Про войну и память

До войны, мои родные жили в большом и красивом городе  Воронеже. Сейчас уже Воронеж далеко не тот, что был перед войной. Красивые купеческие дома, некогда украшавшие его улицы, усыпанные каштанами, давно в прошлом. Теперь их вытеснили безликие коробки из стекла и бетона, выстроенные без всякого вкуса и на скорую руку.
К тому времени, когда началась Великая Отечественная, и немцы стали прорываться к  Воронежу, дед мой уже побывал на Советско-Финской войне, а потом, после того, как наши замирились с финнами, строил защитные укрепления  вдоль новой линии границы. А ещё раньше, в пятнадцатилетнем возрасте, ему довелось послужить в Гражданскую, в обозе легендарной Первой Конной Армии.
Воронеж немцы бомбили методично. Отбомбившись, одна волна бомбардировщиков, сменялась другой. Центр города очень скоро превратился в дымящиеся руины. Дом, в котором жили мои родные, расположенный  как раз рядом с тем местом, где сейчас стоит Мемориальный комплекс в честь разгрома немецко-фашистских войск, то есть, в самом-самом сердце  города, во время этих бомбежёк, был снесён подчистую.
Мой дед, в числе десятков тысяч мобилизованных на войну воронежцев, сразу же оказался на передовой. Сидел в окопах, в перерывах между боями, курил махорку, отчего всё его лицо сделалось сухим и жёлтым, глаза ввалились и  вокруг них обозначились большие чёрные круги. Таким я увидел его на фотокарточке, сделанной немного позднее, когда по делам службы, его на время откомандировали в тыл. Тогда-то у него открылась язва, от последствий которой он мучился всю свою жизнь. Когда стало ясно, что Воронеж не удержать и немец вот-вот ворвётся на плечах наших отступающих войск на городские окраины, мои родные собрали весь свой нехитрый скарб и отправились в эвакуацию, в Саратов.
Потом, много лет спустя, когда я появился на свет, стал ходить в школу, научился слушать и запоминать сказанное, они, тогда уже пожилые люди, дед с бабушкой, очень много рассказывали мне о пережитом.
Странно, но воспоминания о тех первых страшных военных годах были у них какими-то будничными: пришли немцы, бомбили, много горя принесли. Но, в общем, ничего другого от них и не ждали, потому что это были враги, и война с ними рано или поздно должна была случиться. Вспоминали они о войне с немцами как о чём-то действительно прошлом,   о том, что больше не должно повториться.  Но была ещё другая часть их жизни, довоенная, которая никуда не ушла, не стёрлась со временем, и которая была постоянно где-то рядом с ними. Бабушка часто рассказывала, как в голодные тридцатые годы, когда есть было совсем нечего, и мой прадед, по бабушкиной линии, священник, чтобы прокормить всю свою большую семью, снял с себя и отнёс в Торгсин (была такая организация, созданная властями, в которой можно было обменять драгоценности на еду) свои награды, полученные за беспорочную церковную службу, ещё в царские времена. Вспоминала она ещё и чемоданчик с бельём и предметами первой необходимости, которые её муж, мой дед, перед тем как лечь спать, всегда ставил перед дверью, на тот случай, если ночью за ним придут. В те годы, "чёрный ворон", - специальная такая машина для перевозки арестованных - всегда забирал кого-нибудь по ночам из того дома, в котором жил дед с семьёй. Дед мой тогда работал на строительстве Воронежской Гидроэлектростанции, занимал ответственную должность. Неизвестно по чьему указанию, в самый разгар стройки, чекисты отправили в лагеря или расстреляли многих руководящих сотрудников ВОГРЭСа. А вот деду повезло, он уцелел.
Думаю, что именно этот страх перед голодом и чекистами навсегда, до самого последнего часа их земной жизни, остался у моего деда с бабушкой. Даже война не смогла вытравить его, перебить своим запахом пота и гари.