Чей ребёнок? или Прощальный бал 10-го Б

     Если рассказывать всё честно, не боясь обвинений в поклонении Западу, то во всём виновата наша промышленность, выпускавшая некачественные круглые батарейки для переносных магнитофонов.

     В те далёкие времена выпускные балы проводились в своих школах, где после торжественной части начиналась неофициальная, с танцами, закуской и чуть-чуть шампанского, а часа в 4 утра – выход встречать рассвет. Выпускники школы № 16 с учителями по исторической Каменной лестнице традиционно выходили на Пушкинскую набережную.

     Конечно, мы разработали свой вариант встречи рассвета небольшой инициативной группой. Неизменные два трио с первого класса – Вовка Шипико, Женька Мальцев и я, упоминавшиеся Ирина О-ва, Таня Ж-ва, Ольга С-ва и примкнувшие к нам с девятого класса Таня Л-ко и Игорь Остапенко.
     Девушкам мы всего плана не рассказали, только предупредили, что по сигналу мы все уйдём в самоволку.

     Было заранее куплено кое-что из закусить, а также свежие батарейки для Вовкиного переносного магнитофона. Чтобы не тащить это в руках, всё накануне уложили в детскую коляску, взятую у соседей напрокат и спрятанную до поры в гараже Вовки Ш., жившего рядом на Греческой.
     Итак, нас поздравили с выходом на большую дорогу, вручили аттестаты без медалей. (Ещё одну серебряную медаль в нашем классе заслужила Галя Пугач. В «А», кроме золотой, было три серебряных.)

СЕРЕБРЯНАЯ МЕДАЛЬ
     После сдачи последнего седьмого экзамена по английскому языку двадцать пятого июня я успокоился: будет серебряная медаль, чему я был очень рад. Серебряная даже лучше, чем золотая. Золотая слишком ко многому обязывает. Ты и дальше должен будешь всю жизнь доказывать, что лучше всех, а стоит проколоться и любой троечник может сказать: – Сдулся! Знаем, как он медаль заработал. – А с серебряной можно отмазаться: – Я же не зубрила-любимчик, потому и не золотая.

     Мама никогда и никому «не заносила в кабинеты», я не вымаливал пятёрки и ничего не собирался доказывать. После восьмого класса я легко поступил бы в любой техникум, но мне дали возможность закончить 10 классов, чтобы поступить в институт и стать инженером, специалистом.

     Я согласился бы на любую медаль, хоть бронзовую – это была награда в первую очередь для бабушки, мамы и отчима. Я представлял себе, как родители вернутся с последнего школьного собрания домой, и покажут всем соседям настоящую медаль в коробочке на синем бархате. Для нашего двора это была серьёзная награда, которая заткнула бы рты многим злопыхателям.
     К моему огорчению Государство и в этот раз обделалось. Аттестат, с обложкой серебристого цвета с соответствующей записью, я отдал маме и отчиму, сидевшим в зале, но кто у нас верит написанному-напечатанному. Ты покажи, чтоб можно было поднести к глазам, попробовать на зуб, а бумага всё стерпит.
***

     Вместо удостоверений о заработанных спортивных разрядах Петр Максимович выдал просроченную грамоту ГорОНО за баскетбол, оформленную на скорую руку за неделю до выпускных вечеров и значок ГЗР, осчастливили школьной самодеятельностью, отпустили родителей, закрыли вход и перешли, наконец, к ужину и танцам.

     У нас с собой естественно и здесь было чуть-чуть. Разрешённое шампанское в бокалах посвящённых стало немного светлее и чуть крепче, чем у всех. Это был коктейль «Северное сияние» – с добавлением водки «Столичная» (с «Московской» – «Белый медведь», с коньяком – «Бурый медведь»). Я не собирался напиваться во время этого застолья, так, малость, для куража.
     Сопровождал вечер эстрадно-ресторанный ансамбль местного музыкального училища. Мы с Ириной О. показали всю современную программу школы бальных танцев. Я только замечал удивлённые глаза учителей. Ноги гудели, лицо пылало, как после баскетбола без перерыва. Ученики, молодые учителя, комсомольская вожатая сидели уже вперемешку...
     Я подошёл к ребятам и попросил минералки. Мне протянули через стол стакан с пузырьками на стенках. Я жадно хлебнул – там было много водки и чуть шампанского. Хорошо, что я не стал запивать – во втором стакане была чистая водка, а закуски на столах давно не осталось.
     Кто-то кроме нас тоже прилично «зарядился» и неудачно пошутил. Или решил вывести меня из строя. Пришлось идти за водой под кран, заодно умылся и подышал у открытого окна в холле перед «голубятней».

     Веселье было в разгаре, когда в четвертом часу утра, мы тихо покинули старый купеческий дом наискосок от ресторана «Волна». Не спеша спустились на Греческую, и пока отвлекали девушек анекдотами неожиданно для них из ворот выкатилась коляска, ведомая довольным своей миссией Вовкой.
     Девчонки оценили нашу выдумку с коляской, кто-то бросил в неё туфли «на шпильках», переобувшись во что-то привычное, давая отдых натанцевавшимся ногам, и, смеясь, мы с тихой музыкой пошли по пустой главной улице Ленина (ныне опять Петровской) к памятнику основателю Таганрога – императору Великому Петру I.

     Через полквартала Таня Л-ко поняла, что не может дальше идти в своих новых туфельках на тонких каблуках. Сменной обуви она не предусмотрела, а «убить» об асфальт дорогие дефицитные чулки было жальче ног. Размер её ноги (39) был ближе только к моему – 40. Тогда я предложил ей свои туфли. Засунул носки в карман, и как в детстве, босиком, а Татьяна ожила на глазах в моих мокасинах.

     Привычно развернули на аллейке на лавочке свои запасы, и тут водка с шампанским и танцы без перерыва дали о себе знать: резко сдавило виски и от поднесённого стаканчика с вином меня слегка замутило. Чтобы не нарушить праздник, я ушел в сторону маяка на простор к утреннему ветерку и прохладе. Минут через десять, продышавшись, вернулся почти в полном порядке.
     Подняв тост за свободу и перекусив, сошли не спеша по Воронцовскому спуску к яхт-клубу, в конец набережной. Рассвело вовсю, и мы увидели движущихся от Каменки нам навстречу остальных ребят из обоих классов, с учителями и Колобком. Их было много и они ничего не нарушили. Нас было восемь, и мы вышли из общего строя, но не нарушили традицию, пришли на место и мы катили детскую коляску.

     Когда Колобок опознал 4-х своих проблемных выпускников и 4-х их не менее проблемных одноклассниц, таинственно исчезнувших, а теперь неизвестно откуда появившихся, да ещё с коляской, из которой доносились звуки очень похожие на детский плач (это «поплыл» звук в магнитофоне из-за подсевших батареек), в глазах его гнев сменился на ужас. Неужели одна из его выпускниц родила ребёнка, а он ничего об этом не знал?

     Молча, резким взмахом руки директор остановил обе группы, в наступившей тишине, под звуки «уа-уа», с невероятной скоростью подкатился к нам и отчаянно заглянул в коляску. Все замерли.
     Секунд 10 мы взирали на его удивлённый затылок. После чего, Колобок выпрямился, блаженно улыбаясь. Увидев вместо младенца магнитофон, он, в отходняке, немо развел руки и, вместе с нашей гоп-компанией громко рассмеялся, даже не отчитав нас за самоволку.

     Мы смеялись, глядя на Колобка и друг на друга, а зрители решили, что несчастный директор сошел с ума и заразил нас. И только подойдя осторожно вплотную и разобравшись, в чём дело, засмеялись все, забыв про наступивший рассвет. Смеялись долго, вспоминая потом подробности и представляя сцену в лицах, особенно обалдевшего Колобка.
     Это был не первый его выпуск, но такого – ещё не было…

     Взошло солнце и некоторые разгорячённые тела решили искупаться, а девушки побрызгать водичкой на лицо. Нужно было стоять внизу на самом краю плит, чтобы выдёргивать соскальзывающих девчонок из воды. Ирка всё-таки намочила ноги по щиколотки. Пришлось нести её на лавочку, и сушить ноги и туфли…
     В семь утра все уже выдохлись и начали расходиться по домам…

     Часов в десять я проснулся в какой-то смутной тревоге и вышел во двор. Он был абсолютно пуст, и я понял, что мне некуда спешить и совершенно нечего делать. Не нужно что-то учить, не нужно идти в школу, я не встречу через пять минут друзей – жизнь остановилась. Накатила тоска – хоть плачь. Я чуть не завыл в голос от этой звенящей тишины и пустоты вокруг и внутри меня.
     И тут за забором у кого-то в сарае заорал ненормальный петух, и я сразу услышал шум машины на дороге, музыку из окна в доме напротив и с ума сводящая тоска понемногу перешла в щемящую, но осознаваемую и контролируемую грусть.
     Вернувшись в комнату, позавтракал и помчался к Женьке и Вовке составлять план оргтехмероприятий по поступлению в ВУЗ.