В какой же одежде ходили мы прежде?

RLD

Первые в жизни автора настоящих строк синие джинсы - производства итальянской фирмы "Супер Райфл" - он получил в подарок от родителей в восьмом классе. Партию  этих "Райфлов" по какому-то случаю "выбросили" (т.е. пустили в более-менее широкую и более-менее открытую продажу) одновременно в двух больших московских магазинах - ГУМ и "Детский мир". Очень скоро в них щеголяло "пол-Москвы", включая моих закадычных друзей-одноклассников Андрея Баталова ("Бату") и Виктора Милитарева ("Крепыша"). Хотя джины "Супер Райфл", т.е., в переводе с английского, "Сверх(меткий) стрелок", и не считались, как итальянские, подлинно "фирменными", в отличие от "стейтсовых" (т.е. американских) джинсов "Ли" и "Ливайс" (в просторечии - "Левис") или "Рэнглер" (в просторечии - "Вранглер" или даже "Врангель"), они все-же котировались достаточно высоко, как скроенные по правилам и лекалам "настоящей фирмы" из настоящей синей джинсовой ткани. Кроме лэйбла светлой кожи, они были украшены на заднице большой, на весь карман, этикеткой из плотной глянцевой бумаги в форме гербового щита с живописной картинкой, на которой,  осаживая своего гнедого жеребца, палил "одной правой" из винчестера в маячивших на фоне скалистых гор индейских всадников (один из которых, выронив лук, валился, пораженный "пулей роковой", со своего горячего мустанга) Сверх(меткий) Стрелок (давший название марке джинов) - опоясанный патронташем с кольтом в кобуре лихой ковбой в широкополой, с высокой тульей, светлой шляпе-стетсоне, красном шейном платке (ни дать ни взять - наш пионерский галстук!), рубахе (точного цвета которой я, увы, не припомню), сапогах со шпорами и, конечно, синих джинсах (надо думать - "Супер Райфл", каких же еще?).
   
Эта кинодраматического содержания картинка бережно хранилась и служила образцом для многочисленных рисунков на тему казавшегося нам совершенно сказочным Дикого (или Дальнего, как кому больше нравилось) Запада...

Свои не совсем "фирменные", но все-таки "настоящие синие", хоть и изрядно прохудившиеся, джины "Супер Райфлы" я благополучно проносил вплоть до половины первого курса, когда, в дни наступивших по завершении первого семестра зимних каникул, приобрел, наконец (опять-таки благодаря щедрости моих дорогих родителей) у еще одного закадычного школьного друга-одноклассника (поступавшего вместе со мною в один и тот же "ликбез", но не прошедшего с первого раза и потому устроившегося в надежде на вторyю, более yдачнyю, попыткy, на работу лаборантом в лингафонный кабинет), не то чтобы активно фарцевавшего, а так, скорее подфарцовывавшего, по считавшейся "сходной" (всего-то навсего восемьдесят "колов", т.е. "деревянных" советских рублей - при средней зарплате по Союзу, составлявшей семьдесят рубликов "грязными") настоящие, "фирменные" по всем статьям, синие "стейтсовые" джинсы "Ли". У того же подфарцовщика автор этих строк четырьмя месяцами ранее приобрел (по более умеренной цене, всего за сорок "деревянных") мои первые вельветовые джины, производства фирм "Рэнглер", желто-апельсинового цвета, прослужившие мне верой-правдой три года. Но это так, к слову...

Свои первые синие "Ли" я, практически не снимая (или снимая только на ночь, если выражаться фигурально), проносил, ни разу не стирая, по конец третьего курса включительно плюс последующие полгода, так что они заметно потемнели, сменив свой первоначальный темно-синий цвет на почти черный цвет ненастного зимнего ночного неба, а их протершуюся на яйцах "мотню" пришлось залатать, поставив на нее, как было тогда принято у представителей непривилегированной советской молодежи, кожаное "седло" (из старых варежек вполне "революционного" красного цвета). Наконец, уже в период обучения в гэдээровском Йенском университете имени Фридриха Шиллера, дернула меня нелегкая взять да и постирать мои добрые старые "Ли". Что я и сделал - признаться, в не совсем трезвом состоянии, прямо в умывальнике студенческого общежития имени Фрица Риттера (или, по-немецки, Fritz-Ritter-Heim), расположенного в йенском районе Ной-Лобеда. После первой стирки вода в раковине была совершенно черной, после второй - темно-синей, после третьей - ультрамариновой, и так далее, по мере убывания интенсивности окраски. В конечном итоге вода стала почти прозрачной, а сами мои верные, многострадальные, заплатанные "Ли" приобрели бледно-голубой цвет и посеклись "по всем линиям" и складкам. Тем не менее, я проносил их, все более рваные и измочаленные, еще целых три года...Из синих джинсовых курток мне больше всего нравился куртец фирмы "Ливайс" (ношу такой до сих пор), хотя у меня в разное время были также куртка фирмы "Ли" (правда, не синяя, а голубая) и синяя "Ривертед Ли" (сохранившаяся в моем скромном гардеробе по сей день); из джинсов - финские "Ранчер" (одни - просто синие, другие - в сине-голубую полоску); синие "стейтсовые" джины "Дакота" (обошедшиеся мне всего-то в каких сто сто восемьдесят "деревянных", ибо к 1982 году цены у фарцманов-деловаров, ухитрявшихся порой всучивать особенно доверчивым клиентам аккуратно упакованную в прозрачный запечатанный пакет одну штанину по цене и вместо целых джинсов, подскочили, как и на все прочие товары); стейтсовые "Рэнглер" не синего, а сиреневого цвета; ну, а потом, с началом горбачевской "перестройки" и участившимися выездами "за кордон" с "клоузом" все стало гораздо проще, так что синих и вельветовых джинов, фуражек, кепок, пиджаков, шляп, жилеток, платьев, юбок, сумок, курток из джинсовки и вельвета (не говоря уже о вошедших в моду относительно ненадолго "шмотках" в стиле "сафари") стало прямо-таки не перечесть (но я предпочитал все-таки "левиса")...Вернемся, впрочем, в пору нашей школьной юности. На заре ее, кстати говоря, джинсы именовались в просторечии "техасами" - не зря поэт-шестидесятник Евгений Александрович Евтушенко употреблял в своей опубликованной в сатирическом журнале "Крокодил" обличительной поэме "Дитя-злодей" применительно к "стейтсовым" джинсам выражение "техасы из Техаса"*. Вообще "джинсовая проблема" в советском обществе (чьи члены, не желавшие довольствоваться "самостроком"**, были вынуждены многократно переплачивать за попадавшие на "черный рынок" изделия текстильной промышленности самыми разными путями) со временем настолько обострилась, что в нескольких номерах пользовавшейся огромной популярностью "Литературной газеты" была напечатана сатирическая повесть "Кум королю" (автора которой я назвать не могу - в очередной раз подводит стариковская память). Ее главный герой - типичный советский агент по снабжению, или просто снабженец, по фамилии Лякин волею судеб получал в свои руки чемодан фарцовщика, доверху набитый синими "фирменными" джинсами, попадал в настоящий водоворот невероятных приключений, пока, в конце концов, не выкидывал драгоценный груз "техасов из Техаса" из вагона поезда в речку, откуда их вылавливали местные колхозники, щеголявшие с тех пор все поголовно в "синей фирменной джинсе". Сегодня это может показаться кому-то смешным, но, увы, "из песни слова не выкинешь"...
 
Чтобы хоть в малейшей степени "бомбить фирму", т.е. "косить под модный пипл", отпрыскам семей, не выезжавших часто (или вообще) на "буржуазный" Запад и не имевших доступа к валютным магазинам или к спецраспределителям (кой-чем можно было, на худой конец, разжиться и в комиссионных магазинах, но и там лучший товар расходился исключительно из-под прилавка, по "своим"), однако, тем не менее, стремившихся "хоть лопнуть, но держать фасон" (как говорят в "Жемчужине у моря"), приходилось идти на всяческие ухищрения. С этой целью, например, мой закадычный друг Андрей украсил левый рукав своей оранжевой, с красно-белым круглым воротом, спортивной курточки на "молнии" производства польской фирмы "Полбой" (чье название напоминало заветный "Плэйбой", знакомый нам тогда лишь понаслышке), привезенным ему папой из командировки в Италию матерчатым щитком с гербом города Сан-Ремо, изображавшим золотого льва на задних лапах под зеленой пальмой на красном поле и названием города в белой главе гербового щита).

Дабы приобщить к миру высокой моды и меня, чей папа был "невыездным", великодушный "Бата" подарил мне для ношения на рукаве другой подарок, привезенный ему отцом из иной поездки - уже во Францию, а именно - герб французской провинции Шампань; а затем - лежавший у него давно и, так сказать, пылившийся без дела - сувенир с Олимпийских игр в Мехико - черный, с узкой белой каймой, матерчатый щиток с надписью латинскими буквами "MEXICO 1968" в главе, бежевым сомбреро в центре и расположенными под ним пятью разноцветными олимпийскими кольцами (причем черное кольцо было заменено белым, дабы не сливаться с полем щита).

Кто-то украшал себя цепочками-браслетами с пластинками для гравировки на них своего имени, кулончиками с надписью "LOVE" или "MAKE LOVE NOT WAR", круглыми (непременно круглыми!) брелками и тому подобной дребеденью.

Еще одним средством придания своей внешности "модного", или, как тогда говорили, "хип(п)ового" вида были круглые "баттоны", "баттона", или "пуговицы", т.е. круглые значки - желательно, западные, с "пацификом" или иной "хип(п)ов(ск)ой" символикой (или без таковой), но, на худой конец - и "совковые" (аз многогрешный, например, носил черно-оранжевой расцветки "пуговицу" автомобильной фирмы "Лада", подаренную мне школьным товарищем Петькой Хельдом, сменившим впоследствии фамилию на Леонтьев, натурализовавшимся в ФРГ и подвизавшимся в Москве корреспондентом люксембургской радио-и телевещательной кампании RTL).

ПРИМЕЧАНИЯ

*"Поэт-бунтарь" Евгений Евтушенко, обласканный, несмотря на все свое бунтарство, правящим истеблишментом по обе стороны "Железного занавеса", который ему то и дело удавалось перепрыгнуть, хотя и гневно бичевал из своей уютной московской  квартиры поначалy на Kyтyзовском проспекте, на котором как-никак жил сам товариз Брежнев, а затем - и в сталинской "высотке" на Котельнической набережной, все, что скрывалось на растленном Западе, "под кожей статуи Свободы", тем не менее, зарабатывал себе на жизнь не только в качестве советского поэта и писателя, но и в качестве американского университетского преподавателя, да и опочил не в СССР а в "загнивающих" США, которым не раз пророчил своим вдохновенным пером скорую и неотвратимую погибель, заодно со всем растленным буржуазным миром бездуховности и чистогана. В преамбуле к своей "мини-поэмке" про "дитя-злодея" (так и не перешедшей со страниц журнала "Крокодил" на страницы ни одного (во всяком случае, известного автору настоящих строк, в чьей семье, сколько я себя помню, всегда царил подлинный культ Евтушенко - автора "Братской поэмы", "Наследников Сталина" и "Автобиографии", распространявшейся даже в списках и машинописных копиях) сборника или собрания сочинений "не гения Евгения"***) поэт-гражданин заявил, что, в подражание Владимиру Владимировичу Маяковскому, написавшему в свое время поэму "Хорошо", задался целью написать поэму "Плохо" о негативных сторонах теперь уже не американской, а своей, родной, советской действительности. Мини-поэма "Дитя-злодей" должна была стать чем-то вроде первой главы задуманного обличителем общественных пороков грандиозного сочинения. Объектом евтушенковской сатиры стал некий обобщенный образ студента "привилегированного" московского ВУЗа, дающего своим выпускникам перспективу работы и жизни за границей, ибо, как гласил популярный в то время парафраз изречения Николая Островского, "Жизнь дается человеку всего один раз, и надо прожить ее таМ, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы". Разница-то всего в одну букву - "М" вместо "К", а вот поди ж ты... Привожу мини-поэму "голубого песца" (прозванного так по названию своего, пожалуй, наиболее "диссидентского" стихотворения), скан которой, в ее единственном известном мне, журнальном, варианте, опубликованном осенью 1974 года в "Крокодиле" №27, помещен в заголовке настоящей короткой мемории:

Дитя-злодей встает в шесть тридцать,
литой атлет,
спеша попрыгать и побриться
и съесть омлет.
Висят в квартире фотофрески
среди икон -
Иисус Христос в бродвейской пьеске,
Ален Делон.
На полке рядом с шведской стенкой
Ремарк, Саган,
Брошюрка с йоговской системой
и хор цыган.
Дитя-злодей влезает в троллик,
всех раскидав,
одновременно сам и кролик
и сам удав.
И на лице его
              бесстрастном
легко прочесть:
"Троллейбус - временный мой
                транспорт,
Прошу учесть".
Вот подъезжает он к ИНЯЗУ
Или к ИМО,
лицом скромнеет он, и сразу -
чутье само.
Он слышит голос чей-то слабый:
"Вольтер...Дидро...",
А в мыслях - как бы тихой сапой
Пролезть в бюро (комсомола, в карьерных целях - В.А.).
В глазах виденья, но не бога;
Стриптиз и бар,
Нью-Йорк, Париж
                и даже Того
и Занзибар.
Его зовет сильней, чем лозунг
и чем плакат,
вперед и выше
              - бесполосный
сертификат.
В свой электронный узкий лобик
дитя-злодей
укладывает, будто в гробик,
живых людей.
И он идет к своей свободе,
сей сукин сын,
сквозь все и всех,
         сквозь "everybody",
сквозь "everything".
Он переступит современно
в свой звездный час
лихой походкой супермена
и через нас.
На нем "техасы" из Техаса,
Кольцо из Брно.
Есть у него в Ильинке хаза,
а в ней - вино.
И там, в постели милой шлюшки
Дитя-злодей
Пока играет в погремушки
Ее грудей...

Во как! Журнал "Крокодил", насколько мне известно, продолжения евтушенковской поэмы "Плохо", хотя и анонсировал, но так и не напечатал. Зато появился анонимный ответ поэту-обличителю (написанный от имени студента МГИМО - "главного рассадника и питомника" столь нелюбезных сердцу Евтушенко молодых, да ранних карьеристов, рвачей и стяжателей, ну, в общем, ориентированных на Запад и на западные ценности "детей-злодеев"), озаглавленный "Лирику-сатирику" и написанный в духе известной басни дедушки Ивана Андреевича Крылова с его "Чем кумушек считать трудиться, не лучше ль на себя, кума, оборотиться?". Постараюсь восстановить по памяти и текст этого анонимного ответа (за абсолютную точность не ручаюсь):

ЛИРИКУ-САТИРИКУ

Позвольте мне к Вам обратиться,
Мон шер Эжен!
Ведь это я встаю в шесть тридцать,
Ваш «протеже».
Омлет съедаю, чисто бреюсь,
(Пух на губе).
Сажусь в голубенький троллейбус
Под буквой "Б".
Прижавшись к кассе, я читаю
(Вольтер, Дидро).
Меня толкают, я толкаю,
Что ж - не метро.
В соседку вперившись глазами –
В который раз!
Схожу на Крымской.
Кто-то с нами, а кто в Иняз.
Нас мучают порой виденья –
Не Рим, не Брно.
Сильна программа обученья –
В глазах темно.
А в "звездный час" мы в комитете (комсомола - В.А.).
Забот не счесть.
И отдых разве что в буфете,
Коль деньги есть.
Идет уже почти полгода
(Театр у нас)
"Под кожей статуи свободы"
В свободный час.
Я ежегодно в стройотрядах
Кладу кирпич.
Я – плотник высшего разряда,
Студент-москвич.
Нет у меня отдельной "хазы"
И "шлюшки" нет…
А что "техасы"? Так в "техасах" -
Любой поэт.
Мне чужды и Христос бродвейский,
И диссидент.
Я – гражданин Страны Советской,
Её студент.
И, в общем, мы давно не дети,
Нам ясен путь.
Себя мы чувствуем в ответе
За жизни суть.
За землю, за судьбу эпохи
И за стихи,
Которые порой неплохи,
Порой плохи.
Мы молоды, но в чувствах строги.
Иной поэт
Не ведает пути-дороги
И в сорок лет.
В поездках частых за границу
Под крик «виват»!
И лире может полюбиться
Сертификат.
Ну, я кончаю. Завтра снова
Мне в институт.
И в комитете комсомола
Дела не ждут.
Вы приезжайте, посмотрите…
Познайте нас,
Быть может, больше разглядите
(Высок Парнас).
Мне очень жаль, Вы оболгали
Своих друзей.
Я грубоват? Чего ж Вы ждали?
. . . . . . . . . . . . "Дитя-злодей"

"Отбрил - и ша!", как писал популярный в СССР детский писатель Лев Наумович Кассиль в своей книге "Кондуит и Швамбрания". Тем "литературная война" из-за "техасов" из Техаса и закончилась...А сам "лирик-сатирик" и обличитель "низкопоклонства перед Западом" в "инъязовско-имошном варианте" закончил свои дни - весьма благополучно - не в России или, скажем, на Кубе, а в столь страстно обличаемых им (преимущественно на бумаге) США, куда и переехал на постоянное место жительства (хотя его как-то поколотили там потомки западноукраинских эмигрантов).

**"Самострок" был тоже разный (как пор материалу и качеству, так и по цене. Дороже всего ценился самострок, так сказать, "экстра-класса", изготовленный в подпольной мастерской "цеховика" из западной "фирменной" ткани, по западным лекалам, с использованием западных "фирменных" ниток и западных "фирменных" пуговиц. Из советских синих джинсов, сшитых с использованием всего вышеперечисленного, но не подпольно, но официально (правда, где именно - не знаю), мне попались за все время лишь одни, с лэйблом "Внешпосылторг" (естественно, не по-русски, а по-английски - "Vneshposyltorg").