Бочкарёв Анатолий. «Наплыв». Повесть
Содержание: Глава 1. Боевая ничья Глава 2. Малость для счастья Глава 3. Исполнение желаний Глава 4. Подвиг механизатора Глава 5. Спасение колхоза «Правда» Глава 6. Начало операции «Сливки» Глава 7. Покаяние правофлангового Глава 8. Мафия наносит ответный удар Глава 9. Сливки удирали по грозе Глава 10. Конец подпольного синдиката Глава 11. Себестоимость намолота тщеславий Глава 12. Гроза капитализма над кучугурами Глава 13. Крокодильи слёзы Генералова Глава 14. Прибавочный центнер чистого социализма Глава 15. Схватка в камышах Глава 16. Конец исполнителя желаний
Глава 13. Крокодильи слёзы Генералова
Выплыл я всё тем же руслом. Традиционным, изрядно поднадоевшим, если честно. Однако делать нечего. На выходе из фарватера забвения понесло меня к всё тому же, обрыдлому, к студёному морю бытия. Там, на бережку, в прибое дня я чуть не свалился с кровати и поэтому сразу проснулся. Люди часто просыпаются толчком. Словно их кто-то откуда-то силком вырывает. Чтобы не дай бог не заспались, не притонули там, в себе, глубоко. А то ж понравится и возвращаться не захотят. «Если вы утоните И ко дну прилипните, Года два вы пролежите, А потом привыкните!»
Синим-синим стылым-стылым утречком нового трудового дня заботливая моя бабушка-хозяйка, она же по совместительству птичка божия, напоила меня парным коровьим молочком. Наверно, всю ночь доила, на пару с кошкой Дунькой. Одиночества, когда они вместе, многое чего могут. Я, выспанный и даже слегка заспавшийся, с двумя передыхами проглотил большую литровую банку телячьего лакомства, а отдал рубль за него. Зашагал в контору весёло и бодро, по всё ещё молодости лет предпочитая и такую жизнь, даже будни корреспондента сельхозотдела районной газеты. Другое наименование ада.
На полпути нагнал Белошапку. Он не спеша перемещался туда же, шумно вентилируя прокуренные лёгкие, наклоняясь при каждом выдохе по системе йога. И начальство долго жить хочет, оказывается. Несмотря ни на что и ни на кого, оно-то как раз больше всех и хочет. Но вот зачем, спрашивается?! Куришь же напропалую!
- Как поездка? Что-то быстро управились, должен вам сказать.
Я почтительно приветствовал своего непосредственного работодателя и предельно толково объяснил, почему раньше вернулся. Подробно информировал о незабываемых встречах в колхозе, о бурном партийном и общеколхозном собрании, и конечно же - о крайне содержательном разговоре с Кузьмичём, об инструкциях «единственно толкового мужика» района. Рассказал всё-всё что знал, такой уж у меня характер. Кроме предстоящей рыбалки с Зевсом. Редактор доброжелательно улыбнулся, всё сразу понял, одобрил и тем вдохнул в меня тот заряд деловой, творческой активности, который с утра так необходим каждому трудящемуся человеку. Даже корреспонденту.
- Что ж. Того, что ты увидел для выступления по калининцам и в самом деле будет достаточно.
Редактор всегда начинает с «вы», а потом доверительно, обязывающе переходит на более короткую дистанцию и попробуй тогда не оправдать его доверие. Как говорит первый секретарь, это означает, что я всецело в их руководящей обойме. Поэтому и должен быть польщён. И обязан по гроб жизни пахать и пахать. Потом ещё косить, а ещё молотить валки до упора. Или пока жатка не сломается.
- Насчёт темы маяка… особенно надо будет выделить. Кузьмич это очень точно подметил. Вдох… Он же такой. Любит образы. Выдох… Всем раздавать.
Белошапка продолжал правильно дышать, по схеме. Одновременно изрекать правильные директивы. Притом без коньячка!
- Так и сделаем. Колхозы эти… Имени Ленина и имени Калинина… Рядом на одной полосе поставим… Скорее, даже на развороте. Контрастно и, думаю, весьма убедительно, впечатляюще получится!.. Вдох. Выдох... Вдох. Выдох… Ф-фу-у!
Всё! Гимнастика закончилась. Даже не перекрестился согласно последней директиве ЦК, заходя в кабинет. А для меня всё опять началось.
- …Вчера звонил Бусиловский. В высшей степени доволен. Впрочем, как всегда. Но там, действительно, много интересного. Имей в виду - именно позитивного! Чего, собственно, нам и надобно. На последнем пленуме выступал Глушков. Глубоко мыслит мужик, должен сказать, с размахом, хотя и сравнительно молодой, конечно. Боюсь только, как бы Илья Михайлович не оказался односторонним, не ограничился бы только одной социальной темой и вполне заслуженными восхвалениями. Нам же кроме этой прекрасной поэзии ещё бы и экономику подверстать, то есть, жизнь. И методы руководства необходимо показать широким планом. Главное, найти точки соприкосновения с теми проблемами, что возникли у калининцев. В этом ключе, ключе сопоставления - «хорошее – плохое», «чёрное – белое» - всё и строй. Не мне тебя учить аналитической композиции!
Всё-таки я у них становлюсь чем-то вроде пожарной команды. Бросают в любой прорыв! Даже в помощь таким мэтрам, как Илья Михайлович! Ничего себе, как я вырос! Когда успел только?! Кто везёт, того и нагружают! Потому и в обойме пока что.
- Конечно, очень хорошо было бы, если б Лёня поехал туда. Вы как всегда правы, Владимир Николаевич!
Я сразу раскусил нехитрый редакторский ход, и тут же рассудил, а не многовато ли всё-таки для меня одного. Психика-то может и не выдержать, а с нею шутки бывают плохи. Порой сам себя сильно удивить можешь. Толку потом будет с той гордости, что тобою, как неизвестно чем, затыкали все прорывы! Что таскали тебя, как цуцика, по всей обойме. Пока не замусолили.
- Ишь ты, дипломат. Ему и здесь дела хватит, между прочим. Твоему Лёне уборку необходимо освещать и с маслозаводом заканчивать. А практикантки всё же плохая подмога, ещё не вписались. И потом, сам понимаешь, уровень там не про тряпочки всякие, конечно же. Кстати, должен тебе сказать, шум большой получился из-за маслозавода. Нашего начальника милиции Соколова срочно вызвали в край. На его месте теперь другой - Беркутов какой-то. Глазищи - во! С ним только на охоту ходить! Никто не спрячется.
- Держись, жульё! – Обрадовался я. - Район спасён. Очередь за страной.
- Из управления молочной промышленности вчера целая комиссия с портфелями нагрянула. Иванова на нас заявление в суд настрочила за клевету. Такие-то пироги с котятами, как говорит наш Лёня… Езжай всё-таки ты, Витя. Сразу езжай. Не жалей, что вернулся раньше срока. Вижу-вижу! Посуди сам: там всё-таки позитив. Значит, надо брать. Но объёмно. А что придаёт объём позитиву? Правильно, негатив, но в очень умеренной, как бы подкрепляющей на контрасте дозе. Так что надо, дорогой. Надо! Пока есть он, пока существует этот самый позитив. Всё остальное никогда не убудет. Возьми мотоцикл, из окна видно - стоит. Скучает по тебе.
Тут Белошапка решил ещё больше подмаслить, чтоб я и не трепыхался.
- Ты ж видишь, как мы тебе доверяем – не один я, но теперь и Кузьмич. Смотри, не подведи уж нас. Саму партию не подведи. Между прочим, это многого стоит, поверь. А в отдел свой и не заходи даже, не трать времени. Блокнот с собой? То-то же, освоился, всё-таки. Думаю, также за день закончите там всё. Илье Михайловичу я отдельно позвоню о твоём приезде. Пусть сужается на социальных вопросах, а ты тогда всё остальное возьмёшь. Договорились? Ах да, это я говорил.
Он затормозил в начале второго назидательного круга. Впрочем, пока он ещё умерен. Мало повторяется. И взглядом не сверлит. Наверно, тоже хорошо выспался. Или молочка выпил. А может дыхательная хатха-йога так благотворно подействовала. Разве откажешь теперь такому доброму и милому начальству, да ещё когда оно тебя столь приятельски просит, чуть ли не интимно общается? Нет, конечно. А может, тот факт, что Кузьмич намедни так же конструктивно со мной пообщался, необыкновенно мило и доверительно шутил - также повлиял на спонтанное решение редактора сделать главную ставку редакции именно на меня?!
Скорее всего, так оно и есть. Что в нашем деле главное - уловить любое дуновение из райкома. Особенно, когда оно теплеет. А тут первый секретарь дал мне поручение, да ещё и подробно расписал, как именно поднимать столь важную тему. Теперь и редактор добавил свою важную толику. В смысле ложку. Отсюда и вновь возникшее высокое доверие редколлегии, с утра пораньше, чуть ли не поспешно врученное проверенному ослику с пером и блокнотом. Попробуй теперь трепыхнись, не оправдай доверие!
Что теперь делать?! Смириться и снова тянуть. Который раз нагрузили осла по самой полной программе. Вновь прежние планы сломали и ещё требуют, чтобы несчастный этому радовался. Разве у нас можно что-либо загадывать наперёд?! Хоть как-то планировать свою жизнь, когда ты над нею, а значит и над собой фактически не властен?! Эх, ладно. Иду. Шагаю, просто-таки радостно мчусь к этому самому чёртову мотоциклу, недоноску антилопы Гну. А куда же ещё?! Как не опять в путь-дороженьку.
Утро тем временем всё ещё хорошее струилось, практически чистое. Весёлое даже можно сказать. Может быть и чересчур. То есть, как бы и оно пошло слегка вразнос. Одиночные отставшие коровы потерянно взмыкивали у калиток, поджидая любимый производственный коллектив, который ушёл ещё на заре. И не думали же про план по молоку ни капельки, эти бестолковые, беспартийные создания. Просто давали его, сколько могут, и всё тут. Проспали и петухи. Во всю глотку с перепугу орали по дворам. Надо же, и эти зажрались! Сам рассвет прошляпили тунеядцы, окабанели даже эти голодранцы в перьях. Да кто же за вас-то теперь кукарекать будет?! Султана для бодрости не позовёшь. Опять орготделу райкома партии думать или первому секретарю?! И тут наплыв, и здесь эта собака порылась. Кошмар-р!
Да что же это творится-то на свете, люди добрые?! Гибнет страна. Сплывает невесть куда. Прямо с корня сносит сердешную!
Нет, партия всё же права, определённо нужен позитив. Голый, однозначный, не терпящий возражений, не допускающий никаких иных толкований. Ой, как нужен! Позарез. Без него и вправду никуда. Просто невмоготу становится жить без положительного примера. Теперь и я на него зуб поимел. Загарпуним мы его с Ильёй Михайловичем во что бы то ни стало. Притом надо успеть это сделать, пока он не слинял куда-нибудь в кучугуры. Или не протух на месте! Если он всё ещё есть!
Мотоцикл был пока что на ходу, исправный, по крайней мере, не зажравшийся. Может быть, единственный, кто ещё не окабанел в нашем обетованном раю и хоть что-то мог делать сам за себя. Поэтому не совсем погибший для общества. Ладно, коли исправный, значит ни редактор, позабросив свою «волгу», ни какой иной лихой человек никуда на нём не выезжал. Это хорошо. Уже обнадёживает. Хоть это.
Прогрев двигатель, через пару минут я быстро съехал с нашего постоялого общественного двора. Не мешкая, взял курс на зюйд-зюйд-вест, как выразился бы наш почтенный мэтр, он же поэт-газетчик. Между прочим, по странному течению обстоятельств сам находящийся именно в том самом направлении, что и моё. Чую, сладковатой мутью оттуда несёт. Жаворонки в небе дружно рифмы подбирают. Значит, именно в той стороне лирический дух нашей редакционной коллегии как раз и млеет. Видать, слыхать издалека. Последние степные волки идут к нему с руки кормиться. Так что пеленг взят правильный. Когда поэтическая душа имеет вот такую, сверхнадёжную проекцию во внешний мир, он становится надёжнее, да в принципе и получше. Хотя тут, конечно, многие могут возразить. Но не надо.
Когда ещё не минул поворот на центральную усадьбу «Колоса» с помпезной аркой и грозными церберами-дискоболами, меня нагнала серая колесница горьковского автозавода, требовательно гавкнула сдвоенным клаксоном, властно требуя освободить для начальства лыжню, и пошла на обгон. Промелькнуло высунутое из окошка дверцы знакомое рыхлое лицо. Вон, какая петрушка, сам товарищ Генералов куда-то поспешает. Наверно, на рекогносцировку нового подвига.
Тьфу! Узнал меня, срисовал в секунду. Проскочив вперёд, двадцатьчетвёрка, мигнув стоп-сигналами, свалила на обочину и остановилась. Я сходу попал прямо в жаркие лапы передвижной председательской засады. Хуже, чем если бы даже к милиции. Везёт же и вправду мне всё последнее время! Сейчас опять будут чем-нибудь одаривать. Бойтесь данайцев, дары приносящих! Особенно ихнего генерала.
- Здорово, писатель! - Приветствовал меня Лукич, когда пришлось из вежливости остановить мои тридцать шесть лошадок около его стосильной колесницы. - Куда путь держишь? В какие университеты на этот раз?
- Служба, Дмитрий Лукич. - Неопределённо ответил я, с опаской косясь на своего могущественного недруга, - кто его знает, может, после всего ещё бить начнёт, с него станется.
- Какая там у вас служба! - Мирно усмехнулся он. - Пришёл, увидел, написал, как Лёнька говорит. Не вспотеешь. Хотя, должен признать, что Иванову своей писаниной вы, кажется, прихлопнули. Не вывернется теперь, бедолажка. А говорил я ей, говорил - дружи с прессой, дружи! Ей же Трифона себе завести вообще пара пустяков была. Нет. Не послушалась. Чья идея-то была глушануть родимую? Кому маслица недодала?!
- Люди написали, а кто - неизвестно. Доброжелатель.
- Как же! Доброжелатель! Ты сказанёшь! Ха-ха! Держи карман шире. Рукой анонима всегда злость, зависть или обида водит. Наверняка обделила Иванова кого-то из своих, рубля не доплатила. Либо кому повыше в наваре отказала. Сэкономила на рубле - и потеряла всё! Точно тебе говорю!
- Не всё рублём меряется, Дмитрий Лукич! - Отважно возразил я, теперь сам сильно сомневаясь в правоте своих слов.
- К-как это «не всё»?! - Опешил Генералов от моего ляпа, но пока что не разозлился. - Молод ты ещё, честно скажу, зелен. До рубля, брат ты мой, сытых глаз нет и никогда не будет. Каждый к нему тянется. Каждый! Думаешь, тот же Курилов, что распинался, выпендривался прошлый раз перед тобой, уж такой бессребреник? Ты считаешь, что ничего ему, кроме бутылки водки под задницей, не надо?! Ошибаешься! Ой, как ошибаешься! Ему только дай - руку по плечо зубами отхватит! Похлеще любого пришлого башибузука! Никогда не откажется ни от чего! Хоть и дома у него всё есть и в загашнике водится, а только помани деньгой - пуп сорвёт, а выхватит. Конечно, по большому счёту, когда-нибудь потом, добром не кончится это всё, что с людьми стало происходить. Но пусть хоть после нас.
- И всё-таки, мне кажется, не ради денег он так вкалывает. Или не только «ради»! Чего тогда бы он отказывался от лишних, приписываемых ему гектаров? Вот и ухватил бы очередной кусок, раз он такой рвач по вашим словам! Вам так не кажется?!
Генералов чихнул, охнул и отвернулся, роясь по карманам в поисках платка.
- К-когда кажется, креститься надо! - Пробормотал он, вытер ноздри и в полный тембр продолжил. - Я его, Ивана, лучше знаю, чем ты. Нынче вот в звене работает, в одной загонке со всеми. Как и хотел сдуру. Совсем бешеный стал, остальных гоняет, чтобы за ним, за его проходкой тянулись. Его же выработка идёт теперь на всё звено, вот заработки и упали. А как иначе, за других-то не хочется спину гнуть, бригадный подряд это тебе о-очень хитрая штука. О-очень хитрая! Всем прессам пресс! Похлеще стахановского! Из кого хочешь соки выдавит! Не подстегнёшь ближнего, не порвёшь ему жабры - сам без заработка останешься. А это хуже всего, когда свои же для своих - и надсмотрщики и погонялы! Зато нам, председателям, - конечно, самое то!
И чем ему, дураку, не комфортно было прежде?! Я ж ему такие условия создал! Как в Америке! Даже лучше! Нет, не вынес, дуралей, косых взглядов и подковырок. Вот сказано ж было ещё в сказках - Иванушка-дурачок. Так и есть. По имени и судьба выходит, как ни поставь её! Так тогда теперь - и будь как все! И получай как все! Небось, кусает локоть, ещё как кусает!
- Кстати, Лукич, а вы мемориальную доску на том, на старом Иванушкином поле водрузили, как он просил?! В честь его незабываемого подвига?
- Много ты, я посмотрю, ехидничаешь, корреспондент. - Наконец стал злиться председатель. - Так из тебя толку не выйдет. Не приживёшься у нас, честно говорю. Приплыл тут на нашу голову неизвестно откуда! Слишком грамотный, без меры понимаешь, чересчур иронизируешь, судишь не по должности. Критиков и прочих умников, конечно, много развелось. Они даже свои симпозиумы устраивают. Сам строй наш критиковать да пересматривать замахиваются. Однако критиков-то много, а вот работников что-то маловато. Недостатки, чьи-либо оговорки выискивать - это почти каждый сможет. Тут ума много не надо. А ты вот посоветуй, как сделать лучше. Или покажи возможные, но правильные, пути для устранения недостатков. Или, ещё лучше, - сам сделай! Ты, как журналист, должен смотреть вперёд, а не рыться в прошлом, в его неурядицах.
- Лукич, а почему вы все знаете, что должен делать журналист, что писать, а что не писать и обязательно учите его прочему уму-разуму? Причём, все подряд. Начиная с механизаторов. Почему же я не учу вас председательствовать? А Ваньку ячмень косить?! Секретаря секретарствовать, а редактора редакторствовать. Хотя, насчёт Ваньки, конечно, вряд ли получилось бы, а вот вам, без ложной скромности, я кое-что и преподал бы вам самим. Хоть по части общения с людьми!
- Вот, нахал! Преподал бы он мне! Я тебя не учу, писатель-преподаватель, а делюсь жизненным опытом. По праву старшинства, возраста, наконец!
Во-во! Последний аргумент прошёл. Ещё скажи, что на работе устал, что у тебя язва и ты вообще себя плохо чувствуешь с нами!
В дрогнувшем от гнева голосе Генералова намного больше прибавилось металла. Слава богу. Есть такая примета, если начальство гневается, значит, скоро отвяжусь. Их и вправду что-то многовато стало, желающих прочесть мне мораль, да научить правде жизни. То Лёнька, то кучугуровский комиссар с председателем, то сам первый секретарь райкома партии, то редактор, то Илья Михайлович, а теперь ещё один председатель. Вот куда я без вас, родимые вы мои-и! Давай-давай, Лукич, заканчивай поскорее! Обед стынет.
- Критиковать всегда проще, лучше, живописней получается, как там у вас говорится, читабельнее?! А ты попробуй так же выпукло и красиво написать о хорошем, о том же почине, например?! Не сможешь, в дальнейшем пеняй на себя, честно говорю! Ты же знаешь меня!
- Вы совсем не понимаете тех, кто не соглашается с вашим мнением. С вами даже пошутить нельзя. - Я вежливо попугался угрожающей честности Генералова, аккуратно подводя его к заключительному аккорду. - Такого даже в армии не бывает!
- Да? Тогда ладно. Только в следующий раз предупреждай, когда шутить начнёшь, а то нарвёшься, не ровен час, на такую же шутку. Понял, писатель-преподаватель?
- Понял, Лукич, понял. Я понятливый, даром, что не писатель и даже не преподаватель. Но и вы будьте терпимы к чужим высказываниям и мнениям. И не забывайте, что журналист такой же профессионал, как и вы. Иначе как же мы найдём общий язык?! Вот подумайте сами?! Неужели вам дурачок нужен?! Кто же тогда ваши мысли толково изложит в газете?! Тем более, когда вы сами никогда не сможете этого сделать. Хоть с виду и умный такой. И добрый, конечно.
Генералов подумал-подумал, просветлел и отечески грохнул меня по плечу ладонью.
- Уговорил! В этом ты прав, согласен.
Вот и всё! Мы опять друзья! Ещё пара минут и я на свободе!
- А Ванюшка и при бригадном подряде продолжает так же пить, как в том, американском одиночестве?! Ума не приложу, как можно после этого столь зверски вкалывать. Я б давно сдох!
- Э-э… Тут, я тебе доложу, ситуация другая. Закон жизни. Всё сгорает в пламени страды! Хоть в уборке, хоть на лесоповале. Водка прежде всего улетает, сколько бы её там не было! К чему хочешь приложи этот закон - а повсюду именно так оно было и будет, как есть! Тем более, что в бригадном звене Ванька вроде немного завязал со своим пойлом. Да он и пил-то лишь последний год, как женился, да в передовики вышел. Ты лучше скажи, куда всё-таки едешь? Смотрю - мимо нас норовишь промчаться и не заглянуть. К Трифону вместе со мной в подвал даже не хочешь заглянуть, причаститься не желаешь. Нехорошо это всё как-то, нехорошо. Не по-людски. Так всё же куда двигаешься? Секрет фирмы? Признавайся! Или хочешь, чтобы я опять рассердился?!
- Ой, только не это! Какие там у нас секреты от вас, Лукич! Охотно скажу. В колхоз Ленина, к вашему соседу и другу, притяжителю гроз Глушкову. Там на нём наш зам сидит. Идею любимую высиживает, рифмует. Еду помочь ей сложиться и таки исполниться! В смысле вылупиться! Не одни дожди к Глушкову словно магнитом притягивает, но, как видите, и корреспондентов, и даже поэтов! Летим туда, вот просто как мухи на мёд! Жу-жу-жу! И всё тут!
- Вон как! - Насторожился Лукич. - Мухи не только на мёд летят, между прочим! Но какую-такую вы всё-таки там у него идею могли интересную найти? Может, уборку закончил? Не должно быть, отстаёт он от меня. С чего это вдруг его решили тянуть?! Чья команда? Кузьмича?
- Да так… Строительство в колхозе решено показать. Вы вот бываете у них часто, как, по-вашему - стоит? - Этот пас я выдал совершенно непроизвольно и поэтому никого особенно не сдал. Тут невольно наблатыкаешься! Среди этих завидущих акул развитого социализма! Да ещё с человеческим лицом.
- А-а-а… - Непроизвольно дёрнул головой Лукич. - Строит он и вправду много. Да только, на мой взгляд, не то, что нужно. Слышал же ты об этом споре, о городской застройке села? Даже на Политбюро партии одно время это было признано центральной проблемой. А вот теперь многие убедились, что перегиб это, не желает колхозник жить в многоэтажках и всё тут. Ему простор нужен, свой, собственный домишко, свой клочок земли под боком. Глушков, ваш прогрессивный западник, как раз и загоняет колхозников своих во вчерашний день, в городские квартиры, которые в сельских условиях выглядят как вымя у быка.
Не-е-е, не будет с этих новшеств толку, вот увидишь. Колхоз, да и вообще село, и такая квартира никак и никогда не состыкуются. Село всегда останется селом. И сельчанин никогда не будет горожанином. Это вообще другая нация! А Глушков просто карьеру на всём этом делает. Ты ещё увидишь, как далеко он допрёт. Почва-то какая! Да ещё и поливает его всё время! Так что отметина на нём вовсе не случайная. Ты думаешь, это бог его пометил, чтобы грозы притягивать?! Ни хрена! Пройдоха ещё тот! Так что совсем не случайно райком решил на него ставку делать!
Что ж, правильно. Глушок и сам пройдёт куда надо и всех за собой наверх вытянет! А это главное.
Всё! Время вышло. Хватит. А то он новую тему нащупал.
- Вот поеду и посмотрю, стыкуются они или нет, городские дома и колхозники. - Я приподнялся над сиденьем и стал нетерпеливо нащупывать ногой рычаг кикстартера. - А Глушков допрёт, вам же лучше. Вашей же школы товарищ, механизатор-орденоносец ещё с юности туманной, хотя и помоложе вас наверное. Будете ещё гордиться, что когда-то с ним конкурировали почти на равных.
- Почему это «почти»?! Ты зачем, Виктор, опять меня обижаешь?! Нет, я всё-таки рассержусь! Или тебе Кузьмич подсказал такую тему?! - И председатель, что-то сообразив, опять насторожился, его рыхлое лицо даже закаменело от дурного предчувствия.
- Да ладно вам, Лукич. Это я просто так, к слову. Кузьмич тут ни при чём! Милый, добрый, славный человек. Так ему и передайте при случае. Мол, умный и добрый. Вы как маленький ребёнок, честное слово!
По мере дальнейшего общения с Лукичом, зеркалом русского Наплыва, застенчивой но крокодильей акулой загнивающего развитого социализма, зов действительного позитива становился всё более настоятельным, всё более влекущим. Именно так. Как бы тут высказался наш редактор, вернее, должен был бы сказать?! В ситуации, когда вся страна и в самом деле захлёстывается невиданным наплывом частнособственнической наживы, когда всех мастей, меченые и немеченые начальники поперёд всех жуликов бегут хапать и хапать, когда из колхозников делают откровенных крепостных при всесильных помещиках-председателях - не дать действительной альтернативы всему этому нельзя. Хотя бы на страницах газеты. Иначе поступить означает сразу же сдаться, поднять лапки кверху и пойти на дно. А этого нам Родина никогда не простит и ещё спросит. По всей строгости.
Примерно так и должен был бы сказать Белошапка, приблизительно, конечно. Не будь он сам таким начальником!
- Ну-ну, давай-давай. - Генералов вновь похлопал меня по плечу, но теперь гораздо нежнее. А как же иначе хлопать человека, которого сам первый секретарь, будучи пьяненьким, возил на своём заднем сиденье, а потом ещё и такое задание возложил?! Тем более сердиться на такого?!
- На самом деле, заболтались мы с тобой! Там, наверное, ещё встретимся, договорим. Я тоже хочу к Глушкову заскочить. Пока мы с ним ещё «почти» на равных. Так?! Ну-ну. Помнишь, консервный завод он заложил? Так вот. Какой бы он там ни был, как бы молодой, да уж точно ранний, но всё равно не осилить ему самому. Вот не осилить, честно скажу! Поэтому всё ещё хочу предложить ему скооперироваться. Если есть настоящие мозги и действительно думает о будущем своего хозяйства - то согласится.
- В который раз хотите, не правда ли? И всё с тем же результатом. - Ухмыльнулся я. - Вы что, Лукич, забыли основное правило? Дело ж не в мозгах. А в простом и незыблемом правиле. В одном бизнесе двух боссов не бывает. Один обязательно сожрёт другого. Оно действует и при социализме. И у нас в одном деле тоже двух хозяев быть не может! Это противоестественно! Сами же на месте Глушкова, небось, никогда бы не пошли на кооперацию. При всех ваших мозгах, воле, энергии, при всей, самой очевидной выгоде для колхозников. Но идёте на это, именно потому что надеетесь внедриться на его территорию. А потом понемногу и выдавить.
- Не пошёл бы, не пошёл! Какой ты додельный стал, я погляжу. Нахватался, нахватался, хвалю. - Усмехнулся Генералов. - Так то ж я! Свой рубль я никому не отдам. Даже если он ещё не заработан!
- Вот-вот. И я о том же. Что касается рубля, как движущей силы современности при вашем раскладе. Тут образуется маленькая нестыковочка, Лукич, в вашей диспозиции, в вашей мотивации делания передовиков. Их вы делаете через рубль, через рубль же подстёгиваете и производство. Но вы формально повсюду их выдвигаете вовсе не для этого, а для морального примера?! Не так ли?! Да ещё повсюду кричите о социалистическом соревновании и чистом, незапятнанном моральном облике строителя коммунизма. Выдвигаете хапуг, выставляя их чуть ли не бессребрениками. А это значит - что? Что?!
- Что-что… Не понял. – Запунцовел Генералов, внезапно сам оказавшись в роли допрашиваемого и опасаясь меня, а точнее того, кто мог стоять за моими словами - уж коли так осмелел писарь, значит, кто-то ему дал добро на это, не иначе. А если так, то ясно - кто именно.
- А это значит, уважаемый Дмитрий Лукич, что у вас налицо двойной стандарт, двойная мораль и всё остальное - тоже двойное. Ваши идеальные герои, ударники социалистического труда на самом деле движутся только жаждой наживы. Исключительно ею! Впрочем, как и у Глушкова. Вы ж два сапога пара! У него даже сильнее выражен этот двойной стандарт. Но разве о таких ваших героях напишешь правду? Это что, действительно положительные примеры для наших советских людей?! Разве они настоящие герои, все эти ваши социалистические хапуги «с человеческим лицом»?! Из них потом может быть такие капиталистические монстры выйдут, что всю страну задушат! Вот если сейчас реально показать фигуру победителя социалистического соревнования в вашем хозяйстве, вот так - один к одному, как он у вас с Глушковым на самом деле получается, - то в тридцатых годах это сразу же бы объявили пропагандой кулачества и живо того… лес послали валить или руду копать в районе Магадана. Нет, уважаемый председатель краснознамённого колхоза «Колос». Здесь у вас явный перегиб. Хоть вы и Герой социалистического труда.
Я вполне сознательно сбился на "толковые", но обличающие интонации Кузьмича, а также Иосифа Виссарионовича, заставив пунцовые дряблые щёки Генералова слегка побледнеть.
- Не такими должны быть подлинные герои и в жизни и в газете. Не такими, нет. Не в том состоит главная линия нашей жизни, не в том. Так что мы ещё этот спор продолжим, вы правы. Вплоть до бюро райкома партии. Так что, вопрос, как вы сами изволили заметить, и вправду стоящий. Согласны? До свиданья!
Конечно, охамел я почему-то до предела. Сам себе удивился. Интересно, с чего бы это?! А-а… Зевс снизошёл. Теперь я у него навроде Геракла, сына. Или пасынка, что ли. Буду теперь борзеть не по дням, а по часам. А что?! Приятно. Вот она сила власти, пусть даже небольшой!
Не медля, я воткнул ключ зажигания поглубже, привстав, левой ногой резко толкнул кикстартер вниз и сразу завёлся. Двигатель схватился с одного толчка, не подвёл. Все тридцать шесть лошадей. Но сразу уйти я всё равно не успел. Конечно, не дали.
- Стоп! Остановись! Сбрось газ! Сбрось, сказал! Хорошо ты говоришь, корреспондент, даже слишком. Не по чину берёшь планку.
Лукич был явно озадачен, даже принялся чуть ли не выкрикивать, хватаясь за руль мотоцикла, но потом немного сбавил тон.
- Явно кто-то сильно тебе напевает в оба уха. Не Кузьмич ли?! С чего это он так к тебе подобрел?! Или я не прав?! Потому что не по жизни всё то. У вас всё теория. Сплошное писательство. Время изменилось так, что только вы, обитающие в своих словесах, не замечаете этого. Вот послушай меня! Да выключи ты этот долбаный двигатель! У меня и то потише работает. Ещё успеешь к своему любимому Глушкову.
Уязвлённый председатель чуть ли не насильно заставил заглушить мотоцикл. Не мог он меня отпустить на белом пыхтящем коне. Это писаря-то?! Это осмелевшего лакея?!
- Погоди, это много времени не займёт! Вот тебе совсем небольшой пример. Был-был меня один именно такой герой. Никогда не забуду. Именно настоящий, как ты говоришь. Как раз такой, который по вашему мнению настолько нужен нашей стране. Кажется, работал он в охране при заводе, здесь же, в райцентре. Нет, не так, не при заводе. Вышку он какую-то охранял. Точно. Ты же знаешь, сколько у нас месторождений. Как-то вечером смотрит - несколько кавказцев привезли на машине девчонку. Не знаю уж, как она туда к ним попала. Стали делать с ней всякое в ближней лесополосе. Этот наш герой, охранник, недолго думая - к ним. Руки вверх, мол, стрельну, если девку не бросите. А девка-то, как потом вспоминал, ещё в платье школьном. Наверно котят голубых поехала смотреть. Звери на охранника с ножами, это у них запросто. Он и стрельнул. Да не единожды, у него карабин был. Один насильник скончался на месте, других врачи спасали. Девчонкина мамашка цветы дарила, руки целовала, а прокурор статью вешал, как положено. Превышение пределов самообороны.
Лукич даже сам растрогался, рассказывая целиком выдуманную фигню на постном масле. Смахнул непрошеную генераловскую слезу. По факту отчётливо крокодилью. Вот кто на самом деле писателем родился! Как Суворов. Да только бог рог не дал, потому с горя и подался в председатели да Герои Соцтруда. На все бесплатные соцпакеты, включая главный, полуподвальный, что у Трифона. В фельдмаршалы вот только так и не выбился наш Генералов. Слишком уж любит раков кое-куда заворачивать.
- Отсидел мужик сколько ему выпало, возвратился и опять в свою охрану подался. А там ему от ворот поворот, мол, у нас должны работать только незапятнанные. Куда деваться? Пришёл он ко мне в колхоз. Поставил я его на ремпост, автослесарем. Год работал, старался, даже почти два - а всё у него не так. Вижу, ломает его эта беспросветная пахота. Словно бес внутри какой поселился. Вроде трудящийся мужик был, спокойный такой. Однако ушёл-таки. В охране той начальник сменился - новый, не такой принципиальный, взял обратно.
Видишь, что получается с этим героем? Вот задумайся, писатель! Он согласен жизнь свою отдать, совершить ещё десять таких или других каких-нибудь подвигов, но лишь бы не пахать беспросветно и в мыле! Такого куда хочешь завербуй, хоть на фронт. Бегом побежит. Лишь бы не работать, как лошадь по кругу. Но так стало и со всей страной, согласись?! Мы все готовы на любые подвиги, воевать даже с братьями своими, лишь бы не пахать! А если уж и пахать, то извини - чтоб было за что. И чтоб содрать тогда себе по максимуму. Поэтому все работяги у нас теперь дико переоценивают свой труд, даже самый паршивый, если поглядеть со стороны. Поэтому каждый слесарь не успеет гайку закрутить - а уж цены себе не сложит. И дальше будет только хуже. Попомнишь мои слова! Вот эта всеобщая боязнь перетрудиться убьёт всех нас! Все в охранники уйдут! А девки понятно куда.
Я невольно заслушался. И даже бы дополнил Лукича: мол, а когда всё же и трудимся мы – то всё через одно место получается. Нет ничего, чего бы мы через него не сделали! Так что кучугуровским пассажам далековато станет до лукичовской пламенной речи! Дальнейшее развитие генераловского спича лишь подтвердило эту догадку.
– Дорогой ты мой корреспондент газеты «Авангард», я тебе именно как председатель краснознамённого колхоза «Колос» сообщу следующее: наши унылые трудовые будни, а они всегда у всех унылые и никогда не станут иными, несмотря даже на социалистическое соревнование, поверь мне. Так вот, они должны хотя б рублём скрашиваться. И хорошим рублём, я тебе доложу. И только тогда будут «с человеческим лицом»! И окажутся по-настоящему результативны, прежде всего, экономически. Так всегда было, что бы вы там, писатели, ни писали на эту тему. В наше время это тем более так и есть. Мера оплаты в нашем обществе давно определяется лишь мерой труда и потому только тот, кто много получает, только тот - герой этого самого труда. Включи логику. Одно без другого не бывает! Знаешь, сколько Герой Социалистического Труда получает?! Если реально, совсем как есть, со всеми послужными и премиальными, - то тебе, дорогой, и не снилось. Потому и Герой. И наоборот. Всё понял?! Дарю мысль! Бери, не брезгуй! Я никогда плохого не подарю!
Вероятно, у меня всё-таки морда такая. А не просто потому что журналист. Как увидит кто, так и норовит чего-нибудь подарить. Догнать и ещё раз подарить. Боюсь, у меня эта передача по жизни клинит. Поэтому-то и не выключается никогда. Даже улизнуть вовремя не смог! Всё же перехвалил меня Лукич. Расти мне ещё и расти!
- У тебя, кстати, какая зарплата?! Молчишь?! И как - много желаний с неё исполнишь?! Или ты ограничишься Почётной грамотой от редактора или райисполкома?! И ею будешь своих детей и жену кормить?! Ах да, может ещё путёвку в санаторий дадут, если повезёт, конечно. А, между прочим, жизнь - есть дерево желаний. И только их одних. Всё остальное потом. Но если не на что их исполнять - то нет и жизни. Потому что они и не исполнятся. Не мной сказано! Вот тебе и всё социалистическое соревнование! И капиталистическое тоже! Со всеми их человеческими или бесчеловеческими лицами или мордами, тут уж как тебе угодно! До встречи!
Хлопнула дверца, великолепная председательская двадцатьчетвёрка зверем рванула вперёд, потом резко свернула с грейдера и гордо понеслась то ли социалистическим галопом, то ли откровенно капиталистической иноходью - в сторону от главной дороги, в сторону, вдоль лесополосы, в своё отдельно взятое, непонятно теперь какое хозяйство. Быстренько поднялась пылевая завеса. И всё! И нет Генералова! Антракт. Но последнее слово осталось за ним - сельским правителем, безжалостным философом и хозяйственником, у которого для строительства персонального древа жизни имелся даже свой собственный Трифон. Тот, кто ещё с античных времён без устали крутит колесо человеческой фортуны. Его даже у предшественника, правителя-философа по имени Платон не было! Жаль, что вся наша гибнущая держава такого не заполучила. Где бы мы были сейчас?!
Вновь я завёл мотоцикл, да и поехал не спеша, теперь размышляя, как бы сподручнее извернуться, да использовать финальную арию Лукича для нужд предстоящего социально-экономического очерка, на который нас с Бусиловским твёрдо нацелили редактор «Авангарда» и вся наша партия. Постепенно «созрела» мысль о самостоятельном, без Ильи Михайловича, противопоставлении Глушкова, средоточия предполагаемого нами сверхпозитивного опыта социалистического строительства, но не столько кучугурам, сколько всё-таки именно яркому Генералову. Вот от кого отталкиваясь, мы прежде всего примемся строить наш проблемный позитив! Каркас путеводной звезды, своё колесо фортуны для заждавшихся миллионов. Вот так выйдет гораздо лучше. Так даже жизненнее получится. На контрапунктах удастся, думаю, лучше всего - старосоциалистический и новосоциалистический герой. Отжившее насмерть схватывается с передовым. Как собаки. Красота! Люди принимают валидол, безропотно ожидая решения своей судьбы. В результате все из нищих и больных благополучно становятся здоровыми и богатыми! Народ не только желает, но и получает что заслужил. Кто всё же не получит, того догонят и дадут. Заставят пожелать.
Так что юмореска про наших мальчиков получится довольно убедительная. В смысле, очерк. Или зарисовка. В любом случае гонорар рублей на сто потянет. А то и на все сто пятьдесят! Тема-то какая! Практически вечная. Главное, как подать. С какой горчичкой.
Самого Глушкова мне приходилось разок встречать в райцентре, как почти всегда - прямо в редакции газеты. К нам же по обыкновению все пути сводятся, тут ничего не поделаешь. Ни один деятель, ни один озабоченный карьерой или иным профессиональным ростом стороной газету не обойдёт. Все ж понимают, что через прессу лучше всего засветиться перед кем надо. Внешне, в сравнении с Лукичом Глушков конечно проигрывает - хотя и крепкий, чуть ниже среднего роста, как боровичок, но всё же неброский, без регалий, без звенящих орденов и медалей на груди, хотя они у него наверняка есть. В манерах открытый, доброжелательный, как бы даже демократичный – притом иногда до такой степени, что даже не верится, что перед тобою простой советский руководитель.
На совещаниях и конференциях даже без бумажки выступает, что поначалу вообще кажется умопомрачительным. Надо же, и вправду какой прогрессивный! И голос от него слышится не слишком звонкий, даже без тени верноподданнических эмоций. Такой никогда не накричит, не обругает. Во всяком случае, при посторонних. То есть, как бы сугубо деловой товарищ. Ничего личного. Тем не менее, оказывается, что и этот деловой да прогрессивный товарищ на деле слишком часто любит произносить настолько пространные речи, что порой даже и не поймёшь, к чему это он такую пургу несёт, а с чего, собственно, сам разговор начинался.
Тогда как-то сразу на показном деловом, демократическом фоне вдруг высовывается невероятная помесь Чичикова с Хлестаковым. И первоначальное впечатление сменяется ясным пониманием: кого угодно зарапортует, задолбает этот гибрид из отечественных камышей, укажите только. Универсальный отбойный молоток. Так что лучше бы уж по бумажке говорил, как все остальные традиционные наши долбостуки. Меньше бы вышло, хоть по объёму.
В тот раз, когда я с ним встречался и знакомился, он сидел у редактора, а я зашёл к тому подписать командировочное удостоверение. Глушков тогда рассказывал Белошапке о строительстве огромного, на пятнадцать тысяч валухов, откормочного комплекса. Тихенько говорил, пришепётывая, бесцветно, коротенькими предложениями, без единой метафоры и даже восклицательного знака хотя бы. От его бесконечного южного «гэканья» воротило сразу. Слова "Азербайджан" несколько раз не смог выговорить. Да и скромность мне также показалась не слишком искренней, скорее навязчивой, демонстративной какой-то. Мол, вот я какой, смотрите.
Доведись до Генералова, уж он бы тот комплекс честно, не таясь, расписал по полной форме! Как матрёшку! Хоть сразу в номер, да без правки. И себя бы конечно не забыл. Впрочем, при вскрытии той матрёшки наверняка обнаружилось бы множество других столь же бесчувственных трупов. И так до бесконечности. Вскрывай в любом направлении.
А вот Глушков утомлённо, задушевно жаловался - того нет, мол, такого не хватает, и вообще это не строительство, а мученье одно. Так на то оно и строительство, чтобы быть мученьем! Теперь же этот комплекс построен и действует, да ещё и целый городок колхозников с квартирами городского типа возведён. Однако фанфары всё равно что-то не сильно и звучат от него! И вряд ли из простой, заурядной скромности. Наверняка эти фанфары приберегаются для чего-то другого, куда более важного. Всё же имеет свой ресурс. А он всегда конечен. Поэтому настоящий, то есть, дальновидный хозяин никогда не будет понапрасну растрачивать нарабатываемый капитал! В свисток уходить. А включит его целиком лишь в ситуации главного прорыва.
Как бы то ни было, явно пока что только одно - и в этом соцкультбыте, и в животноводстве, и в чём-то ещё другом Глушков как будто опередил, превзошёл самого Генералова. Прежде всего, как организатора и руководителя хозяйства, что для болезненно-самолюбивого Лукича, чётко понимающего это, конечно, как нож в сердце.
На роль благородного антипода и Генералову и зажравшимся, то есть окабаневшим и в результате обнищавшим кучугурам Глушков, похоже, в самом деле подойдёт лучше прочих при всей своей чичиковщине и агрессивной скромности. Не случайно и грозы именно его больше всех любят, так что при любой засухе у него редко когда что выгорает.
Во всяком случае, за неимением лучшего и из этого можно сделать конфетку. Может быть, как раз именно из такого, как бы сказать поаккуратнее, надёжнее всего. Простым, скобяным приёмом. Настоящее добро всегда же поначалу неказисто, скоромно, с пятнышком во лбу, словно бы с червоточинкой - не так ли?! Это потом только, с нашей и божьей помощью, благополучно «выясняется» его подлинная суть. Оно, добро то, на глазах преображается, преображается, пятнышко стремительно превращается в нимб. Взмывает. Дальше всё понятно до самого конца, поэтому не так интересно. Для гонорара тем более несущественно.
Двигатель мотоцикла урчал сытно и послушно. Как рыжая кошка Дунька на коленях у моей бабушки-хозяюшки. «М-р-р… М-р-р…» Такой вот в тридцать шесть лошадиных сил мурлыка мне попался! Класс! Он наверно тоже предвкушал совместную будущую райскую жизнь. Наших двух одиночеств. Может даже масло в картере сменят ему или клапана отрегулируют!
Так что, в принципе, пока всё нормально. Можно сыграть на разности потенциалов, на перепаде колорита типажей. Притом искренне конфликтующих. Неспроста же Лукича заедает любое хвалебное упоминание его соседа. Конечно, здесь вырисовывается прекраснейшая возможность контрапунктирования по очень многим направлениям. Именно на ней я с помощью Бусиловского и выстрою всё светлое здание заветного нашего позитива. А кучугуры и в самом деле останутся служить мрачным фоном абсолютного зла. Прежде всего того, к чему приводит нарушение принципов социалистического соревнования. И нужный партии человечек весело и толково всплывёт куда надо. И всплеснёт зазывно и притягательно своими очень умелыми ручками. И пятнышком во лбу моргнёт.
Вот как на самом деле конструируются любые социально-экономические преобразования!!! В головах простых, вусмерть замороченных исполнителей - журналистов, да мелких чиновников, да инструкторов разного рода. А вовсе не в пустых черепных коробках надменных властителей или простых работяг, которым некогда поднять глаза к небу. Под человека, а не под дело замышляется любое преобразование. Будет человечек - будет и дело. Может, вот так оно и правильно! Но всё равно это только одна сторона медали! Потому что для страны необходимость радикального позитивного преобразования давно назрела. Оно быть может состоится из простой, элементарной безысходности. Только потому, что было нужно вообще. В принципе. Тогда в рамках всей этой всеобщей перезревшей социальной нужды находится какой-нибудь человечек-исполнитель и его дело. Может быть, он хоть что-то сделает, лишь бы не стоять на месте.
Такова сторона вторая. Если есть тенденция, или необходимость такой тенденции, то она во что бы то ни стало будет реализована. Всё-всё тогда в её створе найдётся и образуется - и люди и дела их соответствующие. Так уж устроена наша жизнь, хотим мы того или нет.
Бескрайнему и нескончаемому наплыву материального стяжательства, обуявшего великую страну и срывающего её в пропасть, должно же быть что-то противопоставлено? Должно. Хоть что-то?! Нужда есть и ещё какая! И большая и малая! Иначе во что тогда и без того адовая жизнь превратится?! И не контр-Наплыв столь нужен нам теперь, не клин клином, а нечто, вообще снимающее этот вопрос с повестки дня.
Когда этого нет, его в лучших отечественных традициях необходимо выдумать. Потом со всей решимостью противопоставить всем негативным явлениям, которыми давно попросту одержима вся страна. Вот тогда-то, глядишь, за этим нашим как бы искусственным фантомом, за дутым, сделанным, всплывающим человечком-пятнышком и реальная жизнь подтянется. И у всех появится какое-никакое но будущее. Так всегда и бывало в истории страны!
А как же?! Без такого всплывающего, надуваемого человечка-понтона, пузыря-идеала нам просто никуда. Значит, сделаем, как велено. Значит, надуем и эту щукарёву кобылу. Значит, продадим по сходной цене. Султану. Или опять москвичам. Подумаешь - дел-то. За это и платят. Те, которые надменные, которые думают, что давно купили нас с потрохами. И теперь просто перепродают, как когда-то крепостных. Которые учат нас на каждом шагу правде жизни и как правильно буквы рисовать. Так продадим им, в таком невыгодном свете наплыв тот окаянный по их большой и малой нужде разрисуем, а кого надо до отказа надуем и пустим вверх, да так, что сам Кузьмич прослезится. Так отточим генеральную линию и удовлетворим ею кого надо и кого не надо, что всем Трифонам с Хоттабычами тошно получится! Самому генсеку в трусы всех наших раков вправду завернём! Зато очень даже многим жить станет если и не лучше, так хотя бы - веселее!
Может быть лишь потом, мимоходом, в творческом похмелье, как-нибудь, когда-нибудь на излёте своём и отметим, что на самом-то деле, конечно, всё-таки не гонорар вёл нас по всем этим ухабам и колдоебинам, а самый что ни на есть великий дьявольский искус - блестяще сделать именно вполне подозрительное, безнадёжное дело. Именно на сомнительном да опасном и можно развернуться во всю ширь. Чтобы именно оно, никуда не годное, а не куда более достойные, сами собой рвущиеся в жизнь варианты, в твоих руках вдруг взяло бы и выгорело. И стало единственной явью. Наперекор всему миру, вопреки самой жизни.
Вот где невероятное, подлинное наслаждение творца! Самый главный заказ его исполнителю желаний! Сделать неживое живым! И чтоб выглядело живее всех живых! Чтоб само стало колесом фортуны. Чтоб хотело больше всех. И меньше всех могло. Потому что хотеть куда круче, чем мочь. Потому что жизнь есть дерево желаний, а не возможностей! Вот где наиболее отчётлив истинный профессионализм делателя всего этого! Сказано же было давно и не нами - главное не ЧТО, а КАК. Только там и спрятано мастерство. Но может и само оно там спряталось от нас. Поскольку с нами только свяжись! Нам же только дай по-мастериться! Ради красного словца не пожалеем и отца!Бочкарёв Анатолий. «Наплыв». Повесть
Содержание: Глава 1. Боевая ничья Глава 2. Малость для счастья Глава 3. Исполнение желаний Глава 4. Подвиг механизатора Глава 5. Спасение колхоза «Правда» Глава 6. Начало операции «Сливки» Глава 7. Покаяние правофлангового Глава 8. Мафия наносит ответный удар Глава 9. Сливки удирали по грозе Глава 10. Конец подпольного синдиката Глава 11. Себестоимость намолота тщеславий Глава 12. Гроза капитализма над кучугурами Глава 13. Крокодильи слёзы Генералова Глава 14. Прибавочный центнер чистого социализма Глава 15. Схватка в камышах Глава 16. Конец исполнителя желаний
Глава 13. Крокодильи слёзы Генералова
Выплыл я всё тем же руслом. Традиционным, изрядно поднадоевшим, если честно. Однако делать нечего. На выходе из фарватера забвения понесло меня к всё тому же, обрыдлому, к студёному морю бытия. Там, на бережку, в прибое дня я чуть не свалился с кровати и поэтому сразу проснулся. Люди часто просыпаются толчком. Словно их кто-то откуда-то силком вырывает. Чтобы не дай бог не заспались, не притонули там, в себе, глубоко. А то ж понравится и возвращаться не захотят. «Если вы утоните И ко дну прилипните, Года два вы пролежите, А потом привыкните!»
Синим-синим стылым-стылым утречком нового трудового дня заботливая моя бабушка-хозяйка, она же по совместительству птичка божия, напоила меня парным коровьим молочком. Наверно, всю ночь доила, на пару с кошкой Дунькой. Одиночества, когда они вместе, многое чего могут. Я, выспанный и даже слегка заспавшийся, с двумя передыхами проглотил большую литровую банку телячьего лакомства, а отдал рубль за него. Зашагал в контору весёло и бодро, по всё ещё молодости лет предпочитая и такую жизнь, даже будни корреспондента сельхозотдела районной газеты. Другое наименование ада.
На полпути нагнал Белошапку. Он не спеша перемещался туда же, шумно вентилируя прокуренные лёгкие, наклоняясь при каждом выдохе по системе йога. И начальство долго жить хочет, оказывается. Несмотря ни на что и ни на кого, оно-то как раз больше всех и хочет. Но вот зачем, спрашивается?! Куришь же напропалую!
- Как поездка? Что-то быстро управились, должен вам сказать.
Я почтительно приветствовал своего непосредственного работодателя и предельно толково объяснил, почему раньше вернулся. Подробно информировал о незабываемых встречах в колхозе, о бурном партийном и общеколхозном собрании, и конечно же - о крайне содержательном разговоре с Кузьмичём, об инструкциях «единственно толкового мужика» района. Рассказал всё-всё что знал, такой уж у меня характер. Кроме предстоящей рыбалки с Зевсом. Редактор доброжелательно улыбнулся, всё сразу понял, одобрил и тем вдохнул в меня тот заряд деловой, творческой активности, который с утра так необходим каждому трудящемуся человеку. Даже корреспонденту.
- Что ж. Того, что ты увидел для выступления по калининцам и в самом деле будет достаточно.
Редактор всегда начинает с «вы», а потом доверительно, обязывающе переходит на более короткую дистанцию и попробуй тогда не оправдать его доверие. Как говорит первый секретарь, это означает, что я всецело в их руководящей обойме. Поэтому и должен быть польщён. И обязан по гроб жизни пахать и пахать. Потом ещё косить, а ещё молотить валки до упора. Или пока жатка не сломается.
- Насчёт темы маяка… особенно надо будет выделить. Кузьмич это очень точно подметил. Вдох… Он же такой. Любит образы. Выдох… Всем раздавать.
Белошапка продолжал правильно дышать, по схеме. Одновременно изрекать правильные директивы. Притом без коньячка!
- Так и сделаем. Колхозы эти… Имени Ленина и имени Калинина… Рядом на одной полосе поставим… Скорее, даже на развороте. Контрастно и, думаю, весьма убедительно, впечатляюще получится!.. Вдох. Выдох... Вдох. Выдох… Ф-фу-у!
Всё! Гимнастика закончилась. Даже не перекрестился согласно последней директиве ЦК, заходя в кабинет. А для меня всё опять началось.
- …Вчера звонил Бусиловский. В высшей степени доволен. Впрочем, как всегда. Но там, действительно, много интересного. Имей в виду - именно позитивного! Чего, собственно, нам и надобно. На последнем пленуме выступал Глушков. Глубоко мыслит мужик, должен сказать, с размахом, хотя и сравнительно молодой, конечно. Боюсь только, как бы Илья Михайлович не оказался односторонним, не ограничился бы только одной социальной темой и вполне заслуженными восхвалениями. Нам же кроме этой прекрасной поэзии ещё бы и экономику подверстать, то есть, жизнь. И методы руководства необходимо показать широким планом. Главное, найти точки соприкосновения с теми проблемами, что возникли у калининцев. В этом ключе, ключе сопоставления - «хорошее – плохое», «чёрное – белое» - всё и строй. Не мне тебя учить аналитической композиции!
Всё-таки я у них становлюсь чем-то вроде пожарной команды. Бросают в любой прорыв! Даже в помощь таким мэтрам, как Илья Михайлович! Ничего себе, как я вырос! Когда успел только?! Кто везёт, того и нагружают! Потому и в обойме пока что.
- Конечно, очень хорошо было бы, если б Лёня поехал туда. Вы как всегда правы, Владимир Николаевич!
Я сразу раскусил нехитрый редакторский ход, и тут же рассудил, а не многовато ли всё-таки для меня одного. Психика-то может и не выдержать, а с нею шутки бывают плохи. Порой сам себя сильно удивить можешь. Толку потом будет с той гордости, что тобою, как неизвестно чем, затыкали все прорывы! Что таскали тебя, как цуцика, по всей обойме. Пока не замусолили.
- Ишь ты, дипломат. Ему и здесь дела хватит, между прочим. Твоему Лёне уборку необходимо освещать и с маслозаводом заканчивать. А практикантки всё же плохая подмога, ещё не вписались. И потом, сам понимаешь, уровень там не про тряпочки всякие, конечно же. Кстати, должен тебе сказать, шум большой получился из-за маслозавода. Нашего начальника милиции Соколова срочно вызвали в край. На его месте теперь другой - Беркутов какой-то. Глазищи - во! С ним только на охоту ходить! Никто не спрячется.
- Держись, жульё! – Обрадовался я. - Район спасён. Очередь за страной.
- Из управления молочной промышленности вчера целая комиссия с портфелями нагрянула. Иванова на нас заявление в суд настрочила за клевету. Такие-то пироги с котятами, как говорит наш Лёня… Езжай всё-таки ты, Витя. Сразу езжай. Не жалей, что вернулся раньше срока. Вижу-вижу! Посуди сам: там всё-таки позитив. Значит, надо брать. Но объёмно. А что придаёт объём позитиву? Правильно, негатив, но в очень умеренной, как бы подкрепляющей на контрасте дозе. Так что надо, дорогой. Надо! Пока есть он, пока существует этот самый позитив. Всё остальное никогда не убудет. Возьми мотоцикл, из окна видно - стоит. Скучает по тебе.
Тут Белошапка решил ещё больше подмаслить, чтоб я и не трепыхался.
- Ты ж видишь, как мы тебе доверяем – не один я, но теперь и Кузьмич. Смотри, не подведи уж нас. Саму партию не подведи. Между прочим, это многого стоит, поверь. А в отдел свой и не заходи даже, не трать времени. Блокнот с собой? То-то же, освоился, всё-таки. Думаю, также за день закончите там всё. Илье Михайловичу я отдельно позвоню о твоём приезде. Пусть сужается на социальных вопросах, а ты тогда всё остальное возьмёшь. Договорились? Ах да, это я говорил.
Он затормозил в начале второго назидательного круга. Впрочем, пока он ещё умерен. Мало повторяется. И взглядом не сверлит. Наверно, тоже хорошо выспался. Или молочка выпил. А может дыхательная хатха-йога так благотворно подействовала. Разве откажешь теперь такому доброму и милому начальству, да ещё когда оно тебя столь приятельски просит, чуть ли не интимно общается? Нет, конечно. А может, тот факт, что Кузьмич намедни так же конструктивно со мной пообщался, необыкновенно мило и доверительно шутил - также повлиял на спонтанное решение редактора сделать главную ставку редакции именно на меня?!
Скорее всего, так оно и есть. Что в нашем деле главное - уловить любое дуновение из райкома. Особенно, когда оно теплеет. А тут первый секретарь дал мне поручение, да ещё и подробно расписал, как именно поднимать столь важную тему. Теперь и редактор добавил свою важную толику. В смысле ложку. Отсюда и вновь возникшее высокое доверие редколлегии, с утра пораньше, чуть ли не поспешно врученное проверенному ослику с пером и блокнотом. Попробуй теперь трепыхнись, не оправдай доверие!
Что теперь делать?! Смириться и снова тянуть. Который раз нагрузили осла по самой полной программе. Вновь прежние планы сломали и ещё требуют, чтобы несчастный этому радовался. Разве у нас можно что-либо загадывать наперёд?! Хоть как-то планировать свою жизнь, когда ты над нею, а значит и над собой фактически не властен?! Эх, ладно. Иду. Шагаю, просто-таки радостно мчусь к этому самому чёртову мотоциклу, недоноску антилопы Гну. А куда же ещё?! Как не опять в путь-дороженьку.
Утро тем временем всё ещё хорошее струилось, практически чистое. Весёлое даже можно сказать. Может быть и чересчур. То есть, как бы и оно пошло слегка вразнос. Одиночные отставшие коровы потерянно взмыкивали у калиток, поджидая любимый производственный коллектив, который ушёл ещё на заре. И не думали же про план по молоку ни капельки, эти бестолковые, беспартийные создания. Просто давали его, сколько могут, и всё тут. Проспали и петухи. Во всю глотку с перепугу орали по дворам. Надо же, и эти зажрались! Сам рассвет прошляпили тунеядцы, окабанели даже эти голодранцы в перьях. Да кто же за вас-то теперь кукарекать будет?! Султана для бодрости не позовёшь. Опять орготделу райкома партии думать или первому секретарю?! И тут наплыв, и здесь эта собака порылась. Кошмар-р!
Да что же это творится-то на свете, люди добрые?! Гибнет страна. Сплывает невесть куда. Прямо с корня сносит сердешную!
Нет, партия всё же права, определённо нужен позитив. Голый, однозначный, не терпящий возражений, не допускающий никаких иных толкований. Ой, как нужен! Позарез. Без него и вправду никуда. Просто невмоготу становится жить без положительного примера. Теперь и я на него зуб поимел. Загарпуним мы его с Ильёй Михайловичем во что бы то ни стало. Притом надо успеть это сделать, пока он не слинял куда-нибудь в кучугуры. Или не протух на месте! Если он всё ещё есть!
Мотоцикл был пока что на ходу, исправный, по крайней мере, не зажравшийся. Может быть, единственный, кто ещё не окабанел в нашем обетованном раю и хоть что-то мог делать сам за себя. Поэтому не совсем погибший для общества. Ладно, коли исправный, значит ни редактор, позабросив свою «волгу», ни какой иной лихой человек никуда на нём не выезжал. Это хорошо. Уже обнадёживает. Хоть это.
Прогрев двигатель, через пару минут я быстро съехал с нашего постоялого общественного двора. Не мешкая, взял курс на зюйд-зюйд-вест, как выразился бы наш почтенный мэтр, он же поэт-газетчик. Между прочим, по странному течению обстоятельств сам находящийся именно в том самом направлении, что и моё. Чую, сладковатой мутью оттуда несёт. Жаворонки в небе дружно рифмы подбирают. Значит, именно в той стороне лирический дух нашей редакционной коллегии как раз и млеет. Видать, слыхать издалека. Последние степные волки идут к нему с руки кормиться. Так что пеленг взят правильный. Когда поэтическая душа имеет вот такую, сверхнадёжную проекцию во внешний мир, он становится надёжнее, да в принципе и получше. Хотя тут, конечно, многие могут возразить. Но не надо.
Когда ещё не минул поворот на центральную усадьбу «Колоса» с помпезной аркой и грозными церберами-дискоболами, меня нагнала серая колесница горьковского автозавода, требовательно гавкнула сдвоенным клаксоном, властно требуя освободить для начальства лыжню, и пошла на обгон. Промелькнуло высунутое из окошка дверцы знакомое рыхлое лицо. Вон, какая петрушка, сам товарищ Генералов куда-то поспешает. Наверно, на рекогносцировку нового подвига.
Тьфу! Узнал меня, срисовал в секунду. Проскочив вперёд, двадцатьчетвёрка, мигнув стоп-сигналами, свалила на обочину и остановилась. Я сходу попал прямо в жаркие лапы передвижной председательской засады. Хуже, чем если бы даже к милиции. Везёт же и вправду мне всё последнее время! Сейчас опять будут чем-нибудь одаривать. Бойтесь данайцев, дары приносящих! Особенно ихнего генерала.
- Здорово, писатель! - Приветствовал меня Лукич, когда пришлось из вежливости остановить мои тридцать шесть лошадок около его стосильной колесницы. - Куда путь держишь? В какие университеты на этот раз?
- Служба, Дмитрий Лукич. - Неопределённо ответил я, с опаской косясь на своего могущественного недруга, - кто его знает, может, после всего ещё бить начнёт, с него станется.
- Какая там у вас служба! - Мирно усмехнулся он. - Пришёл, увидел, написал, как Лёнька говорит. Не вспотеешь. Хотя, должен признать, что Иванову своей писаниной вы, кажется, прихлопнули. Не вывернется теперь, бедолажка. А говорил я ей, говорил - дружи с прессой, дружи! Ей же Трифона себе завести вообще пара пустяков была. Нет. Не послушалась. Чья идея-то была глушануть родимую? Кому маслица недодала?!
- Люди написали, а кто - неизвестно. Доброжелатель.
- Как же! Доброжелатель! Ты сказанёшь! Ха-ха! Держи карман шире. Рукой анонима всегда злость, зависть или обида водит. Наверняка обделила Иванова кого-то из своих, рубля не доплатила. Либо кому повыше в наваре отказала. Сэкономила на рубле - и потеряла всё! Точно тебе говорю!
- Не всё рублём меряется, Дмитрий Лукич! - Отважно возразил я, теперь сам сильно сомневаясь в правоте своих слов.
- К-как это «не всё»?! - Опешил Генералов от моего ляпа, но пока что не разозлился. - Молод ты ещё, честно скажу, зелен. До рубля, брат ты мой, сытых глаз нет и никогда не будет. Каждый к нему тянется. Каждый! Думаешь, тот же Курилов, что распинался, выпендривался прошлый раз перед тобой, уж такой бессребреник? Ты считаешь, что ничего ему, кроме бутылки водки под задницей, не надо?! Ошибаешься! Ой, как ошибаешься! Ему только дай - руку по плечо зубами отхватит! Похлеще любого пришлого башибузука! Никогда не откажется ни от чего! Хоть и дома у него всё есть и в загашнике водится, а только помани деньгой - пуп сорвёт, а выхватит. Конечно, по большому счёту, когда-нибудь потом, добром не кончится это всё, что с людьми стало происходить. Но пусть хоть после нас.
- И всё-таки, мне кажется, не ради денег он так вкалывает. Или не только «ради»! Чего тогда бы он отказывался от лишних, приписываемых ему гектаров? Вот и ухватил бы очередной кусок, раз он такой рвач по вашим словам! Вам так не кажется?!
Генералов чихнул, охнул и отвернулся, роясь по карманам в поисках платка.
- К-когда кажется, креститься надо! - Пробормотал он, вытер ноздри и в полный тембр продолжил. - Я его, Ивана, лучше знаю, чем ты. Нынче вот в звене работает, в одной загонке со всеми. Как и хотел сдуру. Совсем бешеный стал, остальных гоняет, чтобы за ним, за его проходкой тянулись. Его же выработка идёт теперь на всё звено, вот заработки и упали. А как иначе, за других-то не хочется спину гнуть, бригадный подряд это тебе о-очень хитрая штука. О-очень хитрая! Всем прессам пресс! Похлеще стахановского! Из кого хочешь соки выдавит! Не подстегнёшь ближнего, не порвёшь ему жабры - сам без заработка останешься. А это хуже всего, когда свои же для своих - и надсмотрщики и погонялы! Зато нам, председателям, - конечно, самое то!
И чем ему, дураку, не комфортно было прежде?! Я ж ему такие условия создал! Как в Америке! Даже лучше! Нет, не вынес, дуралей, косых взглядов и подковырок. Вот сказано ж было ещё в сказках - Иванушка-дурачок. Так и есть. По имени и судьба выходит, как ни поставь её! Так тогда теперь - и будь как все! И получай как все! Небось, кусает локоть, ещё как кусает!
- Кстати, Лукич, а вы мемориальную доску на том, на старом Иванушкином поле водрузили, как он просил?! В честь его незабываемого подвига?
- Много ты, я посмотрю, ехидничаешь, корреспондент. - Наконец стал злиться председатель. - Так из тебя толку не выйдет. Не приживёшься у нас, честно говорю. Приплыл тут на нашу голову неизвестно откуда! Слишком грамотный, без меры понимаешь, чересчур иронизируешь, судишь не по должности. Критиков и прочих умников, конечно, много развелось. Они даже свои симпозиумы устраивают. Сам строй наш критиковать да пересматривать замахиваются. Однако критиков-то много, а вот работников что-то маловато. Недостатки, чьи-либо оговорки выискивать - это почти каждый сможет. Тут ума много не надо. А ты вот посоветуй, как сделать лучше. Или покажи возможные, но правильные, пути для устранения недостатков. Или, ещё лучше, - сам сделай! Ты, как журналист, должен смотреть вперёд, а не рыться в прошлом, в его неурядицах.
- Лукич, а почему вы все знаете, что должен делать журналист, что писать, а что не писать и обязательно учите его прочему уму-разуму? Причём, все подряд. Начиная с механизаторов. Почему же я не учу вас председательствовать? А Ваньку ячмень косить?! Секретаря секретарствовать, а редактора редакторствовать. Хотя, насчёт Ваньки, конечно, вряд ли получилось бы, а вот вам, без ложной скромности, я кое-что и преподал бы вам самим. Хоть по части общения с людьми!
- Вот, нахал! Преподал бы он мне! Я тебя не учу, писатель-преподаватель, а делюсь жизненным опытом. По праву старшинства, возраста, наконец!
Во-во! Последний аргумент прошёл. Ещё скажи, что на работе устал, что у тебя язва и ты вообще себя плохо чувствуешь с нами!
В дрогнувшем от гнева голосе Генералова намного больше прибавилось металла. Слава богу. Есть такая примета, если начальство гневается, значит, скоро отвяжусь. Их и вправду что-то многовато стало, желающих прочесть мне мораль, да научить правде жизни. То Лёнька, то кучугуровский комиссар с председателем, то сам первый секретарь райкома партии, то редактор, то Илья Михайлович, а теперь ещё один председатель. Вот куда я без вас, родимые вы мои-и! Давай-давай, Лукич, заканчивай поскорее! Обед стынет.
- Критиковать всегда проще, лучше, живописней получается, как там у вас говорится, читабельнее?! А ты попробуй так же выпукло и красиво написать о хорошем, о том же почине, например?! Не сможешь, в дальнейшем пеняй на себя, честно говорю! Ты же знаешь меня!
- Вы совсем не понимаете тех, кто не соглашается с вашим мнением. С вами даже пошутить нельзя. - Я вежливо попугался угрожающей честности Генералова, аккуратно подводя его к заключительному аккорду. - Такого даже в армии не бывает!
- Да? Тогда ладно. Только в следующий раз предупреждай, когда шутить начнёшь, а то нарвёшься, не ровен час, на такую же шутку. Понял, писатель-преподаватель?
- Понял, Лукич, понял. Я понятливый, даром, что не писатель и даже не преподаватель. Но и вы будьте терпимы к чужим высказываниям и мнениям. И не забывайте, что журналист такой же профессионал, как и вы. Иначе как же мы найдём общий язык?! Вот подумайте сами?! Неужели вам дурачок нужен?! Кто же тогда ваши мысли толково изложит в газете?! Тем более, когда вы сами никогда не сможете этого сделать. Хоть с виду и умный такой. И добрый, конечно.
Генералов подумал-подумал, просветлел и отечески грохнул меня по плечу ладонью.
- Уговорил! В этом ты прав, согласен.
Вот и всё! Мы опять друзья! Ещё пара минут и я на свободе!
- А Ванюшка и при бригадном подряде продолжает так же пить, как в том, американском одиночестве?! Ума не приложу, как можно после этого столь зверски вкалывать. Я б давно сдох!
- Э-э… Тут, я тебе доложу, ситуация другая. Закон жизни. Всё сгорает в пламени страды! Хоть в уборке, хоть на лесоповале. Водка прежде всего улетает, сколько бы её там не было! К чему хочешь приложи этот закон - а повсюду именно так оно было и будет, как есть! Тем более, что в бригадном звене Ванька вроде немного завязал со своим пойлом. Да он и пил-то лишь последний год, как женился, да в передовики вышел. Ты лучше скажи, куда всё-таки едешь? Смотрю - мимо нас норовишь промчаться и не заглянуть. К Трифону вместе со мной в подвал даже не хочешь заглянуть, причаститься не желаешь. Нехорошо это всё как-то, нехорошо. Не по-людски. Так всё же куда двигаешься? Секрет фирмы? Признавайся! Или хочешь, чтобы я опять рассердился?!
- Ой, только не это! Какие там у нас секреты от вас, Лукич! Охотно скажу. В колхоз Ленина, к вашему соседу и другу, притяжителю гроз Глушкову. Там на нём наш зам сидит. Идею любимую высиживает, рифмует. Еду помочь ей сложиться и таки исполниться! В смысле вылупиться! Не одни дожди к Глушкову словно магнитом притягивает, но, как видите, и корреспондентов, и даже поэтов! Летим туда, вот просто как мухи на мёд! Жу-жу-жу! И всё тут!
- Вон как! - Насторожился Лукич. - Мухи не только на мёд летят, между прочим! Но какую-такую вы всё-таки там у него идею могли интересную найти? Может, уборку закончил? Не должно быть, отстаёт он от меня. С чего это вдруг его решили тянуть?! Чья команда? Кузьмича?
- Да так… Строительство в колхозе решено показать. Вы вот бываете у них часто, как, по-вашему - стоит? - Этот пас я выдал совершенно непроизвольно и поэтому никого особенно не сдал. Тут невольно наблатыкаешься! Среди этих завидущих акул развитого социализма! Да ещё с человеческим лицом.
- А-а-а… - Непроизвольно дёрнул головой Лукич. - Строит он и вправду много. Да только, на мой взгляд, не то, что нужно. Слышал же ты об этом споре, о городской застройке села? Даже на Политбюро партии одно время это было признано центральной проблемой. А вот теперь многие убедились, что перегиб это, не желает колхозник жить в многоэтажках и всё тут. Ему простор нужен, свой, собственный домишко, свой клочок земли под боком. Глушков, ваш прогрессивный западник, как раз и загоняет колхозников своих во вчерашний день, в городские квартиры, которые в сельских условиях выглядят как вымя у быка.
Не-е-е, не будет с этих новшеств толку, вот увидишь. Колхоз, да и вообще село, и такая квартира никак и никогда не состыкуются. Село всегда останется селом. И сельчанин никогда не будет горожанином. Это вообще другая нация! А Глушков просто карьеру на всём этом делает. Ты ещё увидишь, как далеко он допрёт. Почва-то какая! Да ещё и поливает его всё время! Так что отметина на нём вовсе не случайная. Ты думаешь, это бог его пометил, чтобы грозы притягивать?! Ни хрена! Пройдоха ещё тот! Так что совсем не случайно райком решил на него ставку делать!
Что ж, правильно. Глушок и сам пройдёт куда надо и всех за собой наверх вытянет! А это главное.
Всё! Время вышло. Хватит. А то он новую тему нащупал.
- Вот поеду и посмотрю, стыкуются они или нет, городские дома и колхозники. - Я приподнялся над сиденьем и стал нетерпеливо нащупывать ногой рычаг кикстартера. - А Глушков допрёт, вам же лучше. Вашей же школы товарищ, механизатор-орденоносец ещё с юности туманной, хотя и помоложе вас наверное. Будете ещё гордиться, что когда-то с ним конкурировали почти на равных.
- Почему это «почти»?! Ты зачем, Виктор, опять меня обижаешь?! Нет, я всё-таки рассержусь! Или тебе Кузьмич подсказал такую тему?! - И председатель, что-то сообразив, опять насторожился, его рыхлое лицо даже закаменело от дурного предчувствия.
- Да ладно вам, Лукич. Это я просто так, к слову. Кузьмич тут ни при чём! Милый, добрый, славный человек. Так ему и передайте при случае. Мол, умный и добрый. Вы как маленький ребёнок, честное слово!
По мере дальнейшего общения с Лукичом, зеркалом русского Наплыва, застенчивой но крокодильей акулой загнивающего развитого социализма, зов действительного позитива становился всё более настоятельным, всё более влекущим. Именно так. Как бы тут высказался наш редактор, вернее, должен был бы сказать?! В ситуации, когда вся страна и в самом деле захлёстывается невиданным наплывом частнособственнической наживы, когда всех мастей, меченые и немеченые начальники поперёд всех жуликов бегут хапать и хапать, когда из колхозников делают откровенных крепостных при всесильных помещиках-председателях - не дать действительной альтернативы всему этому нельзя. Хотя бы на страницах газеты. Иначе поступить означает сразу же сдаться, поднять лапки кверху и пойти на дно. А этого нам Родина никогда не простит и ещё спросит. По всей строгости.
Примерно так и должен был бы сказать Белошапка, приблизительно, конечно. Не будь он сам таким начальником!
- Ну-ну, давай-давай. - Генералов вновь похлопал меня по плечу, но теперь гораздо нежнее. А как же иначе хлопать человека, которого сам первый секретарь, будучи пьяненьким, возил на своём заднем сиденье, а потом ещё и такое задание возложил?! Тем более сердиться на такого?!
- На самом деле, заболтались мы с тобой! Там, наверное, ещё встретимся, договорим. Я тоже хочу к Глушкову заскочить. Пока мы с ним ещё «почти» на равных. Так?! Ну-ну. Помнишь, консервный завод он заложил? Так вот. Какой бы он там ни был, как бы молодой, да уж точно ранний, но всё равно не осилить ему самому. Вот не осилить, честно скажу! Поэтому всё ещё хочу предложить ему скооперироваться. Если есть настоящие мозги и действительно думает о будущем своего хозяйства - то согласится.
- В который раз хотите, не правда ли? И всё с тем же результатом. - Ухмыльнулся я. - Вы что, Лукич, забыли основное правило? Дело ж не в мозгах. А в простом и незыблемом правиле. В одном бизнесе двух боссов не бывает. Один обязательно сожрёт другого. Оно действует и при социализме. И у нас в одном деле тоже двух хозяев быть не может! Это противоестественно! Сами же на месте Глушкова, небось, никогда бы не пошли на кооперацию. При всех ваших мозгах, воле, энергии, при всей, самой очевидной выгоде для колхозников. Но идёте на это, именно потому что надеетесь внедриться на его территорию. А потом понемногу и выдавить.
- Не пошёл бы, не пошёл! Какой ты додельный стал, я погляжу. Нахватался, нахватался, хвалю. - Усмехнулся Генералов. - Так то ж я! Свой рубль я никому не отдам. Даже если он ещё не заработан!
- Вот-вот. И я о том же. Что касается рубля, как движущей силы современности при вашем раскладе. Тут образуется маленькая нестыковочка, Лукич, в вашей диспозиции, в вашей мотивации делания передовиков. Их вы делаете через рубль, через рубль же подстёгиваете и производство. Но вы формально повсюду их выдвигаете вовсе не для этого, а для морального примера?! Не так ли?! Да ещё повсюду кричите о социалистическом соревновании и чистом, незапятнанном моральном облике строителя коммунизма. Выдвигаете хапуг, выставляя их чуть ли не бессребрениками. А это значит - что? Что?!
- Что-что… Не понял. – Запунцовел Генералов, внезапно сам оказавшись в роли допрашиваемого и опасаясь меня, а точнее того, кто мог стоять за моими словами - уж коли так осмелел писарь, значит, кто-то ему дал добро на это, не иначе. А если так, то ясно - кто именно.
- А это значит, уважаемый Дмитрий Лукич, что у вас налицо двойной стандарт, двойная мораль и всё остальное - тоже двойное. Ваши идеальные герои, ударники социалистического труда на самом деле движутся только жаждой наживы. Исключительно ею! Впрочем, как и у Глушкова. Вы ж два сапога пара! У него даже сильнее выражен этот двойной стандарт. Но разве о таких ваших героях напишешь правду? Это что, действительно положительные примеры для наших советских людей?! Разве они настоящие герои, все эти ваши социалистические хапуги «с человеческим лицом»?! Из них потом может быть такие капиталистические монстры выйдут, что всю страну задушат! Вот если сейчас реально показать фигуру победителя социалистического соревнования в вашем хозяйстве, вот так - один к одному, как он у вас с Глушковым на самом деле получается, - то в тридцатых годах это сразу же бы объявили пропагандой кулачества и живо того… лес послали валить или руду копать в районе Магадана. Нет, уважаемый председатель краснознамённого колхоза «Колос». Здесь у вас явный перегиб. Хоть вы и Герой социалистического труда.
Я вполне сознательно сбился на "толковые", но обличающие интонации Кузьмича, а также Иосифа Виссарионовича, заставив пунцовые дряблые щёки Генералова слегка побледнеть.
- Не такими должны быть подлинные герои и в жизни и в газете. Не такими, нет. Не в том состоит главная линия нашей жизни, не в том. Так что мы ещё этот спор продолжим, вы правы. Вплоть до бюро райкома партии. Так что, вопрос, как вы сами изволили заметить, и вправду стоящий. Согласны? До свиданья!
Конечно, охамел я почему-то до предела. Сам себе удивился. Интересно, с чего бы это?! А-а… Зевс снизошёл. Теперь я у него навроде Геракла, сына. Или пасынка, что ли. Буду теперь борзеть не по дням, а по часам. А что?! Приятно. Вот она сила власти, пусть даже небольшой!
Не медля, я воткнул ключ зажигания поглубже, привстав, левой ногой резко толкнул кикстартер вниз и сразу завёлся. Двигатель схватился с одного толчка, не подвёл. Все тридцать шесть лошадей. Но сразу уйти я всё равно не успел. Конечно, не дали.
- Стоп! Остановись! Сбрось газ! Сбрось, сказал! Хорошо ты говоришь, корреспондент, даже слишком. Не по чину берёшь планку.
Лукич был явно озадачен, даже принялся чуть ли не выкрикивать, хватаясь за руль мотоцикла, но потом немного сбавил тон.
- Явно кто-то сильно тебе напевает в оба уха. Не Кузьмич ли?! С чего это он так к тебе подобрел?! Или я не прав?! Потому что не по жизни всё то. У вас всё теория. Сплошное писательство. Время изменилось так, что только вы, обитающие в своих словесах, не замечаете этого. Вот послушай меня! Да выключи ты этот долбаный двигатель! У меня и то потише работает. Ещё успеешь к своему любимому Глушкову.
Уязвлённый председатель чуть ли не насильно заставил заглушить мотоцикл. Не мог он меня отпустить на белом пыхтящем коне. Это писаря-то?! Это осмелевшего лакея?!
- Погоди, это много времени не займёт! Вот тебе совсем небольшой пример. Был-был меня один именно такой герой. Никогда не забуду. Именно настоящий, как ты говоришь. Как раз такой, который по вашему мнению настолько нужен нашей стране. Кажется, работал он в охране при заводе, здесь же, в райцентре. Нет, не так, не при заводе. Вышку он какую-то охранял. Точно. Ты же знаешь, сколько у нас месторождений. Как-то вечером смотрит - несколько кавказцев привезли на машине девчонку. Не знаю уж, как она туда к ним попала. Стали делать с ней всякое в ближней лесополосе. Этот наш герой, охранник, недолго думая - к ним. Руки вверх, мол, стрельну, если девку не бросите. А девка-то, как потом вспоминал, ещё в платье школьном. Наверно котят голубых поехала смотреть. Звери на охранника с ножами, это у них запросто. Он и стрельнул. Да не единожды, у него карабин был. Один насильник скончался на месте, других врачи спасали. Девчонкина мамашка цветы дарила, руки целовала, а прокурор статью вешал, как положено. Превышение пределов самообороны.
Лукич даже сам растрогался, рассказывая целиком выдуманную фигню на постном масле. Смахнул непрошеную генераловскую слезу. По факту отчётливо крокодилью. Вот кто на самом деле писателем родился! Как Суворов. Да только бог рог не дал, потому с горя и подался в председатели да Герои Соцтруда. На все бесплатные соцпакеты, включая главный, полуподвальный, что у Трифона. В фельдмаршалы вот только так и не выбился наш Генералов. Слишком уж любит раков кое-куда заворачивать.
- Отсидел мужик сколько ему выпало, возвратился и опять в свою охрану подался. А там ему от ворот поворот, мол, у нас должны работать только незапятнанные. Куда деваться? Пришёл он ко мне в колхоз. Поставил я его на ремпост, автослесарем. Год работал, старался, даже почти два - а всё у него не так. Вижу, ломает его эта беспросветная пахота. Словно бес внутри какой поселился. Вроде трудящийся мужик был, спокойный такой. Однако ушёл-таки. В охране той начальник сменился - новый, не такой принципиальный, взял обратно.
Видишь, что получается с этим героем? Вот задумайся, писатель! Он согласен жизнь свою отдать, совершить ещё десять таких или других каких-нибудь подвигов, но лишь бы не пахать беспросветно и в мыле! Такого куда хочешь завербуй, хоть на фронт. Бегом побежит. Лишь бы не работать, как лошадь по кругу. Но так стало и со всей страной, согласись?! Мы все готовы на любые подвиги, воевать даже с братьями своими, лишь бы не пахать! А если уж и пахать, то извини - чтоб было за что. И чтоб содрать тогда себе по максимуму. Поэтому все работяги у нас теперь дико переоценивают свой труд, даже самый паршивый, если поглядеть со стороны. Поэтому каждый слесарь не успеет гайку закрутить - а уж цены себе не сложит. И дальше будет только хуже. Попомнишь мои слова! Вот эта всеобщая боязнь перетрудиться убьёт всех нас! Все в охранники уйдут! А девки понятно куда.
Я невольно заслушался. И даже бы дополнил Лукича: мол, а когда всё же и трудимся мы – то всё через одно место получается. Нет ничего, чего бы мы через него не сделали! Так что кучугуровским пассажам далековато станет до лукичовской пламенной речи! Дальнейшее развитие генераловского спича лишь подтвердило эту догадку.
– Дорогой ты мой корреспондент газеты «Авангард», я тебе именно как председатель краснознамённого колхоза «Колос» сообщу следующее: наши унылые трудовые будни, а они всегда у всех унылые и никогда не станут иными, несмотря даже на социалистическое соревнование, поверь мне. Так вот, они должны хотя б рублём скрашиваться. И хорошим рублём, я тебе доложу. И только тогда будут «с человеческим лицом»! И окажутся по-настоящему результативны, прежде всего, экономически. Так всегда было, что бы вы там, писатели, ни писали на эту тему. В наше время это тем более так и есть. Мера оплаты в нашем обществе давно определяется лишь мерой труда и потому только тот, кто много получает, только тот - герой этого самого труда. Включи логику. Одно без другого не бывает! Знаешь, сколько Герой Социалистического Труда получает?! Если реально, совсем как есть, со всеми послужными и премиальными, - то тебе, дорогой, и не снилось. Потому и Герой. И наоборот. Всё понял?! Дарю мысль! Бери, не брезгуй! Я никогда плохого не подарю!
Вероятно, у меня всё-таки морда такая. А не просто потому что журналист. Как увидит кто, так и норовит чего-нибудь подарить. Догнать и ещё раз подарить. Боюсь, у меня эта передача по жизни клинит. Поэтому-то и не выключается никогда. Даже улизнуть вовремя не смог! Всё же перехвалил меня Лукич. Расти мне ещё и расти!
- У тебя, кстати, какая зарплата?! Молчишь?! И как - много желаний с неё исполнишь?! Или ты ограничишься Почётной грамотой от редактора или райисполкома?! И ею будешь своих детей и жену кормить?! Ах да, может ещё путёвку в санаторий дадут, если повезёт, конечно. А, между прочим, жизнь - есть дерево желаний. И только их одних. Всё остальное потом. Но если не на что их исполнять - то нет и жизни. Потому что они и не исполнятся. Не мной сказано! Вот тебе и всё социалистическое соревнование! И капиталистическое тоже! Со всеми их человеческими или бесчеловеческими лицами или мордами, тут уж как тебе угодно! До встречи!
Хлопнула дверца, великолепная председательская двадцатьчетвёрка зверем рванула вперёд, потом резко свернула с грейдера и гордо понеслась то ли социалистическим галопом, то ли откровенно капиталистической иноходью - в сторону от главной дороги, в сторону, вдоль лесополосы, в своё отдельно взятое, непонятно теперь какое хозяйство. Быстренько поднялась пылевая завеса. И всё! И нет Генералова! Антракт. Но последнее слово осталось за ним - сельским правителем, безжалостным философом и хозяйственником, у которого для строительства персонального древа жизни имелся даже свой собственный Трифон. Тот, кто ещё с античных времён без устали крутит колесо человеческой фортуны. Его даже у предшественника, правителя-философа по имени Платон не было! Жаль, что вся наша гибнущая держава такого не заполучила. Где бы мы были сейчас?!
Вновь я завёл мотоцикл, да и поехал не спеша, теперь размышляя, как бы сподручнее извернуться, да использовать финальную арию Лукича для нужд предстоящего социально-экономического очерка, на который нас с Бусиловским твёрдо нацелили редактор «Авангарда» и вся наша партия. Постепенно «созрела» мысль о самостоятельном, без Ильи Михайловича, противопоставлении Глушкова, средоточия предполагаемого нами сверхпозитивного опыта социалистического строительства, но не столько кучугурам, сколько всё-таки именно яркому Генералову. Вот от кого отталкиваясь, мы прежде всего примемся строить наш проблемный позитив! Каркас путеводной звезды, своё колесо фортуны для заждавшихся миллионов. Вот так выйдет гораздо лучше. Так даже жизненнее получится. На контрапунктах удастся, думаю, лучше всего - старосоциалистический и новосоциалистический герой. Отжившее насмерть схватывается с передовым. Как собаки. Красота! Люди принимают валидол, безропотно ожидая решения своей судьбы. В результате все из нищих и больных благополучно становятся здоровыми и богатыми! Народ не только желает, но и получает что заслужил. Кто всё же не получит, того догонят и дадут. Заставят пожелать.
Так что юмореска про наших мальчиков получится довольно убедительная. В смысле, очерк. Или зарисовка. В любом случае гонорар рублей на сто потянет. А то и на все сто пятьдесят! Тема-то какая! Практически вечная. Главное, как подать. С какой горчичкой.
Самого Глушкова мне приходилось разок встречать в райцентре, как почти всегда - прямо в редакции газеты. К нам же по обыкновению все пути сводятся, тут ничего не поделаешь. Ни один деятель, ни один озабоченный карьерой или иным профессиональным ростом стороной газету не обойдёт. Все ж понимают, что через прессу лучше всего засветиться перед кем надо. Внешне, в сравнении с Лукичом Глушков конечно проигрывает - хотя и крепкий, чуть ниже среднего роста, как боровичок, но всё же неброский, без регалий, без звенящих орденов и медалей на груди, хотя они у него наверняка есть. В манерах открытый, доброжелательный, как бы даже демократичный – притом иногда до такой степени, что даже не верится, что перед тобою простой советский руководитель.
На совещаниях и конференциях даже без бумажки выступает, что поначалу вообще кажется умопомрачительным. Надо же, и вправду какой прогрессивный! И голос от него слышится не слишком звонкий, даже без тени верноподданнических эмоций. Такой никогда не накричит, не обругает. Во всяком случае, при посторонних. То есть, как бы сугубо деловой товарищ. Ничего личного. Тем не менее, оказывается, что и этот деловой да прогрессивный товарищ на деле слишком часто любит произносить настолько пространные речи, что порой даже и не поймёшь, к чему это он такую пургу несёт, а с чего, собственно, сам разговор начинался.
Тогда как-то сразу на показном деловом, демократическом фоне вдруг высовывается невероятная помесь Чичикова с Хлестаковым. И первоначальное впечатление сменяется ясным пониманием: кого угодно зарапортует, задолбает этот гибрид из отечественных камышей, укажите только. Универсальный отбойный молоток. Так что лучше бы уж по бумажке говорил, как все остальные традиционные наши долбостуки. Меньше бы вышло, хоть по объёму.
В тот раз, когда я с ним встречался и знакомился, он сидел у редактора, а я зашёл к тому подписать командировочное удостоверение. Глушков тогда рассказывал Белошапке о строительстве огромного, на пятнадцать тысяч валухов, откормочного комплекса. Тихенько говорил, пришепётывая, бесцветно, коротенькими предложениями, без единой метафоры и даже восклицательного знака хотя бы. От его бесконечного южного «гэканья» воротило сразу. Слова "Азербайджан" несколько раз не смог выговорить. Да и скромность мне также показалась не слишком искренней, скорее навязчивой, демонстративной какой-то. Мол, вот я какой, смотрите.
Доведись до Генералова, уж он бы тот комплекс честно, не таясь, расписал по полной форме! Как матрёшку! Хоть сразу в номер, да без правки. И себя бы конечно не забыл. Впрочем, при вскрытии той матрёшки наверняка обнаружилось бы множество других столь же бесчувственных трупов. И так до бесконечности. Вскрывай в любом направлении.
А вот Глушков утомлённо, задушевно жаловался - того нет, мол, такого не хватает, и вообще это не строительство, а мученье одно. Так на то оно и строительство, чтобы быть мученьем! Теперь же этот комплекс построен и действует, да ещё и целый городок колхозников с квартирами городского типа возведён. Однако фанфары всё равно что-то не сильно и звучат от него! И вряд ли из простой, заурядной скромности. Наверняка эти фанфары приберегаются для чего-то другого, куда более важного. Всё же имеет свой ресурс. А он всегда конечен. Поэтому настоящий, то есть, дальновидный хозяин никогда не будет понапрасну растрачивать нарабатываемый капитал! В свисток уходить. А включит его целиком лишь в ситуации главного прорыва.
Как бы то ни было, явно пока что только одно - и в этом соцкультбыте, и в животноводстве, и в чём-то ещё другом Глушков как будто опередил, превзошёл самого Генералова. Прежде всего, как организатора и руководителя хозяйства, что для болезненно-самолюбивого Лукича, чётко понимающего это, конечно, как нож в сердце.
На роль благородного антипода и Генералову и зажравшимся, то есть окабаневшим и в результате обнищавшим кучугурам Глушков, похоже, в самом деле подойдёт лучше прочих при всей своей чичиковщине и агрессивной скромности. Не случайно и грозы именно его больше всех любят, так что при любой засухе у него редко когда что выгорает.
Во всяком случае, за неимением лучшего и из этого можно сделать конфетку. Может быть, как раз именно из такого, как бы сказать поаккуратнее, надёжнее всего. Простым, скобяным приёмом. Настоящее добро всегда же поначалу неказисто, скоромно, с пятнышком во лбу, словно бы с червоточинкой - не так ли?! Это потом только, с нашей и божьей помощью, благополучно «выясняется» его подлинная суть. Оно, добро то, на глазах преображается, преображается, пятнышко стремительно превращается в нимб. Взмывает. Дальше всё понятно до самого конца, поэтому не так интересно. Для гонорара тем более несущественно.
Двигатель мотоцикла урчал сытно и послушно. Как рыжая кошка Дунька на коленях у моей бабушки-хозяюшки. «М-р-р… М-р-р…» Такой вот в тридцать шесть лошадиных сил мурлыка мне попался! Класс! Он наверно тоже предвкушал совместную будущую райскую жизнь. Наших двух одиночеств. Может даже масло в картере сменят ему или клапана отрегулируют!
Так что, в принципе, пока всё нормально. Можно сыграть на разности потенциалов, на перепаде колорита типажей. Притом искренне конфликтующих. Неспроста же Лукича заедает любое хвалебное упоминание его соседа. Конечно, здесь вырисовывается прекраснейшая возможность контрапунктирования по очень многим направлениям. Именно на ней я с помощью Бусиловского и выстрою всё светлое здание заветного нашего позитива. А кучугуры и в самом деле останутся служить мрачным фоном абсолютного зла. Прежде всего того, к чему приводит нарушение принципов социалистического соревнования. И нужный партии человечек весело и толково всплывёт куда надо. И всплеснёт зазывно и притягательно своими очень умелыми ручками. И пятнышком во лбу моргнёт.
Вот как на самом деле конструируются любые социально-экономические преобразования!!! В головах простых, вусмерть замороченных исполнителей - журналистов, да мелких чиновников, да инструкторов разного рода. А вовсе не в пустых черепных коробках надменных властителей или простых работяг, которым некогда поднять глаза к небу. Под человека, а не под дело замышляется любое преобразование. Будет человечек - будет и дело. Может, вот так оно и правильно! Но всё равно это только одна сторона медали! Потому что для страны необходимость радикального позитивного преобразования давно назрела. Оно быть может состоится из простой, элементарной безысходности. Только потому, что было нужно вообще. В принципе. Тогда в рамках всей этой всеобщей перезревшей социальной нужды находится какой-нибудь человечек-исполнитель и его дело. Может быть, он хоть что-то сделает, лишь бы не стоять на месте.
Такова сторона вторая. Если есть тенденция, или необходимость такой тенденции, то она во что бы то ни стало будет реализована. Всё-всё тогда в её створе найдётся и образуется - и люди и дела их соответствующие. Так уж устроена наша жизнь, хотим мы того или нет.
Бескрайнему и нескончаемому наплыву материального стяжательства, обуявшего великую страну и срывающего её в пропасть, должно же быть что-то противопоставлено? Должно. Хоть что-то?! Нужда есть и ещё какая! И большая и малая! Иначе во что тогда и без того адовая жизнь превратится?! И не контр-Наплыв столь нужен нам теперь, не клин клином, а нечто, вообще снимающее этот вопрос с повестки дня.
Когда этого нет, его в лучших отечественных традициях необходимо выдумать. Потом со всей решимостью противопоставить всем негативным явлениям, которыми давно попросту одержима вся страна. Вот тогда-то, глядишь, за этим нашим как бы искусственным фантомом, за дутым, сделанным, всплывающим человечком-пятнышком и реальная жизнь подтянется. И у всех появится какое-никакое но будущее. Так всегда и бывало в истории страны!
А как же?! Без такого всплывающего, надуваемого человечка-понтона, пузыря-идеала нам просто никуда. Значит, сделаем, как велено. Значит, надуем и эту щукарёву кобылу. Значит, продадим по сходной цене. Султану. Или опять москвичам. Подумаешь - дел-то. За это и платят. Те, которые надменные, которые думают, что давно купили нас с потрохами. И теперь просто перепродают, как когда-то крепостных. Которые учат нас на каждом шагу правде жизни и как правильно буквы рисовать. Так продадим им, в таком невыгодном свете наплыв тот окаянный по их большой и малой нужде разрисуем, а кого надо до отказа надуем и пустим вверх, да так, что сам Кузьмич прослезится. Так отточим генеральную линию и удовлетворим ею кого надо и кого не надо, что всем Трифонам с Хоттабычами тошно получится! Самому генсеку в трусы всех наших раков вправду завернём! Зато очень даже многим жить станет если и не лучше, так хотя бы - веселее!
Может быть лишь потом, мимоходом, в творческом похмелье, как-нибудь, когда-нибудь на излёте своём и отметим, что на самом-то деле, конечно, всё-таки не гонорар вёл нас по всем этим ухабам и колдоебинам, а самый что ни на есть великий дьявольский искус - блестяще сделать именно вполне подозрительное, безнадёжное дело. Именно на сомнительном да опасном и можно развернуться во всю ширь. Чтобы именно оно, никуда не годное, а не куда более достойные, сами собой рвущиеся в жизнь варианты, в твоих руках вдруг взяло бы и выгорело. И стало единственной явью. Наперекор всему миру, вопреки самой жизни.
Вот где невероятное, подлинное наслаждение творца! Самый главный заказ его исполнителю желаний! Сделать неживое живым! И чтоб выглядело живее всех живых! Чтоб само стало колесом фортуны. Чтоб хотело больше всех. И меньше всех могло. Потому что хотеть куда круче, чем мочь. Потому что жизнь есть дерево желаний, а не возможностей! Вот где наиболее отчётлив истинный профессионализм делателя всего этого! Сказано же было давно и не нами - главное не ЧТО, а КАК. Только там и спрятано мастерство. Но может и само оно там спряталось от нас. Поскольку с нами только свяжись! Нам же только дай по-мастериться! Ради красного словца не жалеем и отца!
А что ещё остаётся на долю скромных демиургов в этом мире?! Причём всем-всем, не только лакеям, прикованным к перу, как к веслу. Но им всё же прежде всех остальных, да и поболее. Наёмным писарям на долю всегда выпадает словно бы второстепенное, а на самом деле основное по жизни - раскрашивать, оживотворять, придавать форму даденому алгоритму, вернее, всученному в сущности непонятно кем и для чего. В итоге же получается что единственному, что может сработать вот здесь и сейчас. Именно так - доделать из этой плавучей пустоты конфетку. Но чтобы была как настоящая! Тяжёленькая. Чтоб было для чего и как всем остальным двигаться дальше.
13. Крокодильи слёзы Генералова
© Copyright: Анатолий Бочкарёв, 2023
Свидетельство о публикации №223063000377
Свидетельство о публикации №223063000377
Рецензии