подводника высшей категории. Я одна могу всю бригаду заменить. К тому же, сейчас на поверхности такое творится, что ремонтников нам полгода не дождаться. Винс, идём, время дорого.
Первоначальная неисправность, из-за которой потребовалась эвакуация, заключалась в порыве труб системы, регулирующей на станции давление. Сварки там оказалось на копейку, Селеста справилась с ней за четверть часа. С течью мы тоже справились быстро. Видимо из-за цунами, прокатившегося по лагуне, место крепления одного из донных якорей станции деформировало, из-за чего между внешним и внутренним корпусом порвало пару труб подачи воды в лаборатории. Винс перекрыл нужный вентиль, и вода перестала хлюпать. С помощью инженера юркая Сёто кое-что подварила, кое-где поставила манжеты, и через час мы вернули станции статус стабильно функционирующего объекта.
– Теперь можно привести себя в порядок, – вздохнула Дайанн, короткие волосы которой от солёной воды стали похожи на проволоку.
– Да, не помешает помыться и бабахнуть горячего чаю с лимоном, – согласилась Селеста. – А перед этим котлетку умять. Фиг с ней, что она из искусственно выращенного белка.
Что ж, отдохнуть не помешало бы, но из-за всего случившегося мне бы кроме воды в горло ничего не полезло. Пока сёстры возились с трубопроводами, я помогала океанологам устраивать в одной из лабораторий лазарет для облучённых. Медик станции по имени Джоан как могла облегчила их страдания, обработав обожжённые участки специальной мазью, поставила им капельницы для восстановления баланса жидкости и выведения продуктов распада тканей.
– Шансы у них были бы выше, если бы их быстро забрали в госпиталь, вот только, боюсь, что уцелевшие медицинские пункты переполнены. А мы даже сообщить о себе не можем…
Я покачала головой:
– Пойду посоветуюсь с Винсом. Зря что ли, на связиста училась?
Винс рассказал, что помимо стационарной радиостанции, в подводной лаборатории имеется аварийный передатчик, который может выйти на связь со спутником, а значит, нам будут доступны «Альбатрос», штаб гражданской обороны на промороженном спутнике Азрая и даже корабли орбитального патруля, если они не погибли в схватке с нападающими.
– Очень удачно, – обрадовалась я. – Думала, придётся что-то изобретать из подручных средств.
– Уверен, что у вас нашлась бы хорошая идея, – улыбнулся Винс. – Впрочем, проблема не столько в нас, сколько в остальных. Местная сеть ретрансляторов питается от электростанции «Зеленодольской», а она стоит слишком близко от Волнограда.
– Думаете, Волноград накрыло?
– Это звучит неприятно, но из тактических соображений агрессор, как правило, наносит удар по наибольшему скоплению живой силы противника. Если, конечно, нападавшие не преследовали иных целей. Мы ведь даже не знаем, кто на нас напал.
Предполагать и фантазировать можно было до бесконечности, но без фактов это было занятием бессмысленным.
Чтобы не пускать в голову рой непродуктивных мыслей, я решила всплыть на поверхность, чтобы попытаться выйти на связь хоть с кем-нибудь. Прохлаждаться на аквастанции можно было долго, поскольку здесь были запасы продуктов и воды, но мы-то были на службе и понимали, что наша помощь нужна отряду, который сейчас наверняка ожидает не меньше месяца непрерывного кошмара. Прекрасная лагуна и побережье стали зоной бедствия. К тому же на руках у нас было четверо облучённых, которым срочно требовалась помощь.
– Алекс, я тебя на поверхность одну не пущу, – заявила Дайанн. – Пойдём вместе, но через полчаса, потому что сначала нужно придумать, как безопасно поднять прибор, чтобы он не промок. К тому же этой штуке нужна ориентированная антенна, а значит нам потребуется устойчивый пятачок для её крепления. Продумай пока эти моменты, а я проверю баллоны, чтобы мы не двинули на поверхность с пятью процентами смеси.
Что-что, а в моём деле мне подсказки не нужны. Про антенну я уже думала и пришла к выводу, что смогу развернуть антенну на бакене, который плавает над станцией. К этому же бакену прицеплена и антенна стационарной радиоточки. А прибор упрятан в стандартный гермочехол, потому что сконструирован для военных, а значит, должен быть надёжен на 200 %.
Снаружи было по-прежнему жутко. Сдохшая рыба, кишечнополостные и моллюски, разлагаясь, слоем плавали на поверхности. Верхние сантиметры воды превратились в мерзкую слизь, липнущую ко всему.
– Вылезем – будем вонять дохлятиной, – заметила Дайанн. – нужно снять с «Антея» баллон с газом и устроить пузырьковый гейзер. Может, хоть так меньше этой фигни нацепляем. Не пустят ведь на станцию.
Баллон со сжатым воздухом мы держим на всех транспортных средствах. Никогда не знаешь, как сложатся обстоятельства во время вылета, поэтому лучше иметь запас на всякий случай. Открыв вентиль, мы выждали пять минут, пока пузыри не создадут на поверхности пятно, свободное от дохлятины, а потом поднялись к бакену. К сожалению, лестница была изгажена слизью, и оставалось радоваться, что гидрокостюмы, позволяющие нам не касаться руками смеси из трупного яда и радиоактивной грязи, защитят нас.
Я вытерла руки о кусок ветоши, припрятанный теми, кто обслуживал бакены, раскрыла гермочехол и извлекла оттуда цилиндрический контейнер с компактно сложенным зонтиком спутниковой антенны. Нижняя часть цилиндра представляла собой специальный зажим, который можно было несколькими способами зафиксировать на вертикальных или горизонтальных поверхностях. Я укрепила зажим на решётке сигнального фонаря и нажала на рычажок автоматической распаковки. Антенна с щёлканьем превратилась в блестящий зонтик, и её роутер сразу же начал поиск связанного устройства. Я включила передатчик, и через несколько секунд они установили устойчивый контакт. Передатчик дал антенне задачу – поиск аварийной частоты, и механизм начал вращать зонтик, целясь в хмурое небо.
 Тут я поняла, что выходить на связь придётся в формате текстового сообщения, потому что через наши гундосые матюгальники вызывать штаб или кого-то ещё смысла нет.
На дисплее передатчика загорелись названия доступных чатов: башня оперативной связи спасательного отряда «Альбатрос», дежурный офицер штаба гражданской обороны. Отлично, то что нужно. Я выбрала чат «Альбатроса» и напечатала: «Аварийное сообщение с подводной станции «Лагуна». Взрыв повредил турболёт, пилот погиб, старший группы и три практиканта получили лучевое поражение, нуждаются в госпитализации. Течь на аквастанции устранили своими силами. Персонал укрыли под водой, запас провизии и воды есть. Передала инженер по связи Карпова».
Почти сразу офицер связи «Альбатроса» ответил: «Сообщение принял, переадресую командиру группы «Лезвия». Оставайтесь на связи пять минут».
– Спасибо, хоть так можно на связь выйти, – проворчала Дайанн, прочитав ответ.
– Как думаешь, с нашими всё нормально? – спросила я её. Мы-то хоть под водой были, а они там как на ладони.
– До них больше двадцати километров, – рассудила Дайанн. – Они от эпицентра в два раза дальше нас, так что, может быть, им столько и не досталось. Сами расскажут.
Минуты через две с «Альбатроса» переслали сообщение: «Высылаем турбокоптер «Торнадо» с командой, будьте готовы к эвакуации раненых. Хопеш».
– Вот это другое дело! – воодушевилась Дайанн.
Я набрала сообщение: «Принято. Конец связи». Мы быстренько свернули оборудование и, пока ещё баллон держал чистое пятно на поверхности, нырнули к станции.


                *   *   *


На «Торнадо» прилетели Марселла, Барти и Аксель. Мощные турбины аппарата разогнали дохлятину метров на десять вокруг, и мы без проблем подняли Микки и студентов.
– Всё, девчонки, давайте на борт, – позвала Марси, видя, что сёстры не торопятся к люльке подъёмника.
– Нужно поднять Марко, – возразила Селеста.
– Хопеш велел вернуться за ним завтра, а сейчас нужно скорее гнать в ожоговый центр, пока там есть несколько мест! Срочно, потому что барометр показывает приближение шторма! За час нужно обернуться, иначе накроет!
Сёстры неохотно покинули воду, и Марси помчала нас на юг, где в десятке миль от побережья строился индустриальный центр с парой металлургических заводов. Народу там уже было раза в четыре больше, чем в Волнограде, поэтому город обзавёлся хорошей клиникой.
– Как там океанологи? – спросил Бартоломео. – Икры поди наметали?
– По-моему, они так до конца и не поняли, что было, – поделилась я наблюдениями. – Со дна не особо видно, что творится снаружи, хотя, когда тряхнуло, лично у меня волосы везде дыбом были.
– Мы в этот момент по лесу таскались, – рассказал Аксель. – Светануло так, что между деревьев можно было мурашей сосчитать.
– Вот враль! – возмутился Барти. – Откуда тут мураши-то?!
– Я тебе отвечаю, в лесу полно мелких насекомых, – насупился Аксель. – Вы, лоси толстопятые, под ноги не смотрите, а я эту шушеру терпеть не могу, поэтому замечаю.
Барти рассмеялся, но потом кивнул:
– Ощущение было дерьмовое. Я вместе с командиром полез в бойлер, чтобы помочь энергетикам трубы менять. Колено заменили – и тут ка-ак дало! Джерри Картер вместе с трубой мне на спину свалился и визжит: «Я ослеп, ослеп!»
– Что, правда ослеп?
– Может и ослеп бы, но они же в своём хозяйстве ни разу окна не мыли, так что ему повезло, проморгался…
– Кто на нас напал? – устав от трёпа, напрямую спросила Дайанн.
– Хопеш пытал начальство, но там, похоже, сами мало что знают. На запрос сводки штаба ГО прислали расплывчатый бюллетень с рекомендациями по ликвидации ЧС.
– Официально инцидент назван «Четыре всадника», – пояснила Марси. – Это мне диспетчер рассказал. Пока орбитальный патруль отбивался от насевшей на него каракатицы, от неё отделилось четыре модуля, которые штурмовикам удалось догнать уже в атмосфере. Правда толку от этого не было. Посудины оказались с толстенной бронёй, и штурмовики, кое-как сбив один из них, не смогли предотвратить удар по Волнограду. Грязный взрыв мощностью почти три десятка килотонн снёс весь берег, сжёг электроприборы в радиусе 20 км, а волна смыла рыбные фермы и банки ракушек. Спрятаться мало кто успел, и большая часть народа, попавшего под вспышку, лежит пластом там, где их накрыло. Медики говорят, что им осталось мучится неделю или две, поэтому в центр забирают только тех, кого есть шанс откачать, остальных просто обкалывают морфием.
– А нападавшие? Куда делись эти гады? – спросила Дайанн. – Что говорит штаб?
– Штаб объявил опасность повторного нападения.
– Значит, их не достали… – уронила голову Селеста. – Хоть кто-нибудь знает, что это за твари?
– Хопеш улетел на оперативное совещание, может быть, там скажут, что нас ждёт, – сказала Марси.


                *   *   *


– Через неделю на Никсу прилетит полк войск радиационной защиты, – сообщил Хопеш на следующей планёрке. – Побережье объявлено зоной бедствия, и ВКС будет приводить регион в норму, пока не снизит опасные факторы до уровня предельно-допустимых концентраций. Отряд «Альбатрос» переводится в систему Глизе 667. Там из-за ЧС на ледяной планете Драупнир оголились остальные колонизированные планеты. Местный отряд почти целиком переведён в зону бедствия, и на двух планетах системы спасательными мероприятиями занимается гвардия, а это, как вы понимаете, не совсем их работа. Лететь туда четыре месяца с лишком, но ближе никого нет, так что в течение двух суток мы должны стартовать. Пока «Альбатрос» доставляет нас на место, медики проверят здоровье каждого спасателя, в конце концов, нам тоже досталось немало рентген. Этот подарочек лучше сразу дезактивировать.
Завтра рано утром с орбиты прибудет транспортник за атмосферными машинами и личным составом. Гравилёты пойдут на «Альбатрос» своим ходом. Материальная часть и обслуживающий персонал останутся здесь для передачи базы военному гарнизону. У меня пока больше новостей нет. Все занимаемся сборами, готовимся к переезду. Пилоты, если понадобиться помощь, мы в вашем распоряжении.
– Жалко, – сказала Селеста, когда мы собрались в столовой. – Мне здесь нравится. Отличное солнечное место. Теперь притащат нас в какое-нибудь мрачное болото, под припадочные рентгеновские вспышки красного карлика.
– И в таком месте можно жить, – заметила я. – У нас на Оптимали жизнь устроена так, что все довольны.
– Не сомневаюсь, – кивнула Дайанн. – Колония на Оптимали развивается уже почти 30 лет, а на планетах Глизе 667 – только десять.
– Плохие новости, – сообщила, появляясь, Шевон. – Мы не единственные, на кого наехали. «Четыре всадника» атаковали системы Глизе 682, 18 Скорпиона, Шелзи… Жертв много, хотя население Оптимали спас подземный образ жизни.
– Что ж это за отморозки такие? Что плохого мы им сделали?
– Вряд ли кто-то знает ответ на эти вопросы, – заметила Марси и окликнула Роба Халфрида, – Халфи, что-нибудь слышал про чужаков?
– Во Фрипорте я виделся со старым флотским знакомым – Генри Саважем. Они всем отрядом подали заявления в штурмовой полк корпуса «Василиск». Их предупредили, что будут тренировать пилотов биться в скафандрах высокой радиозащиты, мол, у противника корабли фонят по-чёрному. Готов поклясться, что против нас пошли точно не гуманоиды.
– Каких мы знаем нелюдей? – задумчиво спросил Тони Катласс, а Джейсон Нагината ответил ему:
– В сфере диаметром 50 световых лет известно около десятка негуманоидных рас. С самыми развитыми Федерация состоит в дружественных отношениях. При этом ни греноли, ни гобблы, ни рептилоиды, ни хеликсы не претендуют на освоение космических просторов даже собственных систем.
– Даже если бы у них были амбиции и космолёты, их миры далеки от нашего сектора, – рассудил Барти. – Во всяком случае наши военные знали бы о таком военном потенциале. «Четыре всадника» организованно ударили в нескольких местах, удалённых друг от друга на 15 парсеков. Для цивилизации, о которой никто ничего толком не знает, это мощная заявка.


                *   *   *


Вечером я села в своём закутке рядом с серверной, чтобы полистать астрографический атлас.
За этим делом меня и застал командир. Он вошёл, коротко стукнув в дверь.
– Можно не стучать, это рабочий кабинет, – заметила я.
– Но рабочий день уже закончился.
– По вам не скажешь, – улыбнулась я, заметив в его руке счётчик Гейгера.
– Беспокоиться о здоровье приходится круглые сутки, – пожал плечами Кирк и нажал на кнопку. Прибор пискнул и издал приятный звук, подтверждающий, что в моём закутке нормальная радиация.
– Вижу, тебя беспокоит расклад сил в нашем секторе, – сказал Хаммер, заметив, что я изучаю виртуальную модель созвездия Скорпиона.
– Да, и удивляюсь тому, на сколько световых лет разбросаны атакованные системы.
– В масштабах Большого Космоса, который давно открыт для наших союзников – меркутов и акиниров, полтора десятка парсеков – сущая мелочь, – покачал головой Хаммер. – Космические исследователи и торговцы с Белобана и Омилькора ходят в пространстве уже два столетия, их знают и уважают в сфере диаметром 200 световых лет. Но и он и при всей продвинутости своих кораблей, не собирают мощных флотилий и не стараются раздвигать локтями соседей по космосу. Даже идею Федерации расширить экспансию они восприняли не сразу, посчитав, что это может повредить их репутации у партнёров по торговле. Убедил их лишь инцидент на Стелле, когда из-за гражданской войны пострадали торговые контракты межпланетных торговых домов. Белобан и Омилькор одобрили присутствие миротворческих сил Земли в системе Эпсилона Индейца. Торговые представители этих планет сговорились с правительством Стеллы на помощь в развитии и строительстве на планете космических доков, товарных складов, бизнес-центров в обмен на разрешение вести дела в их системе. Если бы Земля не вмешалась в урегулирование конфликта между законным правительством и религиозными радикалами, союзники потеряли бы огромные инвестиции. В этом вопросе отчётливо проявляется сходство наших менталитетов, и что бы ни говорили ксенофобы про морфологию и физиологию этих рас, мозги у них работают по тому же принципу, что у Terra homo. И кстати, именно по этой же причине их правительства не пожалели средств на развитие альтернативной энергетики и технологий межзвёздных перелётов. Заметь, ни одно здравомыслящее разумное существо не будет тратить ресурсы своей цивилизации ради того, чтобы тащиться за триллионы миль ради экзотических инопланетных безделушек или деликатесов. Межпланетная торговля – не самая рентабельная область экономики, если за ней не стоит относительно дешёвый способ преодоления гигантских расстояний.
– Союзники нашли его?
– Наши учёные вовсю кусают локти.  Акиниры и раньше тратили на преодоление одного парсека не больше четырёх недель, а теперь сконструировали генератор, создающий разность гравитационных потенциалов, и он позволяет проскакивать тот же парсек менее чем за неделю.
– Я не знала, что такое возможно.
– Я до сих пор был уверен, что это невозможно. Но группа экспертов из Межпланетного института высоких энергий подтвердила передачу объектов на расстояние парсека за пять суток.
– Всего-то?!
– Вот именно, всего-то! Включаешь эту штуку – и многосоттонный корабль проскакивает больше трёх световых лет за 100 часов.
– Фантастика! А откуда берётся энергия?
– Да кто ж её знает, но откуда-то берётся, иначе бы эйнштейновское уравнение не работало. Чувствуешь перспективы?
– Не совсем…
– Да ладно! Вот мы сейчас на наших «керогазах» разгоняемся до невероятной скорости, превышающей световую в пятьдесят раз, а потом полпути тормозим, а новый генератор даст даже не скорость, поскольку использует явление, напоминающее телепортацию. При этом энергия будет тратиться не на ускорение и торможение, как на наших кораблях, а на искривление пространства. Раньше мы могли посылать таким образом только гравиграммы, но с ними-то проще – это волны. Теперь же, когда совершён прорыв в физике сверхсветовом перемещении масс, можно будет по-настоящему взяться за освоение Космоса. А представь, как будет классно, когда субсветовики научаться перемещать объекты одним махом, без потерь времени!
– Интересно, а что за привод используют «всадники»?
– Судя по зашкаливающей радиации, они используют термоядерные генераторы, то есть энергии у них немерено, а вот про тип двигателя ничего сказать не могу. В штабе говорят, что их датчики зафиксировали возмущение гравитонов, но совсем не такое, которое вызывают наши антигравитационные установки.
– Плохо, нужно поскорее выяснить возможности их технологии.
– У тебя есть какая-то идея?
– Идеям взяться неоткуда, но есть предчувствие.
– Объясни.
– Глизе 667 находится на полпути между Эйф и Цахесом, а туда эти гады не сунулись. Подозрительно…
– Согласен. И, может быть, по этой причине нас туда и направляют.