В мире вымышленной мерзости

В одном из своих эссе выдающаяся американская женщина-публицист Сьюзен Зонтаг, между прочим, обозначила: «Всякое восприятие, которое может быть втиснуто в жёсткий шаблон системы или схвачено грубыми орудиями доказательства, больше уже не восприятие. Оно затвердело в идею…». Именно эта цитата в максимальной степени подтверждает моё собственное впечатление от мировосприятия российской оппозиции, если отсчитывать её активность от событий лета 2012 года. Я ясно помню собственное недоумение в моменте: иду по Крымскому валу в художественный салон и вижу нарядных благополучных «белоленточников» (куда наряднее и куда благополучнее нас с моим другом в то время), уверенных и высокомерных от ощущения собственной самодостаточности (ложной, как теперь очевидно) и нам абсолютно чужих.

Ещё помню визит к издателю Ирине Прохоровой «по наводке» немецкой журналистки, к которой искренне и внезапно ворвалась в надежде найти поддержку и понимание и которая перенаправила меня к «одной из умнейших женщин России». «Умнейшая» не удостоила вниманием переданный через секретаршу отпечатанный и свёрстанный макет нашей книжки, перебросив его сотруднику, который на поверку оказался умозрительным компилятором-рифмоплётом, отвечающим в издательстве за поэтический раздел. Чтобы моя оценка не выглядела как сведение счётов, хочу подчеркнуть принципиальное различие между подлинным и псевдо-подлинным в литературе и искусстве. Это различие является определяющим в принципе и отвечает теме в полной мере. Так вот. В СССР выше всего оценивалась идеологическая составляющая любого явления и именно на этой основе базировалась деятельность всех институтов без исключения. Соответственно, клише вроде «филфак МГУ», или «Литературный институт», или «Академия художеств» были главной репутационной характеристикой для любого бездарного выпускника. Понятно же, что если у тебя за душой всего лишь диплом да участие в идеологизированных междусобойчиках «членов профессиональных союзов» – и всё, то ни к званию «художник», ни к определению «писатель или поэт» твоё имя отношения не имеет. И любой настоящий художник или поэт, выстраданный опыт которого подлинен и безусловен, для тебя – лютый враг. По сему несмотря на то, что сотрудники издательства книгу почти «зачитали» и забрать отвергнутый макет обратно стоило труда – понимания мы не нашли. Но в тот момент я ещё не понимала до конца всю меру разнузданной профанации доморощенных гуманитариев-интеллектуалов, костяка и базовой основы протестного движения.

Так уж получилось, что наивный американец Сорос сделал ставку именно на эту когорту амбициозных двуязычных лоботрясов. Сейчас уже канули в заслуженное небытие популярные среди «филологической элиты» ПирОГИ. И сейчас, сталкиваясь внезапно с ошмётками прежних чаяний выкормышей талантливого американца, я всякий раз ощущаю эту неистребимую, почти животную ненависть когда-то обласканной посредственности к моему искреннему и полноценному творческому мироощущению.

Только ненависть, слегка припудренная сарказмом, лежала в основе оппозиционного дискурса и прорастала в оппозиционный нарратив, питавший разноплановые иллюзии реального противостояния – и дольше всего в трансляциях и на сайте «Эха Москвы», и в «Новой газете». Как подчеркнула я, ссылаясь на Сьюзен Зонтаг, ненависть «была схвачена грубыми орудиями доказательства», которое всякий раз подавалось, как исчерпывающее, но было, в сущности, тенденциозным и поверхностным. Сложившаяся путинская система власти просто не могла быть изменена путём призывов к её свержению на основе возвышенных схем, сдобренных чувством бессильной ненависти. Самое смешное, что совсем недавнее интервью Владимира Милова только восторженные клише и воспроизводит. При этом политик с гордостью подчёркивает, как напряжённо он трудится в аспекте разработки антироссийских санкций… Российский политик разрабатывает антироссийские санкции… Его собрат Алексей Навальный – объект последовательных издевательств ФСИН. Его коллега Любовь Соболь, на энтузиазм и энергию которой делалась ставка – выбыла из игры в силу психического нездоровья. Другой коллега Милова, Иван Жданов, ежедневно отслеживает горькую судьбу своего отца, взятого системой в заложники… И никто из них не пытается выяснить причину столь разгромного проигрыша. А причина в том, что вся деятельность оппозиции, все заклинания-лозунги «мы здесь власть» в основе своей имели наивную иллюзию самоуверенной правоты в отсутствие заработанного права. Их правом оказалось их бессилие, так сказать, право слабого.

Особенно забавно сейчас слушать их дружное осуждение демарша Евгения Пригожина. Они даже не отдают отчёта в том, что самим фактом осуждения поддерживают ненавистную власть. А на деле – сводят счёты с дерзким авантюристом, чья авантюра пока ещё не закончена, кажется. Пригожин, рискуя жизнью, сделал то, на что не решился никто из них – и отступил, руководствуясь трезвым расчётом. По крайней мере, не принёс себя в жертву, в отличие от них.

«Затвердевшая идея» российской оппозиции сводится к антитезе: если не «прекрасная Россия будущего», то концлагерь типа Северной Кореи. Третьего не дано. Сейчас «протестанты-релоканты» ищут европейской поддержки в плане полномочного представительства. И мне почему-то кажется – не найдут. Вряд ли европейцы это им скажут в лицо, но про себя подумают точно: инерция ненависти только ненависть и умножает.