Подо льдом
Рассказ командира, конечно, был скуп и сух, но, поскольку позже я вызнала у остальных «лезвий» подробности – а они описали события во всех красках, то позволю себе передать эту историю так, как её приняла в своё сердце я.
В 2178 году по земному летоисчислению Кирк Хаммер, молодой лейтенант, выпускник Академии Военно-космических сил, пройдя положенную стажировку в учебном лагере «Хирон» в системе Проксимы Центавра, был командирован в составе только что сформированного десантного полка «Багинет» в экспедиционный корпус «Волк», направляющийся к системе красного карлика Глизе 687 для создания стационарного форта.
«Багинет» должен был пополнить потрёпанную в боях с пиратами бригаду «волков», которая при поддержке эскадры ВКС готовилась накрыть разбойничье гнездо в секторе Змееносца. Уже 30 лет в сфере диаметром 12 парсеков на торговые и грузовые караваны Федерации нападали рейдеры пиратской флотилии, собранной ренегатом Лоуренсом Ибрагимом под громким названием Республики Весёлого Роджера.
Потомок миллиардера Мустафы Ибрагима, сколотившего состояние на альтернативной энергетике и основавшего корпорацию «Спейс сёрч», противопоставил себя всему человечеству, решив направить средства не на развитие цивилизации, а на захват планет. Снаряжённые им рейдерские команды основали базы в районе звездных систем Летящей звезды Барнарда, 61 Лебедя, Росс 128, Лаланд 21185, YZ Кита, Глизе 876.
Командующий бригадой «волков» адмирал Блэкмор назначил лейтенанта Хаммера заместителем командира штурмового отряда и описал ситуацию:
– Обжитые пиратами планеты – не просто космодромы, на которых можно отсидеться и подремонтировать корабли. Это миры, полные ресурсов, и кроме космодромов там построены фабрики и заводы, лаборатории и плантации, на которых работают профессионалы, взятые пиратами в плен на недавно основанных колониях или кораблях с переселенцами. Поэтому мы не можем просто прилететь и разбомбить их гнездо.
Ближайшая к нам база находится на планете Фрост в системе Летящей Барнарда. Это гнездо давно достаёт Департамент освоения сектора. Из-за их рейдов колонии понесли ущерб на сумму в 30 триллионов, транспортные компании потеряли более полусотни кораблей, а страховщики были вынуждены выплатить более шести триллионов. Наша задача – захватить не только наземные сооружения, но и подземные бункеры. Вы будете служить в первой роте, под началом капитана Портмана. Это лучшая рота батальона «Громовержцы». Портман уже работает над тактическим планом, так что присоединяйтесь к команде. Роте предстоит занять диспетчерскую и все примыкающие помещения, закрепиться там и удерживать до подхода основных сил.
Вам придётся высаживаться в разреженной углекислотной атмосфере при температуре - 170 градусов по Цельсию, поэтому работать придётся в новейших бронескафандрах с обогревом. На то, чтобы освоить управление их оборудованием и приборами у вас ровно месяц. Затем ударная группа стартует на Летящую Барнарда, и после того, как вас выведут из гибернации, будет около месяца на изучение планов и спецификаций.
Операция на Фросте показала, что атаковать пиратскую базу без предварительной разведки было безумной затеей. Командование решило, что пираты организовали базу без охранения, как будто это какой-нибудь торговый порт. Десант пошёл на высадку, как на парад, не ожидая отпора. Но оказалось, что пираты подготовились к защите добросовестно, словно собирались отражать атаку хорошо вооружённого флота. По развернувшемуся строю десантных ботов ударили орудия неизвестной конструкции. Ещё на подходе десант потерял не меньше четверти посадочных модулей.
Хаммер, наблюдавший за высадкой из кабины левофлангового эскора – корабля прикрытия, – видел, как плазменные разряды превратили в ничто всё правое крыло строя вместе с бронированным кораблём эскадренного сопровождения.
В эфире началась неразбериха. Командиры десантных ботов, потеряв ведущего, начали лихорадочно вызывать командира звена прикрытия и командира роты:
– Орёл-1, Орёл-1, сильный огонь с правого фланга! Нужна огневая поддержка!
– Гром, Гром! Вызывает Град-2! Мы несём потери! Два модуля сбиты! Нас отжимают в сторону! Что делать?!
Ситуацию нужно было брать под контроль, и Хаммер сделал то, что был должен. Приказав радиоинженеру подключить его к оперативному каналу, он взял командование высадкой в свои руки:
– Внимание всем! Говорит Град-1! Прекратить панику! Разомкнуть строй! Приказываю правому крылу уйти под прикрытие радарных мачт, левому – на минимальной высоте уйти за ангары на западе поля, центру – идти на бреющем к башне диспетчерской и садиться у самых зданий!
Как только строй рассыпался, орудия на флангах, потеряв возможность бить по кучной цели, сбавили активность. Попробовав достать модули, нырнувшие под прикрытие сооружений радарной станции и диспетчерской, стрелки под корень срубили осветительную мачту и вовсе прекратили безобразничать.
– Ну что, Орёл, теперь ты у «летунов» за старшего, – сказал Кирк командиру эскора. – Мы пойдём проветриться, а ты пока пощекочи нервы парням в орудийной башне. Отлети подальше, где-то на километр, и маячь там, только держи между ними и собой какой-нибудь сундук. Удачи!
Эскор рванул к краю космодрома, оставив на поле Хаммера, который поспешил к своему взводу.
Фрост встретил Кирка тусклым розовым светом Летящей и тишиной. Несмотря на то, что этот красный карлик почти не отличался от Проксимы Центавра, которая давала планете Прима 65 % от уровня излучения, получаемого Землёй от Солнца, на Фросте было царство вечных ледников и экстремально низких температур. Его беда была в том, что вращался он хоть и вдвое ближе, чем Земля к Солнцу, света от материнской звезды ему доставалось на 98 % меньше. Окажись он хотя бы на пятьдесят миллионов километров ближе к Летящей, его ледники, возможно, подтаяли бы, дав жизни хоть какой-то шанс украсить этот унылый пустынный пейзаж.
Кирк ожидал, что леденящий холод будет чувствоваться даже через изоляцию скафандра, но тут до него дошло, что разреженный воздух плохо проводит звуки и не даёт уходить теплу.
Перед взводом десантников возвышалась бетонная призма башни, неприступная, максимально защищённая от внешней среды и от любого несанкционированного проникновения. С негостеприимной поверхностью диспетчерскую связывал лишь шлюз и камеры наблюдения.
– Так, парни, – объявил Хаммер. – План здания вам известен, поскольку в шлюз нас добровольно не пустят, устраиваем взлом вентиляции. Адамс, Тьери, пусковые установки к бою, к вентиляционному стволу марш! Бенуччи, Альварес, сторожите шлюз, любого, кто выйдет, кладите мордой на бетон! Штейберг, Столяров, ваши отделения в прикрытие на запад и восток! Учтите, толщина бетона около пяти метров, так что связь может на время отрубиться. Чтобы этого избежать, нужно подключить нашу мобильную станцию к ретранслятору комплекса. Капрал Югач, когда прорвёмся внутрь, ваше отделение прикрывает ефрейтора Слейда, пока он не найдёт ретранслятор. Когда подключите, пробиваетесь к шлюзу и берёте его под контроль. Остальные за мной!
Перед штурмом рота не один час провела за изучением планов сооружений типового космодрома для планеты с критически низкой температурой атмосферы. Конструкции возводились по старым, но добротным проектам. Других у пиратов не было: они отправились в занятые ими системы полвека назад и не имели в распоряжении новейших технологий. Взводных натаскивали на безошибочное ориентирование в любом строении комплекса и чёткое знание всех систем и коммуникаций. Хаммеру все эти крысиные норы даже сниться начали, так что сейчас он точно знал, куда попадёт, вскрыв вентиляцию. Это были технические помещения: камеры охлаждения реактора собственных нужд и серверов системы контроля автоматики и роботизированных сервисных комплексов. В жилые и рабочие помещения атмосферный воздух не подавался. Вентиляция была тесновата для того, чтобы ползать по ней в бронескафандрах, и десантникам пришлось потратить не одну неделю для отработки проникновения в изогнутые под прямым углом туннели и узкие вентиляционные отдушины. Конечно, можно было шарахнуть по шлюзовой камере парой ракет, но тогда перепад давления и температуры наверняка убил бы не только пиратов, но и их невольников.
Хаммер и два отделения пробились в отсек генераторов, работающих от небольшого термоядерного реактора. И тут выяснилось, что он закрыт снаружи. Внутри не было доступа ни к запорам, ни к устройству, управляющему ими. На этот случай разработчики операции предусмотрели действие подрывного характера – отключение генераторов. Один из десантников – сержант Блюмхейст имел специализацию по электронным системам управления и энергоустановкам. Он разобрал цепи управления, чтобы генераторы было невозможно включить дистанционно, и когда энергия перестала поступать от генераторов к оборудованию, в реакторный отсек послали энергетиков. Стоило им открыть электрозапор, десантники прорвались внутрь и начали захват комплекса. Югач, Слейд и ещё трое парней отделились от всех и ушли вдоль кабелей в крыло, где был ретранслятор. Одно отделение осталось, чтобы удерживать реакторный отсек и контролировать ход ремонта генераторов, а Хаммер с восемью десантниками рванул в центр управления. В помещениях сопротивление оказывать было некому, кроме нескольких инертных охранников, поэтому взять башню управления под контроль не составило труда. Однако, вскоре откуда-то из нижних ярусов попёрли вооружённые люди, и для боезапаса десантников нашлось применение. В конце концов, они загнали назойливых типов обратно в бункер и заперли дверь.
– Югач, Слейд, что с ретранслятором? – вызвал Хаммер, но ответа не было, и причиной этому могли быть не только технические неполадки.
Хаммер оставил за себя сержанта и вместе с двумя бойцами двинул к ретранслятору. Уже на полпути туда он понял, что отделению Югача даже не дали дойти до места. Охрана шлюза решила проверить, что творится уровнем выше и тормознула десантников на коридорном перекрёстке. Кирк присоединился к веселью неожиданно, переломил ситуацию из подствольного гранатомёта. Через несколько минут охрану отбросили, мобильную радиостанцию подключили к ретранслятору и Хаммер послал в эфир кодовый сигнал для начала второй фазы штурма, а потом вызвал лейтенанта эскора.
– Как развивается игра в вышибалу?
– Мы их здорово раззадорили! – весело ответил дейтенант. – Эти мазилы выпустили по нам уже пару сотен мегаватт энергии, но всё в молоко.
– Подразни их ещё минут десять, а мы попробуем пробраться в башню!
Хаммер сказал Блюмхейсту:
– Сержант, остаётесь дожидаться подкрепления, с вами отделения Штейберга и Столярова. Адамс, поднимайте своих парней, нам нужно навестить одну компанию. У них уже самовар готов.
К башне оборонительного комплекса вёл длинный туннель, и десантникам пришлось поставить отнюдь не легкоатлетический рекорд бега в бронескафандрах при тяготении больше двух g. Выручили их на 800-метровой дистанции только экзоскелетные гидроусилители. У башни был собственный реактор, поэтому даже отключение генераторов в диспетчерской не повлияло на работу плазменных орудий. Самым простым способом прекратить пальбу было отключение орудий от источника энергии, и Хаммер, оставив капралов с отделениями в заслоне между орудийными уровнями и реакторным отсеком, вместе с парой парней спустился вниз. Едва они отключили питание, сверху повалили раздосадованные канониры. Естественно, прорваться к силовой установке у них не вышло. Десантники без церемоний тормознули их, и больше башня никому не угрожала.
Хаммер и Адамс поднялись к орудиям, чтобы убедиться, что больше никто не управляет ими.
– Командир, я проверил снарядный погреб, – сообщил капрал Адамс. – Он пуст, а на элеваторе пыль слоем.
– Ты хочешь сказать, что башня лупила в холостую?
– Ну, плазма-то с этой стороны шуровала плотно.
– В том-то и дело, что плазма, а не бронебойные снаряды. Нашей броне плазма, как комар бегемоту.
– Что же получается? – опешил Адамс. – Для острастки лупили? Даже без болванок?
– Нам бы и болванок хватило. Стационарные рельсотроны разгоняют болванки до 3-5 км в секунду. Слови мы хоть одну такую – уже бы крылышками махали. Плазменный фейерверк устроили для отвода глаз. Где-то недалеко есть ещё одно орудие, а может, и не одно. Вот им-то и сшибли наш авангард.
– А почему оно больше не стреляло?
– Мы это обязательно выясним, только надо поковыряться в базе данных диспетчерской.
* * *
Через час ещё три роты спокойно высадились на космодроме и начали зачистку подземного комплекса. Командир батальона «Громовержцы» майор Зевс Тавриди был человеком своеобразным. Десантники любили его за необыкновенное чувство юмора и лёгкое отношение к жизни. Он не был карьеристом, людей берёг, хотя задачи перед батальоном подчас ставили сложнейшие – из тех, на которых гибнут бойцы, а карьеры офицеров бесславно заканчиваются.
Майор, прикрыв шлюз бронированным корпусом эскора, оккупировал диспетчерскую. Он дал задание двум взводам в лёгких бронескафандрах потрошить бункеры, а взятых в плен приводить к нему на задушевную беседу, чтобы определить, кто гад, а кто жертва.
Пока команда пробивалась в подземный комплекс, Тавриди вызвал к себе Хаммера и похвалил его за то, что не растерялся в сложной ситуации, вывел роту из-под огня, мастерски вскрыл башню и обезопасил высадку второй волны десанта.
– Лейтенант Хаммер, от лица командования объявляю вам благодарность. Как вы понимаете, объективную оценку вашим действиям дадут после завершения операции, но рапорт о вашем вкладе в успех операции я уже отправил, так что до разбора полётов к благодарности могу добавить только возможность проявить себя ещё раз. Пока мы ковыряемся внутри этого бетонного кишечника, поручаю вам охрану периметра и разведку огневых точек. Первая рота в вашем распоряжении, раз уж вы заменили капитана Портмана. Скажите, раненые у вас есть?
– Из тех, кто был со мной, все целы, доклады о потерях от других взводных не поступали.
– Ну, и слава Богу. Если у кого-то случится тепловой удар от этого треклятого водородного фонарика или ещё какой-нибудь понос, доставляйте раненых сюда. С нами десантировалась бригада корабельных медиков, и мы развернём в диспетчерской временный лазарет. Для организации внешнего наблюдения разрешаю воспользоваться ресурсами космодрома. Если не ошибаюсь, в вашем взводе есть сержант с инженерной специализацией?
– Так точно.
– Что ж, поручите ему организовать видеонаблюдение за периметром, а я подыщу ему сменщиков из других подразделений. Думаю, нам тут сидеть не меньше суток, пока наше славное корыто сделает виток и стабилизируется на орбите.
– Разрешите приступить?
– Разрешаю.
Хаммер ещё до этого разговора сделал почти всё из того, что поручил ему майор. Руки не дошли лишь до разведки огневых точек и видеонаблюдения. Разобраться с мониторами внешних камер и радарами он поручил Блюмхейсту и Слейду, а сам включил на мониторе диспетчера схему порта и начал перекличку с теми, кто уже занял позиции на ключевых точках периметра:
– Град-1, ответь.
– На связи.
– Как вы там?
– Уцелели три модуля из шести, личный состав в количестве двадцати бойцов занял комплекс радарного слежения, смену операторов повязали. Периметр под контролем.
– Молодцы, так держать. Наша рота назначена на первую вахту караула, так что располагайтесь с удобствами. О смене сообщу.
– Есть, командир.
– Град-3, отзовись.
– Град-3 на связи.
– Как ситуация?
– Заняли позицию у шлюзов складского комплекса. Взвод рассредоточился по территории, но в склады попасть не смогли, заперто изнутри. Может, снести ворота ко всем свиньям? Развернуть один из модулей носом к воротам да разрядить ракетные кассеты.
– Погоди минут пять. Сейчас наш сержант взломает сервер их службы безопасности, и мы поглядим, что там, внутри. Будем держать вас в курсе.
– Ясно, ждём инструкций.
Хаммер прикинул по схеме, где кто находится, и счёл, что в охране периметра полно прорех.
– Сержант, – позвал он Блюмхейста. – Мне нужна раскладка по объектам периметра.
– Один момент, я выведу расшифровку прямо на дисплей.
– Благодарю… Так, что это у нас на северо-западе?
– Это ещё одна орудийная башня, но на схеме она отмечена, как недостроенная.
– Тогда кто бил из этого сектора по левому крылу? Я своими глазами видел, как в том углу работала дурмашина.
– Северо-запад? Вижу на камерах необозначенную на плане конструкцию. Вывожу на дисплей. Что-то эта этажерка мне напоминает.
– Этажерка, говоришь? – хмыкнул Хаммер. – В Академии я изучал историю космического кораблестроения. Так вот пятьдесят лет назад в сторону Летящей Барнарда ушла группа кораблей, снаряжённая Ибрагимом-старшим, и среди них был списанный военный космолёт класса «Резолюшн». Так вот это его орудийная башня.
– Ничего себе! Демонтировали с крейсера и установили, как оборонительное укрепление?!
– Присмотрись получше к фундаменту.
– Сейчас дам увеличение… Мать моя пехота! Да они ж целый крейсер в грунт закатали, только башня да грузовые люки снаружи остались! Это ж какое техобеспечение надо иметь, чтобы такую работу провернуть?!
– Уверен, что горной и строительной техники мы найдём в подземных ангарах более чем достаточно. Если, конечно, взломаем их базы данных.
Но ничего взламывать не пришлось. Уже через час после высадки команда, посланная майором Тавриди, нашла в бункере группу технических специалистов, захваченную пиратами на корабле, летевшем в колонию на планету Бирюза, открытую пять лет назад в системе Вольф 1061. Инженеров притащили на допрос, и Тавриди уже через минуту завернул их в Блюмхейсту. Они выглядели немного напуганными, видно насмотрелись в коридорах на то, что осталось от упрямцев, не желавших сдаваться десантникам. Заинтересовавшись, Хаммер тоже подошёл к их группе.
– Привет, парни, как вы?
– Спасибо, сэр, мы в порядке, – ответил за всех худощавый мужчина в очках. По виду ему было лет сорок, и он держался спокойнее других.
– Я лейтенант военно-космических сил Хаммер. Как мне к вам обращаться?
– Ян Тиммерс, инженер-строитель. Захвачен в плен во время абордажной атаки на космический транспорт «Пасифик Старз». Это мои коллеги Холтон, Де Люми и Маневский. Департамент освоения нанял нас для строительства производственных объектов в колонии Поднебесной.
– Полагаю, что для вас и здесь нашлось дело.
– Да, эти люди привезли нас сюда с определённой целью, – подтвердил Тиммерс. – здесь потребовалось строить новый подземный терминал, чтобы производить перегрузку не снаружи, а внутри. Снаружи даже самая надёжная техника быстро замерзает и выходит из строя. Мы целый год руководили работой команды монтажников и роботов, а недавно строительство закончилось, и мы боялись, что нас…
– Это вряд ли, – покачал Хаммер головой. – Люди с профессией в Космосе – главный ресурс. А для пиратов тем более. Как вы думаете, сколько триллионов миль до ближайшей рекрутинговой конторы? Не сгоняешь и не позвонишь, чтобы нанять для серьёзного дела квалифицированного спеца.
– Я же говорил… – тронул Тиммерса за локоть его коллега со взъерошенной рыжей шевелюрой. – А вы мне не верили, что всё обойдётся.
– Обойдётся, когда домой вернёмся, – отбрил его худой парень с внешностью потомственного скандинава.
– Друзья мои, – привлёк их внимание Хаммер. – Поскольку вы не попали вовремя на Бирюзу, компания наверняка нашла на ваше место других инженеров, так что, если вас заинтересует контракт с ВКС, подумайте хорошенько, стоит ли спешить домой. Министерство обороны организует на этом месте свою постоянную базу, и вы, как отлично ориентирующиеся здесь специалисты сможете получить хорошие должности. А теперь мне нужна ваша помощь. Вот схема комплекса. Сможете растолковать в подробностях, где здесь что? Меня в первую очередь интересуют шлюзы, энергоснабжение, системы жизнеобеспечения, расположение постов охраны, башни оборонных установок. А чтобы у вас не пересохло горло, предлагаю по кофейку.
– Отличная идея! – обрадовался Тиммерс и пожаловался, – В нашем каземате постоянно холодно, хотя электрообогреватели работают непрерывно.
Через полчаса Кирк обладал необходимой информацией и дальнейшее общение с инженерами доверил сержанту и Слейду. Сам же он, вооружившись схемой подземных туннелей, рванул в обход периметра, чтобы равномерно распределить личный состав по стратегическим точкам и перекрыть прорехи в боевом охранении. С собой он взял отделение капрала Югача: парни скучали после того, как их сменили у шлюза свежие молодцы майора Тавриди.
* * *
Они шагали по длинному туннелю аркового сечения. Здесь было просторно – 4 метра в поперечнике – и достаточно светло, так что идти было удобно, но скучно. Длинная сухая бетонная кишка с редкими указателями на стенах и одинаковыми люминесцентными светильниками под потолком наводила тоску.
– Куда идём мы впятером? – спросил капрала никогда не унывающий рядовой Пеструхин по прозвищу Рябчик.
– Большой, большой секрет, – в тон балагуру ответил невозмутимый и во всём умеренный Маккейн.
– На Кудыкину гору, – пробурчал Югач, хмуря чёрные брови, доставшиеся ему от предков – рыбаков-средиземноморцев.
– Ты, Рябчик, чем чирикать, лучше бы под ноги глядел, – сказал парню другой любитель поточить лясы – рядовой Шенкер. – А то на свои же шнурки наступишь и нос расквасишь.
Пеструхин беспокойно скосил глаза на свои ноги, надёжно защищённые пуленепробиваемой и термоизолирующей «шкурой» скафандра. Его товарищи, за исключением капрала и рядового Сола Тайлера – поборника справедливости и этики – развеселились.
– Всё время верит, – заливисто рассмеялся Шенкер. – Второй год на службе, а всё попадается, как школьник. Ты что, Рябчик, всё детство с развязанными шнурками проходил?
– У них в школе все часы первое апреля показывали, – предположил Маккейн, сдержанно посмеиваясь. – Всё время День чудика отмечали.
– Отделение стой! – скомандовал Югач таким голосом, что Хаммер, не забывший ещё занятия по строевой подготовке, коими любил взбодрить кадетов комендант общежития Академии, послушно замер.
Десантники остановились как вкопанные и затаили дыхание. Капрал сурово поглядел на балагуров и спросил:
– Заткнуться не умеющий боец идёт куда?..
– В наряд, – предположил Шенкер – известный любитель потереться на камбузе.
– Проспал врага – тебе звездец, и ты идёшь на холодец, – напомнил известную унтерскую присказку Югач. – Первому, кто не по делу раззявит балаболку, обещаю мытьё гальюна. Контроль над комплексом установлен не полностью, из-за любого поворота может прилететь плюха, а вы ля-ля развели, как девки на дискотеке. Дальше двигаемся боевым порядком: я вдоль правой стены, Шенкер – вдоль левой, Маккейн и Тайлер – замыкающие, Пеструхин, держишь наготове подствольник с глушилкой. Если по нам кто шарахнет, разряжаешь его в ту сторону. Всем ясно? Молча шагом марш.
Хаммер про себя улыбнулся, решив, что пока рядом такие солдаты, как Югач, служить можно спокойно.
Пятисотметровый туннель привёл их к тяжёлой двери с кремальерным запором.
– Сержант, – вызвал Кирк Блюмхейста. – Мы дотопали до конца коридора, тут над дверью камера. Ты нас видишь?
– Так точно, – подтвердил сержант. – С той стороны тоже есть камера, и я вижу за стеллажами обормотов с пушками. По виду это кто-то из охраны. Их там полдюжины, на некоторых лёгкая защита гражданского образца. Оружие устаревшее.
– Расстояние?
– Стеллажи стоят рядами от вашей стены до противоположной, ближайший из них прикроет вас, когда выйдете. Только смещайтесь не влево, а вправо. До противника по проходу не менее 50 метров, ширина прохода – три метра.
– Благодарю, понял, – сказал Хаммер и кивнул остальным. – Расклад следующий: дверь открываем на 45 градусов, чтобы только протиснуться, и сразу отступаем за стеллаж. Впереди, у шлюза, будет компания хмырей в старых брониках и с допотопными машинками. Наши бронескафы на устойчивость к старому оружию не тестировались, так что особо не высовывайтесь. Я иду первым, капрал – вторым, остальные в том же порядке. Пеструхин, крути штурвал.
Мягко провернулось колесо кремальера, тяжёлая дверь на удивление легко отворилась, и Хаммер, насколько это было возможно тихо проскользнул за стеллаж. Выглянув между контейнерами, лежащими на полках, он рассмотрел, что творится возле шлюза и понял, что охрана застопорила запор люка, заблокировав внешнее электронное управление. Хаммер осторожно сменил позицию, обойдя ещё один стеллаж, взял под контроль следующий проход. Убедившись, что отделение Югача вошло внутрь, дал по радиоканалу команду:
– Пеструхин, дай им копоти. Сначала бейте по ногам, а особо тупых валите напрочь.
Рябчик запустил в сторону шлюза глушилку – светошумовой патрон, шокирующий тех, кто застигнут врасплох, минут на пять. Обернувшихся на щелчок ударила по глазам мощная вспышка, а резкий хлопок дезориентировал. Однако, кто-то из охранников, видимо, успел отвернуться, потому что по стене за спиной десантников хлестнули пули. В ответ Маккейн, стоявший на одном колене, послал в сторону шлюза короткую очередь из штурмового «Вулкана». Тугие щелчки алюминиевых пуль, разогнанных магнетронным ускорителем, прервали хамское выступление стрелка. Югач махнул рукой, давая команду Шенкеру и Тайлеру атаковать позицию. Хаммер тем временем двинулся вдоль стеллажей по соседнему проходу, чтобы прикрыть парней сбоку.
Охранникам в основном повезло. Глушилка здорово их достала, четверо, потеряв оружие, мычали на полу, остервенело ковыряя кулаками в глазницах, у пятого были прострелены ноги, шестого, пробитого насквозь, снесло и влепило в стенку.
– А порох-то у них не заводской, – заметил Югач, подняв забрало и принюхиваясь к дыму, висящему в воздухе седыми космами. – Слишком дымный и селитрой воняет.
– А ты как думал? – пожал плечами Маккейн. – Патроны тут покупать негде, так что боезапас пополняют скорее всего за счёт самодельного пороха.
– У них тут много что должно быть местного производства, – заметил Хаммер. – Где-то нужно добывать воду, соль, выращивать белок и овощи. С электричеством проще – его термоядерный генератор даёт, сколько хочешь. Они его даже не экономят – вон на складе сколько ламп горит.
– А вообще, дураки эти пираты, – рассуждал ефрейтор Маккейн. – Какого вакуума они припёрлись на такую холодную планету. Неужто не могли потеплее найти?
– Зато их тут никто не искал, – хмыкнул Югач. – У флотской разведки Летящая Барнарда даже в списке объектов поиска не стояла. Они совершенно случайно засекли, куда мотаются контрабандисты с Примы. И то не сами, а с помощью поискового зонда спасателей.
– С точки зрения тактики, это, может, и умно, а вот с точки зрения строителей и спецов по жизнеобеспечению – полная катастрофа. Закапываться под грунт, чтобы не обледенеть – это как-то нерентабельно.
– Командир, шлюз разблокировать? – спросил капрал.
– Секунду, я дам знать парням наверху, – остановил его Хаммер. – Град-3!
– На связи.
– Готовы войти внутрь? Мы откупориваем шлюз.
Град-3 – сержант Аль-Бахри завёл свой взвод внутрь.
– Рад видеть вас, ребята, – сказал Хаммер. – Подышите нормальным воздухом, поберегите баллоны, пока неизвестно, сколько мы тут пробудем. Сержант, нам поручили первую смену караула. Нужно распределить ребят внутри так, чтобы под контролем были все шлюзы и входы внутрь комплекса. Глотните водички и занимайте каптёрки охраны и операторов разгрузки.
– А как же наружное охранение?
– Для этого у нас есть «летуны». Наружное охранение я доверю им, они сидят в кабинах, могут попить кофе с галетами, не отрываясь от мониторов, так что нечего нашим ребятам зря морозиться. Минус сто семьдесят – это не в снежки у бабушки играть.
– Понял, – кивнул Аль-Бахри и скомандовал своим десантникам. – Волки! Дыхание перевели, а теперь разделяемся на две группы и боевым порядком двигаемся вдоль стен в дальний угол склада! Отделение Ингрэма идёт по левой стороне, отделение Бен Халена – по правой. Займёте позиции – и десять минут на отдых. Вперёд марш!
Десантники резво разбежались в разные стороны и двинулись выполнять приказ сержанта. Аль-Бахри поднял с пола автоматическое оружие, с интересом покрутил его в руках, отстегнул магазин и заметил:
– А пушки-то у этих мартышек в хорошем состоянии. Доводилось стрелять из таких?
– Да, в Академии был целый курс по огнестрелу, – кивнул Хаммер, поднимая ещё одну такую же автоматическую винтовку. – В своё время «Кельт-110» была самым распространённым оружием в Солнечной системе и первых колониях. Хоть его и сняли с вооружения в ВКС, в колониях, которые основали земляне, этого оружия ещё полно. Думаю, если бы не появились компактные райлганы с ёмкими и удобными для перезарядки аккумуляторами, «кельты» и сейчас имели бы широкое применение. Космическая эра изменила приоритеты в развитии оружейного дела. Возить боеприпасы на расстояние нескольких световых лет стало невыгодно.
– А жаль, – покачал головой сержант. – Есть что-то божественно грозное в грохоте пороховых зарядов. Хоть и доказано, что рентабельность рельсотронного оружия выше, чем огнестрельного, проходчики в наших колониях предпочитают иметь под рукой практичные огнестрельные винтовки и автоматы. У хищников огнестрельное оружие быстрее вырабатывает рефлексы, заставляющие их держаться подальше от ферм и поселений. Я вот думаю, а не взять ли нам эти пугачи на крейсер в качестве сувениров?
– Хорошая идея, – кивнул Аль-Бахри и пошёл за своим взводом.
– Командир, гавриков берём с собой? – спросил Югач.
– Да, вяжите их, притащим майору на забаву. Раненого перевяжите и погрузите на тележку. А я пока напрягу «летунов», чтобы перегруппировались для охранного кольца.
Пока десантники крутили руки приходящим в себя охранникам, Хаммер вызвал лейтенанта эскора:
– Орёл-2, как дела?
– В небе тихо, целей до самого горизонта не видно, с «Юпитера» через спутник-ретранслятор передали, что тормозной маневр будет завершён через восемь часов.
– Тогда кончай перекур, есть задание от Зевса. На северо-западе поля над грунтом торчит стальная свечка.
– Вижу её на радаре, – сообщил лейтенант. – Мне мерещится или это боевая башня крейсера «Резолюшн»?
– Нет, друг мой, это не глюки, – заверил его Хаммер, разглядывая на планшете схему подземных коридоров. – Это один из немногих кораблей этой серии, которые сохранились после списания. Скорее всего, его нелегально выкупили у переплавщиков, откапиталили и отправили завоёвывать космос. Только вот вместо главного калибра у него стоят какие-то заковыристые установки, судя по всему, какие-то плазменные ускорители, которые изобрели учёные из команды Ибрагима. Крейсер переоборудовали в зенитный комплекс и вкопали в грунт. Я даже не представляю, сообщается ли он с комплексом, не исключено, что нам придётся штурмовать его с грунта. Давай-ка, приглядись к нему через свою оптику и составь для меня список огневых точек башни, чтобы мы прикинули, как быть с этой консервной банкой. Иначе к подлёту «Юпитера» мы будем иметь такой геморрой, что не приведи Господи.
– А разве эта штука стреляла?
– А как по-твоему накрыло Орла с Громом?
– Так зенитка же поливала с севера.
– Мы были в той башне, в её каземате ни одного снаряда нет.
– А какого тогда мы перед ними выёживались?
– Тебе дали приказ, ты и выёживался.
– Да я не об этом. Выходит, что нас могли совсем с другой стороны на прицел взять!
– Могли, да ты видно, не простой орёл, а везучий. Вот и прикидывай, под каким углом тебя та башня не могла зацепить, чтобы не подставиться под её выстрел. И, чуть что, сообщай по оперативному каналу мне или майору.
– Я прямо сейчас смотрю на эту бандуру в оптику. Должен тебя огорчить: кроме трёх орудий главного калибра на башне имеется пара противоракетных установок и полдесятка гнёзд типа пулемётных. Башня усилена композитной бронёй неизвестного мне типа. Думаю, если штурмовать башню через поверхность, то это будет гарантированный билет на тот свет.
– Понял тебя, Орёл. Следи за ней, а я пока покопаю, нет ли к этому бронесараю подземных подходов.
Хаммер коротким взглядом оценил, как парни Югача управились с обезоруженными охранниками и жестом показал на дверь туннеля, по которому они пришли на склад. Пока Шенкер и Пеструхин вталкивали в туннель пленников, а Тайлер – тележку, Кирк присмотрелся к отметинам, которые оставили пули на стенах и контейнерах. Югач тоже остановился, чтобы посмотреть на выбоины.
– Как думаешь, бронескаф такие выдержит? – спросил Хаммер.
– Кто ж его знает? По идее, наша броня разрабатывалась в рассчёте на энергетическое оружие, но ведь и райлгановские плюхи она тоже выдерживает, если стрельба не в упор и в атмосфере. Другое дело, если у пиратов есть какие-то особые боеприпасы, например, пули с сердечником или какие-нибудь кумулятивные заряды.
– Не хотелось бы, чтобы кто-то из ребят проверил это на себе. Слушай, Мэтью, вы тащите добычу майору, а я поскачу следом за Аль-Бахри. У меня идея появилась, надо кое-что проверить.
– Есть, сэр. Где вас искать?
– Справишься у сержанта. Я пойду через его посты.
* * *
Хаммер широким шагом направился в дальний конец склада, на ходу пытаясь разобраться по маркировке контейнеров, что хранится на стеллажах.
Его целью было помещение дальнего хранилища. Там, судя по плану, был вход в технический туннель обслуживания вентиляции и кабельных магистралей.
– Кто идёт?! – гаркнул в наружный динамик скафандра десантник, спрятавшийся за поворотом короткого коридора между двумя складами.
– Град-1! – отозвался Хаммер и посоветовал десантнику, отдавшему ему честь, – Только громкость у динамика убавь, а то напугаешь разводящего до энуреза. Как тут?
– Спокойно, командир.
– Где сержант?
– Занимается постами в соседних складах.
– А ты почему один?
– Двое нас, командир, – возразил рядовой.
И тут Хаммер почувствовал, как по бронированному наплечнику скафандра постучали. Это был ствол «Вулкана» другого десантника.
– Молодцы, – похвалил он их, – хорошо придумали. Только на будущее учтите – силуэт того, кто подходит сзади, отражается в кафеле на стене.
– Так зачем вы дали подойти? – удивился подошедший десантник.
– Во-первых, по силуэту видно, что ты свой, – объяснил Хаммер, – а во-вторых, противника со стрелковым оружием проще одолеть, если он подошёл вплотную.
– Как это?
– Вот так, –сказал Кирк и, неуловимым движением подхватив защитный кожух его оружия, вывернулся на месте так, что «Вулкан» уткнулся в нагрудник первого десантника.
– Какого хрена?! – перепугался тот, запоздало отскакивая.
– Ни фига себе! – воскликнул второй. – Я и не знал, что в скафандре можно делать такие трюки! Как это вы, командир?!
– Этому, ребятки, учат на специальном курсе Академии. Если будет время, я вас обучу нескольким приёмам, и тогда будете неуязвимы. Ладно, будьте начеку, а я пошёл дальше.
Сержант за двадцать минут успел расставить посты в трёх складах. Хаммер догнал его уже перед коридором между третьим и четвёртым хранилищем, где располагался цилиндрический шлюз, устроенный здесь ради безопасности. На его корпусе стоял знак радиационной опасности. Сержант как раз собирался войти в поворотный цилиндр с одним из отделений своего взвода.
– Что, командир, не сидится? – спросил Аль-Бахри. – Нужно было отдохнуть в диспетчерской. У нас тут спокойно. Сейчас прочешем последний склад, и все помещения будут под контролем.
Хаммер вошёл вместе с ними, шагнул к панели управления и нажал кнопку. Цилиндр шлюза начал плавно поворачиваться вокруг своей оси. Вот показался проём выхода в склад, и тут сержант выругался по-арабски:
– Ай тиз мнут хуруж?!
Хаммер не успел спросить, что это значило на эсперанто, но возмущение и недоумение в голосе сержанта говорило само за себя. Через открывшуюся часть проёма он успел увидеть погрузчик, загородивший выход из шлюза. Рефлекс заставил его взять оружие наизготовку, но тут кто-то выстрелил из-за корпуса погрузчика реактивной гранатой. Она ударила в нагрудную броню десантника, стоящего дальше всех от Хаммера, и взорвалась, сбив с ног всех, кто был в шлюзовой камере. В Кирка врезался ближний из парней, здорово приложив его о стенку цилиндра, и лейтенант на пару секунд выпал из реальности, но почти сразу пришёл в себя и отвалил в сторону тяжёлое тело в бронескафандре. Будь на его месте неподготовленный человек, он бы даже не смог выбраться из-под грузного тела раненого, упакованного в сорок килограммов высокотехнологичной электромеханической защиты, но он сам был в таком же бронескафе, усиленном гидравлическим экзоскелетом, да и тренировки наложили свой отпечаток на его тело. Хаммер, приподнявшись, встал на колени, направил свой «Вулкан» в сторону выхода, и очень вовремя. Из густого дыма появились фигуры в гермокостюмах для работы с опасными веществами и надетых поверх них бронежилетах. В их руках было разнообразное оружие – автоматы, помповые ружья и даже огнемёт. Но они напрасно надеялись на то, что им удастся подойти вплотную и добить десантников. Хаммер использовал преимущества армейского райлгана – ручного электромагнитного ускорителя масс. «Вулкан» практически бесшумно выпустил в возникшие фигуры дюжину алюминиевых шариков, которые с тихим жужжанием прошили навылет бронежилеты, ткань, металл, плоть и с лязгом вонзились в стальной борт погрузчика.
– Шармута!.. Ибн иль хинзи!.. – донеслись из дыма хриплые ругательства сержанта, и для Хаммера эти наполненные болью и яростью слова были подобны блеску ангельских крыльев – жив!
Лейтенант рывком встал на ноги и, перешагнув через тела в костюмах радиационной защиты, похожие на гротескные куклы, выскочил из шлюза. Откуда-то сбоку по нему ударила автоматная очередь. Лёгшие кучно пули сильно толкнули его в плечо и бок, лишив равновесия, и Хаммер нырнул под погрузчик. Скафандр со скрежетом шоркнул шлемом о металлическое днище, но Хаммер не обратил на это внимание: он был поглощён лишь одной целью – достать нападающих и спасти раненых десантников. Ныряя заученным движением, он вытянул вперёд руки с оружием, и, оказавшись под прикрытием погрузчика, мог продолжить дуэль на своих условиях. Впереди он увидел ноги троих нападавших и немедленно продырявил врагов. Где-то вне поля видимости оставался четвёртый стрелок, который упрямо пытался достать его, хотя видел, что цель укрылась под корпусом погрузчика. Впрочем, долго так продолжаться не могло. Стрелок сообразил, что громоздкий из-за скафандра лейтенант сам себя поставил в невыгодное положение, поскольку развернуться или выбраться назад уже не мог. Он решил обойти противника сзади и безнаказанно расстрелять в упор. Хаммер стал судорожно извиваться, чтобы вылезти из-под погрузчика, но тут спасительным роем алюминиевых шершней запел чей-то «Вулкан», и стрелок, с грохотом уронив оружие, рухнул на бетонный пол.
– Хкер ибн ава!.. – весомо бросил Аль-Бахри. – Презренный сын шакала!..
Неуклюже ворочаясь, Кирк выбрался из-под машины и осмотрелся, крутясь на месте с «Вулканом» наготове. Партия закончилась стремительно, как это и бывает в реальности. Это в фильмах киношники размазывают боевые сцены во времени, демонстрируя один и те же момент в нескольких ракурсах. А настоящий бой чаще всего умещается во временной промежуток от двух до десяти секунд в зависимости от профессионализма и количества участников. Похоже на шахматную задачку типа «поставьте мат в три хода», только там одна из сторон как правило в проигрышном положении. В жизни противник, уверенный в своём превосходстве, сделал первый ход, но вот его фигуры валяются на доске, не в силах сделать ни одного хода. Впрочем, это лишь пешки. Где-то в дальнем углу игрового поля затаился под мощным прикрытием враждебный король, до которого бравому боевому слону Хаммеру ещё только предстоит добраться.
Проверив состояние раненых противников, Кирк связал им руки ремнями их автоматов. Затем он обошёл погрузчик сбоку и, увидев многократно пробитое тело четвёртого стрелка, позвал злобно шипящего сержанта:
– Музаффар! Ты в порядке?
– Какой порядок, командир! В моей защите дырка, и во мне, кажется тоже…
– Ты держись, я подмогу вызову, – сказал ему Хаммер и вышел в эфир на оперативном канале. – Град-1 вызывает диспетчерскую! Сержант Блюмхейст!
– На связи, – отозвался тот.
– Срочно медиков к шлюзу четвёртого склада! Пошли с ними Югача, он их мигом доведёт! И проверь камеру в складе радиоактивных материалов! Нас только что обстреляли, а ты мух ловишь!
– Камера в отказе, я запустил тестирование, оно висит на тридцати процентах.
– Да залепили твою камеру жвачкой и дело с концом, – недовольно сообщил Хаммер, бегло осматривая бойцов в шлюзе. – Там какие-то черти в радиационной защите хозяйничали, баррикаду у шлюза поставили, реактивкой по нам шмальнули.
В эфир вклинился майор:
– Хаммер, как ситуация?
– Мы их посшибали, но где-то в этом улье могут быть и другие. Высылайте медиков, у нас несколько раненых.
– Медики уже летят к тебе, а вместе с ними отделения Югача и Адамса. Держи меня в курсе.
– Есть, сэр, – бодро ответил Кирк, а сам расстроенно покачал головой.
Реактивная граната нанесла непоправимый урон парням Аль-Бахри. Десантника, в чью броню она врубилась, Хаммер даже не смог опознать: бронепластины сорвало, скафандр был измочален, а парнишке досталось так, что голова и грудь были сплошной раной. Двоим, стоявшим сбоку от него, пробило наплечники и шлемы, но они же парней и спасли, задержав вывернутые винтом металлические осколки гранаты. Сержанту досталось даже больше – осколки пробили броню на спине, и один из них, похоже, повредил лёгкое, потому что Аль-Бахри, когда Хаммер помогал ему встать, кашлял кровавой пеной.
– Потерпи, Музаффар, – приговаривал Хаммер, – медики сейчас помогут тебе. Мы ещё повоюем.
– Не надрывайся, лейтенант, я сейчас всё равно вырублюсь – обезболивающее себе вколол, оно действовать начинает. Я уже бывал в переделках, знаю, как до санчасти дотянуть…
Но бросать сержанта Хаммер не собирался. Он взвалил его на плечи – благо гидроусиление экзоскелета позволяло – и втащил в шлюз.
Когда поворотный цилиндр вернул их в третий склад, у входа уже ждали обеспокоенные десантники второго взвода. Они дружно стали вытаскивать товарищей из шлюза, а один из капралов по фамилии Жедар сказал:
– Сэр, какие будут приказания? Только скомандуйте, мы там всех порвём.
– Капрал, держите одно отделение наготове. Сейчас подойдут медики и пара отделений поддержки. Где-то на складе должны быть тележки с колёсами, нужно будет помочь медикам быстро доставить раненых в диспетчерскую. Там устроили походный лазарет.
Капрал шустро организовал своих парней, и к прибытию медиков тележки были готовы. Отделения Югача и Адамса, слегка запыхавшись, притопали к шлюзу.
– Переведите дыхание, – велел Хаммер, – Мне потребуется ваше хладнокровие и меткость. На этом складе полно контейнеров с радиоизотопами, так что палить там из наших клепальных машинок опасно. Выпустим джиннов – нам же хуже будет.
– Да, – хихикнул Пеструхин, – потом моча в унитазе светиться будет.
– Ещё раз командира перебьёшь, Рябчик, будешь ярче своей мочи светиться, – предупредил Югач.
Хаммер кивнул:
– Капралы, дайте любителям позубоскалить краткий инструктаж о вреде радиации для зубной эмали. Мне надо пару ласковых сержанту сказать.
Он снова вызвал взводного:
– Сержант Блюмхейст, ответь.
– На связи.
– Что там с камерой? Заработала?
Тестовая программа сообщила, что камера исправна, но картинки так и нет. Скорее всего, её действительно заклеили.
– Другие камеры в складе имеются?
– Есть камера на противоположной стене, у внешнего шлюза.
– Что показывает?
– Чисто.
– Мы войдём в склад через пару минут, так что гляди в оба, чтобы нас не встретили какие-нибудь бармалеи.
Хаммер повернулся к своим бойцам и спросил:
– Ну, что, перевели дыхание?
– Какой план, командир? – спросил Югач.
– Согласно схеме в четвёртом складе есть вход в служебный туннель, который ведёт к интересующему нас объекту.
– Что за объект? – уточнил Адамс.
– Объект стратегического значения, который нас чуть не угробил. И, если мы не возьмём его на абордаж, то обязательно угробит, когда будем взлетать. Учёные, работающие на пиратов, придумали что-то зубодробильное, и мы должны это отнять, чтобы никто не баловался.
– Зенитная установка? – догадался Маккейн.
– В точку. Я просчитывал варианты подхода к ней снаружи и понял, что ни шиша не выйдет. У них там машинки и для пехоты, и для бронемашин. Нас просто снесут. Так что выход у нас только один – искать кротовью нору, ведущую к боевой башне и пытаться проникнуть через неё.
– Как думаете, нас ждут сюрпризы? – спросил Адамс.
– Не исключаю, что нужно ожидать их. Хотя может оказаться, что пираты были уверены в неприступности космодрома и не стали заморачиваться на минировании коридоров, по которым ходят сами.
– В любом случае стоит попробовать, – высказался Югач.
– Тогда проверяем оружие – и вперёд, – скомандовал Хаммер, проверяя счётчик зарядов у своего «Вулкана». – Первым идёт отделение Адамса, вторым – Югача.
На этот раз они вошли в склад без приключений. Десантники, стараясь не наступать на кровь своих товарищей, с интересом рассмотрели трупы пиратов в противорадиационной защите. Затем с недоумением остановились возле раненых, которым Хаммер связал руки.
– И зачем нам эти бандюки? – удивился Маккейн. – Их всё равно казнят за разбой.
– Когда мы найдём туннель, нам потребуется либо проводник, либо подсадная утка для автоматических ловушек. Вон в том углу стоит тележка для развозки грузов. Посадим одного из красавчиков туда и запустим впереди себя по туннелю.
– Командир, да ты живодёр, – покачал головой Адамс.
– Кровь в шлюзе видел? – спросил его Кирк. – Это кровь парня, в которого они попали реактивным снарядом. Так что берите эти тушки в оборот, если не хотите заменить их собой.
– Костюмы старого образца, – заметил Югач, приподнимая одного из раненых. – Против современных – чистая фикция. Да и бронежилеты чахлые, только для стрелкового оружия годятся.
– А что ты хотел, первые экспедиции Ибрагима улетели с Земли 50 лет назад, – хмыкнул Маккейн. – За это время наша наука ушла далеко вперёд.
– Боюсь, кое в чём нас ждёт сюрприз, – возразил Хаммер. – Судя по характеру обстрела они вовсю используют для крупнокалиберных установок технологию, которая 30 лет назад только начинала внедряться на флоте. Видимо, Ибрагим заманил в свою команду кого-то, кто работал в этом направлении. Хорошо, что они ограничились корабельными установками, а не углубились в усовершенствование элементов питания, как наши военные учёные, а то бы в нас не из пороховых пугачей стреляли. Скрестили бы плазмотрон с линейным квантовым ускорителем, против которого броня бесполезна – и кранты.
* * *
Десантники, разойдясь между стеллажами с контейнерами высокой радиозащиты, без проблем дошли до дальней стены склада. Здесь располагался гидравлический подъёмник, с помощью которого из наружной шлюзовой камеры персонал склада спускал в склад грузы, доставленные транспортными кораблями.
Неподалёку, у стены, располагалась операторская с пультом управления подъёмником, там же был вход в бункер, где прятался компрессор и телескопические опоры подъёмника.
– Парни, ищем возможные входы в технический туннель, – объявил Хаммер. – Люки, двери и прочие подобные конструкции могут быть замаскированы, так что глядите в оба. Держитесь по двое, чтобы прикрывать друг друга. Чтобы не занимать эфир оперативной связи, общаемся по второму каналу.
Десантники парами разошлись вдоль стены. Они обыскали стоянку самоходных грузовых тележек, бокс для погрузчика и сооружение в углу склада, явно связанное с вентиляцией.
– Есть, – сообщил один из десантников.
– Где? – оживился Хаммер и увидел, как Адамс машет ему от громоздкого шкафа, соединённого с объёмистой вентиляционной трубой.
За шкафом, который оказался огромным кондиционером-климатизатором, обнаружилась створка люка, ведущего в технический туннель. Адамс нажал на кнопку сервомотора, и люк сдвинулся вбок. В этот момент подоспели все остальные.
– Давненько мы не бродили в потёмках, – сказал он, включая поясной фонарь на броне. – Отделение, за мной. Идём боевым порядком.
– Югач, останься здесь с Маккейном и Пеструхиным, – распорядился Хаммер, тоже включая фонарь. – Будете охранять вход и, если мы выпадем из эфира, держать связь с диспетчерской. Шенкер, Тайлер, закатывайте в туннель тележку с тушкой.
Туннель мало чем отличался от любого другого: погружённое в полумрак служебное помещение, где лишь изредка тускло светили полуслепые лампы, под потолком и на одной из стен рядами тянулись кабельные магистрали, а вдоль второй стены - заиндевевшая труба охлаждающей вентиляции.
Тактика коридорного и туннельного боя десантниками отработана до автоматизма и, входя в бетонную кишку, они не испытывают сомнений. Каждый из них знает, что сложность может быть вовсе не в ограниченности пространства и не в темноте, а в том, какие сюрпризы могут ожидать подразделение внутри. Иногда противник устраивает западни, минирует проходы, рассчитывая при этом на невнимательность вторгшихся на его территорию. В Академии Хаммер общался с участниками специальных отрядов, бойцов которых обучают действовать в таких условиях, и кое-что почерпнул из их опыта.
Главное, чего не хватало им сейчас – это специального туннельного робота, входящего в арсенал таких отрядов. Робот, оснащённый мультисканером и несколькими приборами, которые выявляют реле управления на замаскированных взрывных устройствах, тепловые, ультразвуковые и светодиодные датчики, срабатывающие на контакт с движущимися объектами. Хаммер не собирался рисковать своими людьми и сделал ставку на далеко не гуманный, но неизбежный способ выявления ловушек: вместо робота он собрался использовать пленного пирата.
Пират не сразу понял, что затеяли десантники, но по мере того, как тележка с дистанционным управлением увозила его вглубь туннеля, он начал беспокоиться, особенно, когда добрались до развилки.
– Куда теперь-то? – спросил Тайлер, прикрывавший Шенкера, чьи руки были заняты пультом управления тележкой.
– Поверни налево, – подсказал Хаммер. – Если ошибёмся, наш проводник забрыкается. Уж он-то наверняка знает, где безопасно.
Хаммер рассчитал верно: поворот налево чрезвычайно обеспокоил пирата, и он стал возиться и дёргаться.
– Эй, пассажир! – окликнул его через внешний динамик Адамс из-за спины Тайлера. – Будешь дрыгаться – привяжем накрепко!
– Погодите! – проорал из-под респиратора раненый пират.
– Подкати его сюда, – велел Хаммер.
С пирата сняли респиратор, он жадно задышал. Хаммер увидел на потном лице молодого парня неподдельный испуг и спросил:
– Что не так с левым коридором?
– Видите эту трубу? По ней наружный воздух идёт к реактору башни… Там в трёх местах управляемые ловушки… Сначала срабатывает датчик движения, включаются камеры наблюдения, а оператор на пульте готов включить ловушки.
– Какого рода ловушки?
– Этого никто не знает. Их сделали ещё до нашего рождения.
– Так ты местный?
– Да, моя мать – одна из первых захваченных в плен колонистов. Когда меня отдали в интернат, её послали на работы в шахту. Там постоянно не хватает людей в узких штреках, где нужно ставить крепёж. Роботы этого делать не умеют. Её завалило десять лет назад, а меня поставили на погрузочные работы в склад, потому что я имел слабые оценки. Сжальтесь, не посылайте меня на смерть, я расскажу, как пройти в башню. Только нужна ключ-карта нашего старшины Болгерта.
– Это который?
– У него на бронике наклейка – знак радиации.
– Ага, понял. Югач, слышишь меня?
– Так точно.
– Стрелой к входному шлюзу, обшарь карманы жмура, у которого на бронежилете знак радиационной опасности. Найдёшь ключ-карту – тащи сюда.
– Есть, сэр!
Минут через пять со стороны входа в туннель притопал Пеструхин с ключ-картой.
– Молодец, – похвалил его Хаммер. – А теперь шуруй к капралу.
Парень потускнел, но, браво ответив: «Слушаюсь», – развернулся и нехотя потрусил по коридору в обратном направлении.
– Ладно, – сказал Хаммер пленённому парню, – Ключ-карту мы добыли. Что дальше?
– По правому коридору нужно идти ещё метров шестьдесят, потом будет бронированная дверь в каземат топливного смесителя. Она открывается картой и кодом.
– Только не говори, что не знаешь код.
– Знаю. Болгерт часто напивался и отлёживался в каптёрке, а приглядывать за работами оставлял своего помощника – Мерфи. Но у Мерфи память как у бактерии, поэтому он заставил меня запомнить комбинацию.
– Отлично, проведёшь нас в бункер – кольнём тебе обезболивающее. Ты видно крепкий парень, раз до сих пор терпишь такие раны.
– У меня из-за работы с радиоактивными материалами развился синдром избыточной выработки тестостерона. При нём болевой порог очень высокий.
– Ничего, тех, кто с нами сотрудничает, мы хорошо лечим. Слово офицера. Отделение, выдвигаемся!
Дальше он шёл рядом с тележкой.
– Командир, вы бы не расстраивали боевой порядок, – сказал Хаммеру Адамс.
– Если я ошибся, доверив парню, то получу первым, – твёрдо ответил Кирк.
Спорить с ним никто не решился. Вскоре из мглы показалась створка видавшего виды бронированного люка. На изъеденной поверхности стали ещё был виден серийный номер старинного крейсера. Сбоку от люка помаргивал глазком светодиода автоматический кодовый замок. Хаммер приготовил карточку и развернул тележку так, чтобы парню было удобно вводить на облезшей кнопочной панели код. Расслабив ремень, спутывавший руки пленника, Хаммер кивнул:
– Готов?
– Секунду, руки затекли.
– Разомни запястья, кровь быстрее разойдётся. В башне ориентируешься?
– Я там только в каземате топливоподачи бываю, пускают только вахтенных или инженеров.
– Тебя звать-то как?
– Одди Хансен.
– Как же случилось, Одди, что речь у тебя грамотная, а командовали тобой алкаши и дегенераты? Ты ж соображаешь хорошо, может, не на уровне инженера, ну, уж никак не хуже механика.
– Я хотел на горного мастера выучиться, но наставник считал меня глупым и прогнал.
– Держись нас, Одди, и судьба твоя пойдёт в гору. Давай, начнём, пора кубышку вскрывать. Всем приготовиться к штурму.
Он чиркнул ключ-картой в прорези терминала, парень бойко набил код, и створка люка с лязгом и гудением начала подниматься, уходя в пазы закатанной в толстый бетон бронированной стены, бывшей когда-то бортом реакторного отсека боевой башни.
Внутри активно работали охлаждающие установки, в воздухе плавал пар, снижающий видимость. Адамс и двое его парней нырнули в струи седого пара, следом за ними – остальные.
– Осмотреть помещение, – скомандовал капрал. – Входы-выходы – под контроль, камеры вырубить.
В молоке пара что-то щёлкнуло и заискрило.
– Камеру вырубил, – сообщил один из десантников.
– Ронсон, Бахрияр, что у вас?
– Нашли пульт управления агрегатами.
– Отлично. Ленц, Филиппов, что с дверью?
– Тут замок с кодом. Придётся стучать.
– Постучим. Но по-своему, – пообещал капрал. – Командир, помещение под контролем.
– Отлично, Эрик. Пошарь у пульта, нет ли схемы помещений.
Адамс полез в ящики и шкафчики, и через минуту сообщил:
– Есть план пожарной эвакуации!
Хаммер кивнул Тайлеру и Шенкеру:
– Парни, сторожите выход. Чтоб муха не пролетела.
Он нырнул в облака пара и чуть ли не наощупь нашёл капрала возле пульта управления агрегатами.
– Не видно ни хрена, – проворчал Кирк и окликнул одного из десантников, – Сеншаль, убавь подачу воздуха!
– Нельзя, сэр, если топливо нагреется, может начаться цепная реакция! – подал голос от люка Одди.
– Ничего, за минуту даже конденсат не начнёт испаряться, – успокоил его Хаммер.
В тумане щёлкнул выключатель, струи пара уменьшились и видимость улучшилась. Кирк склонился над планом, который добыл капрал.
– Так, что мы тут имеем? Здесь – снарядные погреба, здесь – элеваторы, уровнем выше – пульты наводчика и стрелка, третий уровень – поворотный ярус с орудиями главного калибра, четвёртый – ярус установок ПВО. Расчёт канониров здесь, а рядом со снарядами – каптёрка, где могут быть подсобники. Поступим, как в первой башне?
– Там вышло складно, – согласился Адамс. – Только войти было проще.
– За это не волнуйся, мы ж в диспетчерской так техпомощь вызвали. Сеншаль, включай обратно! Бахрияр, вырубай трансформатор! Ленц, Филиппов, будьте готовы, сейчас появятся хозяева. Как зайдут, клиньте дверь и рвите когти в башню, а мы примем клиентов.
Дальше всё было разыграно, как по нотам. Матерясь на старые реле, в каземат ввалились двое хмельных персонажей даже без комбинезонов радиационной защиты. Пока они тупо озирались, обнаружив вокруг себя громоздкие фигуры с устрашающим оружием, Адамс и Ронсон выбили из-под них ноги, а Ленц и Филиппов, перескочив через комингс, проверили каптёрку и взяли под контроль лестницу на второй ярус.
– На лестнице чисто, – сообщил Филиппов.
Хаммер поспешил к ним, Адамс скомандовал:
– Сеншаль, прикрой командира.
– Ребятки, постарайтесь ничего здесь не попортить. Нам эта башня пригодится. Иду вперёд, вы на подхвате.
Хаммер легко взбежал по лестнице, шаря по пространству открывающихся помещений лучом лазерного прицела. В коридоре было безлюдно, люк операторов башни был чуть приоткрыт, и Хаммер решил не тратить заряды. Он на секунду остановился у стены сбоку от него, тут же рядом возникли Ленц и Сеншаль.
– Не будем рисковать, а то угробим пульт управления, – сказал Кирк десантникам. – Ленц, приоткроешь люк пошире, а я кину им глушилку. Готов?
Глушилка брякнула об обшарпанный пластик операторской, и едва Ленц прикрыл люк, внутри вспыхнуло химическим огнём маленькое солнце.
– Входим! – скомандовал Хаммер, и они ворвались в операторскую, сбив с ног двоих мужиков, зажавших глаза.
– Вяжите их, а я осмотрю наш трофей.
Хаммер прошёлся по операторской, вытащив ключи, дающие операторам доступ к управлению огнём, вышел в коридор и заинтересовался люком в углу, которого не было на плане пожарной эвакуации.
Люк был не заперт и легко открылся. Внутри оказалось помещение, которое, видимо, смонтировали уже здесь, на Фросте, потому что отделано оно было совсем другими материалами, да и дизайн пульта управления огнём отличался от другой электроники башни.
С операторского кресла поднялся человек в застиранном флотском комбезе покроя 30-летней давности. Он держал в руках фляжку и бутерброд, решив наскоро перекусить, пока техники разбираются со сбоем в питании.
– Ну что там, Марти? Долго эти макаки будут во… Грёбаный гриб!
Вид громилы в бронескафандре сначала шокировал его, но он тут же бросился в атаку, запустив в поляризованную маску шлема Хаммера фляжкой. От неожиданности тот отшатнулся и чуть не запнулся о комингс.
– Тревога! Тревога! – заорал оператор в рацию, висящую у него на комбезе. – В башне чужие!
Ничего умнее, чем разрядить в пирата подствольник, заряженный сигнальной ракетой, Хаммер придумать не успел. Ракета, ударив с полутора метров, прожгла комбез и впилась пирату в правое подрёберье. Истошно вопя, тот рухнул между консолью пульта и стенкой, операторская наполнилась седым дымом.
– Нет тут чужих, все свои, – проворчал Хаммер, выходя в коридор. Тут у него мелькнула мысль проверить третий ярус, но додумать её Кирк не успел, потому что люк главной операторской рывком открылся, и в коридор через комингс мешком вывалился связанный пират, а за ним вышел Ленц с поднятым забралом.
– Ты что? – удивился Хаммер.
– Этот аршлох харкнул мне на забрало жевательным табаком!
– Так протри!
В этот момент на лестнице, ведущей на третий ярус, появился ещё один пират с каким-то огнестрельным агрегатом.
– Йет манг! – рявкнул он злобно, поворачивая агрегат в сторону площадки
Хаммер только и успел крикнуть Ленцу:
– Берегись!
Ленц рывком развернулся, но это было ошибкой. Пират выстрелил, хлестнув очередью наискосок через площадку. Какими снарядами стреляло его оружие, Хаммеру разбираться было некогда, но то, что это нечто убойное, он понял сразу, увидев, как разлетаются в сторону куски шлема Ленца. Один из снарядов сильно долбанул в наплечник его собственного бронескафа и рикошетом впился в обшивку стены. Прицелиться в гада помешало тело Ленца, рухнувшее на Кирка. Пират, яростно лаясь на непонятном наречии, сбежал вниз по лестнице и уже собирался спуститься на нижний ярус, однако из люка на шум высунулся Сеншаль. Он без раздумий вколотил пирата в стенку, но на его беду на лестнице появился второй. Его рядовой не видел из-за распахнутого люка, но этот же люк его и спас, приняв на себя удар реактивного снаряда. Взрыв сбил Сеншаля с ног с такой силой, что рядовой перелетел через Хаммера, придавленного телом Ленца, и рухнул на пол. Его «Вулкан» ощутимо ударил Хаммера по шлему и правому наплечнику. Пират прыжками спустился на площадку и ещё одну гранату выпустил вниз, на первый этаж. Отбросив опустевшую пусковую установку, он вырвал из рук мёртвого товарища оружие и, не дожидаясь, пока рассеется дым, поспешил вниз.
– Адамс, внимание, к вам несётся пират с крупнокалиберной пушкой, – просипел Хаммер, с трудом выбираясь из-под тела бедняги Ленца.
Снизу донесся грохот пиратского оружия, но затем стрельба резко прекратилась.
– Всё, дохрюкалась свинья, – сообщил Адамс. – Командир!
– На связи, – отозвался Хаммер. – Что со стрелком?
– Этот придурок хотел прорваться через каземат под прикрытием пара, но Шенкер выкатил на середину прохода тележку. Её-то парень не заметил. Злобный гад попался, пришлось по башке стукнуть, чтоб связать.
– Все хоть целы, капрал?
– Филиппову пару пластин пробило крупным калибром, а так нормально.
– А вот мне хвастаться нечем… Есть потери.
– Кто?
– Ленцу досталось по полной, а Сеншаля, кажется контузило. Ещё тут двое пленных, так что вызови Югача с парой тележек. И включите трансформатор, я проверю, нет ли в башне связи с диспетчерской.
На Хаммера навалилась усталость, вызванная скорее нервным напряжением, чем нехваткой сил. Тем не менее, он дал себе отдохнуть лишь через полчаса, когда вместе с парнями проверил все помещения башни, убедившись, что живых врагов не осталось, затем помог спустить вниз Сеншаля, тело Ленца, связанных и убитых пиратов. Прежде чем расслабиться, Хаммер вызвал диспетчерскую.
– Говорит Град-1. Складские помещения под контролем, только что занял орудийную башню на северо-западе. Ключи от пультов контроля орудий у меня, при смене караула передам разводящему.
– Град-1, понял тебя, – ответил майор Тавриди. – Отличная работа. Через час пришлём смену. Летунов расставлю по периметру сам.
Хаммер расслабился в кресле оператора, достаточно крепком и вместительном, чтобы он смог устроиться на нём в объёмистом бронескафе, и, полный чувства благодарности к Адамсу, взявшему на себя хлопоты по организации охраны башни и прочих неотложных дел, погрузился в спасительный сон.
Проснулся он минут за пятнадцать до смены караула и за это время успел решить вопросы, которые не давали ему покоя.
Первый – почему башня при её огневом потенциале прекратила стрельбу почти сразу после того, как он дал модулям приказ рассыпать строй?
Второй – что за орудия были установлены вместо демонтированных когда-то ускорителей масс?
Вставив ключ в пульт управления главным калибром, Хаммер активировал систему автоматического поиска целей. Автоматика повертела стереокамерами прицела, потыкалась из одного угла космодрома в другой, попиликала дальномером на сооружения, опознав в них «своих». Хаммер проверил векторы, по которым канониры били во время высадки и пришёл к выводу, что операторы не особо напрягались, доверив прицеливание автоматике, но та работала, пока цели не спрятались за объекты космодрома. Если бы они целились вручную, то десанту досталось бы по самые сопла.
Кирк вызвал майора:
– Громовержец, вызывает Град-1.
– Говори, лейтенант.
– Разрешите протестировать главный калибр на дальность и мощность.
– Тебе что, мало было, что он наши модули в пух и прах раздолбал?
– Эти олухи работали на автоматике, мне стало интересно, насколько орудия точны при ручном управлении.
– Ты, однако, естествоиспытатель. Ладно, давай, только разверни орудия на север. И лазером подсвети, чтобы мы из диспетчерской шоу посмотрели.
– Понял.
Хаммер развернул видоискатель прицельной системы в сторону гор, на скалистых плечах которых тяжко лежал рябой глетчер, образовавшийся раньше, чем на Земле зародилась жизнь. Мишенью он выбрал скалу между двух языков ледника. Приблизив зумом изображение, Хаммер мог в подробностях рассмотреть рыжий бок скалы никогда не знавшей прикосновения жизни, стерилизованной ультрафиолетовыми припадками гнева Летяшей Барнарда.
Хаммер активировал механизмы главного калибра и дал команду совмещения прицельных визиров. В поворотной башне ожили сервомоторы, жужжа шестернями и влажно шелестя подшипниками, они сориентировали орудия по вектору, заданному прицельной системой. Контрольная автоматика мелодичным звоном оповестила Хаммера о полном совмещении визиров.
– Готов к стрельбе, даю наводку лазером, – сообщил Кирк, включая подсветку.
В операторскую, громыхая экзоскелетными колодками, вбежали Адамс и Бахрияр.
– Командир, ты б хоть предупреждал, – упрекнул его капрал.
– Прошу пардону, – усмехнулся Хаммер. – Чем ворчать, погляди лучше, какой мы подарочек для ВКС оттяпали.
Он нажал на кнопку «Огонь», и где-то внутри башни мощные конденсаторы отдали накопленный заряд обмотке соленоида одного из орудий. Пневматический поршень толкнул в ствол болванку, придав ей начальное ускорение, мощное магнитное поле подхватило и погнало снаряд на волю. За сотые доли мгновения его скорость достигла трёх километров в секунду, а через две секунды болванка, преодолев расстояние от башни до крутого склона горного хребта, врезалась в скалу.
Мощный удар снаряда произвёл впечатляющий эффект. На дисплее прицельной системы было отлично видно, как основание скалы превратилось в десятки тонн разбитой вдребезги каменной массы, вздыбившейся огромным столбом, скальная колонна, подрубленная под корень, словно топором, накренилась, а потом, разваливаясь на куски, рухнула на склон.
– Крутая катапульта! – с чувством воскликнул Бахрияр.
– Это – пушка Гаусса, – пояснил Хаммер. – Представляете, какими штуками вооружены пираты. Это они против нас изобрели. У ВКС таких нет, хотя мы тоже не лыком шиты.
– Отличное шоу, – оценил майор Тавриди. – А теперь шарахни разок по леднику. Вон туда, где широкая лапа из седловины торчит.
– Слушаюсь, сэр.
Хаммер прицелился и дал автоматике команду синхронизировать осевое совмещение, подсветил точку на цели лазером и скомандовал сам себе:
– Пли!
Орудие с электрическим жужжанием выплюнуло снаряд, и болванка влепилась прямо в точку, отмеченную лазерным лучом. Припорошенная пылью белая лапа ледника вспухла громадным облаком подброшенных в воздух осколков, а затем край ледника затянуло облаком пара и снежной пыли.
– Браво, лейтенант Хаммер! – довольно пророкотал майор. – Я и не знал, что в Академии десантников учат артиллеристской науке.
– Десант может всё, сэр! – ответил Хаммер. – Воюем любым оружием и побеждаем в огне, под водой и во льдах.
Короткая соломинка
Через два года разыгрался печально известный Стеллианский кризис. К тому моменту Хаммер дослужился до капитана и командовал армейской разведгруппой «волков». Бригаду после успешных операций в секторе Змееносца перебросили на границу секторов Индейца, Стрельца и Кита, расквартированного на базе «Стерх», что была построена в системе Глизе 832 для защиты торговых караванов, пролетающих от Альтаира к колониям в секторе Кита. Полтора года десантники мотались на боевых кораблях в сфере диаметром в десяток световых лет. Они проверили дюжину планет и бесчисленное количество планетоидов в системах AX Микроскопа, Лакайля 9352, Глизе 674, Лейтена 726-8, Глизе 876 и, конечно, Эпсилона Индейца.
Молодая Федерация объединённых планет благодаря союзникам с Омилькора и Белобана вошла в тесный контакт с расой из системы Эпсилона Индейца. Планета, которую местные называли Ашхин, среди землян стала известна как Стелла. Используя успех дипломатов и представителей торговых корпораций, Федерация получила согласие правителей Стеллы на строительство космического форта. В 2180 году база «Чероки» приняла на своих причалах эскадру «Беркут», сформированную из кораблей новейших модификаций, а через некоторое время на базу перебросили десантный полк «Булат», наполовину состоящий из новобранцев. Единственным подразделением, которым можно было усилить полк, оказались «волки», и именно в сводный батальон, направленный на базу «Чероки», попал Кирк Хаммер.
База располагалась на спутнике Стеллы – карликовой планете Гагго.
До самого прибытия ни один из офицеров не знал, зачем и для чего их запихнули в самый быстроходный корвет и отправили за пять световых лет от родных рот и батальонов.
Но капитану Хаммеру до этого особого дела не было. В академии учили многим мудрёным вещам, но полевой инструктор в учебном лагере с апломбом незыблемого авторитета провозгласил истину, столь же древнюю, сколь строевая служба: «Командир скажет, что ты птичка – раскроешь крылья и полетишь». Инструктор говорил, как рубил, а командовал, словно бил по врагу из главного калибра. На своём собственном опыте Хаммер убедился в том, что это фундаментальный принцип армейской службы.
Когда прибыли на базу и начали расквартировывать личный состав, Хаммер познакомился с интендантом, занимавшимся устройством и обеспечением офицерского состава. С виду тёртый армейский калач, мичман Глазко на самом деле даже ни разу не высаживался на поверхность экзопланет. Зато 15 лет шатался по космическим кораблям, фортам и дальним гарнизонам. На базе его ценили за опыт хозяйственника, талант влезть без мыла в игольное ушко и умение достать всё, что угодно. Все знания о текущей ситуации и даже штабных планах он получал благодаря своим обширным связям и исключительной коммуникабельности.
С видом бывалого вояки он смело утверждал:
– У начальства всегда и всё – тайна за семью печатями, и не мудрено: политики и военные обожают напустить туман, чтобы замаскировать истинные цели. На Стелле интересы и тех, и других полностью совпадают. Слышал когда-нибудь выражение: «присутствие Большого Брата»? Вот как раз это и происходит на этом самом Богом забытом Ашхине. С одной стороны, наши поклялись, что будут гарантом мира на границах объединённых княжеств, с другой – международные наблюдатели не дают им лишний раз громко чихнуть без санкции.
– И нафига эта дурость нужна?
– Дурость, конечно, не нужна, но тут уж ничего не попишешь, придумали, утвердили, приказали. А наше дело маленькое – под козырёк, и вперёд.
– И кто же такое придумал, чтобы боевые части штаны протирали, будто сторожа на складе?! – возмутился Кирк.
– Лучше худой мир, чем хороший мордобой, – напомнил ему древнюю мудрость Глазко. – Да ты не огорчайся, капитан, это только на первый взгляд там скучно. Парни, из тех, кто уже отбыл одну-две вахты на тамошнем пограничье, рассказывают, что после того, как они с местными поближе сошлись, жизнь стала совсем не такой скучной, как поначалу. Они там в гости друг к другу ходили, на охоту, с девчонками местными познакомились, один даже женился. Не веришь? Спроси у лейтенанта Ахито, он как раз в госпитале долечивается после вахты. Заодно привет ему передай от меня.
Хаммер решил, что после инструктажа, на который должны были явиться вновь прибывшие офицеры через полчаса, обязательно сходит в госпиталь и познакомится с этим лейтенантом.
На инструктаж их собрали в просторный зал офицерской столовой. Она единственная была оборудована демонстрационным экраном, проектором и прочими медиагаджетами. Многих офицеров Хаммер знал по Академии, тренировочному лагерю или боевым операциям, остальные прибыли сюда с Земли или Примы вместе с новобранцами и по виду были совсем неопытными. Тем не менее, в плане устава натасканы были по всем правилам, и, когда объявился командующий базой адмирал О’Брайен, старший из офицеров скомандовал: «Смирно!» – и все замерли, насколько это было возможно в условиях малой силы тяжести. Тут и ходить-то приходилось с помощью магнитных подошв, а уж выделывать строевые коленца совсем не стоило.
– Вольно, – негромко, но властно пробасил адмирал. – Рад приветствовать вас на базе «Чероки», джентльмены. Не удивляйтесь, что я обратился к вам именно так. Вынужден признать, что это обращение несколько устарело, однако после общения с офицерами эскадры использовать его особенно приятно. Оно вызывает некое братское чувство, позволяющее расслабиться, не боясь ляпнуть что-то некорректное.
Десантники понимающе заулыбались, поскольку знали, что половина офицеров лётного состава – женщины.
– Нет, я не шовинист, просто старый служака с привычками ретрограда, который после двадцати лет службы стал заикаться и запинаться, подбирая слова, соответствующие общепринятым этическим нормам. Признаюсь, от многих флотских замашек пришлось отказываться. Для тех, кто ещё не знает меня, представлюсь. Я адмирал Джордан О’Брайен, мне поручено командовать этой базой, и по старинной флотской традиции здесь я первый после Бога. В современных условиях это означает, что в случае чего меня распнут первым. Это я к тому, что стянутые сюда силы могут показаться многим пушкой, приготовленной против воробьёв. Но должен вам напомнить ситуацию семнадцатилетней давности, когда мистер Ибрагим, окопавшийся в системе звезды Тигардена, провозгласил независимость своей Первой Межзвёздной Республики и захватил нашу колонию в системе YZ Кита. Как вы помните, он решил закрепиться там не случайно, поскольку облизывался на торговые караваны, которые шли в сектор Кита и Эридана, а YZ Кита была удобна для подготовки к захвату Хельды. Случись такое – и мы попали бы в сложнейшую ситуацию. Выкурить пиратов с планеты, обжитой иной расой, было бы во сто крат сложнее, по крайней мере мы бы уже не обошлись стремительной войсковой операцией, а были вынуждены долго и нудно вылавливать пиратов поодиночке, чтобы не нанести физический и моральный урон аборигенам. По правде говоря, я не представляю, скольких усилий и крови это стоило бы нам. Практика показывает, что в таких случаях это то же самое, что пытаться вальсировать, наступив на собственное хозяйство. Хельдяне и сами любят проверить друг друга на прочность, а уж появись на их планете чужаки со своими разборками, дело могло кончиться долгоиграющим конфликтом, и конфликт, обращаю ваше внимание, был бы не местечковый, а межпланетного масштаба. Так что наше появление на Стелле – это стратегический ход, так сказать, упреждающий удар на возможные действия пиратов.
По крайней мере, они уже не появятся тут незамеченными, а уж ежели появятся, то умоются собственным кровавым поносом.
Что я могу сказать о нашей задаче на Стелле? Да ни хрена хорошего, джентльмены. Лично для меня, как для боевого офицера, посылать своих лучших воинов на эти посиделки – удар серпом по сердцу. В прежние времена на земле такие контингенты назывались миротворческими силами, «голубыми касками», воинами-интернационалистами. Чаще всего их присутствие было вызвано необходимостью сдерживания сепаратистов, реакционеров и прочих козлов, противостоящих прогрессивному развитию общества, но иногда под маской миротворчества милитаристские коалиции скрывали намерение влиять на геополитическую ситуацию в регионах. Как говорится, «хотите знать виновника, ищите след денег». Что касается нас, то мы символизируем выполнение Федерацией обязательств по защите княжеств Ашхина от диких кочевых племён, но закавыка в том, что, выполняя роль щита, мы ни под каким предлогом не можем быть мечом. Вы понимаете?
– А что тут не понять? – ехидно пробормотал капитан Мадикана, командир одной из «волчьих» рот, прослывший одним из самых отчаянных бойцов и одинаково уважаемый и подчинёнными, и начальством. – Посадят нас на заставах в качестве пугал для местных папуасов, они будут счастливы нарваться на нас ради престижа среди своих, а мы будем в положении «ни чихнуть, ни пукнуть». Самым весёлым занятием будут домино да карты, и мы не раз с нежностью вспомним наши самые трудные операции.
Некоторые офицеры, услышавшие его, загудели, и внимательный О’Брайен сразу определил эпицентр.
– Если не ошибаюсь, капитан Люк Мадикана? – спросил адмирал и продемонстрировал качества опытного кадровика. – Во время высадки на планету Герд командовал взводом, который атаковал оборонный комплекс пиратов и спас вторую волну десанта от расстрела в воздухе. На высокой орбите планеты Левиафан повел свою роту на абордаж только что захваченного пиратами ковчега с колонистами, летевшими на освоение луны Ям. На Геспере командовал обороной грузового порта во время нападения пиратского рейдера. Блестящий послужной список, четыре награды за храбрость, отличный пример для личного состава. Но бвана Люк ещё не знает, что самой сложной операцией в его карьере будет именно эта. Вам, командирам, придётся постоянно думать, чем занять дуреющих от скуки бойцов, чтобы удержать их от какой-нибудь неполиткорректной дурости, ходить по лезвию, устанавливая отношения с местными. А для местных мы вовсе не боги и даже не старшие мудрые братья по разуму, а что-то вроде клерков средней руки в иерархии небожителей, исполнители поручений высших духов, посредники между небесами и бренной твердью. Они знают, что мы подобны им, что чувствуем боль, что у нас по жилам бежит кровь, а не миро, и не пресмыкаются перед нами, а, наоборот, постоянно проверяют нас на слабо.
Темнокожий Мадикана сначала с достоинством расправил плечи, но потом опустил глаза, живо представив, в какую историю влип. Адмирал продолжил:
– В конечном итоге действия каждого из вас либо прославят Федерацию, либо опозорят её. Поэтому на инструктаже, который будет проводить для офицерского состава майор разведки Марецкий вы должны быть предельно внимательны. Приказываю всем проникнуться важностью предстоящей службы и не относиться к вахтам на Стелле, как к какому-то курортному заезду.
* * *
Прослушав инструктаж адмирала, Хаммер направился в госпиталь. На рецепшне его встретила девушка с нашивками унтера медслужбы и суровым взглядом. На бедже её униформы Хаммер заметил имя – Джейн Маркс. Она козырнула, но взгляд мягче не стал:
– Слушаю вас, капитан.
– Меня попросили передать привет лейтенанту Ахито, который проходит здесь лечение.
– Позвольте угадаю, – серьёзно сказала унтер. – К Ахито вас направил интендант Глазко?
– Кто из них был с вами не любезен? – спросил Кирк.
– Слава звёздам, ни с одним из них дела не имела, и вам не советую. Если не ошибаюсь, вы только что прибыли на корвете «Гангут», и вас ещё не успели втянуть в какую-нибудь аферу.
– Глазко производит впечатление прохиндея, но я и не думал, что он аферист.
– Можете не сомневаться, а известный хвастун и бабник лейтенант Ахито – его подпевала и соучастник всех затей с контрабандой и прочими аферами, позорящими ВКС и Космофлот. Ни за что с ними не связывайтесь. В особенности, если хотите что-то узнать о Стелле. Лучше найдите майора Марецкого. Он на самом деле много знает об аборигенах, их религии, традициях. И уж тому, что он расскажет, можно верить. Не то, что россказням Ахито, который умудрился стать первым, кто поймал на Стелле местную венерическую болезнь. Он уверен, что это делает его особенным и знаменитым, но я не удивлюсь, если его имя будет увековечено в истории лишь из-за успешно адаптировавшегося в человеческом организме инопланетного паразита. Не исключено, что посмертно.
– Благодарю вас, младший сержант, – искренне поблагодарил Хаммер. – Постараюсь ничего не поймать на Стелле, чтобы была возможность пригласить вас на свидание.
– Вы забегаете вперёд, капитан.
– Лишь для того, чтобы не отстать от своего счастья. До свидания.
Хаммер удалился, довольный тем, что удалось добиться от симпатичной, но строгой девушки более тёплого взгляда.
К Глазко Хаммер идти не планировал, но тот был из тех вездесущих типов, которые сами лезли в глаза, потому что не умели по-другому. Он успокоил себя тем, что он ничем интенданту не обязан: в конце концов, помочь с размещением и матобеспечением личного состава – это прямая обязанность интенданта. Однако мичман встретился Кирку в офицерском баре и сразу прицепился к нему с вопросом:
– Ну, что, нашёл Ахито?
– Он на процедурах был, – отоврался Кирк. – А вот скажи мне, как опытный человек, кто такой есть майор Марецкий?
– Марецкий-то? А за каким он тебе понадобился?
– Говорят, главный знаток аборигенских обычаев.
– Марецкий – знаток? Кто сказал?
– Начальство, – пожал плечами Хаммер.
– Нача-альство, – пренебрежительно протянул Глазко. – Оно, конечно, умное, наше начальство, только что разведка может знать про дикарей. Дело разведки – разведать, да назад, чай с бубликами дуть. Они спецы в военном деле, а на Стелле к их прилёту война закончилась. Этот их Марецкий, поди, взгрустнул, когда про это узнал, да с расстройства целый месяц с дипмиссией по гаремам шатался, кальян местный курил. Что там за месяц узнать можно, особенно если во дворце живёшь.
Хаммер мысленно усмехнулся. Глазко даже не догадывался, что говорит с командиром разведроты, и с точки зрения специалиста то, что он нагородил – типичный бред тылового протирателя штанов, не видящего дальше своих ведомостей и табелей. Кирк не раз сталкивался с человеческой зашоренностью, которая была следствием узкой специализации и неумением понять суть труда других людей. Но одно дело ограниченность знаний и узкий кругозор, и совсем иное – безапелляционная уверенность в своей правоте людей столь же недалёких, сколь высокомерных. Большинство его сослуживцев такие речи приводили в бешенство, и он их отлично понимал. Кому понравиться, когда о деле, ради которого ты ежедневно рискуешь жизнью, отдавая ему всё, на что способен, а иногда и больше, берётся рассуждать заносчивый штатский дилетант. А если ещё и не штатский, а какой-нибудь штабной холуй, то вовсе хотелось устроить салют с фанфарами.
– Хочешь сказать, что наша разведка на Стелле мышей не ловит? – спросил Хаммер, посмеиваясь.
– Нет, вот этого я, извини, никогда не скажу, – горячо ответил интендант. – Командир нашей разведки полгода там зависал, говорят, лично на скутере больше тысячи миль намотал вдоль границ Ашхина. Гиллан его фамилия. Полковник Гиллан. С виду спокойный дядечка, а в бою, говорят, такое вытворяет.
– Слушай, откуда ты всё знаешь?
– Так знакомых кругом полно. Я ж по роду работы полгарнизона знаю. Кому-то помогаю, с кем-то на короткой ноге, с кем-то дела веду, – простодушно объяснил Глазко. – Я хоть и сижу тут безвылазно из-за своего плоскостопия, но про все дела стараюсь разузнать, чтобы в курсе событий быть.
– А плоскостопие-то где заработал? – удивился Хаммер.
– Так на Тау Кита-IV, на тамошнем языке называется Жаххеро. Юморок у местных тонкий, не правда ли? Наши там построили базу «Моби Дик», вот там я и начинал службу после сержантской школы. Только сила тяжести там в три раза выше, чем на Земле, вот я и захворал ногами. Меня вовсе списать хотели, но начштаба человек душевный оказался, за моё старание не стал меня увольнять, а на курсы интендантов послал. Так я и мотаюсь с тех пор вместе со штабом с базы на базу. Старик наш уже давно на пенсию ушёл, но я теперь твёрдо стою, меня просто так из армии не попрут. Я ж для всех полезен. Кому что нужно, сразу ко мне идут, потому что знают – с моими связями я всё добуду, лишь бы смазка была. Тем, кто со мной в деле, комиссионные перепадают нормальные, так что все стараются без косяков траффик обеспечить. Ребята головастые, приучены проблемы решать с фантазией и размахом, так что и поставщикам хорошо, и перевозчикам, и клиентам, а таможня, сам понимаешь, военные грузы не трогает. Так что, когда на грунт по возрасту спишут, у меня две пенсии будет.
Вот тебе и безобидный сплетник, подумалось Хаммеру. Мы парсек за парсеком по космосу наматываем в поиске пиратов и контрабандистов, а тут матереют свои мошенники, взращённые под защитой главных калибров.
* * *
Наутро за завтраком самые шустрые из лейтенантов, успевшие сойтись в баре и бильярдной с офицерами, уже отсидевшими на грунте Стеллы пару вахт, поделились добытой информацией.
– Парни рассказывают любопытные вещи, – вполголоса сообщил лейтенант Роберто. – Комвзвода восьмой роты вот что мне сказал. Мол, посадят тебя, паря, командовать взводом на каком-нибудь диком блокпосте, где от скуки можно сдохнуть. Там для форса установили списанные орудия с эскоров и корветов, чтобы раз в неделю в сторону диких территорий салют пускать для острастки, просто так, без снарядов, одной плазмой. А вы вроде как боевой расчёт при орудии, гарантирующем неприкосновенность границ. Местные будут уважать, дикари – бояться.
– А как с вахтами? – спросил его одногодок, лейтенант Кристенсен.
– Отправляют на каждый участок по роте, делят повзводно. Вахта на месте – месяц, по-нашему это 600 часов.
– А в караул с чем? Там ведь кроме дикарей зверьё всякое есть, – резонно заметил капитан Мэйсон, знаменитый смелыми операциями на планете Гекса в системе звезды Каптейна, где под жестоким излучением красного карлика требовалось спасать строителей колонии от опасных псевдонасекомых.
– Личный состав вооружён баллистическим оружием. В основном, пневматика с травматическим боеприпасом, а для экстренных случаев и несения караула в дикой местности – автоматические винтовки с пороховыми патронами. В расположении населённых пунктов караул вооружают электрошокерами и прочими нелетальными приспособлениями.
– Ещё бы бенгальские шутихи дали, – проворчал один молодых лейтенантов.
– Джентльмены, – очень похоже копируя адмирала, заметил капитан Мадикана, – мои предки защищались ото львов, имея в распоряжении только копья и щиты. Неужели современные десантники не справятся с выполнением поставленной задачи, имея в распоряжении всё, что помогает колонистам выживать на диких планетах?
– Тебе, Люк, лишь бы прикалываться, – нервно усмехнулся Мэйсон. – А мне вот всучили три взвода желторотиков, которые баллистическое оружие только на картинках видели.
– И у меня вместо моей свирепой сотни сто пятьдесят салаг, – ответил Мадикана. – Это не повод обижаться на командование и вообще на жизнь. Это возможность сделать из пацанов заготовки для отливки крутых мужиков. Спорим, за три вахты я натаскаю их так, что они дичь руками будут ловить. Джентльмены, кто разобьёт?
Заключить пари они не успели, так как в их гарнитурах зазвучал голос дежурного офицера информационного центра:
– Офицерам, прибывшим на корвете «Гангут», через пять минут надлежит прибыть на уровень B для прохождения инструктажа.
– Ну вот, сейчас нам начнут прокачивать мозги, – вздохнул лейтенант Хмуров, – А я-то надеялся в спортзал забуриться… Там такие девчонки из флотских на тренировки собираются!..
– Живы будем – погуляем, – пообещал ему Роберто. – Девчонки отсюда никуда не денутся, ещё испытаешь амурные приключения.
В гарнитуре Хаммера снова заскрипели помехи, и тот же голос объявил:
– Капитан Хаммер, немедленно зайдите к полковнику Гиллану. Вас ожидают в оранжевом секторе уровня А.
– Вот те на, – удивился Кирк и заторопился к лифту.
* * *
Дверь перед ним открылась сама, так как на командном уровне везде стояли фотоэлементы. Тем не менее он, как того требовал устав, спросил:
– Разрешите!
– Да, капитан, жду вас, – встретил его интеллигентного вида мужчина лет пятидесяти. – Вижу на вашем лице удивление, поэтому сразу поясню некоторые моменты. Давайте сядем. Разговор пойдёт серьёзный. Прежде чем направить вас на инструктаж к спецу по этническим и культурным вопросам, я обязан лично побеседовать с вами.
Хаммер испытал не просто удивление, он был ошарашен: офицерам армейской разведки, с которыми он имел дело прежде, была присуща мрачная аура, ярко выраженные брутальность и глубокое презрение к смерти, из чего проистекала их особая манера держаться. Типичный войсковой разведчик – слегка помятый и два дня небритый (потому что с передовой) нахальный тип с красными от недосыпа глазами, мрачным голосом и нескрываемым разочарованием устройством мира. И, если они доживают до штабной должности, то превращаются в хладнокровных и желчных циников с цепким сверлящим взглядом. Но Гиллан оказался человеком совершенно иного склада, по крайней мере, с Хаммером он говорил доверительным мягким тоном, без всякого превосходства, обыкновенного для армейских офицеров, хлебнувших лиха на передовой. Таких как он Кирк встречал лишь дважды в жизни и считал недосягаемым идеалом настоящего офицера – человека из стали, который не звереет от того, что видит в бою, не ожесточается после гибели зелёных пацанов, которыми ему доверили командовать. Они, несмотря ни на что, оставались собой, продолжая делать работу, и, в конце концов, приводили всех к победе.
– Вам предстоит не совсем обычная миссия, капитан, – сообщил Гиллан. – Федерация каждые три месяца направляет на Стеллу три батальона из бригады адмирала О’Брайена – полторы тысячи отборных десантников, а положиться в вопросах государственной безопасности мне не на кого. Нет, я не утверждаю, что они не справляются со своей задачей. Это отличные парни, и в случае чего они не подведут, но они обучены вести фронтальные боевые действия, а нам в ближайшее время потребуется козырь иного характера. По глазам вижу, у вас есть вопросы.
– На самом деле вопрос только один – почему это выпало мне?
– Таков жребий. Считайте, что вытянули короткую соломинку. Но, если начистоту, то на той соломинке давно начертано ваше имя. В Академии многие из ваших одногодков показали отличные результаты в тактических дисциплинах, но именно вас я выбрал для подготовки и формирования команды, которая сможет решать особые задачи.
– А именно? – уточнил Хаммер не без интереса.
– Вы проявляли интерес к различным древним единоборствам и практике выживания. На мой взгляд, для офицера, владеющего современными средствами поражения живой силы противника и допуск к управлению боевой техникой, это несколько странный выбор.
– Офицер ВКС обязан выполнить поставленную боевую задачу любыми доступными средствами. На мой взгляд, мы слишком зависим от наших изобретений. А что делать, если закончился боезапас, сдох аккумулятор или опустел топливный бак? Как тогда победить?
– Полагаю, на этот вопрос у вас уже есть ответы, – улыбнулся Гиллан.
– В целом – да, по крайней мере, я понимаю, в каком направлении должен двигаться, чтобы расширить свои способности. Вот только навыков ещё не хватает. Теории в таких делах маловато, нужна практика и опытный наставник.
– Что ж, в этом я могу вам помочь, капитан. Правда, мы ограничены во времени, у нас в запасе буквально несколько месяцев. Но учитывая талант наставника и способности ученика, мы должны уложиться.
– Когда мне приступать?
– Завтра начнёте проходить персональный недельный инструктаж у специалиста-культуролога, затем пройдёте гипнопедический курс по лингвистике, который также займёт около недели. После этого транспорт доставит вас на планету. Там встретитесь с наставником. Этот человек – законспирированный агент национальной безопасности, но об этом ни с кем, в том числе и с ним самим, говорить не рекомендую. Благодаря некоторым ухищрениям он выглядит, как истинный стеллианин, а его опыт жизни среди аборигенов просто уникален. Он был одним из первых контактёров, а последние пять лет неотрывно живёт там, изучая все возможные аспекты этой культуры. Есть вопросы?
– Каковы будут задачи подразделения, которое мне доверят?
– Если применять потиткорректные термины, то антитеррористическая. Но вы же прекрасно понимаете, что в быстро меняющейся боевой обстановке политкорректность неприменима и скорее мешает, нежели помогает. Я прогнозирую ситуацию, в которой этот отряд может оказаться единственно доступным рычагом воздействия на реакционные силы.
– Простите, сэр, а как случилось, что армейской разведке приходится заниматься урегулированием вопросов безопасности? Разве это не прерогатива Госбеза?
– Дело в том, что на Стелле мы с Госбезом работаем в плотной связке, но куратор от Госбеза был вынужден покинуть планету по обстоятельствам от него не зависящим. Чистой воды стечение обстоятельств, которое заставило его исчезнуть из виду. Надеюсь, временно, потому что лучше него мало кто разбирается в хитросплетениях стеллианских отношений. Так бывает, что человек остаётся профессионалом высшей категории, но чисто по… м-м-м… косметическим причинам не годится для официальной работы. Да вы сами в этом убедитесь, когда пойдёте на инструктаж, ведь инструктор – это и есть куратор операции майор Госбеза Марецкий.
Урожай скорби
Марецкий оказался лысым мужчиной лет пятидесяти, причём лысина выглядела так, словно он лечился от лучевой болезни. Он носил флотский комбинезон, и по выправке было видно, что это военный с немалым стажем, к тому же над правым нагрудным карманом у него пестрели наградные планки. Тем не менее, на бедже у него красовалась надпись: «Доктор Марецкий, инструктор-культуролог».
Он был ходячей энциклопедией по Стелле и по любому вопросу был готов выдать целую лекцию. Начал он с наиболее часто задаваемого вопроса, повторив и подтвердив ранее услышанные мнения по этому поводу.
– И гражданские, и военнослужащие чаще всего спрашивают: какого икса мы полезли во внутренние дела Стеллы? Причины две.
Первая – не допустить ситуации с Хельдой, когда Первая Звёздная Республика Ибрагима чуть не подставила нас, создав угрозу перспективе сотрудничества с технологически продвинутыми цивилизациями систем Альтаира и Двадцать третьей Весов.
Вторая – развитие перспективы сотрудничества. Каждая планета на пути в Большой Космос – должна стать портом, стоянкой, заправочной станцией, временным приютом для путников, а значит, здесь нас должны встречать друзья, а не враги. Вот почему мы вынуждены прибегнуть к политике «присутствия Большого Брата». С одной стороны, межпланетные законы не позволяют вмешиваться в местные дела, с другой – договор о поддержке законного правительства объединённых княжеств Ашхина подразумевает присутствие контингента миротворческих сил.
Информации требовалось запоминать много, и Хаммеру, несмотря на тренированную память, пришлось напрячься, чтобы разобраться в тонкостях политической ситуации и обычаях диковатого народа этой планеты.
Вопросов у него почти сразу возникло множество. Кирк записывал их в блокнот, а когда инструктор предложил спрашивать, начал с самых незамысловатых:
– Сэр, почему планету назвали Стеллой? Ведь у неё уже есть этническое название.
– Дело в том, что Ашхин на эсперанто переводится, как звезда, и наши романтично настроенные астрофизики подобрали понятный для всех аналог – Стелла. Хотя до сих пор среди них ходит байка, что руководитель их группы был когда-то неравнодушен к некой Стелле.
– Как всегда, на всё влияет человеческий фактор, – заметил Кирк.
– Господь создал мир идеальным, а мы переиначиваем, не заботясь о последствиях.
– Но расхлёбывать всё равно нам.
– Безусловно. Встречный вопрос: неужели вас интересуют столь тривиальные вещи?
– Нет, сэр, просто я стараюсь выстроить логическую картину. Начну с незначительных штрихов, завершу целостной картиной в объёме и красках.
– Системный подход – приём аналитиков. Вы окончили Академию?
– Так точно, сэр.
– Ещё вопросы?
– Что представляет собой планета? Мне доводилось бывать на разных, но лишь на двух были условия, приемлемые для нормальной работы.
– Стелла – облюбованное жизнью место. До нашего прибытия было известно только об одной планете – холодном газовом гиганте, который обращается вокруг материнской звезды за 30 лет. Стеллиане называют его именем старшего сына своего бога – Ашхаг. Вторая звёздная экспедиция обнаружила кроме неё ещё четыре небольших планеты, из которых три оказались подобны Марсу и Меркурию, а одна – Стелла – похожа на Землю. Она отличается плотной атмосферой, насыщенной водяными парами, обилием солёных и пресных водоёмов, плодородными почвами, разнообразием видов флоры и фауны и удивительно низким коэффициентом освоенности территорий. Есть у народа Ашхина такая странность – жить скученно. Впрочем, видимо это черта всех молодых цивилизаций. На Земле древние народы тоже концентрировались вдоль плодородных речных долин и у берегов других водоёмов.
Эпсилон немного меньше и холоднее Солнца, поэтому даже находясь вдвое ближе к звезде, чем Земля, Стелла лишь на экваторе имеет по-настоящему тропический климат. В целом здесь процентов на пять-семь прохладнее, чем на нашей родине. Учёные пока не имеют неограниченного доступа к изучению биосферы, но даже по примерным расчётам, на планете представлено довольно широкое видовое разнообразие грибов, мхов, деревьев и травянистых растений, а также наземных, водных и летающих животных.
То, что там благодатный климат, хорошая атмосфера и достаточно пресной воды, естественно, привлекает к ней внимание не только Федерации. Омилькорские торговцы ещё сорок лет назад присмотрели место для строительства космопорта и рембазы. Но момент был неудачный – на Стелле в этот момент шла жестокая война между центральными княжествами и кочевниками. А акиниры, понимаете ли, народ мирный, у них от природы что-то там с гормонами не как у нас. К тому же их этика не позволяет ни лести, ни хитрости, ни расчётливости. Они и торговлей-то занимаются не из-за наживы, а ради культурного обмена, расширения горизонтов познания мира.
Удивительный народ. Там, где можно договориться, они справляются, а если встречаются с прохиндеями, норовящими спекулировать, выгадывать на разнице баснословные барыши или бессовестно выжимающие из партнёров скидки и бонусы, тут акиниры теряют интерес. Их принцип прост и справедлив: – мы вам приносим пользу – вы отвечаете тем же. Они никогда не будут спорить и торговаться, во что бы то ни стало добиваясь выгоды в ущерб второй стороне. Вот и с тогдашними князьями бодаться они не стали, хотя могли бы отвесить им драгметаллов, сколько те просили или помочь чем. Но, увы, понимания переговорщики не достигли. Владыки за разрешение построить на диких и никем не занятых землях потребовали снабдить их армию доспехами и оружием, которое поможет победить многочисленных, но полудиких кочевников. Представители торговой корпорации решили, что занимать чью-то сторону в войне – не этично, и сделали вид, что им не к спеху.
Но теперь, когда наметились прогрессивные перемены, торговцы поддались уговорам своих давних партнёров с Белобана – шустрых и предприимчивых меркутов, которые никогда не упускают своего. На Стеллу прилетела целая делегация, которой удалось уломать союзных князей наладить постоянные торговые отношения и создать свободную торговую зону на сопредельной территории. Однако тут как назло подняли голову враги режима, на Ашхине снова запахло войной, причём как раз там, где корпорации собрались развернуть строительство торгового комплекса. Но война для них чуждое ремесло, ни у акиниров, ни у меркутов нет ни навыков, ни желания воевать. И тут неслыханное везение – в районе Тау Кита наш фрегат «Монтесума» отбил у пиратской эскадры транспорты корпорации. Торговцы были восхищены действиями земных военных и мощью боевых кораблей. Меркуты быстренько оценили перспективы сотрудничества, посовещались с гуманистически настроенными акинирами, и вскоре наши цивилизации обменялись дипломатическими делегациями и подписали исторический документ, положивший начало Федерации.
К тому моменту корпорации сотрудничали уже с шестью цивилизациями, но ни у одной из них не было таких экспансионистских амбиций и перспектив к созданию сети колоний, не говоря уже о способности защищать от агрессии занятые миры и космические трассы. Это сотрудничество выгодно всем: каждый вкладывает в общее дело то, к чему более приспособлен, помогая партнёрам развиваться. Для торговцев мы – закалённая в завоеваниях армия, в которую выгодно вкладывать инвестиции, они для нас – источник знаний и инноваций, ключ к обширному сектору Космоса, на обследование которого у нас ушло бы не менее сотни лет. Омилькор с Белобаном вышли в межзвёздное пространство на два века раньше нас и даже умудрились застать потомков отошедших от дел космических скитальцев, которые последнюю тысячу лет занимались спасением вымирающих цивилизаций и расселяли колонистов по окрестным системам.
– Другими словами, Федерация крепко повязана с союзниками, и наше сотрудничество будет напоминать кастовое разделение в термитнике: они торгуют, мы воюем? – уточнил Хаммер.
– Противники нашего союза – ксенофобы и антропоцентристы видят Федерацию именно в таком свете, – покачал головой Марецкий. – Но вы-то не из таких, хотя они дорого бы дали, чтобы заманить такого аналитика, как вы, в свои ряды. Этими субъектами вплотную занимается Федеральная служба безопасности. Безусловно, партнеры делятся с нами знаниями, и мы развиваемся. У нас улучшилась броня, противорадиационная защита, мы стали использовать протонные генераторы, усовершенствовали термоядерные конвекторы, начали перевооружение десанта и строительство кораблей третьего поколения. Но, к сожалению, мы не можем широко рекламировать наше сотрудничество с иными цивилизациями, так как общественное мнение слишком подвержено влиянию разных кликуш и популистов.
Нельзя забывать, что технологическое общество – в первую очередь, общество потребления. Наши обыватели избалованы достижениями прогресса, социальным благополучием и стабильностью. Скажи им, что в нашем распоряжении есть технологии выработки энергии, в разы эффективнее и чище, чем наши термоядерные установки, общество взбунтуется. Народ потребует улучшения жизни, снижения цен, откажется платить налоги, поднимет голову масса маргиналов, которые, не понимая сути, будут требовать преподнести обществу блага на блюдечке. В околополитических кругах всегда есть деятели, готовые сорвать дивиденды за счёт чужих достижений и средств, не прилагая собственных усилий.
Между прочим, это свойственно не только нашему социуму. На Стелле вы наверняка обратите внимание на то, как деклассированные элементы будут подначивать публику на неповиновение властям из-за того, что те пригрели на земле Ашхина пришельцев, которые обладают летающими повозками, фонарями без масла, нервущейся одеждой и оружием, убивающим на расстоянии. Они будут нажимать на то, что правители и уважаемые люди имеют с этого сотрудничества полную чашу, а бедноту заставляют зарабатывать на кусок лепёшки тяжким трудом, в то время как у низших каст голодают и болеют дети.
– Когда-то всё это проходили и мы, – заметил Хаммер.
– Не только мы, – согласился инструктор. – Думаю, и наши технологически продвинутые союзники этого не избежали. Каждый социум должен повзрослеть, переболев по пути к зрелости детскими и юношескими болячками. И не все это переносят, посол торговой корпорации меркутов при мне рассказывал нашему полпреду историю расы Сириуса, которым раньше владела могущественная культура Аммаи. Это была технократическая цивилизация с мощным авторитарным стержнем. У них была идея фикс – покорить не только природу своей планеты, но и окрестные системы. Когда они столкнулись с нехваткой трудовых ресурсов, то перепробовали всё: автоматизацию, роботизацию и оптимизацию производства, привлечение к труду переселённых представителей разных цивилизаций, а когда эти проекты показали свою несостоятельность, взялись за создание андроидов на основе генетически модифицированных приматов одной из покорённых планет. Нам эта раса известна как гобблы, но, не о них сейчас речь.
– С гобблами я встречался при высадке на Баскелу. Это искусственно выведенная раса, которая пытается откреститься от своего прошлого.
– Да, скорбную страницу их истории они вырвали из учебников, но испорченную генетику исправить не в силах. Они остались подвержены гипнотическому воздействию некоторых сигналов, и даже многомудрые акиниры с этим пока справиться не могут, в связи с чем попросили нас организовать стационарную базу для защиты системы от пиратов. Пока неизвестно, каким образом, но пираты как-то получают информацию о наших шагах. Это ещё одна причина, по которой государственная безопасность не допускает утечки информации об инопланетных технологиях. Стоит допустить к ней кого-то, кроме военных учёных, и мы потеряем преимущество, которое получили благодаря основанию научно-производственного центра на Приме и института высоких энергий на Эпсилоне Эридана IV.
– Неужели у Ибрагима есть шпионы в наших эшелонах власти?
– На его месте вы поступили бы по-другому?
– Логически размышляя, я прихожу к неизбежному выводу, что один из самых влиятельных бизнесменов столетия не мог не оставить следов и связей в среде политиков и олигархов.
– Совершенно верный вывод, достойный аналитика, – кивнул Марецкий. – Думаю, полковник не прогадал, выбрав вас. Во всяком случае, офицерам разведки лично я доверяю больше, чем непонятно кому из нашего центрального ведомства.
Имеют место подозрения, что Ибрагим пошёл дальше и готовит оппозиционную коалицию к рывку на следующих выборах в Совете земных наций. Кстати, его предвыборная программа будет базироваться именно на популистских лозунгах типа «Долой гриф секретности с банка знаний пришельцев», «Космические технологии должны служить народам Земли» и так далее. Боюсь это обеспечит ему абсолютное большинство голосов.
– Полагаю, далеко не вся правящая верхушка с этим согласна, – предположил Хаммер.
– Большая часть промышленников, финансистов и энергетиков выступает за плавный переход от старых технологий к передовым. Дело в том, что крупным компаниям модернизация ударит по карману не так сильно, ведь они строили свою структуру по принципу безопасной схемы развития бизнеса и когда у них наступает стагнация в одном секторе интересов, они компенсируют доход за счёт других секторов, а вот среднему бизнесу, в первую очередь специализированным компаниям, а также мелким предпринимателям, особенно работающим в сфере услуг, придётся худо. А ведь на их обороте и налогах держится немалая часть государственной экономики. Вся периферия зависит от стабильности малых предприятий, и, если они начнут закрываться, компенсировать потери по действующему законодательству придется опять же государству. Техническое перевооружение и внедрение новых технологий нужно проводить постепенно, так, чтобы сохранить существующую экономику. Возникни такая ситуация сто лет назад, никто бы особо не напрягался, даже наоборот, мелкий бизнес постарались бы довести до грани банкротства, а потом оставшиеся на плаву поглотили бы их бизнес, перераспределив сферу влияния на рынке.
– Кажется, благодаря вам, я углублю свои знания по экономике.
– Это хорошо, офицеру могут пригодиться любые знания, – заметил Марецкий. – Только не забывайте, что знания умножают печаль. Тот, кто учится, собирает урожай скорби. Ибо далеко не всё, что я расскажу, понравится вам. Не исключено, что скоро ситуация радикально изменится и Земля с Федерацией уже не будут являться одним и тем же политическим образованием.
– Да неужели это возможно?
– Прецедент уже имеется – Первая Звёздная Республика. Несмотря на то, что Федерация не признала её суверенным образованием, Республика Весёлого Роджера является экономически и политически независимым объединением. Учитывая, что тем же меркутам в сфере 200 световых лет известно не менее десятка систем, которые не торопятся присоединяться к торгово-дипломатическим отношениям, мы пока не можем прогнозировать, будут ли они нашими союзниками, сохранят нейтралитет или вовсе проявят враждебность. Не исключено, что Ибрагим, доберись он до них раньше, чем мы, попытается склонить их на свою сторону, а представьте, насколько большим политическим весом он будет обладать, победив на выборах Совета земных наций. Он сможет говорить от имени всей нашей цивилизации.
– Вы так рассуждаете, словно развод Федерации и Земли уже состоялся, – удивился Хаммер.
– Мы на полпути к этому. В пылу боевых операций вы пропустили некоторые важные события. Около года назад о своей независимости от Земли объявила планета Нарцисс, а следом за ней – самопровозглашенный эмир Нового Вавилона.
– Они спятили? – изумился Хаммер. – Пиратам до них рукой подать, а мы там даже баз не имеем.
– В том-то и дело, что пиратов они, видимо, не боятся. Вспомните историю: ковчеги на Нарцисс и Аринну снаряжал Афразиатский союз, а за ним стояла корпорация «Сол-Пауэр», которая устанавливала солнечные батареи и ветрогенераторы в пустынях Африки и Аравии. Она же позволила накопить стартовый капитал для космического агентства «Спейс сёрч». Понимаете, о чём речь? Ибрагим заранее спланировал заселение этих миров теми, кто поймёт его и поддержит, а может, даже прямыми сторонниками. Теперь мы имеем два мира, которые могут принять у себя корабли пиратов, соответственно, там наверняка появятся, если уже не появились перевалочные базы, где пираты сортируют и перегружают захваченное. К тому же там можно с размахом строить любые инженерные сооружения: доки, стапели, склады, оборонные комплексы. К тому же, условия на этих планетах, хоть и относятся к условно комфортным, позволяют обходится без скафандров. Правда, на Нарциссе ещё пара поколений будет носить респираторы из-за высокого уровня углекислого газа, а в Новом Вавилоне приходится жить в основном в умеренных зонах и в заполярье, поскольку света ему достаётся в 2 раз больше, чем Земле. Но это ещё не все неприятности, с которыми придётся столкнуться Федерации, если сторонники ускоренного прогресса получат в распоряжение имеющиеся на Земле технологии. Уже сейчас земные корабли летают вдесятеро быстрее, чем те, на которых мы вышли за пределы солнечной системы. На Луне и Марсе работают мощные предприятия по строительству разных типов кораблей: от транспортников до военных. Конечно, на Приме, Унн и Гексе благодаря технологиям акиниров мы продвинулись намного дальше, наши крейсера и фрегаты обладают генераторами экзополей, которые искривляют пространство, тем не менее, пока мы не сможем контролировать все системы, куда могут дотянуться приспешники Ибрагима. Космос слишком велик.
– Везде не успеть… – задумчиво согласился Кирк. – Но что же делать?
– Сохранить тот мир, который мы успели создать в Космосе. У нас есть более десятка развивающихся планетарных колоний, в которых живёт уже более миллиарда человек. У нас есть производство, сельское хозяйство, медицина, армия и флот. Есть своя валюта и финансовая система, есть союзники, знающие космос и поддерживающие нас. Теперь Федерация – это мы, капитан. Мы заслужили это своей кровью, жизнями парней, родившихся вне Земли. И присягу мы давали Федерации планет, а не Совету земных наций. Подумайте об этом до завтра, а на сегодня достаточно информации.
* * *
– На чём мы остановились в изучении Стеллы? Или, может быть, вы зададите ещё какие-то вопросы из вашего списка? – спросил на следующий день майор Марецкий.
– Малоосвоенная планета с благоприятным климатом, заселена разумными гуманоидами, с которыми нам предпочтительно найти понимание, чтобы создать надёжную базу для наших коммерчески озабоченных союзников.
– Вижу, вы неплохо отдохнули, раз пустили в ход чувство юмора.
– Прошу прощения, сэр.
– Не извиняйтесь. Офицеру не возбраняется иметь здоровое чувство юмора. Подчас это единственное, что помогает выполнить невыполнимую задачу, а во всех остальных случаях даёт возможность критически оценивать ситуацию и свои собственные действия. Так что с вопросами?
– Вчера я был удивлён информацией о том, что болезни стеллиан могут передаваться нам. Неужели оправдались ожидания учёных о совместимости сходных видов на планетах с углеводородной жизнью?
– Похоже, вам рассказали историю некого лейтенанта Ахито? Должен признать, что он не был первым землянином, испытавшим действие эндемичной биоты на себе. Стоит взглянуть на мои прежние фото, чтобы понять, насколько радикально может быть их влияние. Я был кудрявым, носил усы и бороду, а теперь взгляните, что от меня осталось.
Марецкий выразительно похлопал себя по лысине, покрытой шершавой розовой кожей.
– Я полгода провёл в самых чистых местах стеллианских княжеств – дворцах, храмах, купальнях, и даже там умудрился подцепить довольно редкую болезнь, свойственную в основном полудиким кочевникам. Это что-то вроде стригучего лишая. Наш корабельный микробиолог утверждает, что нашёл такие же образцы в дальней степи, на шерсти вьючных животных. Думаю, что эта штука прицепилась ко мне из-за того, что подушки там набивают именно этой шерстью. В итоге мне пришлось прервать работу и вернуться на базу, потому что шувра – так называют эту заразу местные – сожрала мои волосы чуть не до корней, и мне пришлось проходить жёсткую дезинфекцию. Благодаря медикам пострадало лишь моё чувство достоинства, а вот задание я не выполнил. Пришлось перекладывать его на плечи законспирированного агента.
– А в чём проблема?
– Проблема в том, что, выполняя работу наблюдателя, он не может заниматься своим заданием. А в назревающей ситуации именно он может оказаться самой главной фигурой на доске.
– Да нет, с вами в чём проблема?
– Плешивый мужчина в центральных княжествах Стеллы – это позор до скончания века. Меня ни в один приличный дом не пустят, и в этом есть своя логика. Дело в том, что бреются наголо там исключительно кочевники племён Жидраха и Гаггоро. Причём по причине гигиенической, но эта их традиция отождествляется с культом лунопоклонников. Для тех, кто носит на себе знаки бога Ашвади, слуги лунного бога Гагго – заклятые враги. По мне, так это бред сивой кобылы, но проигнорировать табу аборигенов при моей работе невозможно.
– А как же нашим парням быть? Они же все коротко стригутся.
– Десантники на людях будут показываться в шлемах, к тому же они пришельцы с неба, поэтому с них и спрос другой.
– Ладно, тогда вопрос ближе к существу дела. Что они вообще за народ? Чем на нас похожи, чем отличаются?
– Морфологически и физиологически они от нас почти не отличаются. Дыхание, кровообращение, выделение и размножение идентичны. Тут и удивляться нечему – против принципа конвергентной эволюции не попрёшь, особенно, когда речь идёт об одних и тех же комбинациях аминокислот. Они произошли от сходной группы приматов, прошли путь развития, подобный нашему, история их цивилизации мало чем отличается от нашей. Кухня и бытовой уклад похожи, пристрастия и привычки тоже. Развитие и технологии отстают лет на пятьсот, но таких же племён ещё и на Матушке-Земле полно, так что Стелла – находка для антропологов. Кстати, медики проверяли образцы крови и генетический материал. У них глаза были диаметром с кружку. Совпадение состава крови и хромосом terra homo и stellian составляет почти 100%.
– То есть нужно ожидать одинаковой восприимчивости к болезням, – вздохнул Хаммер. – Элементарной простуды хватит, чтобы укокошить полпланеты, не говоря уже про оспу или ей подобную заразу.
– Да, только в данной ситуации в опасности не стеллиане, а мы, – заметил Марецкий. Мы-то допускаем на планету только бойцов, прошедших проверку и дезинфекцию. А вернувшихся с вахты приходится месяц мариновать в карантине, мучить анализами, чтобы не пропустить какой-нибудь паршивый штамм.
– Что, часто у них эпидемии?
– Как ни странно, нет. В их рационе есть несколько убойных растительных ингредиентов, которые даже при их антисанитарии давят всех паразитов и инфекции. Наши диетологи сейчас изучают эти травки и корнеплоды, чтобы проверить гастрономические качества и возможность ввести их в рацион наших вахтовых подразделений.
– Пятьсот лет разницы – это феодализм? – уточнил Хаммер.
– Тип местной формации – переход от феодализма к мануфактурному производству. В принципе, у них неплохие перспективы. Вот только цивилизация Стеллы, как все молодые и незрелые, оказалась склонной к саморазрушению. Традиция делить мир на чёрное и белое, праведное и греховное толкала стеллиан на путь создания биполярного социума, где стороны бескомпромиссны в стремлении устранить неугодных. В их мире всё время кто-то кого-то считает врагом, а если есть неприятель, то все беды можно свалить на него. Буквально перед прибытием исследовательской экспедиции Федерации на Стелле произошло объединение нескольких княжеств под эгидой союза вождей, поддерживающих жрецов светлого бога Ашвади. Союз создался как альтернатива кровавого произвола, творимого воинственными адептами культа тёмных божеств – Сайты и Джильмы. Он возник в столичных городах княжеств Ашхини, Яххе и Вашта, первыми провозгласивших свободу земледельцев и животноводов от господства вождей.
– Ого, это же социальная революция!
– Землевладельцы больше не могли удерживать людей на земле, обладая исключительным правом на их труд и жизни. Создались новые трудовые отношения на основе вольного найма. Таким образом, прогрессивные князья создали предпосылку для формирования трудовых ресурсов, готовых участвовать в развитии мануфактурного производства. Самые нищие крестьянские семьи, которым было нечего терять, снимались с мест и переселялись в пригороды, где мастеровые, поднявшиеся за счёт торговли ходовым товаром, расширяли своё дело. Тысячи вчерашних рабов могли выгодно продавать свой труд, работая в прядильнях и красильнях, конюшнях и кузницах, пекарнях и прачечных, трактирах и харчевнях, а также столярных, гончарных, дубильных, кожевенных, стекольных мастерских. Свободные рабочие руки помогли экономике Ашхина стремительно развиться, многое было улучшено и перестроено, а главное, привлечь к сотрудничеству соседей, которым понравилось, что в городах перестало вонять нечистотами, быстро развивались торговля, сфера услуг, строительство и многое другое. Князья перестали строить интриги друг против друга и увлеклись более интересным занятием – переделкой дворцов по новой моде, гонкой за новинками ремесленного искусства, пополнением сокровищниц шедеврами ювелиров, оружейников, портных, стеклодувов и других искусных мастеров.
Казалось бы, ничто не мешало молодому государству развиваться ускоренными темпами, но оставались два фактора, серьёзно тормозящие развитие общества. По-прежнему на умы стеллиан довлели предрассудки о кастовом неравенстве, постулированном религиозными традициями. Массовая безграмотность населения и его подверженность суевериям, была надёжным рычагом мракобесов, сепаратистов, сторонников произвола и тирании.
– И мы, естественно, на ситуацию повлиять никак не можем?
– Согласно конвенции о невмешательстве во внутренние дела суверенных государств планетарных цивилизаций Федерация не имеет права влиять на ход развития истории, если не было официального обращения правящих структур об оказании помощи. Но наши союзники столкнулись с проблемами, мешающими развитию бизнеса. Источник проблем кроется как раз во внутренних противоречиях. За последнее время широкое влияние в приграничных княжествах получил культ сайтаков, проповедующий установление в их мире господства дуэта тёмных богов. Сайтаки провоцируют беспорядки в княжествах, помогают усилению альянсов, стремящихся к дестабилизации общества, внедряются в группировки, поддерживающие сепаратистов. Если мы допустим реализацию их планов, Федерация на долгие годы потеряет Стеллу.
Благодаря усилиям дипломатов торговой корпорации нам удалось склонить княжеский союз к официальному обращению о создании застав миротворцев на границах княжества. Основания для этого имеются: с юго-востока и с запада воинственные соседи уже несколько раз совершали рейды с целью грабежа и устрашения населения. Совет Федерации, рассмотрев его вместе с ходатайством торговой корпорации, дал согласие на отправку в систему Эпсилона Индейца миротворческого контингента с эскадренной поддержкой. Тут как раз разыгрался кризис с пиратским бароном Лоуренсом Ибрагимом, едва не спровоцировавшего первый межпланетный конфликт в современной истории. Вышло удачно, и было принято решение построить на обратной стороне спутника Гагго базу «Чероки». Мы тут надолго, поэтому база капитальная. Спутник крупный, тяготение здесь достигает почти 40 % земного, что позволяет эффективно использовать строительную технику и в то же время не создаёт серьёзных проблем при швартовке кораблей. Конечно, поверхность пока безжизненна, но у терроформаторов есть идеи по созданию атмосферы и транспортировке из астероидного пояса ледяных глыб. Со временем это позволит создать здесь приемлемые условия.
– У меня вопрос, сэр. Один из моих сослуживцев, образно выразившись, сравнил наше присутствие на планете с огородным пугалом. Какая от пугала польза, если птицы садятся на него, гадят, а в шляпе выводят птенцов?
– Вы не первый задаёте этот вопрос. Наши заставы организованы не только для того, чтобы отпугивать от границ банды разбойников, но и для того, чтобы местные привыкли к нам и начали считать за своих. Доверие – мощный рычаг в вопросах дипломатии. Нам важна поддержка не только власти, но и народа. На Стелле стремительно растёт слой деклассированных элементов, которые мыслят иначе, чем одурманенные религией и суевериями крестьяне и пастухи. Это будущее народа, материал для прививания прогрессивных идей.
– У меня создалось ощущение, что после обучения у наставника и создания группы я буду работать в несколько ином направлении, нежели наш контингент.
– Вы будете работать нелегально. О вашей группе будут знать единицы, а именно, я, полковник Гиллан и мастер Росс. Для всех остальных вы будете командиром группы, прикрывающей дипломатического курьера в землях кочевников. Это хорошее прикрытие, таким образом никому не придёт в голову вас отслеживать. Собственно, действительный статус группы будет отличаться от легенды лишь деталями, разобраться в которых трудно даже осведомлённым.
– То есть, для всех мы сами будем вроде диверсантов.
– Можно сказать и так.
– Будем ли мы с кем-то поддерживать связь?
– Безусловно. Основной канал поддерживает мастер Росс, у него в горах есть схрон, где спрятан мощный передатчик. С его помощью он поддерживает связь с нашим полпредом на Стелле, чтобы ориентироваться в ситуации. В экстренных случаях он имеет право активировать ретранслятор и связаться с Гилланом или со мной.
– Какова наша основная задача?
– Пока нет группы, есть только ваша персональная задача – как можно лучше освоить то, чему вас будет учить мастер. Языковые и обрядовые тонкости, правила и табу, привычки и традиции, страхи и мечты. Учитесь быть стеллианином, а ещё лучше, представителями разных каст. Проникайте в их психологию, чтобы с полуслова и полувзгляда понимать намерения и мысли. Вы уже начали посещать гипнопедический курс?
– Так точно.
– Переведите что я скажу, – велел Марецкий. – Лин зам этат ап храи хаарах, ан фелла бир, зам фалау карафф.
– Давно я не ступал по пряных трав ковру, когда весна настанет, я цветов нарву, – почти не задумываясь перевёл Хаммер.
– Отлично, вы делаете успехи, – удивился инструктор. – Только не припомню, чтобы в курс входила поэзия ашхинского поэта Яниш-афея.
– В аудитории лежала брошюра, – признался Кирк. – Немного полистал. Далеко не всё понял, но язык у него образный.
Прочее не важно
На поверхность планеты Хаммера проводил лично Марецкий. Он сам сел в кресло штурмана и указал пилоту, куда опустить модуль. Местность была безлюдная, кругом только покрытые сухой травой и узколистым кустарником холмы да редкие зонтичные деревья. Модуль сел на грунт возле замшелых мегалитов, неизвестно сколько веков назад обтёсанных предками солнцепоклонников. Марецкий глядя, как Хаммер сгружает на пыльную почву котомки и скатанные шерстяные одеяла, сел на край трапа и сказал:
– Скоро появится мастер, пока можете оглядеться.
Кирк попрыгал на месте, вдохнул полной грудью суховатый воздух, пахнущий глинистой пылью и травой.
– Сила тяжести вполне комфортная, воздух хороший. Жить можно.
– Тут можно, хотя бывает и жарче, ведь сейчас середина лета. А вот километрах в двухстах на северо-восток, на границе с пустынным нагорьем Жидрах, почти всё время пекло. И, наоборот, чуть западнее, у подножия гор, становится свежо из-за близости вечных снегов.
Хаммер посмотрел на запад, где равнина вздымалась крутобокими холмами и вспомнил карту.
– Там начинаются отроги горного массива Шиш.
– Точно, – кивнул Марецкий. – Тамошние альпийские луга – предмет зависти кочевых пастухов Хаша. У них из-за этого с земледельцами-тшайри даже пограничный конфликт был несколько лет назад. Дел на копейку, но местные аксакалы упрямы до безобразия. Они решили не унижаться до переговоров с вождями кочевников, и намять пастухам бока. Кончилось дело заварушкой, в которой они друг друга изрядно покалечили, а когда мы поняли, что конца стычкам не видать, пришлось привлекать князей, чтобы они рассудили спор.
Было душно, Хаммер открыл флягу, изготовленную из засушенного овоща и глотнул воды. Привкус после привычной воды на базе был странный, но не затхлый, и это радовало. Кирк, подумав, снял плащ, тканый целиком из грубой нити, скрученной из растительных и шерстяных волокон.
– После нашей в этой одежде не так комфортно, не так ли? – поинтересовался Марецкий.
– Да нет, – не согласился Хаммер. – Против нашего текстиля эта ткань, конечно, грубее, но она даёт телу дышать. Рубаха так вообще удобная. Я уже и забыл, когда последний раз надевал что-то натуральное. Всё синтетика да синтетика.
– Оружие вы с собой, конечно же, взяли? – спросил инструктор.
– Да так, хлеб порезать, – уклончиво ответил Кирк. Ему стыдно было признаваться, что он не смог расстаться с офицерским кортиком, врученным ему за операцию на Баскеле, когда он получил капитанское звание.
– Постарайтесь этот ваш хлеборез без крайней нужды не использовать, – посоветовал Марецкий, доставая из-под старой лётной куртки ножны из толстой кожи, в которых покоился нож стеллианской работы. Хаммер принял оружие с благоговением, узнав на костяной рукояти древние письмена предков стеллианских князей, пару тысяч местных лет назад сплотивших первых животноводов и давших отпор диким племенам. Эти же руны можно было рассмотреть на торчащих неподалёку мегалитах. Кирк извлёк клинок из ножен и рассмотрел его.
– Этот нож мне подарил князь ваштаков Фехх-афер, когда мы свели его с послами торговой корпорации, – пояснил Марецкий. – Полагаю, это очень старый клинок.
– Старинный, – поправил его Кирк, любуясь игрой света на отполированной плоскости ножа. – Но не старый. Лезвие не сносилось и сохранило первичную форму. И рукоятка почти не стёртая. Скорее всего, клинок с момента изготовления многократно передаривали, а в деле он почти не был. Думаю, вы тоже редко его использовали.
– Да так, хлеб порезать, – отшутился Марецкий. – Правда, отдавал его оружейнику на проверку качества стали и полировку.
– Это я заметил. Оружейник, согласно правилам, оставил лазером клеймо на ребре ножа. Под определённым углом его видно без приборов.
– Да вы знаток оружия.
– Есть такая слабость.
– Что ж, в таком случае с мастером вам всегда будет, о чём поговорить. Обратите внимание, вот эти ремни позволяют носить ножны на предплечье.
– Благодарю вас, сэр. Обещаю вернуть вам клинок после операции.
– Обещайте лучше, что вернётесь живым и здоровым.
* * *
Наставник появился позже, чем было назначено. Он возник из-за мегалитов и быстро зашагал к модулю. Увидев опирающуюся на посох сутулую фигуру в пыльном плаще из грубой холстины-феллаха, Хаммер сначала решил, что это кто-то из местных, но лёгкая упругая походка выдала в нём тренированного землянина, проходившего когда-то строевую подготовку. По сравнению с рослым Кирком мастер был мужчиной довольно скромного сложения. Невысокий, одетый в мешковатую хламиду, он производил впечатление человека скорее убогого, чем опасного. Но на службе Кирк повидал разных людей, поэтому выработал привычку не судить по первому впечатлению.
Не снимая надвинутого по самый нос капюшона, он сипловатым голосом заговорил на диалекте тшайри, но Хаммер, к своему удивлению, хорошо его понял:
– Простите за опоздание, мне пришлось делать крюк. В горах вчера прошёл ливень, вода смыла мост через речку Тшайма.
– Важен не день, важен свет, – ответил Марецкий стеллианской поговоркой. – Знакомьтесь, уважаемые. Мастер, это капитан Хаммер, его вам в ученики выбрал полковник Гиллан. Капитан, перед вами мастер Росс Фридмен, известный в этих краях, как Шобо-прокажённый.
– Ашвай, хэрме Шобо, – поприветствовал мастера Хаммер.
– Ашвай, – коротко кивнул тот.
– Инструктаж он прошёл, язык на уровне базового разговорного знает, – продолжил Марецкий. – Пока ситуация остаётся более-менее стабильной, у вас есть время потренироваться.
– Ты считаешь её стабильной? – с чувством спросил мастер, и его сипловатый говор сменился хорошо поставленным голосом без местного акцента. – Да мы тут как на пороховой бочке! В краю пастухов Хаша разбойничает шайка рейдеров, они вырезали и спалили уже три семьи. Говорят, на них крестьянская одежда, а в качестве оружия они используют земледельческие орудия. Напряжение среди хашни растёт, и они уже косо поглядывают в сторону селений тшайри. Ещё один-два таких инцидента могут привести к бунту. Сам знаешь, чем это может кончиться. Учитывая то, что на заставах только что сменилась вахта, мы можем проворонить вторжение.
– Думаешь, кочевники рискнут воспользоваться ситуацией и на фоне волнений и попытаются прорваться? – догадался Марецкий.
– Я слышал, как общались караванщики из Вихо и Фойзы. Они делились своими наблюдениями, и я понял, что им пришлось переходить границу не по караванным трактам, а через горные тропы, чтобы не попасться кочевникам. Это значит, что отряды боззо наготове.
– Это нехорошо, – согласился Марецкий. – Но не настолько, чтобы стать непоправимым. Я сообщу Гиллану твои слова, мы прошерстим со спутника границы княжества, а на заставах объявим режим боевой готовности. Им это только на пользу пойдёт, а то расслабятся.
– Да будет так. Вам пора стартовать, я вас задержал. Полковнику передай, что программу обучения я максимально сожму. Попробую уложиться в пару гагов. Ашвай.
Мастер кивнул Хаммеру и спросил:
– Готов, капитан? Тогда потопали.
И он так ходко двинул в сторону западных холмов, что Хаммеру потребовалась вся его подготовка, чтобы не отставать. Они шли между холмами, петляя у подножий, и нигде не было видно ни человеческих, ни звериных следов.
– Никогда не задувались о том, что означает ваше имя, капитан? – спросил мастер.
– В юности я вычитал, что скандинавы образовали его от слова «церковь». Некоторое время меня это озадачивало, но потом я решил, что мне это без разницы. Главное, что значу в этом мире я, а не происхождение имени.
– Стеллиане верят, что имя определяет характер и даже судьбу. Их имена – всё, что их окружает, питает, делает особенными, не похожими на других. Одними их именами можно написать поэму об этом мире. Моё имя, если верить энциклопедии, означало у кельтов мыс, то есть выдающуюся глубоко в море часть суши. Это кое-что сказало мне о моём пути под звёздами. И до сих пор я стараюсь не изменять себе: иду на шаг впереди, первым принимаю на себя штормовые волны, не уворачиваясь от испытаний. Мне кажется, это достойно мужчины.
– Полностью согласен, – кивнул Кирк и спросил, – А дома давно не были?
– А вот это вопрос провокационный, разведчики на такие не отвечают. А если серьёзно, то здесь я чувствую себя как дома. Моя родная планета – Прима, и мне там никогда не нравилось. Стелла – совсем другое дело. Мы, люди, так устроены, что нам требуется день и ночь, луна и облака, лес и степь, горы и море. Здесь всё это есть. А на Приме с её приливным захватом, ультрафиолетовой радиацией и крысиной подземной жизнью мне нечего делать. Так я решил, когда пошёл работать в Департамент государственной безопасности. Тридцать лет на службе, шесть миров и шесть успешных операций. Нет ни семьи, ни детей, есть только десяток учеников, блестящих офицеров, которые работают на Стелле и Хельде. Откуда родом вы?
– Тоже с Примы. Мои родители жили в промышленном центре на терминаторе. Проксима всё время торчала над горизонтом в одном и том же месте, я находил это скучным и однажды решил, что хочу посмотреть другие миры. ВКС показались мне подходящим вариантом. Поэтому отправился на Ценкору и поступил в Академию.
– Не разочаровались? Всё ж таки опасное занятие.
– Статистически служба в десанте мало чем отличается от работы водителем, пожарным или полицейским. Риск есть, но при правильной организации дела его удаётся свести к минимуму.
– Так это при правильной, – с иронией заметил Фридмен. – В моей практике дважды были ситуации, когда личный состав вполне сознательно заранее вносили в список «героев в расход». И как я не лаялся с начштаба, он вполне логично обосновывал это как необходимость спасти остальной личный состав. Лишь спустя время, после сотен кошмарных снов и бессонных ночей анализа я понял, как нужно было действовать, чтобы не ставить под угрозу подразделение.
– Кто был начштаба?
– Печально известный полковник Бездумов. Офицер с говорящей фамилией.
– Тот самый, что поставил под удар пиратов эскадру на орбите планеты Индунн.
– Да, Шестьдесят первая Лебедя была грандиозным провалом ВКС и флота. Но, как говорили наши мудрые предки, борьба – это цепь поражений, ведущих к победе.
– А ещё они говорили, что, когда враг бьёт нас, он учит нас бить его.
– Гениально. У них есть, чему поучиться. Полагаю, вы так и делаете?
– Мне повезло повстречать в Академии человека, который всю жизнь по крупицам собирает знания о старинном холодном оружии и методиках его применения в рукопашном бою.
– Позвольте, угадаю. В своём кругу он получил прозвище Катана?
– О, вы знакомы с Каэдо Хироко?!
– Я просто не имел возможности избежать знакомства с ним! Он был моим преподавателем по оружейному делу. Подозреваю, что он до сих пор преподаёт.
– Может быть, точно не скажу, не виделся с ним уже четыре года. Он читал нам курс, а прикладную дисциплину вёл его племянник Мишель.
– С Мишелем мы вместе проходили обучение у мастеров Хельды, – с теплотой сказал Фридмен. – Уже четверть века тому назад… Эх, быстро всё-таки пролетает время человеческой жизни! Давайте-ка передохнём, коль уж мы дошли до воды…
За разговором время и расстояние преодолевались намного быстрее, нежели в молчании. Хаммер сам не заметил, как они миновали цепь крутобоких глинистых холмов, и оказались н каменистых берегах шустрой прозрачной речки.
Здесь на склонах холмов росли уже не зонтичные сухолисты и не чахлый кустарник, а довольно густая чаща разлапистых крепких деревьев, щедро рассыпающих по земле и мху орехи в шипастой чешуе, а вплотную к берегу речки жался беспокойным шумливым строем упругий тростник. Вся зелень на Стелле была более тёмных оттенков, чем та, которую Хаммеру доводилось видеть на мирах Альфы Центавра, 82 Эридана и Эты Кассиопеи А, сказывалось то, что Эпсилон Индейца даёт света в семь раз меньше Солнца.
Воздух у речки пах уже не пылью, а живой зеленью, какой-то терпкой смолой и сырым мхом. Над сырой галькой, намытой течением у излучины речки, словно живые лепестки, трепетали крыльями похожие на бабочек насекомые.
– Удивительно, – сказал Кирк. – мне рассказывали, что на Стелле народ живёт скученно, а мы за два часа ни одного следа не встретили.
- На самом деле это нормально. В этом районе княжества живут в основном крестьяне, а они накрепко привязаны к своим земельным наделам. Ближайшие плодородные участки, свободные от леса, находятся в десятке километров отсюда, в долине озера Тшайхул. Там отличная почва, годная для возделывания и выращивания зерновых и овощей. Мы туда ещё наведемся, это будет полезно для вашей языковой практики, а заодно и сбора данных. Я завсегдатай тамошнего рынка. Раз в неделю, на день Ашвади в селение Шифеллах собираются люди из окрестных деревушек и хуторов, чтобы вознести хвалу светлому богу, а заодно посетить рынок. Это для меня настоящий кладезь информации, потому что кроме сплетен и торговых дел местные обсуждают с заезжими торговцами новости из окрестных областей и даже княжеств.
– Ваш сиплый говор совсем пропал.
– Когда-то горлу нужно отдыхать. Сейчас мне не для кого устраивать спектакль и притворяться Шобо-прокажённым, – весело сказал Фридмен и сбросил капюшон.
Хаммер наконец смог рассмотреть лицо наставника. Цвет глаз сразу выдавал в нём землянина: у местных радужки были тёмно-коричневого или смородинового цвета, а у Фридмена – светло-серые. Но видя на его щеках и подбородке розово-серые струпья силиконовых накладок, никто в здравом уме не рискнул бы приближаться, чтобы заглянуть в тень капюшона и выяснить, какого цвета у Шобо глаза.
– Всё ничего, только кожа от силикона устаёт, – развёл руками Фридмен. – Эта имперсонация помогает мне добиться статуса неприкасаемого. Многие скорее согласятся умереть, нежели подхватить такую заразу, поэтому ко мне лишний раз не лезут.
– Я бы наверно, не смог столько притворятся, – покачал головой Хаммер.
– Работа разведчика требует не притворства, это своеобразная игра. Я вхожу в образ другого человека, частично становясь им. По сути я здесь чужак, поэтому особого противоречия нет, мне нужно лишь морально настроиться на то, что я сторонний наблюдатель, который должен просчитать все риски и скорректировать развитие текущей ситуации так, чтобы у этого народа был завтрашний день. Скажем, это маскировка, облик, оптимально подходящий для выполнения работы. И он не единственный.
Мастер сбросил плащ, распрямился и расправил плечи, став сантиметров на 15 выше. Под просторной серой рубахой угадывались развитые мышцы. Он поднял свободные рукава рубахи и, присев на камень, поставил локти на колени.
Предплечья были обвиты шрамами и татуировками.
– Что можете рассказать по этой летописи? – спросил Фридмен.
– Такие знаки оставляют во время инициации уроженцам центральной части материка, где благоденствуют народы ашхини, вашти и яххе. Заплетённые от лба до темени волосы указывают на причастность к профессии наёмного воина.
–Да, это так. Их в княжествах стало много после разорительных набегов на приграничные области, где кочевники вырезают крестьян, и княжеским дружинникам становится некуда возвращаться. Многие из них после войн остаются не у дел и нанимаются на охрану караванов, в дорожную стражу и телохранители к вельможам. Во время междоусобной заварушки между племенами хашни и тшайри наёмники были готовы вмешаться в разборку, к счастью, нам удалось убедить князя Хениш-афера, что бойня ослабит границы его княжества и поссорит его с соседями. Что ж, неплохая подготовка, а что с одеждой?
– Одежда паломника с костяными бусинами на волосяных шнурках говорит о том, что вы замаливали грехи в поднебесном храме бога Ашвади, что построен жрецами на каменном плато в горах Дух-дахая, а теперь живёте отшельником вдали от поселений,
– Всё так, – кивнул мастер. – Раньше попроще жилось. Можно было в лесорубы наняться, на охрану купеческих поездов, на рытьё каналов. Там всё время крутились батраки со всей округи, а вместе с ними туда стекались новости. Да и деньжата всегда водились. А теперь приходится таскаться по рыночной площади, чтобы собрать крохи информации, и перебиваться то милостыней, то случайной работой.
– А как местные реагировали на цвет глаз?
– Дразнили, сволочи, – пожаловался Фридмен. – Когда я начал тут работать, меня считали уродцем, называли Ишайлином.
– Рыбоглазым, – перевёл Кирк.
– С нашей точки зрения кажется всего лишь пренебрежительным прозвищем, но стеллиане, особенно материковые вкладывают в него несколько иной и гораздо более оскорбительный смысл. По их убеждению, все хладнокровные создания – порождения вредного божка Гагго, предавшего светлого бога Ашвади, когда тот скрывался от своих врагов – тёмного бога Сайты и его коварной подружки Джильмы. Ашвади жил среди людей в теле пророка Яури, и слепнущие днём Тёмные не могли его найти, но Гагго призвал ночь, и Зло увидело во мраке сияние светлого бога.
– Красивая легенда, но при чём тут рыбы?
– Светлый бог ест исключительно рыбу, а в ней много фосфора. Считается, что именно это сияние выдало Ашвади, когда Гагго затмил светило луной.
– Надо же, какая подлая селёдка, – усмехнулся Кирк.
– Невероятное коварство, – кивнул Фридмен. – На самом деле с моим внедрением на Стеллу было две проблемы. Помимо цвета глаз земляне отличаются от стеллиан ушами. У аборигенов ушные хрящи другой формы и их верхние краешки покрыты пухом. Пух перед визитом на рынок я на всякий случай приклеиваю, а сами ушные раковины мне сломали ещё в юности, когда я занимался боксом. Они тут у многих наёмников такие. Что касается цвета глаз, то после попытки изменить его с помощью линз я обнаружил, что у меня на них аллергия. Светлоглазые стеллиане исключительная редкость. Про это я узнал от святого Ямизу, настоятеля храма Ашвади, когда совершал паломничество. Священник открыл мне тайну: у земного воплощения Ашвади – пророка Яури – были светлые глаза. Святой отпустил мне грехи, благословил и подсказал идею: чтобы ко мне не цеплялись лишний раз, нужно поступить, как Яури – притвориться больным. Так пророк вызнал все беды и нужды народа, обманул слуг злых правителей Древнего Ашхина. Тогда-то я и выбрал образ заражённого местной инфекцией – йожмой. Это что-то вроде проказы. Заказал через нашу дипмиссию силиконовые накладки, грим.
– Трюк работает безотказно, – подтвердил Хаммер. – Даже меня пробрало.
– Ещё бы, – усмехнулся Фридмен. – Наши микробиологи выяснили, что йожма, как и проказа, вызывается микобактериями, названными в честь местности, где находится основной очаг. Mycobacterium Zhidrah уродует заражённых так же неотвратимо. Иметь с ними дело никто не отваживается, потому что болезнь заразна, так что с тех пор я спокойно хожу везде, где пожелаю, и никто меня не трогает. Для стеллиан подцепить йожму всё равно, что умереть заживо, ведь она считается проклятием, которое появилось из-за богоотступников Жидраха.
– А как выкручивались до паломничества? Всё время ведь на виду были, среди наёмников.
– Выручал солдатский кожаный шлем. Он скрывает всё, кроме лица, да и на лице защитная крестовина. К тому же вопросы там задавать некогда, у них ведь работа опасная. Хотя прозвище мне дали именно наёмники, феллаши зих кюз.
– Пожалуй, муравьи в печени им не понравились бы, – хмыкнул Кирк. – Здесь очень образно бранятся.
– Это так, только боюсь, наши доблестные десантники увезут с собой не самые изысканные из ругательств. Кстати о муравьях, повернитесь спиной, кажется, на вас вскарабкалось несколько особей. Этих паршивцев лучше к себе не подпускать. К счастью, ночью они спят, как и мы, и я считаю это везением. Есть пара неприятных разновидностей, с которыми близко лучше не знакомиться. Меня однажды на лесопилке тяпнул такой гадёныш, так я неделю опухший ходил.
– Надеюсь, эти не ядовитые?
– Они все ядовитые, но в разной степени. У ваштаков и хашни в древности была такая пытка – феллаш-раг. Врагов и вероотступников сажали на муравейник или термитник. Мерзкая смерть. Но поодиночке эти насекомые не убивают. Просто избегайте контакта, и всё будет нормально. Что-то мы увлеклись, давайте заморим червячка, а то идти ещё прилично.
– Поддерживаю. А чем можно пообедать, а то консервы смертельно надоели.
– Консервы придержите на крайний случай. Чем скорее начнёте привыкать к местной пище, тем лучше. На обед у нас лепёшки из шепсовой муки и отличный сыр из молока виххи. Я купил его вчера, так что он свежий. Он достаточно жирный и долго не засыхает и всё же я заворачиваю его в лист эмфа. Иначе на жаре он превращается в кусок солёной жирной резины.
Кирк принял от мастера жестковатую лепёшку, напоминающую по вкусу хлеб с отрубями, и пластик душистого, чуточку пряного сыра.
– Это очень вкусно и сытно, – оценил он. – И в сто раз вкуснее армейского пайка.
– Запейте водой из родника, – посоветовал мастер. – За вашей спиной со скалы бежит струйка, она чистая. Можете пополнить запас воды, майор Марецкий наверняка догадался снабдить вас велпоном.
– Вы имеете в виду выдолбленный из плода сосуд?
– Именно так называется фляга из местной тыквы-велпы. А теперь нам нужно сделать для вас посох. Мы сейчас начнём карабкаться на склоны и переходить ручьи, так что без инструмента не обойтись. Выше по течению должнен расти подходящий екко.
Тростник, о котором говорил мастер, нашёлся в сотне метров выше по течению, под сенью высоких прямоствольных деревьев. Фридмен осмотрелся и сказал:
– Люблю эмлеховый лес. Тут всегда легко дышится и ветерок душистый гуляет. Наверно, потому, что в листьях много эфирных масел. И сырости никогда не бывает – почвы в основном песчаные. Когда голова болит, всегда сюда прихожу. Тут неподалёку мост стоял до вчерашнего дня, так что я тут постоянно прохожу.
– Нам на тот берег?
– Да, и сегодня придётся переправляться без моста, потому что ближайший в часе ходьбы. Мы переправимся через порог Вехвал, он совсем близко, буквально в двух сотнях метров. А теперь выбирайте себе стебель по руке, чтобы было удобно держать. У корня стебель наиболее крепок. Подрубайте в полуметре от корней, посередине сегмента, а потом обработаем. Высоту примеряйте по росту. Удобнее всего, когда посох по плечо.
Хаммер кивнул и достал из рукава нож, врученный ему Марецким. Было самое время попробовать его в деле. Клинок был отлично сбалансирован и идеально лежал в руке. Выбрав стебель екко, который его пальцы обхватывали надёжно, и с размаху всадил лезвие в растение. Клинок не воткнулся, а рассёк стебель, как серп траву. Собственно, екка и была травой, подобно бамбуку, да и строение имела такое же.
– Казалось бы, злак, – усмехнулся мастер. – А из него чего только не делают. Мебель, дома, лодки, повозки, инструменты. В данном случае, посох.
– А из посоха можно сделать, что угодно, – подхватил Кирк. – Копьё, секиру, заступ, лопату.
– Сразу видно, что вы учились у Катаны, – улыбнулся мастер. – Ну как, удобно? Тогда идём, опробуем посох в деле.
* * *
После переправы они ещё с час поднимались по холмам туда, где начинался настоящий горный лес. Тут был более свежий воздух, сочная зелёная трава, пышный мох и кудрявые побеги травы эфос, напоминающей папоротник. У мастера здесь было целое хозяйство: надёжная хижина, крытая широкими листьями эмфа, подведённая по трубчатым стеблям екка проточная вода, каменная жаровня, коптильня для заготовки вяленого мяса, навес для сушки шкур, одежды и трав, аккуратно сложенная поленница из наколотых чурбаков.
– У вас тут всё неплохо устроено, – оглядевшись, оценил Хаммер.
– За комфорт приходится платить уединением, – развёл руками Фридмен. – Иначе пришлось бы объяснять безграмотным крестьянам законы физики, происхождение разных изобретений и ещё много чего.
Мастер сбросил плащ и рубаху, выдернул пробку из тростниковой трубки и с наслаждением умылся по пояс. Хаммер стоя в сторонке, обратил внимание на замысловатые татуировки на его спине, но о них решил расспросить позже.
Фыркая и брызгаясь, Фридмен уселся на ступени короткой лесенки, ведущей в его жилище, и развёл руки:
– Бов хаан! Добро пожаловать, капитан.
– Зовите меня просто Кирк, – предложил Хаммер.
Но мастер покачал в воздухе пальцем:
– Э-э, нет. Работая в Ашхине, нужно носить местное имя, и, конечно, научиться откликаться на него. Я вот заслужил рабочий позывной Шобо-йожмак. Капитану Кирку Хаммеру до поры нужно затаиться под каким-нибудь приличествующим ему именем на местном наречии. С наскоку его, конечно, не выберешь, но, думаю, ко дню Ашвади мы уже определимся. А пока закидывайте вещи в мой скромный коттедж. У нас в запасе ещё примерно восемь часов светлого времени, так что мы потратим его, чтобы с комфортом устроиться. Во-первых, нужно придумать какую-нибудь похлёбку, во-вторых, приготовить свежие ветви шевы, чтобы ночные кровососы не докучали вам своими песнями. Заодно осмотрим остальное моё хозяйство.
– Эта резиденция – не единственная ваша недвижимость? – удивился Кирк.
– Конечно, – подтвердил мастер. – На одно подаяние в этом мире долго не протянешь. Нужно уметь что-то делать своими руками. Для меня отличным подспорьем стали охота и маленький огородик. Супермаркетов тут нет. Но, прежде чем мы займёмся делами, предлагаю напиться травяного чаю. Умеете разжигать огонь без спичек и зажигалок? Мох на поленнице, а вот дров придётся свежих наколоть, потому что эти я держу в запасе на случай дождей.
– Без проблем, – поднялся на ноги Кирк, доставая из кармашка на полотняных штанах точило, с которым не расставался с первого курса Академии. На поленьях, сохнущих под небольшим навесом, он заметил что-то вроде трута. Оглянувшись, приметил под навесом старый пень, в котором торчало орудие вроде топора, и там же распиленное на чурбаки бревно. Удивляться наличию здесь таких инструментов, как пила, было недосуг, и Кирк, ухватив невиданное орудие за отшлифованную постоянной работой рукоять, рывком выдернул его из пня.
Инструмент был рассчитан как на двуручный, так и на одноручный хват. В отличие от обычного топора обух состоял не из клиновидной металлической насадки, а представлял из себя серповидное лезвие на прямом хвостовике без заточки. В восьми дюймах от рукоятки хвостовик переходил в нечто вроде пятки и нырял вниз от его оси, переходя в серповидное лезвие, изготовленное по образцу секиры и явно рассчитанное не только на хозяйственную работу, но и на боевое применение. Заточено оно было с внешней, выпуклой стороны, а на самом конце ковавший его мастер вытянул в обратном направлении острый крюк, имеющий обоюдную заточку. Таким образом инструментом можно было рубить, рассекать, резать, цеплять и колоть.
Кирк взвесил секиру в руке, примерился, сделал пару взмахов, вспоминая уроки мастера Катаны.
– Любопытный инструмент, – заметил он, устанавливая на пень чурбак.
– Это оружие солдат-наёмников – эгнак, – объяснил Фридмен, возившийся с закопчённым котелком и треногой. – Это было моё первое серьёзное приобретение на Стелле. Правда позже я его усовершенствовал. Обычно эгнак имеет рубящее лезвие, заострённое на конце, как у бердыша. В княжестве Яххе я познакомился с кузнецом-оружейником, которому заказал новшество – крюк с заточкой. Нечто подобное нам показывал когда-то Катана, только назывался тот клинок хопешом. Эгнак, в отличие от клинка древнеегипетской гвардии, менее изящен, его лезвие шире. На границе Яххе нам пришлось биться с верховыми разбойниками. Представьте себе здоровяка с дубиной верхом на желхе – резвом сильном животном размером с лошадь. Когда верзила в седле метит попасть тебе длинной суковатой дубиной по горбушке, шансов уцелеть мало. Копий и рогатин наёмники не используют, потому как они тяжёлые. Выход у пехотинца один – подрубать ноги желху. Так ведь жалко – живая ж скотинка, служит честно и не виновата, что всадник редкостная мразь. К тому же наёмники после боя сдают уцелевших скакунов в княжеский желхад, прибавляя к жалованью дополнительный доход. Вот я и вспомнил уроки Катаны. В первом же бою ссадил троих бандюков мордой об камни, а у двоих крюком дубинки из рук вырвал. Старшина отряда перед строем сказал, что, если кто ещё раз меня Рыбоглазым назовёт, то он его печенью всех накормит.
Хаммер примерился и, взявшись за рукоятку эгнака двумя руками, рассадил чурбак надвое.
– Хорош! – довольно сказал он, подбирая половинки чурбака.
Двумя резкими ударами он располовинил и их. В воздухе терпко запахло смолой.
– Что за дерево? – спросил он.
– Это шева, местное хвойное дерево. Тут неподалёку целый лесок растёт. Там я и подбираю валёжник. Древесина смолой насквозь пропитана, на одном полене чайник закипает, правда, в сыром виде коптит шибко, зато мошкару отгоняет.
– А пилите чем?
– Позаимствовал у местных лесорубов старое полотно, заточил по-своему, вставил в раму. Вышла добротная ножовка. Без неё пришлось бы тяжелее.
– А сюда как доставляете?
– Помощник есть. Я вас чуть позже познакомлю. А на самом деле их два.
– О, так вам тут не одиноко…
– Ну, по крайней мере, скучать не приходится. Кострище здесь. Очагом всё никак не обзаведусь, некогда. Уже приглядел, где камни для него взять, и подходящую глину нашёл на берегу, а времени не хватает.
– Ничего, вместе управимся.
Они разожгли костёр и поставили на огонь котелок. Весёлое пламя набросилось на смолистые поленья, за четверть часа вскипятив воду.
– Мне здесь нравится, – признался Хаммер. – Тихо, воздух свежий, птички поют.
– Это первое впечатление. Скоро к ним добавится суровая правда жизни. Мошка кусается, спать твёрдо, а когда дожди начинаются, по округе дикие гзахи бродят.
– Хищники?
– В сухой сезон им еды хватает. Они на холмах влешек ловят. Влешки, или влехи – это мелкие грызуны. В траве их всегда полно, и гзахам хватает даже когда в стаю сбиваются во время гона. Но в дожди влешек из-под земли не выманить, вот хищникам от голода приходится или на сельскую животину охотиться, или одиночек типа меня вылавливать.
– Были нападения?
– Однажды они меня в холмах подстерегли. Пришлось убедить их, что я не заблудившийся крестьянин, а вполне серьёзный противник. Одного ранил, другого проткнул, – пожал плечами мастер и для убедительности достал из-за спины такой же, как у Хаммера, офицерский кортик и, вставив его рукоятку в полость посоха, в мгновение ока превратил два разнородных предмета в опасное оружие.
– В старину ратовище с клинком вместо наконечника называли совнёй. Впрочем, придумали его скорее охотники и пастухи, чем воины.
– В умелых руках и это опасное оружие.
Мастер разлил чай в глиняные кружки и одну протянул Кирку.
– Из какой травы отвар?
– Это сбор из трёх трав. Основной источник теина на Стелле – эфет. У меня под навесом его полно. Чаще всего чай заваривается из его сушеных листьев и соцветий. Второй ингредиент – сушеные соцветия еффы. Их аромат бодрит, порошок из цветов уменьшает головную боль. Третий ароматная трава ожма. А четвёртый я придумал добавлять сам. Засушенные под лучами Эпсилона ягоды хеноша дают приятный фруктовый привкус. Сейчас они разбухнут, и вы сможете попробовать их.
– Да, вот одна плавает. М-м-м, кисленькая…
Отвар бодрил и освежал.
– Мне чудится, или он пахнет мятой? – удивлённо спросил Кирк.
– В состав эфирных масел ожмы входит ментоловое. Ну что ж, после чая самое мудрое поспать, но у нас куча дел, так что берите с собой эгнак. По глазам вижу, топор вам понравился. Посох не забудьте, пригодится.
* * *
Мастер повёл Хаммера через чащу высоких гладкоствольных деревьев, которые на местном наречии назывались хеммлами – колоннами небес. Между светлосерыми стволами на подушках мха были рассыпаны их плоды, похожие на дубовые жёлуди.
Метров через двести начался резкий подъём, и хеммлы уступили место непролазному лесу ощетинившихся тёмно-зелёными иглами шев. Хвойные деревья стояли плотной стеной, словно опасались, что их лиственные соседи посягнут на их территорию. Лишь в одном месте размыкался их строй: старая хеммла, не выдержав напора ветра в дождевой сезон, рухнула в гущу колючего воинства, и её ствол образовал коридор, уходящий вглубь тенистых зарослей.
– Нам туда, – сказал мастер и легко заскочил на ствол.
Импровизированный мостик привёл их туда, где шевы расступались, образуя залитую светом прогалину. На её краю ствол был спилен таким образом, что спил образовывал стол, а другие обрезки ствола явно использовались в качестве стульев, верстаков и прочей мебели. Однако не это удивило Хаммера. Всё пространство прогалины размером 20 на 20 метров было перекопано и превращено в огород. Аккуратные грядки пестрели разнообразием овощей и побегов. Некоторые кустики, снабжённые подпорками, цвели скромными, но ароматными соцветиями.
– Здесь исключительно те овощи, которые должны быть на столе, рассказал Фридмен. – Полный набор витаминов и растительных белков: клубни мафу – источник крахмала, жгучий ращ – корнеплод, убивающий паразитов, хирпа – аналог репы и редиса, ямх – бобовое растение, украшающее любое рагу, супы и салаты, кумаш – восхитителен своей сочной свежестью в жару. А велпу я посадил на опушке, там тепло, но не печёт. Выбрал сорта, плодоносящие почти весь год, так что недостатка в овощах не испытываю. Крупы и муку покупаю на рынке. К сожалению, в этих почвах плохо растёт ачча, очень люблю её семечки, но этому цветку кроме доброй почвы нужно много света. Впрочем, я всё равно каждую весну пробую прорастить семена аччи на моём огородике.
– А как же с поливом? – удивился Хаммер.
– С этим просто, – довольно сказал мастер, проходя между грядок к верхнему углу огорода. Там он вытянул из-под веток заткнутую пробкой тростниковую трубку.
– Я и сюда протянул водопровод. Правда, иногда приходится его ремонтировать – местное зверьё под ноги не смотрит.
– Здорово, – оценил Хаммер. – А как с лейкой?
– Вместо неё я использую ковшик из перфорированной велпы, – улыбнулся мастер, доставая из колючих веток кожаное ведро с ковшиком.
– Оригинально. Может, сразу и польём, а то что-то суховата почва на грядках?
– Согласен. Поможете? Подносите вёдро с водой, а я буду ковшиком разбрызгивать. Только трубу не забывайте затыкать, чтобы гряды не размыло. Напор хоть и небольшой, но почва рыхлая – хвойный перегной.
– А водичку откуда подвели?
– Выше по склону со скалы родник течёт, так я там установил бадью, выдолбленную из ствола Хеммлы. Получилось не меньше кубометра, а уже от неё трубу проложил.
– Здорово…
Примерно час они потратили на неспешный полив, потом умылись, и Фридмен повёл Хаммера за пределы пахнущих смолой зарослей шевы. Хвойная стена выше по склону стала редеть, расступаясь вокруг столетиями лежащих под отвесной стеной кряжа обломков гранита. Здесь с колючими деревцами за пространство не без успеха боролась высокая душистая трава с тёмно-малиновыми и бордовыми соцветиями в виде колоса.
– Это йофай – трава, из которой можно приготовить четыре перемены. Лесорубы крошат её стебли в суп, листья употребляют вместе с кумашем и велпой в салате, измельчённый корень добавляют в специи для мясных блюд, а цветы вместе с листьями сушат для настоев. Кстати чай из йофая считается целебным, и местные знахари лечат им не меньше десятка недугов.
– Вы неплохо изучили местную жизнь, – заметил Кирк.
– То, что я знаю её лучше других, ещё не говорит о моём всеведении, – покачал головой Фридмен. – Боюсь, что пяти лет для понимания психологии и глубинных мотивов поступков стеллиан маловато. Чтобы полностью понять этот народ, здесь нужно вырасти и возмужать.
– Но тогда всё иное будет для такого человека чужим и непонятным.
– М-да, синдром Маугли… – пробормотал мастер и махнул рукой, – А вот и мои помощники!
Со стороны рощицы екко, обступившей живописный водопад, струящийся между зубцами гранитной стены, через рослые стебли йофая неуклюжей рысью неслось забавное существо, напоминающее одновременно носорога и медведя. Для Хаммера, наблюдавшего живых животных в основном в столичном зверинце на Ценкоре, и то не земных, а ценкорийских, отличающихся меланхоличностью и мирным характером, эта гора мышц в щетинистой шкуре показалась просто сгустком энергии. Впрочем, заметив, что двуногий друг пришёл не один, зверюга притормозила и подозрительно уставилась на Хаммера, издавая при этом сопящее мычание.
– Ти-и-ихо, Гоффо, тихо. Кирк свой, не укусит. Ну, не пыхти, не пыхти… Стой спокойно, почешу.
Чтобы почесать толстокожего увальня, мастеру пришлось использовать конец шеста.
– Знакомьтесь, Кирк, это мехва, любитель листвы екко. Питается исключительно ей да молодыми побегами, так что от водопада почти никогда не уходит. Гоффо значит неуклюжий, правда при этом он ещё и очень сильный, поэтому иногда мне удаётся уговорить его помочь мне перетащить бревно-два к хижине. Гоффо знает, что тогда я угощу его сушеными ягодами и редко отказывается.
– Огород не трогает?
– Он категорически не любит колючую хвою шевы. Казалось бы, с такой шкурой можно ничего не бояться, но на морде у него шкура намного чувствительнее, и Гоффо обходит шеву стороной.
Мехва шумно втягивал воздух, принюхиваясь к Хаммеру. Мастер протянул ему горсть сушеных ягод и посоветовал:
– Угостите его.
Кирк предложил животному лакомство, и тот осторожно взял с ладони ягоды влажными губами.
– Гоффо, а где Занни? – спросил Фридмен.
– М-мух… – фыркнул Гоффо, глядя за спину Хаммера.
И тут Кирк почувствовал, как что-то толкает его под коленку, подпихивая к мехве.
Оглянувшись, он оторопел: о его штаны тёрся хищный зверь. Иначе назвать подтянутое крепколапое животное с чуткими ушами, внимательными глазищами и торчащими вокруг влажного носа усами просто в голову не приходило, особенно, когда Кирк заметил, что из мохнатых подушек на лапах по-кошачьи высовываются и прячутся кривые когти.
– За-анни! – обрадовался мастер. – Ты, как всегда, играешь в охотника? И опять подкрался незаметно. Молодчина!.. Это наш с Гоффо приятель, а заодно и страж окрестностей. На местном языке этот зверь за свою привычку урчать зовётся мерро. Кирк, вот немного сыра, предложите ему, обычно Занни сразу добреет от его запаха.
Хаммер не без опаски протянул мерро угощение и тут же узнал о необычном строении челюстей стеллианских хищников. Пасть распахнулась не по вертикальной оси, а по горизонтальной, и между правой и левой парами жутких изогнутых клыков высунулись два шершавых языка. Ими зверь, словно гибкими пальцами, прихватил кусок душистого сыра и втянул его в розовую воронку рта.
– Ничего себе, хватальничек у него!
– О, вы не в курсе, – спохватился мастер. – По прихоти эволюции плотоядные животные Стеллы имеют набор из нескольких хватательных придатков, у некоторых хищников есть и добавочные внутренние челюсти, а вот травоядные пришли к тому же варианту, что большинство их собратьев на Земле и других планетах. Расположение одной челюсти над другой оказалось при пережёвывании растений эффективнее других вариантов.
– Из таких крючьев жертве не вырваться, – вытирая со лба испарину, заметил Хаммер.
– Да, в особенности, если на них нейропаралитик, как на клыках джихи. Это такое пресмыкающееся вроде безногой ящерицы.
– Но с мерро-то всё чисто?
– Да, Занни вообще пускает зубы в ход только на охоте, хотя детёныши у них игривы, как все маленькие хищники.
– И он действительно сторожит эту местность?
– В самом деле, и относится к этому очень серьёзно. Гзахов он отвадил отсюда сразу же. Им поэтому и пришлось дожидаться меня за рекой, на холмах.
Отыскав в роще орехоносных менхаров, что росла за водопадом, пару обломанных ветром сучьев, земляне связали верёвкой и набросили её на торчащие на морде Гоффо ороговевшие выросты, и мастер стал заманивать мехву в лагерь сушеными ягодами. Доверчивый зверь трусил за ним и, казалось, даже не замечал навязанного ему груза. Хаммер, понаблюдав за процессом, подумал, что зверюге даже нравились волочащиеся на его боках шершавые сучковатые лесины, потому что временами мехва прислонялся грузом к стволам деревьев, мимо которых проходил, и блаженно тёрся боками.
Мерро тоже нашёл себе развлечение, пытаясь поймать шуршащие в траве концы сучьев.
Кирк по пути к хижине насобирал кучу хвороста, которую перехватил поясным ремнём, чтобы не занимать руки, в которых и без того были посох и топор.
Чтобы не бегать по лесу в поисках добычи на вечер глядя, решили на ужин приготовить похлёбку из вяленого мяса, свежих бобов ямха и пары клубней мафу.
Гоффо ещё некоторое время тёрся рядом, но, поняв, что ягод больше не перепадёт, побрёл обратно к водопаду, потому как его пищеварительный тракт требовал постоянного наполнения растительной массой.
Занни сначала тоже удалился, но через полчаса снова объявился рядом с людьми, демонстрируя добычу, пойманную неподалёку – птицу с длинным хвостом и пёстрыми крыльями, напоминающую не то петуха, не то фазана.
– О-о-о, какой Занни молодец! – всплеснул руками мастер. – Настоящий лесной охотник! Поймал осторожную фефелу!
И он, низко наклонившись, начал изображать хищника, принюхивающегося и крадущегося к жертве. Занни с готовностью среагировал на это, подбежав к нему вместе с добычей, словно хотел дать человеку понюхать птицу. Мастер потрогал добычу, расправил руками безвольно висящие крылья, и тут Хаммер с удивлением увидел, как хищник выпустил из клыков птицу, доверив её человеку, и несколько раз притворно шлёпнул по тушке лапой, показывая, как ловки и точны его выпады. Впрочем, обоюдная игра была недолгой, Фридмен протянул добычу охотнику, и мерро вновь взял её зубами. Только на сей раз он, довольный собой, удалился в недалёкие кусты, где принялся с громким хрустом и чавканьем свежевать пойманную птицу.
– Занни любит покрасоваться, – пояснил мастер. – Возможно, из-за того, что я пригрел его совсем юным, когда он нуждался в поощрении авторитетного старшего. С тех пор так и играем. Он хвалится – я одобряю.
Хаммер улыбнулся в ответ, наблюдая, как на фоне катящегося к горизонту Эпсилона вертится облачко мошкары. Пятнадцатичасовой день Стеллы быстро склонялся к вечеру. Фридмен снял с огня котелок с похлёбкой, бросил в булькающее варево горсть пряной приправы и прикрыл его крышкой.
– Десять минут, и ужин будет готов, – объявил он. – Надеюсь, свою походную ложку вы взяли.
– Безусловно, – кивнул привыкший к походной жизни Кирк. – Кроме того, майор сдал мне в аренду свой столовый набор – костяную ложку, гребень, глиняную посуду.
Это хорошо. Они вам пригодятся, если придётся вплотную общаться с местными, а вот нержавеющую ложку с флотским клеймом лучше спрятать здесь, вместе с моим передатчиком. Продукты цивилизации нужно таить от местных пуще всего. Шпионов они не жалуют, потому что любой чужак им не понятен. Не зная его мотивов, толпа может запросто выместить на нём все невысказанные страхи и гнев.
Похлёбка получилась лёгкой, ароматной и вкусной. Мужчины с наслаждением съели горячий суп и отдуваясь, отставили в сторонку чашки, наблюдая, как раскачивается над огнём закипающий котелок с травяным отваром. Побагровевший от близости к горизонту Эпсилон коснулся неровной кромки горизонта. Западный край видимого пространства прихотливо изгибался на фоне пламенеющего светила, обозначая горный хребет на границе княжества Тшайри, удалённый от облюбованного Фридменом кряжа на добрую сотню километров.
– Итак, капитан, завтра мы начнём превращать вас в почти настоящего стеллианина. Встаём по-армейски – до рассвета, пока закипает чай, делаем пробежку, разминаемся, затем ознакомительный урок по приёмам рукопашного боя, а в перерывах я буду рассказывать о жизни и быте стеллиан всё, что успел узнать о них сам.
– Да, мастер, – кивнул Кирк.
– День предстоит длинный, так что постарайтесь использовать долгую ночь, которую дарует нам природа Ашхина. На ваш вкус этого сначала будет казаться многовато, ведь на базе вы жили по 24-часовому ритму и спали 8 часов. Но скоро 15 часов труда научат вас спать столько, сколько позволяют местные сутки.
– Как быстро привыкли вы?
– За неделю, – усмехнулся Фридмен. – Меня по заданию командования высадили в княжестве Яххе почти без подготовки. Нужно было срочно внедриться в среду наёмников, чтобы выяснить настроения среди простого народа и подготовиться к вторжению с востока ватаг боззо. Это разбойничьи банды кочевников. Большую часть времени они бьются друг с другом, но иногда приграничные князьки платят им за нападение на неугодных соседей. Я нанялся в лесорубы и неделю валил лес на границе. Более 10 часов в день на валке леса – это жёсткое испытание даже для выносливого человека. Я засыпал быстрее, чем съедал вечернюю порцию похлёбки. А через неделю боззо перешли границу и устроили резню. Лесопилка сгорела первой, уцелели только я и опытный ветеран из бывших наёмников. Мы вышли из леса к ближайшему селению и… это невозможно описать словами… Там был ад. Увидев то, что осталось после бандитов, я поклялся, что приложу все усилия, чтобы остановить кровавые распри на Стелле.
– Как вы вообще ввязались во все эти приключения?
– Как я уже говорил, мне захотелось служить. Родители видели меня дантистом. На этом поприще прославился мой дед. Конечно, это полезная и востребованная профессия, но я не желал всю жизнь совать нос в чужие рты, чтобы выковыривать гнилые корни и стачивать зубной камень. Честно говоря, я уже смутно помню свою юность. Она не была радостной и яркой, таковой свою жизнь сделал я сам.
Не поверите, Кирк, но когда-то я был Розарио Маркус Фрикетти. Мои родители были выходцами из сицилианской диаспоры на Приме. В старших классах я в пух и прах разругался с ними и удрал в кадеты, где назвался Россом Фрименом. Там увлёкся боевым фехтованием и прочей экзотикой. Юный Росс Фридмен стал одним из лучших на своём курсе, заслужив внимание кадровой службы Департамента государственной безопасности. После нескольких лет учёбы меня направили на Хельду. По договорённости с Высшим советом мастеров Тени Федерация направила группу офицеров Госбеза на обучение искусству рыцарей винг-чи. Татуировку ученика мастера на моей спине вы рассмотрели. Мы с племянником Катаны были одними из первых землян, получивших такие знаки. Наш наставник – мастер Машшессо гонял нас так, что сухожилия трещали.
Сначала было тяжко: работали всё время на пределе возможностей, зато потом, когда вернулись и продолжили обучение в Академии, стандартный курс тренировок спецназа разведки показался детской забавой. Когда мы приехали обучаться, на хельдате я говорил совсем плохо, но через год знал наизусть «Песнь единения».
И мастер, прикрыв глаза начал произносить распевные строфы на древнем языке воителей Хельды. Потом, сообразив, что Хаммер не знает ни единого слова по-хельдийски, объяснил:
– В переводе на эсперанто это звучит примерно так:
Друг от друга мы далеки,
Но сердца наши так близки,
Мы на верном стоим пути,
Иное не важно.
Одному не осилить путь,
Не постичь этой жизни суть,
Только вместе нас не согнуть,
Иное не важно.
Только вместе неведом страх,
И не в силах коварный враг
Обратить нашу волю в прах,
Иное не важно.
– Красиво, – сказал Кирк, умиротворённо любуясь закатом.
– Что ж, – вздохнул Фридмен, – Эпсилон закатился, и нам пора отдыхать. Иное сегодня не важно.
Прокаженный пророк
Хаммеру, суточный ритм которого был за последние годы настроен, как часы, ночь показалась бесконечной. Выспавшись за восемь часов, он часа полтора вертелся на жёсткой подстилке, пока не захотел чаю.
Поднявшись, он послонялся по прохладной траве вокруг хижины, оросил кусты. До рассвета было по его расчётам ещё не меньше полутора часов, поскольку восток только начал сереть. Небосклон сиял созвездиями, среди которых Кирк отметил необыкновенно яркое и красивое, напоминающее шестиугольник. На севере, за вершинами хеммловых крон, разливая серебристо-розовое сияние, плыло огромное яркое блюдо обледенелого спутника Гагго, на чьей обратной стороне он всего двое стандартных суток назад общался с Марецким и товарищами из своего «волчьего» прошлого. Высокое альбедо спутника позволяло ему светить довольно ярко, несмотря на довольно скромный световой поток Эпсилона.
Хаммер отколол несколько щепок от нарубленных с вечера чурбачков и развёл костёр. Недопитый вечером отвар быстро согрелся, и Кирк с удовольствием выпил половину глиняной кружки. После чая он ещё посидел немного, наслаждаясь игрой искр на углях и тихим пением ночной птахи где-то в глубине зарослей, а потом приметил неподалёку дерево с низко наклоненным над травой боковым стволом. Примерившись, он подпрыгнул и заставил себя подтянуться пару десятков раз. После этого упражнения от забросил на сук ноги, повис на них и начал качать пресс.
Зарядка хорошо разогнала кровь, и Кирк решил продолжить её колкой дров. Попутно он размышлял о том, каким клинком он должен обзавестись, чтобы выполнить поставленную задачу в таких условиях. Эгнак отлично сидел в руке, но по мнению Кирка был граммов на пятьсот тяжелее, чем требовалось для клинка, пригодного для работы как одной, так и двумя руками. Припомнив, как выглядел древнеегипетский хопеш, Хаммер пришёл к выводу, что лезвие у того было изящнее, чем у эгнака, и если заказывать клинок, то с учётом профиля хопеша. Кирк решил, что нужно отказаться от тяжеловесности эгнака в пользу маневренности хопеша. А лучше всего сделать два варианта с расчётом на открытый бой при фронтальной сшибке и скрытное ночное нападение. Секира будет хороша, когда нужно прошибать доспехи и щиты, выносить из седла всадников, ловить удары боевых топоров, палиц и мечей. Облегчённый клинок пригодится для близкого боя, всяких неожиданных ситуаций, когда нет возможности изготовиться, занять выгодную позицию.
Наколов дров, Кирк снова разжёг костерок. К этому моменту небо над восточным горизонтом налилось оранжевым накалом – Эпсилон был готов начать долгий дневной путь по небосводу. Кирк с удовольствием умылся, а пока мылся, придумал, как усовершенствовать умывальник, превратив банальную трубу с пробкой в настоящий ванный гарнитур.
– Бов арана! – приветствовал Кирка Фридмен.
– Доброе, – согласился Хаммер, но мастер покачал головой:
– Попробуйте общаться по-стеллиански. Это хорошая языковая практика. Если что, я буду подсказывать.
– Бов, хэрме Росс, – согласился Хаммер.
В этот день мастер рассказывал и показывал Кирку некоторые приёмы рукопашного и ножевого боя, которым научился на Хельде. Почти всё время он говорил с ним на диалекте тшайри, основы которого Хаммеру преподали посредством гипнопедии. Кирк всё понимал, а вот отвечал неуверенно. Мастер сказал, что для начала выходит неплохо, а со временем станет получаться лучше. А потом добавил на эсперанто:
– Главное, что вы понимаете этот язык без проблем. Остаётся усвоить некоторые разговорные нюансы, к примеру жаргонные слова отдельных категорий населения. Как вы знаете, таковые в простой речи всегда присутствуют. В частности, наши армейские и флотские жаргонизмы, профессиональный сленг медиков, ай-тишников, полицейских и других узких групп. На Стелле самым сложным в лексическом отношении является жаргон торговцев, который формируется благодаря заимствованиям сразу из нескольких диалектов, развивавшихся независимо друг от друга и в разных этнических группах. Базой для него стал ашхини, объединяющий все местные наречия, поэтому в целом его понять нетрудно, но некоторые обороты и слова взяты у неродственных ашхини племён, поэтому перевести их могут только те, кто хоть немного, но поварился в их среде. Примерно так же обстоят дела с жаргоном контрабандистов и наёмников. Со сленгом пастухов, крестьян и лесорубов проще – эти группы путешествуют на ограниченной территории.
– А диалекты? Насколько велики их различия?
– В большинстве случаев они носят акцентологические различия, но в случае с племенами, разделёнными большими расстояниями, наблюдается много различий лексических. Так, например, северяне-яххе употребляют много глаголов и существительных, о которых южане-хашни даже не слышали, зато в Хаше до сих пор в ходу архаизмы, вышедшие из оборота на севере. Или, к примеру, речь племен ваштаков, обживших западное побережье, содержит всё разнообразие падежных форм, а лунопоклонники-гагго, обособленно живущие на полуострове, отрезанном от материка громадным горным массивом, до сих пор пользуются примитивным диалектом, режущим слух любого из жителей центральных княжеств, где даже неграмотные крестьяне говорят между собой на полноценном языке.
– Тэк килем, кёт ан ярак дидим нилар? – спросил мастера Хаммер, и тот кивнул:
– Совершенно верно, в общих чертах они друг друга понимают.
– Кстати, хотел спросить – от чего луна стала розовой?
– В начале лета со стороны пустыни, разделяющей княжества Вашта и Тшай, через пустынное горное плато начинает дуть горячий ветер. Он несёт с собой огромные тучи пыли, которые окрашивают луну в красноватый оттенок. Для местных это признак близкой бури, потому что, смешиваясь с холодным горным воздухом, горячий ветер закручивает антициклон, который неизбежно сталкивается с морским пассатом, приходящим в здешние края с юго-востока. Ветер порой разгоняется так, что валит деревья. Через два-три дня нас накроет так, что мало не покажется, так что нужно будет заранее перебраться в ближайшую пещеру. В лесу находиться будет небезопасно.
* * *
Ещё один день решили посвятить бытовым заботам с языковой практикой, чтобы Хаммеру было проще освоить обиходный набор слов простого люда стеллианской глубинки. Вместе они с мастером приволокли из-за водопада пару хеммловых стволов, сваленных ещё в прошлый сезон дождей. Деревья были не больными и пытались выжить даже после падения, поэтому, когда мужчины отпилили их от вывернутых из почвы корней, древесина благоухала свежестью и источала терпкий маслянистый дух.
– Отлично, – сказал мастер на тшайри, – гниль их не тронула, гореть будет чисто и вкусно.
– Вкусно? – удивился Хаммер.
– Именно вкусно, – подтвердил мастер. – Их маслянистый сок придаёт дыму неповторимый аромат, и когда коптишь мясо, пахнет печёными хеммловыми желудями. А ещё один отличный рецепт заготовки мяса – холодное копчение на коре и ветках менхара. После него мясо пахнет миндалём. Вам нужно научиться коптить мясо, это пригодится во время выполнения миссии. Контакты с цивилизацией ~скорее всего будут сведены к минимуму, а значит придётся жить на самообеспечении. Не исключено, что вокруг вас будут враги, и, чтобы не обнаружить себя, придётся таиться.
После того, как земляне опилили со стволов сучья и ветви, Гоффо помог им перетащить брёвна к хижине, получив своё сладкое угощение. Озорник Занни использовал момент и всласть накатался на брёвнах, которые тащил мехва.
– Ах ты, безбилетник! – посмеялся над ним Фридмен. – Может быть, попробуем наоборот? Покатаешь дружка, а? Гоффо, ты согласен?
– Умм-му… – отозвался мехва, поворачивая голову к хищнику.
Мерро фыркнул и в два мощных прыжка вскарабкался на нижний сук ближайшего дерева.
– Э-э-э, курнаш халу! – рассмеялся мастер и объяснил Кирку выражение, – На тшайри и хашни это значит «хитрая морда». А вот на яххе и вашти то же самое выражение звучит немного иначе – кюрнаж халю. Вроде бы иначе, но в целом понятно.
– Так, может быть, добудем мясца, да и закоптим? Глядишь, будет, с чем на рынке появиться, грошей добыть.
– Мысль дельная, но ведь торговать вам придётся, я ж прокажённый.
– Думается, так я меньше подозрений вызову. Там ведь наверняка все друг друга знают, и, если я притащусь на торг и буду там без дела слоняться, меня сочтут подозрительным.
– Подозрительным вас сочтут в любом случае. Для сельской глубинки это нормально. А вот если вы попробуете наняться к лесорубам, косарям или заготовителям хвороста, то каждому будет понятно, что вы один из сезонных батраков, которые бродят по сёлам в поиске работы. Это вполне обычно. Покрутитесь разок-другой на виду, дадите к себе присмотреться, испытать – и тогда сойдёте за пришлого работягу.
– Как будут испытывать?
– Сначала первый забияка проверит, на что вы годитесь, какова сила-удаль, сноровка молодецкая. Потом попробуют втереться в доверие, в питейное заведение заманить, проверят на слабость к выпивке, общительность и щедрость. Самые ушлые потянут в кубышку сыграть. У них тут забава есть – кемчах, азартная игра типа наших костей, только на кубиках не точки, а их числовые пиктограммы. Я вас вечером научу, как играть в кемчах. Отважитесь?
– Выхода нет, как-то надо с местными сходиться.
– Способ связан с некоторым риском. По выговору сразу будет понятно, что вы чужак, и вас попытаются развести на какую-нибудь авантюру или облапошить. А если не выйдет, то найдут повод затеять драку. Поверьте, таких прощелыг тут хватает.
– Так что же делать?
– Есть вариант. Ещё затемно нужно будет объявиться возле места вознесения молитв, занять место, которое обычно занимаю я, когда собираю милостыню. После молитв и обрядовых процедур дождаться, пока все выйдут, бросят по монетке в плошки попрошаек, а уж тогда ковылять на рынок. Там у меня тоже есть пригретое место. Мимо него всегда таскаются любители посудачить, потому что рядом навес, где они накачиваются местным солодовым напитком. Это что-то вроде нашего пива, только кислее, а называется шербесой.
– То есть, мне нужно сыграть вашу роль?
– Да, побыть Шобо-йожмаком. В этой роли вы будете практически в полной безопасности. Только нужно заранее потренироваться говорить сиплым голосом, заучить несколько фраз, которыми я отвечаю на просьбы подателей забрать их несчастья себе.
– Вот как?
– А как вы думали? Йожмаки работают в Ашхине громоотводами сглаза, болезней и прочих напастей. Как рассуждают простолюдины? Прокажённому терять нечего, он и так опущен жизнью ниже некуда, так что ему без разницы, сколько чужого несчастья на себя взять. Мол, хуже уже не будет, к тому же по народному поверью, Ашвади отпускает все грехи тем убогим, кто соглашается взять на себя чужие несчастья. Обряд передачи упрощён до предела. Йожмаку подают на хлеб, а вместе с милостыней к нему переходят от людей все их беды.
* * *
Впервые Хаммер окунулся в среду ашхинского простолюдья через три дня после знакомства с мастером Россом. Обрядившись в одежду прокажённого, Кирк собирался изображать убогого у входа в ритуальный каменный круг, где стеллиане возносили молитвы светлому богу Ашвади и оставляли подношения.
Чтобы поменьше маячить на виду у местных, они с мастером выдвинулись за два часа до рассвета и рванули короткой дорогой. По нению Кирка, они неплохо поработали над внешним видом, и им можно было особо не беспокоиться, если их кто-то увидит: мастер замотал голову повязкой типа чалмы, которую носили лесорубы, а Кирк загримировался, наклеив имитацию язв йожмы на лицо и натерев руки кремом, который придавал им желтовато-серый цвет, типичный для стеллианина, много времени проводящего на ветру и под лучами светила. Но Фридмен решил подстраховаться, и Кирк не стал с ним спорить.
Он ожидал, что в такую рань окажется у святилища раньше всех, однако справа от входа уже храпел один из местных попрошаек – кривоногий старик. В сумерках Кирк чуть не наступил на его здоровую ногу и, вовремя миновав препятствие, удивился резкой стойкой вони, исходившей от ушлого нищего. Про себя он решил, что приходящие помолиться селяне были готовы бросить ему первый попавшийся в кошеле медяк только ради того, чтобы поскорее выйти из облака этой неописуемой вони. Вслух же Кирк пробормотал единственное допустимое в день молений выражение: «Хап земи карах», что в переводе значило «забери тебя тьма». Скверно выражаться в этот день не рисковал никто, чтобы не вызвать общественного осуждения, а уж в непосредственной близости от святилища – тем более.
Кирк занял место сбоку от входа в ограду и огляделся, изучая антураж. Камни ограды и алтаря были старыми и носили на себе не только знаки постоянного поклонения местных, но и цветные пятна лишайников. Шунах – священное для поклоняющихся Ашвади место, обычно закладывали даже раньше, чем сами селения. Как правило, первыми в привлекательных для земледельцев и прочих тружеников местах появлялись жрецы светлой веры – раифы. Вместе с послушниками-ахирами они устанавливали алтарь и жертвенный камень, обносили священное место традиционной каменной изгородью длиной в 180 шагов (по числу дней в году Ашхина). Только после этого поблизости от шунаха начинали ставить жилища и хозяйственные постройки, пахать землю, садить сады.
С восходом Эпсилона, который ашхинцы называли Ашваром – Несущим свет, к вратам святилища подошёл местный раиф. Это был худощавый седой мужчина в традиционном жёлтом шабане, мешковатом халате, подпоясанном кушаком, расшитым золотой нитью. За раифом семенили двое молодых ахиров – дистрофичных юношей, явно неизбалованных разносолами. Послушники несли в мешках инвентарь для священнодействий. Мастер предупредил Хаммера, что раиф часто заговаривает с ним, следуя старинной традиции, гласящей, что Ашвади в свой день общается со жрецами через убогих и страдальцев.
Так случилось и теперь. Раиф остановился напротив места, облюбованного Кирком и сказал:
– Ашвай, Шобо-йожмак.
– Ашвай, хэрме раиф, – просипел в ответ Кирк, волнуясь о том, сможет ли поддержать разговор со жрецом. Однако, когда тот заговорил, Хаммер его отлично понял:
– Почтенный, не посылал ли Пресветлый Ашвади вещих снов с благими вестями или дурными предзнаменованиями?
– Пресветлый ночью отдыхает, как и мы, дети его, – ответил заученной фразой Кирк, старательно хрипя. – Но, когда ночью онемела правая рука, мне явилась розовая луна, и я подумал, что на днях случится суховей, который может разметать сохнущее на покосах сено.
– Безмерно мудр Пресветлый, посылая знамения верным детям своим, – благоговейно промолвил раиф, осеняя себя знаком Ашвади – круговым движением по часовой стрелке вокруг лица. – Ашвай.
– Ашвай.
Раиф удовлетворённо кивнул, и вошёл в каменный круг. Ахиры покорно поплелись следом.
Они принялись раскладывать на каменном столе шунаха культовые предметы и инструменты. Культ солнцепоклонников строился на незамысловатых обрядах, поскольку вера в светлого бога была доступна для всех и не скрывала в себе никаких сакральных тайнств, как, например, культ тёмных богов. Из рассказов Марецкого и мастера Росса Хаммер знал, что сайтаки были просто повёрнуты на всяческих скрытных обрядах, секретных сборищах, зашифрованных манускриптах, тайниках с артефактами и прочей ерунде, которая никому, кроме них самих не была интересна.
Через некоторое время после появления раифа к священному кругу стал собираться народ. Первыми, конечно, появились нищие и калеки, кто своим ходом, а кто и с помощью родственников, из чего Хаммер сделал вывод, что нищенство для некоторых крестьянских семей – обычный источник дохода. Это было вполне логично, ведь ашхинское общество ещё не доросло до централизованной государственной поддержки социально незащищённых граждан. Очевидный минус феодального строя шокировал его, как всякого, кто родился и вырос в цивилизованном мире. По крайней мере, на Приме и в других земных колониях о тех, кто отдал здоровье ради процветания и безопасности общества, заботились соответствующие службы. Ни один колонист, кем бы он ни был, не оставался обездоленным и одиноким.
Попрошайничество на Стелле не только не порицалось, но и было особой стороной местного уклада жизни. Даже убогие и покалеченные ашхинские нищие до униженного выпрашивания подаяния не опускались: храня достоинство, они чинно молились за благополучие пришедших к шунаху членов общины, призывали небеса ниспослать на поля и сады жителей благостный дождь и мягкое тепло, чтобы вызрел урожай. Кирк при виде подходящей паствы тоже завёл шарманку, повторяя заученную накануне молитву Шобо-йожмака:
– Да пребудет пресветлый Ашвади на небесном престоле во веки веков, да прольётся его свет на благословенные земли Ашхина.
Глиняную плошку для подаяния он по совету мастера поставил на добрый локоть от своего коврика, а между ней и собой – курильницу с душистой смолой, которая по убеждениям крестьян отпугивала дурную болезнь. В этом, пожалуй, была своя логика, так как смола шевы при нагреве давала не только стойкий дымный дух, но и выделяла массу флавоноидов, способных укокошить большую часть летучих инфекционных возбудителей.
Когда кто-нибудь из жителей деревни подходил, чтобы бросить в плошку грошик, Кирк старался по внешнему виду определить род его занятий и выбрать подходящую молитву. Вот подошла семья земледельца: отец – жилистый смуглый мужчина с землистого цвета руками, мать – крепкая, похожая на низкорослого мужчину, но шире в бёдрах, пятеро детей от четырёхлетней крохи до парня-подростка, уже помогающего в поле.
Малышка говорила нечётко, шепелявя и коверкая слова, и Кирк с трудом разобрал:
– Мама, а если я брошу монетку йожмаку, моё желание исполнится?
– А что ты хочешь загадать, малышка? – спросил Кирк.
– Хочу на день Ашвади маленького хрижика.
– Любишь зверюшек?
– Я мясо люблю.
– Так зачем тебе хрижик? Надо взрослого откормленного хрижа загадывать, –посоветовал Кирк.
– Если будет большой, нужно будет со всеми делить, а маленький только мой будет.
– О, небо, – подняла глаза вверх мать. – Эти дети вечно голодны.
– Они ведь растут, – заступился за детишек Кирк и сказал девочке. – Дам тебе добрый совет. Вместо монетки, когда будешь выходить из круга, брось в мою чашку кусочек лепёшки, которую тебе даст на причастии помощник раифа. Ашвади сочтёт это правильным, а монетку ты сбереги, но не трать её, а жди другого дня моления. Если захочешь, то за пять недель накопишь на маленького хрижика, а если подождёшь два гага, то накопишь десять монеток и сможешь купить для своей семьи самого откормленного хрижа.
– У неё терпения не хватит, – заявил брат девочки.
– Хватит! – насупилась малышка.
– А, чтобы хватило, примите и вы совет. Чтобы ей долго терпеть не пришлось, вы тоже вместо монеток бросьте в мою чашку кусочки лепёшки, и тогда всего за два дня Ашвади у вас накопится на взрослого жирного хрижа. Сварите его в котле с кусочками мафу и тёртой хирпой, выйдет вкуснотища, пальчики оближите.
– Учитесь детки, у мудрого человека, – сказал детям отец. – Благодарю тебя хэрме йожмак.
– Пусть коснётся взор Ашвади вашей земли, пусть обильно родится зерно и не скудеют кладовые, – сказал им заветные слова Кирк.
Семья земледельца прошла ко входу в круг, а их место у чашки йожмака заняла дородная хозяюшка, от которой вкусно пахло молоком и сеном. Сзади к ней жалась дочка с грудничком на руках.
– Хэрме Шобо, – обратилась к нему доярка, – прошу тебя, помолись Пресветлому Ашвади за моего брата. Он на всю семью у нас единственный мужчина. Мой муж у князя дружинником был да в стычке с чулюками пал, зять мой едва успел на сына посмотреть и тоже в дружину попал. Попроси Светлого бога, чтобы ниспослал здоровье брату, а то ведь пока сыновья подрастут, надорвётся на хозяйстве.
– Помолюсь непременно, хэрми, – пообещал Кирк и пожелал, – Пусть молоко льётся рекой, и скот приносит приплод. Да пребудет твой брат, твои дети, племянники и дети их детей в добром здравии. Ашвай.
И так с каждым. Охотникам и рыбакам он желал полных плетёнок рыбы и зверя в ловушках, ремесленникам – чтобы в их искусстве Ашвади ниспослал им божественное вдохновение, и всем без исключения – чтобы болезни обходили их дом стороной. Простодушные трудяги верили, что молитвы прокажённого, пользующегося покровительством неба, привлекут к ним благость светлого божества.
Селяне дружной вереницей прошествовали в круг, оставив в чашках нищих немало медяков. Раиф начал традиционное молитвенное обращение к Ашвади, раскурив в расставленных по кругу чашах благовония – смесь душистых сушеных трав с какими-то пряными специями, напоминающими корицу и ваниль. Хаммер с грустью вспомнил чарующий аромат, который всё его детство неизменно расходился по всему кварталу от местной пекарни, когда старый кондитер Джузеппе выпекал по субботам восхитительную сдобу.
От ностальгических воспоминаний в реальность его вернуло ворчание пьяницы, который с расстояния в несколько шагов умудрился углядеть, что йожмаку накидали монеток вдвое больше, чем ему.
– Акчи чаха ун асэчук, – злобно прошипел нищий, что примерно переводилось, как «деньги, брошенные в выгребную яму».
Старушка с бельмами на глазах с укоризной ответила пьянчуге.
– Не гневи Ашвади, Вахай. Шобо-йожмак молится здесь дольше, чем ты в своей никчёмной жизни работал. Может быть болезнь испортила его лицо, но я слепа и не вижу этого, зато он молится от всего сердца. А смрад гнилой печени камнем висит на каждом слове твоих молитв, не давая возноситься к небу.
Соседи старушки – бывший лесоруб с изломанной рукой и истощённый беззубый старик с костылями затряслись от беззвучного смеха. Шуметь во время молитвы было непозволительно.
– Сешши, апах ащиль, – зашипел пьяница, в грубой форме советуя женщине замолчать.
Хаммер не выдержал, достал из плошки одну из грубых медных монет, поплевал на неё и, прицелившись, метким броском отправил её в плошку Вахая.
Пьяница едва не взвыл, получив такой подарок, а нищие восторженно вдохнули, удивляясь поступку йожмака. Теперь Вахай потратит полдня, разыскивая едкий щёлок, чтобы промыть все монеты. Иначе ни один торговец не продаст ему ни шербесы, ни лепёшек, ни сыра. А уж нищие позаботятся, чтобы на рыночной толкучке все узнали о том, как йожмак наказал сквернослова за то, что он обидел почтенную старушку.
– Что, что такое? – спросила та. – Вы чего заквохтали? Наффа, а ну, расскажи…
– Это, хэрми Энуш, от того, что хэрме Шобо бросил медяк в чашку Вахая, – объяснил лесоруб.
– Вот ему соль на мозоль, – хихикнула старушка. Затем она насторожилась и шикнула на коллег, – А ну, тихо… Раиф что-то про непогоду говорит…
Как многие незрячие люди старая Энуш, видимо, обладала обострённым слухом.
– Не напрягайся, а то уши заложит, – желчно бросил Вахай. – У своего корявого приятеля спроси… Это он раифу напел, что розовую луну ночью видел.
– О-о-о… – обеспокоилась старушка. – То-то мне кости второй день крутит. Буря идёт.
– Буря идёт?.. – забеспокоились другие нищие, из которых многие ютились в утлых хибарках или вовсе под навесами, сторожа общинное имущество – сельскохозяйственные инструменты, которые выдавали сезонщикам на время посевной, сенокоса или сбора урожая кормов и злаков.
– Где буря? Когда буря? Кто сказал?
– Раиф сказал, – громко объявила Энуш.
– Можете не сомневаться, буря будет, – подтвердил лесоруб Наффа. – Моя разбитая хваталка две ночи мне спать не даёт.
– И у меня башка раскалывается, – подхватил коротышка со шрамами на темени. – На сильный ветер всегда так.
Вахай, растерянно покрутив головой, плюнул и шаткой походкой направился прочь от святилища, отчаявшись вывести йожмака на чистую воду.
– Хэрме Шобо, – спросила Энуш. – Отчего не спалось тебе ночью? Моя память подсказывает мне, что в это время года Гагго проходит по небу под утро, когда спиться крепче всего.
– Выпил много воды перед сном, – старательно сипя, ответил Кирк. – Пришлось подняться спозаранку, вот и увидал, что Гагго стал как рыбья кровь.
– А спишь-то где?
– В лесу, где никому не помешаю.
– А как же звери?
– Они принимают меня за своего.
– Даже гзахи?
– Эти в друзья не просятся, двое даже съесть собирались. Но расхотели. Насовсем.
– Ох, не прост ты, хэрме Шобо, ох, не прост… – лукаво улыбнувшись, покачала головой Энуш. – Даже ни разу не рассказывал, кем был, пока к тебе болячка не пристала…
– Когда-нибудь, хэрми Энуш, когда-нибудь… – уклончиво ответил Хаммер и махнул рукой. – А сегодня за вами уже пришли.
Старушку Энуш приводил и уводил к святилищу один из зятьёв. В этот момент он как раз появился со стороны селения, ведя в поводу беххо – небольшое выносливое копытное, запряжённое в небольшую тележку.
– Ани Энуш, – обратился молодой мужчина к старушке. – Вейне велела мне забрать вас домой.
– Вейне померещилось, что я уже удобряю собой песок на погосте, – проворчала старушка, позволив усадить себя в тележку. – Пока я дышу, в доме ей старшей матерью не быть, так что распоряжаться будет в хлеву и в поле. Теперь кати меня на рынок, Химеш. Сначала я внукам булок из мелековой муки прикуплю, а уж потом можно и домой.
Хаммер тоже засобирался было на рынок, но передумал и остался, чтобы послушать речи селян о сегодняшнем обряде моления.
Люди расходились, гудя. Двое неплохо одетых мужчин даже задержались у ограды, обсуждая услышанное у шунаха.
– Раиф сказал, что буря идёт, значит надобно тюки с сеном упрятать под плетёнки, да для верности верёвками прижать.
– Да ладно тебе, два лета назад тоже всё село боялось бури, а было что?
– Что?
– Запамятовал, хэрме? Обычный ливень прошёл.
– Ну, да. А припомни, как было в то лето, когда хромой Шекин спьяну в озере утонул.
– Это когда волна поднялась до пояса? Это да, тогда тюки так ветром мотало, что их заново вязать пришлось.
- Вот и я говорю, что лучше посуетиться заранее, чем потом заново работу делать.
– Не сомневайтесь, хэрме, – обратился к ним Хаммер. – Буря идёт сюда через места, где я проходил с пилигримами к храму Пресветлого Ашвади. Там много камней, пыли и песка, и ветер, набирая на пустошах страшную силу, всасывает в себя столько бесплодного праха, что всё на его пути становиться жёлтым.
–Хэрме йожмак, – обратился к нему один из селян, по виду, заводчик масгалов – крепких животных, работающих на полях и при перевозке грузов. – А доводилось ли тебе встречаться со святым настоятелем храма?
– Святой Ямизу отпустил мне грехи и велел жить в сухих и холодных местах, чтобы болезнь не вошла в силу. Оттого я ухожу от людей в сердце колючего шевника.
– Говоришь, будет буря? – спросил его собеседник.
– Будет, хэрме, да укрепит Ашвади вашу решимость сберечь семейное добро.
Селяне, не сговариваясь, бросили в его плошку по крупной медной монете, на которые можно было сытно жить два-три дня, и с достоинством удалились.
Настроение у Кирка поднялось, и он решил, что теперь можно наведаться на рынок. Мастер объяснил ему, что монеты, собранные в плошку, он обычно отдаёт местному кузнецу, а тот, предварительно подержав деньги в щёлоке, посылает кого-нибудь из подмастерьев за продуктами. Так выходит меньше мороки, потому что самому йожмаку вводить в смущение своими деньгами торговцев – сплошная головная боль. А местному парнишке они доверяют безоговорочно.
Сам же мастер толкался на рынке исключительно ради собирания слухов и вестей с границ княжества. Сегодня Хаммеру предстояло сделать это за него.
Рынок представлял из себя несколько навесов, стоящих посреди широкой площадки на стыке улиц селения Шифеллах. Впрочем, сельские улицы стеллианской глубинки были понятием весьма условным. Единого плана застройки, как в городах-шехирах или княжеских дворцах-шраях, не было. Первые застройщики обустраивались стихийно, пригораживая к домам хозяйственные постройки и прикраивая участки, как придётся, поэтому в конце концов проходы между частными владениями, обнесёнными саманными оградами-дувами, превращались в извилистые проходы. Рынок в чём-то повторял эту особенность, поскольку торговцы, располагаясь между несколькими навесами, стремились не к эстетической красоте временных палаток и прилавков, а к тому, чтобы люди на толкучке обязательно задели их товар или хотя бы растяжки тентов и обратили внимание на иноземные яства, ткани, одежду, инструменты и другие изделия, нужные в хозяйстве.
Помня наказ мастера, Кирк расположился на плоском куске песчаника, возле навеса, построенного рядом с шербесаной – пивной, где в день Ашвади вместе с шербесой подавали и недорогие закуски. Двое уже знакомых ему фермеров тянули из глиняных кружек сладковатый пенистый напиток, который варили из перебродившей настойки на смеси зёрен емсы и обжаренных бобов ямха. Пахла шербеса как пиво, но вкусом больше напоминала рябиновую настойку. Гурманы обожали закусывать её лепёшками из шепсовой муки, замешенной с простоквашей, в которые вкладывалось вяленое мясо местной рыбы ильдиш. От запахов у Хаммера побежали слюнки, он мысленно проклял методы работы своего наставника, но потом обнаружил, что голод обостряет внимание и память. От напряжения он даже стал отчётливее понимать некоторые речевые нюансы и интонации. Даже когда к разговору фермеров присоединился купец, чья речь изобиловала неизвестными Хаммеру оборотами и жаргонизмами, он сообразил, что купец жалуется знакомцам на то, что по пути из далёкого приморского города Винхар через земли скотоводов Восходного Хаша его караван дважды чуть не разорили разбойники.
– Мне повезло, хэрме, что попутчиком моим был масгал-хаши Енхуф, – вздыхал купец.
– О-о-о, Енхуфа в Хаше очень уважают, – заметил фермер постарше. – Не шутка – он владелец самого большого стада масгалов.
– Слова твои справедливы, хэрме Инах, – согласился купец. – Енхуф кочевал к границе с княжеством Тшайри. Он и пригласил меня быть гостем в его шатре, поэтому боззо не посмели напасть, но их главарь, назвавшийся Шайхетом, подъехав очень близко, пообещал, что окажет подобающее гостеприимство, когда я поведу караван обратно. Боюсь, он затаился где-то за лесом Рихадо, чтобы подстеречь меня и ограбить.
– Грабёж – не самое страшное, хэрме Волтах, – заметил более молодой фермер. – Когда ещё был жив мой батюшка, он посылал меня с отарой беххо к масгал-хаши Каоху, чтобы выменять у него племенного самца для развода своего стада. Так вот, этот самый Шайхет тогда напал на караван, с которым я шёл, и, если бы не подоспевший разъезд княжеских дружинников, он бы без раздумий перерезал нас всех, а уж после увёз добро. Поверьте, гостеприимство боззо обходится гостям дорого, ибо они слуги тьмы.
– Да защитит нас Пресветлый Ашвади! – осенили себя кругом света его собеседники, а купец Волтах запричитал, – После вашей истории, хэрме Гарах, я не рискну отправиться через степи Хаша в одиночку. Даже крепкий наёмный отряд не справится с двумя шешенами верховых налётчиков. Я могу заплатить за охрану только двум шенам бойцов, но их просто втопчут копытами в землю. Неужто придётся дожидаться в княжеском шрае попутного каравана с наёмным отрядом ашкеров? Так ведь так я на большой торг в Халине не попаду! Ай-вай!
– Боюсь, против двух шешенов боззо и княжьи ашкеры могут не устоять, – резонно заметил Инах. – Когда я служил на границе с Закатным Хашем, у князя Аниш-афера, мы стояли заставой у брода через реку Ламкан, охраняли земли углекопов-кекеве. Так вот, тамошняя ватага боззо отняла у масгал-хаши Яшима стадо и пустила его на нас, напугав огнём. Нам повезло лишь потому, что мы сами жгли на постах костры. Масгалы растоптали изгородь, подавив свой же молодняк, а следом пошла лава боззо. Они секли караул крестьянскими косами и били дубинами, против которых кожаный доспех не спасает. Мы смогли остановить их только заготовленным заранее подъёмным гребнем из пик. Но к тому времени из шешена ашкеров осталась едва ли половина.
– А с чего вы решили, хэрме Волтах, что у этого Шайхета наберётся два шешена желхаров? – полюбопытствовал Гарах.
– Об этом сообщил Енхуфу старшина его охраны.
– И зачем ему такая ватага? – озадаченно пробормотал фермер. – Это ж целое войско! Чтобы прокормить два шешена желхов и столько же наездников, нужны запасы такого селения, как наше…
– Пресветлый Ашвади! – просипел со своего камня Кирк так громко, что Инах, Гарах, а за ними и купец привстали, чтобы глянуть через перила. Кирк, надёжно укрытый капюшоном из грубой холстины, продолжил, – Да не собрался ли этот проходимец напасть на приграничные селения? По сравнению с этой новостью буря – сущий пустяк! Её-то пережить можно, а вот если боззо прорвутся через заставу князя, они уведут стада, разграбят хутора, а если их не остановить, то пожгут поля и пастбища Шифеллаха и окрестных сёл!
После этого, с удовлетворением отметив суету на рынке, вызванную известием о большом отряде боззо, Хаммер обменял собранные деньги на котомку с продуктами у кузнеца и поторопился было к мастеру, но прямо у калитки его перехватил высокий мужчина в одежде лесоруба и со знакомым эгнаком на плече.
– Далеко ли спешишь, хэрме йожмак? – с усмешкой спросил он Кирка, для маскировки сгорбившегося и тяжко опирающегося на посох.
Хаммер счёл удачей то, что его лицо было скрыто капюшоном, потому что вид у него в эту секунду наверняка был глупый. Мастер Фридмен окинул его озорным взглядом своих стальных глаз и заметил:
–По-моему, с перевоплощением вы справились отлично, а как со сбором информации?
– Только что узнал, что в районе Рихадо концентрируется верховой отряд количеством до двухсот рейдеров.
– Кто видел?
– Купец Волтах чуть не попался им в степи, добрался до границы под прикрытием масгаловода, а теперь трясётся, как напуганный хрижонок, потому что главарь обещал его дождаться.
– Ладно… – кивнул мастер. – Я тоже кое с кем пообщался, пока дрова банщику рубил. Данные совпадают. Мне сообщили, что недалеко от княжеской заставы уже две недели крутятся какие-то тёмные личности. Думаю, боззо готовят прорыв, и нам нужно придумать, как их тормознуть. А теперь пойдём в кузню, расскажете, как прошло знакомство с селянами.
Он затащил Кирка к кузнецу, и тот от удивления чуть не уронил себе на ногу подмолоток. Настоящего Шобо он не раз видел без грима и знал, как светлоглазого посланца небесного воинства, ищущего скрытых врагов Ашхина. А тут оказалось, что под личиной йожмака к нему сегодня заявился ещё один пришелец.
– Да не моргай ты, Гендар, – махнул рукой мастер. – Как тебе мой ученик? Здорово мной прикинулся? Знакомься – это мой земляк. Зови его Эгнаком.
Спустя час мастер знал всё, что произошло с Хаммером в первой половине утра. Он от души повеселился над тем, как Кирк проучил завистливого Вахая, похвалил его за выдумку с обменом монет на лепёшки с причастия, очень внимательно выслушал рассказ купца Волтаха о его встрече с предводителем степных рейдеров.
– Наверно, было бы правильно вернуться к хижине и выйти на связь с командиром нашей заставы, – принялся рассуждать Фридмен. – Но нам нужно убить двух зайцев: без поддержки дружины князя нам не обойтись. Поэтому нам ничего не остаётся, кроме как взять внаём пару скакунов и двинуться в разных направлениях.
– Но я ещё ни разу в жизни не ездил верхом!
– Не беда, найдём желха, который знает дорогу и поскачет по памяти.
– Разве так бывает?
– Ещё как бывает, желхи – самые умные копытные Ашхина, – успокоил Кирка мастер и окликнул кузнеца, – Гендар! Ты ж тут всех знаешь. Подскажи, кто в сторону Рихадо часто верхом мотается?
– Оттуда Ведех хворост возит чуть не каждый день. Только он на возке возит, его желхинка к седлу не приучена. Зато толковая, пару раз Ведеха сама домой привозила, когда тот с лесорубами надирался. Вы к нему не ходите, он не самый сговорчивый мужик. Я сейчас сам с ним поговорю, а ещё лучше, с вами скатаюсь.
– С Эгнаком и скатаешься, – поправил мастер Фридмен. – Мне в другую сторону.
– Это куда? – удивился кузнец.
– Князю надо сообщить весть важную.
– А с Эндай-афером когда успел знакомство свести? – выпучил глаза Гендар.
– Было дело, – неопределённо ответил мастер. – Но это не от хорошей жизни.
Батарея
Миновав извилистую улицу, которую селяне называли Садовой, земляне очутились среди цветущих садов. На их границе они разделились. Кирк вместе с Гендаром покатили на возке на юго-восток, в сторону лесного массива в урочище Рихадо, а мастер Фридмен для которого у соседа лесоруба Ведеха за щедрую плату нашёлся ещё один желх, взял круто на юго-запад, где стоял княжеский шрай – укреплённый дворец.
Возок тянула лопоухая желхинка, смирная скотинка жёлто-коричневой масти, напоминавшая лошадь лишь ростом и походкой. Во всём остальном она больше напоминала ожившую плюшевую игрушку. Покрытое мягким коротким пушком тело было круглым и покатым, словно это было не рабочее животное, постоянно находящееся в движении, а музейный экспонат, по непонятным причинам сбросивший оцепенение чучела. Даже Кирк, не считавший себя знатоком сельскохозяйственных животных, счёл, что ей приличествовали бы чётко выделяющиеся мышцы хотя бы на ногах.
Несмотря на сомнения землянина в пригодности животного к работе гужевой тягой, желхинка бодро семенила по накатанной пыльной дороге, змеящейся двумя колеями с травянистой серединой в сторону маячивших ближе к горизонту холмов. Леса видно не было, по словам кузнеца, он прятался где-то в распадках. Кирк глазел по сторонам, пытаясь представить себе местность в виде карты. Правее дороги широко раскинулись вспаханные поля, пушащиеся нежно-зелёными всходами местных злаков, левее, прячась за рыжевато-сизой стеной тростника, тянулось большое озеро.
– Рыбу в озере ловите? – поинтересовался Кирк у начавшего дремать кузнеца.
– В Тшайхуле-то? – встрепенулся Гендар. – Рыбы тут не меряно. В плетёнки вьюны с плоскобоками заходят, в тростнике острозубка с дергуном на тёртую монетку берут, а на песчаных отмелях с факелом щекотунчиков можно целыми стаями холстиной черпать. Бестолковые, лезут на свет толпой, гаггово семя, но вкусные, просто удержу нет. Начистишь их полный горшок, стаканом сметаны сдобришь, а сверху – слой сыра, чтобы расплавился и запечатал. Такое кушанье выходит, м-м-м!
Кирк пообещал себе, что обязательно отведает такую вкуснятину, когда удастся решить проблему с бандитами.
Желхинка, мягко постукивая копытами по высушенной Эпсилоном глинистой почве, докатила возок до подножия холмов. Тут дорога начала вилять то вправо, то влево, огибая волнообразные подошвы возвышений. Вскоре Кирк понял, что холмы пересекают степной участок несколькими валами, между которыми прячутся урочища с речушками, озерцами и лесными массивами. Миновав пару из них, путники очутились на просторном плоском участке, ограниченном с двух сторон каменными останцами. У подножия того, что причудливой башней возвышался над травяным морем слева, поблёскивали хромированным металлом стволы орудий, доставленных с орбиты для заставы миротворческих сил.
– Нам туда, Гендар, – показал на останец Кирк.
– Я там ни разу не был, – оробев, сказал кузнец. – Нас не поразят небесные громы?
– Тебе ли бояться? Ты же кузнец – хранитель секретов огня и света.
– Но солдаты с неба наших правил не знают.
– А я, по-твоему их откуда знаю?
Гендар удивлённо заморгал, повернувшись к Кирку, сбросившему капюшон. До кузнеца дошла нелепость ситуации, и он захохотал. Но просмеявшись, спросил:
– Ты тоже солдат?
– Солдат, хэрме Гендар.
– Простой солдат или десятник?
– Постарше.
– Полусотник?
– Был и полусотником, когда служить начал.
– Шешеном командуешь?! – изумлённо распрямился кузнец, округляя глаза.
– По-нашему это называется «рота», – объяснил Хаммер. – Это два шешена воинов, способных драться с пятью шешенами боззо, а в придачу полдесятка воздушных кораблей, а на них есть метатели грома, которые могут сделать вон тот холм ровным местом.
– Ай-вай! – всплеснул руками Гендар. – Для каких же врагов вы скопили такую силищу?
– Ты удивишься, но самыми опасными врагами пока остаются свои же, несогласные идти общим путём.
– У вас так же, как на Ашхине, есть тёмные?
– Да, хэрме, по-другому их не назовёшь. Самые настоящие тёмные. Слушай, а где повернуть можно? Тут что-то дорога как в канаве идёт.
А во-он там на ровное место выходит, там и съедем.
До заставы оставалось метров двести, и Кирк заметил, как возле караульного появился офицер с биноклем. Даже с такого расстояния было заметно, как между окулярами линз мигнул огонёк электронного сканера, позволяющего на расстоянии оценить вооружённость приближающейся цели во всех подробностях. Офицер убрал оптику и отошёл вглубь укрепления.
Кирк использовал возможность оценить мастерство фортификации. Периметр оборонительных сооружений заставы согласно уставу, был выполнен в форме гексагона, и каждая его сторона имела дзот для наблюдения и возможных боевых действий. Снаружи была заметна лишь небольшая насыпь, искусно заложенная дёрном с пучками сухой травы, да опытный глаз Хаммера углядел сквозь траву пару хорошо замаскированных дикими злаками стрелковых гнёзд. Орудия, установленные у подножия останца, специально маскировать не стали, мало того, намеренно надраили все полированные части так, чтобы их блеск был виден за милю. Подобно древним доспехам это была демонстрация силы и мужества защитников рубежа.
* * *
Когда их возок приблизился к брустверу на расстояние полсотни метров, караульный снял с плеча штатный шокер, способный вырубить животное размером и весом с их желхинку, и, держа его на локте, предупредил остальных о приближении гостей. Со стороны орудий вновь появился офицер. Он был в лёгкой кевларовой амуниции, какую использовали, в основном, федеральные гвардейцы, что удивило Кирка. На инструктаже им сообщили, что служить придётся в лёгкой полевой форме, как в тренировочном лагере, и кевларовый броник с пуленепробиваемым шлемом смотрелись на фоне мирного пейзажа Стеллы по меньшей мере излишеством.
Офицер включил усилитель и с небольшим акцентом произнёс:
– Дур арбаш, тэх башик явач.
– О, – удивился Кирк, – он по-нашему болтает, правда как-то коряво!
Гендар выпучил на него глаза и проронил:
– Похоже на говор хашни. Он велел оставить повозку и медленно подойти одному из нас.
– Грубоват язык у степняков, – покачал головой Кирк и, приблизившись, обратился к офицеру, – Что, без формы меня уже и не узнаёшь, капитан?
– Кибоко матако! – воскликнул удивлённо капитан Мадикана.
– Шикаму, рафики, – приветствовал его Кирк на родном языке.
– Шикаму, – кивнул Мадикана и отвесил челюсть. – В тебя на гипнопедических курсах сколько языков впихули?
– Базовый ашхини, – усмехнулся Кирк. – На суахили я научился болтать на Приме. У нас на стадионе работал медиком отличный весёлый парень по имени Теренс. Вот от него я и нахватался словечек.
– Тебя-то как сюда занесло?
– С разведкой работаю.
– Э-э… Я думал, что ты торчишь в такой же дыре со взводом салаг и жрёшь таблетки от диареи. От местной воды в брюхе такое творится! Не к столу будет сказано, несёт с реактивной тягой. Мы с парнями толчок за первые сутки докрасна накалили. Если так пойдёт, мы запас бумаги за неделю изведём.
– Это погано, хотя, если припомнить наши прежние места назначения, то так было каждый раз.
– Каждый, – согласился Мадикана. – Только раньше таблетки тормозили дерьмогеддон за сутки, а тут мы уже неделю подрываемся. Даже угольные фильтры не помогают.
– Я разузнаю у местных, может быть, удастся подыскать какое-нибудь средство от этой заморочки, – пообещал Хаммер.
– Благодарю. Но ты-то, ты-то ради чего трясся на этой таратайке? Что такого срочного стряслось?
– По сведениям местных недалеко отсюда банда рейдеров готовит прорыв. Там двести рыл на скакунах, и если они попрут лавой, то наверняка через этот участок.
– Это не проблема, – махнул рукой капитан. – У нас это поле полностью пристреляно. Здесь мышь не проскочит.
– Мыши, друг мой, здесь не водятся, – заметил Хаммер. – Здешние грызуны очень осторожны, поэтому роют разветвлённые норы. У меня есть подозрение, что бандюки могут пойти на прорыв малыми группами в нескольких местах.
– Это плохо, – сказал Мадикана. – Тогда наше сидение здесь просто не имеет смысла. Я тогда даже не представляю, чем мы можем быть полезны. У нас личного состава всего тридцать человек, из которых боевой опыт имеют только трое: я, сержант Делаторре и младший сержант Пятко. К тому же у нас и оружия-то нормального нет. Шокеры, пара дробовиков да куча пневматики, бьющей на полста метров резиновыми пулями. С таким арсеналом самим бы отбиться, если заварушка назреет.
– М-да, а мы-то думали, тут курорт какой-то, – покачал головой Кирк.
– Я бы предпочёл оказаться где-нибудь на переднем крае, – хмуро согласился Мадикана. – Чтобы враг был конкретный и понятный, чтобы можно было сойтись с ним в смертельной схватке и выяснить, у кого хребет крепче. Точно адмирал сказал – это самое сложное задание из всех, что мне выпадало.
– Нам, Люк, нам, – вдохнул Кирк. – Причём, боюсь, самое трудное ещё впереди. Мы только-только начали хлебать жульен калошей.
– Что такое калоша? – спросил Мадикана.
– Ты, что ли, книжек детских не читал? – усмехнулся Хаммер.
– Какие книжки, Кирк?! – фыркнул тот. – У нас в Нью-Вавилоне букварей не хватало. Мне просто повезло, что я к миссии Красного Креста в столице прибился. Там хоть читать и писать научили, да потом в электромеханическую мастерскую пристроили. Я с Аринны на контрабандистском челноке смотался, чтобы в федеральную колонию попасть.
– Ну, тогда у вас там калош точно не найти, – усмехнулся Кирк. – Это такая резиновая обувь против непогоды. На Аринне, как я слышал, довольно жарко.
– В местности, где я жил, дожди шли раз в три года. Триста дней подряд засуха, а потом сорок дней – ливень с наводнением.
– Сурово.
– Сурово…
– Разрешите доложить, – обратился к капитану сержант, выскакивая на площадку из вкопанного в песчаник бетонного бункера.
– Что там, Карл? – спросил Мадикана.
– Со стороны княжеской заставы к нам движется группа всадников.
– Ага, – оживился капитан, поднимая к глазам бинокль. – Ашкерам понравился наш растворимый концентрат.
– Ты о чём?
– По законам гостеприимства визитёрам предлагают какой-нибудь напиток, – пояснил Мадикана, иронично усмехаясь. – Когда патруль приехал знакомиться, мы угостили их разведённым концентратом сока. Теперь они заглядывают к нам чуть не каждый день. Похоже, чуваки подсели на нашу химию. М-м-м, знакомые доспехи… А это ещё кто?
Кирк и без бинокля разглядел в облачке пыли, клубящемся метрах в трёхста от заставы, желхаров, торопящихся в их сторону. Он на всякий случай натянул на голову капюшон и ссутулился.
Вскоре всадники подскакали к бугорку у подножия останца. Двое из них спешились рядом с возком, на котором с круглыми глазами сидел кузнец, и быстрым шагом стали подниматься на бруствер.
– Десятника знаю, – пробормотал Мадикана, – а второй, кажется, землянин.
– Это мой наставник, – сказал Хаммер. – Натаскивает меня перед операцией. Не удивляйся, я побуду в маскировке.
– Ашвай, – приветствовал гостей Мадикана.
– Ашвай, – коротко отсалютовал десятник, приземистый широкоплечий мужчина с очень загорелой кожей и покрытыми сеткой шрамов руками.
– Ашвай, капитан, – без обиняков перешёл к делу Фридмен. – Я резидент Федеральной службы безопасности Росс Фридмен, и сегодня утром у меня появились данные о готовящемся прорыве кочевников через границу княжества. Поскольку эту часть территории защищает ваше подразделение, я уполномочен просить вашего содействия.
– Вы понимаете, что по Уставу я должен связаться с командованием? – спросил капитан.
– Безусловно, – кивнул Фридмен. – Прошу вас, не медлите. Патруль шеннара Файдаха сегодня утром встретил у реки Рихадо перепуганных лесорубов, которые снабжают княжеский шрай дровами. Они видели возле вырубки разъезд боззо, и самый молодой из них увязался за ним. На большой поляне в глубине урочища он видел табун желхов, а ещё один отряд сегодня утром замечен у переправы напротив шрая. Думаю, что к вечеру они нападут на крепость, чтобы отвлечь ашкеров на оборону княжеского дворца, а тот отряд, что остался в урочище, пошлют на разграбление сел и хуторов за холмами.
– Думаете, пойдут здесь? – спросил Мадикана.
– Не сомневаюсь. Это поле – ворота в сердце княжества. Там десяток хуторов и четыре крупных селения. Рейдерам есть, чем поживиться. По моим подсчётам, они за один налёт могут угнать не менее двухсот голов скота и разграбить общинные амбары, в которых уже собран первый урожай этого года. В княжестве Яххе так поступали перед вторжением войска кочевников: малые отряды грабили приграничные селения, чтобы сформировать обоз для основных сил. Попутно запугивали население и изматывали приграничные гарнизоны.
– Идёмте со мной, – позвал Мадикана и кивнул выскочившему сержанту, который тащил пятилитровый кожаный бурдюк для прискакавших всадников. – Спасибо Карл, пошли пару парней с водой, чтобы напоить скакунов. И гляди в оба, с юга возможно нападение.
– Понял, – кивнул сержант и улыбнулся десятнику, – Ашвай, хэрме Файдах.
Хаммер огляделся, изучая имеющиеся в наличии орудия. На южной части площадки был установлен четырёхствольный рельсотрон со штурмовика «Файрдрэгон», снятого с производства и переданного на эксплуатацию гражданским службам. Установки его главного калибра, несмотря на малую мощность, до сих пор были в ходу, как средства противометеоритной защиты на космических станциях. В плотной атмосфере их снаряды немного теряли в скорости, однако убойность их была столь велика, что стрелять из них болванками было просто не по чему. Самой опасной силой на феодальном Ашхине были всадники, поэтому в качестве снарядов для рельсотрона использовались пластиковые капсулы, набитые самовоспламеняющейся смесью.
Ещё одно орудие, установленное на площадке, было плазмотроном с лазерной накачкой. В реальных боевых условиях плазмотроны применялись лишь в вакууме, и их задачей был поиск слабых мест в броне противника, а также дезориентация прицельных систем. В атмосфере, где плазма нестабильна, основной функцией этого орудия было ослепление живой силы.
Сержант Делаторре, напоив десятника разведённым соком, спустился к подножию холмика, где четверо всадников разминали ноги, давая передышку своим скакунам. Хаммер, присмотревшись, нашёл, что у этих желхов мускулатура имеет ярко выраженный рельеф. Разглядывая ашкеров, Хаммер пришёл к выводу, что клинки не являются штатным оружием княжеской дружины. Меч был только у десятника, у других воинов к поясу были прицеплены топоры с секировидными лезвиями, что-то вроде фальшионов с острыми шипами на конце лезвия, направленными в противоположные стороны, а то и вовсе дубинки-шестоперы. В седельных сумках желхов Хаммер заметил хвосты метательных дротиков. Вооружение было самым незамысловатым, да и доспехи по уровню вполне ему соответствовали: дубленая кожа в несколько слоёв, местами даже проклёпанная или усиленная накладками. Вероятно, были и тяжёлые модификации, рассчитанные на лобовые столкновения с основательно вооружённым противником, но для стремительных верховых сшибок этот вариант, пожалуй, подходил больше.
И ещё Хаммеру пришло в голову, что кевларовые доспехи караульных и Мадиканы должны были произвести на ашкеров определённое впечатление. По крайней мере, в таком виде десантники с точки зрения местных выглядели внушительнее, чем в обычной полевой форме.
Из бункера наружу вышли двое рядовых с вёдрами воды. Они уставились на опирающегося на посох Хаммера, и один из них буркнул:
– Блин, а это что за чучело?
– Да это местный, он приехал к командиру с сообщением, – пояснил ему товарищ и вежливо кивнул Хаммеру, – Ашвай, ата.
– Эсен зис, энлер, – смиренно ответил Хаммер, что в переводе означало примерно «и вам не болеть, салаги».
Рядовые понесли воду желхам даже не обратив внимание на его слова. Это вполне понятно, солдат не гоняли на гипнопедические курсы, как офицеров, и фразы, которые они заучили, были минимальным разговорным набором для адаптации среди аборигенов. Остальные фразы они просто не понимали, как попугаи не понимают человеческую речь, запоминая отдельные слова рефлекторно и используя по ситуации.
Кирк тоже спустился с холма, чтобы успокоить растерянного Гендара.
– Что там? – спросил кузнец. – Какие вести привёз Шобо из шрая?
– На границе неспокойно. Хм, ты называешь его Шобо, но сегодня его роль играю я, – заметил Хаммер.
– Ты прав, Шобо – прозвище по его постоянному занятию, – пожал плечами кузнец. – Шобо – гонимый бедами бродяга, убогий, калека. В сегодняшнем облике он уже давно не появляется на людях, потому что они не доверяют светлоглазым.
– Но как это понять? Ведь у пророка Яури были светлые глаза! Почему светлоглазых людей считают чужаками?
– Но Яури тоже был чужаком, – развёл руками Гендар. – Мудрецы говорят, что наши предки часто рождались с серыми, а некоторые даже с зелёными и небесно-синими глазами, а волосы у некоторых были подобны высохшей траве. Но на благословенные земли Ашхина из тьмы сошли злые боги и отравили кровь и души людей. Глаза наши стали тёмными, и мы стали видеть вокруг больше зла, испытывать друг к другу недоверие и зависть. Яури показал нам путь из тьмы, но своим так и не стал. Ты разве не слышал, что его казнили, бросив в яму с ядовитыми джихами?
«Надо же, – подумал удивлённо Кирк. – У каждого народа появляется свой Христос. Неужели путь к добру и справедливости всегда лежит через чью-то жертвенность, через боль, унижения и смерть?»
* * *
На площадке появились Мадикана и Фридмен. Они вместе с десятником спустились к повозке, и мастер рассказал:
– С орбиты сообщили, что следят за этой группировкой уже неделю. Они трижды уходили в хашские степи и каждый раз разоряли одно из кочующих семейств скотоводов. В восточной части урочища они прячут большое стадо масгалов и амлаков, отару беххо и табун желхов, а двумястами километрами южнее границы наблюдается движение крупного отряда всадников. Судя по скорости движения, через день войско подоспеет сюда, так что передовой отряд может двинуть в атаку уже сегодня. Нужно быть наготове.
– Я объявил боевую готовность, – сказал Мадикана. – А на случай, если граждане бандиты решат проскочить мимо нас в сумерках или темноте, установлю детекторы движения и подключу их к сканерам охранной системы.
Капитан обратился к десятнику на местном наречии:
– Хэрме Файдах, боззо могут скакать ночью?
– Желхи в темноте видят плохо и могут сломать ноги в норах влешек. Но если боззо выступят с восходом луны, нападения можно ждать и ночью.
– Они постараются проскочить это место засветло, – высказался Хаммер голосом Шобо. – Отсюда до ближайшего селения около часа езды верхом. Если выступить в сумерках, то там они будут уже ночью, а тащить награбленное в потёмках крайне неудобно.
– С нашей точки зрения это удобнее, но северные кочевники, наоборот, предпочитали нападать ночью, – заметил Фридмен. – Они поджигали несколько домов или сеновалы, селяне впадали в панику и не сопротивлялись, пытаясь спасти родных из огня.
– Что ж, Кирк, мы сделали, что могли, и теперь можно поворачивать обратно, к тому же мы обещали хэрме Ведеху нагрузить возок дровами. Давайте-ка отправимся во-он к тому леску между холмами, на его опушке наверняка найдётся пара сухих стволов. Капитан, я останусь на радиосвязи, если степняки решатся на прорыв, сообщите мне.
– Непременно, сэр, – пообещал Мадикана. – Счастливо добраться.
Оставив заставу и поле между холмами позади, земляне с кузнецом углубились в небольшую долину между ближайшими холмами. В её глубине виднелось скопление деревьев и даже рощица тростника-екко, обожающего воду.
Тростник не обманул их ожидания, и вскоре среди песчаных складок почвы они увидели блестящие струи весёлого ручейка. Желхинке стало трудно тащить возок по песку, и кузнец вывел её на пологий травянистый склон.
– А далеко отсюда этот лес Рихадо? – спросил Кирк.
– За этим холмом стоит ещё один, скалистый. Его называют Хребет Рихадо, – кивнул Гендар. – Он стеной возвышается как раз над тем урочищем. С юга урочище ограждает пограничный холм, дальше уже степи Хаша. Там владения Великого Хашшара Восходного Хаша.
– А через Хребет можно проехать? – полюбопытствовал Кирк.
– Птицелов Нахмет как-то рассказывал, что ближе к истоку речки Рихадо есть удобный распадок, но до него нужно вести желха в поводу, потому что ниже него осыпи и каменистый склон.
– Нельзя исключать и этот путь, – заметил Фридмен. – Хотя для маршевого броска он не годится, скорее для контрабандистов. На месте боззо я бы предпринял попытку проскочить поле между холмами ночью, когда с неба светит Гагго. Они ведь наверняка отираются в урочище не один день, а может быть, и не одну неделю, так что должны понимать, что застава там не для красоты. Не исключено, что они видели, как проходит пристрелка орудий.
– Пожалуй, так и было, – согласился Кирк. – А на саму заставу они не нападут?
– Это возможно, такие прецеденты были на границе с Жидрахом, но там наши парни дали рейдерам решительный отпор, посшибав их из сёдел резиновыми пулями.
– И теперь местные знают, что мы не убиваем, а стараемся отпугнуть, – покачал головой Хаммер. – Этак они и уважать нас перестанут.
– Не стоит недооценивать нелетальное оружие, – ответил мастер. – Когда ты мчишься на всём скаку, и в тебя или желха со скоростью звука попадает кусок резины, это кончается очень жёстким падением, так что вряд ли среди разбойников было много уцелевших, чтобы хвастать: «В меня попали небесным громом, а я – как свеженький кумаш».
За разговором спутники добрались, наконец, до опушки леса, и зоркий кузнец сразу приметил ещё не сгивший ствол менхара, сваленного ветром.
– Ну, что, ученик, пора оправдать свой новый позывной, – сказал Хаммеру мастер, снимая с седла притороченный эгнак, который помогал ему играть роль бывшего наёмника, подавшегося в лесорубы. – Сегодня я поработаю другим инструментом.
В возке оказались топор и ручная пила наподобие ножовки. С помощью этих орудий они споро разделали ствол на чурбаки вместе с сучьями, заполнив половину возка.
– У нас ещё есть время, – заметил мастер Фридман. – Давайте разделаем ещё одну валёжину.
Провозившись ещё минут сорок, они загрузили возок, перехватили дрова верёвками и двинули к дороге. Там, где её пересекал ручеёк, они остановились, чтобы напоить желхов. Кирк оглянулся в сторону останца, до которого от этого места по прямой было около полукилометра. И тут что-то привлекло его внимание на юге. Где-то за горбом пограничного вала холмов в белёсое небо вздымалось непонятное облако. Не то дым, не то пыль застилали далёкие кучевые облака, окрашенные тёплым золотом Эпсилона. Было отчётливо видно, что облако образуют несколько более плотных столбов, поднимающихся на некотором расстоянии друг от друга.
– Что это там? – спросил он, указывая на юг.
* * *
Мастер и кузнец оглянулись и онемели. Фридмен потянул своего скакуна за уздечку и крикнул:
– Кочевники совсем рядом, и передовой отряд вот-вот пойдёт на прорыв!
– Глядите! – воскликнул Гендар, показывая на юго-запад, где из-за холма повалил жирный чёрный дым. – На княжеский шрай напали!
– Поторопимся! – призвал их Фридмен, – У нас остаётся мало времени! Нужно поднимать народ, чтобы прятали семьи и готовили оружие.
– А у князя большая дружина? – спросил Кирк.
– Если собрать с окрестных застав и пикетов, то тысяча наберётся! – ответил мастер, вскакивая в седло. – В самой крепости ещё пять сотен!
– Этого мало! – ужаснулся Кирк. – Кочевники сметут их!
– Князь опытный военачальник, а его ашкеры одинаково хорошо бьются верховыми, пешими и на стенах. Кроме того, из столицы Ашхина он недавно привёз несколько приспособлений для борьбы с осаждающими. Шрай выстоит!
– А селяне?!
– Вы ещё не знаете здешних селян! Многие мужчины Шифеллаха имеют опыт службы в дружине или в наёмных отрядах. Возьмите хоть Гендара! Кузнецом он стал в отряде князя Хениш-афера, отца нынешнего князя. Дружина Хениш-афера отбивала кочевников трижды ещё до того, как в Ашхине объявились мы.
– Ты воевал? – удивлённо посмотрел на Гендара Кирк.
Тот хлопнул себя по предплечьям, замотанным плотной холстиной, чтобы вылетающие из горнила искры и окалина от закотовок не обжигали кожу, и кивнул:
– Десять лет назад был ашкером в шрае, а когда ногу дротиком пропороли, выучился у тамошнего оружейника кузнечному делу. А знаки показывать не люблю. Мне моя кузня больше нравится, чем служба в дружине. В последний набег степняков большая часть моих товарищей полегла, и я с горя ушёл из-под руки князя в общину.
Гендар нетерпеливо дёргал вожжи, но развить большую скорость желхинка, тащившая теперь полный возок дров и двух взрослых мужчин, уже не могла. Мастер махнул рукой и крикнул:
– Я поеду вперёд!
В этот момент позади них раздались вздохи орудийных стволов, а следом – громкий треск, словно рвалось пополам огромное полотно. Они обернулись и увидели, что через поле, поднимая пыль, мчится цепь всадников, а со стороны заставы в их сторону несутся сверкающие искрами сгорающего пластика капсулы рельсотронных снарядов. Они ложились прямо под ноги скачущим рейдерам и с резким треском вспыхивали ярко белыми букетами огненных цветов.
– Это небесный гром?! – восхищённо спросил Гендар.
– Это снаряды со специальной начинкой, – объяснил ему Кирк. – Она загорается, когда лопается оболочка.
Боеприпас с пирофорной смесью, в отличие от болванок и фугасных снарядов не создавал ударной волны, он засыпал зону поражения воспламеняющимся порошком и вызывал пламя, которое трудно погасить.
Первый же залп из четырёх стволов установки произвёл потрясающий эффект: по всей цепочке набравших скорость всадников полыхнуло пламя, желхи с испугу начали падать, сбрасывая наездников. Горели плащи и потники, волосы и гривы. Животные и их хозяева метались в ужасе, не в силах погасить горение тонкой порошковой смеси, въедающейся при ударе в ткань, шерсть и даже кожу. Задняя цепь на полном скаку налетела на кувыркающуюся первую, и на поле воцарился ад, в который последователи тёмных богов торопились погрузить Ашхин.
Капитан Мадикана для верности скомандовал ещё один залп, заставив уцелевших драпать с такой прытью, что пешие обгоняли верховых.
– Атака захлебнулась, – констатировал мастер Фридмен и дал шенкелей своему скакуну. – Не мешкайте! Если подоспеют степняки, застава может не устоять!
Гендар с удвоенной энергией продолжил хлестать вожжами едва отдышавшуюся желхинку, и скоро повозка выкатилась из холмов на ровное пространство озёрной долины.
– Шобо первым делом будет поднимать народ в Шифеллахе! – сообщил кузнец, перекрикивая дребезжащее громыхание колёс по сухой глине. – Нам надо заглянуть на ближние хутора, предупредить, чтобы они хотя бы ушли с детьми на озеро! Туда боззо не полезут!
– Воды боятся? – не понял Кирк.
– Желхи пугаются топких мест! В степи в сырых низинах водятся ядовитые гады!
– Ясно, тогда едем к хуторам!
Бог неудачников
Одна из стоящих особняком ферм попалась на пути уже через десять минут. Гендар лишь немного свернул с накатанной дороги, и они очутились между заросшими ягодным кустарником бугорками, где, скрытые от глаз, прятались три низких домика из саманных кирпичей, сеновал и пустующие в дневное время хлев для амлаков и загон для беххо.
– Ты их знаешь? – спросил Кирк.
– Я в этих краях с детства, так что всех знаю. Это хутор скотовода Мигая, он тут с семьями сестры и брата живёт. Двое мужчин, четверо женщин, несколько подростков и десяток ребятишек. Поправь накидку… – буркнул кузнец и тут же громко крикнул, – Нами-и-ин!!! Манал-а-а!!!
Из ближних домов выскочили женщины в фартуках, из дальнего высунулась едва одетая молодуха, кормящая грудничка, в воротах сеновала показалась гурьба разновозрастных детишек.
– Хэрме Гендар! – узнала гостя одна из хозяек. – Ты чего кричишь?
– Беда! С юга степняки прут! У князя уже бой идёт, вам надо у озера спрятаться…
– А-ай-ва-ай! – завыла одна из женщин, и Кирк узнал в ней доярку, которая утром просила его помолиться за здоровье брата. – Лимиля, собирай пелёнки!
Вторая женщина начала организовывать детей:
– Жолка-а, беги сюда! Шанни, где братья? Сюда их, живо! Дида, кидай в мешок лепёшки да апплы с аншуном побольше, на полке мешок с ямхом не забудь!
– Отец-то где? – спросил Гендар у пробегавшего мимо подростка.
– Амлаков пасёт, – коротко ответил тот и помчался выполнять поручение матери.
– Сам-то куда, Гендар? – спросила хозяйка постарше.
– Народ надо поднимать, – ответил кузнец. – По пути ещё к Имадаю заверну – и в село. А вы в тростник уходите.
– За нас не бойся, – успокоила женщина, – У Мигая в тростнике плоты спрятаны, мы на них от берега отойдём, там и дротиками не достанут.
Гендар кивнул и погнал возок между домов, и через минуту они снова тряслись на колеях в сторону зеленеющего в дымке садов Шифеллаха.
– Успеем? – с беспокойством спросил Кирк, понимая, что с момента, когда они наблюдали между холмами фейерверк, прошло уже больше часа.
– Успеем предупредить Имадая, – сказал кузнец. – А дальше, как повезёт. Если боззо рискнут ломать ноги в обход заставы и проберутся через холмы на ту сторону озера, то они сразу поскачут к Шифеллаху, а там уже Шобо народ поднял. А вот ежели степняки прорвутся мимо небесных громов и шрая, то нас только темнота спасёт.
– Так до темноты ещё как до Гагго пешком! – заметил Кирк.
Кузнец, повернувшись к светилу, кутающемуся в дымку, выставил перед лицом пятерню, определяя примерное время суток. Потом кивнул:
– Закат ещё не скоро, но до темноты придёт буря. Разве не видишь, какая мгла на западе? А над головой перья ветра – верный признак. Раиф на молении предрёк бурю, и буря придёт.
– Чем это нам поможет?
– У нас, на юге Тшая, ветер такой, что в двух шагах из-за пыли ничего не видно. Боззо найдут дома и амбары, может быть, вскроют кладовки и погреба, но им будет не до нас.
– Да ниспошлёт Пресветлый Ашвади самую грозную бурю на головы нечестивцев! – искренне сказал Кирк.
Гендар коротко засмеялся и завернул желхинку налево, чудом не пропустив в траве на обочине едва заметный поворот. Желхинка почувствовала небольшой уклон и потрусила резвее. Ехать пришлось не менее километра. Семейство Имадая жило на самом краю общинных земель, в лачуге, которая, по мнению Кирка, была совершенно непригодна для жилья.
Когда Гендар начал звать хозяев, из лачуги на улицу вышли те самые люди, с которыми Кирк познакомился у священного круга: крепкая темнолицая женщина и четверо её детей. Правда к шунаху они приходили хоть и в неяркой, но хотя бы незаношенной одежде, а здесь предстали перед Кирком в своих повседневных обносках. Их жильё и надворные постройки были под стать хозяевам. Видимо, эти крестьяне были совсем бедными, впрочем, возможно, у отца семейства просто не хватало времени и сил, чтобы заниматься хозяйством. Он наверняка пластался в поле вместе со старшим сыном от рассвета до заката. А с малолетками скорее всего приходилось возиться жене, а сидя с детьми много не нахозяйствуешь.
– Анха, Имадай с Веншей в поле? – спросил Гендар у женщины.
– Пробуют распахать межу на глиняном холме, – сообщила та.
– Собирай детей, скоро сюда прискачут боззо, и нужно успеть спрятаться.
– Боззо?! – всплеснула руками крестьянка. – Как же? Как же мы?.. У нас и взять-то нечего!..
– Боззо могут отнять у тебя детей, Анха. Увезут в кочевье, будут бить, морить голодом, а потом продадут в порту работорговцу, который возит малолетних рабов в Жидрах или ещё хуже – на острова Костогрызов.
Женщина затряслась и, прижав к себе дочку и шестилетнего сына, тихонько заскулила.
– Что ты дрожишь?! – рассердился кузнец и прикрикнул на братьев постарше, – А ну в дом! Берите плащи, лепёшки и что там ещё у вас найдётся – и живо в поле, к отцу с братом! За тем холмом есть старая балка, заросшая диким аншуном. Спрячьтесь в кусты вместе и сидите до утра, что бы ни услышали. Анха, давай живее! Мальчишки, помогите матери с младшими! Живее! Бегите без оглядки!
Женщина и дети, прыгая по бороздам вспаханного поля, заторопились куда-то в его дальний конец. Когда они отошли шагов на триста, внезапно задул ветер, поднимая в воздух сухие частицы почвы.
– Начинается, – сказал кузнец, кивая на небо.
С запада надвигалась лиловая мгла, и откуда-то из её чрева вытягивались более плотные и тёмные лапы, похожие на нетерпеливые щупальца, алчущие вцепиться в то, чему свет, почва и вода щедро давали жизнь.
Кирк покачал головой, вспомнив строки местного поэта:
Мы зажаты с тобой меж врагов,
К нам их тянутся жадные когти,
Больно видеть им нас без оков,
Пусть грызут от бессилия локти!
Гендар удивлённо посмотрел на него и тихо проговорил:
– Эти стихи нам читал княжеский хранитель книг. Это ашхинский поэт Яниш-афей – наше сокровище. Он хранит и украшает наш язык, а в столице им основана школа для сирот. Говорят, что после обучения он хочет направить их во все концы Ашхина, чтобы они учили остальных детей. Сам я читать не умею, но хотел бы, чтобы мои дети умели и читать, и писать. Может, тогда они смогут стать не теми, кем могут, а теми, кем захотят.
– Станут, Гендар, обязательно станут, – пообещал Кирк, вглядываясь в пыльную мглу, поднятую ветром над полями, дорогой и степью.
Из-за пыли было непонятно, движется кто-либо со стороны холмов или нет. Ветер дул всё активнее, поднимая тучи пыли, при этом воздух становился не прохладнее, как это бывает перед грозой, а наоборот, удушливее, словно где-то рядом открылись дверцы огромной печи. Стало трудно дышать, глаза засыпало пылью. Кирк с сожалением вспомнил о своём тактическом шлеме, который давал защиту от солнца, пыли, холода, а в режиме респиратора – ещё и от вредных газов.
Гендар, у которого на голове всё это время был странная полушапка-полушарф, прикрыл свободно висящими концами ткани рот и нос. Кирк сообразил, что у накидки с капюшоном, выданной ему мастером, тоже есть что-то вроде клапана, половинки которого были связаны шнурками на затылке. Он перекинул их вперёд и понял, что кроме клапана к капюшону пришито ещё и что-то вроде тонкой сетки, защищающей глаза от пыли.
– Так это ж совсем другое дело, – довольно пробормотал он, связывая шнурки так, чтобы клапан и сетка образовывали единый наличник-маску. Видимость, конечно снизилась ещё на несколько процентов, зато не приходилось моргать при каждом порыве ветра.
– Как думаешь, Гендар, – спросил Кирк у кузнеца, – может быть, стоит завести нашу трудягу внутрь? Всё равно уже никуда не едем.
– И то верно, – согласился тот, распрягая желхинку. – Спрячем её под крышу, а то ведь у неё накидки нет.
Желхинку они завели в сарай рядом с домом, а возок с дровами оставили у входа, как средство заграждения от нападающих.
– Нужно воткнуть с боков ещё пару жердей, чтобы нельзя было близко подъехать верхом, – сказал кузнец. – Возьмём из забора.
– Чем ты привык сражаться? – спросил Кирк.
– В дружине нас учили обращаться с любым оружием, но у каждого было предпочтение. Мне было легче управляться с боевым топором или с булавой. Оттого я потом кузнечным делом легко и овладел – руки-то были привычные.
– Как думаешь, у Имадая в хозяйстве есть что-нибудь опаснее кухонного ножика?
– А как бы он дрова рубил, столбы тесал да доски сбивал? – удивился кузнец. – Без инструмента никак нельзя обойтись. Надо заглянуть в привходник. Погляди у входа направо и налево, там должна колода стоять, а на ней инструменты.
Кирк сунул нос в каморку перед входом в жилое помещение и проворчал:
– Как же они живут без фонарей? Не видно ж ни шиша.
Он достал из потайного кармана десантное точило с кресалом с встроенным фонариком и посветил во тьму. На широкой эмлеховой плахе, служившей Имадаю верстаком для плотницких работ, он нашёл несколько грубоватых, но довольно удобных инструментов для деревообработки. В глаза ему сразу же бросился скребок для шкурения стволов – серповидная железная полоса, снабжённая с обеих сторон рукоятками и заточенная с вогнутой стороны. Кирк сбил с клиновидных концов деревянные рукоятки и инструмент стал походить на оружие. Один из клиньев он закрепил на конце своего посоха, для верности обмотав бечевкой, свитой из стеблей велпы, а второй немного расплющил с помощью двух больших молотков, использовав один из них, как наковальню. Кузнец, заинтересовавшись, сунул нос в каморку.
– Ты чего там колотишь, Эгнак?
– Делаю боевой серп, – ответил Кирк, выходя на свет.
Гендар от удивления открыл рот.
– Ты это сам придумал?
– Нет, Гендар, это придумали мои далёкие предки. Им всё время мешали жить всякие гады, поэтому они были готовы в любой момент дать отпор тем, что было под рукой. Конечно, это не лучшее оружие, пробить доспехи им, скорее всего, не получится. Но на один раз сойдёт. Против всадника я уже смогу смело выйти, не боясь получить по голове дубиной.
– А если у него будет пика или рогатина?
– Он пожалеет, если нападёт на меня.
– Если останемся живы, – покачал головой кузнец, – то я скую для тебя любое оружие, какое пожелаешь.
– По рукам, – согласился Кирк. – У меня уже есть кое-какие мысли на этот счёт.
– Тихо… – сказал Гендар, приложив палец к губам. – Я слышу топот копыт.
* * *
Спрятавшись за возком, Кирк и Гендар наблюдали за теряющимся во мгле заросшим просёлком. В тучах пыли сначала замаячили пятна света, а потом стали видны фигуры всадников, скачущих с факелами.
– Я буду сбивать тех, что справа, а ты тех, что слева, – сказал кузнец, сжимая в руках топор на длинном топорище, которым он рубил дрова в долине между холмов.
– Доброй охоты, – кивнул ему Кирк, вглядываясь через сетку в пыльную мглу.
В пределах видимости появился всадник, он целился забросить факел на крышу лачуги, но из-за сильного встречного ветра решил подвести желха поближе, объезжая возок, перегородивший подход к крыльцу. Вдобавок, ему мешала жердь, закреплённая между спицами колеса.
Кирк не стал ждать, пока чужак забросит на крышу лачуги ревущий пламенем смоляной факел, выскочил из-за возка и изо всех сил врезал бандюку по руке, отведённой для броска.
Будь это секира или настоящая боевая коса, руки он лишился бы, но клиновидное лезвие скребка ударило по войлочным наручам и лишь сломало кость.
Всадник заорал от боли, перепугав скакуна, у которого на морде было что-то вроде накомарника. Факел кувыркнулся в воздухе и обжег желха, тот в панике резко осадил назад, споткнулся и рухнул под ноги следующему скакуну. Слева с громким выдохом махнул топором Гендар, перерубая бедро всадника. Раздался крик, слившийся с заячьим воплем ушибленного желха.
– Двое, – начал счёт Кирк.
Он присмотрелся к бандиту, который поднимался после столкновения со своим поверженным товарищем, и оценил его, как опытного бойца. На нём, как и на его земляках, была чалма, закрывающая почти всё лицо, а одет он был в стёганый грубый шабан с нашитыми на грудь, плечи и спину кожаными накладками, которые в бою наверняка неплохо защищали его от скользящих ударов.
– Вадак!!! – заорал он на грохнувшегося из седла коллегу. – Навоз тебе в нос!!! Чего ты развалился тут, как колода?!! Вставай и убей этого грязного пахаря!!!
Выхватив из-за пояса палицу с вбитыми в комель острыми стальными пластинами, он уверенно двинулся к Кирку. Тот, изобразив нерешительность, отступил на пару шагов, чтобы оказаться между столбом навеса, прикрывающего крыльцо, и возком. Его расчёт оказался верен: боззо уже не мог делать дубиной широкие горизонтальные махи. Ему оставался доступен только удар из-за головы, а для этого нужно было поднять руку, открывая торс. Кирк сделал длинный выпад, как в штыковой атаке и пробил расплющенным остряком скребка одеяние нападающего в районе шеи. Остряк попал в артерию, и боззо, уронив палицу, упал на колени. Из-под раскуроченной ключицы ему в лицо била бордовая кровь. Кирк выхватил из его рук палицу и положил оружие поверх дров.
– Третий, – констатировал Хаммер, выдёргивая импровизированную косу из тела врага.
– Береги-ись! – крикнул Гендар.
Кирк прыгнул за возок, и тут же из мглы вылетела пара метровых дротиков, ударив в стену лачуги и в чурки на возке. Наконечники со стуком воткнулись в дерево, а тростниковые хвосты задрожжали, будто живые.
– Эх, жаль, что я ещё не натаскался метать такие штуки, – посетовал Хаммер, доставая из-за пояса тесак, который нашёл у верстака Имадая. Землепашец скорее всего пользовался этой грубой железкой, когда чистил копыта своему желху, а Кирк, взвесив его в руке, счёл, что тесак неожиданно хорошо сбалансирован для кустарной поделки.
Из мглы возник силуэт ещё одного всадника, и Хаммер, не дожидаясь, пока в него бросят третий дротик, метнул тесак. Заточенная железка со свистом врезалась наезднику в грудь, и он, взмахнув руками, вывалился из седла.
– Четыре ноль в пользу скаутов, – весело заметил Кирк.
Но за сбитым всадником маячили другие, их было не меньше десятка. Трое бандитов двинули в обход справа, остальные, держась полукругом, охватывали поле боя. Кто-то метнул дротик, но промахнулся, зато Кирка осенило. Он поднял с утоптанной глины выбитый у первого бандита не успевший погаснуть факел и швырнул его в ближайшего желха. Животное в панике шарахнулось вбок и сбило другого скакуна. Тот тоже не удержался на ногах и спихнул третьего.
– Слыхали про эффект домино, придурки?! – издевательски крикнул им Кирк на эсперанто.
Рядом снова просвистел дротик, но метнувшему его помешала сумятица, возникшая в цепи.
– Когда-то придётся начинать, – проворчал Кирк, выдёргивая короткое копьё из обрубка менхара. Дротик имел длинное металлическое жало с коротким тростниковым концом и был отлично сбалансирован. Сомневаясь, что сможет попасть в цель на дальней дистанции, Кирк с силой бросил оружие в ближних к нему наездников. Вопль боли подтвердил попадание.
Кирк схватил с возка другой дротик, но тут увидел, что кузнеца начинают отжимать от возка к стене дома, где он как на ладони.
– Гендар, лови! – крикнул он и бросил тому метательное копьё.
Кузнец ловко поймал его левой рукой и ей же бросил в ближайшего противника. Не ожидавший такой ловкости бандит даже не попытался уклониться и свалился с пробитой грудью. Другого кузнец отогнал топором, но третий, размахивая длинной дубиной, снова стал теснить Гендара к стене. Кирк сунул палицу за пояс и поспешил на помощь. Оголять фланг было опасно, но ранение напарника могло поставить исход боя под вопрос. В одиночку Кирк, пожалуй, рискнул бы выстоять против оставшихся бандитов, но они могли оказаться не последними.
Используя длину посоха, Хаммер наотмашь заехал противнику кузнеца своей металлической загогулиной по локтю. Всадник рявкнул от досады и подал желха назад, чтобы защитить свой правый бок, но кузнец, не растерявшись, подхватил дубинку того, кого свалил первым и метко засветил ею в левый глаз рейдера, сшибив его наземь.
– Вниз! – заорал Хаммер, заметив, что с другой стороны всадники приготовились метать дротики.
Они с Гендаром нырнули за возок, позади них в стену лачуги трижды ударили острия. Кузнец тут же подобрал один из дротиков и вернул врагу с процентами.
– Их осталось пятеро! – сообщил Гендар. – Четверо спешились, пятый будет пытаться прибить нас дротиками!
Кирк снова вытащил палицу и положил её на дрова. С левой стороны возка, перепрыгнув через труп своего земляка, появился степняк, похожий на убитого, как близнец. В руке он держал длинную крепкую палку с шипастым металлическим набалдашником. Кирк подождал, пока он войдёт под крышу крыльца, где ему невозможно было как следует размахнуться, и атаковал боззо, раздразнивая его скребком на посохе. Бандит, делая своей дубиной короткие сильные удары, попытался выбить оружие из рук Кирка, но тот хитрил, в последнюю секунду уводя посох из-под удара, а потом зацепил кривым наконечником набалдашник дубинки и дёрнул влево. Бандит дубину не выпустил, но оказался открыт, и Кирк сильно ударил его ногой в бедренный сустав. Едва не потеряв равновесие, боззо попытался отомстить прыткому противнику и хорошенько врезать ему по ноге. Но Кирк уже отскочил на прежнюю позицию, заметив, что на помощь первому бандюку идёт другой. За его спиной в это время ещё двое спешившихся энергично наседали на Гендара, но он ловко отбивался, и скоро те запыхались и решили поменять тактику, выдернув торчащие из дров жерди. Они собирались припереть кузнеца к стене лачуги, чтобы их товарищ смог сделать верный бросок дротиком, однако бывшего дружинника, обученного рукопашным приёмам, поймать таким трюком не удалось: он намертво зажал перекрестье жердей левой рукой, а правой сделал два резких движения. Остро наточенный топор лесоруба достал ноги степняков самым кончиком, и они ослабили напор. Гендар вынырнул из перекрестья, увернулся от брошенного дротика и двумя ударами закончил бой.
Противники Кирка стали наступать одновременно, выставив перед собой дубинки, чтобы он не смог достать их. Вот только позиция у них была невыгодная: Хаммеру ветер дул в спину, а им в лицо. Хоть они и были привычными к такой погоде, всю жизнь бродяжничая по степям, всё-таки песок, бьющий в лицо, мешал им действовать эффективно. Тот, что наступал слева, стал отвлекать Кирка ударами дубинки по посоху, давая возможность напарнику сделать решающий выпад.
– А вот и не угадали, – засмеялся Кирк и, швырнув в первого противника посох со скребком, подхватив с дров палицу.
От неожиданности тот отмахнулся дубинкой, и отбитое им оружие треснуло напарника по плечу и голове. Зашибленный боззо яростно зашипел и отвлёкся от Кирка, а тот немедленно ударил палицей по древку его оружия. Следующий удар был колющим выпадом, и заточенные пластины снесли бандиту челюсть. Оставшийся боззо взревел и ринулся на Кирка, но он понятия не имел, что в Академии землянин в совершенстве освоил приёмы рукопашного боя трёх школ. Удар его дубины снёс бы голову неопытному бойцу, но головы Хаммера на её пути уже не оказалось, потому что тот нырнул под его руки, обхватил за поясницу и, оторвав от земли, стал разворачивать противника спиной к возку, чтобы уронить затылком на чурки. Но тут тело бандита сотрясла судорога, и Кирк обнаружил, что из горла степняка торчит окровавленный наконечник. Всадник решился-таки бросить дротик, но стремительный ход Кирка спутал ему карты.
Хаммер отпустил боззо и увидел, как Гендар швыряет тяжёлый топор поверх кучи дров. Бросок был великолепен и смертелен – всадника вынесло из седла, словно в него попали из райлгана.
Кирк тем временем заметил, что тот, кому он перебил руку, отполз в сторонку и целится забраться в седло стоящего неподалёку желха.
– Э-э-э, я думал, был гол, а тут всего лишь штанга. Обожди-ка, приятель, я тебя уже сосчитал. Он настиг разбойника и двинул ему по шее рукояткой палицы.
Хаммер обвёл взглядом опустевшее поле боя, но оценить результат было трудно из-за клубящейся пыли. К нему подошёл Гендар с охапкой дубинок.
– Забери их тьма, – выдохнул Кирк. – Мы отбились от целого отряда…
– Надо собрать оружие и желхов, – сказал практичный кузнец.
– Точно, – согласился Хаммер, и они живо двинули на сбор трофеев, пока желхи, оставшиеся без хозяев, не удрали в пыльную мглу.
Скакуны степяков оказались не пугливыми, впрочем, не исключено, что не будь на их мордах специальных чехлов от пыли, поймать их было бы не так просто. Животных завели в сарай рядом с домом, где уже был спрятан возок с дровами. В седельных сумках боззо оказалось немало трофеев. Видимо, какой-то из хуторов по пути сюда рейдеры всё же успели разграбить. Сумки с сёдлами Кирк и Гендар сняли и унесли в дом, оружие собрали и перетащили в кладовку у входа.
Изрядно устав заниматься этим на усиливающемся ветру, боевые товарищи зашли в дом и разожгли очаг, чтобы скипятить воду. Гендар порылся в коробах и вздохнул:
– Совсем Имадай бедно живёт, почти везде пусто…
– Ничего, теперь неделю будут пировать, – сказал Хаммер. – Гостинцев от боззо полный стол. Думаю, и нам стоит пожевать. После драки есть хочется.
– Для начала запарим йофай, – согласился Гендар. – А потом я ошкурю хрижа и мы сварим мясную похлёбку с ямхом. Хотя бы он у Имадая нашёлся.
– Как думаешь, другие будут? – спросил Кирк кузнеца.
– Ветер сильнее стал, – заметил тот. – Скорее всего степняки учуяли приближение бури и решили прорваться, пока она не началась, чтобы взять село с ходу, а потом засесть в домах и переждать ураган.
– Почему-то мне кажется, что у них ничего не вышло, – сказал Кирк.
– Скорее всего, – кивнул Гендар и привязал тушку трофейного хрижа за задние лапы к потолочной балке, чтобы снять шкурку.
– Где у них колодец? – спросил Кирк, берясь за старательно отскобленный песком котёл.
– За домом. Только крышкой не забудь закрыть, а то песку нанесёт.
Кирк снова напялил на лицо противопыльник и вышел наружу. Ветер злобствовал, неся на быстрых тёплых крыльях массы пыли, поднятые им в воздух за многие сотни километров отсюда. К пустынному песку он добавлял равнинную пыль, и воздух из-за этого был наполнен кружащейся жёлтой мутью, в которой видимость не превышала нескольких шагов. Кирк не спеша дошёл до угла дома и увидел выложенную из камня трубу колодца, накрытую крышкой из досок. Из кладки торчал брусок, к которому была привязана грубая верёвка. Кирк завязал её узлом на ручке котелка и, чуть приоткрыв крышку, сбросил котелок вниз. Из-за ветра плеска воды почти не было слышно, зато верёвка натянулась. Аккуратно вытянув котелок из колодца, Кирк вернулся в лачугу.
Его не было всего несколько минут, а Гендар не только освежевал мясного зверька, но и начал потрошить остальные сумки, доставая из них трофеи. Часть он разложил на столе, часть пересыпал в пустые короба семьи Имадая.
– Интересно, как они там, в балке?.. – задумался Кирк.
– За них не беспокойся, они накроются плащами и переждут бурю, – успокоил его кузнец.
– А если ночью гроза начнётся?
– Промокнут, конечно, – пожал плечами Гендар. – Зато их боззо не тронут.
Кузнец протянул Кирку сушёную рыбину:
– Хочешь илехи попробовать? Засол удачный, и не пересушена, как у некоторых.
Хаммер взял шуршащую рыбу и, обдирая кожу с чешуёй, заметил:
– Ты отлично метаешь дротики. Нужно мне у тебя поучиться.
– Наш десятник заставлял тренироваться до упаду, – вспомнил молодость кузнец. – Так потом на спор попадали в велпу, подвешенную на верёвке.
Они вскипятили воду в котле, бросили туда мясо. В лачуге запахло совсем по-другому. Запах дыма и аппетитного варева приглушил дурной дух старого тряпья и пыли. Стало уютнее и теплее.
– Наверно, мы зря не убрали тела, – спросил Кирк. – Это не привлечёт падальщиков?
– Тут ты прав, надо перетащить их хотя бы в сарай, – кивнул Гендар. – Хотя в такой ветер я бы на месте зверья на охоту не высунулся. Ладно, пока мясо варится, пойдём, стащим это сайтово семя в кучу.
Натянув на лица защиту, они вышли в пыльную кутерьму и начали стаскивать убитых в сарай. Набралась немаленькая куча покойников – полный десяток, но тут Кирк понял, что того типа, которого он приголубил при попытке к бегству, на месте не оказалось.
– Гендар, я виноват, – сказал он кузнецу. – Один остался не добитым и где-то прячется.
– В бою такое бывает, – успокоил тот. – Никуда он не денется. Степняк без желха, как без ног, он где-то рядом затаился. Тем более мы сёдла сняли. Он ранен и без седла на желха не полезет. Готов поспорить, пока мы возились, он забрался в дом, утащил седло в чулан, а когда мы вернёмся, попытается тихо удрать. Мы его перехитрим. В десяти шагах от возка лежит факел, который ты швырнул во всадников. Там ещё должно быть масло. Давай разожжём его и выковырнем этого джиха. Отдадим живого княжьей дружине.
На ветру факел не хотел разгораться, но штатное десантное кресало – не спички и не зажигалка, оно даёт устойчивый сноп искр, пока держишь кнопку механизма, и масло наконец занялось, да так, что пламя заревело на ветру.
Гендар с факелом уверенно зашагал в привходник, а Хаммер, жалея, что не прихватил с собой хотя бы посох со скребком, достал выданный Марецким нож.
– Кажется, у нас тут спряталась хитрая вонючая жемза, убивающая в ночи слабых птенцов, – насмешливо проговорил Гендар, водя факелом по сторонам, а Кирк, неожиданно вспомнив, как бандит с палицей кричал на упавшего, крикнул:
– Вадак, выходи!
– Кью-у-ут!!! – заорав от отчаяния, затаившийся в углу разбойник и рванул напролом.
Гендар хотел отпугнуть его факелом, но тот закрылся седлом. Кирка он, видимо, собирался сшибить с ног им же, но Хаммер уклонился и сделал ему подсечку. Рейдер споткнулся и грохнулся на доски крыльца, больно ударившись раненой рукой.
– Я же сказал, что сосчитал тебя, – усмехнулся Кирк, хватая его за шиворот.
Гендар примотал пленника к подпорному столбу верёвкой и уселся напротив, помешивая деревянной ложкой вкусно пахнущее варево.
– Жирненький хриж вам попался, – заметил он. – Это вы хутор Мигая разорили… Чего молчишь, джильмова утроба? Хотели чужим добром задарма разжиться? Крестьяне с утра до ночи трудятся, не разгибая спины, а вы примчались налегке и думали, что вам всё с рук сойдёт?
– За нами придёт элбаш Джавар, он вырежет всех ашваев до единого.
Гендар поднялся, обошёл пленника слева, приподнял просторный рукав его шабана и сказал:
– Он сайтак. С таким разговаривать – только мозоль на языке бить. Видишь, на руке выколот знак тёмных.
Кирк присмотрелся и разглядел под обильной растительностью предплечья синеватый рисунок – два тёмных круга, частично перекрывающие друг друга и образующие изображение тёмного ока с узкой прорезью хищного звериного зрачка.
– Этот Джавар – их предводитель?
– Да, элбаш – это главарь войска кочевников, которому ватага боззо должна была проложить дорогу на территорию княжества.
– Джавар – великий элбаш! – горячо выкрикнул степняк. – Даже такие бойцы, как вы, не остановят его!
– Ях, – удивился Гендар. – По-твоему, мы кто?
– Вы демоны света, которых раифы князя вызвали своими молитвами.
– Совсем плохи дела у тёмных, раз у них такие дремучие боззо в ватаге, – хмыкнул Гендар.
– Не смей порочить имя Сайты!.. – прошипел пленник. – Хоть вы и демоны, вам и всем скопом его не одолеть!
– Дурак ты, – со смехом сказал кузнец. – Никакие мы не демоны, а простые люди.
– Люди не могут так!.. – севшим голосом возразил степняк. – Не по силам двум пешим бойцам устоять против десятка желхаров!
– Ну и пенёк, – покачал головой Гендар. – Вот тебе и привычка воевать с безропотными крестьянами и пастухами. Видно в степи целое поколение таких же, как этот, выросло.
– Скажи, воин, – обратился к пленнику Кирк. – Какой дорогой ваш отряд перешёл холмы?
– Наш шешен прорывался через демонов света, – с содроганием ответил тот. – Они метали в нас сверкающий огонь, и желхары горели, будто сухая трава в степи. Только двум десяткам удалось пройти через холмы за стеной дыма.
– А второй десяток куда делся? – спросил Гендар.
– Когда мы почистили первый хутор, десятник повёл нас сюда, а другие воины поскакали к селу, на подмогу тому отряду, что ушёл в обход озера, и теперь они, конечно, уже празднуют победу над грязноносыми.
– Да уж, конечно, – ехидно покачал головой Гендар, – Там желхаров-то наверно, и двух десятков не наберётся.
– Пять десятков. Остальные остались у шрая, чтобы держать дружинников внутри стен.
– Ждёте подхода войска элбаша? – покачал головой Гендар.
– Тьма падёт на головы непокорных, – пообещал степняк. – Джавар собрал в степи четыре ватаги по десять шешенов в каждой.
– Четыре тысячи, – пробормотал под нос Кирк, а Гендар фыркнул:
– Сила велика, если с ней против дружины пойти, только против небесного грома этого мало. Сам же видел, как быстро от сотни желхаров кучка джильмы осталась.
– Элбаш Джавар привёл смелых воинов, – запальчиво ответил пленник. – Они бились с дружиной князя Ханифа, что держит границу у реки Алхай и победили.
– Смельчаки умирают от небесных громов так же, как все остальные, – заметил кузнец и сказал Кирку, – Да что с ним толковать, давай лучше поедим. Ямх как раз разварился.
Чтобы поужинать, они воспользовались хозяйской посудой, которая в контраст с обстановкой лачуги была идеально отмыта и выскоблена.
Похлёбка получилась душистой и наваристой – домашний откормленный хриж был жирным и нежным. Пленник, поняв, что с ним делиться не будут, принялся бормотать злобные молитвы-проклятия, и Гендару пришлось запихать ему в рот какую-то старую тряпку.
Ветер снаружи бушевал так, что казалось, вот-вот выдавит маленькие оконца, затянутые пузырями масгалов.
– Эк разошлась буря, – покачал головой кузнец, – Видно до утра будет шуметь. Что-то меня от тепла разморило.
Но поспать ему не удалось, потому что в завывания ветра вплелись иные звуки – мощный звук грома прорвался сквозь завывания бури и шипение песка. Сначала до них доносились только низкочастотные волны, но потом ветер стал стихать, и гром ударил по слуху в полную силу. В настоящую грозу Кирк попадал лишь пару раз в жизни. Впервые – в Академии на Ценкоре, когда принимал присягу. Кадетов первого курса построили на плацу для торжественной клятвы, и тут разразилась запоздалая осенняя гроза. От грохота они не слышали коменданта и повторяли слова присяги по памяти. Ливень промочил их новенькие парадные формы до нитки, зато настроение было приподнятое – ведь их присягу благословили сразу две стихии. Вторую в жизни грозу Кирк пережил, когда «волки» на месяц остановились на базе «Кадуцей», устроенной ВКС на планете Асклепиус. Щедрое тепло двух оранжевых карликов звёздной пары 70 Змееносца и плотная атмосфера планеты были причиной постоянно меняющейся погоды, пассатов и циклонов. Хаммер, выросший под поверхностью планеты Прима был потрясён и восхищён красотой и мощью шторма, трепавшего приморскую базу.
Пленный степняк, изловчившись, выплюнул кляп и снова забормотал что-то о неотвратимости гнева тёмных богов и их скорой расправе над дерзкими демонами света.
– Доведут тебя твои суеверия до беды, – сказал ему Кирк. – Думаешь, выбрал себе надёжных покровителей?
– Вера сайтаков священна!.. – исступлённо просипел пересохшим горлом степняк.
– А в чём её смысл? Вот мы верим в то, что есть на самом деле – в свет. А без света сайтаки в своей любимой тьме шеи бы посворачивали.
– Мы свято верим в воцарение на небесном троне могущественного Сайты и его верной спутницы Джильмы.
– Ну воцарятся они, и что? Вам-то какая польза? Без света не родится зерно и не вырастут плоды, умрут трава и животные. А без всего этого и вам конец. Я что-то не заметил, чтобы боззо питались благословениями Сайты. А вот отнятого у крестьян добра полны сумки. Выходит, что ваши тёмные боги живут не жаром верных сердец, как Ашвади, а страхом, который вы внушаете людям.
– Вот именно, страх – это настоящая сила, которая держит людей под рукой сильных. Со времён пришествия в Ашхин тёмных богов на всех землях был порядок, каждый знал своё место. Светлые жрецы научили чернь слабоумной вере в свет, которая даёт ложную надежду, что всё всегда будет хорощо. Это ложь. Тёмные не лгут, они правдиво говорят, что есть боль и смерть, и нужно принимать тьму, как неизбежное.
Гендар, прищурившись, изрёк:
– Мудрость предков гласит, что и свет, и тьма – две стороны единого мира и одного без другого не бывает. Что думаешь ты, Эгнак?
Кирк покачал головой:
– Я не согласен с тем, что светлые и тёмные пытаются делить единое, да ещё и воюют из-за этого. Неужели никому никогда не приходило в голову, что скверные деяния людей не прославляют богов, а, наоборот, принижают их. Если судить по деяниям сайтаков, то Повелитель Тьмы – покровительствует бандитам, которые грабят слабых и не могут одолеть сильных духом воинов даже если их десять против двоих. Так что ж это за величие такое, когда ты бог неудачников?
* * *
В середине ночи буря утихла, и штормовые припадки сменились ровным шорохом дождя. Бормотание степняка вновь рассердило Гендара и он примотал кляп куском ткани. Вскоре пленник отрубился, а следом задремали и Кирк с кузнецом. Сон был беспокойным, выспаться не удалось.
Ближе к рассвету Гендар проснулся и, поворчав, принялся разогревать травяной отвар. Запах горящих дров и тонизирующий аромат отвара вытянули Кирка из беспокойной, но тягучей дрёмы. Он умылся и высунул нос наружу. Воздух пах дождевой водой, размокшей глинистой почвой и умытыми пряными травами, росшими на обочине дороги и у изгороди.
– Хорошо дышится после дождя, – заметил Гендар, выходя на крыльцо.
– Будем дожидаться восхода или двинем в Шифеллах сейчас? – спросил его Кирк.
– Не вижу смысла ждать. Отправимся сейчас – к рассвету будем там. Только горяченького попьём.
– Что с желхами делать будем?
– По закону то, что взято в бою – твоё, если имущество делится, то десятая часть идёт в пользу казны князя, – пояснил Гендар. – Желхов десять, одного заберут в дружину князя, остальных можем делить.
– Может быть, оставим часть Имадаю и его соседу? – предложил Кирк.
– Это справедливо, – кивнул кузнец. – Имадай живёт бедно, и пара желхов пригодится ему в хозяйстве, тем более, что сыновья скоро вырастут и будут помогать. А хутор Мигая обчистили боззо, и вернуть разграбленное с прибытком будет правильно. У вас, в небесных мирах, всё вершится по справедливости?
– Не всегда, – вздохнул Кирк. – Порой правду нужно отстаивать кулаками.
– Вы на верном пути, – заверил его кузнец. – Если народ может отстоять свою правду, то жизнь его будет долгой. Идём, там отвар согрелся.
К моменту, когда они запрягли желха в возок и привязали друг к дружке семерых скакунов, из утреннего тумана к дому вышла семья Имадая. Мокрые и продрогшие крестьяне тряслись от холода. Они объявились так неожиданно, что Кирк едва успел накинуть на голову капюшон.
– Ашвай, – поприветствовал их кузнец.
– Ашвай, хэрме Гендар, ашвай хэрме Шобо, – простуженно просипел Имадай. – Почему вы здесь в столь ранний час?
– Ты прости нас, Имадай, мы немного похозяйничали в твоём доме, – развёл руками кузнец. – Сварили похлёбку, наполнили короба ямхом и копчёным мясом, нагрели котёл в мыльне, чтобы вы согрелись. В сарае оставили двух желхов для тебя, а третьего с седлом и сумками – для Мигая. Видишь ли, нам пришлось проучить десяток боззо, решивших безнаказанно грабить жителей нашей долины.
– О, благословенный свет, – только и смог вымолвить землепашец. – Как мне отблагодарить тебя, хэрме Гендар?
– Это возможно, – ответил тот. – Мы не успели похоронить разбойников. Это степняки-сайтаки, вы с Веншей можете просто закопать их по другую сторону дороги. Их оружие мы сдадим в казну, но одежда и награбленная провизия остаются твоей семье.
– Сделаем, как ты сказал, хэрме, – кивнул Имадай, а его жена пролепетала:
– Да продлятся ваши дни, добрые люди…
Тут Кирк почувствовал, что кто-то теребит полу его накидки, и посмотрел вниз, отступив на шаг. Рядом стояла малышка, с которой он познакомился у входа в священный круг.
– Хэрме Шобо, ты пришёл, чтобы исполнить моё желание?
Мать, не на шутку испугавшись, бросилась было оттаскивать дочь от йожмака, но Имадай удержал её. Кирк улыбнулся девочке из-под капюшона и ответил:
– В краю, где я родился, к хорошим детям раз в году приходит добрый чародей и приносит подарки. Не забывай приходить в день Ашвади к шунаху, возноси молитвы небу, а в другие дни будь послушной и трудолюбивой, тогда и к тебе будет заглядывать добрый дедушка. А желание твоё в самом деле сбылось – в очаге вас ждёт котёл с густой похлёбкой и лепёшки. Только сначала умойтесь тёплой водой, чтобы к вам не пристала какая-нибудь болячка вроде моей.
– Хэрме Гендар, а кто это у вас на дровах? – спросил один из братьев малышки.
– Это тот, кто хотел сжечь ваш дом, – ответил кузнец. – Мы отдадим его ашкерам князя, и они воздадут ему за его преступления. А теперь прощайте, нам нужно ехать.
Рассвет застал их в пути, когда они почти добрались до села. Эпсилон энергично выскочил из-за горизонта, расталкивая тучи, и сразу стало теплее. Туман, ещё вившийся кое-где над степью и холмами, стал таять.
На площади, куда Гендар завернул желхинку, селян было немного, зато на нетерпеливых мускулистых желхах гарцевал десяток крепких вооружённых воинов в одинаковых кожаных доспехах.
Их десятник узнал Гендара и поскакал навстречу.
– Ашвай! О, вижу, вы добыли одного из чулюков живьём!
– Ашвай, шеннар Вайнаг, – кивнул кузнец и спросил. – Остальных вы перебили?
– Нам достался только десяток, – разочарованно ответил десятник. – Когда мы прибыли, тут уже шёл бой, и селяне расправились почти со всеми чулюками. У них тут нашёлся прыткий молодец из лесорубов, он первый тревогу поднял и бился за пятерых.
Гендар взглянул на Кирка и оба едва заметно усмехнулись, догадавшись, о ком речь.
– Как шрай? – спросил кузнец. – Выстоит против степняков?
– А что ему будет? – ехидно усмехнулся десятник. – Стены сплошь из камня, разъезды с границы все собрались. К тому же князь привёз с собой невиданную штуку, к которой чулюки не готовы. Она бросает через стену камни и горшки со смолой, хочешь – на полшешена шагов, хочешь – на два шешена. В шрае жечь нечего, зато чулюкам что под стеной, что вдали не спрятаться. Пусть их хоть тьма соберётся – камней со смолой на два гага заготовили.
– А измором не возьмут? – спросил кузнец.
– Измором взять тоже не выйдет. Подвалы и колодцы в шрае полны запасов.
– Вы теперь обратно?
– Да, мы своё дело сделали, помчим назад.
– Степняка доставите?
– А как же, князь рад будет!
– Тогда забирайте и одного желха – этот трофей казне причитается.
– Так сколько вы чулюков наколотили?
– Десяток.
– Вдвоём? Да ладно!..
– Не веришь – спроси у боззо.
– Верю. Сам видел, как вчера тот лесоруб бился, видно, бывший наёмник, так он один чуть ли не половину боззо к Джильме отправил. Вон там, у изгороди рядком лежат, можете сами взглянуть. Мне бы рассказал кто – не поверил бы, но тут вот они, джильмово семя, лежат упокоенные. У тех, что мы били или крестьяне, раны от клинков, дубин да заступов, а у остальных – по два-три ножевых разреза, но кровь рекой. Я на службе разного повидал, но такого боя ещё не видывал.
Ашкеры забрали пленного, связку трофейного оружия и рысью двинули прочь. Кирк с Гендаром вернули лесорубу возок с дровами и завернули в кузню. Там они обнаружили мастера Фридмена, которому сын Гендара обрабатывал жгучим настоем царапины на руках и лице.
– Как успехи, молодцы? – спросил он. – Я уже начал беспокоиться.
– Застряли на хуторе Имадая, – развёл руками кузнец.
– Возникли некоторые разногласия со степняками, помешали им спалить хутор, – пояснил Кирк.
– Какой счёт?
– Десять ноль в нашу пользу.
– Да, им выпали плохие кости, – кивнул кузнец. – Тебе вижу, досталось. Шеннар нам про тебя взахлёб рассказывал, говорил, ты тут бойню устроил.
– Громко сказано, – пожал плечами Росс. – Всего-то нескольких бандитов уложил, даже не помню точно сколько, до пяти считал, а потом сбился, пришлось отмахиваться без разбору. А потом облом – всё кончилось. Я только во вкус вошёл, а вокруг уже никто не шевелится. Тех, кого я не насмерть подрезал, селяне добили колотушками.
– У нас примерно то же, – принялся расписывать Гендар. – Нас с Эгнаком на хуторе буря застигла, решили переждать, а тут боззо появились. Хотели нас дротиками закидать, но мы за возком укрылись, а потом накидали им, сколько не жалко было.
– Степняк сказал, что к границе пришло войско в четыре тысячи желхаров, – сообщил мастеру Кирк. – Это не опасно?
– Ашкеры сказали, что князь послал вестовых в гарнизоны у реки Менха и Белого кургана. Оказывается, он ещё неделю назад знал о передвижениях войска элбаша Джавара и подстраховался, предупредив их командиров, чтобы держали наготове отряды желхаров-копейщиков. Думаю, уже к вечеру они возьмут войско чулюков в клещи.
– О-о, тогда степнякам не поздоровится, – покачал головой Гендар. – Желхары князя на скаку попадают остриём копья в монету. Против них чулюки могут выставить разве что искусных метателей дротиков, потому как камни из пращей доспех копейщиков не пробьют. Он у них усилен накладками из железа, камни отскакивают, как сушёный ямх, да и дротики пробивают броню только с близкого расстояния, если не прикрыться щитом. А щиты и дротиком не пробить – кованые.
– Возок уже вернули? – спросил Фридмен.
– А как же, сразу сдали и возок и дрова.
– Придётся что-то придумать, – вздохнул мастер. – Нужно на заставу сгонять.
– Зачем?
– Капитан просил что-нибудь от диареи привезти. Так я ему клубней ращи припас, чтобы настой приготовили, а то ж это не служба, а каторга получается.
– А что тут придумывать? – пожал плечами кузнец. – Эгнак для вас желхов добыл, теперь пешком топать не надо.
– Неужели? – удивился Фридмен. – С сёдлами и уздечками?
– Всё как положено, – кивнул Гендар. – Я им ещё подковы заменю, а то у чулюков металл худой, стирается быстро.
– Тогда угости нас горячим йофаем, Гендар, и мы поедем к Мадикане.
* * *
Низкорослые, но жилистые желхи степняков были приучены к резвой рыси, и они ходко шли по степной дороге. Кирк даже не успел устать от неудобного седла, в котором сидел впервые в жизни. Примерно через полчаса они достигли холмов и вскоре увидели широкую прогалину, ведущую к пограничному валу.
Издали в косом утреннем свете было видно, что широкое поле, где днём раньше волновалось желтовато-серое море сухих трав, от середины до южного края рассечено угольно-чёрным клином – следом вчерашнего пожара.
– М-да, – покачал головой Фридмен, – вот мы и оставили след цивилизации.
За холмом, у подножия которого поблёскивали орудия заставы, клубилось дымное облако.
– Похоже, буря погнала пал в урочище, – заметил мастер. – Там густые заросли менхара и шевы, и теперь пожар не утихнет, пока не сожрёт весь лес.
Подъехав ближе к заставе, земляне увидели, что склон бугорка, над которым торчала затейливо изуродованная ветрами скала останца, усеян телами.
Фридмен привстал в стременах, рассматривая поле боя.
– Чулюки, – заключил он. – Видно, пытались под прикрытием бури взять заставу внезапным нападением. Вижу часовых, значит, караул несут исправно.
Их заметили, и из недр укрепления показался рослый Мадикана. На плече у него висел штатный офицерский «Дредган» – ручная дисковая пушка, основанная на центробежном принципе метания снарядов.
– Ашвай, – по привычке сказал ему мастер Фридмен.
– Этот ашвай мне уже поперёк глотки, – буркнул капитан.
– Шикаму, рафики, – махнул Мадикане Кирк.
– Акуна матата, – хмыкнул тот. – Видели сколько мы тут хмырей наколотили? Вот только теперь мне придётся рапорт писать, а командование будет до пенсии мучать меня разборками о правомерности применения летального оружия.
– А как «дред» вообще здесь оказался? – удивился Кирк. – Насколько я помню, отцы командиры не собирались завозить такие машинки на Стеллу.
– Есть приказ за номером 312, который в чрезвычайных обстоятельствах позволяет в целях обороны стратегического объекта применять такое оружие, – пояснил Фридмен.
– Ага, – саркастически усмехнулся Мадикана, – Этот же приказ предписывает вести видеопротокол ситуаций, при которых оно применено. А если учесть погодные условия с нулевой видимостью, которые были вчера ночью, я теперь вообще под трибунал пойду.
– Не расстраивайтесь, капитан, – успокоил его Фридмен. – Камеры наблюдения, которые установлены на заставах, снабжены дублирующими системами, так что ваша вечеринка заснята в трёх вариантах: прибором ночного видения, инфравизором и ультразвуковым сканером.
– Фу, вы прямо-таки камень с души сняли, сэр, – вздохнул Мадикана. – Знали бы вы, что тут было! Только вы уехали, как по полю мимо нас попытались прорваться всадники. Детекторы засекли их заранее, я глядь в оптику – кочевники. Ну, понятно, через громкоговоритель предупредил их, что если не тормознут, то угощу их Праведным светом. Так они чихали на это – прут двумя цепями, не останавливаясь. Я и скомандовал предупредительный залп под ноги первой цепи. Правда, они так неслись, что многие попали под пирофорную начинку. Да только и это их не остановило – они объезжали упавших и пёрли дальше. Но после второго залпа желающих поубавилось. Видите, на пепелище кочки? Это бандитская падаль, не знаю, теперь, как хоронить. Тут работы на четыре похоронных команды с экскаватором. А вечером, когда разошлась буря, детекторы снова подняли тревогу. Глядим на мониторы – а там банда этих бродяг с трёх сторон нас обходит, мы их через амбразуры начали из травматики валить, а они достали железяки с дубинами и напролом! Уже за бруствером пришлось их валить врукопашную, а когда поняли, что сбитые с ног не сдаются и всё равно лезут в драку, я достал из сейфа «Дредган». Весёлая была ночка, если не считать дырок у двух ребят и порезов у десятка других.
– Не поверишь, Люк, двадцать бандюков всё-таки прорвались за дымом.
– Это, наверно, те, что после залпа рванули на запад. Я решил, что они выбрали менее кусачую цель и поскакали к заставе ашкеров. Надо было поджарить гиенам задницы.
– Не переживай, им не повезло встретиться с нами, – успокоил его мастер.
– С вами?! – обалдело уставился на них темнокожий потомок зулусских воинов. – Вас же было всего трое!
– Воюют не числом, а умением, – вспомнил Кирк крылатую фразу древнего полководца.
– Лаана! Почему вы не остались здесь?! Мои ребята не получили бы ранений! А теперь мне пришлось вызывать челнок, чтоб их эвакуировать… Кстати, к полудню будет здесь, вам ничего передать не надо? Я вот заказал побольше таблеток от диареи и ящик бумаги.
– О, насчёт вашей проблемы, – спохватился Фридмен, доставая из сумки холщовый мешок с мытыми клубнями ращи и хирпы. – Вот это измельчайте до стружки или отжимайте. Сок и мякоть добавляйте в еду или делайте настой, правда настой покажется гадостью, но придётся терпеть, иначе вас всех эвакуируют с неприятным диагнозом.
– Асанте, – прижав руку к груди, кивнул Мадикана.
– Зажлэ заши, – по-стеллиански ответил Фридмен, что означало «здоровья вам».
Найти и уничтожить
Прошло ашхинское лето, мастер Росс Фридмен научил Кирка Хаммера множеству премудростей, которые перенял у рыцарей винг-чи на Хельде и других виртуозов рукопашного боя и клинка.
За это время Кирк научился говорить и понимать речевые обороты диалектов тшайри, хашни и ваштаков, общаясь с заезжими торговцами. С Гендаром у него сложилась прочная дружба, кузнец выковал по его эскизу оружие, которое сам сначала называл «эгнак-ухаф», а потом, примерившись к египетскому слову «хопеш», дал Кирку новое имя. Хаммер ничего против не имел, лишь обрадовался, что не выбрал для себя нож-кукри. Это прозвище вполне заслуженно носил один из преподавателей Академии, у которого он с удовольствием учился обращаться с оружием непальских воинов-гуркхов.
Роту Мадиканы на заставе сменило новое подразделение, и капитан перед возвращением на базу вручил Хаммеру метательный африканский нож– гангату, собственноручно изготовленный им по дедовскому эскизу. К тому времени Кирк владел уже не только клинками, шестом и копьём, но и без промаха метал в цель любые острые предметы: ножи, топоры, дротики. Штуковина, подаренная Мадиканой сильно отличалась от всех клинков, с которыми Хаммеру приходилось иметь дело. Этот странный по форме клинок чем-то напоминал самого Мадикану: этакий стальной человечек, грозящий врагам клинками, правда третье лезвие, расположенное ближе к рукоятке, сильно смахивало контурами на гипертрофированный фаллос. Зато при броске гангата неизменно вонзалась в цель.
– Что ж, вы многого достигли, капитан Хаммер, – сказал ему однажды мастер Фридмен. – Пора вам собирать команду, потому как обстановка в объединённых княжествах меняется к худшему.
Была пора урожая, жители Шифеллаха молотили зерно, собирали и заготавливали фрукты и овощи, а на лугах досыхало золотистое сено. Было самое время радоваться жизни, играть свадьбы, но вместо этого для многих жителей Ашхина наступали трудные и беспокойные времена.
– В центре материка, в вотчине князя Атахиве вспыхнул мятеж сайтаков, – рассказал мастер. – Рота миротворцев попыталась препятствовать их бесчинствам в кварталах ашваев, но сайтаки использовали это, как повод для нападения на арсенал гарнизона. В руки террористов попало несколько десятков стволов травматического оружия, электрошокеры, пистолеты и есть подозрение, что кто-то из офицеров нелегально ввёз на территорию княжеств боевое оружие с более высокой поражающей способностью. С таким вооружением сайтаки оборзеют окончательно, начнут нападать на наши заставы, на миссии, беспредельничать на караванных путях. Командование базы настаивает на подготовке антитеррористических групп и их переброске в течение месяца в княжества, где замечены особенно активные банды.
– Из кого же мне собирать группу? Из бывших ашкеров или наёмников?
– Мне переслали список кандидатур из парней, которые отличились во время службы в своих подразделениях. Имеются в виду вахтовые команды застав, так что на Стелле они адаптировались успешно, и опыт общения с местными есть.
– Можно взглянуть?
– Нужно. Вот только планшет зарядится. Сегодня он что-то медленно заряд берёт, видно облака солнечной батарее мешают.
Кирк подробно изучил личные дела и характеристики предложенных командованием кандидатов и выбрал десять из них. История каждого заслуживала отдельного рассказа и у каждого были причины оказаться в команде Хопеша.
Первую пятёрку он выбрал за их пристрастие к холодному оружию. Сержант Тони Катласс получил прозвище ещё в школе, поскольку его фамилия означала ничто иное как абордажный тесак, по традиции называемый на флоте кортиком. В ВКС он стал специалистом по подрывному делу, служил в инженерно-строительном подразделении, которое строило горную дорогу для безопасного прохода караванов из Яххе в Ашхин. Сайтаки напали на строителей, кого-то убили, кого-то похитили. Тони увели в тайный лагерь банды и заставили помогать кузнецу. Там-то он изготовил из припрятанной заготовки боевой тесак с гардой. Ночью он перебил кортиком часовых и ушёл в заросли. Там он блуждал больше недели, пока не вышел к стройке. Выжить без специальной подготовки в стеллианской северной чаще – уже талант, достойный внимания.
Рядовой Аксель Таппара служил на границе между Ашхином и горами Жидраха, где его подразделение строило брусовые дома для гуманитарной миссии Красного Креста. Аксель входил в команду по заготовке пиломатериалов, там ему и дали прозвище Железный Дровосек. Однажды на стройку напали горцы из полудикого племени дедже, знаменитого необузданным нравом и особым упорством в бою. Даже бывалые солдаты из охраны, не говоря о строителях, перепугались и драпанули под защиту бронетранспортёров. Аксель же, увидев, что дедже собираются сжечь только что сшитые брусовые корпуса, твёрдо решил, что этого не допустит. Сначала он пытался просто отгонять горцев, но они повели себя невоспитанно и попали в него камнем. Аксель обиделся и начал колотить обидчиков тем, что попадало под руку. В конце концов началась свалка, а, когда на помощь побитым забиякам подоспели громилы с каменными топорами и костяными копьями, Акселю пришлось пустить в ход топор, с которым его научил обращаться отец. Дикари не знали, что бросили вызов троекратному победителю состязаний лесорубов округа Серая пуща на планете Унн. К тому моменту, когда гвардия подоспела к месту драки, чтобы отбить хотя бы тело отчаянного парня, вспотевший и исцарапанный Аксель сидел на широкой плахе, а вокруг валялись горцы. Некоторым повезло – Железный Дровосек расквасил им физиономии или сломал кости, другим не очень – они заставили замлянина биться всерьёз.
Ефрейтор Бартоломео Валаш получил в универе Ценкоры профессию инженера-электронщика, но офисным планктоном становиться не захотел и пошёл добровольцем в десант. На службе познакомился с поклонником древних единоборств и экзотического холодного оружия Джейсоном Нагинатой, который обучил его владению бердышом. Именно это оружие Барти заказал оружейникам базы, на которой служил до отправки на Стеллу.
Джейсон Нагината – типичный потомок смешанных колониальных семей, наполовину шотландец, наполовину – японец. Личность неординарная, даже если не обращать внимания на его увлечение единоборствами. Джейсон – поэт, спецкор армейского блога, выступающий под псевдонимом Кусаригама, а ещё он учился на психолога и освоил профессию кризисного переговорщика. Впрочем, на чужой планете без знания языка этот талант применить негде, зато Джейсон вместе с Валашем, конвоируя караваны с гуманитарными грузами, не раз практиковались в рукопашных схватках, отбивая атаки рейдеров.
Капрал Кирилл Рогачев попал в десант из рейнджеров. На родной планете Виллем, колонизированной землянами около полувека назад, Кирилл заработал репутацию бесстрашного охотника на медлительных, но агрессивных ящеров, против которых он применял древний охотничий приём – брал зверюг на рогатину. В десанте же он проявил себя как отличный боец, никогда не теряющий самообладания, способный в критической ситуации действовать хладнокровно и безошибочно решать исход схватки в свою пользу. А ещё он умел виртуозно метать ножи.
Кроме них в подразделение попали ещё пятеро отличных парней, служивших на одной из пограничных застав горного массива Дахай. Сержант Фёдор Марков, капрал Вон Су Фэй, ефрейтор Джамал Юсуф, рядовые Борис Йоханс и Рой Ван Роуз были единственными уцелевшими после нападения на заставу и соседнее с ней поселение. Им не повезло оказаться на пути известного на весь восточный Ашхин головореза – Джухида. Этот сайтакский предводитель сначала терроризировал окраины княжества, но затем в окрестностях столицы его сподвижники подняли мятеж, и он двинулся к ним на подмогу, уничтожая по пути ашваев и всех, кто не разделял веру в тёмных богов. На заставе, где нёс вахту взвод десанта, завязался кровавый бой. Сайтаки хотели наскоком сломить сопротивление землян и завладеть их оружием, но те ценой жизни дали отпор двум десяткам громил и трижды отбивали атаки сотни желхаров.
Потеряв больше половины штурмового отряда, разъярённый Джухид отступил, так как обещал поддержку главарю, чей отряд штурмовал в глубине княжества небольшой городок, чтобы создать опорный пункт. Пятеро выживших в рукопашной слышали, как он кричал из седла, что ещё вернётся, и, в свою очередь, дали над телами погибших товарищей клятву достать бандита. Они вызвались участвовать в контртеррористической операции, и Кирк решил пойти им навстречу, поскольку со слов мастера понял, что этот самый Джухид – один из объектов, чьей ликвидацией предстоит заняться его группе.
Через неделю он встретил в одном из удалённых от жилья урочищ гравилёт, на котором доставили сформированную группу. Познакомившись с ними, он сказал:
– Командование поставило перед нами задачу: разбить на границе горных княжеств Наахт и Дахай тайный лагерь, чтобы контролировать тропы контрабандистов, по которым шастают отряды сайтаков. При необходимости мы будем устраивать преступникам засады, ликвидировать главарей сайтаков и боззо, а если прикажут, искать их лагеря и сообщать координаты в штаб.
Но прежде мы с вами проведём пару недель в месте, где удобно тренироваться, притрёмся друг к другу, обменяемся опытом. Отсюда до этого места пять километров, предлагаю преодолеть их маршевым шагом. По пути проведаем пару охотничьих секретов и наберём хвороста.
– Разрешите спросить, сэр? – обратился к нему десантник, назвавшийся Роем Ван Розеном.
– Привыкайте называть меня Хопешом, либо используйте местное дружинное звание – шеннар. Оно соответствует командиру отделения. И лучше на местном наречии.
– Санэ бирэ, шеннар? – снова попробовал Ван Розен.
– Зам суэш, – кивнул Хаммер.
– Почему бы нам не применить против подонков хотя бы парочку импульсных «Гарпунов»? – спросил Ван Розен, снова переходя на эсперанто.
– Понимаю, – усмехнулся Хаммер. – По-ашхински такой вопрос задать трудно, словарный запас ограничен. Но отвечу я на местном.
Он на несколько мгновений задумался, подбирая слова, потом пояснил:
– Наши командиры решили, что убрать мятежников нужно так, чтобы все подумали – работают местные. Ни один след не должен указывать на вмешательство небесного воинства. Поэтому одежду и обувь носим из местных материалов, оружие применяем только холодное, тактику используем только местную. Согласен, это сложнее и дольше, чем делать снайперские засады и валить врагов с тысячи шагов. К тому же это в десять раз опаснее. Но такова наша работа. И если кому-то из нас не повезёт, враг не должен получить его тело. Никаких следов. Ни одного намёка на участие землян.
* * *
Команда, по мнению Хаммера, подобралась отличная. Каждый из них не только прошёл полный курс тренировки в десантной учебке, но и проявил себя здесь, в местных условиях.
Кое-что к их навыкам добавили и Росс Фридмен с Хаммером.
Мастер к исходу второй недели спросил Кирка:
– Как они вам?
– На мой взгляд, они отлично подходят для миссии. На Стелле не новички, неплохо понимают речь, некоторые уверенно говорят на ашхини. А главное – в них неукротимое желание послужить нашему делу и извести сайтаков.
– Если сможете, удержите их от слишком ревностного стремления кого-либо изводить. Местные понятия о добре и зле подчас отличаются от нашего. Это не наш мир, не наши дела и уж тем более не место для наших могил. Они действительно отличные солдаты, и заслуживают возвращения домой живыми.
Кирк понимал, о чём говорил мастер. Три месяца общения с простыми стеллианами позволили ему многое узнать о мировоззрении, религии и психологии этого народа, но, к его удивлению, понять до конца некоторые суеверия и предрассудки так и не удалось. Парадоксальным было двойственное отношение стеллиан к богам. Ашвади, Сайта и Джильма, несмотря на принадлежность к полярным сторонам Мироздания, не были рафинированно хорошими или плохими. Кое-что в культуре Ашхина не укладывалось в монохромную религиозную мифологию, столь близкую пониманию землян.
Например, как понять случай в Аухетхе – столице Ашхина, когда миротворцы вступились за избиваемых сайтаками ашваев, а в итоге погибли от побоев толпы, объединившейся против чужаков? Кирку этот случай был совершенно не понятен, и он попросил разъяснений у мастера.
– Неистовый гнев черни выплеснулся на землян, так как они, стремясь защитить избиваемых молящихся, пересекли границу священного круга, – растолковал Фридмен. – Малограмотное население, разделённое жёсткими кастовыми рамками, поколение за поколением заучивает заветы Ашвади наизусть, и они являются для их общества фундаментальными. Правоверные ашваи уверены в том, что если не блюсти эти правила и табу, то настанет то, чего они боятся – воцарение тёмных богов. В заветах сказано: «Не допускай животных и иноверцев в священный круг, если не ради жертвоприношения приведены они к шунаху, ибо в них могут таиться злые духи, замыслившие осквернить место для вознесения молитв. И да будет сурово наказан тот, кто приведёт нечестивую тварь к шунаху или не изгонит бродящий скот». То есть, наши парни нарушили одно из самых суровых табу. Их мотив с земной точки зрения был вполне гуманным, но по местным правилам они ступили на запретную территорию. Это страшный грех, и богобоязненные ашваи были обязаны немедленно отреагировать, иначе на них легло бы пятно нарушителей заветов.
Пока группа тренировалась, в соседнем княжестве разыгрывались драматические события. Миротворцы были вынуждены покинуть столицу, и княжеской дружине, оставшейся без поддержки, пришлось нелегко. Мятежники пока не выступали открыто, потому что в числе их были в основном городские жулики и бродяги, не особенно искусные в открытом бою. Они в основном подначивали низшие касты на беспорядки, а на открытое противостояние с дружиной не решались, ожидая переправки из-за границы денег, оружия, дурманящего зелья и подмоги.
И вот тут было самое время для ввода в игру скрытого козыря – группы Хаммера. За две недели, которые десантники провели у жилища Фридмена в тренировках, команда Гиллана проанализировала данные, полученные с орбитальных разведспутников, вычислили местонахождение отряда Джухида, изучили перемещения его групп вокруг лагеря и сбросили эту информацию мастеру.
По древней традиции Фридмен пожелал отряду ни пуха, ни пера, они расстались, не зная, свидятся ли снова. Позже Хаммер узнал от полковника Гиллана, что Росс Фридмен был переправлен в долину реки Минах, что на границе княжеств Закатный Хаш и Кекева. Там назревали беспорядки, и для выяснения обстановки потребовался опыт такого хитроумного разведчика, как Шобо-йожмак.
* * *
Почти неуловимая стеллианская осень подходила к концу, она была такой же изнуряюще душной и сухой, как конец лета, и отличалась от него лишь ветреной погодой и тем, что ветер день ото дня становился прохладнее.
«Лезвия» уже третий месяц играли в прятки с мятежниками, которые, уверенные в своей скрытности и безнаказанности, отсиживались в ущельях и долинах горного массива Шиш-Наахт. Оттуда они делали набеги на лежащие в долине селения животноводов южно-ашхинского княжества Наахт, где жили трудолюбивые радушные люди. Это была внутренняя часть Ашхина, и земных застав здесь не было. Время от времени караванные тропы проверяли княжеские ашкеры – и больше местным жителям обратиться за защитой было не к кому. «Лезвиям» дважды удалось помешать сайтакам творить их чёрные дела: одну группу они перехватили на подступах к селению сыроделов, а вторую пришлось выбивать из захваченного горняцкого посёлка, где сайтаки решили поживиться добытой шахтёрами медью.
Скоро местные уже рассказывали проезжим караванщикам легенды о бесстрашных воинах с клинками света, бьющих сайтаков вдоль перевала Шиш.
Горы в этой дикой местности лишь в самых высоких местах были покрыты ледниками, поскольку лежали в субтропических широтах. Большая часть их территории, не занятая скалами и осыпями, заросла колючей шевой, кустами сухолистой шиллы, обожающей прогретые склоны, стелющейся в тени скал фьеты и полупрозрачными рощицами стройного хеноша, усыпанного гроздьями горьковато-сладких ягод.
Чтобы быстро перемещаться по извилистым долинам, распадкам и ущельям, «лезвия» раздобыли желхов приземистой горской породы. Раздобыли, безусловно, в бою, как трофеи, поскольку население здесь перемещалось в основном, на выносливых, но тихоходных беххо, и купить желхов в Наахте было не у кого.
Преследуя сайтаков, десантники были вынуждены преодолевать по пересечённой местности до двух-трёх десятков километров за день, и без желхов вся затея просто провалилась бы. Взять скакунов «в безвременную аренду» удалось, когда отряд накрыл контрабандистов, перевозивших из-за перевала новейшие самострельные устройства, напоминающие по конструкции арбалеты. Жилистые животные с плотной бархатистой шерстью бурого цвета довольствовались жёсткой травой горных лугов, отлично переносили отсутствие дорог и холодные горные ночи.
Реквизированные самострелы отличались от земных арбалетов тем, что кинетический импульс снарядам в них сообщала не тетива, а система рычагов, приводимых в действие стальной пружиной. Самострелы прицельно били метров на тридцать и годились для ближнего боя, так что, вволю потренировавшись в стрельбе из них, «лезвия» повесили по одной такой машинке на седла, а остальные припрятали.
Особенно самострелы согрели сердце Роя Ван Розена, который был ротным снайпером и очень скучал по вылазкам на передовую и прочим опасным операциям, где его талант играл решающую роль. Рой за свою ностальгию по снайперскому ремеслу получил позывной «Гарпун». Он и внешностью своей напоминал это опасное орудие – высокий, сухощавый, с узким черепом и длинным горбатым носом.
Трудно сказать, кто был автором идеи использовать вместо позывных названия клинков и прочих смертоносных приспособлений. Собственно, у половины рекрутов на момент создания отряда уже были «острые» прозвища, а у Джейсона и фамилия была рубяще-режущей: нагината – древнее самурайское оружие. Остальные сочли это отличной визитной карточкой команды и не только выбрали для себя позывные, но и смастерили соответствующее оружие. Фёдор Марков переделал булаву, отнятую у бандитов в более удобный для него кистень, и это прозвище прочно к нему пристало. Вон Су Фэй соединил по совету Нагинаты два инструмента – плотницкий скребок для зачистки корабельной обшивки и крюк, которым пользовались сплавщики леса. Он выточил для комбинированного оружия удобное древко и получил аналог довольно эффективного в рукопашной схватке оружия – шуангоу. Правда, в Древнем Китае меч-крюк, как правило, был парным оружием, но Суфэй по этому поводу ни секунды не переживал, заявив, что в седле второй такой клинок ни к чему. Так он и стал Крюком. Джамал Юсуф приглядел для себя среди трофейных клинков длинный изогнутый тесак без гарды, обновил его заточку и по своему оружию стал зваться Ятаганом. Рядовой Борис Хорхес, попавший в десант из криминального района с ночной стороны Примы, где, не запишись он на службу в ВКС, его неизбежно ждала бы тюрьма, оставил на память о своём хулиганском прошлом нож прадеда – испанскую наваху, поэтому с выбором позывного у него сомнений не было. Рой Ван Роуз, хоть и назвался Гарпуном, загорелся идеей обзавестись оружием, бьющим на расстоянии, и изготовил из упругого ствола молоденькой глянны и жил масгала отличный лук, с помощью которого натренировался без промаха посылать в цель тростниковые стрелы с наконечниками из игл зонтичного дерева ингаш. Иглы на удивление легко пробивали кожаные накладки рейдеров и боевиков-сайтаков, оставляя в их крови вещество, от которого вспенивается кровь.
В конце концов, «лезвия» выследили отряд сайтаков и предприняли попытку ликвидировать их прямо в лагере. Но Джухид оказался хитрой бестией и умудрился удрать с уцелевшими сподвижниками. Пару раз он посылал небольшие разведгруппы искать скрытного противника, идущего за ним по пятам, но «лезвия» постоянно оставляли ложные следы, а сами скрывались, чтобы противнику было сложнее их выследить. Воду кипятили в закрытом походном котелке на сухом горючем, чтобы самый зоркий наблюдатель не заметил в ночи отсвет огня. Каждый внимательно следил, чтобы нигде не был сорван с камней мох или лишайники, копыта желхов обвязали тряпками и войлоком. Отходы старательно зарывали или закладывали камнями. Конечно, если бы на Стелле были прирученные животные наподобие собак, то все эти меры были бы бесполезны, но за отсутствием обученных ищеек предпринятые меры были вполне эффективны. По крайней мере, мастер Фридмен, делясь опытом, открыл Хаммеру эти и другие хитрости, которые контрабандисты применяют, чтобы сбить со следа княжеских следопытов.
На одном из дневных привалов Хаммер, заняв место наблюдателя над стоянкой, осматривал подступы к ней, а заодно прислушивался к разговору своих товарищей. Утолив голод, «лезвия» лениво обменивались шутками и впечатлениями о событиях последних суток.
– Когда всё закончится, нажрусь щей со сметаной, – мечтательно проговорил Фёдор Марков, растянувшись на прогретых камнях. – Это вяленое мясо меня достало…
– Мясо как мясо, – пожал плечами Нагината. – Лучше мясо, чем сушёные грибы, которые нам пришлось жрать во время осады порта на Геспере. Хотя, ты прав, горячего и жидкого нам тут не хватает. Я бы лапши с курицей навернул.
– А мне вот интересно, брат Кистень, где ты рассчитываешь раздобыть эти самые щи? – поинтересовался Кирилл. – На базу ж одни концентраты доставляют.
– Ты просто не в курсе, дружище Рожон, – вздохнул Кистень. – Дело в том, что после длительного пребывания на диких территориях нас упекут в карантин, а там свой пищеблок. И пищу там готовят для поправки здоровья военнослужащих исключительно из натуральных продуктов, выращенных на базе. То есть овощи там, хоть и выращены на гидропонике, хрустят и пахнут сами собой, говядинка со свининкой настоящие, да и сметанка не порошковая.
– А я бы сварил ушицы на костре, пусть даже из местной рыбы, – поделился мыслями Кортик. – Когда я шатался по кряжу Кай-Эгри, в одной речке мне приглянулись симпатичные лобастенькие рыбки. Местные их называют джулинами.
– Ну, чуваки, я и не знал, что вы садисты, – мрачно пробормотал Борис Хорхес. – Четвёртый месяц мы пробавляемся мясными чипсами, лично я уже траву жрать готов, а вы тут про жратву уши трёте.
– Да, совести у вас нет, – засмеялся Аксель. – Если так пойдёт, то и я начну мечтать о картофельных пирожках или котлетах чаттбуллар.
– Салла, ашлак! – не выдержав, выругался Джамал, которому ашхинский язык давался легче, чем другим.
– Сам балбес, – лениво отозвался Аксель.
– В самом деле, завязывайте этот трёп, – урезонил товарищей Су Фэй. – Лучше вздремните, а то потом до ночи в седле сидеть.
Парни ничего против этого мудрого совета не имели, и разговор увял.
Хаммер сидя на тёплом валуне, тоже через некоторое время задремал, но потом резко проснулся, словно что-то толкнуло в рёбра. Непонятное предчувствие заставило его тревожно всмотреться в уходящее вниз дно распадка, зажатое между заросших ягодными кустами склонов. Отряд преодолел его примерно час назад и остановился на привал в том месте, где едва заметная тропа диких горных козлов-вихх выбиралась на каменистое плато. Хопешу почудилось на дальнем конце распадка какое-то движение. Разобрать подробности было невозможно, и он достал из-под плаща, скрывающего армейский броник с карманами, закутанный в маскировочную сетку бинокль. Специальные пластиковые затенители скрывали блеск линз бинокля, и Хаммер без опаски мог наблюдать за местностью даже с открытой возвышенности.
Оптика выхватила из двухкилометровой дали, подёрнутой голубоватой дымкой, несколько фигур всадников. Приглядевшись, Хопеш понял, что это не контрабандисты и не сайтаки. Первые рядились под пастухов-горцев, чтобы в случае чего наплести княжеским пограничникам, что ищут потерявшихся амлаков, а вторые носили тёмные одежды. На всадниках были обшитые сетью шабаны, лохматые от вставленных в ячейки сетки ветвей кустарников.
– Джентльмены, – объявил он, спускаясь со скалы, – мы удостоились чести стать объектами охоты.
– Хвост? – вскинулся Джейсон.
– Мастер предупреждал меня о том, что у сайтаков есть особый клан хатлов – убийц, которых они подсылают, чтобы убирать несговорчивых князей и вельмож, а иногда и купцов, отказывающихся платить дань. Честно говоря, я удивлён, что их послали за нами. Мне казалось, что Джухид достаточно горд и тщеславен, чтобы признаться в бессилии найти нас самостоятельно. А тут аж пятеро хмырей, обвязанных вениками из шиллы и петоха. Они верхом на желхах, двигаются по распадку в нашу сторону, не торопясь. Наверно, выискивают следы.
– М-да, желхи, как не кутай им копыта в тряпки, всё ж таки тяжёлые и сильные, чтобы совсем не оставлять следов, – покачал головой Кирилл. – Хочешь не хочешь, они на сыпучем материале и мху вмятины оставляют.
– Скоро будут здесь? – спросил Кортик.
– За час поднимутся, – подумав, ответил Хопеш.
– Нужно разделиться, – предложил Кистень. – Основной группе с желхами пойти дальше, а двоим-троим остаться в кустах и устроить засаду.
– Логично, – согласился Нагината. – В прямое столкновение с нами они всё равно не вступят. Постараются напасть ночью, чтобы нанести наибольший урон без шума, так что лучше сделать упреждающий удар до темноты.
Хопеш кивнул и сказал:
– Идём вчетвером: я, Нагината, Рожон и Гарпун.
Семеро всадников двинули вверх по распадку, уводя четырёх желхов без седоков, а в кустах и среди валунов, скатившихся в незапамятные времена со скал, остались в засаде четверо их товарищей. Хопеш проинструктировал разведчиков:
– Сначала нужно к ним присмотреться, послушать, о чём говорят, а то вдруг они окажутся какими-нибудь охотниками или птицеловами. Если же это охотники за головами, то нам придётся их убрать. Тут Гарпун, первое слово тебе, потому что лук бьёт бесшумно, и у нас будет фора в один выстрел. Теперь нам нужно спрятаться так, чтобы нас не было видно с тропы, но мы видели друг друга и могли обмениваться знаками. Гарпун, твоя позиция между тех двух скал. Там тень, и тебя не будет видно до тех пор, пока не начнёшь стрелять. Нагината, твоя позиция напротив, за валуном с кустами, оттуда будет видно и Гарпуна и меня. Я накроюсь сеткой и буду возле самой тропы. Попробую вызнать с близкого расстояния, что это за типы и посигналю тебе. Рожон, спустись ниже по распадку и спрячься в кустах петоха. Они такие пахучие, что желхи тебя не учуют, к тому же, кусты растут густо, и разглядеть тебя в ветвях будет трудно. Навостри уши и слушай, может из разговора хмырей поймёшь, кто они такие. Как пройдут, выжди пару минут и, не торопясь, иди следом. И учтите, что самострельный механизм лязгает так, что за двести шагов слыхать, их лучше пускать в ход в крайнем случае. Разошлись.
Ожидание затянулось на полчаса. За это время Хопеш успел не только замаскироваться в тени валуна, обросшего кустами, но и заскучать от бездействия. Вокруг мирно текла жизнь природы, не тронутой цивилизацией: звонко пересвистывались на ветках бойкие птахи, кормящиеся ягодами хеноша и фьеты, зудели мелкие кровососы вроде комаров, деловито жужжали над поздними осенними цветами травы-росохлёбки жадные до нектара уззы, скрипели в сухой траве солнечных склонов прыгучие фефечи. Высоко над скалами кружил в восходящих потоках терпеливый и зоркий летун – укеш, высматривающий среди кустов и камней беспечных обитателей каменных нор – диких хрижей. Но вот он, недовольно заверещав, ушёл куда-то в сторону, значит кто-то спугнул его добычу и испортил охоту. Укеш по-своему обругал чужаков и улетел охотиться ниже по распадку. Хопеш давно подметил эту манеру крылатого хищника и доверял ему, как одному из своих бойцов. Скоро он почувствовал ладонью, прижатой к почве, мягкое постукивание копыт, закутанных в войлок, и сквозь ветки петоха разглядел почти неотличимые от кустов фигуры всадников. Теперь было видно, что ветками были обвязаны не только люди, но и наброшенные на желхов сетки. Сами желхи были дымчато-серой масти и заметить их в кустах было бы трудно даже без камуфляжа. Ехала группа шагом, не торопясь, и по напряжённым позам седоков было видно, что они что-то высматривают на траве и камнях.
«Следопыты, – решил Хопеш, – а в этой дикой местности можно найти только следы, оставленные горными гаццами да нашими желхами».
Он присмотрелся к тому месту, где прятался Джейсон и прикинул, как быстро сможет подать ему знак. Нужно будет дождаться, когда всадники углубятся в кусты, иначе его заметят. До места, которое Гарпун держал под прицелом, им нужно было двигаться метров тридцать, этого должно было хватить, чтобы обменяться сигналами. Но повода к этому пока не было – всадники молчали, словно были телепатами. Хопеш видел, что они переглядываются, но вслух не было сказано ни слова. Поди разберись, кто они – случайные добытчики горных козлов или подосланные убийцы.
«Внимательно гляди, капитан, – приказал себе Хопеш. – чем-то они должны себя выдать… Не может быть, чтобы ничто не указывало на их принадлежность к той или иной профессии. Если подумать, то охотники на вихх должны везти в седельных чехлах дротики, без которых ловких рогачей, легко карабкающихся по скалам, не достать. Но ни у одного из пяти всадников дротиков нет, да и вообще никакого оружия не видно, если не считать ножей за голенищами сапог. Не охотники. Если это хатлы, то как они рассчитывают добыть наши скальпы. Конечно, под шабанами можно спрятать какое угодно оружие, кроме разве что длиннодревкового. Это могут быть и метательные ножи, и дубинки, и кинжалы любого формата, и даже короткие клинки или топоры».
Одними пальцами Хопеш извлёк из-под плаща бинокль и попробовал рассмотреть через ветви хоть какие-нибудь подробности. Конечно, листва и стебли кустарника здорово мешали, зато помогло то, что всадники не спешили, рассматривая следы.
Первое, что бросилось в глаза – оторочка сапог, характерная для жителей восточного пограничья. Готовясь к высадке на Стеллу, Хаммер специально изучал эти тонкости, поэтому легко узнал в расшитой цветными костяными шариками меховой полоске стиль сапожников маленького княжества Дахай, славящегося охотниками. Но до тех мест двести вёрст, и вряд ли тамошние любители дикого мяса забрели бы так далеко в чужие владения. Следом его заинтересовала левая рука одного из всадников. Загорелая жилистая кисть, привыкшая к верховой езде и тренировкам с боевым оружием, помимо всех прочих признаков имела один неоспоримый – наколку «Ока Тьмы», какую Хаммер за последние месяцы не раз видел у сайтаков.
«Вот вы и попались, граждане бандиты», – мысленно вздохнул Хопеш, принимая неизбежность боя.
Всадники, так и не обмолвившись между собой ни одним словом, пришли к общему мнению и двинули желхов выше. Когда они скрылись за кустами, Хопеш поднялся и сразу встретился с вопросительным взглядом Нагинаты, выглянувшего из-за валуна. Проведя ладонью по горлу, он дал понять, что опасения подтвердились, и чужаков нужно скормить падальщикам. Джейсон немедленно передал сигнал Гарпуну.
Хопеш вынял из петли на бронике гангату и, стараясь не шевелить кусты, пошёл следом за всадниками. Они-то, двигаясь верхом, в незаметности пешим землянам проигрывали, потому как для желхов такого понятия просто не существовало.
Ныряя под верхние и огибая низкие ветви, Хопеш настиг хатлов и замер в десятке шагов от замыкающего. Он уже поднял было руку для броска гангаты, но тут за спиной услышал какой-то шорох и тихий свистящий звук. Оглянувшись, он едва не подпрыгнул от изумления – в двух метрах позади него в железных объятиях широкоплечего Рожна корчился один из преследователей. В горле, пробив голосовые связки и челюсть, торчал широкий, как ножовка, армейский тесак Кирилла, а тёмная стеллианская кровь, пузырясь, ручьями заливала руку Кирилла и шабан хатла. Из ослабевшей руки убийцы на траву выпал широкий крестьянский серп.
Понимая, что теперь на упреждающий выстрел из лука времени может не остаться, Хопеш решительно повернулся к всадникам и увидел, как в воздухе мелькнула стрела с тростниковым древком. Гарпун всё-таки справился с заданием. Хопеш с силой бросил в спину замыкающего гангату, оружие с хрустом впилось тому прямо в хребет, перерубив ветки маскировки, и всадник повис на шее желха.
Гарпун снова пустил стрелу, но Хопеш не успел увидеть, попал он или нет, потому что напролом бросился вперёд, на ходу выхватывая из набедренного чехла свой клинок.
Огибая желхов справа, он почти сразу же столкнулся с раненым хатлом. Получив стрелу в бедро, сайтак свалился наземь, но боевого духа не утратил. Увидев Хопеша, он выдернул стрелу из бедра и выхватил из-под шабана такой же серп, каким Рожон не дал воспользоваться крадущемуся к командиру хатлу. Не раздумывая, он бросился в бой, пытаясь достать землянина стремительными косыми ударами. Хопеш едва успел удивиться быстроте его движений, глядя, как ветви ближайшего куста петоха, подвернувшиеся под лезвие, отлетают в стороны. Но тренировки сделали своё дело – пока сознание фиксировало и анализировало детали, натренированная рука двумя движениями сделала именно то, что нужно: первым – отвела удар серпа, направленный снизу и слева в его подреберье, вторым – как бурдюк с трухой, вскрыла брюшину противника.
– Можно было с ним не связываться, – заметил Нагината, появляясь из кустов справа. – Стрела ядовитая.
– Он бы успел меня посечь, – бросил он вслед Нагинате, который поспешил в голову колонны, где происходила какая-то возня.
В руке любителя холодного оружия был странный гибрид – крестьянская ручная коса с прикреплённой к рукоятке тонкой цепью. Хаммер только раз видел, как Джейсон тренируется с этой штукой, но и раза хватило, чтобы убедиться – в бою к Нагинате можно подступиться только при условии, если организованная группа копейщиков со щитами обступит его со всех сторон. Но даже в этом случае Джейсон смог бы попортить шкуру большинству противников, потому что оружие с японским названием кусаригама летало вокруг него, разя по желанию в любом направлении.
Хопеш увидел мелькнувшую над кустами третью стрелу и досаду на лице Гарпуна, стоявшего между скал во весь немалый рост. Четвёртая стрела была у него в руках, но стрелять он не спешил, видно, цель была вне досягаемости.
– О, тут тоже весело, – сказал Рожон, поднимаясь вслед за командиром. – Блин, ну и кровищи с этого гаврика. Сам щуплый, жилистый, солидности фигуре только халат и придаёт, а здоровье, как у дикого зверя. Три минуты трепыхался. Он, видно, по нужде в кусты отходил, там лужа под ветками.
– Хорошо, что ты подоспел, – сказал Хопеш. – Благодарю.
– Свои люди, командир, – пожал плечами Кирилл. – Ага, да у нас трофеи…
Он сцапал двух ближних желхов за уздечки и повёл вверх, где, оставшись без хозяев, столпились остальные. Хопеш бегло обыскал труп хатла, собрал всё его оружие и пошёл следом.
На небольшой прогалине, которую Гарпун счёл удобной для первого выстрела, лежали снятые с сёдел мертвые хатлы: один со стрелой между ключиц, другой с гангатой в спине. Тут же хрипел в агонии один из желхов. Животное было крупнее седоков втрое, поэтому яд из иглы ингаша действовал на него медленнее.
– Чего уставились? – спросил товарищей Рожон, лишь мельком глянув на раненого скакуна. – Скотинка мучается, добить надо...
Он склонился над желхом, сделал под его шеей резкое сильное движение тесаком, и несчастное животное затихло. Из вскрытых жил хлынула даже не кровь, а пена буро-вишнёвого цвета.
– Целил в его хозяина, – разочарованно развёл руками Гарпун, подходя. – Но этот клотзак нырнул за холку, и я попал в желха. Жалко животину.
– Сам-то он где? – спросил Хопеш.
– Повис на бочине переднего желха и погнал его в кусты, – вздохнул Рой. – За ним Нагината рванул.
– Вот, – поднял палец Хопеш. – Запоминайте хитрости, которые использует противник. В бою может пригодиться.
– Не догонит, – покачал головой Рожон. – По этим кустам желха на своих двоих не догнать.
– С одной стороны, ты прав, – кивнул Хопеш. – А с другой – из распадка желху куда деваться? Тропа между скал только одна, она только для вихх с гаццами пригодна. Там желха придётся в поводу вести. Давайте-ка обшарим жмуров и пойдём вверх. Нам до темноты наших нужно догнать. Рожон, отхвати своим секачом задние окорока упокоенному желху, чего мясу пропадать. Надоело сушняк жевать. На плато есть расщелина, в которой можно развести костёр, поджарим свежатинки.
Забрав маскировочные сетки и клинки, земляне двинули вверх по распадку, надеясь, что Нагината в любом случае выйдет к извилистой щели, выводящей из распадка на плато. Чтобы наверстать время, решили сесть в сёдла. Желхи, казалось, даже обрадовались смене хозяев и резво засеменили между кустов и скал. Видно, им надоело тащиться по тропе вихх со скоростью панцирной ящерицы – хуплы.
Скоро заросшие кустами и травой склоны сменились россыпями камней, и движение вновь замедлилось. Зоркий Рожон остановил желха и спешился.
– Что там? – спросил Хопеш.
– Здесь свежая кровь, но не наша.
Хопеш развернул скакуна и подъехал ближе. Кровь действительно была не человеческая: у расы землян она ярче, чем у stella homo. Оставалось надеяться, что Нагината настиг беглеца и разделался с ним.
Возле скал они увидели самого Джейсона. Желха он привязал к камню возле входа в расщелину, а сам поджидал товарищей, сидя на широком плоском обломке гранита. Перед ним на камне лежал боевой серп хатла с отсечённой кистью правой руки, намертво вцепившейся в оплетённую кожаными ремешками рукоятку.
– Вот такой расклад, – пожал плечами Нагината. – Не ожидал, что столкнусь с таким быстрым и умелым бойцом. Бьётся отчаянно, ломится в ближний бой – едва не вспорол мне горло. Если бы не дедовы уроки айкидо, кормил бы сейчас трупоедов.
– А как твоё айкидо недругу? – с усмешкой спросил Рожон.
– Остался обижен, – прищурился Джейсон. – Лицо было очень удивлённое. Его второй удар сверху я цепью блокировал, а третьим он мне целился снизу под рёбра остряк загнать, но тут оп – и нет ни руки, ни оружия. Думаю, расстроился очень, да спросить не успел – уж больно резво он от меня ноги сделал. Хотел по следам крови догнать, но через сотню метров потерял, видно, он жгутом культю перетянул и тряпкой закрыл.
– М-да, – покачал головой Хопеш. – Хатлы, судя по рассказам мастера, весьма упрямы в достижении цели, и рана его не остановит. Боюсь, теперь он даже опаснее, потому что будет бить только наверняка и не исключено, что на расстоянии. У каждого из них мы нашли набор метательных ножей и небольшие самострелы. Нам придётся ставить вокруг лагеря детекторы движения, иначе быть беде. Он кого-нибудь обязательно постарается завалить, даже ценой собственной жизни.
* * *
Головную группу они догнали как раз в конце дня, когда пора была устраиваться на ночлег.
– Ты гляди-ка, – обрадовался Кортик. – Командир-то наш, как сходит на охоту, так прибыток! Ещё четырёх «плюшек» привёл.
«Плюшками» десантники в шутку называли желхов, шерсть которых напоминала им мебельную обивку из плюша, распространённую на судах ВКС и Космофлота.
– Внимание личному составу, – объявил Хопеш. – Караульным ночью не зевать. Один из подосланных убийц от нас ушёл. Он ранен и зол, так что бить будет исподтишка и наверняка. В его арсенале самострел, метательные ножи, удавки, а, может быть, и ещё какие-нибудь диверсионные приспособления. Бердыш, установи вокруг лагеря датчики движения, это будет нашей страховкой.
Однако ночь прошла спокойно, что удивило Хопеша. Утром, за кружкой йофая, он поделился сомнениями с Нагинатой, предположив, что хатл или истёк кровью, или не рискнул подходить к лагерю, постоянно охраняемому двумя караульными.
– На его месте я бы не стал нападать сразу, успокоил бдительность, дал расслабиться. А через пару ночей нанёс удар. Для него это, конечно, всё равно самоубийство. С таким серьёзным ранением он даже при внезапной атаке едва ли справится более, чем с двумя из нас.
– Думаешь? – скептически поджал губы Хопеш. – Их наверняка тренируют биться и метать ножи и правой, и левой руками, да и перед нападением он наверняка накачается каким-нибудь допингом, чтобы повлиять на болевой порог. Так что вряд ли стоит недооценивать его. Предлагаю, пока мы не добрались до лагеря Джухида, устроить ему засаду. Спящий лагерь для него – наживка, и он всё равно придёт, но мы же можем воспользоваться прибором ночного видения. Он про такие штуки не знает и попадётся. В непосредственной близости от лагеря сайтаков мы должны действовать осторожно, и такая помеха, как охотящийся за нами хатл, ни к чему.
Плато было громадным. Они отмахивали версту за верстой, а горный перевал, разделяющий Дахай и восточную часть Наахта, всё равно был едва виден в голубоватой дымке на горизонте. За целый день пути по знойной каменистой пустоши они достигли только середины этой негостеприимной местности. Вода им попалась только однажды, во впадине, поросшей свежей зеленью. Отряд спугнул стадо диких беххо, пасшихся на склонах оазиса, но охотиться не стали, потому что ещё не осилили окорока желха. Склоны впадины представляли собой ступенчатые террасы, спускающиеся к небольшому озерцу на дне, а на уступах, подпитанные водой, росли горные подвиды шевы, менхара, калхи и даже бахтагга, который в противоположность своим гигантским родственникам, предпочитающим влажные склоны относительно прохладных предгорий, вырастали не выше пяти метров. В общем, дров для костра хватило, а к горячему йофаю Рожон и Кистень набрали по котелку сочных кисло-сладких ягод калхи, пусть не такой крупной и сочной, какую выращивали садоводы в долинах, но не менее ароматную и вкусную.
– Не нравится мне это, – проворчал Аксель. Мы тут как на ладони. Подходи к краю и вырубай прицельно по одному.
– Э, нет, друзья мои, мы так подставляться не будем, – покачал головой Хопеш. – Слушайте меня внимательно. Вместо себя у костра наложим вещей, накроем одеялами, и пусть он хоть всю ночь в них ножики втыкает или из самострела лупит. Сами будем дежурить наверху и по часам просматривать подступы ко впадине с помощью «ночников».
– О-о-о, а бугор-то у нас – голова-а-а, – восхищённо сказал Наваха. – Это ж надо такой зехер киллеру придумать! Клянусь татухами, он клюнет, как последний поц!
– Боря, генуг по фене ботать, – назидательно сказал ему Ятаган. – Тут культурное общество, а не малина.
– Кочумай, Джамал… – отмахнулся тот.
– Так, дрова есть, на ночь должно хватить, - рассудил Хотел. - Но кому-то нужно их подбрасывать.
– Разрешите, – вызвался Нагината.
– Надеюсь, тобой движет не желание реабилитироваться за то, что не добил хатла? – спросил Хопеш.
– Никак нет, просто люблю у костра посидеть, – хитро блеснул глазами Джейсон.
– Разрешаю, но только потому, что мы будем сторожить борта впадины. Бердыш, давай датчики по периметру. Постов наблюдения будет два, на каждый по пятеро дежурных. Вахта по три часа. Берите с собой плащи и одеяла, а то ночи здесь холодные. За работу.
К наступлению темноты посты были замаскированы и с последними лучами заката приступили к наблюдению. Стоило Эпсилону скрыться за горизонтом, как накалённое за день плато сразу погрузилось в освежающий ночной холодок. Сначала это было даже приятно и воспринималось, как заслуженный отдых после дневного зноя, но уже через два часа прохлада превратилась в пробирающий холод. Хопеш сверился с планшетом и выяснил, что температура в горах даже в субтропических широтах опускается в зимнее время до плюс пяти градусов по Цельсию. После дневной жары это было серьёзным испытанием даже для относительно адаптировавшихся десантников. Если бы они двигались, то было бы вполне терпимо, но в секрете не походишь и не попрыгаешь – нужно лежать или сидеть тихо и неподвижно.
Вместе с Нагинатой Хопеш оставил Наваху, который души не чаял в желхах и даже ночью не отходил от них дальше, чем на пять метров, объяснив это тем, что рос на ферме. Нехватку человека на одном из постов наблюдения Кирк решил компенсировать, отстояв вахту дважды, поскольку так и не привык спать дольше восьми часов. После плотного мясного ужина неодолимо тянуло в сон, но пробирающий холод, настойчиво проникающий сквозь плащ, бодрил, не давая дремать.
Прибор ночного видения приоткрывал тайны ночной жизни плато. Вокруг поста сновали влешки, в кустах чем-то хрустели хрижи, в воздухе носились толстые мохнатые мотыльки, на которых активно охотился кто-то легкокрылый и стремительный, а кто именно, разглядеть было невозможно. Метрах в ста, на дальнем краю впадины сочная листва молодых кустов привлекла стадо беххо, которых спугнули днём, и в ночной тишине они принялись со смаком обжёвывать зелень. Эту возню было отчётливо слышно, и Хопеш не сомневался, что для нападения хатла этот шумовой фон – отличное прикрытие. А ещё он подумал, что копытные вошли в сторожевую зону датчиков движения, и Бердыш сейчас наверняка свекленеет, пытаясь разобраться, кто разбудил монитор слежения за периметром. За полночь в зоне видимости внезапно объявился хищник, судя по всему, мерро, потому что охотился в одиночку, подкрадываясь к добыче. Охотник спугнул копытных, и на некоторое время у впадины настала относительная тишина. Через три часа Хопеша сменил Кортик, он залез вместо него под нагретое одеяло и, уже засыпая, решил, что скорее всего хатл нападёт под утро, когда сон крепче всего, а караульные теряют чуткость.
Спал Хопеш плохо, просыпаясь каждый раз, когда «лезвия» сменяли друг друга на посту наблюдения. Под утро его самого легонько толкнул Су Фэй, Хопеш молча принял у него вахту, вновь напялил «ночник» и принялся осматриваться, пытаясь уловить перемены, произошедшие вокруг поста за ночь.
Всё было как будто, на своих местах, но одна из кочек показалась Хопешу подозрительной. Он сосредоточился на ней и вскоре понял, что она медленно, очень медленно перемещается. От кочки до второго поста было метров двадцать пять, хатл подобрался почти к самому краю впадины под носом у караульных. Его выдержке и терпению оставалось только позавидовать. «Такие воины сделали бы честь любому подразделению ВКС, – признал Хаммер. – Но убить его всё же придётся».
Между ним и крадущимся неприятелем было метров тридцать, а самострел бил на пятьдесят. Хопеш, двигаясь под стать неприятелю – очень медленно и беззвучно, взял в руки приготовленный с вечера самострел и пристроил его поудобнее, чтобы при необходимости сразу выстрелить. Так прошло не менее часа, он почувствовал, как затекли напряжённые конечности и спина. Попробовал расслабиться, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул – вроде бы полегчало. Небо побронзовело – близился час предрассветных сумерек, и Хопеш понял, что развязка близка.
Наконец, у кочки появились руки: левая с самострелом, правая – замотанная тряпкой. Хатл так же медленно вытянул к краю впадины руку с самострелом и замер, выбирая цель у костра, но к этому моменту Хопеш уже держал его на прицеле. Механизм лязгнул рычагами, высвобождая пружину, и стрела со свистом устремилась в цель. В ту же секунду Хопеш услышал с другой стороны впадины звон другой пружины и испугался, что хатл всё же успел выстрелить, но это была стрела, пущенная наблюдателем второго поста. Поражённый в плечо и в бок киллер скорчился и попытался встать. Но тут в неверной полутьме свистнула стрела Гарпуна и убийца повалился на камни, по которым так долго подбирался к краю впадины. Хопеш вскочил и, едва не запнувшись о спящих рядом бойцов, помчался на ту строну. Тут же подскочили остальные, пытаясь сообразить, в чём дело.
Хопеш, соскучившись по свободному движению, позволил себе пробежать сто метров от своего поста до тела хатла почти за рекордное время, хотя бежать, глядя через прибор ночного видения было тем ещё удовольствием. Там уже стояли Гарпун и Ятаган, рассматривая труп с помощью карманных фонариков.
– Не маячте светом, – предостерег их Хопеш. – Ксеноновые лампы в горном воздухе видно очень далеко.
Десантники сразу же отключили фонарики. Хопеш через «ночник» рассмотрел результат их совместной охоты. Его стрела вонзилась хатлу между ключицей и плечевым суставом и, видимо, не нанесла смертельной раны, хотя сделать верный выстрел с такой раной убийце сделать было бы чрезвычайно сложно. Ятаган всадил свою стрелу в правый бок, прострелив врагу рёбра возле лопатки, эта рана и заставила хатла приподняться. Именно в этот момент Гарпун получил возможность прицелиться, хотя у него не было «ночника». Его выстрел, несмотря на почти полное отсутствие освещения, был великолепен – стрела пробила киллеру шею.
– Отличная работа, джентльмены! – громко сказал Хопеш и объявил. – Всем отбой! Возвращайтесь к костру, я буду на карауле! У нас впереди трудные сутки. Долгий дневной переход, поиск подступов к лагерю, а там неизвестно, как сложится. Командование уже внесло наши имена в списки пропавших без вести, а главари сайтаков вынесли нам смертный приговор, так что у нас есть возможность сильно всех удивить. Думаю, вам будет приятно щёлкнуть по носу и тех, и других.
* * *
Был долгий переход по знойной каменистой пустоши, был горячий сухой ветер, и лишь вода, набранная во впадине, спасала землян от лучей приклеившегося к зениту Эпсилона.
– Ничего себе, карлик, – сипел пересохшими связками Аксель. – Если бы не читал астрографический атлас, ни за что не поверил бы, что эта звёздочка меньше Солнца и Алфы Центавра B. Печёт, как положено нормальной звезде.
– Хорош стонать, Дровосек, – насмешливо сказал ему Бердыш. – лучше плащ на голову натяни, а то уши с носом будут шелушиться. Они у тебя уже красные.
– Ещё бы не красные, я ж к загару непривычен. Это ты родом с тёплой Ценкоры, а у нас на Унн в самое тёплое лето столбик термометра выше десяти градусов не поднимается.
– Понятно, почему у вас дровосеки – первые парни на деревне, – засмеялся Рожон.
– Это да, только вот прозвище Железный Дровосек моему батюшке надо носить, а не мне. Вот он действительно железный. Зимой мороз за сорок, а он идёт в лес и привозит на снегоходе целый кузов дров. А ведь у нас, если не обернёшься за час – капут. Движок мороза не выдерживает. Лесину нужно разделать за четверть часа, а потом в темпе волочь её к подворью.
– Топором, что ли? – не поверил Ятаган.
– Электропилой. Топор – это у нас летний спорт.
– А что, топором дольше долбит? – уточнил Су Фэй.
– По правилам топором дерево нужно за сорок минут разделать на чурбаки. Батюшка чемпион Серой пущи. Он за полчаса справляется.
– А ты?
– А я на втором месте во взрослой подгруппе и трижды чемпион в своей.
– Тогда тебе надо позывной сменить, – посоветовал Барти. – Например – Сын Железного Дровосека. Или Дровосек младший. Нет, это всё не то… Или вот так – Серебряная Секира. Да нет, просто Секира.
– А что, мне нравится.
– Всё, сейчас с командиром посоветуемся… Командир! Есть предложение сменить позывной Железный Дровосек на Секиру. Одобряете?
– Одобряю, если сможете произносить его на ашхини.
– На ашхини? Э-э, Валтак! Всё, Акс, теперь ты Валтак – Секира.
– Бердыш, завязывай трёп, – взмолился Ятаган. – У моего желха уши завяли. В кого ты такой болобол?
– Кто бы говорил… – усмехнулся Кортик. – Позавчера ты на привале рассказал не меньше сорока анекдотов, а Барти не сказал и двух слов.
– Зато сегодня мешает мне дремать.
– Это потому, что я уже выспался, – пожал плечами Бердыш, который всё утро клевал носом в седле, компенсируя ночное бдение на посту.
Ближе к вечеру жара начала спадать, а к ночи небо стали затягивать хмурые облака.
– Дождь будет, – заметил Хопеш едущему рядом Нагинате.
– Об этом говорят облака?
– Об этом говорит полёт вилохвосток.
Джейсон завертел головой, пытаясь собразить, о чём говорит командир. Тот указал на мечущихся над каменистым суглинком стремительных птах с раздоенными хвостами и объяснил:
– В ясную погоду мошки, которых едят эти птички, держатся повыше, а когда атмосферное давление падает, они вьются над самым грунтом.
– Удивляюсь, сколько мудрости вы успели почерпнуть у местных за несколько месяцев, – искренне сказал Нагината.
– Не только у них. Здешняя природа тоже многому меня научила. Кое-что, разумеется, из местных примет узнал, кое-что выяснил в процессе наблюдения. Вроде бы мелочи, но они часто оказываются важны. В этих мелочах секрет успешной работы разведчика. Например, как узнать, какой будет дождь – короткий ливневый или затяжной?
– Как?
– Перед ливнем дует ветер, а сейчас духота стоит. Облака идут не плотным валом, а пеленой.
– То есть нам светит мокнуть всю ночь, – сделал вывод Джейсон.
– Не только нам. Сайтаки будут всю ночь грется в шатрах, снаружи оставят только караул, так что наша задача упростится.
Всё вышло, как предрёк Хопеш: моросящий дождь скрывал их перемещения вокруг лагеря, и «лезвия» без затруднений убрали часовых.
Джухид встал лагерем, только добравшись до отрогов хребта. Для ночёвки сайтаки выбрали лощинку между двух склонов, поросших карликовыми бахтаггами и кустами высокогорного хеноша. Недалеко тёк родник, окружённый зарослями шевы, чуть ниже него, в балке, «тёмные» оставили отдыхать желхов. На ночь они ставили шатры, не надеясь на шерстяные одеяла, и оценить, сколько в отряде бойцов, было невозможно.
Так или иначе, по первоначальному плану эта ночь должна была стать последней для большей части сайтаков. На отрогах водораздельного хребта Шиш-Наахта «лезвия» уже подступались к отряду Джухида, но полностью ликвидировать его тогда не вышло. Джухид разделил отряд на две части. В темноте земляне не сразу это поняли, а когда ввязались в схватку и подняли шум, вторая часть отряда под прикрытием темноты ушла. Утром Рожон и Хопеш по следам поняли, что главарь перехитрил их и спасся. Они преследовали остатки отряда Джухида две недели, дважды избегая устроенных ловушек. В самом начале погони от отряда отделился вестовой. Терять время на его преследование было бессмысленно, хотя теперь Хопеша мучили сомнения. Появление наёмных убийц говорило о том, что вестовой со своей задачей справился. То, что им посчастливилось справиться с пятёркой хатлов, ещё не значило, что неприятности закончились. Где-то на просторах нагорья их могла ждать засада.
Наблюдая из кустов, как его парни одного за другим убирают с пути караульных, Хопеш ловил себя на мысли, что что-то идёт не так. Перед ним в глухой дождливой ночи лежал беззащитный лагерь, но его не оставляло ощущение, что их опять водят за нос. Рядом бесшумно возник Кортик.
– Что дальше, командир? – спросил он едва слышно. – Проверим шатры?
– По-моему там никого нет, – покачал головой Хопеш. – Но это не самое плохое. Они могли устроить какие-нибудь ловушки. Мне про такие мастер рассказывал. Входишь в шатёр, а там растяжка с самострелом или сигнальная шутиха.
– Думаешь, засада?
– Мы же хатлов так взяли, почему Джухиду нас не попробовать поймать?
– Тогда по логике вокруг нас уже должно быть полно хмырей, – заключил Кортик, вертя по сторонам головой.
«Ночники» они надели ещё до того, как начали подкрадываться к лагерю. Хопеш, понимая, что свидетелей резни не будет, решил не уравнивать шансы террористов и своих бойцов. Правда, пришлось закрывать головы капюшонами плащей, чтобы индикаторы аккумуляторов не выдавали бойцов во тьме. Это немного снижало чуткость слуха, но в условиях моросящего по кустам, траве и камням дождя на слух особенно не полагались. Зато приборы давали отличную видимость в темноте.
– По-моему, твоя догадка очень своевременна, – сказал Кортик. – С левого склона сюда спускаются цепью десятка два чертей с дубьём и копьями, а на правом, за скалой маячат ещё несколько. Подкинуть им СШГ?
– Давай, ты налево, я направо, – кивнул Хопеш и достал из посумка свето-шумовую гранату. За своих бойцов он не боялся – они стояли лицом к шатрам, и вспышка не должна была их ослепить.
Две гранаты, мигая сигнальными диодами, полетели навстречу сайтакам. Во тьме такой трюк привлекал к себе внимание неосведомлённых: они завороженно следили за игрой цветных огоньков, а потом получали нестерпимо яркий световой удар, а заодно и глохли от резкого хлопка.
Ошеломлённого противника после этого можно было брать голыми руками, если, конечно, он в этот момент не отвернулся, не моргнул и не был абсолютно глух.
Конечно, хлопок был чувствителен и для десатников, но они были детьми цивилизации и не мочились в штаны при звуке выстрела или хлопке пробитой шины. Сразу после вспышек, они развернулись и ринулись в бой, ясно видя во тьме дезориентированных противников.
Хопеш поднимался навстречу тем, кто спускался по склону. Справа, рыча, прорывались через кусты Кортик и Ятаган, слева двигались рослые Нагината и Секира, на другом краю лагеря звенели клинки Бердыша и Крюка, глухо брякал летучий стальной оковалок Кистеня, давил на психику лихим гиканьем отчаянный Наваха. Ослеплённые и оглушённые сайтаки пытались бить по звуку, но шансов у них было мало. Из обожаемой ими тьмы выныривали неуязвимые демоны света, и их клинки собирали кровавый урожай. Хопеш обагрил лезвие своего изогнутого клинка дважды и вдруг всё закончилось. Он оглядел окрестности, стоя на склоне, и увидел, как из балки выскакивает желх с седоком.
– Вот, джильма, главного мы, похоже упустили! – с горечью выдохнул он.
– Что?! – переспросил разгорячённый боем Нагината, держа в руках трофейный серп хатла.
– Джухид, похоже, смылся! А где твоя летающая коса?
– Застряла в чьём-то каменном черепе, – развёл руками Джейсон.
Через четверть часа с небольшим они уже стаскивали к погасшему без присмотра кострищу тела. Сами они в большинстве вышли из боя невредимыми, если не считать царапину на руке Кистеня и шишку на голове Навахи.
– Командир, – сообщил Рожон, выходя с факелом из-за кустов. – Мы насчитали тридцать пять жмуров, а из балки, судя по следам, кто-то только что рванул когти.
– Да, я видел его со склона. Что ж, основную задачу на сегодня мы выполнили. Давайте проверим шатры и немого отдохнём да обсохнем.
Безымянное чувство
Весне радуются все и везде, но для жителей юго-западной окраины Ашхина, где лежали иссушенные земли маленького княжества Чуру-Тарап (в переводе с местного –Суходолье). Новая весна принесла им не радость, а тяжёлые испытания: соседство пустыни и без того сказывалось на климате этой окраины, а в нынешний прохладный сезон сложилось так, что несколько зародившихся в горах Вашта и Кекк антициклонов заблокировали и оттеснили на юг и на север насыщенные влагой штормовые тучи. В итоге за зимние месяцы в Суходолье не упало ни капли дождя, и календарное начало земледельческого года не было украшено ни единой травинкой.
«Лезвия» к этому моменту в очередной раз накрыли отряд, собранный Джухидом. Главарь сайтаков настырно искал на свой скальп приключения, и, поскольку его планы организовать помощь мятежникам в окрестностях столицы были сорваны, он сколотил из остатков нескольких групп рейдерский отряд и начал терроризировать караваны. Караванщики везли товары с востока и севера Ашхина, где на богатых почвах всегда родилось зерно и корма для животных, а в лесах было полно дичи, на запад, в княжества Кеккева и Вашта. Отряду Хаммера поручили взять под контроль караванный путь, проходивший по границе земель ваштаков – жизнерадостных и мастеровитых людей, научившихся строить жилища из камня и добывать железо, олово и медь. У местного князя Ганеж-афера была довольно сильная дружина, и земляне первое время недоумевали, зачем их послали сюда, если ашкеры вполне способны дать отпор и боззо, и сайтакам. Вскоре они разобрались в ситуации: мятежники намеревались отрезать центр от союзных князей, но имея в тылу такие крепкие и многочисленные дружины, как ваштакская, они рисковать не собирались. Значит нужно было ожидать ряд провокаций на всём протяжении границы между княжествами, из-за которых Ганеж-афер будет вынужден размазать силы, разделив их на патрульные полусотни и разослав по заставам.
«Лезвия» решили не тратить время на выслеживание террористов и принялись под видом наёмников ходить вместе с караванами торговцев. Третий по счёту караван был атакован конными рейдерами, которые самонадеянно полагали, что десяток охранников они легко заломают. Кончилось тем, что желхи грабителей достались «лезвиям», а два с половиной десятка покойников пришлось хоронить в ущелье. Ещё дважды бандиты пытались уничтожить дерзких наёмников, а в начале весны командование сообщило о том, что отряду Хопеша предстоит сопровождать караван с гуманитарным грузом, который пойдет из Аухетхе в Чуру-Тарап.
Караван был большой: кроме еды, консервированной воды и лекарств в Суходолье направили санитарную группу из местных лекарей, обученных врачами Красного Креста. Для их безопасности охрану усилили ашкерами из пограничной дружины ашхинского князя.
Каравану оставался всего один дневной переход до главного поселения Суходолья, и охрана уже расслабилась, не ожидая нападения, но в узкой лощине по ним с двух сторон ударили из огнестрельного оружия. Часть ашкеров, не имевших навыков выживания в бою с применением такого оружия, практически сразу полегла, остальные запаниковали и лишь чудом никого не зашибли и не убились сами, гарцуя на перепуганных желхах. Несмотря на доспехи, способные выдержать удары пластиковых и резиновых пуль, крепкие парни, с которыми земляне успели подружиться, гибли при падении скакунов или от попадания травматических зарядов в голову.
Земляне отбили нападение, прикончив стрелков и отпугнув боззо, но Хопеш и Наваха были легко ранены, а Ятагану серьёзно покалечили левую руку, из-за чего его после завершения операции пришлось отправлять на базу, иначе парень мог остаться инвалидом.
Гиллан похвалил Хопеша и его бойцов, но Кирк исходом стычки остался недоволен.
– Мы выиграли этот бой, – сказал он тогда, – но в стратегическом плане это проигрыш. Юсуф выбыл, стволов у бандитов нам удалось отбить только три, хотя били по нам минимум шесть стрелков. Боззо всё ещё опережают нас на пару ходов, и, по-моему, пора нам подумать, что мы можем им противопоставить. Ситуация такова, что против нас обернулось оружие, отбитое в столице мятежниками. Думаю, это даёт нам право на превентивный удар и равносильные действия.
– Не помешала бы снайперская тактика, – заметил Кистень. – Против их стрелков выставить нашего – это честно.
– Это точно, – согласился Нагината, – только в нашем распоряжении нет подходящего оружия и снаряжения.
– Как это нет? – не согласился Гарпун. – У нас есть отличный трофей – пневматическое ружьё «Стингер-PG». Оно бьёт на расстояние до 200 метров, при этом почти не производит шума. Оптика для него у меня есть, боеприпас тоже имеется, хоть и немного. Но мне много и не потребуется.
– Тогда подбирай себе напарника для прикрытия, и готовьте план. Завтра караван посетит ещё два населённых пункта, думаю, сайтаки снова устроят засаду и сосредоточат огонь на нас и на врачах.
Ван Розен выбрал для прикрытия Джейсона Нагинату, вечером они обрисовали командиру свой маршрут и план действий. Как опытный снайпер, Гарпун сделал ставку на то, что стрелки засядут на возвышенных точках, чтобы хорошо видеть цели, поэтому собирался двигаться справа от караванной тропы, где тянулась цепочка выветренных холмов. Справа же местность была занята иссушенным кустарником, где стрелкам мешали заросли. Тем не менее, Хопеш решил не пренебрегать безопасностью людей и снарядил в кусты сразу троих бойцов – Кортика, Рожна и Крюка. Группы выдвинулись затемно, чтобы перед прохождением каравана прочесать все потенциально опасные места.
Караван намеренно не торопился, хотя повод для этого был: в соседнем селении дети находились в плохом состоянии, и их нужно было спасать от обезвоживания. Вышли часа через два после восхода и медленно потянулись по тропе. Ашкеры, наученные горьким опытом, вели желхов в поводу, шагая ближе к вьючным масгалам, чтобы стрелки засады не могли прицелиться наверняка.
Примерно через час пути десятник ашкеров наткнулся на послание, оставленное на тропе Нагинатой. Он вырезал ножом на куске коры сообщение для Хопеша: «Здесь сняли двух стрелков с пневматикой, дальше узкое место, могут напасть метатели дротиков». В месте возможного нападения караван ждал ещё один сюрприз, только уже от группы, проверявшей кусты. Они закололи полдюжины боевиков, поджидавших караван под прикрытием густых ветвей, а их трупы выволокли к тропе. Караван тронулся дальше, Хопеш, слушая разговоры караванщиков и ашкеров, посмеивался. Десятник удивлялся, кто же это так ловко расчищает для каравана путь, а старший погонщик – почтенный бородач, авторитетно заливал своим подручным про княжьих Казнящих – приближённых к верховным правителям воинов-оборотней, которые, скрываясь под видом простолюдинов, паломников и наёмников, находили и уничтожали злейших врагов государства. Посмеялся, но не забыл, потому что байка о хатлах, которую он слышал от пьяненьких фермеров Шифеллаха и заезжих купцов, позже оказалась жутковатой правдой.
Дальше караван едва не попал в опасную западню. Прямо на тропе и рядом с ней были устроены ловушки с кольями и подвешенные на блоках с грузами пробойники – первобытные охотничьи приспособления. К изумлению ашкеров, устройства были сняты с боевого взвода и демаскированы.
– Что за штуки? – спросил Кистень, с опаской приглядываясь к заточенным кольям с висящими на остриях пучками травы.
– Такими ловушками исстари убивают крупную добычу, – пояснил десятник Дешшар. – Охотник заманивает или гонит добычу на ловушку, животное дёргает растяжку, и колья пробивают её насквозь.
– Такая может и самого охотника угробить, – заметил Бердыш.
– Если он не знает о ловушке и бежит впереди добычи, то да, – подтвердил десятник. – Боззо хотели спугнуть наших масгалов небесными громами. Тогда они налетели бы на ловушки, и нам пришлось бы придумывать, как переложить груз с погибших животных. Поистине, это не люди, а подлые джихи.
Караван беспрепятственно миновал все опасные места и вскоре встретился с высланными вперёд разведчиками. Их арсенал пополнился двумя пневморужьями и целым ворохом дротиков и метательных ножей. Кортик баюкал раненую кисть.
– Порезали? – спросил Хопеш.
– Прокусили, джильматы, – буркнул тот. – Вёрткий сучонок, я его сгрёб в удушающий зажим, а он зубами вцепился. Пришлось его ими же и накормить…
Через несколько часов, оказав помощь страдающим крестьянам и их детям, караван двинулся к третьему поселению. Проверенная тактика помогла и в этот раз, засаду разведчики уничтожили, а ловушки разрядили.
После Суходолья командование послало «лезвий» на окраину горного массива Эдха-Драх, где мастер сбора разведданных Шобо-йожмак нарыл весьма важную информацию о намерениях степняков снести пограничные крепости княжества Ламканах и установить здесь господство беззаконного предводителя кочевников с юга Закатного Хаша.
* * *
Утро занималось над предгорными холмами так же стремительно, как в Шифеллахе. Здесь, на границе горной цепи Эдха-Драх и уходящей за горизонт степи Закатного Хаша, где встречались несколько речек, наполняющих русло Ламкана, дающего жизнь богатой долине княжества Ламканах, было не так жарко, как в степи и не так холодно, как в сердце красивых, но суровых год Эдхи. Здесь освежающая прохлада гор смешиваясь с нагретым за день равнинным воздухом, рождая густой туман. Особый климат предгорий позволил процветать в местности под названием Шарим-Хех (Обнимающиеся Реки) и лиственным рощам и плодовым деревьям, и буйному разнотравью. Здесь было раздолье как для диких травоядных, так и для привередливой к кормам домашней скотине. Впрочем, выносливые степные странники – масгалы, беххо и желхи – тоже не чурались забредать на луга Шарим-Хеха, чтобы отведать свежей зелени. Естественно, этот благодатный уголок облюбовали трудолюбивые люди племени хадинов, в чьих жилах смешалась кровь стойких к испытаниям хашни и практически исчезнувшего горского народа эддини. В основном они занимались животноводством, но близость гор и богатого дичью и плодами леса стала поводом для развития и других ремёсел. Нашлось дело охотникам и звероловам, лесорубам и плотникам, каменщикам и гончарам, кузнецам и ткачам. С севера, двигаясь вдоль гор, всё чаще забредали в эти края рудознатцы из народа кеккеве, которые добывали в расщелинах Эдха-Драха удивительные самоцветы. Умельцы-ювелиры шлифовали и гранили их, создавая украшения, достойные князей.
Благодатное место и людской труд за несколько веков создали главному поселению Шарим-Хеха – городку Чарых славу богатого товарами торжища. А рынок, как известно, привлекает к себе торговцев из всех окрестых земель. Неудивительно, что однажды тут появились и власть держащие. Правда поначалу это были скорее криминальные элементы. Но со временем, накопив жирок, «царьки подворотен» сочли себя достойными аристократической респектабельности и провозгласили себя князьями. Последние два правителя, рассудив прозорливо, решили защитить город стенами и собрали дружину ашкеров из наёмников. Туда-то и внедрили земляне своего наблюдателя Росса Фридмена.
Хопеш с наслаждением вдыхал пьянящий воздух просыпающейся степи, наполненный духом свежей весенней зелени и сладким ароматом первых цветов. После прогорклой пыли заоблачного плато, холодных туманных ночей высокогорных лугов и морозного ветра ледяных перевалов сытный воздух речных долин и холмистых степей казался волшебным.
Эпсилон выбрался из туманной пелены, висящей над слиянием рек Ламкан и Минах, и начал долгий дневной путь по сиреневому небосводу.
– Ашвай, хэрме Эгнак! – вразнобой закричали Хопешу сельские мальчишки, вставшие затемно, чтобы успеть порыбачить до того, как родители нагрузят их повседневной работой.
– Ашвай, ашкеры! – приветливо помахал им Хопеш, и мальчишки весело засмеялись.
Хопеш их понимал: взрослые чаще бранили пацанят за озорство, непослушание, нелюбовь к изнуряющему сельскому труду, а вот хвалили редко. Что уж удивляться их реакции на комплимент странного иноземца.
Хопеша они знали, как бродягу-наёмника из северных краёв, назвавшегося Эгнаком. Он нанимался на рубку дров, чистку водоводных каналов, косьбу и разгрузку купеческих повозок. Жители села Кажах были рады такому наёмнику: работал он неутомимо, соглашался на предложенную плату, не торгуясь, особенно, если платили продуктами. Животноводы Кажаха не нарадовались, глядя на плоды его труда – так добросовестно в их селе не работал ни один батрак. Хозяйки и их дочки бросали в его сторону неоднозначные взгляды, мальчишки начинали восхищённо гудеть и жадно рассматривать мускулистую фигуру, мечтая вырасти такими же крепкими, широкоплечими и, чего греха таить, свободными от вечной кабалы оседлой жизни. В конце концов, Эгнак приглянулся самому зажиточному масгал-хаши Кажаха – Замеху, который нанял его помогать на обширном подворье. Он был одним из самых уважаемых в селении жителей, и на его подворье почитал за честь погостить едва ли не каждый торговец, что вполне устраивало Хопеша, по крохам собирающего информацию.
Хорохорясь и подначивая друг друга, мальчишки промчались мимо сидящего на широком камне Хопеша к речке Цетохе, впадающей в Минах – приток полноводного Ламкана. В речке водилась шустрая серебристая рыбка-джериз, которую все местные рыбаки от мала до велика обожали ловить на шлифованную мелкую монетку, снабжённую крючком. Джериз, будучи активным охотником, кидался на всё блестящее и движущееся, начиная с упавших в воду насекомых, заканчивая собственными мальками. Хопеш ещё в Шифеллахе обзавёлся рыбацкой снастью и теперь вовсю пользовался ей, успевая за утренние часы наловить рыбы и на обед, и на ужин. Отдельно от отряда он обеспечивал сам себя: охотился, рыбачил и кашеварил.
Остальные «лезвия» стояли лагерем в получасе ходьбы от Кажаха, ожидая известий от командира, отправившегося на разведку. Он оставил им передатчик и прочее оборудование, а сам прописался в посёлке. За старшего в отряде он оставил Кистеня – второго после него по званию. Раз в два дня кто-нибудь из «лезвий» приходил в условленное место и обменивался с Хопешом новостями.
Для отряда это вынужденное безделье было чем-то вроде короткого отпуска после трудного перехода через изрезанный ущельями и заросший буреломными лесами кряж Эдха-Драх. Две недели непрерывных приключений в дикой пересечённой местности здорово вымотали их, и теперь они отсыпались, рыбачили, лечили порядком потрёпанных желхов, вернее тех, что выжили после нападения стаи голодных гзахов и ночной бури, когда разлившаяся река чуть не утопила отряд вместе с желхами.
Мальчишки влезли на плоты, спрятанные в тростнике, отчалили и принялись забрасывать с них бечёвки с блёснами, азартно вскрикивая, подбадривая друг друга.
– Тоже мне, рыболовы, – хмыкнул Хопеш, которого учил приёмам рыбной ловли нищий Балчи – лучший рыбак Шифеллаха.
Не имея ни дома, ни клочка земли, Балчи жил в шалаше на берегу озера Тшайхул и его основной пищей, за исключением редких случаев, была рыба.
– Никогда не шуми на воде, хэрме Эгнак, рыба этого не любит, - поучал он. – Если рыбачишь с плота, лучше всего навесить на него цетовых стеблей, чтобы было похоже на плавучий остров. А монетку, ежели на неё будешь ловить, лучше не круглую делать, а в форме малька, чуть вытянутую. И запомни, хэрме, возле тростника и плоскобок, и острозубка, и дергун всегда крупнее.
Помня наставления Балчи, Хопеш ловил такую рыбу, что шебутные мальчишки просто взвыли бы от зависти. Даже обычно скромные джеризы ему попадались крупнее, чем скюмуши, которых вытаскивали из плетёнок местные рыболовы, а уж если ставил плетёнку, то застрявшие там плоскобоки не помещались в котелке. Как заинтересовать этих толстячков, ему тоже рассказал Балчи.
– Вот салаги, эдак всю рыбу распугают… – проворчал Хопеш.
– Ты это на каком языке сказал? – неожиданно раздался рядом нежный голосок, и Хопеш едва не подпрыгнул от неожиданности: редко кому удавалось бесшумно подойти к опытному и чуткому разведчику.
Рядом стояла сестрёнка одного из мальчишек – девушка-подросток по имени Анеш. Миловидная и стройная она имела редкую для стеллианок стать, за что понравилась землянину. Кирк удивлялся сам себе. Настоящих чувств к девушкам он не испытывал с того времени, как окончил первый курс Академии. Тогда он пережил яркий и скоротечный роман с умопомрачительной девушкой, которая оказалась коллекционером разбитых сердец. Влюбляя в себя парней и мужчин, она лишь стремилась испытать новизну и разнообразие впечатлений, а потом быстро охладевала к недавнему партнёру. Кирк сильно переживал, пока на кадетской вечеринке не напился и не вляпался в историю с замужней дамочкой из канцелярии академии. Сокурсники говорили, что она просто охотница за породистыми мужиками, мол, ей хватает одного свидания, чтобы насытиться. Кирк, в её глазах, видимо, был исключением, потому что дамочка стала клеиться к нему и после свидания. Чтобы избежать скандала, Кирк на всё лето записался в отряд береговых спасателей и на три месяца выпал из её поля зрения. Вернувшись, он с облегчением узнал, что дамочка в его отсутствие утешилась интрижкой с молодым лейтенантом из преподавательского состава. С тех пор он либо не давал себе воли, либо рядом не оказывалось тех, кто трогал его сердце.
Но впервые увидев Анеш, он словно открыл какие-то грани своей личности, о которых даже не подозревал. Девочка по ашхинским меркам была гадким утёнком. У неё не было крепких бёдер и мускулистых лодыжек, как у большинства местных девушек и молодых женщин, её руки в отличие от привычных к сельскому труду селянок не имели крепких широких кистей и сильных пальцев. Кожа на лице и руках девушки была на редкость чистой и нежной, почти не имея обычного для стеллианок серебристого пушка, который к зрелому возрасту у многих темнел, превращаясь в мягкую редкую шерстку, свидетельствующую о крепком женском здоровье и плодовитости стеллианок. По крайней мере, таковы были местные стандарты. Если бы кто-то спросил Кирка Хаммера, то он сказал бы, что среди ашхинских женщин и девушек никого симпатичнее Анеш не встречал.
На его взгляд она выглядела настолько лучше других, насколько в старину эльфы и феи считались привлекательнее людей. В девушке все черты были другими: кожа у неё была не иссиня-чайного оттенка, а золотисто-орехового, блестящие вороные волосы она не заплетала в косы, а стягивала в два тугих хвоста, которые скручивала цветными шнурками и каждый день укладывала на затылке по-разному – то колечками, то змейкой, то ещё как-нибудь. А главное, у неё были восхитительные глаза – любопытные, живые, восторженные. Возможно причиной этому было особое отношение к ней отца, который, в отличие от других животноводов, не стремился сделать из неё скотницу или доярку. Сёстры Анеш вкалывали не меньше других, ухаживая за скотиной, чистя хлев, помогая мужчинам заготавливать корма, трудясь у очага или валяя шерсть. Но младшую дочь масгал-хаши Замех от тяжёлого труда берёг, потому что приметил у неё талант лаского говорить с масгалухами, лечить их, принимать роды. Про таких говорят: «У неё лёгкая рука». Хопеш готов был поклясться, что в случае с Анеш то же самое можно было сказать о ней вообще, потому что она удивительно легко общалась с окружающими, легко смеялась, весь её облик был каким-то необыкновенно-воздушным. Даже шаги её Хопеш умудрился не расслышать за гомоном мальчишек-рыбаков.
– Это, эри Анеш, язык народа очень далёких краёв, – попытался сохранить невозмутимость Хопеш. – Здесь его никто не знает, и, чтобы не забыть слова, я иногда говорю на нём.
– Какое племя говорило на нём? Племя древних или твоё?
– Моё племя, эри, ведёт родословную от потомков древних.
– Кто они? Охотники, воины, пастухи или купцы?
– Среди нашего народа много разных дел мастеров. Я даже не смогу перечислить всех ремёсел.
– Такое может быть только тогда, когда народ очень велик. Разве на Ашхине есть такие племена?
– Ашхин обширен, но он только часть этого мира.
– Я слышала разговоры об этом. Так говорили купцы, гостившие в доме отца. Но сама я никогда не видела ничего, кроме нашего уголка степи, поэтому мне трудно представить, как велик мир.
– Эри Анеш рассуждает удивительно разумно, – любезно заметил Хопеш. – Сразу видно, чья дочь говорит.
– В наших краях добрые слова о родителях – первый шаг к сватовству, хэрме Эгнак, – засмеялась девушка. – Ты не страшишься, что отец узнает о сказанном?
– Не страшусь, эри, – лукаво улыбнулся Хопеш. – Ведь он никогда не отдал бы свет своего сердца за такого бродягу. Само то, что эри говорит с батраком без роду и племени – уже незаслуженная честь для меня. Вот ты назывешь меня уважительно, а по положению стоишь много выше меня.
– Твоя речь, хэрме, говорит об обратном, – уверенно возразила Анеш. – Низкое происхождение не позволило бы тебе красиво и учтиво говорить.
– Но ведь низкому человеку из черни возможно научиться говорить, как благородные.
– Наверно, можно, если он не глуп, – пожала плечами Анеш. – Только это будет притворство. Заученными словами благородства в сердце не вырастить. Это даётся при рождении. Что-то подсказывает мне, хэрме, что ты рождён не в той касте, печать которой носишь.
Каждая каста Ашхина придумала себе особые опознавательные знаки, которые позволяли без труда определить, кто есть кто. Высшая каста – сулаи, как и положено князьям и вельможам, носили золотые украшения, священники-раифы и их подручные носили на лбу татуировки в виде дневного светила или священного знака Ашвади, ашкеры и наёмная охрана особым образом заплетали себе волосы и татуировали предплечья, торговцы носили на шее или запястьях просверленные монеты-дили, ремесленники-пермеки накалывали на тыльной стороне кистей рук цеховые символы, земледельцы и скотоводы – носили на рубахах или повязки с вышивками, обозначающими их принадлежность к касте полюков, так же поступали эрмачи – охотники, лесорубы, рыбаки и бортники, а бедняки-эщиги и без знаков выглядели оборванцами.
– Жизнь оставила на мне много меток, эри, по ним трудно определить, какое положение мне приличествует. Как бы там ни было, я наёмный лесоруб и ещё не пойми кто, а эри – дочь масгал-хаши.
– Касты – проклятье нашего народа, хэрме. Их придумали тёмные боги для пленения души и воли людей. В заповедях сказано о том, что лишь высокородные князья, вельможи произошли из плоти Пресветлого Ашвади, а жрецы – из его дыхания. Все прочие произошли иным способом. Воины – из костей и ногтей, ремесленники, рудокопы и кузнецы – из пальцев рук и ног, торговцы – из языка, земледельцы и скотоводы – из позвоночника, добытчики и лесорубы – из зрачков и волос, женщины – из крови и слёз, а бедняки и нищие – из пота и болезней. Но разве не говорится там о том, что разделение детей света придумано для того, чтобы каждый знал своё место в мире и не возжелал большего, нежели может добиться?
– Каждому своё – так гласят заветы… – развёл руками Хопеш, припомнив про себя, что мудрую фразу, сказанную в древности Цицероном, нацисты начертали над входом в печально известный концлагерь Бухенвальд.
– Да, это названо справедливостью, но разве справедливо, если к тебе относятся, как к бедняку, когда ты проливал кровь на поле сражения, а на лепёшку с сыром добываешь честным трудом?
– Эри Анеш так юна, но мудрость её сделала бы честь почтенному вельможе, – искренне удивился Хопеш. – По справедливости ей подобает быть повитухой не масгалов, а князей. И говорить не с бездомным лесорубом, а с многомудрыми правителями Ашхина.
– Почему-то мне кажется, хэрме, что говорить с тобой интереснее, чем с ними, сверкнула глазами Анеш, беззастенчиво садясь рядом с Хопешом на камень.
– Эри – смелая девушка, – пробормотал он, с беспокойством глядя в сторону тростниковых зарослей, из-за которых доносилась весёлая болтовня мальчишек. – Не боится, что кто-то увидит, как она беседует и сидит рядом с низкородным.
– Тебе ли этого страшиться, хэрме? – с озорством усмехнулась Анеш. – Судачить будут не о тебе.
– Но общинная стража выгонит из села меня.
– Не верю, что ты дашь себя в обиду. Ты на полголовы выше даже нашего местного силача Валехра.
– По одиночке, может и навалял бы им, так ведь они, если до дела дойдёт, вместе навалятся, и уж тогда оборвут мне уши.
– Уши?.. – она пристально посмотрела на него и сказала. – Твои уши мне понравились.
Хопеш похолодел – на людях он носил на голове что-то вроде чалмы, скрывающей уши. Мохнатых накладок для ушей, как у мастера, он не завёл, поэтому старательно прятал безволосые нестеллианские уши.
– Уши как уши, – пожал он плечами. – Их и не видно вовсе.
– Обычно не видно, только я видела, как ты моешься в реке… – без тени смущения заявила девушка. – У тебя необычные, красивые уши.
По этикету краснеть было положено ей, но румянцем залился Хопеш. Он сообразил, что уши были не единственной деталью, которую заметила девушка.
– Как же эри оказалась так далеко, что застала меня врасплох? – справившись с собой, спросил Хопеш, который ночевал в километре от Кажаха и в воду забирался, в основном, после трудового дня и рано утром.
– Прости, хэрме, твой ночлег оказался как раз у того места, где обычно купаюсь я. В тот день я уже была в воде, и тут увидела тебя. Тогда ещё не знала, что хэрме Эгнак достойнее многих почтенных селян, испугалась и спряталась в тростнике.
«Ну, да, – с иронией подумал Хопеш. – Если бы уже хорошо меня знала, то вышла бы поздороваться». А вслух спросил:
– Эри простит неучтивого лесоруба за то, что он оскорбил её взор непотребством?
– Я вовсе не оскорблена. Ты красив, а красота не может оскорбить взор.
– Всегда считал себя обыкновенным, – пожал плечами Хопеш, чувствуя себя глупо.
– Не-ет, ты правда красив. Таким я представляла пророка Яури перед тем, как «тёмные» бросили его в яму с джихами. Ты не такой как все, у тебя красивая светлая кожа и необычные знаки на ней.
– Вот уж выдумала… – ворчливо пробормотал Хопеш.
«Не хватало ещё, чтобы девчонка возомнила себе какую-нибудь влюблённость, да ещё на романтически-религиозной почве. Надо же было так проколоться. Разведчик, называется».
– Зачем же так далеко уходить от села? – спросил он.
– Я всегда ухожу подальше… С самого детства на меня показывают пальцем и косятся. У меня кожа светлее, чем у других, а теперь выяснилось, что я ещё и тэйшу – безволосая. Про таких женщин в народе говорят, что у них мало сил, что дети у них умирают в младенчестве, а мужчины не берут их замуж. Даже мои сёстры жалеют меня, а сами шепчутся за спиной, мол, как же я, убогая, семью их позорю. Так ведь и их замуж могут не взять. Вот и купаюсь вдалеке ото всех, а так даже лучше. Можно полежать в тишине, представить, что ты одна на много переходов вокруг.
– А если чужой кто, или гзах степной рядом окажется? – спросил Хопеш.
– Рядом река, я войду в воду. Гзахи не любят воду, да и люди не все готовы мочить ноги.
– Эри никогда не сталкивалась с негодяями, готовыми на всё, чтобы обидеть беззащитную девушку.
– Ты встречал таких, хэрме?
– Да, я знал таких, но знакомство было коротким. Таким джихам незачем жить среди людей.
– Где ты бывал, хэрме? Что видел?
– Рубил лес на восточной границе, в долине, лежащей у подножия таких громадных гор, что, глядя на них, я думал, будто небо лежит на их плечах. А потом, когда мне довелось забраться на перевал, казалось, что сверху виден весь Ашхин.
– Те горы выше Эдхи?
– Её ледяная вершина была бы тем горам по пояс. Вершины Жидраха так высоки, что люди насмерть замерзают, поднявшись лишь до середины склона.
– А как же ты не замерз?
– Я лесоруб, и мне нечего делать там, где лес уже не растёт. Я поднимался лишь до перевала.
– Для чего ты бродил там, хэрме?
– Тогда я был наёмником в пограничном отряде князя, и мы должны были поймать разбойника, который бежал от его справедливого суда.
– Тебя ранили там?
– Нет, рану я получил в стычке с боззо, которые напали на караван, вёзший еду пострадавшим от засухи. Это было на краю пустыни Шэрчула, что на краю Ашхинского княжества. Дети крестьян умирали, им было нечего есть, но хуже то, что почти не было воды. Князь Атахиве договорился с небесным воинством о помощи, и я с другими ашкерами вёл караван вдоль границы с княжестом Вашта. Сайтаки напали на караван, чтобы уничтожить груз. У них было оружие, которое они отняли у пришельцев во время мятежа в столице. Это оружие ранит и убивает на расстоянии многих шагов. Не каждый ашкер сможет так далеко бросить камень или дротик, как бьют небесные громы. Для некоторых моих спутников бой стал последним, а меня подло ранили в бок. Но кровь так кипела в жилах, что я не сразу это заметил. Штаны были как у княжеского шута – наполовину раскрашенные.
– Неужели ты не чувствовал боли?
– Не помню. Помню, что был страшно зол на этих джих за удар в спину и хотел каждого наказать своими руками. Знала бы ты, какие славные воины сложили головы на той тропе… Я поклялся за каждого друга взять с сайтаков плату в полный шен их паршивыми шкурами.
– Не гневи Ашвади, хэрме… – испуганно пролепетала Анеш. – Разве забыл ты завет пророка Яури? Не бери жизнь за жизнь, ибо не смерть прославляет свет.
– Прости, эри Анеш, гнев застил от меня свет истины, и мне стыдно.
Девушка погладила его по обветренным тёмным кудрям, стянутым в хвост на затылке. За год Кирк отрастил гриву, которая десантникам и не снилась. Правда, постоянно приходилось мыть эту шевелюру в настое горькой травы щох, растущей на крутых склонах. Девушка на секунду задержала руку на волосах Кирка, а потом её тонкие пальцы скользнули по его плечу, повторяя плавный изгиб плотного бицепса.
Почувствовав её руку, Кирк замер, боясь спугнуть чудо. Никогда в жизни представители противоположного пола не проявляли к нему трепетного отношения. Его личный опыт общения с женщинами не выходил за рамки плотского желания и страстных, нетерпеливых ласк, больше похожих на борьбу за превосходство в постели или на торопливую стимуляцию в условиях адюльтера в подсобке служебного помещения. Эта неопытная в любви девочка одним лёгким движением ниспровергла в глазах капитана ВКС Хаммера всех его прежних партнёрш. Внезапно он понял, что все его приключения на Стелле стоили этого мимолётного мига юношеского откровения, её восторженного вздоха от удивления собственной смелости. Анеш коснулась мужчины, который восхищал её. Коснулась, несмотря на запрет, распространённый на всех незамужних девушек, которым нельзя даже близко подходить к взрослым мужчинам, особенно если они из других каст.
В зарослях цеты, шурша и расплёскивая воду, задвигались мальчишки. Те, что постарше, как-то умели определять, когда пора возвращаться домой, чтобы не получить нагоняй от родителей. Они-то и погнали младших обратно в село. Едва заслышав движение в тростнике, Анеш села прямо на своём краешке камня, делая вид, что копошится в кузовке, который висит у неё на ремне через плечо. Девушкам полагалось повсюду носить с собой какое-нибудь рукоделие, чтобы не прослыть бездельницей. Едва выпадала минутка, свободная от другой домашней работы, благопристойные эри должны были выставлять напоказ свою межзаботицу, будь это вышивка бисером, плетение или что-то ещё. Этот обычай был нужен, чтобы с малолетства создавать будущим невестам репутацию трудолюбивых, прилежных и послушных девушек. Впрочем, некоторым девушкам это не мешало использовать рукоделие для отвода глаз, маскируя за ним своё желание перевести дух и отдохнуть от нелёгкого труда.
Мальчишки весёлой гурьбой пробежали мимо камня, на котором сидели Кирк и Анеш. Самые старшие, неся связку с уловом, хвастливо потрясли перед взрослым щупленькими джеризами, и Хопеш восхищенно похлопал в ладоши:
– Ай-вай! Какой улов! Да вы мастера рыбной ловли! Когда вырастете, будете ловить в-о-от таких вот джеризов!
Мальчишки смеясь, отмахнулись от него:
– Тут такие не водятся!
– Потому и не водятся, что я их вылавливаю, – вполголоса заметил Кирк, и Анеш закатилась долгим звонким смехом.
Перед ней остановился озадаченный брат – двенадцатилетний мальчонка по имени Бадик.
– Что это ты так веселишься? – спросил он у сестры. – Мало того, что атай приставил тебя ко мне, как к маленькому, и все друзья смеются, так ты теперь ещё и семью позоришь.
– Твои слова несправедливы, хэрме Бадик, – заметил Хопеш. – Эри Анеш всего лишь выполняет волю твоего почтенного атая Замеха.
– Замеха все уважают, а эта недостойная старается его опозорить.
– Хочешь сказать, что эри Анеш порочит честь семьи, разговаривая с низшим? – прищурился Хопеш.
– Именно, – с вызовом ответил Бадик.
– Ну, а теперь и ты поговорил со мной. Что на это скажет почтенный атай?
Бадик, несмотря на загар шоколадного оттенка, залился краской, и его щеки и уши приобрели цвет медной проволоки. Хопеш ласково улыбнулся и сказал пацану:
– Не печалься, малыш, честь вашей семьи не понесёт урона. Ты разговариваешь с тем, кто призван хранить покой вашего благословенного края. Слышал когда-нибудь про Казнящих?
– Казнящих? – ахнул мальчишка и чуть не сел на песок. – Ты – казнящий?!
– Я их глаза и уши. И если ты готов послужить своему родному краю, то у меня есть для тебя и твоих друзей дело поинтереснее, чем ловля ишая.
Бадик встал на одно колено, как ашкер, дающий присягу, и горячо пообещал:
– Слово княжьего ближника – закон для детей света. Говори.
– Поговори с другими мальчишками, чтобы были настороже и о каждом незнакомом чужаке сообщали раифу, разъезду стражников или мне. Ты понимаешь меня?
– Да, хэрме. Бадик сделает, как ты говоришь.
– Да благославит тебя Ашвади. Иди.
Мальчишка встал и сделал несколько робких шагов, не отрывая взгляда от Хопеша, словно боялся, что услышанное им – наваждение, и стоит моргнуть или посмотреть в сторону, и удивительный пришелец из-за гор исчезнет, будто его и не было. Наконец он ускорил шаг и затрусил вслед за друзьями, добежавшими уже до околицы.
– Ты его напугал, хэрме, – удивлённо промолвила Анеш и спросила, – А кто такие эти казнящие?
«Хотел бы я узнать», – усмехнулся про себя Хаммер, а ей ответил:
– О казнящих мне рассказывали в караване, который мы вели краем пустыни. Старый караванщик говорил, что это рука верховных князей и высшего совета раифов. Им даётся право вершить справедливость, наказывать преступников и мятежников. Они всегда скрываются под личиной обыкновенных наёмников или бродяг, присматривают за тем, как живут вдали от столицы и городов простые люди, и, если кто-то обижает их, действуют скрытно и жестоко, неся возмездие.
– Но ты же не Казнящий… – неуверенно проронила девушка.
Хопеш улыбнулся ей и просто ответил:
– С тобой я просто лесоруб Эгнак. Давай пойдём к жилью, а то тебя спохватится атай.
Они поднялись с камня и направились к просыпающемуся Кажаху, где заскрипели калитки хлевов и двери загонов, застучали топоры, замычала скотина и загалдела ожидающая утренней кормёжки птица.
* * *
На краю селения им встретился небольшой торговый караван, который вёл дядя Анеш, торговец Ашхет. Мужчина находил скучным постоянную возню с масгалами, вместо того, чтобы разводить их, он предпочитал использовать этих мощных травоядных в качестве вьючных животных. В Ашхине это была распространенная практика, поскольку масгалы были не только сильными и выносливыми, но и достаточно неприхотливыми. Используя их способность долго и терпеливо работать, крестьяне приучали их к ярму и плугу, к упряжи повозок и хомутам для перевозки брёвен на лесоповалах. Кочевники и караванщики, зная о том, что смирные и неприхотливые масгалы могут без затруднений ходить по песку, каменистым пустошам и болотистым долинам, доверяли этим животным перевозить грузы на дальние расстояния. Масгалы не боялись ни жары, ни холода, поэтому спокойно отмахивали десятки километров по пустыням, степям и горам, обходясь жёсткой травой и минимумом воды.
– Ашвай, свет мой, – ласково приветствовал Ашхет племянницу. – Кто это с тобой?
– Это атай работника взял, а то сам везде не поспевает. Эгнак в село пришёл на заработки, да нам пригодился. А тебе, случайно, помощник не нужен в дороге?
Несмотря на глубокую симпатию к славной девушке, Хопеш испытал желание отшлёпать её. Может, она и хотела, как лучше – купцы платили своим работникам больше, чем сельские середняки или хозяева вырубок, но в данный момент Хопешу никак нельзя было покидать Кажах. Правильно говорил в таких случаях её родитель: «Коротка коса, чтоб говорить вперёд отца. Сиди смирно, проживёшь мирно».
– В дороге помощников хватает, – ответил торговец. – А вот здесь, на постое, мне бы сторож сгодился, а то парни мои по домам на отдых разбредутся, а за товаром да масгалами приглядывать кому-то надобно. Справишься с делом, Эгнак?
– Отчего же не справиться? Дело знакомое, с карванами ходить доводилось.
– Вот и сговорились.
До самого вечера Хопеш возился с масгалами, которых Ашхет загнал под один из обширных навесов подворья Замеха. Ему пришлось поить их, чистить и собирать за ними навоз. Зато вечером, когда Замех и Ашхет с комфортом устроились в беседке, чтобы поужинать, Хопеш узнал много любопытного.
– Что нового, братец, происходит в тех местах, где ты продавал и покупал товар?
– Люди повсюду так же порочны и неразумны, как и в наших краях, Замех. Иногда я думаю, а не вернуться ли мне к делу, завещанному атаем. Как славно в родном краю! И вода здесь слаще, и лепёшки сытнее, и говорят здесь на понятном языке. Вот послушай: придумали пекари в шрае князя Шарлага печь из муки не старые добрые лепёшки, а печево из сброженного теста, а называют его хлебом. Пахнет, конечно, заманчиво, да и выглядит красиво, но, когда ешь, не трапеза получается, а баловство, в хлебе теста только половина – остальное пузыри.От нашей лепёшки половину отломишь, съешь – и сыт, а хлеба полкруга сжуёшь – и пузо пустое.
– М-да-а, нет ничего лучше завещанного предками, – закивал Замех.
– А вот и того пуще придумка – на торге в Адураже, что стоит на краю залива Раванг, хозяева шербесан выпекают тонкие, как листья эмфа, лепёшки, а в них заворачивают печёное рубленое мясо с ломтиками вымоченной в рассоле хирпы.
– О, это не помешало бы попробовать, – оживился Замех, откусывая изрядный кусок домашнего пирога с рыбой и запивая его домашней настойкой, напоминающей квас.
Кирк, наблюдавший за их ужином из густой листвы раскидистого хеноша, глотал слюну и клял свою шпионскую работу. Из беседки чем только не пахло, а у него с обеда кроме чёрствой корки ничего во рту не было.
– Да, научи своих старших дочек делать такую закуску, не пожалеешь, – кивнул Ашхет, смакуя вымоченную в кисло-сладком сиропе велпу.
– Рассказом о яствах ты меня позабавил, – довольно сказал Замех. – Что нового расскажешь о жизни в тех краях?
– Неспокойно стало в Хаше, брат, – посетовал Ашхет. – Возле караванных путей стали часто боззо замечать. Никого из торговцев, они, правда, пока не трогают, но все трясутся, как бы не стать их первой жертвой. А на дальнем юге, говорят, появилось чёрное капище, где сайтаки каждый гаг жертвы приносят. Да сожжёт их праведным гневом Ашвади! Нет, не хочу про плохое. Мы видимся с тобой раз в сезон, неужто встречу всякой мерзостью портить? Давай, лучше про дворцовую жизнь тебе расскажу.
Они немного побеседовали о сватовстве хашских князей к дочери Великого Хашшара Дарона, обсудили сплетни о борьбе вельмож столицы Закатного Хаша за должность главного казначея и анекдотическую историю о том, как один ловкий проходимец, переодевшись женщиной, проник в гарем воеводы и несколько месяцев жил под носом у охраны, как сырная оладья в сметане.
– А что, любезный брат, думаешь ты про женитьбу своего сына? – спросил, наконец Замех.
– Лехана-то? – удивился Ашхет. – Так он в службе увяз по самые брови. Я его как-то спросил, когда через Чарых караван вёл, мол, Лехан, пора уже атая внуком порадовать. Так он сказал: «Тебе, почтенный атай, внуков да внучек сёстры мои нарожали, а я торопиться не буду, потому что ищу свою ашуэри».
Кирк такого выражения в обиходной речи ещё не встречал и озадаченно прислушался, попутно силясь припомнить слова с родственными корнями.
– Нет, ты только подумай, как меняются люди, попадая в иной круг, – сокрушённо вздохнул Ашхет. – Родился в полюках, повезло подняться до диля, отвагой доказал, что достоин быть ашкером, а теперь, гляди-ка, как сулай заговорил. Ашуэри ему понадобилась. Да где ж взять-то её, ежели такие эри на два перехода вокруг растут в семьях сулаев да раифов.
– Ну, это ты хватил, братец. Чем плохи эри из дилей, пермеков, да хотя бы из тех же полюков. С такими ему даже проще жить будет. Они хотя бы к труду приучены. А то сосватаешь ему какую-нибудь изнеженную сюсю, так это сокровище его заест потом. Вот любую из племяшек своих можешь ему сосватать. Девки, конечно, не из тех, кого на носилках по городским улицам носят, но здоровья отменного, деток хороших родят.
Кирк внезапно почувствовал, как по его бокам скользят невесомые девичьи руки.
Всемогущий Ашвади! Он опять проморгал, как она подкралась к нему! А ведь вокруг ветви, покрытые листвой – и не одна не шелохнулась, хотя сам он протиснулся вглубь куста, стараясь не производить шум, с немалым трудом.
– Я буду твоей ашуэри, Эгнак, – прошептала озорница, прижимаясь к его спине и крепко обнимая за туловище. – И никому тебя не отдам…
– А знаешь, братец, что я подумал? – доверительно сказал Ашхет. – Раз уж мой олух о тонкокостных чистотелках грезит, то может, сосватать ему мою младшую племяшку?
– Да что ты… – с трепетом любящего отца возразил Замех. – Как же можно младшую вперёд старших выдавать замуж? Да и юна она ещё. Ей бы подучиться кое-чему, чтоб хозяйствовать могла не хуже других.
Кирк рёбрами почувствовал, как Анеш напряглась при этих словах.
– Уверен, хозяйка из неё выйдет не хуже, чем из сестёр, – высказал мнение Ашхет, – Давай, я узнаю у Лехана, что он про это думает. Глядишь, может и по душе такое дело придётся. Тогда уж и будем думать, как всё устроить.
– Ладно, узнай, – махнул рукой Замех. – Только в толк взять не могу, что доброго из этого выйти может. Лехан, я слышал, в десятники выбился, значит, на службе ещё не один год будет. Ежели Анеш в жёны возьмёт, значит жить они будут в Чарыхе. Им жильё потребуется, не в ашкерхане же им угол отгораживать.
– За этим дело не станет. Пару кругов назад я ему там жильё прикупил – уютный домик с добрым очагом и садиком, колодец рядом, и от ашкерхана рукой подать. Лехан там не живёт, говорит, холостяку сподручнее в караульной обитать, но, если жена появится, само собой разумеется, домик обживётся.
Внезапно Кирк почувствовал, как Анеш отстранилась и беззвучно скользнула прочь из куста. С некоторым затруднением он так же тихо пробрался сквозь ветви и пошёл следом в сгущающейся тьме. К счастью, подворье Замеха за долгие годы было хорощо выровнено и утоптано, и споткнуться он не боялся, а вот потерять в ночи девушку, знающую тут каждую пядь, ему не хотелось. Он интуитивно пошёл в сторону загонов, за которыми в глинобитной изгороди торчало несколько древесных сердцевин саманных кирпичей. Бадик, да и сама Анеш пользовались ими, как лестницей, когда сбегали по утрам на речку. Рослый Хопеш преодолевал её и без этих деревяшек. Короткий рывок – и он уже за пределами подворья. Над холмами, обступившими Цетоху, вставал льдистый диск Гагго и его холодный свет обрисовал посреди травянистого луга силуэт быстро шагающей девушки. Только шла она не к ближайшим зарослям цеты, где мальчишки рыбачили утрами, а левее, к отдельно стоящей глянновой рощице, где три недели подряд ночевал Хопеш.
Видимо, слова родственников здорово задели Анеш, потому что нагнал её землянин только у реки. Девушка сидела на полого уходящем в воду песке, обхватив колени.
В этот раз бесшумно подходить сзади настала очередь Кирка. В темноте он отчётливо слышал, что Анеш расстроенно шмыгает носом, и, осторожно ступая, стал приближаться к ней.
– Не старайся, хэрме, – насмешливо сказала девушка. – Ты ходишь в обуви, а в ней нога никогда не ступает бесшумно. Разве что только в той, которую сапожник хорошо подогнал по ноге.
– Благодарю за подсказку. Эри расстроилась из-за выдумки дяди?
– Это не выдумка, Эгнак. Если дядя о чём-то заговорил, то он этого добьётся. В детстве Лехан часто жил в нашем доме, потому что Ашхет велел ему учиться у атая объезжать желхов и масгалов. Он на два круга Ашвара старше меня, и сёстры хихикали, мол, вот жених для меня. Это потому, что Лехан не обращал внимания ни на одну из них, а за мной ходил по пятам. Ему нравилось смотреть, как животные меня слушают. Меня выдадут замуж за него.
– Раньше сестёр?
– У отца нет выхода. Хоть на меня и показывают пальцами в посёлке, а ни один из тех, кто приезжает к атаю покупать объезженных скакунов и вьючных масгалов, не заговаривал о сватовстве к кому-то из сестёр, зато ко мне уже трое сватались. Сёстры ревнуют, обижаются, даже плачут. Говорят, что я на мужчин чары насылаю, и они слушают меня, как животные. Наверно, мне лучше не мозолить им глаза.
– Может быть, просто уехать? – спросил Кирк. – Без замужества.
– Как будто тебе неведомо, что женщине нигде нельзя появляться без мужчины! – вспыхнула Анеш. – Не знаю, как у твоего племени, но в наших краях, когда угасли древние и пришли тёмные, женщины стали отдельной кастой – хани. С тех пор мы от мала до велика стали безгласны и бесправны. Нас прячут в семьях, нами откупаются за долги, торгуют, не допускают ни до чего, кроме домашней работы и заботы о детях. Разве у вас на севере иначе?
– Моё племя живёт единой семьёй, делясь только на старших и младших. Наши женщины умеют то же, что и мужчины, и наоборот, правда детей рожают только женщины.
– Что это за удивительное племя? Я хотела бы жить среди таких людей, и всё решать сама за себя. Забери меня к себе на родину, Эгнак.
– Не так просто попасть на мою родину, – с грустью пробормотал Кирк, садясь на песок рядом с ней.
– Где она?
Кирк поднял глаза к звёздному небу, которое не раз рассматривал в горах Наахта и Дахая. Подобное небо он не раз наблюдал на тех планетах, где удалось побывать. В пределах десятка световых лет карта неба почти не меняется. Здесь, на Стелле, небо так же украшали обе Медведицы, Лев, Лебедь, Лира, Орион и кое-какие узнаваемые группы из земного Зодиака. На иных местах были некоторые звёзды. Солнце, например, вписалось в астеризм Малой Медведицы, в другой части неба мерцал и Толиман, который на здешнем небе был ярчайшей звездой.
– На родину мне пока путь заказан, – с грустью сказал Кирк. – Долг держит меня в Ашхине. Я выполнил далеко не всё, что должен. Твоему краю грозят злодеи. Я и мои соратники должны разгадать их замыслы и остановить.
– Но ты заберёшь меня?
– Если уцелею и найду тебя. А пока тебе нужно спрятаться.
– А можешь ты спрятать меня в горах или в лесу?
– Там нет жилья и бродят дикие звери. Юной эри там не место.
– Юная эри желает быть с тобой, – горячо прошептала Анеш, прижимаясь к Кирку.
Нежное девичье тело трепетало от волнения, и он почувствовал, как по жилам бешеными толчками помчалась кровь, разгорячённая желанием.
Нет, нет, он не имеет права давать ей надежду. Ведь он в этом мире гость, и, сделав своё дело, исчезнет из жизни всех, с кем познакомился. Но его руки словно жили своей жизнью и принимали решения без участия рассудка. Обняв Анеш, он ощутил себя счастливым, словно кадет, к которому пришла на свидание понравившаяся девушка.
– Хэрме Эгнак, тебе доводилось испытывать желание быть с женщиной?
– Эри хочет знать, занято ли моё сердце? – уточнил Кирк, впервые за целый год сообразив, что в ашхинском лексиконе не встречал слов, обозначающих любовь, нежность, верность и прочее, связанное с сердечными чувствами. Было слово «анияш», обозначающее привязанность матери к детям и наоборот, а вот отношения между мужчинами и женщинами как будто сознательно игнорировались. В ходу были грубоватые понятия, описывающие скорее их техническую сторону, нежели духовную, да и то они скорее были применимы в животноводстве.
– Люди моего племени в таких случаях говорит «люблю».
– Лублу… – примерилась к незнакомому слову Анеш, и сама же засмеялась над своей неловкостью. – Нет, неправильно сказала. Люб-лю. Какое приятное слово, мягкое и ласковое, словно губы касаются щеки или шеи.
– Я тебя люблю, Анеш, – тихо сказал ей Кирк на языке землян, и девушка замерла, догадавшись, что он ей сказал.
– У нас девушкам никогда таких слов не говорят… Их просто тискают покрепче и заставляют рожать детей. Хорошо, если муж хотя бы ласково смотрит на жену и не ругает её. Для мужчин мы тени, слово «хани» это и означает. А что означает слово «люблю» на ашхини?
– Это когда ты не можешь жить без другого человека, когда твоё сердце поёт, словно птица, если он рядом, и тоскливо замирает, если он далеко.
– Это древние научили вас?
– Да древние оставили нам много доброго, только немногие помнят это. В столице живёт поэт Яниш-афей, и он написал о чувстве к своей ашуэри такие строки:
Я б полжизни отдал за твой ласковый взгляд,
За дыханье твоё на устах,
За жемчужин, в улыбке сияющих, ряд
И за искорки в жгучих глазах.
Я б полжизни отдал за касанье руки
И за голос певучий твой,
А ещё половину за то, чтоб идти
В этом мире рядом с тобой.
– Как это красиво и правильно. Он очень умный. А ты умеешь так складывать слова?
– У меня лучше получается работать эгнаком, за что и получил прозвище. А вот один мой добрый друг умеет. Недавно он сложил такие стихи:
Светом благодатным греет нас Ашвар,
В полдень расслабляет его щедрый жар,
Надо поработать, только не могу,
Взять бы ту работу и отдать кому.
Но никто не жаждет спину в полдень гнуть,
Каждому охота лечь и прикорнуть.
Анеш, помня, что в ночной тиши звуки слышно далеко, засмеялась тихонько, но заливисто, и Кирк обомлел от удовольствия. Ему с детства нравилось, когда рядом с ним весело и искренне смеялись дети и женщины. Он был убеждён, что в этом кроется тайна счастья этого мира.
– Ах, какой у тебя весёлый друг… Верно, он очень хороший светлый человек.
– Всё познаётся в сравнении, эри Анеш. По сравнению со многими, кого я знаю, он добрый, мягкий, светлый. Но не приведи Ашвади встретиться с ним один на один в бою. К врагам Пресветлого он лют, как истинный Казнящий. Увидев его в бою, можно язык от страха проглотить.
– Он тебя пугает?
– Я уже давно не пугаюсь крови и чужой смерти… Я грешник, эри Анеш. Такой грешник, что однажды пришлось совершить паломничество и отмаливать грехи.
Тут Хопеш не врал. Зимой, в пылу погони за Джухидом, «лезвия» добрались до храма Ашвади. Там выяснилось, что сайтаки захватили в заложники целую группу отшельников во главе с настоятелем храма – святым праведником Ямизу, тем самым, который некогда благословил мастера Фридмена. Это был как раз тот случай, когда пригодилась квалификация Джейсона Нагинаты. Дипломированный переговорщик целый час разводил на диалог подручного Джухида, давая возможность товарищам вскарабкаться по отвесной стене на крышу храма, а потом буквально свалиться на голову захватчикам с тыла. Когда сайтаки поняли, что их перехитрили, было поздно оправдываться, мол, мы это нечаянно. Влетевшие на альпинистских тросах в оконные проёмы «лезвия» без разговоров прошибли головы тем, кто стоял у стены, но помощник Джухида, державший у горла праведника серп, находился в центре помещения. он уже отвёл локоть для рокового удара лезвием в шею старика, но Джейсон, использовав то, что он на секунду отвлекся на неожиданное нападение, пантерой прыгнул к сайтаку и мёртвой хваткой вцепился в руку с оружием. Жестокий болевой приём, которым обучают на курсах рукопашного боя в ВКС сделал руку убийцы орудием Нагинаты. Недолго думая, Джейсон вогнал сайтаку его же серп в трахею.
Хопеша до глубины души потряс Ямизу. Древний сухонький старичок, в чём только душа держится, был абсолютно невозмутим, несмотря на то, что нажравшиеся наркотиков сайтаки были явно готовы совершить ритуальное убийство монахов и лишь искуситель Нагината отвлёк их полемической дискуссией по поводу целесообразности поклонения любым богам. Он поставил под сомнение единовременное наступление Конца сущего, наголову разгромив доктрину проповедника сайтаков Кехан-Раха и доказав, что на самом деле Конец уже шагает по Ашхину уверенным маршем.
Святой Ямизу, когда «лезвия» перебили захватчиков, брезгливо отряхнул шабан, и, поманив к себе Джейсона, сказал:
– Поди ко мне, юноша, и открой своё сердце. Ты вещал так красноречиво, что даже меня, всю свою жизнь несущего свет заветов Пресветлого Ашвади, почти убедил, что Конец сущего не сегодня, так завтра неизбежно наступит. Поведай мне, кто научил тебя так искусно врать?
– Простите, мудрейший, если я согрешил против традиций и правил, но мне не хотелось, чтобы эти жемзы причинили вред вам или вашим послушникам.
– Перестань, – строго сказал старик. – Тёмные заслужили смерть только за то, что ступили под своды священного храма. Ты и твои соратники не просто спасли наши жизни, а покарали злейших врагов всех детей света. Уже за это вы заслужили прощение всех грехов. Но ради Пресветлого, скажи, кто и где научил тебя таким искусным речам?
– Это было по ту сторону неба, мудрейший.
– О-о-о, наш храм почтили своим присутствием сыны неба! – удивился Ямизу. – Но ты выглядишь, как сын Ашхина… Впрочем, ты выше и шире в плечах, чем жители долин, да и кожа светлее. Сошёл бы за северянина, но теперь я ясно вижу, что ты пришелец. Никогда не думал, что изменю своё мнение о людях с неба. Я был уверен, что вы ни во что не верите, потому что на небе свет с тьмой смешиваются, и истину в этом хаосе рассмотреть невозможно. Ты раскрыл мне глаза, теперь я вижу, что и в ваших сердцах есть свет.
– Мудрейший, но ведь заветы учат нас, что там, где есть свет, нет тьмы, – снова завёл рассуждения Нагината.
– Это место для моих проповедей, так что пришло время тебе умолкнуть, сын неба, строго сказал старик. – Если ты готов покаяться, то я отпущу твои грехи.
– Мы все готовы, мудрейший, и я, и мои братья, – ответил Джейсон, заметив, как Хопеш кивнул ему.
– Тогда на колено, ашкеры, – велел Ямизу, и восемь землян, участвовавших в штурме гостевого зала храма, опустились на одно колено.
– Благословляю вас, доблестные сыны неба. Да осветит ваш путь Пресветлый Ашвади. Служите добру и свету, но помните, что смерть не прославляет свет. Лишь жизнь служит ему проводником. Юноша дай мне серп этого недостойного.
Нагината выдернул серп из горла сайтака и подал окрровавленный инструмент старику. Тот взял его в руку, поглядел, как с конца лезвия на каменный пол капает густая кровь и произнёс:
- Этот серп предназначен для мирного труда. Сайтаки стремятся испоганить его, говорят, что это символ чёрной жатвы Конца сущего. Сегодня под их серпы должны были попасть мы, но Пресветлый Ашвади послал нам на спасение светлых воинов. Я благословляю этот серп и даю его тебе, сын неба, чтобы ты каждому сайтаку, который попадётся тебе на пути, показал, что они для богов такие же колосья, как все мы.
После этого Джейсона Нагинату и стали звать Серпом. Но рассказывать об этом случае Анеш Кирк не стал.
– На небе твоей родины видны жертвенные костры предков? – спросила она, зачарованно глядя на мерцающие на небосводе огоньки.
– Звёзды? – Кирк от неожиданности переспросил её на земном.
– Жвозди… – смешно коверкая звуки, попыталась повторить Анеш. – Красиво. Я хочу выучить твой язык. Конечно, мне понятнее наше слово «кербантеш», и я с детства знаю, что оно означает небесные костры, которые зажигают души предков. Но я хочу называть их по-твоему.
– Звёздами, – подсказал Кирк.
– Да, жвоздами, – снова ошиблась Анеш и хихикнула. – И детей научу. Ведь у нас будут дети?
– У тебя обязательно будут дети, – уверенно сказал Кирк. – И у меня, наверно, тоже, только я не знаю, когда. Пока я не принадлежу себе.
Побег
Они ещё долго сидели под звёздами, а потом Анеш начала зевать и зябнуть, и Кирк повёл её домой. Там он помог ей перебраться через ограду, а сам прошёл вдоль забора и прислушался, что делается в хозяйских загонах. Масгалы сонно вздыхали, жевали жвачку и вели себя спокойно, значит, чужих рядом с ними не было. Хопеш мог отправиться на сеновал, но сон пока не шёл к нему, потому что в голове теснились мысли.
Впервые в жизни он задумался над собственной судьбой. Раньше он был уверен, что офицер десанта – это щит и меч Военно-Космических Сил, оперативная единица, выполняющая опасную работу ради продвижения интересов Федерации в мирах Космоса. Его и ВКС это устраивало, и Кирк шёл по жизни твёрдым шагом и с поднятой головой, честно отрабатывая немалые средства, которые Федерация вложила в его образование и тренировку. Учитывая все риски его службы, лет через семь-восемь его спишут из боевых частей на какую-нибудь базу на стационарном планетоиде, где можно тренировать новобранцев. Там он проведёт 15-20 скучных лет, если, конечно, нигде не понадобится натасканный на опасные операции головорез, как он, а потом его с почётом проводят на пенсию, где будет не просто скучно, а тоскливо. Желал ли он такой судьбы теперь, повидав жизнь за пределами зарытых под грунт бункеров Примы, подметёной и вымытой столицы Федерального анклава на Ценкоре? И если он, отслужив контракт, уйдёт на гражданку, то кто будет встречать его после рабочего дня в уютном гнёздышке? И будет ли вообще гнёздышко?
Кирк встряхнул головой и решил, что все эти мысли не ко времени. Во-первых, он на задании, во-вторых, решение проблемы Анеш гораздо важнее. Вот только как её решить?
В большинстве ашхинских племён бытовали очень суровые традиции домостроя, они грозили расправой женщине, рискнувшей пренебречь семейной честью. Ослушание мужа или отца могло закончится прилюдным избиением. Женщину или девушку, покинувшую дом родителей или мужа, могли прилюдно высечь или обрить наголо, после чего она чаще всего была вынуждена покинуть родное селение. За прелюбодеяние муж или старшины общины могли осудить её на избиение камнями или утопление в навозной жиже. Часто провинность разной степени заканчивалась для несчастных ашхинок продажей в рабство, и охотники купить невольниц всегда находились: ими могли оказаться как соседи по селению, так и проезжие торговцы – это даже считалось своего рода гуманным поступком. Если у напуганных своей судьбой осуждённых хватало ума не усугублять своё положение и покориться, то был шанс за «хорошее поведение» стать прислугой в приличной семье. Впрочем, чаще продажа в рабство сулила им стремительное падение на социальное дно, где бесправие и жестокость многих доводили до крайности.
Социальное устройство ашхинского общества ещё долго не создаст почву для появления таких романтических историй, как «Ромео и Джульетта», а вот своих Отелло тут хватало с лихвой. У влюблённой девушки, не желающей выходить замуж за нелюбимого, был только один шанс избежать общественной расправы – убежать под защиту влиятельного мужчины, у которого родственники не решаться отнять непокорную. Правда, в таком случае закон позволял обиженным обращаться к князьям с требованием дать за потерянного члена семьи выкуп, конечно, при условии, что удавалось выяснить, к кому убежала девушка. А удавалось далеко не всегда.
Голос разума подсказывал Хаммеру, что в случае с Анеш проще было немного подождать, пока Замех и Ашхет сговорятся о её замужестве с Леханом. В конце концов, в селениях в браки с кузенами и кузинами вступали нередко. К тому же, Лехан был княжеским ашкером и имел перспективу продвинуться по службе, а десятниками кого попало не назначали. За ним девушка будет как за каменной стеной, да и жить в княжеском шрае безопаснее, чем в селении. Симпатия, возникшая между Кирком и Анеш, в этом деле была лишь помехой.
Но тысяча кровожадных демонов Тьмы! Глубоко в душе Кирка клокотало желание тишком увести Анеш в тайный лагерь «лезвий» и сломать планы её прижимистым родственникам, которые наверняка сговорятся провернуть женитьбу за минимальный выкуп. Спрятать девчонку и посмотреть с какими рожами будут бегать по округе масгал-хаши и караванщик. И плевать, что будет потом!..
Поскольку ничего умного в голову не приходило, Хопеш решил проведать доверенных ему животных и проник на подворье с другой стороны загонов.
Он появился там очень вовремя, поскольку от дома, спотыкаясь в потёмках, брёл с масляным светильником в руках хозяин масгалов. Ашхет приблизился к загону, прошёл вдоль него, считая животных, и проворчал:
– Благословенн свет, все на месте, а этого бездельника не видно. Спит, верно, где-то… А утром будет плату требовать. Поколочу, феллашей ему в брюхо…
– За что, хозяин? – спросил негромко Хопеш, возникая у него за плечом.
– Асэ масгалах! – подпрыгнул от неожиданности Ашхет.
– Не шуми, разбудишь всех… Думал, я буду на пороге сидеть всю ночь? Так только гаремы сторожат.
– Ох, ты и проныра, Эгнак! Только я тоже не вчера родился, видывал всяких проходимцев… Сейчас проверю, в сохранности ли товар.
Ашхет нетвёрдой походкой добрёл до стоящего рядом сарая, где запер тюки с товаром. Длинным ключом он отомкнул массивный железный замок, висящий на проушинах входа, и отворил дверь
– Не торопись хозяин, – придержал его за локоть Хопеш. – Взгляни под ноги.
Тот поводил светильником над полом и ошалело повернулся к работнику.
– Весь пол усеян орехами менхара… – потясённо сказал он. – Это ты сделал?
– А то, кто же. Верное средство против ночных воришек. Зайдут – получат колючки в пятки.
– Но как? Я сам закрывал дверь ещё днём, и этих колючек тут не было… Ты колдун?
– Ну, что ты, хозяин. Я просто лесоруб и дровосек, а мы с деревьями договор имеем. Мы не трогаем здоровые деревья и молодняк, а духи леса нам помогают.
– О, Пресветлый Ашвади… Но это же чародейство…
– Какое же это чародейство? Деревья – творения Ашвади, и всю касту эрмачей он благословил беречь растения. Этак можно договориться до того, что твоя племянница ведьма, коль умеет животину утихомиривать.
– Да тише ты… – напугался караванщик. – А ты думаешь, зачем я её хочу поскорее увезти?.. По селу разговоры ходят, что она неспроста власть над животными имеет, и обликом на остальных не похожа. Завистники Замеха хотят его извести, а она его слабость. Двое масгал-хаши с другого конца села сговорились против него и послали свиток в чарыхский тавнах – суд раифов. Они пожаловались, что Анеш наслала чары на их масгалух. Тавны в нашей глубинке, сам знаешь, какие дотошные. Приедут и доищутся, как было, те более, что масгалухи на самом деле околели. Тут мне твоя помощь нужна, Эгнак. Нам надо увезти девочку из села и спрятать в доме, который я купил. Там её искать не будут. Когда шум уляжется, мы с Леханом привезём за неё выкуп моему брату.
– Это хорошее дело, хозяин, – закивал простодушно Хопеш. – Дочка масгал-хаши – славная эри… Но как же её вывезти?
– Нельзя, чтобы её видели в караване. Лучше всего, чтобы она спряталась в тюк ещё ночью. Мы навьючим масгалов во дворе и вывезем её так, что даже домашние не догадаются.
– Когда трогаемся?
– Через два дня.
– А в чём моя помощь?
– Своим работникам я тоже про неё не скажу. Так что будешь готовить для неё удобный тюк с сиденьем и клапаном для дыхания, иначе не довезём – задохнётся.
– Хитро придумано, хозяин, – удивился Хопеш. – С утра за дело возьмусь.
– Будь рядом, я тебя найду, а брату скажу, что нанял тебя в помощники до Чарыха, потому что один из моих работников остаётся на похороны родственника.
* * *
Чутко проспав на сене пять часов, Хопеш всё равно проснулся раньше всех, даже раньше заполошенного самца яйценесущих домашних пернатых – разукрашенного турухха. Этот расфуфыренный франт считал началом своего рабочего дня минуту, когда пламенный шарик Эпсилона выглядывал из-за горизонта. И хотя его работа заключалась исключительно в выпендрёже перед несушками-турушками, делать он её старался на совесть. С первыми лучами он выбирался из птичника, карабкался повыше и начинал горланить на всю округу, отчаянно стараясь пропеть побудку своим дамам сердца громче, чем конкурент по соседству. Ни дать, ни взять, точь-в-точь, как земной петух, которого Кирк однажды видел в учебном фильме о видах животных, завезённых в колонии с Земли. Только петух традиционно орал «ку-ка-ре-ку!», а турухх начинал со скрипучей увертюры, а заканчивал целой симфонией неожиданно чередующихся мелодичных коленец. Это представление выбирались оценить даже абсолютно безголосые миццы, которых крестьяне разводили ради вкусного белого мяса. Правда скоро просыпался и их заносчивый кавалер, тоже безголосый, но крайне ревнивый миццук. Нарядом он обладал даже более роскошным, чем турухх, поэтому ближе к финалу выступления певца он раздувался, будто пернатый шар, заявляя о своих эксклюзивных правах на ухаживание за миццами.
К рассвету Хопеш уже успел раскочегарить на заднем дворе очаг, на котором грелась в котле вода для хозяйских дочек. Они вставали раньше родителей и успевали обиходить амлаков и блавв. Первым они мыли вымя, чтобы подоить, вторым – распаривали с чёрствыми корками и зерном жгучую траву ширгу, которую Хопеш по незнанию раньше считал сорняком, обступающим все сельские заборы.
Пока закипала вода, он расколол на поленья несколько чурбаков, а потом уселся пить чай, размышляя над тем, что стеллиане не понимают своего счастья. Планета вращалась неспешно, даря им не только долгий день, за который можно переделать кучу дел, но и благодатные 15 часов отдыха. Привыкшие к стандартным 24-часовым суткам земляне, испробовав на освоенных планетах самые разные варианты распорядка, так и не осознали, что можно выработать оптимальное для организма расписание. Особенно легко это было сделать в космосе, хотя, как раз экипажи кораблей не особенно нуждались в этом, поскольку дежурства расписывались по проверенному десятилетиями судовому регламенту, который исключал присутствие на постах уставших вахтенных.
– Откуда ты взялся на мою голову? – заворчал на лавке под навесом молодой работник Михаш, как только Хопеш затюкал эгнаком по чурбакам. – Ещё и плахи не видно, а ты уже дрова рубишь… Людям спать не даёшь…
– Бедолага, – усмехнулся Хопеш. – Перетрудился вчера, когда с другими бездельниками аччу шелушил, сидя у забора.
Сын семейной горничной-няньки Михаш был беззлобным простодушным парнем, но работать не любил патологически. Замех поручил ему греть по утрам воду, но тот всё время просыпался позже, чем положено, вызывая недовольство хозяйских дочерей. С появлением расторопного Эгнака всем стало хорошо: Селша и Кутни – сёстры Анеш, распоряжавшиеся на скотном дворе вместе с парой работниц, вовремя получали воду, скотина была ухожена и накормлена, а сам Михаш высыпался вволю. Дочери Замеха кокетничали перед Эгнаком, хоть он и не годился им в женихи. В принципе, они были по-своему славные девушки, работящие, умелые, но Хопеш разглядел в них свойственные большинству крестьян узость и предвзятость суждений о людях вкупе с непобедимым суеверием. В разговоре с ними он ограничивался прибаутками, которыми научился прямо-таки сыпать на ходу.
Мимо пробежал сын Замеха.
– Ашвай, хэрме Эгнак, ты не устал? – спросил он, на бегу сматывая на дощечку рыбацкую снасть.
– Ашвай. Трудности закаляют ашкера, – ответил тот весело, стараясь не расплескать воду. – Никак помочь хочешь, хэрме Бадик?
– Не-а, я со всеми, поудить хочу…
– Прими совет, сын достойного отца. Отойди от всех подальше вверх по течению и забрасывай крючок прямо из цеты, только не шуми и не плещи водой. Уверен, тебе повезёт больше, чем другим.
– Бов, – кивнул мальчишка.
– Ох, во всём-то ты Эгнак, толк знаешь, – лукаво улыбнулась ему Селша, проходя мимо с кувшином густого пахучего амлачьего молока.
– О том, в чём не разбираюсь, помалкиваю, – в тон ей ответил Хопеш.
Подсобив молодым хозяйкам, он облился водой и пошёл к навесу, где фыркали проснувшиеся масгалы Ашхета. Им пора было задать воды в поилку, и Хопеш, подхватив кожаные вёдра, пошёл к колодцу, что был выкопан на задах. Воды один масгал мог выдуть зараз побольше ведра, так что Хопеша ожидал второй сеанс утренней зарядки – двадцать метров до колодца и обратно с парой ведер воды, и так до тех пор, пока масгалы не напьются вдоволь.К этому моменту Эпсилон поднялся над туманным горизонтом на два пальца и только-только начал пригревать, но повсюду в Кажахе уже начался обычный круговорот дел. Голосила скотина, радуясь возможности отправиться в компании сородичей на выпас с сочной травкой, пищала, гоготала и курлыкала домашняя птица, толкаясь у кормушек, скрипели петли калиток и ворот, протестующе пели воротки колодцев, поднимая со дна воду для молодых и мужатых хозяек. Ухали по колодам топоры, вздыхали пилы, завели мелодичный перестук в кузнице кувалда и подмолоток. Посёлок жил полнокровной жизнью, и его жители спешили переделать основную часть работы, чтобы в полдень предаться дневному отдыху, поскольку в этих широтах Ашвар поднимался высоко и грел так щедро, что трудиться днём отваживались лишь самые обездоленные, поскольку у них не было иного выхода.
Во дворе появилась Анеш. Сегодня девушка, умывшись, повязала на голову яркую косынку работы ткачей из далёкого города Ашкаранда, что был построен в сердце Коренного Хаша, где произрастали удивительные шёлковые сады – главное сокровище Хашшада Ирмаяра.
– Куда так нарядилась с утра пораньше, Анешка? – насмешливо спросила её Кутни.
Замех поручил младшей дочери то, что не поручил бы никому – ухаживать за беременной масгалухой. Сёстры хоть и понимали, что их младшенькая обладает редким даром, всё же ревновали по всякому поводу. Может быть, таили старую детскую обиду за то, что их нещадно заставляли работать на подворье, как батрачек, а Анеш берегли от тяжёлого труда. Или их уязвляло то, что невзрачная по сельским меркам замухрышка превосходила их настолько, что у них, пока ещё не удостоившихся внимания женихов перспектив даже на горизонте не было, а к Анеш несколько раз подступались далеко не бедные женихи из более высокой касты.
– Адишка вот-вот начнёт от бремени освобождаться, буду её смотреть, – деловито отетила Анеш.
– С чего взяла-то? – пренебрежительно спросила Селша.
– Атай говорил, что ей ещё до следующего дня Ашвади носить, – пожала плечами Кутни.
– Атай правильно посчитал, – кивнула Анеш. – Только Адиха родит раньше, у неё плод беспокойный.
– А, – махнула рукой Селша, – пусть делает, как знает… Вылезла в умные, пускай отдувается. Наше дело невелико, ей искры, нам – угли.
Пока они спорили, Хопеш успел сделать ещё одну ходку, и к загону масгалов они с Анеш шагали рядом. Девушка негромко сообщила:
– На меня ани спозаранку насела, мол, у атая недруги объявились, говорят про меня, что я колдую. Жалобу верховным раифам отправили.
– Это плохо, – рассудил Хопеш. – Но может стать ещё хуже, если тебе срочно не спрятаться.
– Ани сказала то же самое, но знаешь… Почему-то мне кажется, что это какая-то хитрость. Это всё затем, чтобы вытащить меня из дому и перевезти поближе к Лехану.
– Он совсем тебе не нравится?
– Я знала смирного Лехана-мальчика и немного озорного Лехана-отрока, но каков он теперь, мне неизвестно. Он стал ашкером, живёт по воинским правилам. Ашкеры часто видят кровь и смерть и легко причиняют другим боль. Я не вынесу жизни с ним, если он будет грубым и жестоким. Я верю в то, что если все будут выполнять заветы, то Конец сущего не наступит никогда.
Анеш почти незаметно коснулась его руки и свернула к отдельному загону, где Замех держал отяжелевших масгалух. Пока она общалась со своей любимицей, то приникая к выпуклому замшевому боку масгалухи, то давая ей припасённые ягоды хеноша, Хопеш закончил поить отдельно стоящих масгалов Ашхета и двинул к воротку, где с помощью поворотного лотка можно было накачать воды в поилки загонов Замеха. Механизированную подачу воды сметливый Замех заказал у мастера аж из соседнего княжества, где в молодости побывал с отцом, покупавшим тогда племенных животных. Цепная черпачная система приводилась в действие простым воротком. Крутишь себе, а вода набирается, куда пожелаешь: надо котёл наполнить – поворачиваешь лоток к каменной подставке под вёдра, надо животину напоить – направляешь поток в специально устроенный глиняный сток, по которому живительная влага добегает до поилок.
Освободившись, Хопеш подошёл к загону масгалух, чтобы с умилением понаблюдать, как стройная Анеш милуется с мощной самкой по кличке Адиха – Здоровячка. Масгалуха и без беременности превосходила по стати некоторых молодых самцов, а с бременем и вовсе приобрела пугающие габариты. Нежно воркующая Анеш возле неё смотрелась, как пташка возле трактора, тем не менее, самка, заработав авторитет самой плодовитой в стаде, присмирев, зачарованно слушала мелодичный голос хозяйской дочки.
Анеш улыбнулась Хопешу и сказала:
– Когда-нибудь и я буду такая же неуклюжая, круглопузая. А когда разрешусь от бремени, буду, как сёстры, крутиться по дому в заботах, да ещё и малышом успевать заниматься. От забот быстро постарею и стану как все, усатой и усталой. И никто уже не будет желать меня такую. Ты бы смог, Эгнак?
– Мужчина должен принимать женщину такой, какая она есть, – ответил он. – Мой народ говорит: хочешь узнать, какой будет жена в возрасте, погляди на её мать. Правда, лично я знаю с десяток случаев, когда это оказывалось не верно. У вас, например, старшие дочки похожи на ани, а эри Анеш и Бадик – на атая.
– В самом деле, – удивилась Анеш. – Я и упряма, как атай. Если чего не желаю, то меня не переубедить. Вот не хочу замуж за Лехана – и всё тут. Просто чувствую, что мы не будем жить вместе. Только не знаю, что делать… Ослушаться отца заветы не велят. Хоть в лес беги.
– В лес – это не дело. Думаю, пока лучше вести себя тихо и ждать. Через два дня может кое-что поменяться, а там будет видно. Ани говорила что-нибудь про то, как можно спрятаться?
– Намекнула, что дядя предложил тишком вывезти меня в Чарых. Но это подвох. Я чувствую, что он привезёт меня в пустой дом, а потом приведёт туда Лехана. Это клетка.
– Не спеши рубить с плеча. Давай-ка я сначала разузнаю, как всё обстоит на самом деле.
К обеду, утомившись, но переделав все запланированные дела, работники подворья собрались под обеденным навесом, чтобы трапезничать. Работников у Замеха было побольше, чем у многих других зажиточных масгаловодов: прижимистый, рассчётливый, достаточно дальновидный и знающий толк в своём деле, масгал-хаши далеко обошёл конкурентов, и мог позволить себе набирать штат наёмных подсобников, что вызывало ещё большую зависть у соседей. Те не могли тягаться с ним ни в породе животных, ни в их стати и выносливости, ни в размахе, с которым Замех организовал дело, ни в репутации, ни даже в толковости работников. Наёмникам Замех платил, не скупясь, а оттого шли к нему лучшие, и пользы с этого он получал больше.
Даже то, что работники жили у него, как в родном доме, существенно влияло на результат. Чтобы они ни в чём не нуждались и могли и трудиться, и отдыхать, хозяин нанял кухарку из местных. Крупная и плечистая, она была под стать некоторым мужикам, зато на кухне всё делала сама, потому что не терпела чужих глаз, рук и советов.
– Малала, – спросил её Вашид, косарь из сезонщиков, каждое лето нанимающихся в разные сёла, чтобы заготавливать зелёные корма, – как у тебя так ловко всё выходит? Что ни поставишь на стол, всё хочется за обе щёки уплетать, да ещё и добавки просить. Была б помоложе, позвал бы замуж.
– Ты б не сдюжил, – поддел его озорной скотник Ладох, балагур и весельчак.
– А ты у матушки своей спроси, которая всю жизнь вас с братьями растила да кормила, – спокойно посоветовала кухарка. – Она, поди, от печи-то не отходила, и готовит не хуже меня. Ежели гаг за гагом одно и то же делаешь, оно потом и с закрытыми глазами ладно выходит.
Хопеш однажды слышал, как кухарка рассказывала Анеш, что у неё был добрый дом и большая семья, но дочери вышли замуж, сыновья подались кто в батраки, кто в наёмную охрану, а муж слёг, и теперь ей приходится зарабатывать на жизнь тем, что она лучше всего умеет.
– Тебе бы малец, Малалу ани называть, – заметил самый старший из работников – Дорпал. – А ты зубоскалишь. Ровню нашёл.
– А что, я ж только похвалить хотел…
– Ешь давай, а то феллашам всё достанется.
Возле навеса объявился Ашхет. Он кивнул Хопешу и сказал:
– Как отдохнёшь, подходи к сараю.
Насытившись, работники расползлись по тенистым местам – полдень был временем отдыха. Работать в разгар зноя было самоубийством, смельчак мог получить тепловой удар, а после этого неделю валяться без сил, поэтому все кругом предались полуденному сну. Хопеш вместо того, чтобы дрыхнуть, смылся за околицу и двинул к стоящему неподалёку смешанному леску. Там, между светлыми эмлехами, почти не дававшими тени, и изящными гляннами, чьи ветви с мягкими продолговатыми листьями свисали вниз, будто девичьи косы, его раз в неделю ждал мастер Фридмен. Они обменивались информацией, и принимали решение, что можно предпринять. До сих пор тактика была выжидательной, но отдельные тревожные известия, приходящие из разных источников, начинали складываться в картину, напоминающую ситуацию на границе Тшая и Восходного Хаша, с которой они столкнулись в прошлом году.
По дороге к леску ему встретилась пара приятелей Бадика. Мальчишки, завидев лесоруба, встрепенулись и наперебой начали рассказывать ему про то, что видели на опушке чужого желхара в накидке йожмака.
Хопеш мысленно похвалил Бадика за выполненное обещание и задумался. Мастер появлялся в окрестностях Кажаха всегда в облике купеческого приказчика, поскольку в Ламканахе йожмаки были редкостью и их побаивались. Он открыто пошёл к условленному месту, а там увидел спешившегося всадника, явно ожидающего кого-то. Его первым побуждением было выйти на открытое место, махнуть рукой и поприветствовать мастера. Но кольнувшее подозрение удержало его от этого: фигура в плаще ничем не напоминала Росса Фридмена. Хопеш разулся и, крадучись, обошёл его со стороны, куда тянул лёгкий дневной ветерок, чтобы желх его не учуял. Несколько коротких перебежек, и он очутился сзади чужака, а от опасливо озирающегося желха его скрывал куст дикой калхи. Лесок, похоже, тоже дремал, даже певучих пташек сморило зноем, поэтому все звуки были хорошо слышны.
Вскоре Хопеш услышал, как к человеку в плаще подошёл другой. Куст мешал разглядеть подробности, и Хопеш пополз за поваленным ветром стволом эмлеха чуть правее, чтобы рассмотреть гостя.
Но тут они заговорили, и всё стало ясно.
– Кьют кешенез, – сказал один. – Конец предрешен.
– Эвлач Кьют, – ответил другой. – Да наступит Конец.
Ясно, это шпионы сайтаков. Шатаются по землям княжеств, изучают ресурсы, устройство обороны, количество и вооружённость патрулей. И надо же было им назначить рандеву именно здесь! Странно, но один из голосов показался ему знаком.
Хопеш замер, несколько раз глубоко вздохнул, успокаивая дыхание, и стал прислушиваться.
– Передай элбашу, что идти надо через Кажах. Село богатое, здесь одних масгалов два шешена сразу можно взять, и другой скотины не меряно. Словим двух хрижей за раз: разживёмся обозом для войска и вознесём жертву за удачу элбаша.
– Это разве жертва – трусливые полюки да эщиги. Они ж под серп без ропота идут. Вот общинные стражники или раифы другое дело.
– Много ты понимаешь!.. Раиф на всё село один, да и стражников едва два шена наберётся.
– Зато с ними веселее – сначала драться пытаются, потом героев из себя корчат, а на самом деле трясутся, как хани, плачут, умоляют. Вот была бы удача, если б разъезд ашкеров на пути попался.
– Попадётся ещё, ближе к Чарыху подойдём – задёргаются. Сначала разведку вышлют, чтоб посмотреть, откуда дым с пылью прут, потом закроются в шрае и будут ждать, когда элбаш войско на приступ поведёт. Только Ванхар наш не какой-то там главарь боззо, он на северо-востоке князю Шадаю много седины добавил, и у ашкеров его крови вдоволь попил. Он зря братьев сайтаков под клинки и камни не поведёт. Его люди уже в крепости обжились, для всех своими стали, когда осада начнётся, они ворота откроют или припасы спалят, так что крепости и месяца не простоять. Займём её, припасов наделаем да дальше двинем, на шрай Ухадара. А когда цепь наших твердынь вдоль границы встанет, нас обратно в степь уже не выжмут, да и некому будет, ежели ашкеров перебьём.
«Обоих надо бы живьём взять», – подумал Хопеш, но, понимая, что в одиночку с двумя подготовленными бойцами ему управиться будет сложно, сообразил, что одного придётся свалить сразу же и насмерть. И это должен быть тот, что собирается везти известие в ватагу, потому что со вторым нужно будет хорошенько побеседовать и убедить его рассказать всё о лазутчиках, проникших в крепость.
Хопеш осторожно вынул из-под рубахи гангату, которую носил на лямке широкого ремня, сделанного по образцу того, который использовал его наставник. Кроме гангаты на него можно было навешать ещё много чего, но, поскольку Хопеш был в образе наёмного трудяги, с собой у него кроме гангаты была только пара метательных ножей и подарок Марецкого. Свой клинок он прятал за сараем и надеялся, что он вообще не понадобится.
Он подглянул через ветки калхи, кто беседовал на прогалине между колоннообразных эмлеховых стволов. Увиденное поразило его, словно элекрошокер. Лицом к нему, одетый во всё чёрное, стоял никто иной, как Росс Фридмен, правда с отросшей бородой, низко надвинутой на глаза чалме и с заскорузлыми скальпами на ремне и с вдетой в петлю крестьянской косой. Стопроцентный сайтак из боевых частей предводителя чулюков. Ничего себе, номер! Будь на месте Хопеша кто-то слабонервный – заорал бы от такого зрелища.
Хопеш снова нырнул за ствол. Мастер снова вёл какую-то головоломно сложную и опасную игру, и только Пресветлому Ашвади было известно, кого он сейчас дурачил. Судя по голосу человека в плаще йожмака, он ни в чём Фридмена не подозревал, считая за того, за кого мастер себя выдавал. Зато Хопеш чувствовал себя идиотом.
Он был вынужден снова несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть, чтобы прийти в себя. Мастер зря ничего не делает, и если он нарядился в гонца сайтаков, то на это были серьёзные причины.
– Что ещё нужно знать элбашу о Чарыхе? – спросил Фридмен.
– Против него готовят специальные машины для метания камней и зажигательных снарядов. Они могут убивать на расстоянии в пятьсот шагов, и штурм дорого обойдётся.
– С этим можно что-то сделать?
– Доверенный человек перед штурмом подожжёт склад крепости. Эта весть порадует элбаша, скачи к нему скорее. Конец предрешен.
– Ждать недолго, – кивнул Фридмен и ударил собеседника в центр корпуса коленом, а потом собрался добавить для верности тычок ребром ладони под кадык, но лазутчик оказался не рохлей и рванул вбок, избежав одного из самых болезненных приёмов, сшибающих с ног. В его пложении правильнее было сигануть в седло, но этот путь был перекрыт лже-посланником. И лазутчик пошёл на рискованный трюк, заскочил на поваленный ствол, чтобы прыгнуть на желха с него. Прыжок мог бы получиться баллов на десять, но тут на сцене появился Хопеш, который подсёк его под щиколотки и уронил лицом в мох.
– Ашвай, мастер, – махнул рукой Хопеш, переходя на земной. – Ну, и видок!
– Для каждой роли свой костюм, – пожал тот плечами. – Удивлён?
– Как-то обидно за Шобо-йожмака, – развёл руками Хопеш. – Увидеть этого паршивого беххо в плаще йожмака – это же полный бжатры крац!
– Фи, капитан, эм кадаш ихлак, - насмешливо заметил Фридмен. – Офицеру не идёт так грубо выражаться.
– Смотря в чей адрес, – ответил Хопеш и от души заехал лазутчику, начавшему подниматься с земли, локтем между лопаток.
– Аккуратно, мне ещё нужно от него информацию получить, – предостерёг его мастер, наматывая пленнику на голову его же плащ и связывая руки.
– Так просто он не сдастся, – заметил Хопеш.
– Против сывороти правды ему не устоять, – ответил Фридмен. – К тому же, по пути сюда я видел отличное гнездо феллашей. Ещё никто из сайтаков не проявил чудес героизма перед феллаш-рагом.
– Пресветлый Ашвади, – ужаснулся Хопеш. – Неужто вам приходилось пользоваться этим изуверским методом?
– Мне – нет, но каждый сайтак хоть раз в жизни видел последствия пытки, поэтому близость гнезда феллашей, как правило, оказывается вполне убедительной. А теперь, Кирк, расскажи мне, как твои дела.
Хопеш рассказал всё, что удалось узнать за истекшую неделю от Ашхета и других караванщиков, а потом решился спросить, не знает ли мастер десятника Лехана.
– Лехана? – удивился тот. – И какая история связана с этим обормотом?
Хопеш рассказал о том, что затеяли Замех с братом в отношении Анеш. Росс Фридмен заинтересовался и вытянул из Хопеша все подробности, кроме разве что того, как Кирк относится к девушке, хотя ему показалось, что проницательный мастер догадался об этом сам. Когда Хопеш всё выложил, наставник заявил:
– Сдаётся мне, этот самый Ашхет – тот ещё прохиндей. Дело обстоит следующим образом: его сын Лехан – действительно является десятником в княжеской дружине, только репутация у него в крепости не самая лучшая, потому как в десятники он выбился лишь благодаря протекции, когда помогал прежнему кастеляну вывозить наворованное. Год назад кастелян преставился от удара, а Лехан через некоторое время пристроился к его вдове, женщине ещё не старой и полной желаний, да к тому же хитрой и меркантильной. Она в своё время приметила, чем занимался муж, и теперь всячески подталкивает к тому же Лехана. Да только не того полёта птица. Всё, на что хватает Лехана – это пьянство и азартная игра. И, как ты сам понимаешь, никакой женитьбы его вдовушка не допустит. Так что цель, с которой Анеш собираются везти в Чарых вызывает сильное сомнение. Будь Лехан вельможей, ему приличествовал бы гарем, но ашкеру, пусть даже десятнику, этого не разрешат. Вот и думай, что там на самом деле задумал караванщик. Не для себя ли самого он решил отселить племянницу в город?
Хопеш почесал в затылке и пробормотал:
– Йалаш гузу…
– Ты абсолютно прав, он лживый сукин сын, – согласился Фридмен. – Вопрос, что нам с этим делать. Дело в том, что его сын Лехан – один из пособников заговора. Однажды ему улыбнулась удача, и он за игорные долги начал шантажировать начальника складов крепости. А спустя некоторое время сам попал под влияние вот этого типа. Как ты думаешь, кто перед тобой?
– Он явно выдаёт себя за другого человека.
– На самом деле это бывший караванщик Менгол. Однажды он испробовал наркотик, который вёз из южных краёв и очень скоро стал наркоманом. Дела его пошли худо, он продал бизнес и купил должность счетовода при княжеском казначее, но у него остались связи среди купцов и караванщиков, возивших контрабанду. Через них на него вышел посланец элбаша Ванхара – хитрый и вероломный тип. За наркотики Менгол согласился помогать ему готовить сдачу крепости.
– И где этот самый посланец? – поинтересовался Хопеш.
– Его я, к сожалению, поймать не смог, зато весьма удачно прикидываюсь его посыльным и дурю Менгола. Господи, как же приятно поговорить на родном языке… О чём я? Ах, да! Худо то, что неделю назад подручный уже доставил Ванхару весть о маршрутах патрулей и подготовленном предательстве, так что передовой отряд наверняка уже движется сюда.
– Что-то не пойму их логики. Зачем они постоянно используют эту тактику? Передовой отряд крепость взять не может, зато вызывает тревогу вокруг неё и заставляет князя концентрировать силы. Не проще ли ударить внезапно, пока патрули разбросаны по заставам?
– Не забывай, что вместе с патрулями в город обычно собирается не меньше тысячи пастухов, ремесленников и прочего люда, что серьёзно осложняет оборону города и уменьшает его шансы долго продержаться в случае осады. Князь не может оставить за стенами своих подданных. Итак, всё как обычно, из степи придёт не меньше двухсот желхаров, они разорят по пути несколько селений, чтобы народ бросился спасаться в шрай, ворота закроют, дозорные отряды соберутся за стенами, подтянутся основные силы чулюков, начнётся осада, а потом предатели подожгут запас зажигалок и откроют ворота.
– Как мы можем этому помешать?
– Теперь мы знаем, что в городе предатели, и даже знаем, кто. У меня в городе есть пара ловких помощников, их руками я подстрою пару несчастных случаев, и ворота открыть мы им не дадим.
– Это хорошо, но как остановить авангард войска? Ведь ближайшая застава миротворцев стоит аж в двухста километрах северо-восточнее. Единственное, что можно попытаться сделать, так это вызвать сюда эскор или штурмовик.
Мастер покачал головой:
– Что-то я сомневаюсь, что командование разрешит использовать боевой корабль для решения местных разборок.
– Мы должны попытаться убедить их, что Чарых – стратегический пункт. Иначе окрестные селения вырежут подчистую. Несколько тысяч убитых земледельцев и животноводов!
– Я это понимаю, но идиотизм ситуации заключается в дипломатическом парадоксе: без согласия князя ВКС не может размещать на его землях миротворческие подразеления. Когда мы готовились к строительству застав, к князю Чарыха, как и ко всем, обращались с предложением разместить на подступах к шраю наш блокпост, но тот оказался старым гордым воякой, привыкшим надеяться только на свои силы и не согласился. Мол, предки его уже двести лет степнякам отпор дают, и он свой род не посрамит. И ему это по силам, если мы помешаем заговорщикам. В Чарыхе полторы тысячи ашкеров, отличные катапульты, несколько колодцев, богатые подземные склады, казематы, набитые камнями и зажигалками. К тому же крепость может принять не меньше трёх тысяч беженцев.
– Они до последнего не двинутся с места, а потом будет поздно, – горько сказал Хопеш. – Что ж, попробую обратиться к раифу, может быть, ему удастся уговорить селян искать спасение за стенами.
– Попробуй, а я, в свою очередь попытаюсь уломать Гиллана отправить сюда борт для прикрытия.
– А если не дадут?
– Тогда придётся твоей группе напрячь мозги и использовать подручные средства, чтобы тормознуть авангард и отпугнуть его от Кажаха. Я уже обдумывал, что можно сделать, и если князь прислушается к моему совету, то мы устроим чулюкам несколько неприятных сюрпризов.
– А он прислушается?
– Придётся, я ведь приведу ему заговорщика, – усмехнулся Фридмен. – Поднимай группу, пусть будут наготове, а послезавтра я приду сюда, и мы начнём готовиться.
– А что за сюрпризы? Может быть, мы сможем начать готовиться уже сегодня?
Сначала мне нужно кое-что достать и доставить сюда, иначе все приготовления пропадут зря.
* * *
Вернувшись на подворье, Хопеш застал у загона масгалух Анеш, сосредоточенно приникшую к крутому боку Адихи, и озадаченных Замеха и Ашхета. Хопеш понаблюдал со строны, как взрослые опытные мужчины рассуждают о необыкновенной способности девушки чувствовать и понимать животных. Замех потрясённо гудел:
– Кто бы мог подумать! У Адихи это уже шестой детёныш, и раньше она всегда вынашивала их ровно три шена восходов, на тришена первый вседа рожала, а тут за четыре дня до срока всё началось. И ведь ни у кого ни капли сомнения не было, только Анешка учуяла, что что-то идёт не так.
– Сам Ашвади даровал ей это чутьё, – убеждённо говорил ему Ашхет. – Как у этих туполобых детей беххо язык повернулся клеветать на такую светлую способность, называя её ведовством?!
– Да плевать на них! Они и волоса её не стоят.
– Конечно, не стоят, брат, но мы-то с тобой должны её уберечь. И не только из-за того, что это кровь наша, но и из-за дара. Такое людям редко выпадает, и она может много пользы принести.
– И что же теперь, всю жизнь прятаться? И из-за чего? Из-за того, что девочка добра животине желает? Не верю я, что тавны осудить её могут.
– Ну и зря, два года назад эти же тавны в селе Ришаз приговорили знахарку к сожжению за то, что выходила сына старосты. Знаешь, за что? За то, что траву нужную при свете Гагго собирала. Раифы обвинили её в том, что она применила колдовство тёмных для того, чтобы душу сына света ввергнуть во тьму.
– Не может быть… За какую-то травку сжечь человека! – потрясённо проронил Замех.
– Это безумие, но я тебе не вру. Они убили её за доброе дело. Неужто будем ждать, когда три старых ишказа присудят девочке пытки и смерть?
– Не греши, брат, – предостерёг Замех. – Нехорошо так называть почтенных раифов.
– Ладно, не буду их никак называть, хотя ведь от этого они не перестанут быть дряхлыми и выжившими из ума. Решай скорее, они могут приехать сегодня или завтра. Заявятся со стражниками – будет поздно.
– Бов, – раздражённо отрезал Замех, – вечером я скажу тебе, что решил. Анеш, доченька, ну как она?
– Совсем скоро, атай, – отозвалась Анеш. – Сегодня ночью Гагго станет полностью круглым и будет светить в полную силу. Три прошлых приплода Адиха тоже приносила на полный Гагго. Просто ты не замечал, атай.
– Поверить не могу… – проронил Замех. – С отрочества занимаюсь масгалами, а никогда даже мысли не было, что масгалухи сбрасывают бремя при полном Гагго.
Тут Ашхет приметил Хопеша и кивнул ему на сарай. Они встретились там, и караванщик сказал:
– Пока Замех думает, может случиться непоправимое. У меня недоброе предчувствие, а потому надобно быть готовыми к отправке в любой момент.
– Легко сказать, – заметил Хопеш. – Не держать же масгалов навьюченными день и ночь напролёт.
– Верно мыслишь, – кивнул Ашхет. – Так, может, у тебя дельная мысль есть?
– Нужно увести Анеш иным путём.
– Как?
– Засветло пойдёт на реку для омовения и оттуда уже не вернётся. А утром будет ждать каравана в эмлеховой роще, что по дороге на Чарых.
– Кто же будет её стражем и провожатым?
– Вам с братом нужно быть в это время на людях, чтобы никто не заподозрил вас в тайном умысле, – рассудил Хопеш. – Доверьте это мне.
– В тебе есть дух настоящего ашкера, – улыбнулся Ашхет. – Не доводилось ли тебе служить в дружине?
– Ашкером не был, но в наёмном отряде бехчи немало караванов провёл по опасным тропам, – ответил Хопеш.
– Тогда не будем откладывать, – решил Ашхет. – Что бы ни ответил Замех, медлить нельзя. Прямо сейчас берись за дело, приготовь тюк с сиденьем, а я с остальными на рассвете навьючу масгалов. После восхода встретимся там, где ты сказал.
Пока Хопеш возился у сарая, сооружая для бегства Анеш тюк с сиденьем и верхним клапаном. Тюк был хитрым – внутрь плотного холщового мешка была вставлена плетёная из тонких прутьев люлька, обшитая кожей, которая не давала мешку отвисать и сплющиваться. Хопеш свернул походное одеяло и сделал из него сиденье. Конечно, в такой тесноте Анеш придётся потерпеть некоторые неудобства, сидя с поджатыми ногами, да и жарко ей будет, но что поделаешь, это лучше, чем попасть в руки судей, в справедливости которых Хопеш сильно сомневался. Занимаясь этим, он размышлял. Наблюдение за Ашхетом пока не дало никаких результатов. Караванщик был тёртым калачом, и даже если где-то лукавил, уличить его было не в чем, чутьё подсказывало Хопешу, что Ашхет хитрит, уж больно блестели его глаза, когда он излагал свой план, но это в вину не поставишь. Поймать его пока было не на чем кроме того, что изначально он всем врал насчёт Лехана. Хопеш подумал, для чего у Ашхета наготове было такое хитрое багажное место. Тюк явно предназначался для перевозки людей, но кого, откуда и куда. Он был уверен, что спроси он об этом Ашхета, тот правдоподобно отоврётся, придумав какую-нибудь романтико-героическую историю. Сам он предпочитал верить фактам, а факты были не в пользу караванщика. В трёх местах на сплетении прутьев Хопеш нашёл засохшую кровь, что могло означать лишь одно – в люльке везли раненого человека. Подвигав прутики лезвием ножа, Хопеш обнаружил оторвавшиеся от женского бисерного браслета бусины. Судя по качеству бусин, пленница Ашхета принадлежала к касте дилей – торговцев. Похоже напакостил караванщик кому-то из своих знакомых, выманив его родственницу хитростью, как выманивает Анеш.
Интересно, зачем он зазвал помогать в этом деле его? Видно, нужен Ашхету козёл отпущения, на которого, в случае чего, можно свалить всё, что угодно. Например, умыкнёт он девушку в своих интересах, кинутся её искать по жалобе родственников, у Лехана не найдут, у Ашхета – тоже, спросят: «А где же девушка?» А нет девушки, выкрали её по дороге, а выкрал приблуда наёмный по имени Эгнак. Значит спрос с него, а не с Ашхета, и выкуп за невесту извольте требовать тоже с лесоруба, ежели найти сможете. Или, что ещё коварнее, приколют помощничка в Чарыхе и сопрут на тамошних лихих людишек, мол, хотел продать украденную девицу, да договориться не смог, завалили, а пленницу в рабство продали. Ищи свищи.
Его размышления прервала Анеш, решившая размять затёкшие ноги.
– Ох, утомилась… Что-то тяжко Адишка от бремени освобождается, как бы не оказалось, что детёныш лежит неправильно… Надеюсь, до утра она родит… Сил у неё может не хватить…
– Всё будет хорошо, – попытался успокоить её Хопеш. – Ей не впервой, она справится. А вот нам с тобой надо будет схитрить.
– В чём?
– Я поговорил с твоим дядей, и мне не понравилось то, что я услышал. Он на самом деле что-то замышляет. Может, я ошибаюсь, но, по-моему, он собрался тебя украсть. А меня собирается в этом обвинить. Нам придётся сделать вид, что мы согласны сделать, как он хочет, но вывернуть всё по-своему.
– Как же так? Меня украсть? Но зачем? Он же мой дядя, и знает меня с детства.
– Видно, он давно желает тебя. Бывает и такое на свете.
– Что же делать? – в растерянности спросила Анеш.
– Побудем немного за пределами посёлка, переждём опасность.
– Пресветлый Ашвади, но ведь меня могут обвинить в непослушании.
– Ашхет договорился с атаем, что вывезет тебя из Кажаха, чтобы спрятать от суда раифов.
– Неужели атай согласился?
– У него не остаётся выхода. Если эри Анеш застанут в доме, то будет разбирательство и суд. Это может кончится плохо для всех.
– Ты будешь со мной, Эгнак?
– Я буду с тобой.
– Когда нужно идти? Что нужно брать?
– Никаких сборов, ни у кого не должно и мысли мелькнуть, что ты собираешься дальше, чем на реку. Я обо всём позабочусь.
– Скорее бы Адиха родила, хочется на малыша посмотреть…
«Господи, какой она ещё в сущности ребёнок… – подумал Кирк. – Ей грозит смертельная опасность, а она беспокоится о масгалёнке, который ещё не родился…»
* * *
К вечеру стало ясно, что Замех согласился с Ашхетом, потому что тот довольно подмигнул Хопешу, когда он спросил его, как складываются дела.
– Всё в силе, – негромко сообщил караванщик. – Когда уйдёте в лес?
– Анеш ожидает родов, потом я уведу её.
До наступления темноты Хопешу было нужно наведаться на своё место, чтобы встретиться с Серпом. Отряд нужно было передислоцировать ближе к селению, чтобы сориентироваться на месте и продумать, как организовать встречу чулюков. Хопеш не сомневался, что авангард войска пойдёт на Чарых именно через Кажах, потому что сайтаки и раньше вели атаки, используя караваные тропы.
Джейсон не особенно удивился его инструкциям и даже порадовался:
– Наконец-то дело! Месяц сидим на месте, карты уже надоели!
– Рано радуешься, операция практически невыполнима. Нам нужно придумать, как тормознуть пару сотен головорезов, не имея «Вулканов», гранат и других полезных изобретений земного человечества.
– Подумаешь, задачка, – мрачно хмыкнул Серп. – Мы ж время зря не теряли и тоже кое-что скумекали. При отсутствии вкопанной батареи нам было бы нечем ответить бандюкам. Численного превосходства нет, огнестрела нет, а пневматикой серьёзного перевеса не добиться.
– И до чего вы додумались?
– Крюк двинул идею искать селитру и делать порох. Он изучал технологию своих предков из Древнего Китая и снабдил нас подробной инструкцией, так что, когда нам надоели карты, мы облазили все окрестности и набрали материала на дюжину килограммов дымного вонючего порошка. Не бог весть что, но сделать несколько взрывных устройств с осколочным материалом и посеять панику нам под силу. И это ещё не всё. Секира со скуки вечерами строгал колья, а когда их накопилась пара штабелей, Кистень сказал ему, мол, ты бы эти дрова в дело, что ли, приспособил. Аксель поржал, дескать, для зубочисток они великоваты, а Рожон заявил, что есть древний способ охоты на движущиеся стада.
– И что это за способ? Волчьи ямы, что ли?
– Нет, он назвал это гребёнками. Из кольев делаются поднимающиеся секции частокола, которые маскируются под песком или травой, а в нужный момент при помощи растяжек и блочков поднимаются навстречу движущейся массе копытных, в нашем случае – всадникам.
– Только не говори, что вы умудрились установить эти штуки.
– Командир, ты не поверишь, на что способны утомлённые покером и подкидным дураком десантники.
– Обормоты, – проворчал довольно Хопеш. – Ладно, собирайте манатки, и перебирайтесь ближе к Кажаху. Передай Кистеню, что со дня на день ваши сюрпризы могут потребоваться, так что можете устроить основную засаду на берегу Цетохи, где проходит караванная тропа. Двое из вас понадобятся мне в роще, где я встречаюсь с мастером. Дело вот какое…
Хопеш рассказал о своих подозрениях насчёт Ашхета и их договорённости встретиться утром на опушке.
– Подозреваешь, что старая жемза может устроить пакость? – сообразил Серп.
– Если эта братия торгует похищенными людьми, то от них можно ждать чего угодно.
– В таком случае нам нужно появиться в роще ночью, чтобы подстраховать вас, – рассудил Серп.
– Резонно, – согласился Хопеш. – Возьми с собой Рожна. Жду вас.
* * *
Не всегда всё идёт так, как планируешь. Масгалуха Адиха освободилась от бремени лишь под утро, когда на небе господствовал льдисто-бледный диск Гагго. В это время все в доме уже спали, и помогал Анеш только Хопеш. Он разжигал масляные светильники, подносил нагретую воду, чистую солому, ободряюще похлопывал по горячим бокам и шее трясущуюся от напряжения самку, а Анеш в это время бормотала на ухо Адихе ласковые слова и убеждала её потерпеть ещё немного.
В конце концов, масгалуха исторгла из чрева мокрого и беспомощного детёныша. Анеш облегчённо вздохнула и присела на чурбак, стоявший у изгороди забора. Хопеш облокотился на изгородь, с любопытством наблюдая, как неуверенными движениями новорождённый малыш пытается подползти поближе к вымени.
– Помочь ему? – спросил Хопеш.
– Нет, нельзя, – помотала головой Анеш. – Он должен сделать всё сам, иначе пропадёт. В их мире, чтобы выжить, нужно быть упорным. Это мы няньчим своих детей, пока не начинают бегать.
– Зато мы живём вдвое, а то и втрое дольше, – заметил Хопеш.
– Да, – кивнула девушка, – Ашвади щедро одарил нас, правда многие этого не ценят, и всю долгую жизнь тратят на то, чтобы портить жизнь другим. А ведь Пресветлый создал нас для того, чтобы мы продолжали его дело и прославляли Свет.
Сегодня эри Анеш делала доброе дело – помогала появиться новой жизни.
– Да, и я очень устала. Спать хочется, но сначала я хочу сходить на реку и отмыться, потому что от меня несёт масгалом.
– Это правильно… – поддержал её Хопеш. – Я провожу тебя.
– Только мне нужно взять чистую одежду.
Анеш, усталой походкой ушла в дом, даже не взяв лампу. Хопеш свою поклажу вместе с эгнаком уже принёс к загону. Он был готов покинуть дом Замеха прямо сейчас.
Вскоре появилась Анеш с небольшим узелком.
– Идём, а то скоро рассвет, – позвала она.
От поверхности воды в прохладный воздух начинал подниматься туман и было зябко, но Анеш решительно сбросила одежду, вошла в воду и начала с удовольствием плескаться.
– О-о, какая тёплая… Даже днём не такая… Эгнак, тебе нужно окунуться, ты тоже обнимался с Адихой.
Хопеш понюхал рубаху и счёл, что девушка права: предродовая испарина масгалухи пропитала ткань, и рубаху следовало постирать. Он тоже освободился от одежды и по грудь вошёл в воду чуть в стороне от Анеш. Несколько раз окунувшись с головой, он с наслаждением почувствовал, как нагретая за день вода забирает у его тела усталость. Мягкая и мылкая, пахнущая водорослями, она быстро смывала пыль и пот.
Хопеш задорно потряс головой, словно забравшийся в воду хищник, и тут же услышал рядом писк Анеш.
– Ах, не брызгайся!
Хопеш обнаружил, что, пока он окунался, она подошла совсем близко. Опешив, он замер, боясь случайно коснуться её. Их разделяли полметра зыбкой, волнующейся воды, скрывающей тела, но не скрывающей движения. Кирк чувствовал, как девушка водит под водой руками, стараясь удерживать тело вертикально. Для неё здесь было глубоковато, над водой была видна лишь мокрая голова. Тут она пошатнулась, чуть не скрывшись под водой, и с перепугу ухватилась за плечо Кирка. Он подхватил её, и девушка обняла его за шею.
– Ух, чуть не нахлебалась… – сказала она, наклонившись к самому лицу Кирка.
Он замер, держа её за талию. Анеш прижалась к нему щекой и прошептала:
– Ты не такой, как другие. Ты сильный, но не хвастаешь своей силой, ты умеешь складно говорить, но никого не обижаешь словом, ты отважный, но никогда не задираешься на других, как делают некоторые деревенские парни. Ты моя мечта, Эгнак, лучшего мужчины мне не найти. Я хочу быть с тобой.
– Маленькая моя, – проговорил Хопеш на родном языке, – Если хочешь согреться, тянись не к звёздам, а к очагу.
Анеш удивлённо блеснула белками глаз, и Кирк совсем близко увидел, как отражается в её тёмных глазах диск Гагго. Девушка замерла в ожидании объяснения.
– Зихад алык, арам эн кербан, ам атеш.
– Ты всегда так красиво говоришь, Эгнак. Ты и есть мой очаг.
Хопеш аккуратно перехватил её под колени и вынес на берег.
Пока они плескались, туман расползся от речки по окрестным лугам. Вне воды было прохладно, и Анеш прижалась к Кирку. Чтобы справиться с волнением, он попытался собраться с мыслями и рассудительно сказал:
– Нужно обсыхать и идти к роще.
– А что мы там будем делать?
– Ждать твоего дядю.
– А если он на самом деле собирается меня украсть, как ты ему помешаешь?
– Я поеду с караваном.
– Так ты сбегаешь вместе со мной! – простодушно обрадовалась Анеш.
«Бедная девочка, сколько ты ещё натерпишься в этой жизни, пока повзрослеешь и приобретёшь опыт», – грустно подумал Кирк, ставя её на ноги.
– Зачем ты меня опустил? Мне было тепло в твоих руках.
– Другого способа одеться нет. Так быстрее согреемся. Нужно торопиться, небо начинает светлеть.
– К чему торопиться, всё равно кругом туман, и нас никто не увидит. Ещё не известно, когда получится побыть наедине.
– Скоро к реке прибегут мальчишки. Одевайся, эри Анеш.
Анеш одевалась неохотно, вздыхая и зевая. Хопеш сменил одежду, натянул сапоги и застегнул на поясе ремень, на котором теперь был полный походный набор оружия.
Герои в расход
Они быстрым шагом пошли вокруг посёлка, огибая его. Туман, плавая в предутренней полутьме, надёжно укрывал их. Хотя видимость и без того была почти нулевая. Тем не менее, Хопеш был рад туману. Мало ли, кто шатается за околицей.
Минут через двадцать они достигли опушки рощи. Тумана тут не было, и с неба фонарём светил Гагго.
Немного углубившись в лесок и устроившись на поваленном замшелом стволе эмлеха, спутники прижались друг к другу, и Хопеш набросил на плечи Анеш свой плащ.
– Пока не рассвело, поспи, – сказал Кирк, обнимая девушку за талию.
Анеш сладко зевнула и почти сразу засопела у него на груди. Хопеш оценил позицию: дорогу, идущую мимо рощи, со ствола было видно хорошо, зато их скрывали кусты. Он позволил себе расслабиться и вскоре тоже задремал, но вполглаза. Сказывалась военная выучка – крепко спящий караульный долго не живёт.
Через полтора часа небо стало светлеть, и Хопеш проснулся. Прислушавшись и присмотревшись, он определил, что до восхода осталось не более получаса и скоро наверняка должен появиться Ашхет с караваном.
Но вместо каравана появились общинные стражники. Этих парней в народе называли бехчи, и по сравнению с хорошо обученными ашкерами они были полными деревенщинами. К роще они шли не таясь, переговариваясь, пиная камешки и жалуясь на начальство, пославшее их в такую рань непонятно куда и зачем. Кое-кто из них даже завтракал на ходу. Для разведчика такой противник был находкой.
Хопеш тихонько разбудил Анеш и потащил её вглубь рощи. Там было отличное для пряток место – плотная группа молодых кустов хеноша. Он заставил её забраться вглубь кустов вместе с походным мешком, а сам вернулся к опушке, чтобы послушать и понаблюдать.
– Да чтоб их всех сахи заели… – ворчал десятник стражников. – Я бы сейчас спал ещё.
– Да, не ко времени принесло судей, – согласился с ним самый старший по возрасту бехчи.
– И охота же была старым трескунам вставать затемно, чтобы нам заботу задать! – удивился другой.
– Чего они вообще на эту девчонку взъелись-то? – спросил у десятника молодой парень. – Она же половине наших масгалов помогла родиться. Совсем ещё малой была, носом шмыгала, а масгалухи от её голоса млели.
– Так, говорят, колдует она, – пожал тот плечами.
– Сам-то веришь? – спросил бывалый. – Колдуньи – из тёмных, они как сайтаки, жертвы приносят, тёмных богов славят, я таких насмотрелся, когда на границе с Гаггоро караваны охранял. А Анешка с нами у шунаха молится, да на пацанят с детства ворчит, если они живность донимают. Она ж смирная, какая из неё колдунья.
– А я что? – ворчливо буркнул десятник. – Моё дело малое, приказ дали – пошёл искать.
– А здесь-то ей что делать? – удивился другой парень. – Она в это время с пацанятами на речку ходит.
– Так судья дядьку её в оборот взял, говорит, мол, ты, скользкий афах, за какой джильмой так рано караван поднимаешь? Опять за старое взялся? Он, говорят, по молодости попался на перевозке краденных невест. Ну, стали тюки смотреть и в одном люльку нашли. Узкая такая, только молоденькой эри места хватит. Ашхет этот начал на пришлого работника валить, мол, это приблудный лесоруб с тюком колдовал, не я. Стали искать, а он и говорит, что вечером слышал, как Эгнак её подговаривал сбежать в рощу у дороги, чтоб дождаться каравана.
– Ну, враль-то тот ещё, – засмеялся бывалый. – Люльку делал наёмный работник, а масгалов в город кто вести собирался? Нашёл дураков!
– Так-то оно так, – сокрушённо вздохнул десятник. – Только на дочке Замеха теперь кроме обвинения в колдовстве ещё и нарушение завета о послушании. Её в любом случае надобно сыскать и отдать чарыхским раифам. Иначе другие вздумают так же бегать. Ежели молодёжь заветов перестанет слушаться, тогда-то и конец сущего недалёк.
Хопеш уже подумал, что не очень-то хочется бехчи искать сбежавшую девушку, но тут десятник скомандовал:
– Так, нечего попусту языками болтать, давайте, вставайте в цепь – и пошли по роще!
«Хороши бы мы были, если бы уселись на виду, дожидаясь караванщика», – подумал Хопеш, внимательно наблюдая, как общинные стражники разворачиваются в цепь, чтобы прочёсывать рощу. Полтора десятка бехчи, вооружённых самодельными пиками, растянутся поперёк небольшого участка леса и будут тормошить каждый куст, пока не найдут Анеш. Но тут где-то за селом, со стороны степной дороги раздался раскатистый хлопок – явно сработало самопальное устройство «лезвий». Тут же предрассветная тишина взорвалась возмущённым рёвом, гиканьем и свистом, перемешавшись с визгом раненых желхов. Сквозь этот гвалт резкими щелчками прорвались выстрелы дробовика, отнятого у сайтаков в Суходолье.
– Что это такое? – подскочили на месте молодые бехчи.
– Пресветлый Ашвади! – воскликнул десятник. – Никак чулюки на Чарых пошли! А ну-ка, все за мной! Живо, живо!
Бехчи, сминая траву и низкие кусты, дружной гурьбой бросились на другой край Кажаха, да так стремительно, что едва не снесли куст дикого аншуна, в котором прятался Хопеш.
– Ну вот, игру в прятки заменила игра в войнушку, – проворчал он, спеша к кустам, где спрятал Анеш.
– Эгнак! – воскликнула перепуганная девушка, когда он вломился в кусты. – Что это за гром?
– Мои друзья встречают степняков, которые собрались грабить и убивать твоих земляков. Эри Анеш, прости, но мне нужно быть с ними! Пообещай, что дождёшься меня здесь! Ни в коем случае не покидай рощу. Сюда приду я или кто-то из моих друзей. Я оставляю тебе мой мешок. Сбереги его для меня!
Хопеш поцеловал её в губы и поспешил вслед за бехчи. Миновав опушку, он обнаружил, что бежит в сторону разгорающегося боя не один. Параллельно ему из-за деревьев вынырнули Серп и Рожон.
– Веселье началось без нас! – крикнул на ходу Нагината.
– Наверстаем! – успокоил его Рожон.
– Там на всех хватит! – заверил Хопеш, ускоряя ход.
На караванной тропе, подходившей к Кажаху с юго-востока, утренний туман смешался с пылью и дымом. Когда Хопеш, Серп и Рожон достигли места боя, там царил полный бедлам: потеряв стройность маршевой колонны, отряд сайтаков рассыпался на отдельных всадников, которые в растерянности кружили между дорогой и берегом реки. Некоторые совались к окопавшимся там «лезвиям», но почти сразу либо поворачивали желхов, либо вылетали из сёдел, и их скакуны удирали налегке.
– Мы добились цели! – крикнул Серп. – Желхары увязли в свалке!
– Не совсем! – ответил Хопеш, показывая на фигуры всадников, мечущиеся на ближайших подворьях. – Ребята, займитесь ими!
Серп и Рожон свернули к ближайшим заборам. Хопеш был уверен, что десантники сделают всё возможное, чтобы защитить селян.
Сам он рванул прямиком в середину сражения, на ходу замечая отдельные детали. Впрочем, отстранённо заниматься тактическим анализом ему не дали. Желхары, получив от десантников по самое не хочу, носились кругами, пытаясь как-то сгруппироваться и вновь пойти в атаку. По пути они бросались на всех, кого считали достойной целью для своего гнева. Первыми под их клинки и дубины попали бехчи. Не искушённые в правилах открытого боя сельские стражники имели против них мало шансов, особенно поодиночке, и Хопешу встретилось несколько тел этих бедолаг, зарубленных сайтаками. Уцелевшие, сплотившись тесной группой под руководством бывшего охранника караванов, пытались противостоять налетающим всадникам.
Хопеш выхватил из рук одного из погибших импровизиованую пику. Оружие, хоть и было кустарно изготовлено в местной кузнице, оказалось довольно добротным. Правда, её владельцу это не очень-то помогло, но Хопеш был подготовлен лучше него. В этом убедился первый же желхар, которому он попался на глаза. Всадник с железным желваком на длинной рукоятке, обнаружив чуть в стороне человека, стоящего в полный рост, счёл это вызовом и завернул желха прямо на него. Удар палицей с вытянутой руки и с седла опасен на расстаянии двух метров. Пика имела длину два с половиной, и Хопеш просчитав траекторию движения желхара, наступил на подток пики и направил острие в луку седла. Разогнавшийся желх всей массой вдавил ратовище в суглинок, а наконечник, скользнув по плотной коже луки, влетел в брюхо наездника и вышиб его из седла. Палица, занесённая для смертельного удара, свистнула в воздухе и вылетела из руки хозяина. Хопеш поймал её и тут же швырнул в другого всадника, скакавшего следом. Металлический набалдашник засветил тому в ухо, и он свалился наземь. Хопеш оглянулся и подобрал короткое копьё другого бехчи и быстро пошёл к осиротевшему желху, на седле которого заметил сумку с дротиками-куретами. Вынув лёгкие метательные копья, он поспешил к стражникам.
– Ашвай! – крикнул он им. – Бов арана!
– О, а мы его искать собирались!.. – потрясённо проронил молодой бехчи.
– Бойцы, у кого длинные пики, встречайте желхаров первыми, упирайте конец древка в твердь и цельте остряком в передок желхам! Те, что сзади, бейте в наездников, пока они не очухались!
– Ты бьёшься, как ашкер! – заметил бывалый. – Воевал?
– Приходилось!
– А что это гремит?
– Мои братья научились у чужаков делать небесные громы.
– А нас они не убьют?
– Они для тёмных! Кто из вас умеет метать дротики?!
– Мы! – ответили двое курчавых близнецов.
Хопеш сунул им в руки по несколько куретов, оставив себе четыре. Больше просто не умещалось в руках. Он и так нёс Эгнак.
– Заметите куретаров, кидайте первыми, тогда уцелеете, - посоветовал он им. – Держитесь, ашкеры, может, ещё свидимся.
– Ты-то куда, мехар? – удивился бывалый. – Оставайся с нами!
– Мехар всегда идёт туда, где враг, – ответил Хопеш строками из поэмы Яниш-афея. – И там, где он прошёл, врага уж не видать.
Из тумана надвигалась волна топота – на помощь рассеянному отряду шёл другой.В этот момент в тумане размеренно заработало одно из пневматических ружей, бьющих пластиковыми пулями, и в ответ на его щёлканье поднялся рёв боли и ярости. Видно, стрелок ловко ссаживал из сёдел атакующих новой волны. До Хопеша донеслись глухие удары падающих наземь желхов и возмущённые вопли их хозяев. Затем в тумане мелькнул росчерк горящего фитиля, и посреди плотной группы всадников трескуче рванул пороховой заряд самодельной гранаты, разбрасывая вокруг каменную шрапнель. Группа моментально проредилась.Хопеш побежал, засунув эгнак в петлю на поясе. Парням наверняка приходилось несладко, и он должен был отвлечь на себя хоть кого-то из желхаров. Шагов за пятьдесят до бестолково топчущейся кучи всадников он метнул первый дротик. Каждый из всадников, мешая остальным, рвался отомстить дерзким защитникам Кажаха, и они представляли собой лёгкую мишень. Курет описал короткую дугу, пропев остриём чью-то заупокойную, и один из сайтаков, завопив, повалился с желха.
– Бжатры чуба-ах!!! – заорали остальные и рванули к Хопешу.
Двоих он ловко ссадил со скакунов, бросив остальные куреты. Третий был ранен, но удержался в седле. Однако оставались ещё трое всадников, и они намеревались взять Хопеша в клещи, чтобы разделаться с ним. Для опытных воинов это было нетрудным делом, тем более, что двое из них были с копьями, а третий – с косой на короткой рукоятке. Против такого оружия в открытом бою не всякий ашкер в доспехах устоял бы, не то что лесоруб.
Тот, что подоспел первым, целил копьём в грудь Хопешу.
– Я сделаю из тебя мясо на вертеле, жалкий эрмач!
Хопеш выхватил эгнак и, отбив остриё копья, ткнул его лезвием в бедро. Сайтак заорав от боли, уронил оружие, а его желх, испугавшись, шарахнулся в сторону поперёк дороги другому желхару. Хопеш воткнул эгнак в почву, подхватил копьё и очень вовремя, потому что второй всадник, видя, каково пришлось его земляку, собрался если не проткнуть, так смять наглого селянина копытами. Хопеш с разворота треснул скакуна по коленям древком, и тот завизжав от боли, встал на дыбы, помешав хозяину нанести точный удар. Не дать противнику опомниться – первое правило в бою, и Хопеш, крутанувшись вокруг оси, заехал начавшему новый замах противнику отточенной сталью наконечника по руке, распоров и рукав, и плотные кожаные наручи.
Завершить поединок Хопеш не успел, потому что откуда-то со стороны налетели бехчи. Один прошиб копейщика пикой насквозь, а другой, метко бросив дротик, сбил с желха сайтака с косой.
– Мы немного тебе помешали, – усмехнулся бывалый.
– Плакать не буду, у меня ещё есть, о кого затупить лезвие, – ответил Хопеш и поспешил к речке, держа в руках копьё и эгнак.
Бой там не утихал, у кого-то из «лезвий» ещё оставались патроны, и стволы говорили своё веское слово, сшибая верховых, появляющихся из тумана. Сколько же их там, этих проклятых сайтаков?
У самой воды кипела рукопашная, там, пластая всадников вместе со скакунами, рубились несколько его бойцов. Сайтаки пытались задавить их, напирая плотным строем, но распалившиеся «лезвия» бепощадно подрубали ноги желхам, пропарывали бока, перерубали древки копий и конечности.
Хопеш с диким криком налетел на строй сзади и успел проткнуть пару спин, пока сайтаки разворачивались. Третьему он попал в лицо, а четвёртому, оказавшемуся в опасной близости, помешал замахнуться дубинкой, треснув его скакуна по уху. Желх шарахнулся в сторону, отпихнув ещё одного всадника. И вдруг противники иссякли.
Отдышавшись, Хопеш увидел посреди валяющихся трупов желхов и сайтаков закопчёные и пыльные фигуры Секиры и Бердыша. Они бились спина к спине, не подпуская никого ближе, чем доставали их секиры. Чуть в стороне, возле самой воды, устало опираясь на застрявшее во вражеских рёбрах копьё, стоял Кортик, а за ним на туше рухнувшего в воду желха расселся уставший Кистень.
– О, командир! – обрадовался Фёдор. – А мы тут веселимся!
– Где остальные? – спросил Хопеш.
– Гарпун и Крюк в тростнике, я послал их со стволами прорежать авангард, Наваха там же, бросает гранаты под ноги кавалерии.
– Как обстановка?
– Пара десятков козлов проскочили в село, а остальным, как видишь, мы нашли интересное занятие, – доложил Кистень. – Хмырей с полсотни, пожалуй, упокоили, а сколько их ещё, пока неясно. Как-то неравномерно идут, волнами.
– Видимо, первые шли маршевым дозором, – предположил Бердыш. – А остальные, сообразив, что в тумане поджидает засада, встали чуть позади, и теперь высылают по полсотни желхаров, чтобы сохранить основные силы отряда. Сейчас Ашвар пригреет, и им станет видно, что тут особо и биться некому.
– Заградительные штыри все использовали?
– Только те, что были на дороге вкопаны, – ответил Секира. Ещё по три секции справа и слева, если, конечно, растяжки уцелели? Надо бы проверить, а то мы туда пару взрывпакетов бросили.
– Ещё стволы есть?
– Три пневматики и два «Электростека».
Хорошо, давайте их сюда, нужно пробежаться и проверить растяжки. Будем прикрывать друг друга.
Кортик забежал в тростник и извлёк оттуда непромокаемый мешок с оружием и боезапасом. Двумя парами Хопеш, Кортик, Секира и Бердыш проверили растяжки замаскированных кольев. Эпсилон тем временем начал пригревать и испарять туман, который упрямо широкой полосой стелился вдоль речки. Где-то за стеной тумана слышались то свист, то отрывистые выкрики командиров желхарских десятков и полусотен, но характерного шума двигающейся колонны пока слышно не было.
– Двадцать минут передышки, – прикинул Кистень, когда все собрались у реки. – Пока туман не уйдёт, не двинутся.
– О, к нам местные с дружественным визитом, – обратил Бердыш внимание товарищей на подходящих к берегу бехчи.
Все сразу же передвинули ружья за спину, потому что за прошедшие месяцы привыкли прикидываться бродячими наёмниками или ещё кем-нибудь. Даже от природы белобрысые Секира и Рожон да рыжеволосый Гарпун перекрасились в брюнетов, научились заплетать волосы, как наёмники, загорели и привыкли носить намотанные на голову шарфы, скрывающие уши. Поди разберись, кто они, наёмники из княжества Яххе или ещё какие неведомые иноземцы. Носят обычную для своей касты одежду, говорят на ашхини с необычным акцентом, в разговоре славят Ашвади, ездят на желхах, едят привычную всем еду. В общем с виду – люди как люди, только крепче, выше, сильнее.
Часто местные, общаясь с ними, дивились, но принимали за пришедших издалека наёмников, какие нередко забредали в срединные княжества с далёкого севера.
– Ашвай, – поприветствовал «лезвий» бывалый бехчи. – Славно вы тёмных накрошили, просто праздник для взора. Меня Зарефом кличут, и теперь я в страже за старшего. Десятника нашего сайтаки скосили. Мы с парнями порядились и решили, что от помощи вы не откажетесь.
– Право слово, хэрме Зареф, – согласился Хопеш. – Пока мы тут желхаров лохматим, некоторые успевают к подворьям прорваться. Нужно встречать этих джих на околице, а то они бед натворят в домах. Действуйте вместе, и победа вам обеспечена. Бов, шеннар?
– Бов, хэрме.
Когда бехчи отошли на порядочное расстояние, Хопеш обратился к «лезвиям»:
– Ашкеры, ваша тактика вполне эффективна, поэтому предлагаю и дальше действовать так же. Распределяемся вдоль берега, сидим в тростнике, пока это стадо не появится на линии огня. Кто подёт к растяжкам?
– Я залягу за той тушей, – показал на труп дымчатого желха Кистень.
– А я буду ждать вон там, между теми дохлыми «плюшками» – вызвался Кортик.
– Берите с собой пневматику, – велел Хопеш. Если что пойдёт не по плану, так хоть ближних отрубите. Иначе затопчут.
Туман рассеивался, и метрах в двухста от места боя послышались протяжные выкрики командиров. Отряд сайтаков готовился выступить, чтобы решительной атакой смести неведомого противника, который, прикрываясь туманом, умудрился не то хитростью, не то колдовством отбить атаки дозорного и авангардного отрядов.
Хопеш подошёл к Кистеню, пристроившемуся с растяжкой за телом желха, сломавшего шею и сказал:
– Ты рули на этом фланге, а я схожу к Навахе.
– Бов, командир, – кивнул тот.
Хопеш пробежал шестьдесят метров вдоль берега, оценив по пути урон, который отряд нанес наступающим. Впереди, посреди дороги, выбитой за многие годы до камней, торчал гребень из заострённых кольев, на котором повисло аж три мёртвых желха, а ещё пара, на полной скорости перелетевшая через них. Тут же распластались их седоки, свернувшие при падении. Не менее десятка всадников свалил взрывпакет, брошенный, когда лава попыталась обогнуть кучу-малу вдоль берега. Каменная шрапнель, хлестнув передних желхов по мордам, заставила их отшатнуться, но задние напирали, поэтому просто снесли их, сломав себе ноги. В итоге от воды до дороги образовалась баррикада из тел, которую можно было лишь объехать стороной. Тут Хопешу пришла в голову запоздалая мысль, что лава рванёт вокруг завала справа от дороги, и нужно срочно ставить кого-то туда, чтобы ещё одной огневой точкой отжать колонну на замаскированные гребенки. Но времени на это уже не оставалось, потому что он добежал до места, где сидел в засаде Наваха.
– Салют, командир! – крикнул Борис, высовываясь из тростника. – Ты бы не демаскировал позиции.
– Есть гремучки?
– Три штуки, а что?
– Дай одну, у нас правый край дороги оголённый. Пройдут там, не достанем.
– Держи!
Наваха бросил ему упакованный в скрученные листья взрывпакет, плотный и тяжёлый от начинки из мелких камней. Сбоку из свёртка торчал промасленный трут, какие обычно в любую погоду занимались от одной искры. Хопеш перебежал дорогу, перескакивая через тела желхов и сайтаков. На той стороне он присмотрел несколько кустов петоха, торчащих посреди плотных пучков бурьяна. Насколько он знал желхов, они и под плёткой не пошли бы через эту траву, потому что она имела мелкие иголки со жгучим ядом, больно жалящие их даже через плюшевую шерстку. Там он и засел, воткнув в песок эгнак и пристроив пневматическое ружьё на вилку из веток куста.
Наконец, быстро тающие остатки тумана поднялись над нагревшейся глинисто-песчаной почвой, и стало видно, как в нескольких сотнях метров от них, у брода через Цетоху, начал движение отряд всадников в чёрном. Две минуты – и воинство сайтаков вплотную подскакало на расстояние выстрела. Хопеш видел, что ведущие их сотники заворачивают туда, куда он и предполагал – в объезд баррикады из трупов. «Лезвия» выжидали, никак себя не проявляя. Сотники, видя, что впереди до самого Кажаха нет ничего угрожающего, зычно скомандовали – марш, и желхары начали разгон. Именно в этот момент из тростника вылетел взрывпакет, брошенный Навахой. Бросок был отличный – описав дугу, пакет влетел в середину колонны и оглушительно взорвался. Грохот, огонь и вонючий едкий дым произвели потрясающий эффект: перепуганные желхи беспорядочно заметались, ломая строй, сшибая с ног друг друга, и от этого колонна сделала судорожный рывок вперёд, но развить скорость сайтакам не дали. Прямо перед передними всадниками из пыли внезапно встал торчком гребень острых кольев, и разогнавшиеся желхары налетели на них. Несколько желхов напоролись на смертельную преграду и повисли на ней, а около десятка скакавших следом всадников кубарем полетели через них, ломая кости. Тут же из тростника дружно ударили стволы Навахи, Гарпуна и Крюка, и паника усилилась. Шарахнувшись от хлестнувших со стороны речки пластиковых пуль, желхи оттеснили правый фланг колонны в сторону Хопеша, и он, запалив фитиль, бросил в самую их гущу свою самодельную гранату.
Калеча себя и других, скакуны бросились кто куда, а двое, не разбирая дороги, чуть не вломились в пучки бурьяна, где укрывался Хопеш. Он вскинул ствол и начал прицельно сшибать наездников, целясь им в головы.
Над дорогой и берегом поднялся невообразимый гвалт: визжали и хрипели перепуганные животные, ругались и орали от боли раздосадованные сайтаки, трещали кости, ломались пики, – а в воздух вместе с дымом поднялись облака пыли.
Выбившись из общей сумятицы, наиболее находчивые и сообразительные сайтаки начали оглядываться в поисках неприятелей, столь ошеломительно расстроивших неудержимое движение проверенного в боях шешена. Самые ближние к кустам всадники заметили Хопеша и рванули из седельных чехлов дротики. Хопеш нырнул под метёлки бурьяна, и тут же над головой зашуршали сшибающие листья куреты.
– Промах, – прокомментировал Хопеш и из положения лёжа отшиб травматическими пулями ещё пару ушей и носов – кому как повезло. – Это, бандарлоги, вам ещё повезло, что у нас не было времени вырыть здесь окопы. Он перекатился к другому краю кустов и снова сделал серию выстрелов.
– Хю-у-ур!!! – завизжал совсем рядом всадник.
Хопеш влепил его желху куском пластика в чувствительную кожу между боком и бедром, животное обиженно заголосило и встало на дыбы.
– Это ты меня хюром обозвал?! – спросил Хопеш, в упор всаживая в лицо сайтака жгучий баллистический подарок.
Тот выронил пику и кувыркнулся из седла на грунт. Хопеш сдвинул ружьё за спину и подхватил его оружие. Пика больше походила на развёрнутую вдоль оси ратовища косу и была довольно опасным оружием, особенно в умелых руках.
– Окружайте его!!! – заорали где-то слева, и Хопеш увидел командира, отличавшегося от других всадников тем, что носил шлем с болтающимся на шишаке хвостом беххо.
– Сейчас довякаешься, – предупредил Хопеш, вынимая из ближайшего куста застрявший курет.
Примерившись, он бросил дротик и попал сотнику в плечо, потому что тот дал желху шенкелей.
Справа и сзади к его кустам приближались двое всадников, один с такой же косой, другой с копьём. Копейщик не стал подъезжать близко и бросил копьё. Хопеш пригнулся, копьё воткнулось в корни петоха.
– Тоже мне вояки, Джильмой вашего Сайту?! – злорадно расхохотался Хопеш.
Сайтак выхватил из седельной петли дубинку с шипастым набалдашником и, размахивая ей, погнал скакуна на кусты. Да только желх предпочитал терпеть хозяйские пинки, нежели жгучие укусы шипов степного бурьяна, и перед самыми кустами заартачился. Сайтак в бешенстве соскочил с него и бросился в кусты. Он был не таким бокастым, как скакун, и легко проскочил между жгучими метёлками, собираясь угостить наглеца полновесным ударом по черепу. Хопеш упёрся ногами в песок и сделал встречный выпад, словно штыком. Лезвие косы тускло блеснуло в лучах утреннего Эпсилона и влетело в грудную клетку противника, прошив её, словно мешок с соломой. Сайтак удивлённо выдохнул и повалился спиной на куст, но не упал, а повис, потому что коса далеко высунулась из его спины и застряла в путанице веток.
– Джиха-ар! – с ненавистью выкрикнул оскорбление другой сайтак и, подогнав желха к самым кустам, замахнулся косой. Хопеш снова присел, слыша, как зло свистит над ним лезвие жуткого оружия. Сверху полетели какие-то брызги, и рядом с коленями Хопеша на песок тяжело упала отсечённая голова первого сайтака и целая охапка ветвей петоха.
– Хюр эрмач! – бесновался в седле сайтак, размахивая косой.
И тут что-то обожгло спину Хопеша. Он дёрнулся, но сначала даже не понял, что произошло, однако, когда на песок упало ружьё с расщеплённым прикладом и перерубленным ремнём, до него дошло, что от смертельной раны его спасла только случайность. Он подхватил с песка покалеченное оружие, завалился набок и прямо через куст ответил противнику парой выстрелов. Один пришёлся в подбрюшье желха, заставив бедную скотинку подпрыгнуть чуть не на метр, второй, видимо, достался всаднику. По крайней мере, тот уронил косу и грохнулся наземь.
Хопеш распрямился и тут же почувствовал, что заднюю часть левого плеча раздирает жгучая боль. Приклад ружья принял на себя удар страшного лезвия, но самый кончик косы пропорол кожу возле лопатки до мяса. Хопеш чувствовал, как по спине растекается липкая горечь, но сделать с этим ничего не мог. Он поднял ружьё на изготовку и повёл стволом вокруг. Метрах в двадцати от него бестолково топтались желхары, мешая друг другу прорваться к берегу, где снова кипел бой. В тростнике дружно тратили боезапас три или четыре пневматических ствола и бухал дробовик, заряженный резиновыми болванками. Хопеш выбрал ближних к кустам всадников и расстрелял остаток боезапаса, чтобы привлечь к себе внимание и облегчить задачу своим парням.
В воздухе что-то просвистело, голову ощутимо дёрнуло вправо, и Хопеш понял, что его снова спасло невероятное везенье. Брошенный сбоку курет пробил собранные на затылке отросшие волосы, распорол кожанный ремешок, державший их, лишь слегка оцарапав кожу затылка и застряв в рукаве рубахи. Пролети дротик чуть ближе, он мог пробить шею или череп.
– Ах, так! – рассвирепел Хопеш и схватил торчащее рядом копьё.
Метнувший дротик всадник приближался, доставая на ходу следующий.
– Попробуй вот этот шампур, – предложил землянин, с силой бросая копьё. Оружие, прошуршав в воздухе, весомо ударило всадника в корпус и вышибло его из седла. Желх почувствовав свободу, ускакал дальше.
Хопеш повесил на куст бесполезное ружьё, вытянул из волос дротик – пригодится, выдернул из обезглавленного тела косу, забрал эгнак и выбрался из кустов. Подстреленный им сайтак лежал без движения, что его удивило. Резиновые и пластиковые пули, как правило, лишь оглушали, и если не попасть человеку в глаз, то через некоторое время он приходил в норму, хоть и чувствовал себя скверно. Дипломаты и командование ВКС рассчитывало, что нелетальное оружие позволит соблюсти приказ федеральной администрации о запрете причинения вреда местному населению с применением летального огнестрельного оружия. Но каверза заключалась в том, что, когда стреляешь из нелетальной пневматики по скачущим всадникам, желхары падают и калечатся сильнее, чем если бы их расстреливали из пулемёта или пульсатора.
Кирк присмотрелся и понял, что сайтаку кусок пластика влетел прямо в ноздрю.
– Ашвади джильму метит, – пожал плечами Хопеш и поморщился от боли.
У «лезвий» заканчивались патроны, и ружья одно за другим умолкали, пришло время сказать своё веское слово клинкам.
– Такое уже сегодня было, – заметил сам себе Хопеш. – Кирк Хаммер опять обошёл врага с тыла. Придётся обратить на себя внимание.
Он прицепил эгнак к поясу и, приблизившись к храпящей, орущей и топочущей куче всадников, метнул дротик и заорал, что есть силы:
– Алак ашхи Ашвади ан агуш ахт аби!!!
Это была заученная им часть молитвы, которой он благодарил крестьян за подаяние у священного круга. Только земледельцы воспринимали её, как благословение, а сайтаки, как тягчайшее оскорбление.
Хопеша из-за шума услышали далеко не все, но многие. Он крутанул косу вокруг себя, описав двойную восьмёрку. Это оказало на сайтаков впечатление. Видимо, раньше таких, как он, им встречать не доводилось. Во всяком случае, большинство людей старалось от них удрать, а этот сам лез на рожон, да ещё и дерзнул благословить их именем светлого бога.
– Уль, джихар! – с презрением выкрикнул один из сайтаков, тут же, собираясь выполнить своё пожелание, замахнулся на Хопеша копьём. Было видно, что он держит оружие твёрдой рукой и не промахнётся, попав туда, куда нацелил наконечник.
Сайтак тоже знал, что не промахнётся. Он ударил, вложив в выпад столько силы, чтобы наконечник пробил грудную клетку и сердце насквозь, но Хопеша на пути отточенной стали не оказалось. Землянин знал, что противников много, и одолеть их в одиночку, скорее всего, не выйдет, но он должен показать им, что побеждает не сила, и не вооружённая толпа, а боевой дух. Даже если это дорого ему обойдётся, сегодня капитан десанта ВКС Кирк Хаммер должен сделать невозможное и прославить боевое искусство так, чтобы самые закалённые бойцы сломали об него зубы.
Уйдя на полшага в сторону, Хопеш махнул лезвием косы, оставив на боку сайтака длинный разрез.
– Уль зами, – бросил он ему и громко спросил на ашхини. – Кто ещё не любит светлого бога?!
– Кто ты такой? – спросил его крепкий сайтак с секирой в руках.
– Дитя света, – ответил Хопеш, нахально ухмыляясь. Он начертил остриём косы широкий круг и заявил, – Вот это священный круг. Каждый, кто шагнёт внутрь – труп.
– Сахай, проткни его! – приказал крепыш, и один из копейщиков ткнул желха пятками, разгоняя его в сторону Хопеша.
Землянин, стоя прямо и открыто, дождался, пока тот приблизится на расстояние удара, отбил подтоком наконечник, пропуская желха мимо, а потом с разворотом рубанул косой вдогонку чуть выше седла. Копейщик проехал ещё три метра и кулём свалился с желха.
Крепыш злобно скомандовал:
– Тухай!
К Хопешу, размахивая дубиной с вколоченными в обух острыми пластинами, рванулся следующий всадник. Он так быстро и ловко крутил оружием, что Хопеш не смог дотянуться до него лезвием. Сайтак развернулся и опять пошёл в атаку, он снова отбил лезвие косы и ударил сам. Хопеш принял удар на ратовище и почувствовал, что древко застонало под напором стальных перьев дубины. Второй удар мог оказаться для древка последним.
Сайтак развернул желха и пошёл в третью атаку. Хопеш не стал испытывать судьбу и широким махом подрубил скукуну передние ноги. Всадник, не успев сгруппироваться, грохнулся на свою же дубину и остался лежать.
Теперь уже никто не ждал команды воина с секирой. Один из сайтаков бросил копьё. Уставший и теряющий кровь Хопеш с трудом увернулся, тут же выдернул копьё из песка и швырнул его в другого сайтака. Копейщик решил не связываться с опасным противником и бросил дротик. Увернуться от быстрого и лёгкого курета, брошенного почти в упор, было невозможно, и Хопеш, хоть и попытался уклониться, получил ещё одну рану на левом плече.
– Пока работает правая, я тебя отблагодарю, – прошипел он, снимая с пояса метательный нож.
Короткий бросок, и сайтак, даже не поняв, как его убили, повис на желхе, заливая кровью его сивую гриву. Хопеш тем временем снова едва не поплатился жизнью, потому что новый противник швырнул в него метательную дубинку – редкое в этих краях оружие. Такими пользовались степные охотники, жившие далеко на юге Хаша, она чем-то напоминала гангату, подаренную Мадиканой. Хопеш отбил вращающуюся штуковину ратовищем, но обух дубинки попал в то же место, что и остряки палицы, и древко жалобно застонало.
– Ты не дитя света! – возмущённо рявкнул воин с секирой. – Земля Ашхина не рождает таких воинов. Ты колдун или демон света! Но меня ты не победишь!
Хопеш почувствовал, что начинает шататься. Краем глаза он успел оценить положение дел отряда, и понял, что бойцы на берегу ещё в игре. Из облака пыли доносились размеренные удары топоров, и даже кто-то стрелял из электроружья. Цепь сайтаков, наседающих на «лезвия», заметно поредела. Если он выстоит против качка с секирой, то ещё успеет помочь парням поубавить этой своре желания лезть к десантуре.
– Ты умрёшь! – заявил воин с секирой, спрыгивая с желха.
– Все умрут, – ответил Хопеш, ощущая предательскую дрожь в руках.
– Ты хорошо бьёшься, но я брал крепость Фадина.
– Ды ты хвастунишка, – усмехнулся Хопеш.
– Да кто ты такой, чтобы сомневаться в доблести Шэграха?! – гневно проревел сайтак и набросился на Хопеша.
Его секира была очень опасным оружием, и он владел ею виртуозно. Приземистый и широкоплечий, как гном, он вертел тяжёлым топором, перебрасывал его из руки в руку, менял стиль нападения, и Хопешу потребовалась вся его расторопность, чтобы не попасть под удар страшного лезвия, способного рассечь человека пополам или тяжёлого обуха, которым можно было раскроить череп масгалу. Скоро Хопеш почувствовал, что обливается потом, а боль в дважды раненом плече сковывает его движения и отнимает силы. Бой нужно было срочно заканчивать.
Тут Шэграх снова атаковал, разбив-таки секирой ратовище косы. Хопеш отскочил, изобразив изумление, хотя на самом деле знал, что косе до катастрофы оставалась пара ударов. Шэграх воодушевился и решил, что карта противника бита. Он наступал на землянина, поигрывая секирой и самодовольно ухмыляясь.Но тут Хопеш снял с пояса эгнак, и ухмылка сползла с загоревшей морды сайтака.
Впрочем, Шэграх уже видел, что противник истекает кровью и был уверен в победе. Он снова перебросил секру и сделал внезапный выпад, заставляя Хопеша отскочить. Тот понял тактику кривоногого и коренастого Шэграха: сайтак стремился лишить его устойчивости, потом опрокинуть внезапным напором и добить. Хопеш действительно двигался, как пьяный, создавая видимость лёгкой добычи. Но в тот момент, когда Шэграх решился на финальный напор, целясь сшибить его с ног таранным ударом обуха, он обманным движением, больше похожим на падение, чем на боевой приём, развернулся и рубанул ему лезвием по колену.
Заревев от боли и ярости, Шэграх пошатнулся, но прежде чем упасть на одно колено, что есть силы двинул обухом секиры в грудь Хопеша. Удар был так силён, что Кирка отнесло на пару шагов. Просто чудо, что он не упал и не потерял сознание от боли в сломанной ключице.
– Хап земи карах! – прорычал он и смахнул эгнаком часть вражеского черепа от уха до темени.
В глазах потемнело, Хопеш почувствовал, что вот-вот рухнет без сил, но мысль о том, что рядом бьются не на жизнь, а на смерть его товарищи, придала сил. Он опёрся на рукоятку эгнака, чтобы перевести дух.
У берега, спотыкаясь о трупы желхов и всадников, гарцевало ещё не меньше двух десятков сайтаков. Они настырно лезли в драку, рассчитывая, что уставшие противники вот-вот сдадутся, и их можно будет раздавить копытами.
Хопеш попытался объективно оценить своё положение. Две обильно кровоточащих раны на левом плече и распухшая от удара сломанная ключица сильно снижали его боеспособность, но в целом это была не слишком высокая цена за победу над десятком опытных верховых головорезов. Это если не считать тех, кто свернул себе шею в результате взрыва и стрельбы из пневморужья. Этих наверняка наберётся не меньше взвода.
Оглядевшись, он сообразил, что очаг сопротивления сайтакам сузился до того пятачка, на котором он встретил после первой атаки Секиру и Бердыша. Недоброе предчувствие заставило его двинуться в ту сторону, где колонну разворошил взрывом Наваха. Добраться до этого места было непросто: вся дорога была завалена телами. С грехом пополам Хопеш дошёл до берега и метрах в пяти от воды увидел насмерть сцепившихся в смертельной схватке крупного сайтака и Бориса Хорхеса. Судя по следам в тростнике, Наваху пытались окружить, но он до последнего патрона удерживал позицию, а потом выхватил боевую семейную реликвию и пошёл в рукопашную. Умирая от ран, он орудовал ножом, сея вокруг себя боль и смерть, а последнего противника, душившего его, почти выпотрошил.
Хопеш закрыл его веки и, пошатываясь, пошёл вдоль берега. Метров через десять он нашёл стоящего на коленях Крюка. Вон Суфэй, казалось, просто устал и обессиленно опустился на землю, чтобы отдохнуть после тяжкого боя. А бой был действительно тяжким – вокруг было некуда ступить от сражённых им врагов. Но не усталость овладела бойцом, а вечный сон, потому что в неравном бою он получил столько ран, что оставалось удивляться, как он вообще уцелел.
Чуть ниже по течению Хопеш нашёл на примятых стеблях цеты тело Гарпуна. Истратив запас травматических зарядов и гранат, он бил врагов из лука, пока его не окружили и не забросали дротиками. Хопеш зашёл в воду, чтобы попрощаться с товарищем, и оттуда увидел, как слаженно бьются Секира, Бердыш и Кортик. Обладатели устрашающих боевых топоров, как жуткая мельница, секли жаждущих их крови поединщиков, и тем уже невоозможно было подойти к ним для верного удара, а Кортик, умудрившийся сэкономить капсулы электроружья, сшибал с желхов тех, кто пытался достать парней издали, целясь куретами или копьями. Кистеня рядом с ними Хопеш не рассмотрел.
В этот момент один из сайтаков, крутившийся на скакуне поодаль от остальных, заметил Хопеша. Тратить на раненого дротик воин не стал, решив лично вышибить из шатающегося дровосека дух. Он поворотил желха навстречу Хопешу и, оскалив зубы, вытянул из-за пояса сделанный из косы клинок. Кирк остановился и, вздохнув, подцепил ногой оброненную кем-то пику с чуть изогнутым наконечником. Уперев оружие в песок и наступив на него ногой, он резко вздёрнул острие вверх, навстречу желху, прыгнувшему через труп своего сородича. Наконечник вспорол шкуру на его шее и с хрустом вошёл в подвздошье наездника. Скакун споткнулся и рухнул, сшибив с ног Хопеша. Отлетев назад, тот ударился обо что-то раной, и невыносимая боль отправила его в пропасть беспамятства.
* * *
– Команди-ир!.. Командир!
– Хопеш!
Его трясли, будили, пытались вырвать из уютно-бархатной тьмы забытья, мешали наслаждаться долгожданным отдыхом. Он нехотя стал прислушиваться к голосам вокруг, хотя больше всего на свете ему хотелось отрешиться от жестокой реальности, где нужно быть сильным, суровым и готовым принимать трудные решения, казнить и миловать ради всеобщего блага.
В конце концов, ему под нос пихнули какую-то нестерпимо воняющую гадость, и оставаться в счастливой отрешённости стало невозможно.
– Что за дрянь? – осведомился он даже раньше, чем открыл глаза.
Рядом радостно засмеялись и загудели на земном:
– Живой!..
– Очухался!..
Хаммер открыл глаза и увидел, что рядом с ним на песке сидят Серп, Кортик и Рожон. В паре метров обтирали каким-то тряпьём лезвия своих топоров Секира и Бердыш. Был ещё кто-то, но он только ощущал боком и бедром его тепло. Её тепло.
– Я так испугалась за тебя, Эгнак, – сказала Анеш.
Её голос почти не было слышно из-за горластых десантников, но Кирк всё же расслышал его. Он ощупью нашёл тонкие пальцы, вцепившиеся в его ремень. Рубахи на нём не было, потому что парни разрезали её, чтобы перевязать раны.
– Всё будет хорошо, – пробормотал Кирк, нежно сжав её руку.
– Слышь, Секира, ты теперь в новой номинации чемпион, – усмехнулся Кортик.
– А ты что, в олимпийский комитет затесался? – гыкнул Аксель. – Собираешься протоколировать голы, тач-дауны и страйки?
– Да что ты, у меня почётная роль – зафиксировать для истории рекорд рубки чулюков за единицу времени, – хихикнул Кортик.
– Нашёл тему для шуток, – проворчал Аксель. – Нас самих чуть в салат не порубили.
– Где Кистень? – хрипло спросил Хаммер.
– Фёдор попал под копыта, – сообщил Бердыш. – Прикрывал нас с фланга, потому что был ранен в ногу, а когда эти джихи рванули напролом, он не успел отскочить. Кортик нас выручил – гранатой паскудников угостил. Так бы и нас снесли.
– Докладывайте обстановку, – потребовал Хопеш.
– Атаку отбили, обормотов в окрестностях не наблюдается, – сообщил Бердыш. – потери – четыре бойца, раненый – один, у остальных лёгкие ранения, поверхностные порезы, синяки и шишки. Могло быть хуже, но Рожон с Серпом вовремя подоспели, налетели на них с фланга с дротиками и копьями. С боззо биться было попроще.
– Сравнил, – хмыкнул Секира. – Те-то бандюки с большой дороги, а тут обученная кавалерия. Видал, как они с пиками колонной шли?
– Отставить, – скомандовал Хаммер. – Всем отдыхать и готовить оружие и снаряжение. Если появится ещё один отряд, мы должны быть готовы.
– Командир, у тебя опасная кровопотеря, – сказал Серп. – Мы вызвали транспорт для эвакуации.
– Отменяйте, – приказал Хаммер. – До конца операции эвакуация невозможна.
– Транспорт уже на подлёте, будет через тридцать минут, – пожал плечами Нагината. – Гиллан приказал эвакуироваться.
– А если основной отряд чулюков подвалит? – запротестовал Хаммер. – Они же тут резню устроят.
Он вцепился в пальцы Анеш, понимая, что не сможет спокойно жить, если бросит её здесь.
– Отменить приказ полковника мы не имеем права, – виновато сказал Серп. – Да и что мы можем впятером? Боеприпас потратили, гранат осталось пять штук, из стрелкового оружия только трофейные самострелы и по полста стрел на каждый.
– Впятером? – переспросил Хаммер, пробуя подняться, но движение далось с огромным трудом. – А меня уже не считаете?! Что это за безобразие? Дайте-ка мне какой-нибудь допинг, а то я как с похмелья…
– Из тебя литр крови вытек, – сообщил Кортик. – Мы, конечно, тебя заштопали. Но ты лучше лежи.
– Да ладно, не помру, – успокоил Кирк, садясь на расстеленном плаще, – Хотя штормит не по-детски. Так что там насчёт стимулирующего?
– При большой потере крови это противопоказано, – напомнил Рожон.
– У меня есть корень ожмы, – робко сказала Анеш. – Он поможет…
– Ожма? – удивился Кортик. – Этот ребёнок хочет лечить тебя травкой, которую в отвары для бодрости добавляют. Какой от неё прок?
– Корень ожмы жуют все женщины, когда у них кончается детородный круг, – объяснила Анеш. – Он наполняет жилы кровью и даёт силы работать.
– Съел? – ехидно подмигнул Кортику Серп. – Это тебе не ребёнок, а эри.
– Джентльмены, у нас проблемы, – объявил Секира, глядя в бинокль на юго-восток. – По-моему скоро здесь будут основные силы элбаша, как его там… не запоминаю ихние собачьи клички.
Хаммер, опираясь на здоровую руку, встал на ноги и с трудом распрямился.
– Дай глянуть, – потребовал он, и Аксель передал ему оптику.
Цифровой зум мощного полевого бинокля позволил ему увеличить картинку, и Хаммер увидел в степи колонну в чёрных одеяниях, которая была ещё довольно далеко, но по шлейфу пыли было понятно, что войско прёт резвым маршем, чтобы успеть устроить утренний привал, подкрепиться за счёт зарезанного в Кажахе скота, дать передохнуть и напиться желхам, а потом двинуть на Чарых и до темноты успеть обложить шрай. Элбаш Ванхар для этого и послал передовой отряд. По расчётам сайтаков, сейчас в Кажахе уже должно было вариться в котлах мясо реквизированной скотины и птицы.
– Так! – сказал Хаммер. – А ну-ка, дайте ещё раз ту фигню понюхать! И начинаем собирать копья и дротики. Сейчас эти остряки нам понадобятся. Анеш, прошу тебя, вернись в рощу, а ещё лучше – садись на какого-нибудь желха и скачи к горам. Туда степняки вряд ли сунуться.
– Эгнак!..
– Не надо спорить. Мы сможем задержать эту орду минут на пять, не больше. А потом нас просто растопчут. Беги, пока есть возможность, и береги себя.
– Эгнак… – Анеш в отчаянии опустилась на колени. – Я люблю тебя…
– Тогда живи!.. – рассердился он. – Серп, посади её на желха!
Он почувствовал, что бессилен оторвать эту несчастную девочку от себя, а драгоценные мгновения уходят. Пока они препираются, войско на полном ходу сокращает расстояние. Столб пыли было видно уже без бинокля, а со стороны степи нарастал гул тысяч копыт.
Серп подвёл пойманного желха и одним движением посадил лёгонькую Анеш в седло, будто ребёнка, но она словно оглохла и не собиралась ни на метр удаляться от мужчины, который покорил её сердце.
Хопеш зло двинул желху по крупу древком подобранного дротика, и тот обиженно отпрыгнул на несколько метров. Хаммер повернулся к товарищам и сказал:
– Десантники, для меня было величайшей честью служить вместе с вами! Для начальства мы – разменные пешки, герои в расход, но наши враги заплатят за это десятикратную цену!
Позади него снова застучали копыта, Хаммер оглянулся и впервые в жизни испытал желание выругаться так, что покраснели бы самые прожжёные похабники, потому что Анеш вела желха обратно.
– Эри Анеш! – строго обратился к девушке Кирк. – Я уважаю женщин, но должен напомнить тебе о завете послушания! Я велел тебе скакать отсюда!
– Но Ашвади явил мне знамение!..
– Какое ещё знамение?! – начал свирепеть он.
Девушка указала рукой на небо над лесом. Со стороны гор в сторону Кажаха, поблёскивая в лучах восходящего Эпсилона, двигалось нечто чуждое средневековому антуражу Ашхина.
– Это штурмовик! – обрадовался Кортик, отбрасывая охапку собранных копий. – Раньше подоспел! Серп, срочно поджигай сигнальную шашку! Ему понадобиться указатель направления ветра!
Нагината сделал всё за две секунды, швырнув шашку на свободный от трупов участок.
Анеш соскочила с желха и с трепетом втиснулась в объятья Кирка. Желх прижал свои смешные плюшевые уши к затылку и затрясся, потому что рёв турбин идущего на посадку боевого корабля пробирал до позвоночника.
– Что это?! – потрясённо спросила девушка. – Это чудовище тьмы?!
– Это небесная лодка! – усокоил её Кирк. – Она заберёт нас отсюда!
– А я?!
«Какая сволочь придумала расставания с любимыми и друзьями? – подумал Кирк с горечью. – Как объяснить привязавшейся ко мне девочке, что наши судьбы ведут нас разными путями?»
Плавные обводы мощной стальной птицы матово поблёскивали в красноватых лучах утренней зари, отводя взгляд от установленных на пилонах смертоносных орудий и ракетных комплексов. Штурмовик класса «Стальная Гарпия» – идеальная машина смерти как на орбите, так и в атмосфере, – завершив посадочный маневр, опустился на покрытый сочной травой луг и из внешних динамиков разнёсся голос командира:
– Вас приветствует майор ВКС Роб Халфрид. Мы открываем аппарель для эвакуации, у вас пять минут на погрузку.
С пятки аппарели на траву сначала спрыгнуло отделение десанта в боевой амуниции и с «Вулканами» наготове, а следом – команда военных медиков с носилками.
Впереди них бежал рослый офицер. Он поднял бронещиток шлема, и Хаммер увидел сверкнувшие на шоколадном лице озорные глаза Люка Мадиканы.
– Шикаму, рафики! – крикнул он, широко улыбаясь. – Вот, выпросился лично прикрывать эвакуацию!
– Ашвай, сын неба, – кивнул Хаммер, морщась от боли в плече.
У Анеш подогнулись колени, и она изумлённо пролепетала:
– Сын неба?! Но у него кожа, как кожура хирпы!
Мадикана весело рассмеялся, но тут же серьёзно заметил:
– Командуй своим погрузку, а то сюда из степи банда прёт тысячи в две рыл, а за ней обоз с охраной. Чулюки затеяли войнушку, и вам тут делать нечего.
Медики эвакуационной команды тем временем взялись переносить тела погибших десантников, которых уцелевшие «лезвия» уложили рядком вдоль берега, а двое из них, увидев перевязаного Хаммера, подскочили к нему с носилками.
– Вам требуется помощь?
– Не отказался бы от роты с райлганами, – ответил Хаммер. – Да не дают. Пришлось вот врукопашную хлестаться… За меня не тряситесь, я до борта сам дойду. Отряд! Земное оружие здесь не бросаем, всё берём на борт! Грузимся!
– Эгнак… – со слезами на глазах спросила Анеш. – Ты меня бросаешь?
– Да я лучше сам останусь тут, чем тебя брошу! Идём живее, мне нужно с командиром борта посоветоваться.
В десантном деке штурмовика «лезвий» встретил майор Халфрид - невысокий белобрысый крепыш. Хаммер спросил у него:
– Майор, нет ли у вас в арсенале установки LFG?
– Вы имеете в виду низкочастотный излучатель?
– Совершенно верно.
– Есть, и не один. Есть стационарный, фронтального действия, очень мощный – у высших животных и людей мозги вскипают и сердце отказывает. Есть автономный, с дистанционным управлением. Можно оставить на грунте, отлететь подальше и рулить с пульта. Он просто нагоняет страху на всё, что чувствительно к низким частотам.
– Радиус действия?
– До трёхсот метров.
– Отлично! – обрадовался Хаммер. – Спускайте его и на бреющем вон за тот лесок. Оттуда понаблюдаем за представлением.
– Задумали испортить степнякам блицкриг?
– Так точно, майор.
– Будьте как дома, я займусь головорезами.
Майор скрылся в рубке, Хаммер показал Анеш на кресло с ремнями, стоящее возле корабельной переборки:
– Давай сядем, а то что-то голова кружится.
– Я теперь поняла, – сказала девушка. – Ты и твои братья – сыны неба, которые согласились помогать князю отбиваться от врагов.
– Всегда восхищался умом эри Анеш, – искренне признался Кирк. – Долг воина обязывал меня защитить Кажах и Чарых от нашествия чулюков. Неважно как, хоть ценой жизни, но остановить их.
– Вы чуть не умерли!.. – возмутилась Анеш.
– Наша работа – воевать и умирать, чтобы жизнь мирных труженников не прерывалась, – ответил Хаммер. – Никто кроме нас не встанет на защиту мира, не пожертвует собой ради других.
– Вы делаете, как пророк Яури! – всплеснула руками девушка. – Значит, он всё-таки попал на небо и живёт среди равных!
– Неужто эри сомневалась? – удивился Хаммер.
– Нет, я всегда верила, но ведь я не видела это сама.
– Так на то она и вера, – засмеялся Кирк, застёгивая на Анеш ремни.
– Зачем ты привязываешь меня?
– Чтобы не упала, – ответил Хаммер.
– Но я сижу, – удивилась Анеш, и тут взвыли турбины корабля и начал разгон ходовой генератор. Девушка от неожиданности подскочила на месте, и, если бы не привязные ремни, точно сорвалась бы с места и свалилась на палубу.
– Не бойся! – сказал ей Кирк. – Всё будет хорошо!
Но для неподготовленной к техническим чудесам чужой цивилизации дочери масгал-хаши это было не самое страшное. Штурмовик оторвался от грунта и на бреющем полёте пошёл к лесу. Анеш, почувствовав, что палуба и кресло уходят из-под неё, вцепилась в руки Хаммера. Да так сильно, что он удивился этому.
Через пару минут, здорово нашумев и подняв тучи пыли, «Гарпия» замерла на опушке леса.
– Капитан Хаммер, – донёсся из динамиков бортовой громкой связи голос командира корабля, – обратите внимание на экран над входом на палубу!
На мониторе, который включился над межпалубным люком, стало видно, как по караванной дороге навстречу резво идущей колонне желхаров катится небольшая матовая сфера на гусеничной тележке. Съёмка велась с дрона, специально запущенного майором Халфридом. Через пару минут войско оказалось прямо перед установкой, и её, видимо, запустили. Строй сломался, и бодрая рысь желхаров сменилась неуверенным топтанием и сумятицей, переходящей в панику. При этом задние ряды, не успевшие испытать подавляющего воздействия низкочастотных колебаний, продолжали двигаться с прежней скоростью, смешивая построение.
– Ну, всё, попали гаврики… – заметил Рожон, наблюдая за экраном.
– Всё было хорошо, и вдруг явилась тёща, – ехидно прокомментировал Кортик.
– Интересно, какие модуляции есть в настройках этого генератора? – пробормотал Серп.
– Довольно широкий спектр, – пояснил Хаммер. – Но его основное предназначение – распугивать потенциально опасную живность в местах высадки разведгрупп на неизвестных планетах. Компании, занимающиеся освоением планет, приобретают такие генераторы, не торгуясь.
На экране тем временем словно разыгрывалась сценка из небывалой буффонады: сотни воинов, приученных бросаться в отчаянную атаку против любого противника, пятились от невзрачной и с виду совершенно не опасной машины.
– Внимание, перехожу на более жёсткий режим, – сообщил по громкой командир корабля.
Внезапно хаос на экране усилился: желхи начали панически метаться, пытаясь спрятаться от давящего чувства нарастающего страха, вызванного волнами низкой частоты, а наездники стали валиться из сёдел или вести себя неадекватно. Многие бросали оружие и улепётывали, некоторые хватались за голову, самые восприимчивые падали на колени и корчились в приступах рвоты. Один из Сайтаков даже проткнул себя мечом, чтобы избавиться от позора. Но никто не остался равнодушен к инфразвуковому удару, устроенному землянами.
– Что там творится? – спросила Анеш, недоумевая. – Это колдовство?
– Это особое оружие, – объяснил ей Кирк. – Специальным звуком оно вызывает приступ страха, и даже самые отважные воины не могут устоять против него.
В конце концов, авангард колонны превратился в арьегард, потому что желхары, не в силах противостоять беспричинному ужасу, рождающемуся в их голове, пустились наутёк. Генератор, неспешно катя по дороге, повернул войско вспять, накрывая низкочастотным резонансом круг диаметром 300 метров.
На палубу вернулся майор.
– Впечатляет, не правда ли? – спросил он.
– Безусловно, – согласился Хаммер, – Вот только я боюсь, что, выехав за пределы волнового воздействия, они очухаются и попытаются обойти это место. Возможно, нам придётся подержать генератор на подступах к селу ещё некоторое время.
– Не проблема, – сказал майор. – Начальство дало нам полсуток при условии, если среди вас не будет раненых в критическом состоянии. Вы, как я вижу, первую помощь уже получили, так что можем пугать это стадо, сколько потребуется. Но с небольшим условием: вы в это время позволите медикам провести комплекс тестов и профилактику, чтобы я доставил вас на базу в нормальном состоянии.
– Я готов, – сказал Кирк. Теперь он действительно мог отдать себя в руки медиков – задача «лезвий» была выполнена.
Тут же, на палубе десантного дека, двое деловитых сержантов медслужбы подготовили для него место, развернули полевой диагностический комплекс, установили модуль для капельницы. Анеш, сидя в кресле, с благоговейным ужасом наблюдала, как её драгоценному Эгнаку ставят катетеры и творят с ним другие неведомые ей манипуляции.
Чтобы ей было не так страшно, рядом с ней сел Серп, который, как мог, объяснил, что и для чего делают медики. По ходу дела он выяснил, что девушке хочется пить, и достал свою флягу, где была привычная для неё вода. Уже засыпая от вколотых лекарств, Кирк заметил, как девчонка косится на уши Нагинаты, и это почему-то вызвало у него укол ревности.
* * *
В себя он пришёл резко, как в казарме от звука утреннего гонга. Рядом стоял Кортик, и лицо его было обеспокоенным.
– Что? – сросил Хаммер.
– Фридмен объявился, он сейчас в рубке.
– Что говорит?
– Ничего особенного, но мрачный как туча.
Хаммер оглянулся по сторонам. «Лезвия» по походной привычке расстелили на палубе одеяла с мешками и спали, используя возможность. С другой строны была устроена чуть более комфортная лежанка для Анеш. Девушка провела бессонную ночь и напряжённое утро, и сон был для неё благом. Юное прекрасное лицо эри было по-детски безмятежно, тело расслаблено и беззащитно, и даже не верилось, что ночью она со взрослой уверенностью и сноровкой обихаживала массивную масгалуху.
Хаммер улыбнулся, но тут же забеспокоился. Его организм за короткий период покоя активно взялся за заживление ран, и теперь ему нужно было справить естественные надобности. Кортик спросил:
– Ты чего, в гальюн?
– Да, а где медицина?
– Смылись кофе выпить. Нафиг они тебе, отцепляй капельницу от катетера да иди.
Хаммер привёл свои дела в порядок и заглянул в рубку. Там что-то озабоченно обсуждали командир и мастер Фридмен.
– Ну, вот, наш герой проснулся, – приветливо улыбнулся майор.
– Ашвай, – по привычке приветствовал Хаммер учителя на ашхини.
– Ашвай, – хмуро ответил Фридмен.
– Что-то случилось?
– Хопеш создал прецедент и новую страницу отношений между Федерацией и Стеллой.
– Я всё-таки чего-то не учёл?
– Всё учесть невозможно, боюсь это вобще не в человеческих силах. Я мчался сюда с недобрым предчувствием, зная, что князь отказался выводить войско за пределы шрая. Хоть я и сдал ему заговорщиков, он не переменил своего намерения отбиваться от чулюков, сидя в крепости. Князь – по-своему разумный человек, но в военном деле он ретроград и не поддержал мою идею нанести удар по обозу, объяснив это тем, что степняки озвереют, но от идеи взять крепость осадой не откажутся. Зато будут шататься по округе и разорять сёла.
Однако, когда я прискакал сюда, у меня просто челюсть отвалилась. Я не ожидал, что Гиллан пошлёт штурмовик и уж тем более, не представлял, что против чулюков можно применить такое средство, как генератор низкочастотного излучения, хотя, как говорят шахматисты, решение задачи было очевидным. Майор показал мне запись шоу, так что должен от души поздравить тебя с изящным решением проблемы. Конечно, соболезнование тоже, ребята были отличными бойцами, таких нам всегда не хватает.
Росс Фридмен пригласил его выйти из рубки, они устроились в бытовом отсеке и налили себе по чашке чая. Мастер достал из-под плаща замшевый кисет и высыпал из него на блюдце неизвестное Хаммеру лакомство – сушеные дольки какого-то фрукта. От них соблазнительно пахло, и Кирк, который думал, что перепробовал все ашхинские деликатесы, удивлённо спросил:
– Что это?
– Это семена вавы, – объяснил Фридмен. – Её купцы с юга привозят, растёт в початках с локоть длиной. Да ты не нюхай, а пробуй, вкусно очень. А я пока на щекотливую тему пару слов скажу.
– Это можно, я щекотки не боюсь, – кивнул Хаммер, забрасывая на язык ароматные полупрозрачные дольки.
– Ты у нас вообще ничего не боишься, – усмехнулся Фридмен. – У нас на Хельде парень был с изменённым болевым порогом, так он ржал даже когда его на куски резали. Тебе до него, конечно, далеко, но тоже молодец – с такими ранами присутствия духа не теряешь. Посмотрим, как новое испытание выдюжишь.
– О чём речь?
– Речь о том, что ко мне обратились с жалобой раифы из Чарыхского духовного суда. Им попеняли, что ты увёл из дома дочь масгал-хаши. По заветам, как ты знаешь, мужчина может покровительствовать женщине только при условии, что его каста не ниже, чем каста её отца.
– В данной ситуации это имеет значение?
– Ты прав, давай проанализируем ситуацию, – согласился Фридмен. – И, чтобы точки над «i» встали верно, сразу скажу, что девушка лететь с тобой на базу не сможет. Во-первых, потому, что база «Чероки» по дипломатическому договору с объединёнными княжествами не может укрывать на своей территории граждан Ашхина. А полномочий присваивать гражданство Федерации кому бы то ни было из стеллиан у адмирала О' Брайена нет. Надеюсь, ты достаточно хорошо к ней относишься, чтобы не желать ей оказаться заложницей бюрократических игр.
Во-вторых, эта девочка с рождения живёт при тяжести выше земной и без тренировки при выходе на орбиту может просто умереть. Не думал об этом?
– Она молода и у неё крепкое сердце, – пожал плечами Кирк.
– А вот и ошибаешься, – возразил Фридмен. – Пока вы спали, я попросил медиков просканировать её. Думаю, от тебя не укрылось, что она отличается от остальных стеллианок.
– Я это заметил, – кивнул Хаммер.
– Так вот, опираясь на данные, которые врачи Красного Креста собрали в Центральном Ашхине, медики подтвердили, что твоя красавица – носительница рецессивного гена, из-за которого у неё не хватает гормона, стимулирующего работу сердечно-сосудистой системы. У них характерный сердечный ритм. Ты рассказывал, что отец её бережёт, и это не случайно. По странному стечению обстоятельств на Стелле такие дети проявляют разнообразные таланты, становятся знахарями, музыкантами, сказителями, художниками, чувствуют залежи руды и воды. Но без защиты и опеки нередко погибают от болезней, жары или холода.
– Так что же делать? Здесь её пытались обвинить в колдовстве, чтобы уязвить её отца. Он, видите ли, односельчанам поперёк бизнеса стоит. Оставить её здесь, на растерзание мракобесам?
– Не горячись. Этого я никогда не допущу, сам знаешь. И у меня есть другое решение. Через пару гагов меня ожидает перевод в Гигенчи – город, где находится резиденция Красного Креста и строится торговый центр с космопортом. Там есть учебный центр для стеллианских сирот. Их обучают по спецпрограммам, адаптированным к местным традициям и уровню развития – это условие, продиктованное Федеральной Ассоциацией по защите прав цивилизаций. Девочка выучится на ветеринара и будет счастлива, всю жизнь занимаясь любимым делом. Это решение тебя устроит? Надеюсь, ты не обещал ей золотые горы?
– Я буду благодарен, мастер, если о будущем Анеш позаботится такой мудрый человек, как вы, – сказал Хаммер, проглатывая комок.
* * *
Когда он вернулся на десантную палубу, Анеш уже проснулась, а Серп с Бердышом кормили её чёрствыми лепёшками и копчёной рыбой кешке из своих походных запасов.
– Эгнак, куда ты исчез? – спросила она. – Твои друзья накормили меня, потому что я страшно голодна…
– Эри Анеш… – начал Хаммер. – Мне придётся улететь, чтобы залечить раны.
– Это далеко?
– Это на небе. Туда разрешают полниматься только сынам неба. Тебя возьмёт под свою защиту мой наставник. Ты ни в чём не будешь нуждаться. Он покажет тебе иные края, найдёт тебе новый дом. У тебя появится новая семья и друзья.
– Это хорошо, – сказала она просто. – Значит мне будет легко и не одиноко, пока я буду ждать тебя.
– Не одиноко, – подтвердил Хаммер, с трудом справляясь с внезапно пересохшим горлом.
– Твои раны заживут, и тебя отпустят.
Хаммер кивнул, не в силах больше ничего сказать ей. «Лезвия» деликатно отвернулись, понимая, как трудно командиру.
Скоро пришёл Фридмен, и сказал на земном:
– Этикет требует, чтобы ты представил нас друг другу. Расскажи девочке, кто я, а потом предоставь всё мне.
– Эри Анеш, это мой наставник Росс, самый мудрый из сынов неба, живущих в Ашхине. Он заменил мне атая.
Фридмен и Анеш устроились на креслах у переборки и долго беседовали, а во второй половине дня мастер забрал её нехитрый скарб и повёл девушку наружу, где щипали травку два желха. Хаммер вышел их проводить, удивляясь, как спокойно и безропотно Анеш уходит вместе с Фридменом.
Кирк делал вид, что его не особенно угнетает расставание с ней. Он спросил у мастера:
– До Чарыха долго ехать верхом? А то уже день к вечеру повернул.
– Важен не день, важен свет, – пожал плечами Фридмен.
– Гих эн алих, гих ашвай, – кивнув, повторил Хаммер по-ашхински.
– Твоё произношение улучшилось, – заметил мастер. – Нам пора, эри Анеш, прощайтесь.
Прежде чем взобраться в седло, девушка подошла к Хаммеру, нежно обняла его и спросила:
– Когда ты сможешь снова прийти ко мне?
– После лечения меня снова могут послать куда-нибудь, чтобы изображать лесоруба или рыбака. Ашкер не принадлежит себе.
– Тогда попроси своего князя, чтобы он послал тебя туда, где ты увидишь меня, потому что я ещё неправильно говорю слова «жвозды» и «лублу».
Лезвия 3. Прыжок в огонь
© Copyright: Андрей Савиных 3, 2023
Свидетельство о публикации №223062901300
Свидетельство о публикации №223062901300
Рецензии