Вадим. Гл. 5

  — Дядя, Паша, может сейчас дорасскажешь, спать пока не хочется, — попросил Вадим.

  — Ну, ладно, я постараюсь покороче.

  Утро 22-го июня было солнечное и теплое. Всё как всегда,  по очереди умылись, позавтракали. И вдруг, пробежавший мимо туалета парень крикнул, что напали немцы и началась война. Мигом понеслись в институт – а там уже полно народу. К двенадцати часам все столпились перед репродуктором на лужайке перед зданием самолетостроительного факультета. Выступил Молотов, сообщивший о вероломном, внезапном нападении гитлеровской Германии на Советский Союз. Возмущение было всеобщим, но,  никто еще не понимал серьезности момента.
 
  — Ну, мерзавцы, погодите, мы вам покажем!, – таково было всеобщее настроение.
Октябрь 1941 года был, пожалуй, самым трудным и страшным месяцем войны для нашей страны. Немцы дошли аж до Химок и уже начали рассматривать Москву из биноклей. В середине месяца в столице началось нечто вроде паники. С чемоданами в руках люди пешком и в переполненных трамваях пробирались к вокзалам, чтобы уехать куда глаза глядят.  Ленинградское, Волоколамское шоссе перегородили противотанковые «ежи», рылись укрепления. Началась эвакуация военных заводов.
  15 октября утром работники нашего цеха на заводе № 1 получили приказ: немедленно ехать домой, собрать только крайне необходимые вещи и снова явиться на завод – отсюда в автобусах будут доставлены на Казанский вокзал, а оттуда поездом в город Куйбышев.
В автобус я влетел одних из первых и вскоре уже шагал по платформе Казанского вокзала, выискивая свой поезд. И вижу: стоит помощник декана нашего самолетостроительного факультета Беляков. Оказалось, что с того же вокзала вскоре отправится поезд, на котором студенты МАИ и преподаватели эвакуируются в Алма-Ату.

  — Чего тебе ехать с заводом? – сказал он мне. – Поезжай с нами.
Тут надо объяснить, что все студенты МАИ, как и ряда других высших учебных заведений оборонного значения, были освобождены от призыва в армию, получили так называемую бронь. Еще до эвакуации нас вызвали в военкомат и поставили в воинских билетах соответствующие отметки.
После возобновления обучения сперва в Алма-Ате, а потом прохождения преддипломной практики в Ташкенте, состоялось заседание распределительной комиссии. Мне надо было ехать на работу в Долгопрудную, Московской области, на завод № 464. до войны завод был экспериментальным и работал на конструкторское бюро Сухого. С началом войны его перевели на производство «кукурузников», а также приказали выпускать запасные части к «МИГ»ам, что он и успешно делал.

  — Всё, Вадим, давай спать. Завтра ты уезжаешь, мы сделаем так, у меня есть краткий вариант моего дневника, я тебе его дам и ты прочитаешь, что было дальше. А когда приедешь в Москву, а я в этом не сомневаюсь, вернешь его мне.
Как только вся команда расположилась в платцкартном вагоне скорого поезда Москва — Иркутск, Вадим удобно устроившись на верхней полке, включил освещение над головой и приступил к чтению дневника.

  Вкратце последующая карьера дяди Паши складывалась так: в сентябре 1943 года он был назначен начальником планово-диспетчерского бюро цеха, в январе 1944 года – старшим технологом, а в декабре того же года – начальником технического бюро.
В 45-ом его неожиданно вызвали в московское управление госбезопасности. Как оказалось им были нужны эксперты для расследования авиакатастроф и разного рода происшествий на авиационных предприятиях.
  — Вы – инженер, — сказал ему полковник, — и могли бы нам очень пригодиться. Свои впечатления от неожиданного предложения  и дальнейшего развития событий дядя Паша в дневнике описал так:

  — Не скажу, что у меня возникла резко негативная реакция. Но сразу же в голову пришла мысль: коли буду работать в Москве, так где же я буду жить? Неужели каждый день таскаться туда и обратно?
Задал вопрос: а могу рассчитывать на то, что в случае согласия мне предоставят в Москве жилье?

  — Нет, такой возможностью мы, к сожалению, не располагаем. Конечно, дело может измениться в будущем, — был ответ полковника.

  И тут видимо судьба вмешалась в мою жизнь. Нежданно-негаданно пришел вызов к одному из секретарей районного комитета партии. Там услышал потрясающее известие — они хотят рекомендовать меня на учебу в Высшую дипломатическую школу Министерства иностранных дел СССР.
   Устоять было невозможно. Я дал согласие. но предупредил, что на меня нацелились «органы». Секретарь обещал с ними все уладить.
Дней через десять пришло приглашение явиться на собеседование в здание МИД, оно тогда находилось по другую сторону улицы Дзержинского, напротив главного здания КГБ. С абитуриентами беседовал Кавтарадзе, заместитель министра иностранных дел. Разговор со мной был главным образом о политике и совсем немного о моем прошлом и настоящем – перед ним лежала моя анкета. Обошлось все благополучно, в заключение беседы он порекомендовал обратиться через несколько дней уже в дирекцию школы и узнать подробности предстоящих экзаменов. Экзамены сдал хорошо.

  После экзаменов была беседа с руководителем приемной комиссии. И опять мне повезло он тоже оказался выходцем из Епифани, и вместо предполагаемой для меня китайской секции дал направление на английскую секцию ВДШ. С работы отпустили без всяких осложнений, ведь попал я туда по «партийной путевке». Сохранили за мной и жилую комнату.
  Учеба в ВДШ была очень интересной, но отнимала много и времени, и сил. Здание школы находилось неподалеку от станции метро «Красные ворота». От моего дома в Долгопрудной до него нужно было сначала добираться пригородным поездом до Савеловского вокзала, потом либо на электричке до остановки «Каланчевская» и пешком до школы, либо идти по Бутырскому валу до метро «Белорусская», а дальше с пересадкой ехать до «Красных ворот». Занимало это в одном направлении около 1,5 часов, а туда и обратно – около трех.

  По окончанию школы была беседа с заместителем Генерального директора ТАСС, занимавшегося кадрами. Он подкупил меня предложением поехать через год на работу по линии ТАСС в США, и я дал согласие, хотя толком и не знал, что мне там предстоит делать.
  В конце августа 1947 года меня определили в резерв ТАСС,  в американский отдел редакции иностранной информации. Там началось познавание практической работы журналиста.
  В конце марта 1948 года нас, троих выпускников ВДШ, начали оформлять на работу в Америку.
Утром погожего дня в конце июня мы вылетели из Москвы на самолете, чтобы поспеть на отходящий из Новороссийска советский теплоход «Победа», а 23-го июля он входил в Нью-Йоркскую гавань в устье Гудзона.

P/S   На фото Осень 41-го. Москва.