Песнь третья

И БЫЛО ТАК МАЛО ВРЕМЕНИ, ТАК МАЛО СКАЗАНО

    Я никогда не хотела быть похожей на свою мать, являющуюся главой пресс-службы администрации Мортленда, потому что мы по-разному смотрели на одни и те же вещи. Нера Брэдшоу, вышедшая замуж за Харви Ливингстона в восемнадцать, с младых ногтей знала, что станет матерью, хранительницей домашнего очага и деловой женщиной. Я же в подростковом возрасте вела себя как несмышленыщ, не имея четких стремлений и очень расстраивала parents флегматичным «не знаю», когда они спрашивали, чему я планирую посвятить свою vida. Доверительных отношений между мною и миссис Брэдшоу не установилось, смею предположить, из-за того, что она, одержимая желанием преуспевать во всем, уделяла мне ровно десять минут каждый день, а в остальное время обо мне заботилась приходящая няня, тошнотворно молчаливая француженка Инес Бинош, боявшаяся своих работодателей как дикий зверь огня. Повзрослев, я поняла, что mademoiselle Binoche подписала контракт, составленный юристами под диктовку Неры и, согласно условиям, прописанным в документе, Инес не имела права выражать свое мнение, перебивать хозяев и попадаться на глаза раздражительному отцу. Основной обязанностью этой женщины было исполнение моих капризов, а если Нера замечала, что ее чадо носится по газону в футболке с крошечным пятнышком от варенья, няне грозил штраф, that’s why она переодевала меня каждые три часа, и я ощущала себя куклой, когда она, округлив глаза, неслась на второй этаж, стоило мне сесть за обеденный стол и протянуть руку к вазочке с джемом. Я ни в коем случае не виню mother за то, что она, работая и контролируя прислугу, не сюсюкалась со мной круглые сутки, однако, по моему, сугубо субъективному мнению, загонять гувернантку в столь жесткие рамки довольно жестоко, ибо маленькая девочка с неокрепшей психикой нуждалась не в соглядатае, а друге, и абсолютная безинициативность госпожи Бинош расстраивала меня. Я жаждала веселья, мне не терпелось превратить every day of childhood в праздник, но когда за тобой по пятам следует прислуга с вымученной улыбкой, ловить кайф попросту невозможно, посему в пубертатный период я, затаившись в своей комнате, старалась лишний раз не напрягать нервную мадемуазелечку, дабы не ощущать себя кровавым диктатором, издевающимся над своими поддаными.
    Кардинально отличающаяся характером и повадками от чопорной, неулыбчивой Неры и весьма консервативного Харви, я, видимо, унаследовала легкий нрав от одной из бабушек, скончавшихся до появления единственной внучки на свет. I felt useless, наблюдая как самодовольная ухмылка искажает черты лица миссис Брэдшоу, когда она бросала на застенчиво лебезящую экономку надменный взгляд и властным жестом отгоняла ее от себя. Благодаря своим приниципам я не стала спесивой зазнайкой и предпочитала с бытовыми трудностями справляться самостоятельно, так что даже оказавшись сначала в следственном изоляторе, а затем тюрьме, Эдна Ливингстон не позвонила отцу, не впала в панику, keeping calm в надежде, что рано или поздно все завершится благополучно.
    Parents, выяснив, что их дочь обвиняется в умышленном убийстве из заголовков новостных порталов, полощущих мое имя, добились свидания в кратчайшие сроки, и после судорожных объятий и разбивающих silence всхлипов, mother поклялась, что вытащит меня отсюда, чего бы это ей ни стоило. Я держалась борячком и успокаивала предков, твердя, что справедливость непременно восторжествует, ведь мы, thanks Lord, живем в соединенных штатах Гомерики, а не в Джирраке или Габаннистане, где балом правит коррупция, а жители не имеют права высказываться против правительчтва, думающего не о процветании своего народа, а о том, как прикарманить вложенные в бюджет страны средства и обхавестись позолоченными унитазами и украшенными стразами биде. Адвокат, сопровождавший меня на допросы, проводимые угрюмым Соммерхольдером, на каждую реплику детектива реагировал напоминанием, что подобный тон обращения неприемлем, а я, не придавая значения словесным баталиям, прокручивала в голове мгновения нашей последней встречи с Фаби, и мое сознание отказывалось переваривать тот факт, что Ледерман мертв. Казалось, меня засосало в параллельный мир, где небо зеленое, тава синяя, а Эдна Ливингстон really грохнула бывшего мужа. Как сильно я ни была огорчена разговором, произошедшим в парке за несколькуо суток до его убийства, этого мужчину я любила и смерти ему не желала, но убежденность Тибо в моей причастности к данному правонарушению сдавливало виски раскаленными щипцами, отчего дышалось с трудом, поскольку ходящий из угла в угол детектив курил одну за другой сигареты, и смог в помещении стоял такой, что хоть топор вешай.
    В одиночной камере, крошечном каменном мешке без окон, с приколоченной к стене полкой, выполняющей функцию кровати, я провела более семи месяцев, изредка видясь с матерью и отцом, внимая теряющему уверенность в победе мистеру Киддо, считавшемуся самым толковым атторнеем в наших краях. Отсутсвие алиби ухудшило мое положение, и судья, как и присяжные, внимая пылающему энтузиазмом прокурору, давившему на жалость, выставляя меня чудовищем, нисколько не сомневался в том, что это я под покровом ночиподкралась к спешащему домой Фабьену и, замахнувшись, опустила на его затылок булыжник с острыми краями.
    - Учитывая, что мисс Ливингстон - трансгендер, обладающий достаточной силой для нанесения телесных увечий, способных привести к летальному исходу, я настаиваю на наивысшей мере наказания, - патетично вскричал мистер Смолфут, прижимая кулаки к груди. - В назидание преступникам, считающим себя хитрыми, стремящимися обвести правосудие вокруг пальца, прошу вынести не подлежащий обжалованию приговор уже сегодня! Тянуть дальше смысла я не вижу, убийца не раскаивается в содеянном, а, следовательно, даже пожизненное заключение слишком милосердно для нее. Не хотите же вы, чтобы эта тварь содержалась на наши налоги?
    - Протестую, - вскочил со своего кресла мой адвокат и обратился к одному из трех судей, сидящих за длинным столом на возвышении. - Прокурор аппелирует, используя домыслы и позволяет себе оскорблять мою подзащитную.
    - Принято, - кивнул седобородый господин в черной мантии, чьей фамилии я не расслышала. - Мистер Смолфут, не выходите за рамки дозволенного. Вам здесь не театр.
    Оскорбленно дернув плечом, prosecutor продолжал сыпять обвинениями, вызвал на допрос свидетелей, подтвердивший бурное выяснение отношений между мной и Ледерманом в парке, когда я, выдернув свою кисть из захвата, весьма грубо оттолкнула парня. Жалкие опытки мистера Киддо хотя бы скостить срок привели лишь к большему ажиотажу сидевшей в зале публики, скандировавшей «murderer». Серьезность происходящего не долетала до меня, словно я находилась под слоем толстенного льда, фильтровавшего всю информацию извне, дабы защитить мой мозг от перенапряжения, но когда старший судья удовлетворил-таки запрос пркурора и, пробежавшись глазами по заключению присяжных, стукнул молоточком, подводя черту, моя мама, осознав, что my life оборвется ровно через пять недель, упала в обморок, а журналисты, беспрестанно строчившие что-то в своих блокнотах, метнулись в мою сторону, тыча диктофонами в лицо.
    - Вам есть что сказать в свое оправдание? - взвизнула миниатюрная блондинка в желтом комбинезоне. - Если бы можно было вернуться назад, вы замели бы следы получше, не так ли?
    - Пошла к черту! - не выдержала я и, выхватив из рук нахалки звукозаписывающее устройство, швырнула его на пол и раздавила подошвой кроссовка. Подскочившие ко мне оханники, оттеснив вытирающего со лба пот адвоката, поволокли меня к выходу и, как я ни вытягивала шею, рассмотреть, пришла ли в чувства mommy и куда делся father, мне не удалось. Оцепенение спало, меня начала бить дрожь, колени не сгибались, и двое мужчин практически несли меня к микроавтобусу, чтобы, швырнув как дворняжку на пол, приковать наручниками к ножке сиденья, так что до prison я добиралась, распластавшись на загаженном линолеуме, не имея possibility принять вертикальное положение, поскольку длины цепей хватало лишь на то, чтобы кое-как устроить head на предплечье. Надзирательница, разразившись каркающим смехом при моем появлении, продемонстрировала экран своего смартфона, где сияющий аки начищенный пятак Тибо давал интервью блогеру-миллионнику, рассказывая о том, как миссис Брэдшоу приперлась к нему и валялась в ногах, умоляя пощадить daughter.
    - Эта мразь, отрезавшая себе член и вообразившая, что теперь может творить всякую дичь без последствий, круто просчиталась, - лыбился подонок Соммерхольдер, покачивая закинутой на колено ногой. - Пока есть такие, как я и прокуров Смолфут, никто не избежит наказания! Рад стараться во имя гомериканской Юстиции, неподкупной и непредвзятой!
    Запрыгнув на нары, я, внемля лязгнувшей behind решетке, нащупала под подушкой потрепанный сборник восточных сказок и, перелистнув несколько страниц, принялась перечитывать один и тот же абзац, пока pensamientos, ринувшись вдаль ретивыми пегасами. Часа через полтора тремор прекратился, подушечки пальцев обрели чувствительность, и я сумела вникнуть в сюжет легенды о красавице Мехрибон, чей брат Фарид, получив смертельные ранения в бою, приполз домой и испустил дух прямо на пороге, окропив кровью весь двор. Вернувшаяся с пастбища девушка, гонимая жаждой мести, отрезала свои шикарные косы, стянула с мертвого hermano доспехи и, отправившись на поле битвы, вызвала на дуэль лидера вражеского племени, сбросила во время поединка шлем и, коварно пленив его красотой, вонзила меч Фарида в горло недруга, обратила вандалов в бегство, тем самым защитив родные земли, однако вместо почета ее ждала незадидная для женщин той эпохи участь: изгнанная с позором из родной деревни за то, что посмела опозорить мужчин своей бесшабашностью, Мехрибон до глубокой старости скиталась в одиночестве по горам, и ни ее жених, клявшийся в любви, ни члены семьи не осмелились идти против воли правителя и вступиться за отважную героиню. Трусливый Тенгиз, лучший друг покойного Фарида, обещавший защищать свою возлюбленную, забыл о клятве и женился на другой. Силы покинули меня окончательно, и я, прижимая к груди потрепанный томик, провалилась в забытье, просыпаясь каждые сорок минут из-за аритмии и судороги в локтях.
    Посеревшая матушка, посетив меня за пять дней до казни, сообщила, что Харви загремел в ольницу с сердечным приступом, а ее уволили с работы. Жизнь нашего семейства, ее привычный уклад, были полностью разрушены как карточный домик из-за гнусной судебной ошибки. Я задумывылась о смерти еще в юности, когда верила в реинкарнацию и хотела покончить с собой, дабы переродиться в женском теле, that’s why la mort меня пугала не так сильно, как understanding, что my name запятнано позором, а родителям придется тащить на плечах непомерный груз, терпеть осуждающий шепот и бесцеремонные приставания падких на сенсации репортеров.
    Двадцать девятого апреля, в семнадцать часов по местному времени меня, облаченную в сизую робу, ввели в комнату с зеркальными стенами, пристегнули к медицинскому транспортному столу, застеленному полинявшей клеенкой. Юноша в бирюзором колпаке отбуксовал меня в centre of the room, присоединил к катетеру, заранее введенному в вену на запястье шприц, наполненный прозрачной жидкостью и с совершенно непроницаемым лицом надавил на поршень. I knew, что за одной из стен восседали важные персоны, желающие с наслаждением испить из озер моей печали. Внушающие омерзение гомофобы жаждут лицезреть, как я корчусь от боли и, брызжа слюной проклинаю всех, но спектакль не состоится, дамы и господа. Такого удовольствия я вам не доставлю. Моей выержки хватит на то, чтобы сцепить челюсти, не показывая зрителям никаких эмоций. Раз уж меня выбрали на роль овцы отпущения, я сыграю ее на свой лад.
    Игнорируя расспросы склонившегося надо мной медбрата, я, смежив веки, представила, что отделяюсь от this body, никогда не нравившегося мне и бесплотным призраком растекаюсь в многомерном пространстве, находясь одновременно везде и нигде. Гул в ушах, нарастая с каждой секундой, бил по перепонкам, предвещая первый этап катарсиса, проклюнувшегося как нежная поросль на еще влажной от недавно растаявшего снега почве, а затем, после раздирающей внутренности pain, после того, как corazon взбили аки сливки и, присыпав сахарной пудрой, переложили в уродливую вазу, я обнаружила себя в странном месте, где напрочь отсутствовала гравитация, и все вокруг было заполнено темной энергией, невидимой, но осязаемой, ибо только она способна увеличивать свою мощь в простирающейся на миллиарды километров пустоте.
    Я не видела ничего, но очень ясно ощущала - на уровне интуиции, эдаким flash of knowledge, осветившим mind яростным светом, что in this place царит безраздельное равновесие. Энтропии, создающей то, что мы называем «временем», here не существовало, и леденящая, не имеющая ни начала, ни конца стабильность - тот самый абсолют, к которому стремится наша Вселенная, расширялась и, нейтрализуя любую пульсацию. И в этот самый миг, парализованная столь внезапным откровением, я уразумела, что хаос, вечно отоджествляющийся со злом - источник de la vie, ее неутомимый двигатель, поскольку баланс - death в чистейшем виде, ибо total absence of desire и завоеванные идеалы означают не победу, как полагают многие: а бетонирующий любой импульс покой - равномерный, беспробудный, безликий, всеобъемлющий и равнодушный. Гармония стирает границы of time and space, останавливает очаги сопротивления; сверхмассивные Черные дыры, великолепные в своей загадочности, неугомонные квазары, неравномерный трепет газовыех гигантов, пляска похожих на пылинки астероидов, - все закончится именно так, трансформируется в nothingness, превозмочь которую нес пособно ничто. И если здесь кто-то обитает - божество, или сущность иного толка, оно, должно быть, чертовски терпеливоо, because ждать, когда Universe постигнет тепловая смерть - занятие утомительное, длящееся миллиарды лет, прежде чем последний луч замрет в неизбежном угасании и истлеет слабым дымком от залитого водой костерка.
    I thought, что преисполнилась до такой степени, что путь назад из этого мрака for me недоступен, but сквозь завесу бархатной darkness проступил лик молодой женщины, урытой полупрозрачной накидкой, и малиновые lips, рпастянувшись в обворожительной smile, вдохнули в меня una luce nuova, который крошечными, непоседливыми нейтрино закопошился in chest, но, прежде чем поспешить на зов, достигающий моих ушей, я низко поклонилась сверкающей королеве, прекрасной настолько, что ее образ отпечатывался в подсознании отдельными кусочками пазла, поскольку human’s intellect крайне ограничен для того, чтобы вместить в себя величие госпожи Santa Muerte, бледнокожей девы с покатыми плечами, пристально взирающими eyes с водянистой радужкой, нежной линией подбородка, слегка изломанным горбоносым профилем. I didn’t remember, who I was, как попала сюда и куда направляюсь, но одну вещь трансгендерная женщина, звавшаяся in past life Эдной Ливингстон, постигла точно: death - не следствие жизни, не оппонент de la vie, она - то, что рождает ее, - назревающая в вакууме точка тремительно расширяется, образует funny little world, чтобы через энный промежуток времени вновь схлопнуться и потревожить dark energy идущей на спад гигантской волной.