Океан 1часть гл. 5-8

5.  РИТА
Я сразу узнал ее, хотя она изменилась, оставаясь такой, же соблазнительной  и женственной. Во всеоружии лукавой улыбки, и глазами, смотрящими на собеседника с легким вызовом:  «Ну-ка, догони меня, если сможешь!»
Догнать, подчинить, сорвать с ее губ такой желанный и сладкий поцелуй хотелось всегда. Но не всегда это получалось.
 Милая, милая Рита… Всегда умело дразнила, соблюдая дистанцию,  не позволяя  приблизиться к себе слишком близко. Как и все роковые,  красавицы,  она в совершенстве владела этим древним искусством поединка с мужчиной – соперником и партнёром одновременно.
И  вот объявилась, совершенно неожиданно, на другом конце света. Кто бы мог предположить такое? Оказывается, уже давно живет тут, на берегу Океана,  к которому меня всегда так настойчиво тянуло.
- Как вас зовут, как мне подписать книгу? – спросил я,  еще не совсем уверенный, что это именно она  и судьба даёт мне второй шанс.
Со временем память накапливает слишком много типических лиц и явлений, которые словно за нити, тянут разные  воспоминания-обманки. И ты не всегда уверен, что снова не оказался в плену собственных иллюзий из прошлого.
- Для Риты Свонсон – негромко произнесла  она.
 « Для Риты Свонсон - от автора  с любовью! " – подписал  я  обложку,  протянутой мне книги. И она удалилась, не сказав больше не слова.

Прежде чем исчезнуть, растворившись в толпе, обернулась  и  едва заметно помахала  рукой.
Теперь стало окончательно ясно, что это именно она - еще более красивая и соблазнительная, как может быть прекрасен цветок, преодолевший сопротивление бутона и раскрывшийся, в своём  зрелом и уверенном очаровании  позднего лета.
А фамилия, видимо, досталась от мужа -  Свонсон, скорее всего швед, в переводе на русский - Лебедев?
У меня немного закружилась голова, и что-то кольнуло  в левом боку, словно внезапно напоролся на куст шиповника,   неловко пробираясь сквозь лабиринты заброшенного сада.
Рита Свонсон,   отличное имя  для писательницы  -  звучит  как псевдоним.

Мы могли, наверное, встретиться  раньше, учитывая всеобщую турбулентность последних  времен, но как-то не довелось.

Все начиналось еще в городе Самарканд – столице древнего мира и вотчине Тамерлана Великого – Железного Старца, Хромоногого Воина и так далее. Регалий, прозвищ и славы у грозного старика было достаточно. Туда меня занесло поступать на архитектуру в местный институт, организованный совсем недавно и, по чьей-то странной прихоти, копирующий американский опыт – кампусы, относительная вольница, самостоятельные кафедры  и так далее. Впрочем,  вольница продолжалась недолго – вскоре её благополучно прихлопнули.  Но некоторые отголоски её, я все, же застал. Поездка эта,  была по воле моей  матушки,  фатально мечтавшей о карьере архитектора для своего сына. Но об этом чуть позже.

Память, весьма своеобразная материя и потому я вспоминаю, теперь, словно давно увиденный фильм, этот свой стремительный проход через узбекскую деревню- махаллю,  распложенную на окраине азиатского города.
Меня сопровождает  ватага чумазой ребятни,  со  стаей  собак различной породы  и масти.  Радостные псы - хоть какое-то приключение в их скучной жизни -  бегут следом, энергично виляя пыльными хвостами, и вежливо полаивают в сторону, словно обозначая свой  относительный собачий нейтралитет.
Я же иду, беззаботно насвистывая популярную мелодию, совершенно не опасаясь  заблудиться. Бояться нечего,  ибо я твердо  знаю, что ноги вынесут меня именно туда, куда нужно. Ведь так было всегда  до этого и будет впредь! Особенно, если проживаешь в такой стране как СССР, где Коммунистическая партия и так далее по тексту…. К этому в ту пору относились уже с изрядной долей иронии. Просто оптимизмом было нашпиговано всё пространство вокруг. Что было – то было и из песни слов не выкинешь!
Помнится мне, почему-то, что я спускался,   в направлении  восток-запад, по кривой улочке, заблудившейся  среди высоких глухих заборов и построек из сырцового кирпича, обмазанного глиной, густо замешанной на рубленой соломе.
Направление даёт глубокий овраг,  заросший кустами ежевики и молодой порослью орешин,  робко жмущихся к  деревьям-великанам,  старожилам здешних мест.
Столетиями дарят они людям прохладную  густую тень,  своими могучими корнями скрепляя  землю и  не давая склонам оврага обрушиться  вниз в период   осенних дождей.
В их густых кронах обитает сообщество пернатых жителей.
Этот «птичий Вавилон»  находится  тут постоянно, не обращая особого внимания на  людей, ползающих  внизу. Наверное, они кажутся птицам слегка глуповатыми, эти люди?
Иногда, в период войн и неурядиц,  пернатые соседи дружно снимаются с привычных мест  и поднимаются на крыло, чтобы   улететь в места,  где более спокойно и тихо.
А затем они вновь возвращаются  к  насиженным местам.
- Люди  ничего не соображают  в истинных смыслах, и настоящей ценности земного бытия,   -  думают птицы.  - Вечно  воюют и ссорятся между собой, вместо того чтобы просто наслаждаться дарованной Создателем жизнью. Может быть оттого, что пользуются ею незаслуженно долго? По преданию, распределяя земной отрезок бытия, он по рассеянности подарил Обезьяне слишком много. Пришлось в качестве обременения наделить разумом, сделав Человеком и лишив хвоста.

Как я оказался в данном антураже,  память ничего не  рассказывает – такое иногда случается по прошествии времен. Хотя,  твердо помню,  уже из следующих напластований  опыта и знаний, что  городской автобус подъезжал вплотную к территории института. И вовсе не нужно было лазать «по горам -  по долам», чтобы приблизиться  к арке главного входа, отделяющей город от территории Института. Далее, двигаясь вдоль еловой  аллеи  с редкими вкраплениями цветочных клумб, уже можно было попасть прямиком к главному административному зданию, за которым, в глубине территории,  располагались учебные корпуса и студенческие общежития. Но, с памятью ведь не поспоришь? Тем более,  после стольких прожитых лет!
Ладно, пусть будет так, как видится сегодня.
Возможно, я просто заблудился тогда, или мне хотелось  лучше изучить незнакомые  окрестности  в поисках приключений? Хотя это вряд ли…
И значит  в этом воспоминании, присутствую действительно я, а не мой двойник из более поздних снов-обманок -  странный,  худощавый малый, в невиданных тут  американских джинсах, пыльных сандалиях, на босу ногу, и собственноручно разрисованной футболке с надписью BEATLES на груди.
Этот забавный паренёк  спускается с холма, в сторону учебного заведения, где надеется обрести толику знаний, накопленных поколениями предшественников. Прильнуть, так сказать, к истокам, чтобы обрести благодать.
Да, что там майка и линялые джинсы! На плече странника болтается папка с рисунками,  а на ней: изображение полуголой Мерлин Монро с алыми устами и глазами  - аки у "девы пэри" из восточной сказки.
Одной их тех,  что  «луноликая»  Шахерезада  рассказывала   блудливому и коварному султану, на ночь глядя.

Сам того не понимая, я был, наверное,  одним из  тех «микробов», что переносили «чуму западной цивилизации». В виде такой привлекательной   концепции  раскованности и свободы, взломавшей  однажды броню запретов и ограничений советской охранительной идеологии.
Этим я, надо сказать, сильно раздражал представителей старшего поколения. Своего отца, например...
Он неоднократно пытался кроить меня на свой лад, но все было безуспешно!
Волны его усердия неизменно разбивались об утес ослиного юношеского  высокомерия и упрямства.
Жажда перемен и новая эстетика, доносившаяся с Запада, перла тогда, словно паровоз, показанный, на заре 20 века, братьями Люмьер,  прародителями кинематографа. Потом изумленную публику было уже не остановить и не загнать назад  в прошлое. Кино победило!
Вот одно из таких "чудес света",  в образе волосатого и худощавого последователя хиппи,  явилось, однажды,   жителям  кишлака,  веками живущего в своём первозданном уюте и тишине, не помышляя о скорых переменах, ожидающих всех нас. Видимо  это «чудо-юдо"  всё-таки заблудилось,  и местные мальчишки, с горем пополам понимавшие по-русски, окольными путями, через заросли бузины и чертополоха,  проводили меня к территории института.

Вообще, идея поместить учебное заведение на окраине города - прямо за забором начинались колхозные поля - пришла в чью-то весьма «светлую»  голову, надо полагать.
Хотя в этом были свои преимущества, как выяснилось уже гораздо позже.
Ведь студенческая вольница всегда лучше себя чувствует вдали от начальственных глаз?
Когда  я,  впоследствии,  перевелся в Ташкентский архитектурный, расположенный в самом центре  узбекской столицы, то привычной свободы, уже не наблюдал.
Наверное, именно поэтому, в качестве базового воспоминания, предпочитаю видеть именно эту картинку:  я, молодой, чудной и слегка красивый,   спускаюсь с холма, в окружении  собак и любопытной смуглой малышни, увидевшей во мне инопланетянина – не менее того.
На плече болтается портрет Мерлин Монро размером с ватманский лист и  это словно  билет, позволяющий войти в моё персональное  светлое будущее.
В те неведомые дали, куда нас всех тянуло тогда, в полном соответствии с законом неумолимой и чудесной гравитации, присущей молодости.
Казалось, что  впереди ожидает целая жизнь с массой чудесных мгновений, которые так приятно будет вспоминать на закате своих дней!
Впрочем, об этом я даже не задумывался в то время. Голова была занята совсем другими вещами.
Обещание счастья, которое только угадывается в неопределенном  и сладостно-тревожном будущем – это одно из основных  преимуществ, дарованных  нам  юностью и  которое мы  даже  не замечаем порой?
Одним из подобных явлений, стало  неожиданное поступление в архитектурный институт.  Хотя я-то думал, что это просто веселая прогулка -   исполнение мамашиного каприза,  по своему желанию и представлению, устроить судьбу сына. Обычная история.
Вот там я и встретил Ритку, именуемую теперь:  госпожа Рита Свонсон  - старшекурсницу, заставившую впервые страдать из-за превратностей любви к женщине. Своеобразная прививка от мальчишеской глупости произошла  именно тогда,  благодаря случаю. Весьма вовремя, нужно заметить.
Как и все важное, что случается в первый раз, это событие навсегда отпечаталось в памяти, получив затем развитие в истории, которую я и пытаюсь рассказать сегодня.
Во что это выльется - повесть, роман?
Простое повествование о жизни, скорее всего…

Это история про события  давно минувших дней и совсем недавних тоже. О проектах на будущее и мечтах.
И об их завершении, как итог всего сущего. Когда мысль о «суете сует» неизбежно посещает нас, принося долгожданный покой и смирение.

А начиналось всё так:
- Ты куда, глупая? Вернись, я все прощу! Но Рита, словно жительница морских глубин, раздвигая обнаженным телом гладь воды и бесстрашно пофыркивая, уже двинулась вперед – туда, где лунная дорожка рассыпала серебро по поверхности спящего водоема, затерянного среди рощ тутового дерева, на окраине древнего Самарканда.
- Потонешь, дурочка!
Но она не утонула. Вышла из воды словно наяда, явившаяся в этот мир из старинного эпоса, где на тесной площадке мироздания уживались: люди, звери, демоны, и божества, охраняющие все стихии разом. Казалось,  - вот сейчас, из-за ближайшего куста, явится Бог плотских утех, греховодник Пан, и заведет на своей дудочке загадочную мелодию, посвящённую  вечной любви.
С длинных волос, по крутым голым бедрам, стекали струйки живого серебра, добегали до тонких лодыжек, падали затем в песок, чтобы, незаметно просочившись, вновь вернуться в озеро. Все по заветам Эклезиаста: И всё возвращается на круги своя…
- Да, хороша была Ритка в тот момент. Природа славно потрудилась, чтобы высечь из мрамора времен столь замечательное создание. Ее стройная фигура четким силуэтом рисовалась на фоне полной луны. Поднявшись ко мне, она заслонила собой половину звездного неба.
Я сидел на траве в обнимку с бутылкой красного вина и, потягивая из горлышка, любовался подаренной мне картинкой.
Ритка, поправила волосы,  закинув их за спину, и одним ловким движением,  расположилась рядом, положив руку на мое плечо.
Мы пили вино, поочередно прикладываясь к бутылке, и молчали, глядя на игру в прятки затеянную луной.
Она, то ускользала за очередное приплывшее из-за горизонта облако, то вновь кокетливо выглядывала через ажурный край, будто юная красавица, тайком выбирающая будущего жениха.
Мы изрядно набрались тогда, начав еще со студенческой вечеринки, и продолжили тут, на берегу, куда сбежали от шумной толпы.
Рассвет застал нас, лежащими в обнимку на краю, поросшего травой  склона, и мы были, словно Адам и Ева, изгнанные из рая, окончательно рассердившимся на них Богом.
Я проснулся первым и, присев рядом,  курил, любуясь своей подругой. Солнечные зайчики, продираясь сквозь густую крону деревьев, ласкали ее тело, и прыгали по лицу, стараясь разбудить спящую красавицу.
Но она не желала просыпаться, а только сердито морщилась и шевелила размякшими ото сна пухлыми губами. Ее смуглая кожа в розовато-лиловой утреней тени, источала теплый свет, словно только что сорванный золотистый плод, налитый соками жизни.
Целомудренно сложенные ноги, согнуты в коленях; голое плечо укрыто распущенными тёмными прядями; мягкая ладошка с подрагивающими во сне тонкими пальцами, удерживает волосы. Её роскошная грудь с набухшими от ночной любви коричневыми сосками, вздымаясь от  дыхания, притягивала мой настойчивый взгляд.
Рита напомнила мне одну из многочисленных девушек Гогена, населяющих его поздние холсты:  « И золото их тел.» …
- Вставай принцесса! – я легонько пощекотал соломинкой возле ее носа.
- Ну… Уйди!... – Ритка сердито отмахнулась от меня, как от назойливой мухи.
– Сколько времени? - через период спросила она, повернулась  на спину и, растягиваясь,  приветливо улыбнулась, будто не ожидала увидеть меня перед собой.
- Аллах его знает – сколько сейчас времени - Я посмотрел в небо, с трудом отрывая взгляд от ее греховной манящей красоты.
По синей лазури плыли легкие перистые облака, не мешая нахальному, азиатскому солнцу таращиться на нас во все свои любопытные и похотливые зенки.
Такие же, принадлежащие местным жителям,  скоро появятся из-за всех кустов  поблизости.
- Наверное, часов десять уже. Сейчас народ прибежит!
- Ага-а! – согласно кивнула Ритка, и вновь зевнула, сверкнув своими белоснежными зубками.
Я собрал вещи, разбросанные по берегу, следуя маршрутом нашей вчерашней любви...
Быстро одевшись, мы окинули взглядом поляну, приютившую нас этой ночью, и двинулись в исходную точку своего путешествия - студенческую общагу, затерянную на окраине города, посреди обычной узбекской деревни.
Мы шли по пыльной кривой дороге, минуя сады и огороды, где размахивали кетменями трудолюбивые дехкане, сладострастно кричали длинноухие ослики, и за высокими глинобитными заборами- дувалами, старательно выводили трели, невидимые взору, звонкоголосые перепела,  посаженные в клетки, сплетенные  из ивового прута. Оправдывая хлеб насущный, птицы развлекали седовласых старцев, отдыхающих от трудов праведных, в тени деревьев. Достойно завершив  свой жизненный  путь, они целыми днями попивали зеленый чай из фарфоровых пиал и  неспешно размышляли  о Вечности.
Мы,  в своих тертых джинсах и мятых майках с иноземными надписями, словно посланцы другого мира,  не очень-то вписывались в местный восточный колорит. Но Маргарита, приняв осанку королевы, стойко отражала взгляды, словно  стрелы долетавшие к нам из-за плетней летних кухонь, где местные женщины, укутанные в пестрые восточные одежды, пекли лепешки, возле огнедышащих глиняных печек-тандыров.
Похожая лицом на загорелую мадонну, она, была полна внезапной стойкости и девичьей благодати, охранявшей нас от недобрых взглядов.
Рита словно только что сошла с золотистых утренних небес, а не провела почти бессонную ночь в объятиях юного кавалера.
- Чего они уставились? – со смехом воскликнула она – Не знают, что иногда девушки по ночам спят с красивыми мужчинами?
- Да и хрен с ними! Грех в глазах смотрящего  – не очень уверенно молвил я, успокаивая её и себя одновременно. – Давай лучше смоемся отсюда поскорее - добавил, прибавляя шаг.  Мы всё-таки были на чужой территории, как ни крути…

Впервые, я увидел её, когда поднимался на третий этаж студенческого общежития,  где мне предстояло поселиться, согласно выданному деканатом направлению. Я только что сдал вступительные экзамены и неожиданно обнаружил себя в списке зачисленных.
Девушка двигалась вниз по лестнице, волоча огромный планшет с архитектурным проектом. Уступая  дорогу, пришлось спуститься на площадку между этажами. Мимо моего носа проплыла упругая девичья грудь, обтянутая тканью трикотажной кофточки с серебристым отливом. Пахнуло духами с знакомым и терпким привкусом горького миндаля – где-то мне уже встречался этот запах./возможно просто уловка искусных парфюмеров, расставляющих ловушки для мужчин?/  Я мельком заглянул в ее серо-зелёные,  глаза, и, кажется, разглядел  в них усмешку, сочные, алые губы сложились в  загадочную легкую улыбку, так волновавшую меня впоследствии. 
Оставив вещи в комнате, тут же бросился назад с твердым намерением познакомиться с обладательницей живых насмешливых глаз и красивого бюста.
К моему счастью барышня, которую звали Рита, охотно приняла помощь, и мы вместе перетащили еще несколько  метровых  планшетов в здание архитектурного факультета, где ей предстояло защищать диплом, который, видимо, не успела сдать в положенное время.
Потом мы пили кофе в комнате, - она делила её с подругой  - и я предложил немедленно отметить мое зачисление на факультет архитектуры.
- Ты, оканчиваешь институт, а я только начинаю, это символично! - сказал я./мы с Ритой, довольно легко и быстро перешли на ты/
Впрочем, не факт, что я сказал именно это - сейчас уже не припомнить, но, видимо, было сказано что-то такое, что вполне убедило ее.
А может быть, она приняла решение, еще когда я хищно пялился на ее грудь? Иногда это очень забавно складывается у людей...
Вот тогда-то мы с ней и погуляли  довольно славно,  и выяснилось, что оба - натуры весьма широкие и увлекающиеся. И если гулять - так гулять! Возвращались в общагу, когда солнце уже в полную силу трудилось, заливая планету энергией тепла и света.
Но Рита оказалась не из тех девушек, которые легко и просто устраивают вам перманентный праздник любви и взаимопонимания! После той ночи, выскользнув из моей постели, она исчезла на добрых 12 дней!
Тогда, не заметив её отсутствия, я проспал чуть не до вечера. А потом гадал: что могло случиться? Что я сделал не так?
- Ездила домой, к родителям – уже позже объяснит она свой неожиданный поступок.
- Послушай, а предупредить не могла? Я бог знает, что передумал!
Но Ритка не умела извиняться, и объяснять тоже не умела – только ласково потрепала меня по щеке и улыбнулась загадочно и обворожительно! Привыкай, мол – то ли еще будет! Точь - в точь,  гогеновская таитянка –        « Как, а ты ревнуешь?»
После этого разговора, продолжала мелькать где-то вдалеке, даже не пытаясь приблизиться, ко мне, -  обиженному и надутому -  будто и не замечая вовсе. Так мы и ходили несколько месяцев кругами, делая вид, что не знакомы.
Я страдал, злясь, и скрипя зубами, а она?
- Бог ее знает, что там варилось в ее красивой девичьей головке - может быть, испытывала меня, наблюдая, что из этого выйдет?
 И объявилась, когда я стал, уже, забывать про ее существование. Как будто почувствовала, или решила  что-то для себя.
Рита пришла на мою выставку, которая открылась накануне Нового года. Надо сказать, что до поступления в архитектурный, я уже изрядно помотался по городам и весям: учился в Питере, работал художником-оформителем в театре, посещал разные изо-студии и кружки…. Прошли, как говорится, годы…
И вот набрался приличный запас картин, которые мне и предложили экспонировать, чтобы подстегнуть, видимо, и других студентов к факультативному творчеству.
Все достаточно по-взрослому: был изготовлен плакат-афиша: красно-голубое яблоко, рассеченное пополам, на серебристо-черном фоне. Как у битлов. Тираж плакатов, меньшего формата, расклеен по всей территории института. Шрифтовая часть - эдакая  а,ля штатовская эстетика. Тогда это воспринималось, как довольно смелый поступок. За который, можно было даже получить, что называется -  «по шапке», но как-то обошлось без эксцессов.
Вот она и явилась на открытие этой выставки, чем меня изрядно удивила, но и порадовала, конечно, тоже. Я понял, что выдержал, возможно, какой-то там экзамен-испытание, который женщины любят устраивать нашему брату – мужчине, претендующему на их внимание. Хотя, кроме злости и досады,  нужно сказать честно,  я ничего не чувствовал, все это время, разве, что виду старался не подавать.
Тем не менее, она вернулась, и это было самое главное для меня!
Нагрянувшая, вскоре, как всегда неожиданно, ранняя и щедрая на тепло, южная весна сумела вернуть нас на бренную землю.
Давно уже набухавшие почки деревьев,  вдруг явили миру бело-розовые фейерверки, возвещая о приходе нового жизненного цикла.
И сразу все закрутилось, завертелось, налетели откуда-то пчелы, бабочки и перелетные птицы, наполнив сады жизнеутверждающим шуршанием, чириканьем и прочей любовной возней и суетой.
Воздух стал  медовым и терпким на вкус, а глаза будто бы шире открылись на окружающий мир, засиявший всеми своими чудесными красками!
Этот период был, пожалуй, самым светлым в наших отношениях с Ритой. Лучше ничего не придумаешь: Молодость, Красота и Любовь!
А затем подкралось  лето с его истомой и томлением души.
На землю опустилась жара, стало невозможно спать по ночам. Я сдал очередную сессию и готовился уже отбыть на первые свои студенческие каникулы…
- Куда?- Я еще не знал этого.
Ритка тоже строила какие-то свои планы, о которых никому не сообщала. Что-то опять варилось в ее симпатичной и загадочной голове.
Мы вообще-то  никогда не строили грандиозных планов относительно своего будущего. Да и бесполезно это было.
Дело в том, что в двадцать лет наша жизнь наполнена ощущением счастья и любви от самого факта пребывания на планете Земля, и даже такое славное явление, как внимание и симпатия красивой девушки, воспринимается, будто вполне заслуженная данность. Как воздух, как солнце над головой,  как неизбежный приход весны, а следом за нею - лето…
Хорошо, когда есть, а потеряем, так переживем как-нибудь - до следующей светлой полосы, которая неизбежно случится – таков был девиз нашей довольно беспечной жизни тогда.
В особенно жаркие ночи, мы устраивали ложе прямо на плоской крыше общежития и спали под луной, обдуваемые ветерком, прилетавшим от нашего озера и тутовой рощи, спрятавшихся  неподалеку.
Я стягивал с Ритки, ее фирменные, красные трусики, и мы старательно умножали процентное соотношение любви в масштабах Вселенной.
- Представляешь, что будет, если мы сегодня не сделаем это? – уговаривал я ее.
- Вдруг,  количество  абсолютного Зла перевесит Добро, и мир внезапно рухнет? Ты, будешь, виновата в нарушении любовного баланса в масштабах Вселенной! И я вместе с тобой, как невольный соучастник этого безобразия!

Иногда же, напротив,  я лежал равнодушный ко всему, пребывая в меланхолии и уставившись в звездное небо пустыми глазами, курил одну сигарету за другой.
Что-то уже тогда тревожило меня в стремительно приближающемся будущем.
Она толкалась, пытаясь растормошить мою вялую тушку, наполненную безучастием и пессимизмом.
- Эй, борец с Мировым Злом – давай не ленись!
- Да, сейчас… Только заряжусь немного от Космоса.
Очередная недокуренная сигарета,  стремительным метеоритом,  исчезала в черной бездне, нашпигованной  звездами. Наш маленький  ковчег, беспомощно дрейфовал в объятиях холодной Вечности, держа курс в неопределённое Будущее.

Иногда, как и многие люди, я чувствую себя ничтожно малой величиной,  песчинкой в масштабе Бесконечного Мироздания. Поэтому вся наша возня и все усилия перехитрить Природу, кажутся смешными и нелепыми. Кто мы такие на фоне звездного неба над головой? И только Закон внутри может хоть, как-то помочь нам. И ещё Любовь.
И, вдруг Ритка исчезла!
В одночасье, не сказав ни слова, собрала вещи и растворилась в перспективе надвигающегося лета.
Через несколько дней мне передали записку:
 « Приходи на наше обычное место. Целую твоя Рита.»
Я с трудом дождался назначенного времени и помчался к остановке автобуса, где мы иногда встречались, чтобы поехать в центр, где обедали, гуляя затем среди липовых аллей, роскошного городского парка.
Почти  час я провёл в ожидании, изображая из себя стойкого оловянного солдатика, но она так и не пришла.
Уже потом понял, что так, видимо, Рита, решила попрощаться со мной.
Стояла где-то рядом. Долго смотрела, прячась в тени деревьев, а потом тихо ушла, чтобы не вернуться  уже больше никогда.
Через несколько дней я уехал в Ташкент, куда вскоре перевелся учиться,  в ташкентский архитектурный.
Там  меня ждали новые впечатления и совершенно новые истории.
Вскоре я забыл про Риту и нашу недолгую с ней любовь.
Потом случилась Перестройка, которую один мой знакомый иностранец -  бизнесмен, называл  idiotic perestroika,  и жизнь закрутилась, как бездомная  хромая собака, с отрубленным  уличными хулиганами хвостом.
Все, поменяло свои координаты и смыслы… Из всех щелей вылезла  нежить,  человеческая плесень и гниль о которой никто и не подозревал до недавнего времени.
Я, как и мои соотечественники,  мог запросто пропасть в разломах новейшего времени, но, как-то выжил. Выбрался из-под обломков, и сумел освободиться из крепких тисков нелепых и удручающих обстоятельств.
Возможно, мне просто повезло?
На это, правда, ушли годы и много сил. Мои перемещения по «белу свету» напоминают движение  по спирали - ты вроде бы идёшь вперёд и даже поднимаешься,  при этом. Но потом выясняется  - ты поднимался по спирали!
 И если посмотреть на этот путь сверху - в проекции -  то ясно видно, что заново вернулся в исходную точку. В этом парадокс подобных перемещений. Может быть, и не стоит смотреть на всё  – «свысока»? Неожиданно поняв это, снова плетёшься дальше, пока не упрёшься  в  Океан, который дышит тебе в лицо, вселяя новую надежду. Видимо, не зря меня тянуло сюда.
Рита Свонсон… Спасибо за любовь – сказала она и улыбнулась такой знакомой улыбкой. Как в те далёкие времена.
 - А разве была любовь? Наверное, всё таки,  была…




6. «МИЛАЯ МИЛА»

Эта внезапная близость с Милой на удивление не стала досадным воспоминанием на следующий день, как это иногда случается с подобными мимолетными увлечениями.
Она была очаровательна на вечеринке  у мэра -  деловитая и собранная вначале, и совсем иная в последующем стремительном забеге по злачным местам Джорджтауна, когда  дала волю своим женским инстинктам и потаенным желаниям.
Город к вечеру, совершенно преобразился  - не Лас-Вегас, конечно, но тоже ничего, учитывая разницу в масштабах. Зажглась вечерняя иллюминация, светящиеся окна кафе и ресторанов манили заглянуть внутрь. Мы, двигаясь по Касанова-стрит,  посетили несколько заведений; просачиваясь сквозь  шумную толпу, сразу же направлялись к  барной стойке. Опрокидывали по стопке коньяка, либо двойного виски, заедая долькой лимона или кусочком вяленой дыни/местный эксклюзив/, предложенный барменом, в качестве «present» от заведения.
- Милая Мила... Барышня  с  выдающимися, словно отлитыми из бронзы, формами,  прической «каре», озорными  козьими глазами и  фирменной ямочкой на правой щеке. Фигура бывшей гандболистки  напоминала  канонический силуэт девушки с веслом работы  скульптора Ивана Шадра.  Её  установили  вначале  на лужайке  московского  парка  Горького, а затем, в виде гипсовых копий,  растиражировали  почти  во все парки Советского Союза. Не мудрено, что Мила сразу показалась мне такой узнаваемо-родной и даже близкой.
Я словно давно был знаком с нею. Ведь такая же «девушка с веслом», вознесённая на бетонный подиум,  стояла и в ЦПКО им Ленина города Н-ск, где мне посчастливилось когда-то родиться.
Хоть, я  и приехал в этот американский городок совсем не за эротическими приключениями, но эта «история»  стала  неожиданным  бонусом к "суровой американской действительности", про которую нам день и ночь рассказывал советский телевизор: « а в это самое время, миллионы американских бездомных…»
Вспомнилась лихая студенческая молодость, немного повысилась самооценка и все такое...
Я был  удивлен, /и  даже немного испуган/ собственной прытью, нужно признаться  честно.
Хотя, может быть, причина была совсем в ином?
Произошла  своеобразная инициация, на просторах неведомой мне и слегка пугающей  Америки? Когда хочется самоутвердиться хотя бы таким образом? Вспомним Эдичку Лимонова, а до него: Маяковский,  или  Есенин, например,  со своей  Айседорой Дункан, которую привёз в Россию, словно ценный трофей из охотничей экспедиции?
А может быть, дело не вовсе не в этом - просто, так легли карты?
Поди, разберись теперь…

В итоге, я решил поселиться неподалеку от жилища Милы.
- Для дела! Чтобы всегда была под рукой,  на случай  если понадобится  английский перевод, или проконсультироваться  о чем-либо…  - так я объяснил это себе и Милой Миле, заключив своеобразный контракт с собственной совестью. Ну, и договорившись о приемлемой оплате за перевод текстов, разумеется. Мила была не против.  /В России на эти деньги можно было нанять дюжину секретарш/.
В качестве первой услуги, она посоветовала, для проживания, некую мадам Амрус, имевшую пристройку к своему дому с небольшим палисадником. Там был отдельный вход на второй мансардный этаж, и благоухающий куст сирени под окном, что вполне устраивало, в качестве места для работы и скромного уединения..
С этой госпожой Амрус, которая пописывала статейки в местную газету, отношения поначалу складывались весьма недурно. До тех пор, пока я не пресек ее участившиеся  визиты и любопытство с назойливой  болтовнёй,  табличкой,  которую вывесил на своей двери.
- «Do not disturb!», - лаконично и слегка грубовато требовал этот незатейливый аншлаг.
Из-за этого, правда, лишился утреннего кофе и свежих булочек с корицей, - зато обрел долгожданный покой и необходимое для работы уединение.
До Океана было рукой подать. Утренние прогулки к берегу стали тем необходимым ингредиентом, которого мне, по-видимому, так не хватало все последнее время. Моя работа, наконец-то, двинулась с места. Я дорабатывал старые темы и взялся за наброски новых сюжетов. Многое нужно было привести в порядок, в том числе и в своей голове.

Мила действительно оказалась сообразительной девушкой и особенно не докучала своим присутствием. Мы пару раз в неделю уединялись с ней в мотеле соседнего городка, где нас никто не знал. Бродили по парку,  посещали кафе, или смотрели какой-нибудь фильм, по её выбору, в местном торговом центре с кинозалом на 2 этаже. Вечером ужинали в ресторане, предаваясь воспоминаниям о прежней жизни в Стране Советов. Я жадно расспрашивал Милу про американские реалии, привычки и образ жизни простых американцев, надеясь пополнить свой писательский арсенал необходимыми сведениями.
В скором времени, эти поездки стали случаться реже. Хватало одного раза. Обычно это был уикенд, когда все американцы устремляются на отдых.
Я, правда, не совсем понимал — зачем  всё это было нужно Миле. Пока она не призналась, что во время отлучек супруга, работающего дальнобойщиком, ей элементарно не хватает мужского внимания. При этом имела в виду скорее общение, а не секс…  Хотя и это, наверное, тоже? Все мы люди и ничто человеческое нам не чуждо?
Городок маленький  - особенно не разгуляешься. А тут я... Тем более приезжий, которого никто не знает и не берет особенно в расчет. Появился, и  уехал. Никаких будоражащих душу историй  и подозрений вокруг наших практически деловых отношений — просто бизнес, господа…
Меня это ее объяснение вполне удовлетворило. Во всяком случае, все сразу становилось на свои места, и не нужно было гадать: отчего вдруг я,  пожилой  и небогатый,  по американским меркам,  заезжий господин, отнюдь не похожий на героя-любовника  из лихого голливудского боевика, привлёк её внимание?
Со временем, я узнал и ее мужа. Он оказался довольно приятным в общении, простым  американским парнем - любителем барбекю, пива и забавных историй из своей водительской практики. Особенно мне понравилась про раненного орлана, которого он подобрал где-то на обочине одной из техасских дорог. Затем вез в кабине, всю дорогу заботясь о питомце. Отношения почти переросли в дружбу, пока однажды хищная птица чуть не отгрызла ему палец, когда Ник -  так звали мужа Милы - пытался скормить ей  кусок копченой колбасы из придорожного супермаркета. Но даже в этой ситуации, мужчина проявил милосердие, пристроив птицу в питомник. Ради этого ему пришлось сделать многокилометровый крюк, отклонившись от маршрута.
Согласитесь, не каждый способен на такой поступок. Ну и, разумеется,  была поведана каноническая история их знакомства с Милой. Её я, правда, уже слышал в изложении Милы, но у Ника это получалось, как-то более  душевно и трепетно. Это была такая муви-история в духе американского вестерна, когда девушка голосует на пустынной дороге и её берёт в кабину проезжающий мимо водила. Так обычно начинаются всякие ужастики, но тут всё обошлось. С чего это симпатичной девушке пришлось стоять на обочине посреди американских прерий, я так и не очень понял. Об этом было поведано скороговоркой и не очень внятно. Кажется, повздорила со своим бывшим бойфрендом – еврейским пареньком с Брайтон Бич. Такое бывает и не только в Америке.
Но зато из совместной с Ником поездки и вспыхнувшей взаимной любви получилась целая сага. Он тогда проявил чудеса щедрости, благородства и деликатности одновременно. Поистине гремучая смесь для девушки, надо полагать? Странно, что кино на подобные сюжеты не пользуется большим спросом.
И вот этому замечательному человеку мы с Милой наставили рога! В его отсутствие, правда, но дела это особенно не меняло?
Несправедливо, как-то, порой, случается в этой жизни. Во всяком случае, мне было не по себе от этого факта, когда Ник, наконец,  появился в родном городе, вернувшись из деловой поездки. Тем более, что оказался симпатичным парнем и  отнёсся ко мне достаточно лояльно. Видимо наши деловые отношения с Милой Милой, выглядели убедительно и были хорошим прикрытием.
Но всё равно, до тех пор,  пока он не отправился в очередную длительную командировку - куда-то  в Канаду, или Мексику - я чувствовал себя не совсем уютно. 

Основное время, я проводил за сочинением и последующим редактированием текстов, сразу отдавая их Миле для перевода. Предполагалось, что удастся издать что-нибудь в Америке.
Нельзя сказать, что это была какая-то выдающаяся работа. Скорее всего, подготовка к ней. Когда нужно привести в порядок архивы,  доработать имеющиеся уже материалы и обдумать новые идеи. Я это называю - заготовка консервов... Тех самых историй или скорее, предысторий из которых в будущем может получиться что-нибудь стоящее. Во всяком случае, именно так произошло с «Горной орхидеей», принесшей мне некоторую известность – вначале  это были просто сумбурные записи и поток мыслей. Все это время я невольно думал о Рите, которая неожиданно вернулась в мою жизнь, и так же внезапно исчезла из неё. Словно дразнила, как когда-то: Догони меня, если сможешь и всё такое…
По опыту/ или скорее закону жанра/ я знал, что наверняка последует продолжение этой истории. Но прошло уже больше месяца, как я обосновался в Джорджтауне, а вестей от нее все еще не было.
Я пытался осторожно расспросить Милу и даже госпожу Амрус ,  с которой нужно было держать ухо востро,  но никаких особенных сведений не получил, кроме того, что она: « из тех зазнаек, что живут в районе каньона Пескадеро, где строят свои виллы богачи и выскочки из киношной богемы». Это сообщила мне мадам Амрус, поджав губы, и соорудив на лице одну из своих фирменных презрительных гримасок, полных морального превосходства старой девы со стажем, над всем остальным,  окружающим её миром.
Значит Рита, во всяком случае, не бедствует в Америке. И, возможно, ей сейчас просто не до меня. У нее и без того достаточно интересная, насыщенная событиями жизнь, надо полагать.
Ну и ладно! - подумал я тогда. Не в первой мне было вычеркивать её из своей биографии. Переживу, как-нибудь, и в этот раз. По крайней мере, мне теперь есть чем заняться и я давно вышел из возраста, когда мужчина готов страдать из-за женщины – не получится при всём желании!


7.  ГОСПОЖА АМРУС

На персоне госпожи Амрус стоит, наверное, остановить более пристальное внимание.
Дело в том, что ее назойливое любопытство вскоре стало изрядно  докучать мне. Несмотря на вывешенную табличку, она все-таки, всеми правдами и неправдами,  старалась проникнуть в мое жилище, чтобы выведать секреты  для своей газетенки, или еще для каких-то  загадочных целей, мне пока неведомых.
А ее пространные вопросы, касающиеся писательского ремесла, наводили на мысль: не собирается ли дама стать новой Агатой Кристи, воспользовавшись даровыми советами? Меня, при этом, кажется, считает русским шпионом, за которым нужно следить в оба глаза?
Что-то в ее поведении наводило на такую мысль. А может быть, это сам я немного заигрался в своих фантазиях по ее поводу, придумывая несуществующий сюжет?
Нужно признаться, что с людьми вроде меня, считающими  себя литераторами, а потому невольно и таинственно интригующими с обычными людьми и событиями, такое случается порой. Насочиняешь себе  разного - того, что человек  и в голове не держал! Издержки жанра, знаете ли...
Или наоборот — профессия случается из этой склонности к необузданным размышлениям и чрезмерной мозговой экспансии?
В общем, нужно признаться: госпожа Амрус попала-таки в жернова моей фантазии, как легкомысленная муха в незаметную глазу  паутину.
И вот, чувствуя  нездоровый  интерес с  ее стороны, я стал,  шутки ради, подбрасывать «дровишки»  в  костер  подозрений  и  домыслов,  терзавших неспокойную душу «мисс Марпл», местного разлива... Чем еще больше раззадорил  ее.
Мы начали увлекательную  игру  в  «шпионов»… Вернее, это я играл, возможно,  немного скучая в незнакомом городе, а мадам Амрус, серьезно уверилась в том, что я - эдакий русский Джеймс Бонд, подосланный коварным КГБ про который всё знала из голливудских фильмов.  Искренне полагая, что она  предмет моего интереса, с последующей  разработкой  и  вербовкой /недаром ведь поселился  в её доме?/ – наблюдала за мной с пристальным любопытством. Решила, что сам господин Путин имеет на нее виды и через меня подает сигнал к взаимовыгодному  сотрудничеству?  Но она - того… Хитра и умна, не по годам - всех выведет на чистую воду!
В голове у нее варился такой бульон из нелепых предположений и мыслей, что мне не приходилось даже ничего особенно выдумывать. Я всего лишь важно надувал щеки, в моменты, когда ей все-таки удавалось заманить меня на кофе, благосклонно одобряя, красноречивым молчанием и скупыми репликами, развитие придуманного ею самой сюжета. Иногда, конечно, произносил загадочные спичи, немного подливающие «масла в огонь»...
А история, сложившаяся в ее голове, была, видимо, такова:
к ней очень проницательной и осведомленной особе, обладающей аналитическим умом и необыкновенной памятью на события – мисс Амрус, действительно, знала все местные сплетни за последние сто лет, - коварный Путин подослал специального агента под видом писателя, чтобы выведать городские секреты небывалой важности. Нужно заметить, что в представлении американского обывателя, Путин подобен волшебнику Волдеморту, пытающемуся контролировать - все и вся.  Великий и ужасный интриган!
Но мадемуазель меня вовремя раскусила и теперь ведет свою хитрую  и  тонкую игру. А я наивный «русский лопушок», конечно, ничего не подозреваю и крепко сижу у нее на крючке. Вот так - не много и не мало! А она, разумеется, – спасала Америку, а возможно и весь Мир!. Было забавно наблюдать бедную американскую старушку, объевшуюся пропаганды/ таких и в России хватает/, и я не мог удержаться от соблазна немного развлечься. Наверное, слегка заигрался,  каюсь!

Нужно заметить, что госпожа Амрус, возможно, и не была старушкой вовсе. Просто женщина без возраста. Такое случается. Они уже в тридцать лет выглядят, как пожилые леди. Эти нелепые костюмчики на них... и вечно мятые блузки. Округлые башмаки на толстой каучуковой подошве, словно барышня только что вернулась из туристического похода; фетровая шляпа, «а ля тирольский стрелок»,  с гусиным  пером за тульей; рюкзачок, на плечах, который она носит, не снимая уже последние пятнадцать лет /возможно, и спит с ним в обнимку?/ и так далее…
Если приглядеться внимательно, то все вроде из современной жизни. Но в сочетании с румяной физиономией, очками в круглой оправе, скрывающими хитрый  прищур  мутно-серых, прилипчивых  глазенок, и общим антуражем, включая даже запах каких-то восточных духов, неимоверной терпкости, пробивающих любой насморк, создает этот навязчивый образ крепко пожилой, хотя и весьма энергичной дамы. Коротко говоря, будучи, возможно, моей ровесницей, она воспринималась, именно, как подобный типаж – бодрая старушка без возраста и почти без пола.
И потом, она относилась к тому разряду людей, которых мне совсем не бывает жалко. Во всяком случае, до определенного момента. Одним словом их можно описать, как - страшные зануды  и  неимоверные  доставалы.
Да они и не ждут никакой жалости. Напротив, как будто опасаясь ее, специально провоцируют раздражение  своей  персоной.
Особенно это относится к тому типу «старых дев»/ а госпожа Амрус была типичной старой девой, охотно откликающейся на приставку – мисс/, которые, так или иначе, напоминали мою первую учительницу русского языка.
Ольга Васильевна отчего-то возненавидела меня с самого первого урока и, нисколько не скрывая своей неприязни, тиранила  постоянно. При этом я ходил в любимчиках  у  остальных  учителей.  Почти  у всех, кроме нее. Возможно, в этом и была причина?
И вот эта госпожа Амрус  чем-то напомнила мне ту «училку» . Это был определенный  типаж, который можно встретить, как  в  литературе, так  и  в обычном  окружении. Несчастные существа с неудавшейся личной жизнью, которые, тем не менее, готовы решительно и бескомпромиссно, вмешаться в любое общественное и приватное пространство со своим эксклюзивным мнением, демонстрируя, при этом, даже некоторую  птичью  отвагу... «Безумству храбрых, поем мы песню…»
В какой-то момент она решила что, пора уже приступить к своей «Большой Игре» - хитроумной комбинации с многими неизвестными - и по этой причине стала регулярно тискать в своей газетенке статьи, намеренно  и  притворно восхваляя  - «господина Путина»  и  его мудрую внешнюю  политику.
 Возможно, таким образом, надеялась завоевать мое доверие /насадить глупого карася на крючок лести/ и глубже проникнуть в логово русской разведки, чтобы затем разоблачить ее намерения  и  планы?  Спасти, тем самым, американскую цивилизацию – что-то в этом роде…
Такой хитроумный и коварный замысел пузырился  в  голове  у  бедной  мисс Амрус, как я вскоре догадался по её странному поведению.
Именно тогда я понял, что, кажется, заигрался  и  перестал  с  ней  общаться вовсе.  Дал  понять, что сильно не доволен ею. Врезал замок в дверь, ведущую к моему жилищу, и стал запираться. Но было поздно.
Госпожу Амрус было уже не остановить.
Она, вдруг, почувствовала в себе зуд офигенного публициста, принявшись неустанно комментировать события  в  России, наконец, разглядев  своими близорукими  поросячьими  глазками  эту страну  в  противоположной  части Света и перестав стесняться. Ну, можно представить - какого свойства были эти заметки? Полные самодовольства  и  кондовой  иронии, загулявшего в  прериях  ковбоя.
И черт бы с ним, но она взяла моду завершать  свои опусы эксклюзивом, в виде резюме: "ну, я думаю, что русскому писателю, с недавних пор проживающему в нашем городе,  и  с завидным  аппетитом  поедающему сдобные булочки на моем балконе,  виднее?"
Так, не спросившись, она пыталась втянуть меня в свою идиотскую полемику? Без меня, меня женили - получается?
Можно подумать, что я совершенно даром вкушаю булочки  и  эксплуатирую, при этом,  ее балкон! Хотя  бы сообщила своим читателям, что дерет с меня совершенно непомерные, для размеров арендуемого жилья – 1000 баксов!

И вот прогуливаясь по городу, я стал все чаще обнаруживать заинтересованные взгляды, брошенные в мою сторону, кто-то делал это украдкой, а иные, напротив, с присущей некоторым американцам бесцеремонностью - чуть не тыкая пальцем мне в лицо и пытаясь фотографировать. И это была отнюдь не слава «известного писателя из России», на которую я хотел бы  претендовать. Скорее – наоборот. Из серии: «вечно эти русские  мутят нам воду»!
С этим определенно нужно было что-то делать.
Однажды утром, выпив свой кофе, и немного понаблюдав через бинокль Океан, темнеющий за третьей линией жилых построек, я принял окончательное решение.
Облачившись в свежую рубашку, натянул новые джинсы, надел строгий тёмный пиджак, который берег для торжественных случаев, соорудил официальное выражение лица, и спустился по своей лестнице в сад. Пройдя по мощеной дорожке, заглянул в застекленную дверь: в проеме переплета все еще торчал засохший рождественский венок, мешая обзору  внутреннего пространства.
Потоптавшись в нерешительности, я нажал, кнопку звонка. Вскоре за стеклом показалось встревоженное лицо моей хозяйки.
- Это я, мисс Амрус!/ а она все еще была мисс, как я уже упоминал/
- Нам нужно поговорить!
Казалось, что пожилая девушка была чем-то сильно встревожена.
Ну да, любой американец, после такого вторжения в свою частную жизнь,/а чем еще было регулярное упоминание моей персоны в ее статейках?/ слупил бы с нее круглую сумму. Это только я, по своей российской безалаберности, мог терпеть так долго!
Какое-то время госпожа Амрус колебалась, но, не увидев за моей спиной полицейского сопровождения, немного успокоилась и открыла дверь:
- Что вам угодно? - сухо спросила она, нахохлившись, словно разбуженная среди бела дня сова, опасливо поглядывая по сторонам.
Именно тогда настал момент истины... Я, вдруг окончательно понял: что передо мной - мелкая и гнусная тварь, понимающая, что нашкодила, и которую мне не должно быть жалко – чего ради?  Эта псевдо журналистка,  с  наружностью откормленной  домашней  крысы,  решила потоптаться на моей персоне и заодно выгодно приподнять свой статус? Ну, я ей покажу!
Да - неудачница и старая дева... Но, не я первый начал войну и поэтому - к черту жалость! ; la guerre comme ; la guerr …
- У меня к вам интересное предложение мисс Амрус! – обратился я к барышне, коварно соорудив самую сладкую мину из всех, которые имел на вооружении.
- Позволите войти?
- Ну, входите... - она нехотя посторонилась и пустила меня в холл, все еще настороженно оглядываясь.
Уселась на диван, предложив мне кресло напротив. Уставилась тревожно и пристально, сверля своими свиными глазками из-за массивных круглых очков. Дома она не носила рюкзачок и фетровую шляпу. Без этих аксессуаров — толстая, маленькая  и  немного встревоженная  крыска,   она была почти  что душка, которую стоит пожалеть, но я не позволил себе расслабиться.
- В России оценили ваши усилия! - сказал я без обиняков.
- Что? - не поняла отважная журналистка,  нервно протирая очки  и  близоруко щурясь.
- Вам привет от Путина! - я наклонился  вперед  и  произнес  драматическим шепотом  - От самого! - ткнул, при этом, пальцем  вверх  в  направлении блестящей  и, сверкающей нелепыми  стеклянными подвесками  старомодной люстры, помнящей, наверное, Гражданскую войну 1861 года.
- От господина Президента? - лоб старушки покрылся испариной, а выражение сделалось кисло-сладким. - Вы.... Вы с ним знакомы?
- Да, Владимир Владимирович любит нашего брата писателя. Встречаемся иногда в узком кругу... Обсуждаем проблемы  и  вызовы России. Разное...
- О... О, я так польщена! А это правда?  Вы не шутите?
- Как можно, госпожа Амрус! Как можно... С этим не шутят! Но нужна некоторая конспирация. Отныне все должно быть очень иносказательно  и  без сенсаций, пожалуйста, хотя некоторая ирония уместна – в разумных пропорциях.  Он так просил. Я снова ткнул пальцем в сторону важно и таинственно мерцающей люстры. Его личная ПРОСЬБА!
С тех пор госпожа Амрус задавала вопросы уже самому господину Путину, маскируя  его персону именованием Папаша, хотя уши российского президента, как и мои, впрочем, для знающих, по прежнемуторчали из всех щелей текста.
« И вот, замахнув с утра, по русской привычке, стакан двойной водки, и занюхав напиток  рукавом мундира, наш Папаша отправляется на работу… Над Москвой поднимается кровавый и тревожный рассвет…»  и  « каждый час стреляет пушка, бьют куранты,  гудит царь-колокол и танцуют цыгане с медведями».  Ну,  и так далее – полный комплект развесистой клюквы…

Отныне жители городка с нетерпением ждали ответы из России. От самого Папаши...
Ну, а мне пришлось заделаться, как бы, его курьером. Я старался. Тем более было зачем: количество «любви» к моей персоне, в этом славном городе, значительно убавилось – все внимание привлек к себе загадочный «папаша» из еженедельных опусов госпожи Амрус. Не все понимали, что и я тоже замешан в этом процессе. Хотя кое-кто, конечно же, догадывался.
И самое главное - на мой балкон вернулись свежие булочки  с  джемом и кофе от моей хозяйки, госпожи Амрус.
- Хэппи энд! - воскликните вы... Я тоже так думал, но плохо мы еще знаем нравы  и  повадки старых дев. Там хэппи эндом даже и не пахнет. А чем пахнет – скоро узнаете!
Я к тому времени  уже всерьез подумывал, отселиться от госпожи Амрус. Старушка явно заигралась, а вместе с нею и я. Однажды приехала полиция и забрала ее куда-то, чего я, видимо, и добивался, сам себе до конца, в этом, не признаваясь. Появившаяся тут же Мила, сообщила, что это связано с публикациями в газете. От Милы за версту разило заговором,  но  я  не  придал тогда значения  этому обстоятельству.
После этого,  настало время тревожиться уже мне.
Нарисовавшийся на следующий день, возле моего крыльца, полицейский выразил желание задать мне пару вопросов. Я, разумеется, не возражал.
Беседа была неформальной  и  происходила  на  скамейке  рядом с  домом.
Инспектор Хосе Дуарес, был типичным американским копом: обходительным  и вежливым, но со сталью в голосе и холодным оценивающим  взглядом – серых на смуглом – внимательных  глаз.
Произведя необходимые формальности/ о протоколе, речь пока  еще не шла,/он спросил, как долго я проживаю в этом доме?
- Где-то пару месяцев.
- У вас случались конфликты?
- Нет, если не считать просьбу реже беспокоить меня – я указал на табличку, криво висевшую перед входом в жилище.
- Не знаю, стоит ли это считать поводом для конфликта?
- Думаю, что нет — коротко ответил инспектор. Несколько подумав, он сформулировал следующий вопрос:
- В поведении госпожи Амрус, было что-то подозрительное?
- Нет, кроме ее внезапно возникшего интереса к России и желания писать об этом статьи.
- Это не было вашей идеей?
- Что именно?
- Ну... Эта тема. Тема России?
- Боже упаси! Ни в коем случае... Я просто отвечал  на  некоторые  вопросы, своей хозяйки.
- Понятно - инспектор Дуарес вновь задумался. Признаться мне всегда были интересны думающие полицейские, и я невольно залюбовался его точеным профилем роденовского мыслителя.
– Небось, еще и стишки пописывает? В свободное от погони и перестрелок время… Он явно не был чистокровным испанцем - скорее всего в парне плескался коктейль с примесью англо-саксонской крови. Хотелось верить, что именно такие служители американской Фемиды, особенно честны и не предвзяты в своих действиях. Все разузнают и тщательно обдумают, прежде чем брать человека за ворот и тащить в кутузку, чтобы наставив  в лицо прожектор  и,  пуская дым в лицо, склонять к «сотрудничеству». Конечно, любому человеку всегда есть в чем сознаться/все не без греха!/ но хочется делать это под грузом неопровержимых улик, все-таки?
- А, идея с господином Путиным - это ваша затея? – донеслось до моего слуха.
Теперь уже настало время задуматься мне. Действительно - было ли это моей инициативой? И стоило ли рассказывать все в подробностях? Я решил немного слукавить. Не потому что боялся чего-то, а лишь не желая участвовать в чужих фантазиях и перманентно длящемся бреде старой девы, однажды возомнившей себя Агатой Кристи.. Ну подыграл я немного резвой старушке – что из того? Нужно теперь добросовестно рассказывать об этом любому полицейскому, ведущему расследование… С какой стати?
- Вы знаете, и, да и нет... Когда госпожа Амрус начала задавать мне дурацкие вопросы через свою газету...
- Это не ее газета!
- Ну, да со страниц своей колонки... Адресуясь ко мне... В общем, я посоветовал ей обращаться к самому Путину, оставив меня в покое. А когда она всерьез занялась этим, рекомендовал заменить его имя на какой-нибудь псевдоним, если не хочет выглядеть глупо. Это был профессиональный совет, скорее всего. А так нет - это не моя затея. Мне хватает собственных занятий. Я писатель. Приехал сюда работать. Я пишу роман  и  мне не до статей, сами понимаете.
- Но вы начали подыгрывать ей, предлагая ответы от Путина, то есть от «Папаши», как она называла его?
- Да, я делал это, в качестве шутки…Такая между нами возникла игра.  В этом есть что-то противозаконное?
- Нет, разумеется, нет! К вам пока нет претензий. Мы проводим расследование в рамках обращения группы граждан, обеспокоенных ее поведением. Дело даже не в статьях... У нас свободная страна  и  в ней можно шутить даже над президентами.  Ха-ха.. . –  он взглянул на меня с чувством явного превосходства. Возможность отметить преимущества своей Системы, в своей Великой Стране, доставила ему видимое удовольствие.
- Есть некоторые сомнения в душевном здоровье госпожи Амрус. Это один из эпизодов... Она сейчас находится на обследовании в медицинско-психологическом  центре "Коламбус"…
- Не хотите ли её навестить, кстати? – инспектор, саркастически улыбаясь, уставился на меня своими глазами-рентгенами, пронизывающими насквозь.
- Я подумаю... - уклончиво ответил я, не испытывая, при этом, особого энтузиазма.
Поблагодарив за внимание, и любезно попрощавшись, инспектор Дуарес удалился.
А я решил, что пора уже, наконец, как и собирался, осуществить свое намерение - поменять место дислокации. И, как можно быстрее!
Признаться, мне не особо хотелось встречаться с бедной мисс Амрус, в судьбе которой я, возможно, - хоть и поневоле - сыграл роль  триггер-катализатора  безумных фантазий, запустивших процесс и приведших  старушку  к душевному  нездоровью.
Вскоре  я  переместился  ближе  к Океану, арендовав уютный жилой трейлер со всем необходимым: интернет, санузел,   душевая  кабина, кухня и небольшая зона отдыха... Имелся, даже,  крохотный  участок земли, где можно было устроить навес и место для барбекю... А самое главное: ревущий, словно непокорный зверь, Океан, всего в 200 метрах от моего скромного жилища.

По утрам, выйдя на порог нового дома,  я ощущал его дыхание, словно  проникающее через  кожу и наполнявшее душу небывалым доселе энтузиазмом.
Работа моя пошла ускоренными темпами, и я рассчитывал в течение ближайшего месяца закончить очередной текст. Он пока еще претендовал стать романом, но по зрелом размышлении, я все-таки решил скомпоновать написанные главы в большую повесть, выбросив из повествования все ненужное. Одна история и один герой… Хронология весь 20-й век. В темпе аллегро…
История про местную колонию немцев-художников, основанную ими еще в далеком 1914 году, и ее лидера Карла Лонгефельда, сгинувшего впоследствии, в Советской России, коммунистическими идеями которой, он вдохновился на свою беду. Все это мне поведала Милая Мила, живо интересующаяся историей города и тем периодом, в особенности.
Это было время, когда художественная жизнь в Европе кипела, формируя новые течения. Закончив Берлинскую Академию и набравшись идей в беспокойном Париже, друзья-художники, вдохновляемые Карлом, пересекли Океан, чтобы воплотить их тут, в благодатной Калифорнии – месте, которое виделось им раем, после сырой, нервной и, готовящейся к очередной войне, Европе.
Еще Милая Мила, немного смущаясь, призналась, что это она « с группой граждан» упекла бедную госпожу Амрус в дурку. /Как же это я сразу-то не догадался?/
- Ого! Подумал я – Значит в Оплоте Демократии такое тоже возможно?
- Я решила, что старуха вас окончательно достанет, и вы сбежите из Джорджтауна… - сообщила она, потупив взор, - А мы к вам уже так привыкли. И потом: она ведь, на самом деле, очень странная? Пусть ее немного подлечат. Ей это только на пользу пойдёт!
- Ну да, учитывая, что все мы/или через одного/ с легким приветом... То лечить нужно всех поголовно. Имея опыт проживания в России это особенно заметно.
Я не стал спорить с Милой, хотя почувствовал себя еще более виноватым в том, что случилось с бедной женщиной. Захотелось, как-то исправить ситуацию. И со временем мне это вполне удалось.


8. « ПУТЕШЕСТВИЕ НА ВОСТОК»

Вскоре это желание – помочь госпоже Амрус -  и тем самым искупить свою вину перед ней, оформилось в вполне рациональную идею. Заодно можно было использовать ее потенциал  - а он, несомненно, был  - в интересах  общего дела.
К тому времени, я выяснил, что объект моего исследования:  художник, философ  и  общественный деятель Карл Лонгефельд , работая на  Советскую Россию, побывал  и  в  Средней Азии  тоже.
Находясь при  ведомстве самого Луначарского/ Наркомат по Культуре/, был командирован  в  Самарканд - на тот момент,  бывший  столицей  Красного Туркестана, -  в качестве комиссара по ИЗО, для организации обучения художников из местных кадров. Узнав про это, я еще более загорелся  желанием описать  его причудливую биографию, начавшуюся  с  изучения искусств  в  Берлинской Академии  и  далее:  Париж, Америка, штат Калифорния,  а  затем – полыхающая  огнем   неслыханных перемен  Россия.
 
Кроме того, Самарканд  был  не  чужим  мне городом,  я  учился  тут  рисованию, живописи и  архитектуре.  Здесь:  дружил, влюблялся, расставался  и  страдал.  Радовался  жизни и  постигал  азы  профессии… Словом,  это было одно из мест, которому я должен  быть благодарен до конца своих дней. Я и благодарен.
И вот я решил  привлечь  госпожу Амрус , намереваясь  послать, специальным  корреспондентом,  в так заинтересовавшую  ее  Россию. Ну  и, заодно,  пусть   прогуляется  в  древний город,  помнящий самого Тамерлана – здесь располагалась  столица  его Империи. Чтобы  собрать  нужную для  моей  дальнейшей  работы  фактуру. Материал с полей, что называется... Пусть познает  вкус  реальной жизни.  Вдруг,  это пойдет  ей  на  пользу?
- Как  вы  на это смотрите? – спросил  я  героическую  журналистку,  изложив свою идею. К этому времени, наша «старушка» вернулась домой и окончательно оправилась   от  своего  вынужденного  пребывания  в стенах  медицинского   учреждения  с психиатрическим уклоном  и, кажется, снова  воспарила  духом.
Несмотря  на  мое сомнение  в  благих намерениях  Милой  Милы, отправившей ее на вынужденное лечение, оно действительно пошло на пользу/бывает  же  такое!/. Госпожа Амрус,  как-то  посвежела,  и  исчез  этот  слегка   сумасшедший  огонек  в  ее пытливых  и  вечно  беспокойных  глазках,  с  неизменным  любопытством  взирающих  на  окружающий мир.
Мы  очень мило  побеседовали,  сидя  на   потертом  диване  под исторической  люстрой,  свидетельницей  и соучастницей  наших  предыдущих  тайн,   и  она, нужно  заметить,  быстро согласилась  на  мое  предложение.  Кругленькая сума задатка, который  я обещал, ее, видимо, особенно вдохновила.
Материальное  положение одинокой дамы было  не  таким завидным, чтобы сильно кочевряжиться  -  из  газеты  ее  уволили,  и  она  уже  месяц сидела на пособии  от социальных  служб.
Получив  подъемные  и сопроводительное  письмо  к  моей жене Свете,  мисс Амрус,  с радостью, полная энтузиазма  и  новых надежд,  отправилась  в далекую  Россию.
Через  неделю  я  получил  электронное  письмо,  где она  благодарила  и  сообщала, что вскоре  едет  в  Среднюю Азию - собирать материал  для  статьи  по  Карлу Лонгефельду, как  мы  и  договаривались.
С этого момента  началась  вполне  конструктивная часть  нашего  с ней знакомства,  переросшего даже  в  длительное  и  плодотворное  сотрудничество, если не дружбу.

Как, я уже рассказывал:  с женой Светланой  у меня сложился, неплохой  рабочий тандем,  мы научились неплохо понимать друг-друга,  при этом,  сохраняя  интерес  к  супружеским  и  деловым взаимоотношениям. Причем,  на расстоянии это удавалось намного лучше./я  имею  в  виду деловую часть – с остальным, разумеется,  были некоторые проблемы/.  Поэтому  мое довольно невнятное  письмо, которое  я  послал  вдогонку  за «командировочной»   - не  застигло  ее  врасплох.  Она  научилась спокойно принимать  мои  нечастые причуды. Тем более,  что со временем,  они выглядели  уже не так нелепо,  как могло показаться  с  первого  взгляда.  Иногда даже приносили прибыль,  или  выливались  в  интересный  проект -по-разному...  Не  сразу она признала  этот  факт, но время показало, что моя интуиция,  вдохновение  и  творческое чутье, помноженные на ее деловую  хватку,   были  полезны  в  нашем совместном бизнесе.
Я,  правда,  не стал  раскрывать всех нюансов  и  полную историю наших с мадам Амрус «взаимоотношений», обозначив их, как деловое сотрудничество. Написал коротко, что набрел на один  клевый  сюжет  и  знакомая журналистка  любезно  согласилась  помочь  мне  в  сборе  материала.
«Заодно прогуляется  в  славный  город  Самарканд  /куда мы с тобой давно и безуспешно собираемся/  и  пришлет  пару  репортажей  для местной  газеты» -   добавил я в завершении письма.
Игра  в шпионов  и  нездоровый  интерес к  персоне  господина  Путина, разумеется, остались за кадром. Судя по всему, и сама госпожа Амрус, остыла к большой политике после соответствующих медицинских процедур.

Умница  Света восприняла  все,  как  надо  и  хотя  ко мне, наверняка, были  дополнительные  вопросы,    предпочла  отложить  их  до лучших времён. Последующая работа над  одним  совместным  проектом  так  увлекла  нас, что персона  скандальной  журналистки  -  и  вовсе,  отошла на  второй  и даже - третий план.
Москва  очень  приглянулась  мисс Амрус.  Ведь  ее  встретили  по первому разряду:  разместили  в  отличной гостинице,  организовали  экскурсии  по главным  историческим  местам. Все показали,  рассказали, угостили…
Устроив,  напоследок,  пару карамельных презентаций, Света отправила  ее  в Самарканд,  взяв  авиабилет  в  бизнес-класс  и  забронировав место  в приличной  гостинице.   Об  этом  я  просил  особенно, - зная капризный нрав американской леди,  боялся, что  при  знакомстве  с  рыжими  тараканами  или  нахальной  серой мышью,  в  гостиничных  апартаментах,  она может свернуть свою  экспедицию раньше  срока.
Впрочем, кажется, мисс Амрус  и сама  не на  шутку заинтересовалась  нашим  «совместным»  проектом. Я  даже  надеялся, что здоровые  журналистские инстинкты  в  ней  возобладают,  и  она окончательно забудет  про  «коварного Путина», занявшись, наконец,  настоящим  делом.
А оно  того стоило.
Как минимум,  повод  самому вспомнить и  описать на этих страницах замечательный город Самарканд, а так же приключения американской журналистки, гуляющей по его кривым улочкам и просторным площадям, с минаретами, стоящими здесь уже не одну тысячу лет. …Регистан, Биби Ханум, Гур-эмир... Знаменитый самаркандский рынок с керамикой, лепешками и ароматным дымком, что доносится из многочисленных духанов, прячущихся в тени чинар и карагачей, растущих по берегам прохладных прудов и многочисленных арыков...
Сколько замечательных воспоминаний связано с этим городом! Тут я был молод и полон надежд на грядущие перемены. Целый океан благих намерений плескался во мне тогда... Я обучался архитектуре, живописи, читал и сочинял стихи... Влюблялся в красивых девушек, пил вечерами дешевый, но при этом честный без всякой химии, портвейн и загадочный напиток под названием "Абу-Симбел". Это был довольно дрянной ром из Египта - такая дружба с очередной далекой страной. Мы /СССР/ строили им плотину, а они заливали нас своим самогоном, изготовленным из местной перезревшей сливы. Вот такое замечательное плодово-выгодное сотрудничество!
Но, мадам Амрус знать все это было совсем, ни к чему.
Ей достаточно было лишь разыскать нужных людей, адресами которых я ее снабдил/ явки, пароли, канонический «славянский шкаф" и условная герань в проеме окна…/ Они помогут в расследовании.
Я уже примерно знал траекторию судьбы бедняги Карла Лонгефельда - художника и неисправимого романтика. «Конфетно- букетный» период его взаимоотношений с советской властью быстро завершился. Попав в разработку НКВД, он прошел весь набор тех методов, которыми они владели в совершенстве: нелепые обвинения, допросы, пытки и прочие методы советской «инквизиции»... Бедный наивный идеалист не мог и предположить, что беззаветно любя все Человечество, он может попасть в такой суровый переплет!
Ведь, господа: Барбюс, Джон Рид, и даже ближайший друг - поэт Рильке, друживший с Мариной Цветаевой, который так талантливо произносил застольные речи, описывая новый строй, - никто не рассказывал ему об издержках, которые могут неминуемо последовать, когда веришь – слепо и безоглядно. Впрочем, они и сами еще не знали тогда - к чему приведет Октябрьская Революция, идеями которой,  были так увлечены. « Революция, пожирает своих детей» - и все такое... - вспомнилось  им уже гораздо позже .
Только про Светлую Мечту, которая мерцает где-то там, в завершении их долгого пути в Идеальное Общество размышляли они тогда!
Что касается Джона Рида, то он, конечно,  раньше всех начал сомневаться в своих прежних симпатиях. Просто не успел поведать об этом широкой публике. Хотя именно его же «Десять дней, которые потрясли Мир», написанные ранее, во многих вселили надежду и мечту. Карл Лонгефельд был из их числа.
А еще, конечно, Рильке, прожужжавший уши своими дифирамбами Стране Советов… Это Новый Мир, старина - езжай не пожалеешь. Я дам тебе рекомендательное письмо к Луначарскому и познакомлю с Мариной – она великая поэтесса…
Но этим, в кожанках, с каменными лицами и стальными желваками, торопливо бегающими по скулам, разве им станешь рассказывать, про свою СВЕТЛУЮ МЕЧТУ ХУДОЖНИКА?
Мечту, которая так прекрасна? И так недосягаемо желанна…
Для них это все «интеллигентские штучки». Их суровая работа и их аскетизм / на первоначальном этапе СТРОИТЕЛЬСТВА НОВОГО МИРА/ не предполагал подобных материй. Они тупо сортировали. Отделяли, тех - от этих…
- Ты, парень, не похож на нас. Странный какой-то... Слишком много говоришь и этот блеск в глазах… А, значит, ты Враг и подлежишь утилизации! ТОЧКА!
Взамен мы вырастим совершенно других людей / будто люди это огурцы на колхозной грядке?/ Новому Времени – нужны новые люди! Много новых людей иной формации. Сковырнуть одни винтики, и на их место быстренько замастырить  другие!
Вот так они рассуждали. И откуда выросли подобные  людоедские идеи - непонятно?
Может быть, они и не исчезают никогда? Спят до поры, как споры сибирской язвы, пока могильник случайно не потревожат бульдозером очередных ПЕРЕМЕН?
Пролетарский поэт Маяковский высек эти намерения в граните рифмованных четверостиший:
Буржуй, не удержишь! Напрасно не тужься!
Беги от красной кометы в ужасе.
И скоро весь мир пойдет, конечно,
за красной звездой пятиконечной.
А ведь эти ребята были по-своему правы? На своем историческом отрезке времени, во всяком случае... Учитывая собственную задачу: осеменить Мир своими безумными идеями.
Декларируемого результата не добились, но, сколько нового привнесли?
В области людоедских методов достижения цели, в том числе.
Как там: «кто не с нами, тот против нас!»
Перебив самых активных, они принялись за тех, кто мог быть против них, хотя бы теоретически: родственники за границей, происхождение, американский художник, который зачем-то приперся помогать чужому народу, хотя его никто не звал...
- Поможешь в местах не столь отдаленных. "Ать-два, левой! - кто там шагает – правой?"
/снова пролетарский поэт Маяковский/
На всякий случай, уничтожили и этих. Потом конвейер смерти было уже не остановить. Он погубил даже тех, кто его налаживал – на всякий случай. Такова логика подобных устройств.
«Кадры решают всё»… «Нет человека – нет проблемы…»… « Жить стало лучше, жить стало веселее…» и так далее.

А затем настали уже другие времена...
Пропустив художника и общественного деятеля Лонгефельда через мясорубку тюрем и пересылок, Система дожевала остатки его переломанной личности, выплюнув их затем в сторону Северного Казахстана. Тут в лагерях, построенных среди степей, он и сгинул навеки.
Со временем его сын, не без помощи госпожи Амрус,  нашел покосившийся каменный обелиск, с памятной надписью.  Заросший травой, он стоял среди безымянных могил в открытой степи.
Видимо уцелел чудом.  Интересно, кто тот неизвестный, что не поленился нанести имя и обозначить дату рождения и смерти на массивном обломке скалы, которую сюда притащило еще миллион лет назад?
В ледниковый период, наверное, и как будто именно для такого случая.

Сохранились сведения, что в забытом богом казахском поселке бедняга Карл продолжал сеять «разумное, доброе, вечное», обучая детишек с раскосыми очами, элементарным навыкам черчения, геометрии и рисунка. Может быть, кто-то из благодарных учеников, обученных им, и организовал этот скромный памятник?
В те времена,  когда я был студентом, и учился в Самаркандском архитектурном, все это было уже далеко в прошлом.
Вся эта хрень, что длилась десятилетиями, неумолимо превращая людей в лагерную пыль.
Концы были спрятаны, а свидетельства выброшены за ненадобностью. Результаты признаны, неизбежными издержками любого вредного производства во Благо остальных.
Что-то вроде радиоактивных отходов/или спор сибирской язвы/, которые закопали на окраинах страны, забыв даже, где находится могильник.
Спрятали, постарались забыть, но до конца уничтожить, все-таки не сумели.
Нам повезло не знать про все это. И так же повезло все таки узнать - по прошествии многих лет.
Сохранившийся материал – «фонит» до сих пор, излучая боль, перемешанную со стыдом. Ведь люди, творившие все это не с Марса к нам прилетели? Они это МЫ сами.
Все – МЫ! Мы несем их гены и потому - ОТВЕЧАЕМ!
Ибо: «Пепел памяти стучит в наших сердцах...»
Иногда эта память обнаруживается там, где ее, казалось бы, извели уже навсегда...
По измятым страничкам, съеденным мышами архивам, и через воспоминания людей, утерянная было картинка, постепенно восстанавливается. Зачем-то это нужно людям? Может быть для того, чтобы не превратиться в животных, которым все равно - где умрут и будут ли похоронены. Животные живут только сегодняшним днём.
Пощадив, Господь не дал им долгую память.
По поводу людей у него, видимо, совсем иной ЗАМЫСЕЛ?
А вот почему эта ПАМЯТЬ, позволяет нам не видеть повторения в НАСТОЯЩЕМ - это вопрос.  Тоже замысел,  или  напротив - некий сбой в программе и нужна регулярная перезагрузка?