Песнь первая

ОПЯТЬ МНЕ КАЖЕТСЯ, ЧТО КРУЖИТСЯ МОЯ ГОЛОВА. МОЙ МАРМЕЛАДНЫЙ, Я НЕ ПРАВА

    Познакомились мы во время моей вечерней пробежки. На тот момент я пыталась сбросить вес, начавший расти из-за приема эстрогенов, при помощи спорта, каждый день баловала себя сдобными булочками на завтрак, наивно полагая, что парочка километров избавит меня от целлюлитных ляжек. Мне казалось, что худым людям повезло с метаболизмом, поэтому в растущих объемах винила наследственность, поскольку мои родители, любившие вкусно поесть, хрупким телосложением похвастать не могли, а я, рассматривая фотографии длинноногих моделей, завидовала им, поскольку мои ляжки, соприкасающиеся друг с другом при ходьбе, выглядели удручающе, и лтшь к двадцати пяти годам до меня наконец дошло: чтобы носить одежду тридцать восьмого размера, следует ограничить потребление фаст-фуда, урезать углеводы, полностью исключить соленое с жареным, не лениться подсчитывать БЖУ, записывая в дневник все, что собираешься положить в рот. Каюсь, раз пять я садилась на диеты, выбрасывала из холодильника все, кроме овощей и фруктов, ложилась спать с твердым намерением с понедельника начать новую жизнь и, разумеется, сдавалась, потому что мой внутренний демон, проказник эдакий, елейным голосочком осведомлялся:
    - А что, если завтра конец света? Негоже подыхать с пустым желудком, mon etoile. Почему бы нам не заказать пиццу и прекратить давиться мерзкой капусточкой?
    И я срывалась, говорила себе, что все равно не успею похудеть к лету, закупалась ведерком мороженоего, сжирала его подчистую, уверенная, что совсем скоро мне на голову свалится метеорит, а, вставая на весы, визжала как свинья, за которой с ножом гоняются хозяева, чтобы зарезать откормленного специально к Рождеству поросенка и запечь в духовке с яблоком и лучком. Пролетело долгих три года, прежде чем до меня дошло: резкие перемены ни к чему хорошему не приведут, и начать лучше с малого, не ожидая сиюминутных результатов. Сначала я устраивала себе два разгрузочных дня в неделю, и четверг с субботой превратились в выходные, когда я не занималась ничем, лежала на диване и развлекала себя просмотром сериалов. Первые месяца три голод был невыносимым до такой степени, что я, ослепленная им, жаждала содрать со стен обои, вцепиться зубами в собственную плоть, лишь бы не чувствовать требовательно урчания в животе, а затем мой организм привык, мозг перестроился, и я наконец-то поняла, что всегда употребляла калорий больше необходимого минимума, а чувством насыщения управляет не кишечник, а мозг. Вскоре к fasting days прибавились уменьшение порций, отказ от плотного ужина и железобетонное правило питаться только тем, что приносит удовольствие, а не пихать в себя все подряд только потому, что жалко выбрасывать скоропортящиеся продукты.
    Сейчас, оглядываясь на себя двадцатилетнюю, заедающую стресс печенюшками, я испытываю жалость к этой не в меру упитанной, пухлощекой девчушке, слишком глупой, чтобы осознать: her weight зависит от питания, и никакие тренажеры не превратят тебя в Клару Веллединь или Эмили Фоссет, если your stomach растянут настолько, что способен вместить в себя слонопотама. Привычка бежать на кухню от скуки покинула меня вместе с жировыми запасами, и отныне я могла совершенно спокойно пройти мимо ресторанчика, из приоткрытых дверей которого на улицу вылетали соблазнительные запахи. Научившись получать удовольствие от завтрака, я просыпалась бодрой и веселой, наслаждалась каждым проглоченным кусочком и перестала истерить, если поправлялась на пару килограмм, отдавая себе отчет, что это может быть элементарный застой жидкости или проблемы с ЖКТ, порождающие запор, из за которого flooe scales показывают другую цифру.
    Главной мотивацией, помогающей удерживать баланс, стали восхищенные взгляды прохожих, и хотя кокеткой Эдну Ливингстон назвать было нельзя, внимание со стороны мужчин, безусловно, льстило, потому что every woman, to my mind, в глубине души желает хотя бы изредка находиться в центре внимания and feeling, как Вселенная, презрев законы фундаментальной физики, вращается вокруг нее одной, that’s why я зарделась от смущения, когда меня нагнал высокий красавчик с потрясной фигурой и принялся оказывать недвусмысленные знаки внимания. Закомплексованная до предела, я забыла о данном матери обещании не знакомиться с кем попало и позволила fellow проводить себя до дома, продиктовала номер телефона, не веря, что понравилась молодому мужчине по имени Фабьен.
    На первом же свидании я предупредила его, что являюсь трансгендерной женщиной, полгода назад сделавшей операцию по коррекции пола. Ожидая, что он моментально смоется, найдя тысячу причин оставить меня прямо сейчас, я с удивлением проследила за тем, как his palm мягко накрыла мои пальцы, лежащие на столешнице, а лицо озарилось светлой понимающей улыбкой, словно моя принадлежность к ЛГБТ-комьюнити не имела особого значения. Вот тогда я и поплыла, с каждым взглядом влюбляясь в Ледермана все сильнее и сильнее, хотя всегда считала идеальным типом парней со светлыми кудрями. Мой бойфренд, с ореховой радужкой глаз, темно-русыми волосами, массивным подбородком и ямочками на щеках, несмотря на довольно типичную для гомериканца наружность, обладал отменным чувством юмора, посему я, соврав строгой матушке, что собираюсь на ночевку к подруге, уложила на дно рюкзака сменное бельишко и отправилась пешком через весь Мортленд в район, где в двухкомнатной квртирке  на пятом этаже проживал мой будущий супруг, работающий пиар-менеджером в крупной компании.
    Родители мои придерживались мнения, что девственности надлежит лишаться after wedding, хотя чисто технически меня таковой считать можно с огромной натяжкой. Да, опытом сексуального общения я не обладала, но после вагинопластики по совету хирурга вводила в себя расширитель, обильно смазанный лубрикантом, чтобы влагалище растянулось и было способно принять эрегерированный член, and, of course, parents, любезно оплатившие все мои операции, о подобных мелочах не знали, так как в нашей семье царила строгая иерархия, и популярную модель поведения «my mother is my best friend» миссис Ливингстон не одобряла, that’s why столь иентимные вещи мы с ней никогда не обсуждали, и я приложила все усилия, чтобы создать видимость nice girl, раз уж maman, будучи дамой старомодной, ревностно следила за моим моральным обликом, как будто конкретно моя ценность заключалась в долбанном целомудрии. Безмерно благодарная предкам за поддержку, я, тем не менее не сумела противостоять любопытству, толкающему меня в объятия галантного мужчины. В конце концов, я уже не тинейджер, и все мои подруги давно распрощались с virginity еще на выпускном, пока я, толстая и не особо привлекательная, зачитывалась любовными романами, в которых наличие благородных принцев на квадратный метр зашкаливало, и главная героиня металась от одного кавалера к другому, дразня читателя своими размышлениями касаемо того, кто именно в итоге поведет ее под венец.
    Нервничала я безумно, ибо наряду с вожделением меня снедало смущение. Thoughts, что Фабьен увидит меня полностью обнаженной, заставляли стопы холодеть, а тугой узел, набухший в области щитовидки, не давал вздохнуть, отчего глаза слезились, а кончик носа подрагивал как у кролика. Я целую вечность стояла в ванной перед зеркалом, осознавая, что сидящий на кровати парень ждет моего появления, и если я не возьму себя в руки и сбегу, роняя тапки, то буду корить себя всю оставшуюся жизнь. Пока я предавалась размышлениям, Ледерман, уловив мое настроение, вошел в bathroom и, спустив с меня шорты вместе с трусами, огладил бедро, прижался к ягодицам, и я, ощутив, как в меня упирается his dick, лучше всяких слов говорящий о том, как сильно он меня хочет. Повернувшись, я провела кончиками пальцев по его мускулистому торсу, задрала голову, ловя легкие, напоминающие трепет стрекозиных крыльев поцелуи и не заметила, как оказаласьт стоящей на коленях перед ним, чтобы, лизнув головку стремительно набухающего пениса, услышать приглушенный стон.
    Мы переместились в душевую кабинку. Включив воду погорячее, я откинулась назад, олбокачиваясь на грудь партнера, пока его длань гуляла по моему туловищу, левая рука легонько сминала грудь, а губы касались то шеи, то плеча, нигде подолгу не останавливаясь и порождая табун мурашек, вздыбливающий пушковые волоски, покрывающие сорок процентов моего тела. Страх постепенно сошел на нет, и я, устав терзаться, отключила brain, расставила ноги пошире, когда his fingers скользнули внутрь аккуратно и медленно, словно мое лоно могло рассыпаться на части от неосторожного движения. This man вел себя настойчиво ровно в той степени, чтобы не спугнуть меня излишней самоуверенностью. I understood, что в любой момент могу прекратить все, если мне что-либо придется не по душе, так что одним только петтингом дело не ограничилось. Вытерев друг друга полотенцем, мы в обнимку вошли в спальню, долго целовались на пороге. Фабьен предпочитал kisses without tongue, а я, не ведая о том, что можно ласкать each other языками, отвечала ему робко, все еще не уверенная, что поступаю правильно.
    Уложив меня на оттоманку, Ледерман навис, щекоча дыханием лоб, после чего забросил my legs себе на плечи и начал вторжение, от которого у меня перед глазами вспыхнули искры. Зажмурившись, я издала гортанный стон, ибо боль, пронзившая нутро, потеряв четкие границы, расплавленным свинцом растеклась по конечностям, пронзила переносицу ощущением удара по затылку, но я не осмелилась прервать половой акт, маскируя страстными вздохами каждый вскрик и находя спасение в отвлекаюзих от pain лобзаниях. Молодой человек, сосредоточенный на фрикциях, двигался размеренно, а я мазохистично впивалась в его ягодицв, усиливая скорость напор в надежде, что рано или поздно дискомфорт схлынет, и я познаю, что такое пик блаженства, зовущийся оргазмом.
    Все закончилось совершенно неожиданно из-за того, что я, симулируя, увлеклась и не заметила, как мужчина, содрогнувшись, затих, уткнувшись щекой в мой висок. Странная нежность оттого, что this boy так доверчиво заснул рядом, растворила остаточный зуд во влагалище, еще недостаточно приспособленном для совокупления. Сожаления о том, что я не остановила Фабьена, не призналась, что коитус не приносит мне pleasure, донимали меня всю ночь, и в конечном счете я решила не зацикливаться на этом. По статистике, более половины женского населения нашей планеты не кончают регулярно и мучаются, если интимная близость затягивается. Возможно, мне следует смириться с подобным положением вещей и быть счастливой уже оттого, что не умру синим чулком, вяжущим кружевные салфеточки в кресле-качалке, окруженная тупомордыми пекинесами.
    Мой избранник оказался порядочным мужчиной, и спустя полгода сделал мне предложение, презентовав кольцо с изысканнейшим сапфиром в окружении  белоснежных жемчужин. Влюбленная аки малолетка, я раструбила об этой новости в социальных сетях, выложив в «Тристаграм» селфи, на котором Фаби обнимает меня за талию и, прочитав кучу глумливых комментариев от бывших classmates, издевавшихся надо мной в старших классах, удалила свои профиль, умозаключив, что счастье любит тишину, и кичиться сменой социального статуса в Интернете, рассчитывая на слащавое «мы за вас рады» - не comme il faut. Память, избирательная сволочь, заблокировала box with memories, и я почти забыла, как беспощадные мальчишки зажимали меня по углам, обзывая «трансвеститкой». I forgot, как рыдала в женском туалете из-за того, что Рейтан Фарнсворт облил меня водой из бутылки и громко гоготал, тыча заскорузлым пальцем в очертания сосков, проступивших сквозь мокрую ткань. Даже в воспевающей лояльность Гомерике находилась парочка больных ублюдков, воспитанных консервативными мразями, искренне верящими, что геи, лесбиянки и трансгендеры посланы на Эмблу злобным Соннелоном, жаждущим столь тривиальным способом остановить процесс размножения. Они плевали на публикуемые нацчными сообществами эссе, в которых развернуто объяснялось, что our planet перенаселена, а демоглафию лучше взять под контроль и не бастовать против абортов и чайлдфри, но религиознве фанатики, вопя, что на все воля божья, выходили на улицы с плакатами, требуя изолировать LGBT-people, истребить содомитов к чертвовй матери и, к сожалению, в некоторых штатах нашей великой страны правительство упразднило закон о свободе самовыражения, а в Новолм Лорреане и вовсе запретили распоряжаться собственным телом, и сотни женщин были вынуждены либо рожать ненужных детей и сдавать их в приюты, либо прибегать к помощи работающих подпольно гинекологов, и операции в антисанитарных условиях частенько заканчивались летальным исходом.