Русская дочь военнопленного немца- 33

В тайге

 Каждое утро Пелагея в доме оставалась одна Валентинка уходила в школу, Николай, после того, как убрался в коровнике, уходил в мастерскую.А она с хозяйством управилась, щей наварила, рожки с мясом поджарила и, до вечера свободна!  Больше зимой особых занятий не было.

 Но Пелагея не тот человек, чтобы сидеть без дела. У неё на каждый день свои заботы. Сегодня она пойдёт к бывшим квартирантам, у которых родился четвёртый ребёнок. Семья получила квартиру, но  кроме заработка мужа, других доходов у семьи нет.

Поэтому она собирает  сумку, кладёт в неё хороший кусок солёного сала, завёрнутый в вафельное белоснежное полотенце, литровую баночку мёда, кулёк из газет с пирожками, двухлитровую баночку молока и,не говоря ни слова мужу, уходит.

Когда коровы не доились, Пелагея уносила мороженные кружки молока. А когда заканчивалось солёное сало, в баночку набирала топлёного, с пустыми руками она в гости ни к кому не приходила.
Возвращалась  Пелагея к вечеру и чаще всего пьяненькая..

— Валентинка, курей накормила?

— Да.

— Батя ел?

— Да.

Собаке дали?

— Да.

— Воды коровам наносила?

— Да.

— Корову подои, телёнка напои, а я спать— говорила она скидывая с себя валенки и пальто.

В марте снег потемнел, стал зернистым и рыхлым. Пелагея, частенько приходила домой, то в одном валенке, то вообще босяком. Валентинка бежала по её следам и собирала валенки. Были случаи, когда кто-нибудь подбирал её валенки и, бросая  в ограду, кричал

— Хозяева, заберите бабушкины пимы.

Не выпивала Пелагея тогда, когда требовалось  полечить  младенца, слить на воск испуг ребёнка или заговорить грыжу или чирей, падучую.

К этому дню она усердно готовилась, три дня парилась в бане, молилась и просила у Господа прощение. В гости не ходила, у себя их не принимала.В день когда приносили младенца, одевала на себя специальные белые льняные одежды.

Однажды ближе к вечеру, Валентинка увидела в окно, что бабушку  ведёт домой её одноклассник, Вовка Парёнкин.

Она выбежала навстречу, ей было очень стыдно перед одноклассником, и она сказала бабушке

— Ну, опять ты напилась! Стыдно за тебя. Как ты не понимаешь?

— Бабушка- то старенькая. Ей много не надо. Рюмку поднесут, она и готова—сказал Вовка, заводя Пелагею в ограду.

— Так ведь упадёт где-нибудь и замёрзнет— возмущалась Валентинка.
.
 — Если уж поят, так провожали бы бабушку— заметил Вовка.

— А ты где её встретил?

— Да нет. Я в хлебном в очереди стоял. В магазин Мишка с Весёлой пришёл. Стал рассказывать, как твоя бабушка по лестнице кубарем скатилась. Ну я и подумал, что вдруг она зашиблась и лежит там, и побежал к лестнице. А она там лежит в снегу. Я потрогал, живая. Помог ей подняться. Вот и привёл

— Спасибо тебе Вовка. Помоги пожалуйста мне её в дом завести. Валенки как-то не потеряла.  А то она ещё и без валенок  приходит, босяком.

Они взяли под руки Пелагею и, завели её в дом.

— Вовка, добрая ты душа, спасибо тебе.

— Да мы когда сюда приехали, она и молоко нам бесплатно давала и мёд, и мясо приносила. Папка даже два выходных на покос к вам ходил. Говорит, что грех стариков обижать, помогать надо.  День косил, потом ещё на день ходил сено убирать. Он не один там был, там ещё были такие же благодарные помощники — улыбнулся Вовка.

К кому ходила Пелагея на Весёлую улицу, Валентинка не узнала. Улица эта стоит на горе Сиротке,  спускаться с неё нужно по лестнице. Летом спускаться хорошо, а зимой снег притаптывается  к ступенькам и спускаться очень сложно, того и гляди ступеньки рёбрами  посчитаешь.

Когда дети бегут в школу, то спускаются на портфелях рядом с лестницей. А  взрослым приходится чистить ступеньки, чтобы спуститься. Но снег валит почти каждую ночь, и чистить лестницу взрослые не успевают.

Когда бабушка не ходила в гости, то гости приходили к ней. Валентинке это совсем не нравилось, мало того, что после них нужно было мыть пол и трясти половики, сложно было отмыть воск на гранёных стенках стакана.

Каждое утро, уходя в школу, она просила бабушку не приглашать в дом гостей

— Если ты привечать никого не станешь, то и тебя никто не приветит. Поняла?
Вишь чё весна-то делат? То дождь то снег. В таку лихоманку тока дома сидеть, вот ко мне и идут. Понимают, что мне по сырости опасно ходить. Упаду где-нибудь в грязь и захлебнусь. Ты этого хочешь?

— Нет. Я хочу, чтобы ты не пила и гости твои, чтобы по дому не шастали. Кругом следы грязные, всё перемывать приходится— возмущалась Валентинка.

— А…, тебе за баушкой мыть в тягость. А как я из под тебя дерьмо выгребала? Постилки твои стирала. Это мне зачем было? Ты внучка, ты мне не дочь. Не я тебя родила. У тебя своя мать есть. А где она? Хвостом вильнула и, нет-как и нет. Живёшь тут, живи! А баушкой не моргуй! Окромя плохой баушки, ты никому не нужна!  Мать поманила, да опять бросила. Так что мольчи в тряпочку.

Такой, или почти такой разговор был у бабушки с внучкой каждое утро.
Ранней весной Николай уехал на Алтай. В это время у Серафима начался  загул и после работы, он прямиком мчался к матери.  Опять компании, опять драки. В одной из них Серафим не заметил, как под руку подвернулась  его мать. Пелагея  пыталась разнять драчунов и увидев летящий кулак, прикрылась рукой. От сильного удара рука хрустнула и обвисла.

— Окаянный, ты ж мне руку сломал — закричала она.

— Не суйся под руку!—проревел Серафим и выбежал из дома.

В больницу Пелагея не пошла, она подвесила руку на платке и старалась что-то делать по дому одной рукой.

А тут и время подошло отелиться второй корове, принесла она двух телят. Заботы у девочки прибавилось, С одной рукой бабушка уже не могла ни доить коров, ни чистить в коровнике по утрам. Теперь Валентинка чистила у коров перед дойками и утром и вечером. Выносила коровам вёдра с пойлом, доила, потом поила телят. Годовалых телят гоняла на водопой к реке

.  Накормив, кур, уток, поросят, до поздна носила сено в кормушки скоту на ночь. И совсем уже по- темну  носила дрова в сени, и в дом к печи, чтобы бабушка утром могла топить печь.

Дома она доставала из подполья восемь вёдер мелкой картошки.Четыре ведра  картошки, высыпала  в чугун, и варила  поросятам на утро. А четыре ведра оставались на утро, для вечернего корма. Уставала так, что уже не до уроков было. Уроки учила на перемене, на перемене и списывала у кого-нибудь домашнее задание.

Пелагея вставала в пять утра. Ковшом вычерпывала из чугуна картошку и раскладывала её по вёдрам.  Потом ковшом наливала в чугун воды и так же ковшом засыпала картошку. Только после этого  затопляла печь. Варила молочные каши, картошку в мундирах, отваривала морковь, свеклу для винегрета.

Валентинка поднималась в шесть утра и сразу шла в коровник, вычищать навоз  у коров и телят. Потом выносила им пойло, поросятам картошку с комбикормом, кормила кур, уток, доила коров, поила телят и заносила им сено в кормушки.

Молоко, процеживала  в банки и крынки. Освобождала от простокваши посуду. Простоквашу ставила в кастрюле на печные кирпичики, чтобы свернулся творог,  а молочную посуду перемывала и ставила на печь сушится.Потом стоя в тазу ополаскивалась и собиралась в школу.

Когда Николай вернулся, кости на руке у Пелагеи уже срослись. На месте перелома вырос большой хрящ.

— Что ж ты сын, решил руку-то  матери! Что ж ты её в больницу-то  не свёл! А? якорти тебя-то! Теперь вот мается она с ней по ночам — высказывал он Серафиму, когда тот приходил после работы на медовушку.

—- Ты разве не знаешь поговорку: " Двое дерутся—третий не лезь"— оправдывался Серафим.

— Разве так можно, ты же сын ей. В утробе тебя носила, грудным молоком кормила. Кровь её в твоём теле течёт. Как ты мог?!

— Не видел я! Ну не видел и всё. Хватит, батя, хватит уже.

— Хватит… А она ночами не спит. Хватит… Охо хо . Когда ты напьёшься –то?В кого только уродился такой? Раньше гуляли только по свадьбам, да крестинам, а счас чё? По своим советским праздникам гуляете, церковные прихватываете и каждый выходной у вас тоже праздник— говрил Николай склонив голову над столом.

— Ладно, батя, пойду я — он вышел, с силой хлопнув дверью..

— Батя— обратилась к деду Валентинка— а давай эту брагу выльем и ходить к нам никто не будет, и дядя не будет здесь пить.

— Дочка, мы выльем, а они в магазин за вином ходить станут. Нет, это не годное дело. Нам бабушку лечить надо, чтобы рука не болела.

— Батя, ты почему так долго был в Новоеловке?

— Так кресты да оградки на кладбище менял. Все ведь поразъехались, одна Анисья осталась. Одна-то она разве справится. Могил много, вот и задержался.

— Как разъехались? А мы с бабушкой к кому ездим?

— А это вы к её сестре ездите. А уж дети её и знать не знают про моих родных. Они хошь бы свои-то могилы вовремя обихаживали, куда уж до моих.

— Рука мажжит, ненастье видать будет — поджав губы, сказала Пелагея, качая второй рукой больную руку, как младенца.

—  Потерпи мать. Скоро мазь готова будет, лечить тебя стану. Направим твою руку, направим, потерпи— успокаивал  он жену.

Чтобы не " слышать" эту боль, Пелагея налила себе полстакана медовухи и, приняв её, радостно сообщала

— Вот я и оздоровила ни голова, ни рука, ничё не болит!—весело сказала Пелагея и пропела частушку, в такт притопывая

— Эх пьяненькая, виноватенькая
Не ругай меня муж, я брюхатенькая..

Плясать пойду, семерым мигну
какой-нибудь отчается
Да со мной свенчается.

Николай, помешивая варево в глиняном горшке, что стоял в кипящей воде в кастрюле, сказал
—Ну. вот и мазь готова. Будем тебе руку мазать. А на ночь компресс поставлю. Поправим руку-то, поправим—  уверял Николай.

Каждый день Николай втирал в больную руку жены мазь, приготовленную  из пихтового масла, керосина, прополиса,  воска, сока хрена и жгучего перца На ночь обматывал ей руку льняным положком из улья, пропитанным прополисом. С пчелиным пологом спать Пелагеи стала спокойнее.

Пока Николай был на Алтае, с должности сторожей их с Пелагеей уволили.
 Пелагея не только за Николая, но и за себя с больной рукой дежурить не могла.
Мари я для дочери денег не высылала, пенсия у Николая была двадцать два рубля, у Пелагеи двадцать. Этих денег хватало только на хлеб, комбикорм и  муку.
Благодаря тому, что в хозяйстве много скота, свой мёд, семья не бедствовала. Но девочке нужны были  деньги и для школы, и на одежду.

Весной Валентинка пошла работать на кедровый питомник. После школы переодевшись  и перекусив,  она бежала за речку на питомник, пропалывать   молодые кедровые всходы. Если попадались не очень сорные ряды, то удавалось даже сделать дневную норму. За выполнение нормы начисляли три рубля, пятнадцать копеек. Когда начались летние каникулы, Валентинка стала работать полный день. В отличии от взрослых, она в субботу не работала.

 Когда питомник был избавлен от сорняков, вся бригада поехала в тайгу, на посадку кедровых саженцев. Валентинка поехала вместе со всеми.

Она ещё никогда не была так далеко в горах. Местами дорога поднималась на самые макушки гор и когда она смотрела в окно автобуса, то казалось, что она парит над горами. Словно не в автобусе едет, а летит на самолёте. Хотя на самолёте она ещё никогда не летала.

Гряды гор, покрытые густым лесом, были очень красивыми и могучими. От их величия просто захватывало дух. Дорога поднималась всё выше и выше и вот уже пар, окутывающий макушки гор, остался внизу.

 Когда  автобус остановился, Валентинка услышала

— Выходим— сказала миловидная женщина  и все высыпали  на дорогу.
 
Валентинка  стояла на краю дороги, а у её ног  клубился пар, образовывая  облака.  Это какое – то сказочное зрелище, когда ты стоишь выше гор и даже выше облаков.  А вокруг  огромная преогромное тайга. И кажется, что нет ей ни конца, и нет края

— Разбирайте свои мешки, лопаты, тяпки и за мной— распорядилась бригадир, молодая и очень подвижная, хотя и полная, женщина. Она шла так быстро, что вся бригада еле успевала за ней.

Валентинка, с небольшой домашней лопатой и мешком с саженцами,  тоже старалась не отставать от бригадира.

— Ты и ты— указала бригадир пальцем на Валентинку и молодого парня.

— Вот ваш участок— показала она на две колеи от недавно проходившего гусеничного трактора.

Валентинка встала на ту каллею, что ближе к ней.

— Ты первый раз?—спросил парень.

— Нет. Мы в прошлом году с классом садили. Только недалеко от посёлка.

Она выкопала ямку, посадила в неё маленький пучок саженцев, засыпала ямку и вокруг саженцев прихлопала лопатой.

— Ты не правильно делаешь. Нужно брать полную горсть кустиков и вот так— показал он—  под лопату их садить. Потом ногой дёрн прижала и дальше пошла. Если где-то рядом трухлявый пень, то в него тоже пучок воткни, пусть приживаются. Поняла?

— Поняла.

—Смотри, бригадир проверит, если пучки большие прикопала или между ними большие расстояния, то на другой день заставит переделать. А за этот ничего не начислит. Ладно, я пошёл. Ты поднатареешь, так  будет всё быстро получаться. Давай, работай.

Молодой человек стал очень быстро спускаться по своей колее вниз и вскоре скрылся из вида.

У Валентинке не сразу получалось так, как надо, то под лопату сучок попадёт, то камень, а то земля такая, что лопата не берёт. Но потом она приловчилась Валентинка  стала подрезать дёрн, углубляясь концом лопаты,подсовывать под неё корешки кустиков. Потом на дёрн ставила ногу, убирала лопату, а дёрн придавливала ногой.  Когда стало получаться, она быстро спустилась с горки и увидела паренька, он сидел на валёжине и курил.

—Ну как, получается?—спросил он.

— Ага — не останавливаясь, ответила Валентинка.

Где-то рядом слышались громкие голоса, кто-то смеялся, кто-то ругался на камни и палки и тут кто-то крикнул " обе-е-ед".
Валентинка достала из мешка свой мешочек с продуктами. Съев два пирожка с капустой, она запила водой из ручейка и продолжила посадку растений.

— Ну-ка, чё тут у вас— услышала она голос бригадира, вышедшего на их с парнем, участок.

— Ну, ничего, молодцы. Хорошо работаете. Как мешок опустеет, так на дорогу выходи, не задерживайся,  автобус никого ждать будет— сообщила ей бригадир и скрылась в густой траве.

  Когда мешок опустел, Валентинка была уже рядом с дорогой. Слышались голоса и, выбежав на дорогу, она увидела автобус, где её уже ждала вся бригада.

— Ну с почином тебя— крикнула какая-то молоденькая женщина Валентинке.

— Устала небось?—спросила другая.

— Ничё, обвыкнешь. Нас ещё обгонять будешь — улыбаясь, сказала третья..

— Залазь быстрей, поехали! Завтра пошустрей работай, что б тебя не ждали — сказала бригадир.

Валентинка кивнула и заскочила в автобус. Ей казалось, что она совсем и не устала, но как-только автобус остановился у железнодорожной станции, поднимаясь с места, она почувствовала, что и ноги устали, и руки не поднимаются.

 Бабушка встретила внучку, широко улыбаясь, щёки её пылали, глаза радостно блестели, она спросила

— Наработалась? Паужнать садись, суп зелёный, будешь? Пироги ещё есть.

— Ага, сейчас умоюсь.

— Много народу-то на саженцах?

— Бригада. Полный автобус —отвечала девочка, хлебая горячий суп.

— Одна?

—-Кто?

— Бригада-то одна садит?

— Одна

— Да корыстно ли это всего одна бригада. Это ж в автобусе человек двадцать. Это кажен год по двадцать рядков всего, а валят то делянами!

— Так мы же не один день, мы же весь июнь садить будем. Там в тени ещё снег лежит, холодно, сыро. Земля сырая, саженцы приживутся.

—- Ну тогда это хорошо, коли так –то. Но всё одно, валят шибко много. Везут и везут лес эти лесовозы. Весь нижний склад лесом завалили. А саженцы эти, когда они лесом-то будут? Лет через сто.

— Кедр через сорок лет плодоносит — уточнила Валентинка.

— Это понятно, что плодоносит через сорок  А вот деловой древесиной ему ещё столь же надо, что б стать. Но кедр и через сто нельзя брать, он кормилец.

— А почему тогда берут?

— Берут подсоченый.

— Как это подсоченый?

— А ты видела на стволах насечки в виде ёлочек?

— А-а, это чтоб смолу брать. Видела.

— Вот такой лес и валят. Он плоху шишку даёт, мелку и половину пустуя

— А зачем тогда его секли? Смола и у сосны есть, а у пихты всех больше

— Это ещё в войну посекали, чтобы на фронте было чем раненых лечить. Тогда со всякого хвойного дерева смолу брали.

— Баб, а чё у тебя щёки красные, ты пила опять?

— Сарка забегал, маленько посидели . Чё говорю, один-то ездишь, хошь бы Тамару привёз.  Пусть бы погостила.

— Баб, я тоже соскучилась. Я малолетка, у меня неделя короткая. Я в субботу не работаю. В пятницу на электричке после работы к ним поеду.В воскресенье ночью вернусь иТамару привезу.Ты только не пей.  А то я на работу пойду, а она с тобой останется. А ты возьмёшь и напьёшься.

— Нет, не буду, привози— пообещала Пелагея..

Вечером в пятницу Валентинка поехала в Чарыш к родственникам.

Все обрадоваись встрече, а Тамара побежала к радиоприёмнику, открыла крышку проигрывателя и, найдя свою любимую пластинку, поставила её.
Зазвучала музыка, и голос Людмилы Зыкиной заполнил  комнату

— Мне берёзка дарила серёжки
А рябина дарила цветы… пела народная певица.

— Тамара песню свою любимую поставила— пояснила тётя Панна.

— Кушать-то хочешь?—спросила она у племянницы. Валентинка кивнула

— Я сразу с работы и на электричку. Не успела поесть

— Ну давайте все ужинать, да корову доить надо.

— Мам, мы подоим— пообещала Людмилка.

Корова была коротконогая, поэтому доить её детям было очень удобно. Дойки были маленькие и очень нежные. Как только к ним прикоснулись детские ручки, молочко само побежало в ведро. Коровка была очень спокойная и очень доверчивая, и её совсем не беспокоило то, что девочки доили её с разных сторон. Была она чёрной масти и звали её Милкой.

— Да-а-а. Лучше десять Милок подоить, чем одну Майку — засмеялась Валентинка и продолжила.— Майка, высокая на ногах и дойки у неё крупные и тугие. Пока её выдоишь, руки онемеют. Марта легче, но стоит плохо. Всё время переступает с ноги на ногу, того и гляди в ведро ногу запустит — рассказывала Валентинка про бабушкиных коров Людмиле.

В субботу вечером, после рабочего дня, жители Чарыша собрались на спортивном поле. Оно начиналось сразу от жилого пятиэтажного дома.

Кто-то играл в футбол, кто-то в волейбол,  болельщики, веточками ивы отгоняя комаров, дружно реагировали на забиваемые голы.

А потом на спортивном поле были танцы под боян. Когда стемнело, никто не расходился. В  многоэтажном доме горел свет и освещал часть поля, другую часть поля  освещала лампочка на столбе.

Взрослые люди веселились, как дети. Они, то танцевали, то играли в третьего лишнего. Если зазевавшегося игрока ожгли ремнём, то все почему-то громко смеялись, а тот, кто получил ремня, гонялся потом за убегающим, выкрикивая угрозы, потрясывая ремнём. На это все отпускали шутки, то в адрес догоняющего, то в адрес убегающего и, всем было весело, и все громко смеялись.

Набегавшись, они снова  танцевали. Ближе к полуночи, семейные пары ушли домой, а парни с девушками  не спали до утра, то песни пели под гитару, то анекдоты, да смешные случаи рассказывали.
Кровать, на которой спала Валентинка, стояла у окна и заснула она под смех и шутки, доносившиеся с улицы.

Домой Валентинка вернулась вместе с маленькой сестрёнкой, а через неделю Серафим увёз дочь домой.  В субботу Валентинка устроила уборку в доме, стирку, а ближе к вечеру бабушка вдруг обнаружила, что утка с утятами не вернулась с речки домой.

—- Валентинк, чёт утка с утятами домой не пришла, пока не стемнело, пробегись по болоту, пригони их домой. Нельзя поважать их. Домой гнать надо, а то привыкнут и вообще от дома откажутся.

— Щас, баб, бельё развешаю и сбегаю.

Отправляясь на болото, Валентинка обула бабушкины калоши. Пройдя вдоль болота, домашних уток она не увидела и решила посмотреть их в кустах на болоте.
Чтобы дойти до кустов нужно прыгать с кочки на кочку. Дело привычное, не в первый раз она уток на болоте ищет.

Уток в кустах она не обнаружила и, развернувшись в обратный путь, прыгнула на кочку, но не удержалась  и наступила мимо. Ногу тут же сжало густой и вязкой трясиной. Уцепившись за кочку обеими руками, она с силой выдернула ногу, но калоши на ней не было.

— Надо найти, а то влетит— подумала девочка и стала рукой прощупывать в вязкой грязи, но найти калошу не удалось. Она дошла до речки, вымала руки и ноги и отправилась домой.

Когда Валентинка входила во двор, бабушка с подойником в руке, выходила
 .из коровника

— Утки-то де?—подходя к крыльцу, спросила она.

— Не нашла.

— А чё босая?


— Калош утопила, вот и босая.

— Какой галош? Где взяла?

— У крыльца стояли.

— Это ж мои новые галоши! Это же с Алтая галоши!  Ах ты швырманка! Ты што устроила, а? Ты меня без обуток оставила! — Пелагея  быстро поставила подойник на крыльцо, а сама зашла за угол, там между крыльцом и стеной дома, стоял батог. Валентинка поняла, что бабушка сейчас схватит эту палку и опять станет её бить. Мгновенно окинув взглядом двор, девочка быстро нырнула в собачью будку. Полкан, натянув свою цепь и распластавшись нежился, на травке. Он поднял голову, посмотрел на свой домик и не почувствовав никакой опасности, спокойно положил голову на место.

Пелагея взяла свой батог, ворча и ругаясь, вышла из-за угла, но не увидев внучки во дворе, крикнула

— Вальтишка!Ты где? Куда усверкнула?  Ну найду, тебе не сдобровать! Всю душу твою вытрясу! — грозила она палкой.
Пелагея  кинулась за ворота, но поняла, что туда внучка убежать не успела, да и ворота на крючке. Когда убегают, тут не до крючков.

Она заглянула в баню, потом в коровник. Николай уехал в Междуреченск  в магазин пчеловодов, мастерская его на замке. Пелагея постояла немного, раздумывая, где же внучка может быть.  На всякий случай заглянула за баню, но и там внучки  нет.

— Вот швырманка, как скрось землю провалилась! Ну попадёшься ты мне, негодница! Я уж тебя этой палкой-то пообехаживаю! — распалялась Пелагея.

И тут её взгляд упал на будку пса.  Пёс крупный, будка большая, она подошла к ней и заглянула

— Так и есть! Вот курва так курва!  Нашла куда спрятаться! Думала не найду? Нашла-а-а— тыча палкой в лаз кричала она на внучку.

Валентинка уворачивалась, но какая бы ни была большая будка, увернуться не всегда удавалось и, она получала удары то в бок, то в плечо.

— А ну вылазь!

— Не вылезу, ты бить будешь.

Как только Валентинка вернулась жить к дедушке с бабушкой, ей частенько стало " прилетать" от бабушкиного батога.

— Да тебя убить мало! Оставила меня босяком!—кричала Пелагея,орудуя палкой.

— Баб, не бей, не надо. Баб, я получу деньги, куплю тебе калоши в городе!

— А были бы таки в городе-то,  так зачем мне их возить с Алтая? А? Курва ты бестолковая. Вылазь тебе говорю! Или я сейчас возьму топор и разобью эту будку к чёртовой матери! Я тебя всё одно добуду. Лучше сама  вылазь!—грозилась Пелагея.

Делать было нечего, бабушка так разозлилась, что и топор в руки возьмёт, не дрогнет. Уперевшись руками в края лаза, Валентинка просунула голову.
Пелагея только этого и ждала! Она вцепилась в волосы, и стала трепать внучку, выволакивая её из собачьей конуры. Уронив девчонку на землю, принялась бить её батогом.

Валентинка обеими руками закрыла лицо, чаще всего под  палку попадали локти. Чем больше Пелагея хлестала палкой по телу внучки, тем сильнее её охватывало зло.

— Вот тебе, вот. Одно горе от тебя. Одна беда. Всю ты мне душу измотала, проклятущая.

Кто знает, что бы могло случиться, если бы не отобрали девчонку, приехавшие с электричкой, родственники Пелагея. Это был тот самый дядя Артём, который когда-то заставлял Валентинку таскать в вёдре глину и называл её фашистским отродьем и бабушкина племянница, Шура..
 
На работу в понедельник Валентинка не поехала, очень сильно болели бока и кровили локти.
Опомнившись, Пелагея то и дело подходила к кровати, где лежала внучка и, раз за разом просила прощения.

— Ты уж прости, бабушку, не могла я со злом пособиться. Обида шибкая взяла. Прости уж меня. Хорошо, хоть отобрали, не нароком забила бы, Господи прости ты меня.

— Давай вот куриного бульончика испей. Отвар куриный шибко  пользительный. Хорошо помогает.Давай.

— Не хочу, баб.

— Ты через "нехочу", чтоб поправиться, надо кушать. Давай.

— Не буду.

— Обиду держишь? Ну ладно, отлёживайся. Пойду я, гостям что-нибудь приготовлю, а  то скоро явятся


— Зачем ты меня так бьёшь? Мне в школе стыдно локти было показать, там кожа нарстать не успевает, всегда красная и тонкая. Я чтобы на физкультуру переодеться, от всех пряталась.

— Ну до школы ещё всё заживёт. Бью, значит хочу, чтобы ты хорошим человеком выросла. Кто разнежанный, так с того не человек, а пшик выходит. Они никого не любют, никого не ценют. Все у них пошто-то в должниках ходют Им всё дай, да дай. А сами ничё не могут.  А ты у меня всё можешь и сено косить, и носки вязать, и пошить на себя сумешь, поесть сготовить. Ну, всё можешь.

— Я бы всё равно научилась, и бить не надо.

— Э… Не скажи. Когда боязни нет, так не на работу бы бежала, а по женихам.

— Нет у меня женихов.

— Как это нет? А на горбылях кто по пол дню тут сидит, тебя дожидатся?

— Друзья просто, соседи.

— Ну ладно, ладно. Сёдня с электричкой батя должён приехать, чё сказывать - то будешь, коли спросит, чё стряслось, что лежишь?

— Ничё. Хочу и лежу, устала.

—Ну отдыхай. Я пойду, скоро гости с посёлка  явятся. Пошли по магазинам. Мы, говорят прошмырнёмся по магазинам. 
В это время хлопнули входные двери и раздались голоса.

— Я к гостям, а ты отдыхай, как чё надо, зови.
 
— Эх Пелагея Петровна, у вас и снабженье! Мы вот консервов всяких разных накупили, компотов персиковых, да вишнёвых, да абрикосовых. Джемы яблочные. Это лучше чем повидло в пироги-то  класть— радовалась племянница Шура.

— А я тёть Поль, вот чё взял — похвастался  Артём,  поставив на стол бутылку рома.

— У нас такого днём с огнём не сыщешь.  А бутылка-то, какая фигуристая, ах!

— Так такую-то поди  и не примут обратно- и не сдашь— предположила Шура.

— Дак и у нас и то, не примают таку-то— пояснила Пелагея.

— Эх бабы, бабы. Я им про ром, а они про сдашь— не сдашь— засмеялся Артём, распечатывая бутылку рома.

Через час Пелагея вновь подошла к внучке

— Ну, как ты? Кушать надумала?

— Баб, ты чё пьяная?

— Ну так ведь гости. Как же, им буду подносить, а себя обнесу? Пить не буду, обидятся. А ты вот поешь и не приглядывайся. Поправляйся быстрей.

Николай приехал не с электричкой, а пассажирским поездом, глубокой ночью. Все уже спали. Утром он заметил, что внучка спит, на работу не собирается, но ничего не спросил, решил, что надоело ей ходить на работу, решила отдыхать.

Только в обед, он обратил внимание на то, что уже обед, а внучка с постели так и  не встала.

— А чё Валентинка не поднимается, обед ведь. Разоспалась она что-то.

— Говорит, что устала очень, хочет отлежаться— ответила Пелагея.

Николай зашёл в комнату к внучки

— Ты у нас сёдня засоня, или как? Женихи-то уже все ворота облизали, а ты всё в постели валяешься. А работе чё потянула? Руку, ногу, чё. Давай я выправлю.

— Ничё не потянула, устала просто, я хочу полежать.

— Ну давай, отдыхай. Долго не залёживайся, а то хуже будет.Мала ещё работать-то. Чё вот взялась за работу. Вся жизнь впереди, ещё наработаешься. На каникулах отдыхать надо. Давай мы тебя в пионерский лагерь отправим?


— Никуда не хочу.Я отдохну и опять на работу в лес пойду.

— Ты мне скажи, на чё тебе деньги нужны, я мёд накачаю в июле, да с тобой в город его свезём, и купим чё надо.

— На всё надо. На форму в школу надо, на чулки капроновые, на туфи, на платье красивое над, у нас в школе тематические вечера с танцами.Платок газовый надо. Много чё надо.Вот поправлюсь и пойду на работу.

— Поправляйся. Потом поговорим— сказал Николай внучке и хотел уйти, но она его окликнула

—Бать, а чё такое швырманка?

Николай рассмеялся.

— Это где ты услышала? Швыр или швырь в разных местах по- разному говорили. Так называли человека, который не надёжный был. Если ему что-то поручали, он сбегал и не делал. Бросал друга в беде и смывался. Вот и говорят, мол камень зашвырнуть- кинуть стало быть или прошвырнуться, пробежаться где-то. Ну а швырманка, это что-то женское. Беглянка, стало быть. Поправляйся.
 
Три дня Валентинка пролежала, а на четвёртый отправилась на работу.  Когда бежала на автобус очень волновалась, боялась, что её домой отправят?  Но никто ничего за прогулы ей не сказал.  А с июля её бригада пошла на " пихтолапку" Для всех норма была одинаковая, сложить из лапок пихты ровную кучу, один метр ширины, один метр высоты и два метра длинны.

Валентинка посмотрела, как укладывают лапку постоянные труженики и стала делать так же. Вначале выкладываешь стенки, хорошо их примнёшь, а потом набиваешь середину. Норма для всех одинакова, сноски на возраст не было и Валентинке приходилось работать быстро, чтобы закончить вместе со всеми,"автобус ждать не будет"- говорили ей.

Домой Валентинка приезжала вся в смоле и в пихтовых иголках. Хорошо что батя  каждый день баню топил, а бабушка помогала постным маслом оттирать смолу с тела.
Первые дни на работе очень уставала, но потом стала привыкать .
 После бани, перекусив, она бежала на поляну, где собиралась молодежь и подростки.

Вскоре выяснилось, что у моста, за речкой тоже собирается молодежь и подростки. Её одноклассники, Валера Топаков и Витя Бобков на той поляне играли на гармошках. Поздно вечером подростков с полян молодёжь прогоняла. И в это время  по мосту лесовозы  не ездили и тогда все подростки  и поселковые, и зареченские, стали собираться на мосту.

Атмосфера там складывалась очень удивительная. Было такое чувство, что ты на мосту, как у себя дома. В каждом подростке открывались самые замечательные качества. Кто стеснялся на поляне вымолвить слово, здесь увлечённо рассказывал  смешные истории из своей жизни или из жизни общих знакомых. Все дружно смеялись, шутили. Даже танцевали под гармошку. И никто никого не стеснялся.

Когда на землю опускалась  ночная мгла, подростки расходились по домам. Тогда зареченские шли всех провожать до мостика через старое русло Балыксы.
 У мостика все останавливались,  и пообщавшись ещё немного, разбившись на три группы,  расходились по своим направлениям.

Валентинка шла домой со всеми, кто с железнодорожной улицы.  На дороге, против её дома, все на минутку останавливались , попрощавшись, Валентинка бежала домой.

Однажды, как обычно все остановились против дома Валентинки,  разговорившись,  не заметили, как к ним подошла Пелагея и со всей силы перетянула, свою внучку вдоль спины, обрывком электропровода, как плетью.
От неожиданности Валентинка вскрикнула и обернулась.

— Ты чего, баб?

— А ничего, марш домой!—скомандовала Пелагея.

Вся компания тут же разбежалась  по своим направлениям.

— Баба, ты зачем меня позоришь? Что я такого сделала? Я просто стою и разговариваю!--   возмущалась девочка.

— А я не знаю, чем бы эти разговоры закончились, если бы я не подоспела.

— Я домой бы ушла, вот чем. Стыдно теперь перед ребятами.


— Стыдно будет, когда в подоле принесёшь! Вот это стыд! А то, что бабушка домой загнала, это не стыд, это порядок. Блюди порядок и никакого сраму не будет. Тебе завтра на работу, а ты стоишь там с ними рассусоливашь. Мольчи лутче, пока я не повторила. У меня не заржавет, перетяну проволокой-то ещё, бушь знать.

—  У меня вся спина горит, от твоего удара— пояснила внучка, входя в дом.

— Вот и хорошо, дольше помнить будешь. По плашке ходи, на другу не заглядывай.

— Да я и так никуда не заглядываю. Только на полянку сбегаю и домой.

—- Вы чего это расшумелись? — спросил проснувшийся Николай.

— Спи давай. Внучка вон твоя тока явилась. Уж половина десятого. Срам-то какой.

Валентинка молча ушла в свою комнату и легла спать.
Утром спина ещё "горела", но на работу она поехала. Автобус   поднимался высоко в горы. Дорога шла, то вдоль ручья, то по вершинам гор. Солнце то всплывало, то скрывалось за кронами деревьев и остроконечных  пихт. Как только автобус  остановился, бригадир дала команду

 — Выходим.

Валентинка вышла из автобуса, её тут же окутал, напитанный ароматом смолы, прелой травы, густой воздух. Настроение оживилось.
Дорога была совсем свежая, и по ней, размывая рыжую глину и обнажая камни разной величины, бежали по калеям два ручья. Валентинка перепрыгнула через ручеёк и встала в траву.

Место было совсем не тронутое. Здесь ещё не жужжали пилы и, не было слышно свиста падающего  дерева.

— Пошли за мной— опять отдала команду бригадир и все , гуськом, один за другим потянулись за бригадиром по не хоженным тропам. В лицо дул прохладный, но очень нежный  ветерок. 

С дерева на дерево,  шурша крыльями, перелетали большие птицы. Птицы поменьше, тревожно кричали, кружа над землёй, и падали в траву.

Сквозь лохматые ветви хвойных деревьев, проплывал  солнечный диск. Остроконечные пихты, упирались в голубое небо, обдуваемые ветром, они махали лохматыми ветками. Огромная поляна на склоне соседней горы, словно горела от цветущих огоньков. Между деревьями тут и там качали своими малиновыми головками лесные пионы. На выступах замшелых скал, цвели голубые таёжные колокольчики.

Бригадир  повела всех глубже в лес. Наконец-то  лес расступился и, перед ними открылась поляна, на которой стояла на огромных санях, небольшая избушка. Бригадир сняла замок, вошла внутрь.

— Заходим. Сидим, ждём. Скоро подъедут бригада вальщиков и бригада  сучкорубов.

До этого дня пихтосборщики приезжали на уже пустые от леса деляны. Деловой лес был вывезен, на деляне оставались только кучи пихтовых сучков.
В этот раз вокруг была девственная тайга.

Вскоре подъехала крытая брезентом машина, борт открылся и вальщики, как горох посыпались на землю, и стали снимать  с машины свои бензопилы .В это время подошла вторая крытая машина, на ней приехали сучкорубы.

Каждая бригада окружила своего бригадира и, получив задание, все ринулись в гущу леса.

К  вальщику прикрепили сучкоруба, а к каждому сучкорубу, пихтосборщика.

Пока вальщик не уложит дерево на землю, подходить в его зону нельзя, нужно ждать. Валентинка и сучкоруб, к которому её прикрепили, стояли в стороне и ждали.

Валентинка впервые в жизни видела, как валят лес. Подпилив дерево с одной стороны, вальщик переходил на противоположную сторону. Пила вонзалась в тело дерева, а вальщик, одной рукой держал тяжёлую пилу, другой толкал дерево в противоположную  от себя сторону, где уже был запил. При этом он разговаривал с пихтой

 — Пошла, пошла родная-а-а. Давай, давай, давай. Во-о-от так— кричал вальщик, во весь голос, перекрикивая визг пилы.

Когда дерево упало, взмахнув комлем, оно качнулось на густых, пушистых ветках  и затихло, сучкоруб сказал

— Пошли.

Высокий, крепкий сучкоруб, встав возле комля с одной стороны дерева, быстро орудуя топором, лихо отсекал сучья от ствола с другой стороны дерева.

Валентинка поднимала тяжёлые сучья, и отсекала от него мягкую, ярко зелёную,-хвойную лапку. Нарубив охапку пихтовых веточек, она переносила их ближе к дороге, куда приказала бригадир.

Тайга гудела. Где-то рядом трещали трактора, визжали пилы, стучали топоры, громко переговаривались  женщины, ухали падающие деревья. На душе у Валентинки было и радостно, и грустно одновременно. Радостно было, что вокруг тебя кипит жизнь, а грустно, потому что под пилами и топорами навсегда расстаются с жизнью могучие деревья. Они десятилетиями жили здесь, встречали утреннее солнце, омывались ливнями и обдувались ветрами. Они, эти могучие деревья,  всю зиму противостояли бурям и метелям, лютым морозам и снегам.

Задумавшись, она очнулась и обнаружила, что сучкоруб уже ушёл на другое дерево, а она ещё здесь не обрубила всю лапку. Заторопившись, Валентинка взмахнула ножом-секачом и, ударила по руке. Удар пришёлся по мякоти под большим пальцем левой руки. Мякоть отвалилась от ладони, и повисла на коже, но крови не было.  Валентинка замерла, она смотрела на отвалившуюся часть её тела, и не знала, что делать. Опомнившись, девочка закричала

— Ой, ой-ё-ёй. Мамочка-а-а.

Сучкоруб быстро подскочил к девочке.

— Отвернись— крикнул он.

— Что? — не поняла она.

 — Быстро отвернись! — обрывая подол рубахи,  крикнул сучкоруб.

Валентинка отвернулась и услышала, как по руке потекла горячая кровь. В это время по ране застучала тёплая струя сучкоруба. Промыв рану своей мочой, он прижал отвалившейся  кусок тела к своему месту, и крепко примотал лентой от рубахи.

—Руку не опускай, держи вот так — согнув в локте её руку, он усадил Валентинку на лежащее дерево и сказал.

 — Посиди вот так. Пусть ладонь будет вверху, руку не опускай пока. А я сейчас принесу смолы,  мы зальём твою рану. Затянет в два счёта, как и не было ничего. Сиди — приказал он и, быстро скрылся в пихтаче. Валентинка, старательно поддерживая левую руку правой рукой, осталась его ждать.
Собрав на лист лопуха мягкие камушки смолы, сучкоруб вернулся.  Он размотал  руку девочки и, выдавливая из камушков смолу - живицу, что сохранилась в средине камня, залил рану.

— Ну вот. Ещё немного подержи, чтобы смола затвердела и можешь положить руку на колени.

— А как норма? Мне только середина осталось..-—чуть не плача, говорила девочка.

— Не беда. Береги здоровье. Ещё успеешь, наработаешься — уходя, сказал сучкоруб.

Сидеть, Валентинке надоело, и она решила ломать лапку одной рукой. Но как бы она ни старалась, а норму сделать не успевала.

— Ты чё делаешь, неугомонная. Ух ты— возмутился сучкоруб.

—Бабоньки— обратился он к проходящим мимо двум женщинам —подсобите девчонке, руку поранила и норму не успевает сделать. Сучья я вам подтащу

— Чё, глубоко рубанула?—поинтересовалась  она женщина.

— Ага— кивнула девочка.

— Ну посиди пока, скоро уж автобус подойдёт— сказал другая женщина.

Сучкоруб приволок несколько хороших лохматых сучков и быстро отправился за другими.

Закончив работу,все пихтосборщики собирались у избушки и проходя мимо женщин, что помогали Валентинке, отпускали шутки

— Это вы чё, закалымить решили?

—Не наработались ещё?  На ночь захотели остаться?

— Девки, вы что нас без работы решили оставить? За ночь вы так  всю пихту соберёте

— Вы лучше помогите, чем зубоскалить. Девчонка поранилась, норму не сделала. Ничё не получит. Давайте, не стесняйтесь. Все по сучку и норма готова—  пояснила, одна из женщин по имени  Татьяна.
Кто-то прошёл мимо, но многие такое предложение приняли и, вскоре куча была готова.

Сняв замер, бригадир сказала

— Десяти сантиметров не хватает.

—  Максимовна! Да запиши ты ей норму, а мы завтра наверстаем— наперебой пообещали женщины.

— Слово даёте? Смотрите, чтобы сделали — отмечая в журнале, ответила бригадир.

— А куда мы денемся?— засмеялись женщины.

Подошёл автобус, Валентинке помогли в него забраться.

— Болит?—спросила, рядом сидящая женщина.

— Не сильно, терпеть можно.

— Ну ты только аккуратней, хорошо , держись, не потревожь  руку. Не будешь бередить, быстро заживёт — посоветовала соседка.

Когда въехали в посёлок, кто-то воскликнул

— Ты гляди, а клуб-то уж почти готов.

— Да не почти, а готов. Там уже и покрасили и даже шторы на окна повесили-- пояснила  сидящая рядом с Валентинкой женщина.

Дом культуры построили возле школы. Здание было большое, необычное. Огромные окна от самой крыши и почти до самой земли, делали дом культуры очень внушительным и современным. При входе в здание стояли большие и красивые двухстворчатые двери.  В огромной прихожей находилась  с одной стороны гардеробная, с другой буфет. Чтобы войти в фойе, пересекается длинный коридор на два крыла. В одном  крыле располагались  комнаты для репетиций в другом крыле, административный кабинет, библиотека  склад.

 На высоких окнах были развешаны оранжево розовые и оранжево жёлтые портьеры.  От таких расцветок, казалось, что в фойе, даже поздно вечером сияет солнце.
.
В зале стояли новые красивые сидения. Пахло свежей краской.
На цене были бархатистые тёмно бордовые кулисы и такой же занавес.
За сценой, как в настоящих Дворцах культуры или театрах, были гримёрные для артистов и гардероб для сценических костюмов.

 К открытию клуба готовился концерт. Валентинка принимала в нём самое активное участие, она пела, играла в сценках, читала стихи.