Кирпич, лопата, нервы - все атрибут Минервы

                А. А. Бабченко
     Васильев наспех импровизировал, стараясь угодить восседающему с ногами в утащенном салагами из Ленинской комнаты продавленном объемистыми задами предыдущих ефрейтору Шкандыбе военнослужащих, хотя причислить тюремщиков к боевым частицам народов додумались лишь большевики.
    - Лычок припорот к аксельбанту,
    Суровым блеском полны сапоги,
    Вы обождите, Салехарда франты,
    Уйдет на дембель, и оживут враги.
    Уйдет Шкандыба - станет легше,
    Ленд - лиз и мышкина возня,
    Хоть на   "Фантоме ", а хошь и пеше -
    Ничтожна украинская х...ня.
    Немецкий танчик аглицких ракет,
    Но руки их растут из срак,
    Мозгов как не было и нет,
    Москаль - хохол вам не поляк,
    Не чех и не приволжский пикт,
    А просто питекантроп и мудак,
    Попавший в двадцать первый век реликт
    Шишнацатого века шумурдяк.
    Скуластое лицо Шкандыбы выразительно оплыло, стоявший рядом с ним с зеркальцем Пишихаутис смешно хлюпнул носом, а Нахамкес, временно выруливающий должность завклубом, солидно кашлянул, проницательно пожимая свою мужественную руку : накануне он вручил Васильеву фуфырик  " Огуречного ", честно разделенный тем с Фиделем под закусь из столовки ( перлы, ролы и фотокарточка Ксении Собчак, на которой она, чем - то неуловимо напоминая Пьеху, снимала перед выпученными глазами полковника Баранца лифчик, раз уж сэры Дюки историцки самоприкончились мезальянсом с достигшей своего блондинкой ), тайно надеясь на благоразумие обычно умеющего быть благодарным благородного Васильева, не подведшего и в этот раз. Нако - ся, стихоза в честь и славу, а про граждан евреев и нету ни хера ! Не сказать, что был Нахамкес таким уж патриотом своего племени, но услышать упоминание недалеко от дидойцев или каких - то там пиктов было заранее неприятно. Вот будто та же Ксения Собчак, в любом виде, на любой фотокарточке. Примерно так.
     - Васильев ! - ворохнулся портьерой вишневого цвета Гарджиев, не осмеливаясь явиться перед Шкандыбой без пачки сигарет  " Прима ". Обещал - соответствуй. Впрочем, забивались на семь, а сейчас, сверился Шкандыба с весело стукотеющим  " Полетом ", опоясавшим наборным ремешком чуть оволосатевшее запястье ефрейтора, и шести еще нет. " Пусть живет пока ", - решил Шкандыба, буйно отсмаркивая носовую очистку в угол.
     - Бацай эпилог, - снизошел наконец ефрейтор к стоящему навытяжку Васильеву, вытирая палец о погон Смуилидзе, - и можешь чесать к капитану Колбаскину. Будешь свободен, как сопля в полете.
     И зареготал донельзя довольный собой Шкандыба, добровольно поддержанный приспешниками и сослуживцами, ловящими каждый исторгаемый дедушкой звук, не говоря о скупых проявлениях мышечных реакций, даже на лице такого ефрейтора оставляющих соответствующие следы, обычно именуемые мимикой.
     - Война ! Как мимо в этом слове малом
     Для уха Тицкой не далось.
     Отит, шашлык, внимание коалы,
     Блудящий по трещобам лось,
     Метеориты, дыры, вся х...ня
     Сошлись на пастбищах сражений.
     Свисает что - то у коня
     Под бурь и натиск словопрений.
     Разбой за красных, за зеленых,
     Пусть помер Джек и Вэнс.
     Не люди - лошади и кони,
     И Читтануга - чуча, Бэмс !
     Заслуженный напутственный плевок ефрейтора Шкандыбы увенчал сутулую спину Васильева, вишневого цвета портьера чуть дрыгнула, пропуская спешащего к капитану Колбаскину поэта, оказавшегося, как ни странно, еще и песенником.