Совпадение

                Русским, советским и российским офицерам, с любовью и уважением посвящаю. Автор.

               
                Рассказ.
      Эта воинская часть по праву относилась к «элитным». Служба в ней была престижной и служила хорошим трамплином для продолжения офицерской карьеры, поэтому «отцы-командиры» в ней были сплошь образованные и умелые, имеющие склонность к принятию самостоятельных решений. Ну и естественно, готовые нести ответственность за них в случае провала.    Командиру полка ( «наш полкан»- так его называли за глаза) нравилось в офицерах  сочетание вышеназванных качеств и умение точно и беспрекословно выполнять отдаваемые им приказы. Если он видел в молодом офицере наличие этих качеств, то оказывал ему свою авторитетную поддержку на всех уровнях.
    А был он в наших ВС весьма авторитетен. В свое время успел побывать в нескольких «горячих» точках, помогал некоторым африканским государствам выстроить боеспособную армию и отстоять свою независимость, ну и, поговаривали, кое-что сделал даже для нашего Верховного Главнокомандующего. К своим 35 годам имел уйму наград, в том числе и африканских, несколько ранений, получил недавно внеочередное звание  «полковник» и уже был практически назначен на должность командира дивизии в другой, более беспокойный, округ.
            За три года, что он командовал этим полком после Академии Генштаба (которую закончил с отличием), он превратил его из просто крепкого в элитный. Обладая способностями организатора, стратега и психолога и будучи молодым современным высокообразованным руководителем,  он провел своеобразный аудит во вверенной ему части, выявил сильные и, главное, слабые ее стороны, и энергично начал «шлифовку».  Он умело подбирал выпускников военных училищ на самые главные и трудные должности( а так он действительно считал)- командиров взводов и отдельных мелких подразделений, побывав лично во всех(!!!) военных училищах России и познакомившись и поговорив с каждым кандидатом лично; он добился, что его часть оснащалась новинками нашего Военпрома одной из первых в ВС; финансирование на рост и улучшение материальной базы части тоже шло в приоритетном порядке; вверенная ему часть была зачинщиком многих новых, громких и непривычных инициатив в ВС страны- в прошлом году, например, она выступила инициатором движения за эффективность и профессионализм в боевой подготовке и вызвала на заочное соревнование одну из знаменитейших и прославленных воинских частей страны – один из полков  Кантемировской дивизии ( это было что-то под стать популярному при коммунистическом режиме «социалистическому соревнованию»). Территория  вверенной ему части  блистала  ровными дорожками, отличным полковым плацем, ухоженными клумбами и газонами, чистенькой солдатской столовой,  в которой готовили пищу для личного состава мускулистые повара, не вызывающими жуть туалетами, пахнущими лавандой, спортзал был оборудован по последнему слову техники, имелся даже скалодром для тренировок разведроты, а в клубе показывали фильмы в  ЗД формате. Бойцы выше названной разведроты имели неплохую рукопашную подготовку, владели всеми видами стрелкового оружия, прыгали с парашютом и могли продемонстрировать свои навыки различным военным иностранным делегациям, часто приезжающим в часть для обмена опытом.Часть быстро стала показательной, куда эти делегации и зачастили. О своих солдатах «полкан» заботился – в отпуск домой они ездили регулярно, в увольнительных бывали по выходным,- офицерам помогал словом, делом и иногда деньгами из личных средств, своих прапорщиков гонял, бывало, до седьмого пота, но делал это любя, офицеров-соперников из других частей уважал.  Ну и как водится, солдаты его любили, офицеры уважали,прапорщики боялись. Некоторые офицеры из других частей завидовали и считали выскочкой и баловнем судьбы – ну а куда же без этих сильных  эмоций! Жизнь без них бедна! - а он служил, искренне любил свою Родину, семью и работу, и был верен Присяге. И впереди его ждало прекрасное будущее.
   И была у него одна малюсенькая слабость ( вернее, как у любого человека она была у него не одна), но эта была на виду. Скрывать ее ему и в голову не приходило, настолько он считал это нормальным и естественным.                По его команде подъем и отбой в полку объявлялись горнистом. Ровно в 06.00 каждое утро и в 22.00 каждый вечер специально обученный человек – рядовой Иванов – со стоящей на плацу парадной трибуны громко и очень красиво ( как и требовал «полкан») сообщал всей части о начале и конце ратного дня. В такой передовой части, конечно же, имелись и более современные средства оповещения, и ими тоже пользовались- в случае объявления тревоги или какого-нибудь важного сообщения, было и действующее полковое радио, ежедневно сообщающее о новостях, сеансах в клубе и даже передающее поздравления с днем рождения или появлением у кого-нибудь в семье  ребенка,- но звук горна утром и вечером - это было другое.
        Не смотря на свой довольно суровый внешний вид, «полкан» до сих пор, как и в детстве, нежно был привязан к своему отцу, от которого и услышал когда-то историю о том, каким почетным считалось у них, тогдашних пионеров, быть отрядным горнистом. Как мальчишки старались изо всех своих детских сил собрать и сдать больше макулатуры, помочь старикам или совершить еще какие-то добрые дела в надежде, что отличившемуся доверят целую неделю быть горнистом и будить весь отряд по утрам и укладывать его спать по вечерам. У них, пионеров, должность эта считалась очень почетной и ответственной. Отец показывал ему фото из старинного семейного альбома, где он стоял в шортах, пилотке и красном пионерском галстуке с горном в руке. Действительно,горн придавал тоненькой детской фигурке зна-чимость и важность. Отцу тогда было 12 лет, а мальчишке в этом возрасте так этого порой хочется…                «Полкан», которого в детстве звали просто Димой, засыпая после отцовских рассказов, представлял иногда себя с горном в руке,и почему-то ему приятно было думать, что именно после того, как он протрубит в свою блестящую позолотой трубу, крутобокое Солнце начет взбираться на небосвод и освещать Землю, согревая ее  своим теплом. И от этих мыслей он проникался всей той важностью, которая незаметно была заложена в слове «горнист». Он понимал, как много от него зависит.  И поторапливал время – ему очень хотелось побыстрее вырасти, стать, как и отец, пионером, и получить право звуком горна разбудить Солнце...                Дима едва пошел в первый класс, когда пионерской организации не стало. Он не сразу осознал, что одной детской мечтой у него стало меньше, а когда понял это, то очень расстроился. Но многие детские печали и огорчения проходят, практически не оставляя следа в детском сердце, и у Димы  это тоже прошло. Но след остался, только был он где-то далеко от поверхности, в самой глубине.
    И его детская не исполнившаяся мечта ожила, когда он прибыл по новому назначению в этот полк его командиром. А произошло это так: он по свойственной ему привычке, привитой еще отцом и укрепившейся в училище и за годы службы, планово инспектировал вверенную ему часть и обнаружил в армейском клубе забытый и запылившийся горн, забившийся, словно прячась от чего-то, в угол склада. Горн был не совсем пионерским, он был покрупнее и выглядел посерьезнее, но это был именно горн. Начальник клуба на его вопрос ответил, что лежит он здесь давно, а не пользуются им из-за отсутствия надобности. «Полкан», не вспомнив из Устава воинской службы ничего такого, что могло бы запретить ежедневное использование вышеуказанного инструмента в повседневной службе, приказал разыскать в части человека, умеющего обращаться с ним, и назначить его горнистом. Таковой человек нашелся сразу же – рядовой Иванов служил в клубе киномехаником и, кроме того, имея художественные способности и диплом об окончании художественного училища, он еще писал киноафиши и различные объявления. Умудрился он еще, кроме этого, окончить и музыкальную школу по классу тромбона. Приказ о его новом назначении был подписан в этот же день. И уже к вечерней поверке перед отбоем личный состав полка призвал громкий звук горна.
         В 6 часов утра полк был поднят тоже звуками горна. И с тех пор два раза в день личный состав слышал эти звуки.О новшестве, введенном в полку, стало известно командиру дивизии. Он, прибыв неожиданно в полк к подъему и лично послушав звучание золотистой трубы, рассыпающей веселые солнечные «зайчики» вокруг себя, одобрил это дело. Ему понравилось все: и блеск начищенного инструмента, и неожиданно красивые звуки, выходящие из его незамысловатого нутра, и артистизм горниста – рядового Иванова, умеющего извлечь эти звуки,  которому он тут же, на плацу, объявил благодарность. А надо сказать, что и солдат он был весьма пунктуальный и дисциплинированный- сигнал горна звучал всегда ровно в 06.00 и в 22.00, ни раньше и не позже. По этим сигналам можно было выставлять, как по сигналам радио, часы.  Ну и, возможно, генералу тоже вспомнилось его пионерское детство, и на сердце стало хорошо от этих воспоминаний. Мы ведь все родом оттуда и ничто человеческое нам не чуждо…
                2.
          Рядовой Иванов продолжал исполнять свою почетную обязанность. По приказу командира он даже подготовил себе смену на случай своего убытия в отпуск – штабной писарь ефрейтор Петров также имел за плечами «музыкалку» и умение играть на духовых инструментах. Все в части уже привыкли к тому, что их по утрам будил высокий голос горна, а опаздывающие из увольнительной или возвращающиеся из «самоволки» бойцы, заслушав его голос, призывающий на вечернее построение, ускоряли шаг или вовсе переходили на бег, стараясь успеть вернуться в часть.
Горнист части стал узнаваемой и уважаемой фигурой, с ним стали считать за честь поприятельствовать даже «дембеля». Горн стал неотъемлемой частью полка.
    Новый командир – подполковник Сидоров Алексей Иванович- прибыл в часть на следующий день после отбытия прежнего командира в отпуск,после окончания которого тот должен был принять новое назначение. Дела передавал ему начальник штаба, оставшийся за командира. Знакомство с полком новый его командир решил продолжить на вечерней поверке, а услышав звуки горна, призывающего к построению, был весьма этим удивлен. Видимо, детство его проходило не совсем так, как у прежнего командира, и звуки эти никаких воспоминаний у него не вызвали, или он о чем-то забыл. А возможно, он и помнил о чем-то, но не придавал этим воспоминаниям соответствующего значения.
  Совсем недавно он также с отличием закончил Академию Генштаба и не без оснований считал себя современным руководителем, идущим в ногу с техническим прогрессом. Поэтому использование горна в воинской службе он посчитал анахронизмом и баловством прежнего командира. К тому же он очень хотел проявить себя на новом посту, и он начал делать это самым что ни на есть простым способом – выискивать то,  что было введено прежним командиром и не нравилось ему и отменять его или заменять чем-то другим под благовидным предлогом. И использование горна попало в число неугодных ему действий, подлежащих отмене.
Теперь личному составу о подъеме и отбое возвещало завывание сирены. Офицеры и прапорщики, живущие в городке, часто по ошибке, приняв сигнал подъема или отбоя за сигнал тревоги, прибегали в часть в свое неурочное время, неся в руках «тревожные» чемоданчики. Раньше им было проще ориентироваться в звуках – сигнал горна – значит, подъем или отбой, сигнал сирены – надо бежать в часть на построение. Начал возникать ропот и недовольство от непродуманных действий нового командира. Он, будучи не глупым человеком, понимал, что некоторые введенные им новшества скорее путают людей, чем помогают им,  но не мог же он почти сразу же отменить свое же решение! Что о нем подумают подчиненные? Единственное, что он сделал в этой ситуации – приказал каждый сигнал обыграть определенным количеством гудков. Но путаницы от этого не стало меньше. Обстановка в части стала слегка накаленной.
   В один из обычных дней накануне проведения важного этапа в проведении боевой учебы – масштабных учебных стрельб из всех имеющихся в арсенале части видов вооружений и условного боя с таким же условным противником. которого изображал личный состав соседнего полка - дневальный по штабу, о чем-то, видимо, задумав-шись, разбудил полк воем сирены на три минуты позже распорядка. Казалось бы, что это за величина – три минуты, но весь начавшийся день пошел после этого мизерного опоздания не так:  все действия, выполняемые строго по распорядку, оказались смещены на 3 минуты. Отправление естественных надобностей, зарядка, вслед за ней заправка постелей, и только на завтраке удалось попасть в расписание, сократив его на те же три минуты. Но из-за спешки с употреблением пищи один из опытных разведчиков  из взвода управления подавился куском хлеба с маслом,( пошло « не в то горло») да так, что его пришлось отправлять в госпиталь на операцию, ждать его, естественно, никто не стал, обязанности его должен был выполнить молодой, недавно из «учебки», боец, все необходимые подразделения, участвующие в стрельбах, после завтрака и построения выдвинулись по предписанным местам, и важное мероприятие началось.
                А надо сказать, что на улице было такое время года, когда Солнце начинало активно подниматься в зенит аккурат после шести часов утра, как раз вскоре после сигнала горна к подъему. И выглядело это все так, словно оно начинало показывать свои красные бока как раз после сигнала, словно звук горна давал ему, Солнцу, команду на это. А в то утро Солнце, словно обидевшись на отсутствие знакомых уже звуков, не спешило выглянуть из-за плотных темных облаков, которые постепенно чернели все больше, наливаясь, словно злостью, влагой, и в конце концов стали такими черными и плотными, что оно при всем своем желании не могло пробить их светом своих лучей. По прогнозу военных синоптиков, полученному с вечера, дождя сегодня не предвещалось, поэтому учения шли по заранее разработанному и утвержденному плану. Когда подразделения заняли исходные позиции, пошел мелкий дождь, нудный и въедливый. Отменять массовое военное мероприятие, уже начавшееся, никто и подумать не мог. А непогода и дождь – они разве могут быть помехой в выполнении приказа? Солдат ведь должен стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы. «Тепличные» условия не для нас.
                В условиях разыгравшейся непогоды и ухудшения видимости моло-дой наводчик, вдруг, по воле случая, оказавшийся главным,  впервые попавший в почти экстремальную для себя ситуацию, немного ошибся в переданных дальней артиллерии данных, и та не смогла поразить указанные мишени полностью, отстреляв даже не на «хорошо», а на слабую «троечку.» Используя его же ошибочные данные, пехота на броне, совершив 20-ти километровый марш-бросок под проливным уже дождем, вышла тоже не совсем в нужный квадрат для захвата военного городка условного противника, и хотя умелые командиры и пытались выправить ситуацию, но оценки выше «удовлетворительной» от проверяющих заслужить не смогли.
 Для нового командира полка это был провал. Пришел командовать боеспособной, хорошо обученной, с умелыми солдатами, сержантами и офицерами частью – и так «облажаться» на первых же учениях. Новый  »полкан» ходил мрачнее туч на небе. Впереди было еще двое суток учений, и у него оставался небольшой шанс реабилитироваться. Надо было принимать экстренные меры и что-то срочно менять.
                Вечером он собрал в своей штабной палатке офицерский состав для «мозгового штурма». После недолгих по-военному дебатов и обмену предложениями по выходу из критической ситуации пришли к следующему мнению: 1) всем офицерам- от командира взвода и ротных- тщательно перепроверять полученные от бойцов данные и только потом передавать их дальше по команде;
 2) проявить максимальную точность и скрупулезность при отдаче любых приказов;
3) в случае малейшего сомнения в возможностях подчиненных выполнить отданный приказ точно и правильно командир должен лично выполнить необходимые действия.
    Потом было совместное чаепитие с малой дозой коньяку из командирских запасов, разрешенное им же, призванное сплотить офицерский состав. Офицеры немного отмякли и стали просто людьми, обычными мужчинами, склонными к шутке и разговорам «за жизнь».
- А что это за офицер, выглядящий не совсем «по форме»,- обратился к заму по боевой подготовке подполковник, указывая взглядом на слегка округлого мужчину с бородкой и в кителе, похожем на рясу.
 - А, этот,- с улыбкой посмотрел он в указываемом командиром направлении.
- Это наш дивизионный капеллан. Кстати, был кадровым офицером, дослужился до капитана и командира роты связи, потом вдруг уверовал, вышел в запас, окончил Духовную семинарию и вернулся в войска после известного решения тогдашнего Президента. Служит наравне с остальными офицерами, тягот не боится, не отлынивает, только что не пробует командовать бойцами. Кстати, очень хорошо стреляет и материальную часть всего оборудования, связанного со связью, знает на  зубок. Очень полезный человек.
  Командир с пониманием покивал головой. Из курса военной истории он знал о том, что еще в царской армии несли службу военные священники и капелланы, и были они приравнены к офицерским чинам. И жалованье имели соответствующее. Многие из них не отсиживались за спинами «окормляемых» ими военных, но и сами участвовали в боях и имели боевые награды.
  Командир, сам будучи не верующим, не совсем понимал их роль в современной армии, но коль так решил бывший на то время Президентом Дмитрий Анатольевич, то он, как человек военный, принял это решение Верховного Главнокомандующего спокойно, как и подобает принимать приказы вышестоящего командира.
Услышав на дальнем конце походного стола шум и смех, командир поднялся и направился в гущу веселья. Заводилой там оказался начальник клуба, капитан с полностью седой головой и огромным шрамом, пересекавшим его лицо с правой стороны, напросившийся выйти вместе со всеми в полевые условия. До службы на тихой нынешней должности он был боевым офицером, побывал в нескольких «горячих» точках, был сильно, почти безнадежно, ранен, но выжил, сбежал из плена от какого-то дикого африканского племени, вставшего на путь вооруженной борьбы с официальной властью, его хотели отправить в запас, но он сумел добраться до высоких кабинетов, достучаться до их хозяев и убедить их в том, что он еще может пригодиться Родине на службе в ВС, и теперь он заведовал клубом, втайне надеясь добиться перевода в действующие офицеры. При первой же возможности он выходил в «поле» вместе с остальным офицерским составом и прежний командир иногда давал ему возможность выполнять обязанности офицера связи и отдельных поручений, т.е. практически своего адъютанта. Капитан этот успел приглянуться и новому командиру, он не лебезил ни перед кем, не пытался понравиться, вел себя с достоинством, взгляд и убеждения имел твердые. Слыл он отличным стрелком, причем с обеих рук, знал иностранные языки и владел приемами боевого самбо. К тому же был шутником и балагуром – каким, наверное, и должен был быть начальник клуба.
 Вот и теперь собравшиеся вокруг него офицеры смеялись рассказанному им анекдоту.
Увидев приближающегося к ним командира, они приумолкли и попытались встать, как и положено по Уставу, но он осадил их рукой и поинтересовался, над чем они так заразительно смеются.
   - Да вот, товарищ подполковник, я теорию выдвинул, почему у нас весь день наперекосяк пошел,- улыбаясь, сказал капитан.
 - И почему же по-вашему, капитан? – почти всерьез спросил командир.
- Да потому, что горнист перестал подъемы и отбои играть,- то ли шутя, то ли всерьез ответил капитан, смело глядя в глаза командиру.
- Вы обратили внимание на то, что сегодня "ревун" подъем объявил на три минуты позже? – все еще с улыбкой продолжил он.
- И пошел сбой в матрице. Все процессы сдвинулись немного, в результате Солнце поздно вышло, опытный наводчик из-за необязательной спешки в госпитале оказался, салага ошибся немного, не ту поправку на непогоду да ветер дал, и произошло все остальное. – Улыбка уже почти ушла с его лица.
 - Но вы не переживайте, товарищ командир, мы завтра все исправим. Я могу сам за наводчика сработать,- неожиданно закончил он. – Поверьте, не подведу.
 Взгляд его был тверд и прям, как когда-то линия партии. И подполковник понял, что ведь действительно не подведет.
 - Согласен, завтра попробуем, - после небольшого раздумья ответил он.
« Почему же не дать боевому офицеру шанс проявить себя, показать свою подготовку?» - подумал он.
 - Вот и славно,- совсем не по-военному резюмировал капитан. По его лицу было видно, что он доволен таким ответом командира.
- А что вы там говорили про взаимосвязь между отсутствием сигнала горна и остальными событиями? – в шутку спросил он.
- Я говорил о том, что, м.б., она и в самом деле есть,- улыбаясь, ответил капитан. – То то мой боец, который был горнистом, сник как-то, веселье потерял.  А люди, теряющие веселье и задор, становятся потом больными.
 - Серега, ты что, в самом деле считаешь, что между всем этим есть какая-то связь?- удивленно спросил командир батареи ПТУРС капитан Яковлев.
- Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам,- обыденным тоном ответил Сергей. У подполковника непроизвольно приподнялись брови – не часто офицеры цитировали при нем Шекспира,- но, увидев, что на сослуживцев капитана подобный оборот не произвел никакого впечатления, он понял, что такая манера общения им знакома и уже стала привычной. К тому же он все-таки начальник клуба и должен должности соответствовать.                - Прошу прощения, но я полностью поддерживаю Сергея,- неожиданно басом ответил капеллан, подходя к офицерам и присоединяясь к разговору.  - Разрешите представиться,- вытянулся он во фрунт перед подполковником,- капитан запаса, а ныне дивизионный капеллан Виктор Петрович Зубов.
Он по-офицерски щелкнул каблуками хороших сапог. Подполковнику даже послышался звон шпор. Выправку Зубов еще не потерял, спину держал прямой. И одновременно со щелчком каблуками он склонил в уважительном поклоне голову. И так красиво и изящно он все это проделал, что подполковник не смог сдержать восхищения и с мягкой улыбкой доброжелательно оглядел Зубова снизу до верху.
  - И как мне к вам изволите обращаться?- спросил он у капеллана, не заметив даже, что невольно и сам переходит на «высокий» штиль, присущий когда-то прежнему офицерству.
- Можете по имени-отчеству, можете и «батюшка», я ведь особа церковного звания,- ни мало не смутившись, ответил капеллан.
Они пожали друг другу руки, рука у батюшки была крепкая и твердая, как отполированная ручка деревянного весла. Ладонь была не потной.
У подполковника мнение о многих людях, с которыми  сводила его судьба, часто начинало основываться именно на силе и манере рукопожатия, и первое впечатление о новом знакомом редко бывало не правильным.
- Вам бы, батюшка Виктор Петрович, некоторых офицеров можно было «политесу» обучать, с первого взгляда навыки видны,- доброжелательно улыбаясь сказал подполковник.
- Учили нас в свое время хорошо, у нас в Минском Суворовском танцы и, как вы заметили, »политес» преподавала известная актриса, старенькая уже, из дворян, так она рассказывала, как за ней ухаживали те еще господа офицеры…
     Он помолчал, ожидая, видимо, вопросов подполковника.
- Так что вы хотели сказать в поддержку… капитана, - спросил он. Он хотел даже назвать капитана по имени, но не решился пока – знакомы то они всего ничего, рано еще настолько приближаться друг к другу.
 - Да хотел я сказать, что в мире нашем все взаимосвязано, и многие связи просто не видны при обычном зрении. Я, как и все,наверное,вы, воспитывался в условиях атеизма, и душа была для меня понятием эфемерным, невидимым и бестелесным. Но есть ведь и другой мир, духовный, в котором также ежеминутно проходит жизнь, и добро борется со злом, только в мирском мире это все видимо, осязаемо и выпукло, потому что производится при помощи физических действий, а там это – твои мысли, намерения,планы и т.д. Так что я бы от слов Сергея отмахиваться не стал бы…
         Он обвел неторопливым внимательным взглядом стоящих вокруг него офицеров. Все молчали – то ли не нашли сразу, что ответить со своих атеис-тических позиций,  то ли взгляд батюшки произвел на них некое магическое действие.
  - А с вами, товарищ подполковник, я бы хотел переговорить с глазу на глаз,- обратился он к Сидорову. И хотя он и обратился к нему не по Уставу, не «Раз-решите обратиться», а как гражданский человек, подполковник согласно кивнул головой и они вышли на воздух.
    Зябкая ночь встретила их сыростью и мелким дождичком. Сидоров машинально протянул пачку сигарет капеллану, но смутился и спрятал их в китель.
- Я как уверовал так и курить бросил, и водку пить, и многое другое для меня стало неинтересным и лишним, -тихим голосом сказал капеллан.
 - Ну и я тогда не буду дымить в вашем присутствии,- ответил Сидоров.
- О чем вы хотели со мной поговорить?- вопросительно посмотрел он на Зубова.
- А вот, Алексей Иванович, о чем,- начал капеллан, и подполковник понял, что к этому разговору он готовился, не все офицеры в части знали его имя-отчество, и это еще больше расположило его в этом человеке.
- Я о солдате одном, рядовом Иванове, который до недавнего времени в вашей части горнистом был. Парень он ответственный, старательный, опять же способности имеет во многих делах. Особенность у него одна – верующий он. Хотел на альтернативную службу пойти – так у него место прописки в такой глухомани было, служить призвали на общих основаниях. Да и одинокий он, сирота, похлопотать вовремя некому было. А сам тихий да скромный очень. А в военкомате спохватились поздно, узнали когда, что он верующий и оружие в руки брать не будет – команда уже сформирована была. Скандал мог случиться.  Ну и военком пообещал ему, что отслужит не в строю и написал, что он «годен к нестроевой службе». Так он в клуб к капитану Гречкину и попал.
Капеллан помолчал, словно собираясь с мыслями. Подполковник не торопил его, не мешая этому, и чувствовал, что концовка будет неожиданной и интересной.
- К чему я таким  длинным предисловием время ваше от сна отрываю?- спросил Зубов сам себя и посмотрел на подполковника. Тот молча смотрел на него.
- Парень этот истовый верующий, если вы понимаете смысл этого слова, то поймете, насколько сильно и безоговорочно он верит. И верит порой буквально: например, что может взглядом поднять гору и перенести ее в любое место, куда захочет, что может скомандовать ветру затихнуть и морю успокоиться, и они его послушаются, ведь Христос мог это делать, почему же он не сможет? Как вы понимаете, я с ним знаком и мы часто беседуем. Мне он очень импонирует своей простотой, открытостью и честностью. Но мне пока не удалось объяснить ему, что не надо придавать духовным вопросам, о которых говорит Библия, слишком прикладного значения. Вы меня понимаете?- он с надеждой посмотрел на Сидорова. Он словно бы искал в нем поддержки.
  Алексей Иванович не знал, что и ответить. Конечно, он понимал, что бывают люди, во что-то или в кого-то сильно верящие, но что сказать в этом конкретном случае?
 - Продолжайте, батюшка,- неожиданно для себя обратился он к Зубову.
- Хорошо,- продолжил капеллан.- Так вот, солдат этот сопоставил время, когда он играл на горне «Подъем», со временем восхода Солнца и решил, что это именно по его команде оно встает. Об этом он мне в недавней беседе признался. Весь аж светился при этом. И все было бы нормально, через какое-то время он понял бы, что это не так, и что он никакой не повелитель Солнца,  но он  к моим словам об этом отнесся скептически. А когда вы приказали от горниста отказаться, то он сильно расстроился и начал записывать, в какое время утром сирена полк поднимала и в какое Солнце выходило. Он мне и записи эти показал. И знаете, что интересно в них? – капеллан с интересом посмотрел на подполковника. Тот посмотрел на него тоже с интересом.
- То, что ни разу за это время дневальные не включали сирену ровно в 6,00, как положено по распорядку. Или на 1-2 минуты раньше, или позже. А сегодня, в день выхода на учения, почти на 4 минуты позже. А вот в горн он трубил всегда в 6.00, ни разу не нарушил такой распорядок. И все шло по плану.
 Они оба помолчали. Новая информация кружилась рядом, и ее надо было осмыслить. Конечно, налицо нарушение распорядка дня, ну а дальше что?
- Так вот,-не дожидаясь вопроса, продолжил капеллан.- Не знаю, как и откуда, но солдат этот знает почти все про события сегодняшнего дня. И что в столовой наводчик хлебом из-за спешки подавился, и что неожиданно непогода началась и обзор испортила, и что молодой наводчик «косяк» допустил и отстрелялись мы ( это «мы» очень понравилось подполковнику) плохо. И он считает, что все это звенья одной цепи. Он позвонил мне и сказал, что ему было видение о том, что завтра на стрельбах может произойти какое-то несчастье. Но его можно избежать, если ему опять дадут возможность по утрам и вечерам играть на горне.. Тогда все придет в норму, и погода наладится, и отстреляемся на «отлично», и жертв не будет. Я понимаю,  что все это выглядит абсурдно и похоже на бред, да и шантажом попахивает, но есть один нюанс: парень этот, рядовой Иванов, в свое время отыскал пропавшего сына командира соседнего полка, три дня его по окрестным лесам искали с собаками да полицией, да солдатики наши помогали, вертолеты даже в небо поднимали – нет его да и все. А Иванов со мной вместе помолился – и указал место, где пацана искать надо. И нашли, с точностью до 20 метров. После этого случая к нему несколько по-другому начали и офицеры, и солдаты относиться.
       Подполковник слушал объяснения капеллана и не мог понять, где он – на каком-то сеансе непонятных наук или на воинском полигоне, возле штабной палатки своего полка, и речь они ведут о завтрашнем дне, решающим  для итога учений в частности и для всей его будущей карьеры в глобальном масштабе. С огромной долей вероятности это было действительно так. А как еще могло отреагировать вышестоящее руководство на тот факт,что перспективный, только что назначенный на новую должность офицер, с опытом и не без связей, на первых же самостоятельных учениях не справился с заданием и провалил боевые стрельбы? Кое в каких высоких кабинетах была бы сделана соответствующая пометка в его личном деле и все до поры было бы оставлено. А там уж… Находясь в подобной ситуации впервые, он не решил еще, как ему поступить.
     - Батюшка, что вы конкретно предлагаете?- спросил он капеллана.
          - А вы дайте команду, чтобы горнист завтра с утра опять начал трубить, и посмотрим, какие будут изменения,- посоветовал капеллан с простым выражением лица. – Тем более, что сейчас, после введения в обиход «Ревуна», вы не можете не знать, к каким неудобствам для личного состава это привело. Офицеры и прапорщики порой путаются в назначении сигнала. А на боевую подготовку положительным образом такая путаница не влияет, а скорее не способствует. Так что свой приказ вы вполне можете обосновать именно такими заботами,- капеллан был знаком с ситуацией, сложившейся у него в части, и,  давая ему незаметную подсказку, учел все могущие возникнуть нюансы. «Надо бы узнать, как в других полках этот процесс поставлен,- подумал подполковник.- А то в самом деле – горнист уверен, что он дает команду Солнцу взойти. И после этого весь день идет как по маслу. Ну абсурд же!- про себя возмутился он.- Но это все потом, после учений. Сейчас то что делать?» И он впервые за годы службы не знал, как именно сейчас ему, как командиру, ответственному за дальнейшую судьбу вверенного ему подразделения, за победу в соревновании с представителями Кантемировской дивизии, за карьеры офицерского состава, за материальное положение их семей по итогам учений, да и, чего скрывать,  за свое будущее поступить. А глаза у капеллана обладали какой-то странной завораживающей силой, и в его словах подполковник находил все больше резонов и поводов для беспокойства, и он решительно, словно прыгнув в холодную воду, махнул рукой:
 - А давайте попробуем!Только,-он с тревогой в глазах взглянул на капеллана. Тот понял его моментально: - Я о нашем разговоре никому. Считайте, что это была исповедь. Тайны хранить я умею.
  На том и разошлись.Подполковник почувствовал облегчение и уверенность,  словно он договорился о чем-то важном с кем-то могущественным, кому по силам было решить любой вопрос.
                Дав  офицерам команду к отбою, он приказал дежурному связисту соединить его с дежурным по полку и, выслушав его доклад, дал команду касательно горниста. Процесс, как говорят, пошел.
 По привычке быстро раздевшись, он, отработанными еще с курсантских пор экономными движениями, сложил форму и с удовольствием вытянулся на походной кровати. Уснул он быстро и крепко. И снились ему какие-то приятной внешности белобородые люди с табличками, на которых было жирно выведена цифра 5, в руках. По палатке чуть слышно шуршал дождь.
                3.
 Проснулся он, как вынырнул, за несколько минут до общей побудки. Его прижмуренные глаза щекотали лучики солнца, пробивавшие полог палатки. Еще немного полежав, он встал с постели и бесшумно вышел из палатки. Пели на все лады птицы, солнечный свет заливал лес, переливались капельки росы на листьях деревьев, следы от вчерашнего дождя  подсыхали на солнце. Во всем небе – не только на горизонте- не было видно ни одной тучки. «День сегодня должен быть хорошим и ясным, и в прицелах помех не будет,- с удовольствием подумал он. Работает пока вариант, предложенный капелланом»,-немного иронично подумал он и отогнал от себя такие не серьезные мысли.
   А в это время за пятьдесят километров от полигона рядовой Иванов, стоя по струнке на полковом плацу, старательно дул в мундштук горна, пытаясь извлечь из этой блестевшей золотом загогулины звуки покрасивее. Горн пропел побудку ровно в 6.00. Солнце, поотвыкнув, видимо, от этих звуков, с выходом слегка подзадержа-лось, но потом, словно очухавшись и придя в себя, засеменило-заспешило на небо и, как-будто испытывая конфуз от своего опоздания, зарделось красно-малиновым цветом и в таком виде и явило себя людям.
   Рядовой Иванов смотрел на ярко-красный шар, появившийся по его сигналу, и сердце его наполнялось благодатью. Он молился,беззвучно шевеля губами, и благо-дарил Создателя за такую красоту. Он опять чувствовал себя нужным и причастным к чему-то важному.
       Ну а дальше все было по распорядку. И в полку, и на полигоне. Четко, быстро, привычно, правильно.Капитан Гречкин сработал как наводчик, цели были поражены с первых выстрелов, и какие бы новые вводные не давали проверяющие – все исполнялось на 5 с плюсом. Разведчики доставили в штаб взятого под утро «языка», тот по условиям учений показал на карте расположение штаба условного противника, каковой и был накрыт метким огнем артиллерии. И никакого ЧП не произошло.
Проверяющие были довольны – после вчерашнего почти что «фиаско» сегодня полк отработал на славу. Подполковник внутри ликовал. Настроение у него было отличное. Еще бы – он с честью провел первые учения в качестве командира. Все возможные нормативы- скорости, точности, дальности, мобильности, эффективности,- были превзойдены. Офицеры, прапорщики и солдаты показали высокую выучку. Условный противник был разбит вдребезги. Оставалось завтра так же четко, слаженно,быстро и без потерь свернуться и убыть в места постоянной дислокации.
 На завершающем скромном ужине – из деликатесов на нем были только дыни и арбузы, изысканные умелым начпродом,- к подполковнику подошел капеллан и, крепко пожав ему руку, поздравил с успешным завершением учений. Они внимательно посмотрели друг другу в глаза и понимающе покивали головами. Взгляд Зубова был таким же успокаивающим и проникающим в самую глубину сердца. И не по его годам мудрым. Казалось, он знает все, о чем думает его собеседник, и что будет в его жизни дальше, завтра и через месяц, и хотелось почему-то спросить его об этом.
« С таким проникающим взглядом ему генералом бы быть»,- подумал вдруг Алексей Иванович и, не удержавшись, сказал об этом капеллану.
Тот усмехнулся: - Мне об этом уже говорили. Знаете, когда взгляд мой приобрел такие способности? Когда я уверовал. Не раньше. Поверьте, я говорю искренне. Господь дает человеку, поверившему в него всем сердцем, мудрость. Не буду вас агитировать, все к вам придет в свое время,-закончил он. – А генералов и без меня хватает. Главное – находиться на своем месте.»
   Когда все разошлись спать, подполковник приказал связисту соединить его с дежурным по полку. Он был хорошим офицером и должен был знать обо всем, что происходило во вверенном ему подразделении, и здесь, в поле, и там, в военном городке.
         Все было нормально, происшествий не было. Сегодняшний день в полку начался со звуков горна ровно в 6.00. И дальше все шло по распорядку.
    Выслушав доклад дежурного, подполковник молча, словно задумавшись, посидел за столом. Все опять было как  надо.
  Засыпая, он подумал вдруг, что ночной разговор с капелланом был вовсе не о мистическом, а о чем-то другом, чего он пока не понимал и не мог поэтому принять, и без чего его жизнь была какой-то не полной, словно куцей.
         По палатке шуршал и царапался ветер. Дождя не было и в помине. Военные синоптики  в прогнозе ошиблись.
  С утра опять светило яркое Солнце. Споро, быстро и умело полевой городок был свернут, территория приведена в порядок, места, служившие для отправления естественных надобностей, присыпаны известью и закопаны.
 Полк вернулся в место постоянной дислокации. Горнист также по утрам и вечерам трубил в свою трубу. Рядовой Иванов парнем был с фантазией, по-этому и в это дело пытался внести разнообразие, пытаясь варьировать игру звуками. Но труба трубе рознь, и на горне никому еще не удавалось продудеть какое-нибудь музыкальное произведение посложнее. Но он был человеком верующим, а если веришь искренне, с чистым сердцем, то возможно все…
                Эпилог.
      Произошли в самом деле описанные мной события или нет – да кто ж его знает?  Нам  с вами повезло родиться и жить в такой удивительной стране, где возможно всякое, в том числе и не такое. Где министры ни сном ни духом не знают, что вытворяют за их широкими спинами подчиненные и сколько государственных денег умудряются украсть, где функционеры, обслуживающие самую нищую прослойку наших граждан, красиво называемых электоратом, – пенсионеров ,- не скрывают того, что стали миллионерами, и,  не стесняясь, тычут в глаза своими богатствами,где "большой" начальник - чиновница из той госструктуры, работники которой в обывательском упрощенном понимании (т.е. в моем)должны постоянно ходить с заплаканными глазами от непроходящей жалости к гражданам своей страны, приходящих к ним за социальной помощью со своими бедами, заявляет на всю страну, что получаемых этим народом пенсий и пособий вполне хватит "на макарошки", а весьма ответственные и высокопоставленные чиновники, служащие нам, народу, и сотрудники разных других уважаемых ведомств на «голубом глазу» уходят «в несознанку» и всячески открещиваются от найденных у них в коттеджах, домах и квартирах килограммах наличной валюты, золота и бриллиантов, упрятанных до лучших времен в дорогущие супер-сейфы, коды от которых знают только они сами и их родные и близкие. В удивительных странах вещи происходят такие же удивительные. Люди, кричащие о своем патриотизме, порядочности и любви к Родине, делают кульбиты, которым позавидовали бы мировые чемпионы по акробатике, и при этом они, эти люди, успевают и «переодеться», и «перекраситься», и "переобуться", да еще и не по одному разу.
 При помощи умелых адвокатов, и не просто умелых, а очень  дорогих, умеющих выражаться без эмоций, а строго сухим языком протоколов, перечисленные мной предположения, взятые из открытых источников, без труда можно назвать совпадениями. И хотя это мало соответствует логике, но нам, народу, об этом сказано именно так. И ничего с этим не поделаешь. И не попишешь.
      Являются ли описанные мной события, произошедшие в Н-ской воинской части, правдивыми или это только слухи и выдумка незадачливого автора – да кто ж его знает? Ведь если умудрились назвать совпадением не поддающиеся здравому рассудку факты коррупции, то те фактики, мелкие и незначительные, о которых рассказал я, на первый атеистический взгляд невозможные, тем более легко можно назвать совпадением. Ну где это видано – чтобы Солнце вставало по сигналу трубы.
               Хотя мы и живем в такой стране, где возможно буквально всякое, а фантазия у некоторых ее жителей буквально зашкаливает и бывает порой такой непредсказуемой...
         А вот образы офицеров, о которых я поведал в этой небольшой истории, практически не вымышлены. Многим из наших мужчин, служивших в рядах ВС СССР, а потом и России, именно многим, а не некоторым – я в это верю свято,потому что в такой стране, как наша, имеющая такие богатые традиции и такой народ, таких людей не может быть мало-повезло встретиться с такими людьми и командирами. Как повезло и мне. У них, конечно же, были и недостатки, и слабости, и даже некоторые пагубные привычки, с которыми они боролись и побеждали их, но в них было то, чего так не хватает теперешнему поколению мужчин – мужское начало, называемое красивым словом «харизма». У них было чему поучиться нам, 18-19 летним соплякам. И я до сих пор считаю, что офицерство в лучших своих проявлениях – эта та единственная, последняя прослойка, состоящая из достойных мужчин, для которых слова « честь», «твердость», «любовь к Родине» и «верность присяге» не пустой звук, не сотрясание воздуха красивыми словами. Хотя, конечно, и в этой среде бывают и предатели, и разные другие гады.
     И есть еще одна категория людей, которых я безмерно уважаю и люблю: это верующие. Потому как истинно верующего человека нельзя сломать НИЧЕМ.
     Когда я задумал этот рассказ и начал его писать, я даже не предполагал, что концовка получится такой. Но, видимо, так было надо. А потому так тому и быть.
29.06.23.08.10