Многа букафф. Гл. 14

\
     Александр Разумихин
   
   
     «МНОГА БУКАФФ» ;-)
   
     О феномене современной беллетристики и её «творцах»

     Поэма в клочках

          
     «С кем вы, мастера культуры?»  Клочок 14

С кем вы, не желающие понять, что разъять связи «критик-читатель, критик-писатель, критик-человечество» невозможно? Невозможно потому, что критик такой же писатель, как и автор художественных произведений, и оба они должны разговаривать не с Марь Иванной из соседнего подъезда, а с человечеством. Памятуя при этом, конечно, что Марь Иванна — тоже маленькая частичка этого самого человечества.

А если кто желает обслуживать одного единственного читателя, то надо избрать другую профессию и заниматься другим делом. Даже «коллеги» из шоу-бизнеса предпочитают собирать большие залы и стадионы, хотя они-то уж знают толк в обслуживании. Делать же вывод, будто работа критика — это нечто вроде сценария, созданного по мотивам романа, проба пера, высказывание по поводу, отражение света, излучаемого то ли беллетристом, то ли созданным им текстом, означает не просто непонимание сути вопроса, а попытка придать забвению опыт человечества, накопленный им в ходе Истории. Хотя, конечно, можно и в XXI веке стремиться открыть Америку, желая попасть в Индию, не принимая во внимание, что Америка давно открыта.

Судя по комментариям, беллетристы не захотели слышать ничего иного, в чём сами уверены. Совсем как некогда люди жили с уверенностью, что Солнце вращается вокруг Земли. Предвидя это, я старался рассказать о связке «писатель и критик» максимально доступно. Старался приготовить блюдо попроще, разжевать, в рот положить, чтобы проглотили. Изначально не хотел «будить» Платона и Аристотеля, Гегеля и Лессинга… Попытался в двух абзацах объяснить разницу между литературой и критикой. Однако мирным людям показалось, что в двух абзацах «многа букафф».

Не проглотили. Видимо, побоялись несварения. Хотя, кроме двух абзацев, всё остальное лирика. Лишь только услышали, что «учить писателя писать или помогать ему в этом занятии, быть судьёй над созданными им образами в предназначение критики не входит», сразу оказалось, что и критика, и критики совсем не интересны, поскольку, надо же! «критик писателю не прислуга». Этого, мол, не может быть, потому что не может быть никогда. Даже Л. Аннинский, я уж не говорю о Ап. Григорьеве, не раззадорил и не подвиг на «великое деяние» узнать новое.

Не задать себе вопрос «Почему?» я не мог. Уж больно резким было изменение «поведения» беллетристов до и после поста «Кто такой критик, и с чем его едят, или Должен ли писатель быть счастлив?» Именно он повернул стрелку компаса; его появление словно «выключило» из разговора авторов, ещё вчера бурно рассуждавших о нужности-ненужности критиков.

Получается, и здесь я не могу говорить утвердительно, смею лишь сделать допущение: та часть содержания, которая соответствовала вынесенным в заголовок словам «Кто такой критик, и с чем его едят…», вряд ли могла вызвать такую реакцию. А вот вторая часть про то, «должен ли писатель быть счастлив?», похоже, задела беллетристов не на шутку.

Разговор шёл, пока он носил абстрактный характер. Когда можно было демонстрировать убеждённость, что критик, само собой, нужен, но исключительно для «обслуживания» писателей. Или высказать суждение, мол, понадобится критик, заплачу, он, миленький, и появится. Или глубокомысленно изречь, мол, критический жанр необходим лишь как исследовательский, литературоведческий и его место в учебных и научных заведениях. Или велеречиво произнести, что время литературных критиков как властителей дум интеллигенции прошло, нынче она сама шибко умная, поучений слушать не хочет.

Но стоило услышать от меня, что не видать авторам писательского счастья, что они питают иллюзии относительно критиков с безупречным вкусом, что надо учиться писать, не ожидая помощи со стороны, беллетристы, как говорится, ушли в «несознанку».

При этом многих не смущал тот факт, что они не видят разницы между редактором, рекламщиком, рецензентом, критиком, литературоведом и цензором. Ведь весь этот «обслуживающий персонал» предназначен, с точки зрения беллетристов, лишь для одного — в том или ином качестве способствовать продвижению их текстов к читателю. «Критик для пиара» ещё может на что-то сгодиться: написать нечто «по мотивам» их художественного произведения, отразить книгу писателя в том или ином «критическом» жанре. Критику как коллеге-писателю в их сознании места не находится.

Яна Розова:

«Поп-культура и создана для среднего человека. Что тут плохого? И ещё для того, чтоб маленько стресс снять. Всё действительное разумно. И я поклонник «Короля и шута». И чего нас каждый раз мордой об стол?.. Разбежавшись, прыгну со скалы».

Галина Врублевская

«Вот, скажем, физики пишут для неспециалистов «Занимательную физику». И никто не назовёт читателя этой книги тупым или бескультурным, хотя порой они, читатели-гуманитарии, и школьный курс физики едва одолели. Иное дело — филологические изыски. Здесь авторы усложнённых книг и критики, к ним примкнувшие, начинают всех, игнорирующих подобные книги, относить чуть ли ни к быдлу, к недоумкам, к бескультурным. А между тем, эти читатели — обычные люди, имеющие образование в негуманитарных областях, создающие материальные ценности в обществе и желающие дополнить свою реальную жизнь услаждающим душу вымыслом (тем самым, над которым «слезами обольюсь»). И писатели, пишущие для этого большинства, заслуживают так же, как и писатели «боллитры», общественного признания».

Татьяна Тронина:

«Возможно, это глупо, но наблюдала по жизни: читатели поп-культуры добрее, эмоционально отзывчивее, чем приверженцы «боллитры», как ты её назвала. Гордыня, нетерпимость, мизантропия у тех, кто предпочитает литературу для ума.
Меня заносит, понимаю, но продолжу: самые античеловеческие, разрушающие мир идеи выдвигали очень умные люди, читавшие серьёзную литературу и слушавшие серьёзную музыку, и отвергавшие «простые» истины.
Я не против серьёзной литературы, я не призываю читать только попсу, я о том, что отвержение интеллектуалами части литературы и части читателей — это гордыня уже. Грех, ведущий к чему-то страшному... не побоюсь этого слова — к фашизму. Это интеллектуальный фашизм, да».

Галина Врублевская:

«У меня возникло ощущение, что читатели выходят на «марш миллионов», чтобы отстоять свою право читать книги для души, а не только умствовать за книжкой. Как ни посмотри, в этом преклонении перед боллитрой (это не я придумала слово, а подцепила его в блогах), есть элемент моды. Да и всегда существовала определённая мода на чтение. В 60-е — Хемингуэй, Вознесенский, Аксёнов; в 70-е — Пастернак, Ахматова, Цветаева, в конце 80-х — «возвращенцы», а с конца 90-х и в нулевые вошли в моду «извращенцы».

Татьяна Тронина:

«У меня была знакомая, которая читала только боллитру. Смотрела только авторское кино. Никакой попсы чтобы!!! Я за ней наблюдала-наблюдала, и пришла к выводу, что человек пытается таким образом поднять свою значимость, особенность, качественность. Это нечто имиджевое».

Инна Криксунова:

«Да-да, именно так. «Ка-а-ак, вы ещё не были на этой выставке? Ну что вы, весь город о ней говорит!», «Неужели вы ещё не читали эту книгу? Ну что вы, на неё уже очередь стоит, о ней пишут во всех журналах» и т. д. Стремление возвыситься, встать над “серой массой”».

Ольга Свириденкова:

«И я такое постоянно наблюдаю. И что-то очень мало видела случаев благотворного воздействия высокой литературы на людские души. Люди повышают свой интеллект и эрудицию, но не становятся добрей и порядочней.
Вообще я с опаской отношусь к людям, презирающим так называемую поп-культуру».

Инна Криксунова:

«Характерное явление. Оторванность от жизни, от земли. Интеллект и эрудиция никогда не являлись синонимами доброты и порядочности. Наоборот, чем больше развивается ум, тем дальше он отходит от сердца. Ум можно развивать только на духовном пути, тогда он становится зрячим, обретает “очи души”».

Ольга Свириденкова:

«Но ведь серьёзная, умная и глубокая литература как бы должна воздействовать на душу, а не только на ум. Для меня всегда оставалось загадкой, почему этого в большинстве случаев не происходит. Выходит, что классики зря старались: человечество не изменишь с помощью хорошей литературы».

Инна Криксунова:

«Согласна. Игры изощрённого ума опасны, могут завести не туда. Когда ум развит, а сердце неразвито, это тоже порой приводит к ужасающим результатам. Кстати, простодушные люди, приверженцы поп-культуры, достаточно легко внушаемы и нередко становятся пешками в жестоких и опасных играх изощрённого ума».

Татьяна Тронина:

«Помню, я в детстве читала книги всяких-разных путешественников по диким странам. И что? Конечно, у дикарей были изуверские обычаи, нам непонятные, но в общем и целом это были очень добрые люди. Очень доверчивые».

Елена Янге (автор романа «Предсказание по таблетке», победитель фестиваля «Русский Stil 2010» (Германия), лауреат конкурса «Золотое Перо Руси» (2009, 2010), дипломант литературно-педагогического конкурса «Добрая лира» (2010), в прошлом учитель):

«Согласна. «Авторы усложнённых книг и критики, к ним примкнувшие» у меня лично вызывают жалость. За их пузырями вижу комплексы, неумение общаться с людьми, раздутое тщеславие. Так и хочется сказать: если ты такой умный, образованный, спустись с созданного тобой пьедестала, обратись к людям по-человечески, найди слова, которые дошли бы до души, раскрой сердца… а затем вложи в них то, что хотел, подними людей до себя».

Ольга Свириденкова:

«Ну, куда без поп-культуры? Есть ли вообще люди, которые способны совершенно без неё обойтись? Я лично таких никогда в жизни не встречала».

При чтении этих идущих «от души» рассуждений приверженцев поп-культуры для среднего человека, стремящихся у него «маленько стресс снять», у меня возникло очередное сравнение. Есть у моряков такое понятие — «каботаж». Оно означает «судоходство вблизи берегов, вдоль побережья; флот прибрежного плавания». Каботажным судам не по силам дальнее плавание. Вот и среди литераторов есть авторы, которые «мелко плавают», но при прохождении мимо них океанских лайнеров непременно дают гудки, только не звучные уважительные, а визжащие завистливые.
Вхождение в сообщество беллетристов дало мне возможность познакомиться с множеством пишущих людей. Среди них были литераторы-редакторы, литераторы-философы, известные литераторы, очень известные, известные в своём кругу, известные широким кругам, литераторы на сайтах и литераторы «на бумаге».

 Преимущественно авторы женских детективов, женских любовных романов, женских фэнтези… Такие замечательные люди! Всякие слова произносят они со вкусом, некоторые даже любят стихи, умеют иногда мечтательно держать голову, — согласитесь, что они, точно, дамы приятные во всех отношениях.
Вспомнилось у Гоголя:

«...почтмейстер вдался более в философию и читал Юнговы «Ночи», прочие тоже были более или менее люди просвещённые: кто читал Карамзина, кто «Московские ведомости», кто даже и совсем ничего не читал».

Кто что читал — это дело десятое. Важно, они пишут.