Б. фон Арним. Переписка Гете с ребенком

Письма -- это один из тех феноменов, откуда бытовая реальность, "жизнь" прорастает в литературу. Хотя многие историки литературы уверены и в обратном, письма Беттины отнюдь не рождались как литературный памятник. Беттина познакомилась с Гете в 1807 г, будучи 18-летней девушкой, и буквально, говоря сегодняшним языком, "описалась от счастья", будучи представленной кумиру своего детства.

Гете она знала как по его произведениям, так и по рассказам и письмам поэта, еще молодого вертопраха к ее матери. Восхищение классиком было так велико, что она отказывалась от балов и вечеринок, куда мамаши выводили молодых девиц, в т. ч. ее сестер на просмотр, чтобы остаться наедине с писульками Гете, и в одиночестве и тиши читала и наслаждалась ими, наслаждалась и читала.

За полгода до встречи с Гете она познакомилась с его матерью, которой очень понравилась, а через полгода после этой встречи она пошла на шаг неслыханной по тогдашним мерками дерзости: написала восторженное письмо своему кумиру.

Тот ответил. "Завязалась переписка", бурная, обильная, многостраничная с ее стороны, сухая, официальная -- не письма, а отписки из ЖЭКа -- с противоположной. Порой Гете запаздывал с ответами, и тогда Беттина писала новые письма и просила, умоляла об ответе. Конец переписке был положен глупым инцидентом юной писательницы с женой Гете. После чего последний прекратил контакты, несмотря почти на двухлетние усилия Беттины их возобновить. Думается, старикан просто ухватился за предлог, чтобы отвязаться от порядком надоевшей ему почитательницы: таковыми обоих полов и всех возрастов он уже обожрался.

ХАРАКТЕРИСТИКА ПЕРЕПИСКИ

Гете оказался идеальным адресатом для переписки. В нем сошлись, как Бия с Катунью, две особенности, необходимые для адресата, чтобы пришпоривать пишущего. Это был реальный человек, который жил, существовал, писал в снисходительно-одобрительном ключе ответы. И это был воображаемый персонаж, вычитанный из книг и писем и выслушанный из воспоминаний матери Беттины: именно оттуда писательница черпала биографические факты и особенности характера поэта.

Для нее это был бог, в лучах которого она расцветала: "Я сейчас счастливее, вспоминая прошлое (то есть одну-единственную, чуть ли не официальную встречу), чем тогда, когда все свершилось наяву", -- проходит лейтмотивом через всю часть ее переписки. Важно однако, что она верила в свое божество, верила, что Гете таков, каким она его нарисовала. И даже пропускала мимо глаз немалую ироничность корреспондента, не без доли старческого брюзжания.

Наряду с образом адресата для успеха переписки не менее важен образ автора, или, если хотите, его самопозиционирование. Беттина определила себя как обожающее существо, которое лепится в лучах кумира. Биографы даже шутят, что со своим будущем мужем она сошлась потому, что тот также обожал Гете и даже получил за свои поэтические экскурсы в народную немецкую поэзию не только одобрение классика, но и неподдельный длительный интерес с его стороны.

СУДЬБА "ПЕРЕПИСКИ"

"Переписка Гете с ребенком" произвела фурор дважды. В первый раз, когда появилась на свет, в 1835 году. Немцев шокировало вот такое без стеснения пережевывание своих интимных переживаний. Правда, романтики уже довольно-таки поднаторели к тому времени в подобных фривольностях, но, во-первых, это были мужчины, а во-вторых, принадлежали к т. н. внесистемной литературной оппозиции: что с них взять. Беттина фон же Арним -- дворянка, близко знавшая Гете, который в то время превратился в знамя консервативного лагеря и тряпку для быка для молодого прогрессивного поколения... -- ее поступок рассматривался как удар в спину.

Недаром монахини Фрицларского монастыря, где в детстве воспитывалась Беттина, поспешили сжечь подаренную им автором книгу. Да и сегодня, когда "оголились-оголились, обнажились-обнажились" уже давно миновало границу трусов, без смущения читать эти письма невозможно, хотя никаких, конечно, неприличностей там нет и в помине: просто трудно вот так влезать в душевный самопоказ (в современном искусстве это невозможно из-за отсутствия предмета обнажения -- души).

Второй раз книга произвела фурор, но меньшего масштаба и только среди литературоведческой братии в 1922 году, когда Вальдемар Эйке, готовя научное издание, сравнил текст "Переписки" с реальными письмами. Используя оригинальные письма, Беттина при издании своей книги меняла их последовательность, редактировал не только свои собственные, но и письма Гете.

А когда этого требовали интересы композиции даже не постеснялась сочинить новые, особенно за Гете, который из ироничного, и притом не очень умного, тронутого сединой маразма старикана уже совершенно превратился в мудрого все знающего и все понимающего олимпийца. Можно сказать, забронзовел на глазах. Кстати, подобной же метаморфозе фигура классика подверглась в появившихся примерно в то же время "Разговорах с Гете" Эккермана.

То есть авторша проделала типичную литературную работу. Сырой материал жизни она превратила в художественное произведение. Sub specie aeternitatis, так сказать. То что при этом досталось и Гете на орехи, и немцы обнаружили на своем монументе пятна -- ну так зачем же вы шаловливыми исследовательскими ручонками полезли туда, куда сам автор вас не просил лазить.

Характерно, что ободренная успехом своей книги, Беттина пыталась составить еще 4 таких же труда, из которых довела до ума, то есть до печати и то с трудом только один: переписку с Пюклером. Остальные оказались брошенными на середине и были изданы уже в наше время.

Во всех этих потугах она пыталась использовать раз найденную ею конструкцию: божество, которому она адресовала письма, и внимающую ему обожательницу. Очередное божество на поверку оказывалось дутым, а ее обожание быстро разрушалось под ироничным и трезвым взглядом умудренной опытом женщины. Изобрести же другую схему для переписки она так и не смогла.

Еще более характерна в этой связи ее неудача с "Книгой о бедности". Беттина собрала для этой книги громадный фактический материал, не только сама, но и через многочисленных добровольных помощников, однако дальше фрагментов дело не пошло. Как заметил немецкий литературовед Фортреде: "В книге не просматривался образ воображаемого собеседника, а, стало быть, отпадала возможность диалога, что лишало Беттину очень важного для нее творческого импульса". К ее чести следует сказать, что осознавая важность темы, она охотно делилась собранными материалами с теми авторами, кто мог эту тему вытянуть. В частности, многим ей был обязан Ф. Энгельс в своей книге "Положение рабочего класса в Англии".