Баррикады. Глава 45

Глава 45. Минус четвёртый уровень


Вероника Калинкова открыла глаза и приподнялась. Она лежала на широкой деревянной скамейке. Перед ней было большое пространство с высоким полукруглым потолком, похожее на станцию метро. Стены приятно-бежевого цвета, каменная кладка, напоминающая ракушечник из которого строили самые первые корпуса судостроительного завода. Камни были словно притёрты друг к другу и отполированы. Вверху стен располагались огромные вентиляционные решётки, а сам потолок уходил ввысь на четыре метра. В этом огромном помещении не было ни одного окна, но лампы дневного света давали довольно яркое освещение. Пол был устлан керамической плиткой. Огромный зал был разделён на секции, в каждой из которых находилось по десять широких скамеек для сидения. Всего таких секций девушка насчитала десять.

Это помещение выглядело, словно советский бункер и было так не похоже на маленький бокс, в котором удерживали Нику накануне. Вспомнить, как она здесь оказалась, Калинкова не могла. Последнее, что всплывало в памяти – она отчаянно пыталась выбраться, боролась с санитарами и ловко уворачивалась от дротиков с транквилизаторами…

Девушка встала со скамейки и прошлась. Её никто не удерживал. Создалось ощущение, что она здесь единственный человек. Вдоль стен были расположены внушительных размеров стеллажи, на которых стояли ящики различных габаритов. Возле стеллажей находились таблички, информирующие о том, что именно находится в ящиках. «Кислородные маски», - прочитала Ника на одной из них. «Противогазы», - было написано на другой. Надписи были сделаны заглавными печатными буквами через трафарет. Ника прошлась вдоль стеллажей: «Аптечки», «Средства гигиены», «Комплекты нижнего белья по размерам», «Универсальное термобельё», «Пледы»… Вдоль другой стены на таких же конструкциях располагались какие-то похожие на шкафчики контейнеры. Открыв один из них, Ника увидела паки бутилированной воды и ящики с консервами.

Здесь же располагался огромный металлический резервуар, напоминающий бочку с множеством краников. На нём трафаретными буквами было выведено: «Вода питьевая. Очищенная». Ника осторожно повернула один из краников. На плитку потекла тоненькая струйка воды.

– Освоилась, голубушка? – скрипучий голос из-за спины заставил Нику вздрогнуть.

Оглянувшись, она увидела старика. Он сидел на одной из скамеек за её спиной и лукаво улыбался. Внешне он был больше похож на призрака, чем на человека. Белёсые, словно выцветшие, глаза с интересом разглядывали девушку. Пышная грива его волос на фоне загорелой кожи казалась абсолютно белой. Он был одет в фуфайку, наподобие тех какие Ника видела в старых советских фильмах, только на его экземпляре красовался логотип Адмиральской теплоцентрали.

Дрожащей рукой Ника закрутила краник.

– Ты пить захотела, милая? Прямо подставляя рот под кран? – расхохотался старик. Его голос разнёсся гулким эхом. – Как же это по-нашему. Но не всегда удобно. Тем более, когда кружки есть.

С этими словами он встал со скамейки, подошёл к резервуару и открыл небольшой шкафчик, расположенный за ним. В нём висели на гвоздиках металлические кружки, старик снял две из них. Подойдя к резервуару, он снова открутил краник и поочерёдно наполнил ёмкости для питья, уже столь непривычные в современном быту.

– Бери, не отравлено. Здесь вода из артезианской скважины, расположенной на глубине сто пятьдесят метров, вода сказочная. Такую генсеки из политбюро пили, – с гордостью выдал старик и сделал два крупных глотка из своей кружки.

Вторую кружку он протянул девушке.

– Ну что ты на меня волком смотришь? – лукаво улыбался старик. – Пей! Я же пью!

Калинкова недоверчиво глянула на человека-призрака, но острое желание утолить жажду победило. А старик тем временем дошёл до соседнего стеллажа и потянулся к одному из ящиков, доставая оттуда брикет с галетами и передавая Калинковой. Ника взяла в руки пачку, но не раскрыла.

– Ну, и чего мы ждём? Ты же голодная, да? – продолжал старик, разрывая её пачку. – Больничную еду небось не ела, боялась, что подмешают чего? В этом ты права, осторожность – наше всё.

Он достал парочку печений и сунул себе в рот.

– Ну, здесь можешь не бояться, – проговорил он, хрустя галетой. – Заводская упаковка, герметичная, и, как видишь, я ем вместе с тобой. Сейчас таких в современных супермаркетах не купишь, – продолжал её собеседник. – Всё из натуральных продуктов, по ГОСТу, как в советские времена.

Ника вытянула из пачки галету и надкусила.

– Эх, вкусновато, но маловато. Мясца бы, тушёночки! – произнёс её собеседник и пошёл читать надписи на других ящиках.

Голос этого старика Калинкова уже где-то слышала, и его лицо показалась девушке знакомым. Мозг Ники отчаянно начинал вспоминать. Перед ней проносился визуальный ряд. Силуэт человека с линейкой на крейсере, пришвартованном у причальной стенки судостроительного завода, куда они залезли с Дорогиным, чтобы зафиксировать уничтожение старинных цехов. Человек в фуфайке из морга, где она пряталась ночью. Он разговаривал с дэгэбистами, убеждая их, что здесь никого нет. Ника с уверенностью могла бы утверждать, что той ночью в здании морга, рядом с которым в кустах пряталась Ника, был именно он.

Воспоминания понесли её дальше. Почему-то в голову пришла старая фотография, на которой были запечатлены разработчики той самой установки, про которую ей говорил Стешкин. Сама установка находилась на том самом Первом судостроительном заводе и являлась частью его «Омеги». На фотографии по обе стороны от Ивана Стешкина, Агаты Мичман и Милоша Лучича стояли два брата-близнеца – Николай и Григорий Архиповы. Говорящий с ней был крайне похож на близнецов с фотографии, если, конечно она не спятила, и у неё не начались галлюцинации.

Про одного из братьев она знала довольно много. Николай Архипов работал на Первом судостроительном заводе и много лет возглавлял заводской профсоюз, часто давая комментарии журналистам, в том числе и ей. Однако в январе текущего года он получил тяжёлые травмы от рейдеров, пытавшихся захватить завод, и долгое время после этого провёл в больнице. Его место заняла амбициозная Агата Мичман, которая сразу невзлюбила молодую журналистку то ли за внешний вид, то ли за её любопытство, в котором бывалая заводчанка явно подозревала попытки что-то вынюхать, а после того, как Ника начала близко общаться со Стешкиным, и вовсе отказалась давать ей какие-либо комментарии, прося, чтобы Громов присылал к ней другого журналиста. Ника с горечью думала, как же ей не хватает доброго простого и обходительного Николая Архипова, который был вежлив, дружелюбен, приветлив к прессе и о заводе и его работниках рассказывал так, что можно было заслушаться. Про его брата Григория она знала очень мало, только то, что он исчез при загадочных обстоятельствах после развала Советского Союза. Правда, некоторые рабочие утверждали, что видели его то на заводе, то на других промышленных объектах Адмиральска. Но их рассказы больше походили на байки, которые имели мало что общего с окружающей действительностью.

Любопытство девушки зашкаливало, и она как-то даже спросила у Стешкина, известно ли ему что-то про брата бывшего руководителя заводского профсоюза. К её удивлению, Иван Митрофанович ответил на данный вопрос очень уклончиво:

– Вот скажи, Ника, что тебя делает гражданином своей страны?

Девушка растерялась.

– Ну, я родилась здесь, выросла, выучилась, стараюсь трудиться и работать на благо Причерномории…

– Ну, всё, что ты перечислила, конечно, хорошо, но гражданином тебя не делает, – усмехнулся Стешкин. – Я знавал иностранцев, которые трудились на благо Причерномории куда больше, чем многие её граждане. Тем не менее, гражданства они не имели и получить его не стремились. Вот взять хотя бы АКУ – здесь учатся сотни иностранцев из самых разных частей света, некоторые из них остаются здесь, обзаводятся семьями, рожают детей, и их дети не являются гражданами Причерномории, хотя и родились здесь…

Ника нахмурила лоб.

– Давай я немного скорректирую твои слова с точки зрения госслужащего, – продолжал чиновник. – Ты родилась в Причерномории, следовательно, у тебя есть свидетельство о рождении, в которое вписаны оба твоих родителя – граждане Причерномории, имеющие паспорта своей страны. И если ты свой паспорт получила по достижении совершеннолетия, то у них вначале были паспорта СССР, которые они потом поменяли на причерноморские. То есть, пришли в органы внутренних дел и заявили о себе, как о гражданах – так сказать, документально зафиксировали своё присутствие на этой территории, в этой стране.

– Значит, были те, кто не зафиксировали? – робко предположила девушка.

– А вот представь, были, – ответил чиновник. – Например, военные, которые не захотели давать двойную присягу. Были и те, кто верил в возрождение СССР и не хотели расставаться с советским паспортом. А кто-то и вовсе считал, что мы сейчас попадаем в зависимость от западного капиталистического мира и не хотел в этом участвовать… Понимаешь, к чему я клоню?

Ника кивнула. Тут ей на мобильный позвонили из редакции, и разговор был прерван. Эта история как-то забылась, уступив место в голове Ники более насущным проблемам. И вот сейчас она снова всплыла в памяти журналистки.

– Как Иван поживает? Митрофанович который? – прервал её мысли старик, распечатывая с помощью раскладного ножа найденную банку тушёнки и намазывая её содержимое на галету.

– А вы его знаете? – дёрнулась Ника.

– Если бы не знал, не спрашивал бы, – расхохотался тот, кладя себе в рот галету с тушёнкой.

Ника ещё раз, уже более сосредоточенно посмотрела на собеседника, и теперь уже была в полной уверенности: стоящий перед ней – действительно брат Николая Архипова. Они друг на друга похожи внешне, но очень отличаются характерами. Стоящий перед ней был не настолько мягок, как Николай, и более язвителен в общении.

– Бутербродик будешь? Вкуснотища неописуемая! – сказал старик, наминая сварганенный на скорую руку перекус и заразительно причмокивая. – Такой натур-продукт вам в современных фаст-фудах не предложат.

Старик намазал тушёнкой вторую галету и протянул Нике.

– А меня вы откуда знаете? – Ника потянулась за бутербродом, но в её глазах сохранялась настороженность.

– А разве я говорил, что я тебя знаю? – задал встречный вопрос собеседник. – Я знаю Ивана. И знаю, что в последнее время ты с ним очень плотно общаешься. А то, что ты Ника, так документы у тебя при себе были. Ты жуй, жуй. Все свои, не стесняйся.

Калинкова откусила, пережёвывая не столько еду, сколько слова старика.

– Ну как? Вкусно? – в глазах старика заиграли искорки. – Эх, лучка бы сюда! И зелени побольше…

– Где я нахожусь? – наконец спросила Ника, оглядывая окружавшее её странное помещение без окон.

– Ты, детка, находишься на минус четвёртом уровне Адмиральска, в бомбоубежище военного госпиталя. В двадцати метрах под землёй. Слышишь, какое здесь эхо? Эгэгэээй! – закричал старик.

Его голос, отразившись от стен, гулко разнёсся по сводам.

Внезапно почувствовав приступ необъяснимого страха, журналистка помчалась к выходу. Добежав до одной из дверей, Ника уставилась на кодовый замок. Она в ужасе начала барабанить по толстой металлической поверхности.

– Куда ты, лапочка моя? – донёсся вдогонку голос старика. – Всё закрыто, девочка. Отсюда так просто не сбежишь. Гермодвери с кодовым замком. А код знаю только я.

– Нет, ты, конечно, можешь напасть на беззащитного дедушку. Твоей силы хватит. И наверняка ты меня одолеешь. – Он подошёл ближе. – Но я не вижу в этом смысла. Ключей у меня нет, открывается всё по командам. Надо позвонить по специальному номеру телефона.

Рядом со входом стояла металлическая тумбочка, похожая на сейф, её ножки были привинчены к полу. На ней располагался старый дисковый телефон. Этому бы экземпляру стоять в музее радиоэлектроники. Ника была крайне удивлена, когда увидела его здесь. От телефона тянулся длинный провод и уходил в специальную коробку.

– Знаешь такую штуку? Умеешь пользоваться? – Старик заметил её интерес. –  В наше время все телефончики такими были. Номер знаю только я, голос только мой. Даже если ты меня придушишь, и даже если я тебе что-то скажу (хоть это и маловероятно – дедушка бывал во многих ситуациях и ко многому привык), это бесполезно, – дед улыбнулся и подмигнул. – Оно тебе ничего не даст.

Девушка посмотрела на него, как не смотрела ещё ни на кого на свете. Внутри пробудились древние инстинкты. Ярость. Губительная, поглощающая, давящая все остальные эмоции и выплёскивающая наружу злость. Ника в гневе сжала кулаки, пытаясь не поддаваться разрушительному чувству. Старик уловил её состояние.

– Чувствуешь, как просыпается в тебе гнев, сила? – гипнотическим тоном говорил старик, водя при этом руками. – Чувствуешь, что можешь горы свернуть?

– Да! – с ужасом в голосе произнесла Ника.

– А вот теперь контролируй.

Калинкова сжала кулаки ещё сильнее, так, что ногти начали впиваться в кожу.

– Что-то же заставляет тебя не нападать на меня? Что-то же тебя удерживает от этого? – продолжал её собеседник. – Значит, можешь себя контролировать. Значит, не потеряна для этого общества. Я и Наталье Петровне так сказал: «Не надо девочку привязывать. Она в состоянии научиться самоконтролю». Ты же можешь? Я же вижу, что можешь.

У Ники внутри аж всё затряслось. В ушах начал слышаться стук собственного сердца. Девушка стиснула зубы от неприятных ощущений. Чтобы держать себя в руках, она начала глубоко и размеренно дышать.

– Правильно, лапочка. Молодец, милая. Держись. Самоконтроль, – подбадривал старик, подходя вплотную. – Дедушка Гриша тоже экспериментировал будь здоров. Дедушка в молодости был ого-го! Таких бы знаешь сколько переложил штабелями? Человек десять, а то и двадцать таких, как ты и твой друг… Хотя силён он, ничего не скажешь. Двух силовиков в экипировке уложил.

Ника дёрнулась и округлила глаза.

– Я вот думаю: что могло заставить его так рисковать? Припереться в больницу, найти тебя, вступить в схватку с обученными бойцами спецназа, уложить их и уйти так, что и следа не осталось…

Ника издала удивлённый возглас, но тут же закрыла себе рот рукой, чтобы не выдать человека, который помог ей сбежать прошлой ночью.
 
– О, ты смотри, – старик будто даже обрадовался. – Контролируешь себя. Молодец.

Дедушка Гриша, как назвал себя старик в фуфайке, погладил девушку по голове, взъерошив шевелюру, после чего демонстративно подошёл к старинному телефону и, вставляя пальцы в отверстия на диске, стал прокручивать его, набирая номер. Взгляд Ники устремился на диск, под отверстиями находились цифры от нуля до девяти, запомнив последовательность отверстий, в которые этот странный человек вставлял свои пальцы, можно было восстановить в памяти комбинацию.

– Стало быть, смотришь? Запоминаешь? – угадал мысли Ники старик, и тут же добродушно засмеялся. – Ну правильно. Это номер для связи с Натальей Петровной. Это не тот номерочек, по которому выпускают. Его как раз можешь запомнить.

– Наталья Петровна, мы сейчас с Никочкой. Всё в порядке с самоконтролем, не переживайте. Девочка адекватная, вменяемая, может себя контролировать, – поставленным голосом произнёс он, не спуская глаз с Калинковой.

В его интонациях уже не было той стариковской нежности и сюсюканья, присущей добрым пожилым людям. Хоть он её и назвал Никочкой, в его голосе теперь звучали нотки металла.   Журналистка про себя отметила, что такими голосами обычно говорят военные или работники силовых структур.

– Вот и славно, – продолжал «дедушка Гриша», слушая, что говорит женщина-врач на том конце провода – Наталья Петровна. Я её забираю под свою ответственность. Я ей скрупулёзно всё объясню, как положено.

Закончив разговор и положив трубку на аппарат, он снова подошёл к девушке.

– Мне всё-таки интересно, почему из всех он выбрал именно тебя. – Старик пристально посмотрел Нике в глаза. – Мы же ему людей давали. И грамотных, и обученных. Кого мы только с ним не сводили – и девочек, и мальчиков, – многозначительно молвил старик. – Ни с кем не открывается! Ни на кого не реагирует. И девочка наша с ним общалась. Приятная такая, тоже иностранка. Доцента — огогошеньки! — со всеми степенями прикрепили к нему! И вроде он ему даже доверять начал. Вроде бы даже с ним сблизился. Но, как показал опыт, с тобой он сблизился намного больше. За эти считанные минуты, пока вы общались.

Ника открыла рот, но она не позволила себе сказать ни слова.

– Тоже проблемы с речью в критических ситуациях? – так же внимательно продолжал изучать её поведение старик. – У тебя вроде не должно быть, предпосылок нет. Как видишь, я хорошо о тебе осведомлён. Была достаточно хорошо изучена твоя больничная карта, как только ты оказалась здесь, а справки о тебе были наведены ещё раньше.

Журналистка продолжала молчать.

– Не понимаешь, да? Штучка, которую ты так искусно прятала от нас от всех – почему её он доверил именно тебе? Он же ни хрена тебя не знал. Даже справок не наводил, вообще не изучал, кто ты. Что заставило его так слепо довериться именно тебе? Потом спектакль этот весь с переодеваниями… Что заставило его так рисковать? Ты хоть знаешь, что перед этим он напал на одного из тех, кто тебя избивал? Точнее, на того, кто снимал это всё на мобильный. Взял его документы, оделся в его шмотки и пошёл в больницу с телефоном, чтобы передать это всё дэгэбэшникам.

Удивлённые глаза Ники округлились ещё больше.

– Не знала этого? А вот я знаю. А после того, как он сделал тебе укол и его задержали, он вырубил двух спецназовцев и сбежал. Сейчас его ищут по всему городу. Причём тайно, втихаря, не привлекая полиции. Чтоб, не дай Бог, огласки не было. Это ж позор какой для них! Мне их даже немного жалко, – усмехнулся старик. – Я знаю, о чём ты сейчас хочешь спросить, но не решаешься. За парня этого не переживай. Могу с уверенностью тебе сказать, что он не пальцем деланный. Похожие ситуации с ним уже случались. Но так по-крупному он рисковал впервые.

Ника нервно сглотнула.

– Молчишь? Не сдаёшь? Прекрасно же знаешь, о ком я говорю. Только вид делаешь… Ну, что тебе сказать? Хороший ты друг, раз так можешь хранить тайну. И он хороший друг, раз так за тебя заступился. Удивление? Для нас тоже удивление было. Хотя в принципе примерно этого мы от него и ожидали.

Старик обошёл вокруг девушки чеканным шагом и снова остановился напротив неё.

– Не хочешь узнать, где он сейчас? По глазам вижу, что хочешь. Закрыли твоего друга, – сказал дед и с лукавой улыбкой снова уставился на Нику, на лице которой снова появилась гримаса ужаса. – Но не переживай, там ничего критического. Там, где он сейчас находится, ему даже полезно пересидеть. В настоящий момент за ним активно охотятся те, к кому в лапы попадать вообще не стоит. Сейчас для него это один из самых оптимальных вариантов. Ты проспалась – и вон какая нормальная, бодрая стала. Вот и он пусть проспится. Успокоится, головку свою освежит. Я уже дал команду нашему человеку – он уже поехал разбираться. Так что его оттуда вытянут, даже не волнуйся. Если не получится у него, подключатся другие люди. Они уже поговорят, с кем нужно, и всё будет нормально. За это даже не переживай.


* * *


Над рекой висели мрачные грозовые тучи. Осенний ливень стоял стеной, щедро поливая город. По промокшему полотну Ингульского моста медленно двигались автомобили с включёнными фарами и работающими дворниками.

Со стоянки Адмиральского кораблестроительного университета, словно птичка из гнезда, выпорхнула розовая «Чери» и помчалась через Ингульский мост. Из мощных динамиков доносилась весёлая музыка.

«В ритме города пьём кока-колу вдвоём, встречая рассветы.
Если хочешь меня – подари мне любовь и скутер на лето…», - разносилось по салону.

За рулём сидела молодая ярко накрашенная блондинка в красном платье с глубоким декольте и расклешенной юбкой. Поверх платья на ней была накинута лаковая кожаная куртка чёрного цвета, завершали образ чёрные лаковые ботильоны. Всё от известного причерноморского брэнда «MALINA-CAMPONY» – бренда недешёвого, но пользующегося популярностью среди молодёжи и считавшегося своеобразным мерилом престижа. На пассажирском сидении рядом с водителем сидел, мрачно задумавшись, представительный мужчина в очках. Одет он был в деловой костюм, на ногах – чёрные туфли из натуральной кожи, а его волосы были аккуратно зачёсаны назад.

– Натах, сделай музыку потише. Голова болит, – раздражённо бросил он.

Блондинка выкрутила звук до минимума. Звонко барабанящие капли по лобовому стеклу и кузову авто, словно мелкими молоточками застучали по вискам мужчины, а вращающиеся влево-вправо дворники словно метроном отсчитывали время.

С назойливостью мухи, летающей вокруг лампочки, в голове мужчины крутилась одна единственная мысль: «Что же ты, паршивец, опять натворил?».

– Игорёчек, ты такой угрюмый и сосредоточенный, прямо как Штирлиц перед спецзаданием.

Держа руль левой рукой, блондинка протянула правую, пытаясь погладить своего спутника по волосам, но тот увернулся.

– Что, у Ника какая-то проблема? – осторожно спросила она.

– А когда у него их не было? У него постоянно проблемы! – скрипучим голосом пробурчал на неё мужчина. – Первый раз, что ли?

– Ещё и на ректорской машине в кого-то влетел. Теперь её забирать, перед ментами унижаться, – продолжал выражать недовольство мужчина. – Ты доверенность взяла?

– А ты разве говорил, что я её должна взять?

– Да ну ёперный театр! – ударил по приборной панели Столяров. – Как ты машину возвращать собираешься? Наташка, где твоя голова?

– А что, Я этим должна заниматься? На тебя, между прочим, доверенность выписана! Была б на меня, я б взяла!

– Ты мне напомнить могла? – практически заорал на жену Столяров.

– Слушай, я тебе кто вообще? Ассистенка, блин – напоминать всё? То говоришь: «В мои дела не лезь, не суйся, не твоё», то я тебе напоминать должна! Ты уж определись как-то, дорогой!

Блондинка, обиженно надув губки, продолжила следить за дорогой. Доцент Адмиральского кораблестроительного университета Игорь Столяров шумно выдохнул и погрузился в свои мысли.

Никола Радич, студент второго курса АКУ. Человек, которого Столярову когда-то откровенно навязали. И сейчас же ему навязали ехать срочно его выручать. Причём толком не объяснили, что и как он натворил. Из информации, которой обладал доцент, выходило, якобы парень совершил наезд на следовательницу, которая утром приезжала в АКУ. Сам Столяров крайне сомневался в том, что этот парень мог совершить какой-то наезд, поскольку он, во-первых, очень хорошо управлял автомобилем, во-вторых, он не мог совершить этого в принципе. Определённые правила и кодекс чести удерживали его от какого-то ненадлежащего обращения конкретно с женщинами, поскольку он считал их слабее.

Столяров даже жалел, что когда в АКУ приходила следовательница, он не вник в суть. Сейчас ему было бы проще разобраться, что к чему. Но тут же себя успокоил: «А как бы я вник? Что, отменять лекции? Ставить на пары кого-то другого? Выделять время, разговаривать с ней? Тем более, её интересовала журналистка, а Ник просто под руку подвернулся. Принесла его нелёгкая именно в этот момент на кафедру! И угораздило править эти чёртовы документы прямо под носом у полицейской. Впрочем, первый раз что ли? Почему он всегда оказывается не в том месте и не в то время? Тогда ко мне под горячую руку попал, сейчас вот перед полицией засветился! У него просто талант как магнитом притягивать к себе неприятности!».

И если бы тогда Столяров знал, к чему это приведёт, он бы поговорил с этой следовательницей, объяснив, что парень ничего не подделывал и не похищал, а лишь выполнял поручение ректора, а лаборантка Кларочка, обвинившая его в воровстве, всего-навсего вспыльчивая женщина. Уж кто-кто, а Столяров знал, что она действует в интересах профессора Графченко, попытавшегося зарегистрировать на себя изобретение, автором которого являлся работавший некогда в Адмиральске югославский конструктор Милош Лучич. Этим изобретением занималась научная группа под руководством Игоря Столярова. Именно тогда его группе и навязали этого странного парня.

Это было в январе. Новоиспечённому ректору АКУ Семёну Караваеву пришла идея ввести в группу разработчиков уникального прибора, имеющего стратегическое значение, какого-то левого человека. Ректор притащил его с собой непонятно вообще откуда, и сам о нём практически ничего не знал, и решил его подключить к работе не просто в качестве ассистента, а поставить на серьёзнейшие лабораторные исследования. Мотивировал он это тем, что разработчики до сих пор не могут восстановить чертежи и рабочую документацию, уничтоженную во время пожара в КБ «Ингульское», а имеющиеся в университете черновики Милоша Лучича написаны на сербском и содержат много сокращений, которые человеком, не владеющим сербским языком на уровне носителя, могут толковаться двояко, а у переводчиков, которых подключали к работе, отсутствовали необходимые технические знания. Тут же парень был родом из Сербии, то есть, являлся носителем языка. Кроме того, он закончил Белградский технический университет и писал дипломную работу как раз по теме, которая перекликалась с исследованиями Милоша Лучича.

Над исследованиями тогда работали две научные группы. Одну возглавлял профессор Альберт Графченко, вторую – доцент Игорь Столяров. И хотя они занимались общим делом, между группами существовала скрытая конкуренция. Научные работники тогда встретили идею ректора со скрытым негодованием, тихо перешёптываясь. Графченко молча развёл руками – мол, вводите, если надо, – предупредив лишь о проблемах, которые могут возникнуть с новым сотрудником ввиду отсутствия у него достаточного стажа и практического опыта. И лишь руководитель второй группы, Столяров, был единственным, кто посмел ректору открыто возразить. Аргументировал он тем, что человека они не знают, он может быть опасен. К тому же, исследования секретные, а он вообще может оказаться шпионом, работающим в интересах иностранного государства. Иначе как объяснить то, что парень владел русским языком наравне с родным сербским и говорил на нём без акцента?

Столяров попросил парня предъявить ему свой диплом, что тот сделать наотрез отказался, зато предложил альтернативу: чтобы доцент его лично проэкзаменировал, если сомневается в его знаниях или квалификации. Не думая, чем это обернётся, Столяров начал сходу задавать сложные и каверзные вопросы касательно лазерных полей, многослойных гетероструктур, физики полупроводников и квантовой электроники. Тот отвечал так же сходу, твёрдо и уверенно. Столяров отдавал себе отчёт в том, что хочет завалить этого молодого выскочку, и не преминул его загрузить по лазерам на квантовых точках, цитируя научные работы советского учёного и лауреата Нобелевской премии Жореса Алфёрова. Однако испытуемый, как оказалось, был знаком и с этими исследованиями. Доцент тогда похвалил Николу за блестящие знания и ещё раз, уже более вежливо, попросил продемонстрировать свой диплом. Парень снова ответил отказом, но дал четное слово, что диплом у него есть. На что доцент тогда в присутствии ректора и всей группы заявил:

– Данный человек после неоднократных просьб, отказался мне, руководителю группы, предъявить свой диплом. И поскольку оя в этом человеке абсолютно не уверен, лично я ему никаких допусков не подпишу! – эмоционально выпалил доцент.

В тот же вечер в лабораторию к Столярову, пришёл посетитель. Увидев в дверях седовласого старика в фуфайке, доцент оцепенел. Он его знал, уважал и опасался. Столяров-старший, отец Игоря, когда-то работал с этим человеком в КБ «Ингульское», в одном секретном проекте. Старик попал в лабораторный отсек, открыв дверь своим ключом, который носил в связке на поясе, прикрытым фуфайкой.

– Игорюнчик, я слышал, сегодня ты заартачился допускать к работе с прибором Лучича одного мальчика. Чем очень сильно меня расстроил. – Старик осуждающе покачал головой и цокнул языком, отчего у доцента выступили мурашки по коже.

- Я не могу поручиться за человека, который скрывает сведения о себе! – идейно и с запалом ответил Столяров. – После моих неоднократных просьб предъявить свой диплом, он так его и не продемонстрировал. Ректор зачислил его в АКУ не как научного сотрудника, а как студента, ещё и на второй курс. Я сегодня ректору сказал, если человек настолько во всём грамотен и во всём так блестяще разбирается, почему он проходит у нас как студент?

– Игорёчек, у меня к тебе ма-а-аленькая просьба, – снисходительно и с лукавой, пугающей улыбкой говорил посетитель. – Не задавай ректору ненужных вопросов.

– Ну, а что здесь ненужного? У нас в принципе студенты ничем подобным не занимаются.

– Ну, ваши студенты работают с разными разработками, в том числе и с секретными, у кого-то есть даже допуск и подписка о неразглашении. И ранее ни у кого вопросов по этому не возникало.

– Нет, мне понятно, когда это просто студент. А когда парень, который уже имеет высшее образование… Почему он мне не показал своего диплома, хотя я настоятельно требовал? Это что, какая-то тайна? И почему ему не оформили допуск именно как научному сотруднику? Зачем понадобилось брать его как студента? Для меня в этой истории очень много загадок. Я уже не ребёнок, чтобы их любить.

– Ну, ты же не хуже меня знаешь, что научным сотрудникам допуски оформляются дольше и требования к ним ставятся выше, чем к обычным студентам. Это по части и комиссии, и документов, и всего остального. Министерство обороны научных сотрудников проверяет более тщательно, чем просто студентов, которые проходят плановое обучение.

– Я не понял. У него что-то не в порядке с документами? Или с головой? Или и то, и другое? Я понимаю, что такой подлог был сделан с какой-то целью. И главной целью я вижу допуск его в лабораторию.

– Ну, ты правильно видишь.

– Тогда что мешало оформить его как полагается? – размахивал руками в недоумении доцент.

Старик снисходительно на него посмотрел.

– Котик мой, ты задаёшь слишком много ненужных вопросов.

– Значит, я прав. Значит, его и на пушечный выстрел нельзя подпускать, – не унимался Столяров.

Старик покачал головой.

– Подпускать парня нужно. Потому что в некоторых вопросах он единственный, кто может разобраться. По крайней мере, как носитель языка, и как технический специалист, чей диплом бы связан непосредственно с этой темой. – Старик сделал ударение на слове «единственный», красноречиво посмотрев на доцента.

– Ещё раз повторяю: я его диплома в глаза не видел. Предъявить его он мне отказывается.

– Игорь, мне поверь. Я его диплом видел. Он настоящий и подлинный. Никаких подлогов и ничего, в чём можно было бы сомневаться. За его диплом можешь быть спокоен. За знания тоже.

– Я не могу исключать вопрос безопасности. И не могу подвергать риску секретность некоторых наших разработок. – Столяров стоял на своём.

– Вот именно потому, что и твой отец, и ты так ответственно относитесь к своей работе и ни разу нас ещё не подвели, нами и предложено тебе его курировать.

– Что? – доцент чуть не потерял дар речи.

– Возражений не терпит. На вопрос ректора, с кем он больше хочет работать, он ответил, что разработки вашей группы он считает более передовыми, твой подход ему импонирует больше, и поэтому он выбрал тебя.

– Ну охуеть теперь! – воскликнул Столяров и, оконфузившись, тут же извинился.

– Да, у меня тоже была такая реакция. Но это говорит лишь о том, что он – человек принципиальный, лёгкого пути не ищет, а стремится найти правильный. И теперь тебе, как куратору, я показываю его диплом.

Старик вынул из-за пазухи сложенные вчетверо два листа бумаги. На одном из них была цветная ксерокопия. Рамка в виде орнамента, содержащего водяные знаки. На светлом фоне в виде сербского триколора с гербом был отпечатан текст на сербском языке.

– Игорёк я ради тебя даже подсуетился и сделал перевод.

Старик протянул ему второй лист. Он содержал текст с реквизитами Белградского университета сверху, снизу были указаны фамилия и имя парня. Под ними шёл текст о том, что он прошёл обучение на факультете физики, на кафедре атомной физики, молекулярной физики, плазмы и квантовой оптики.

– Господи, что это? – Игорь ткнул тонким пальцем в место, где были указаны фамилия и имя парня.

– Не что, а кто. Тот, кого ты теперь будешь курировать. И я хочу тебе напомнить, мой мальчик, что ты давал подписку о неразглашении. Она касается в том числе и этого случая.

– Но почему тогда он… К чему эта конспирация? – Столяров пытался подобрать слова. 

– Для его и вашей безопасности. Ты справишься. Я в тебя верю. – Старик похлопал его по плечу и вышел.

После этого Столяров пришёл домой злой. Из кухни доносились ароматные запахи жареного мяса и каких-то восточных специй. Его жена Наташа накрыла на стол, расхаживая в полупрозрачном чёрном халатике с вышитыми на нём красными розами. Аккуратно повесив в шкаф деловой костюм, он зашёл в ванную. Сняв изящные очки в золотой оправе, мужчина положил их на стеклянную полочку возле зеркала, раздвинул женские кремы и средства для ухода за кожей, после чего наконец-то залез в душ, выкрутив краны на максимум. Мощные струи тёплой воды захлестали по его лицу, плечам и спине. Предполагал ли Столяров, чем обернётся его сегодняшний демарш против ректора? При всей его загрузке, ему ещё только кураторства не хватало для полного комплекта. Да и в ком? В том, за чьи действия он никак не мог поручиться, и уж тем более нести ответственность. Постояв несколько минут под душем, он накинул на себя махровый халат, высушил голову феном и вышел на кухню в мягких комнатных тапочках.

Жена поставила перед доцентом фарфоровую миску с дымящимся харчо и принялась выкладывать котлетки на плоскую тарелку, в которой лежало сливочное пюре, украшенное листиком петрушки.

– Дорогой, на тебе лица нет. Опять твои оболтусы что-то натворили? – Она поставила перед мужем второе блюдо и села рядом.

– Хуже. Ректор навязал мне новую работёнку. Я теперь должен какого-то пацана, у которого проблемы с головой, курировать. Представляешь, приводит его сегодня к нам в лабораторию. А он ростом метр с кепкой, худющий, рваные джинсы, патлы до пояса. И ректор сообщает, что это недоразумение будет теперь работать вместе с нами. Видите ли, он – серб, носитель языка, светлая голова и вообще, он один в состоянии разобраться с текущей проблемой и закончить разработку.

– А мне кажется, Игорёк, что ты просто ревнуешь. – Наташа грациозно откинула назад светлые волосы и кокетливо посмотрела на мужа. – Просто раньше такие слова предназначались исключительно тебе. А теперь их говорят кому-то ещё.

Столяров аж поперхнулся.

– Да при чём тут это?! – раздражённо выпалил он. – Я высказал свои сомнения по поводу его психологического состояния. Наташка, я же явно вижу, если у человека что-то не в порядке. И на мои доводы, что я его абсолютно не знаю, представь, какой я слышу ответ: «Ну так познакомься с ним поближе». А потом оказывается, что у него был выбор между мною и Графченко. И это «недоразумение» в итоге выбрало меня! После того, как я его откровенно ***ми обложил! Трындец просто!

– Ну, в этом наши вкусы сходятся. Я между тобой и Графченко тоже выбрала тебя. – Она заливисто засмеялась, включая электрочайник и вспоминая историю из своей юности.

Молодая симпатичная аспирантка вскружила голову сразу двум неженатым преподавателям АКУ. Денис Графченко, внук профессора, откровенно ухаживал за Наташкой, постоянно приглашая на свидания в рестораны и ночные клубы, после которых норовил затащить в постель. Игорь Столяров, напротив, ни к чему её не принуждал, просто делился своими мыслями и исследованиями. Бывало, что свои новые идеи он озвучивал Наташке самой первой. Когда она просекла, что нравится ему, затеяла откровенный разговор, на котором в лоб спросила о том, что он чувствует к ней. Игорь признался, что на неё запал. Они начали встречаться, Наташа переехала к нему, а спустя полгода пара официально оформила отношения.

– Вот у меня сейчас ощущение, что ты мне тоже его навязываешь, – проворчал Столяров. – Вы все как сговорились: «Хороший мальчик». Только об одном вы не подумали: когда? Когда я, по-вашему, должен этим заниматься? Я и так всё время торчу на работе. Сама же видишь, только спать домой прихожу. А теперь мне ещё и вот эта обуза, – резким движением доцент наколол котлету на вилку.

– Игорь, ну давай я подключусь. Если надо просто пообщаться, проверить психологическое состояние. Пригласи его к нам домой, чайку или кофейку попьём. Чего тебе стоит?

– Ну да. Тебе пообщаться, а мне с ним потом работать, – пробурчал муж.

– Ну а что здесь такого? Да, я пообщаюсь, пока ты поработаешь. И всё тебе расскажу.  Задание выполнено? Выполнено. Я в людях разбираюсь не хуже тебя, а в чём-то и лучше.

Она сидела на стуле, закинув ногу на ногу. Коротенький халат демонстрировал все прелести её молодой соблазнительной фигуры.

Столяров почувствовал, что сейчас к нему действительно подступает ревность. Он представил, как это «недоразумение» – так про себя он назвал навязываемого парня – приходит к ним домой, видит его жену в этом халатике, принимает чай из её рук. А дальше его бурная фантазия начала рисовать откровенные и совершенно неприятные для него кадры.

Однако, к удивлению доцента, всё прошло абсолютно иначе. Приглашённый к ним домой парень и вовсе не пялился на его жену, зато проявлял живой интерес к рассказам Столярова о проводимых его группой исследованиях. Когда же уставший Игорь раскланялся и ушёл отдыхать, инициативу перехватила Наташа. На вопросы о себе и своей семье парень отвечал неохотно, сказав лишь, что отец погиб ещё до его рождения, а мать чудом выжила во время бомбардировки. Зато ярко и в красках рассказывал об иностранных наёмниках, которых видел ещё в детстве, об их жестоком обращении с пленными. Рассказывал, как в их школе был пункт по приёму беженцев и как он вместе с другими разгружал коробки с гуманитарной помощью.

Проснулся Столяров в два часа ночи. Потянувшись за лежащими на тумбочке очками, он присел на кровати. Рядом лежала его Наташка с косметической «питательной» маской на лице и перелистывала модный журнал.

– У этого парня действительно проблемы с головой, – сладко зевнув, протянула она. – Но это не то, что ты думаешь.

Столяров напряжённо прислушался.

– Слышал про посттравматический синдром? Это как раз оно. Ник с детства видел войну, слышал разрывы снарядов. Естественно, это оставило отпечаток на психике. Из того, что он мне рассказал, я поняла, что он до сих пор вынашивает план мести обидчикам. И за смерть отца, и за то, что они развязали в его стране войну в целом.

– Ещё этого мне не хватало: подпустить к экспериментальному оружию человека с жаждой мести. Да он там такого натворит! – выпалил Столяров, присев на кровати и протирая глаза.

– А ещё у него обострённое чувство справедливости, – продолжала жена. – Он не терпит заговоров и интриг, презирает разговоры за спиной, коррупцию и договорные схемы. Впрочем, он этим мало отличается от тебя.

– Нашла с кем меня сравнить. Ну, спасибо! – проворчал доцент.

– Зря ты так. Нормальный парень. Правда абсолютно не видит полутонов: у него либо чёрное, либо белое. А в остальном как ты, как я. Я даже не понимаю, почему ты на него так взъелся. Подумаешь, какой там диплом. В конце концов, не ты же его туда привёл. Чего тебе бояться?

– Из твоих слов я понял, что он – псих, одержимый жаждой мести. У него посттравматический синдром, он не видит полутонов. Про какую «нормальность» ты мне сейчас говоришь? Натах, скажи честно: этот «нормальный» к тебе приставал?

– Что ты? – жена недопоняла и даже обиделась. – Даже намёков на это не было. Я тоже поначалу думала, что начнёт ко мне что-то проявлять, как некоторые другие студенты, и надо будет как-то мягко ему дать отпор. А тут на тебе – ноль реакций. Мне даже показалось, что он асексуал какой-то. Реагировал на меня только как на собеседника. Ещё его заинтересовала твоя научная библиотека, он даже одну книгу попросил оттуда почитать. Но я без твоего разрешения не дала, и в шутку предложила ему почитать рабочий экземпляр своей диссертации. Представляешь, он взял. Поблагодарил и ушёл.

А спустя неделю Никола, которого ректор своим распоряжением подключил к существующим исследованиям группы Столярова, принёс Столярову толстую папку – рабочий экземпляр диссертации его жены с внесёнными туда правками. Жена Игоря, Наталья, была неплохой девушкой – его студентка, аспирантка. Она любила читать научные журналы, интересовалась передовыми разработками, но научно-исследовательская деятельность – это был абсолютно не её конёк. Однако диссертация, которую она так усердно писала, постоянно привлекая к этому процессу своего мужа, была ей для чего-то нужна. Для статуса, для стимула. Для того, чтобы другие женщины-преподаватели не укоряли её отсутствием учёной степени. И тут этот парень с ходу взялся вносить ей правки, помогая с нерешёнными вопросами. Столяров с раздражением принял из его рук папку.

– Тебя кто-то об этом просил? – сквозь зубы выдавил Столяров. – Наташа просто дала тебе почитать.

– А я ей просто помог – внёс правки, – пожал плечами Никола, ничуть не смутившись и не обидевшись.

Доцент подумал о том, как же его раздражают люди, которые лезут со своей помощью, когда к ним за ней не обращаются, и дают советы там, где их мнения никто не спрашивает.

Однако, к его удивлению, реакция жены была абсолютно иной. Она попросила у мужа телефон этого парня, чтобы лично поговорить с ним по поводу тех замечаний, которые он оставил. Они два часа провисели на телефоне, а утром парень прислал ей на почту часть текста с внесёнными туда корректировками.

– Натах, ну раз ты нашла себе помощника, то хотя бы от меня отцепись с этим. Пусть он с тобой и разбирается. А меня в этом вопросе увольте.

Столяров аж выдохнул, когда понял, что с него этот «гемор» слез. Другой бы, на его месте, может быть, заартачился. А он, напротив, испытал даже чувство свободы и был рад, что не придётся тратить время и силы на занятие диссертацией своей жены.

Этот парень теперь часто бывал у них дома, помогая Наташе с диссертацией. «Без мыла в жопу влез», – бурчал про себя доцент. Спустя пару месяцев, неожиданно для самого Столярова, Никола практически стал другом семьи, и бывал в их доме чаще, чем кто бы то ни было.

В рабочей группе парень чаще других проявлял инициативу. На поставленную задачу иногда предлагал несколько вариантов решения. Отношение к парню у доцента было двоякое. С одной стороны, своим поведением и своими вопросами он откровенно раздражал Столярова. С другой стороны он действительно перевёл практически все рабочие записи югославского конструктора на русский и сделал это технически грамотно, кроме того у них было общее дело, а их взгляды сходились по многим темам.

А ещё Никола готовил очень вкусный кофе. Он заваривал его в большой турке, которую называл джезвой. Парень добавлял к молотым кофейным зёрнам корицу, гвоздику, душистый перец и кардамон. Этот напиток он носил с собой в термосе и не раз угощал своего куратора, когда они подолгу задерживались в лаборатории. Будучи по жизни крайне брезгливым, единственным человеком, с которым Столяров пользовался одной посудой, была его жена Наташка. Теперь вот ещё и этот парень. Не зная об этой особенности Столярова, он как-то раз просто раскрутил термос, налил кофе в стакан-колпачок, выпил, налил ещё и передал куратору. Вот тут Игорь понял, что он крайне не хочет этого человека обидеть или оскорбить своими фобиями. Он зажмурился и сделал глоток. На удивление, доцент не испытал никакого чувства дискомфорта. В дальнейшем Столяров на удивление запросто пил этот кофе с Николой из стаканчика его термоса.

Совместная работа над проектом сплотила их и переросла в тёплое дружеское общение. Столяров даже поймал себя на мысли, что впервые за пятнадцать лет работы в АКУ он не чувствует усталости в конце рабочего дня, и это при том, что сейчас в связи с расшифровкой записей Милоша Лучича у его группы прибавилось работы. А всё потому, что последние продвижения в исследованиях стали давать нужные результаты, и уходя из лаборатории около полуночи, а иногда и позже, он испытывал чувство удовлетворения от проделанной за день работы. В этот период он стал менее ворчливым и требовательным, прощал «оболтусам», как он называл своих студентов, пропуски пар, не заставляя их отрабатывать, стремился побыстрее отчитать лекции и стремглав бежал в лабораторию, чтобы продолжить исследования. Он испытывал вдохновение, как когда-то в юности, когда, будучи молодым аспирантом, с азартом брался за любую порученную тему.

А потом всё сломалось, как старый часовой механизм. Случилось это в мае, в конце прошлого учебного года. На часах было десять вечера, работники вуза разошлись по домам и только два окошка на кафедре квантовой физики, расположенной на третьем этаже, горели тёплым светом. Никола сидел вместе со своим куратором Игорем Столяровым, они, как обычно, пили кофе со специями из термоса и говорили о предстоящих исследованиях.

– Знаешь, Игорь, я тут подумал, зачем нам тратить время, восстанавливая целый пласт чертежей и пытаясь воссоздать схему Милоша Лучича, если мы можем просто увеличить  размер области генерации, используя по максимуму возможности квантовой ловушки, – проговорил Никола со стаканчиком кофе в руках.

Он сделал глоток ароматного напитка и передал стаканчик Столярову. Куратор посмотрел на него с недоумением.

– Ну и как ты её заставишь работать на максимуме, если у нас из двадцати восьми микросхем готовы девятнадцать? Вот когда все двадцать восемь восстановим, тогда и вернёмся к этому разговору.

Он отхлебнул кофе и снова передал стаканчик Николе.

– А в том-то и дело, что они нам не нужны, – уверенно заявил парень. – Я тут подумал, что если собрать преобразователь, мы сможем увеличить мощность, которой хватит, чтобы запустить процесс.   

– Ну, хорошо. Допустим, тебе удастся сконструировать некий преобразователь. Но как ты обойдёшь встроенную операционную систему?

Для Столярова это был обычный разговор, не предвещавший негативных последствий. Он и раньше гасил юношеский пыл своего друга, когда ему казалось, что тот пошёл в своих фантазиях «не в ту степь». Но тут Никола проявил упрямство.

– Я придумал одну штуку. Для этого нам будет нужен всего-навсего дистанционный пульт, работающий на цвето-световом коде, и парочка мощных смартфонов, которые мне придётся разобрать на запчасти. С помощью одного из них я поставлю операционной системе задачу работать в тестовом режиме, где она выходит на точку максимум, я «зависну» и закреплю её в этой точке, а с помощью другого поставлю нашу задачу. Чтобы перевести её в цвето-световой код и подсунуть системе, понадобится преобразователь, над которым я уже работаю.

Слушая Николу, Столяров вздёрнул бровь и криво ухмыльнулся.

– Ты хоть себя со стороны слышишь? «Зависнуть», «подсунуть»… Ты говоришь, как хакер доморощенный. То, что ты предлагаешь, во-первых, антинаучно, во-вторых, не подкреплено теорией, а в-третьих, противоречит правилам техники безопасности. Поэтому давай сделаем вид, что я этого не слышал, и разойдёмся по домам.

Опустив голову на руки, Никола мрачно задумался. Столяров открыл дипломат, доставая ключи, нашёл там завёрнутый в бумагу бутерброд, который ещё утром положила ему жена Наташка и про который он напрочь забыл, и разломал его пополам. Жадно откусив от своей половины, он коснулся плеча парня, протягивая ему вторую часть.
 
– На, жуй. Поди, голодный весь день.

Никола отрицательно покачал головой.

– Ник, ну не дуйся. Я же дело говорю. Твой вариант сродни чуть ли не хакерскому взлому. Ну, подумай, как мы это представим научному сообществу. Нас же просто засмеют. Кроме того, вообще неизвестно, к каким результатам это приведёт, – объяснял свой скептицизм Столяров. – У нас есть чёткий алгоритм, и если мы будем действовать в соответствии с ним, то через два-три года выйдем на нужный уровень. А если будем работать в таком темпе, как сейчас, то может и быстрее.

Парень смотрел на своего куратора потухшим взглядом.

– Ты вон какой замотанный, уставший. Не думай о всякой ерунде. Лучше отдохни, поешь, – с этими словами Столяров снова протянул Николе половину бутерброда.

На этот раз парень взял еду и жадно вгрызся в кусок ветчины с кольцом помидора и листом салата, лежащий между двух ломтиков чуть поджаренного на сливочном масле хлеба.

По дороге из университета Столяров рассказывал весёлые истории из своей студенческой жизни, пытаясь сгладить впечатление от их разговора, который явно демотивировал парня и оставил у него очень мутный и неприятный осадок.

Прошло две недели и преподаватели стали жаловаться на то, что Никола ни с того ни с сего стал пропускать лекции, и просили Столярова, как непосредственного куратора, повлиять на своего подопечного или хотя бы узнать, что у него произошло. Обычно, когда парни весной уходили в загул, это означало, что они нашли девушку. Этому способствовала весна, гормоны, молодой юношеский организм. Но Столяров довольно хорошо знал своего подопечного Николу, который в принципе держался от всех отстранённо и не проявлял ни повышенного интереса к противоположному полу (к своему, впрочем, тоже), ни эмоций, которые обычно связывают с проявлением сексуальности. Здесь было явно что-то другое. И, помня их недавний разговор, Столяров даже догадывался, что. Чтобы проверить свою догадку, он спустился в лабораторию, которую выделили парню под его рабочую деятельность. Она имели 13-й номер и находилась на минус четвёртом уровне Адмиральского кораблестроительного университета.

Нашёл он его в лаборатории, впрочем, как и предполагал. Парень сидел за столом и усердно что-то конструировал. Перед ним лежали паяльник, платы мобильных телефонов, на листе бумаги была начерчена какая-то схема.

– Ты таки меня не послушал и решил изготовить преобразователь, – произнёс Столяров, бросив взгляд на схему.

– Как видишь, – развёл руками Никола и улыбнулся.

Столяров взял в руки странную штуку, похожую на додекаэдр, каждая пятиугольная грань  которого представляла отдельный модуль, разделённый на сектора таким образом, что внутри читался контур пятиконечной звезды со вписанной в неё окружностью. Внутри каждой из окружностей был впаян каркас под полупрозрачное зеркало. Сама по себе штуковина больше напоминала сложную головоломку из серии «кубик-рубик», нежели составную часть какого-то прибора.

– И это то, ради чего ты прогуливаешь пары, сидишь здесь практически без отдыха и сна?

Парень кивнул.

– И вместо того чтобы ходить на лекции и помогать мне, ты втыкаешь с паяльником и рожаешь неведомую хрень. Это нормально?

Взгляд Столярова, полный осуждения, столкнулся с упрямым взглядом Николы.

– Милошу Лучичу в своё время тоже говорили, что он конструирует «неведомую хрень». Сейчас она нам известна как квантовая ловушка. И вся наша группа продолжает работу над ней, – парировал парень.

– Ты сначала отучись как он, поработай в КБ столько, сколько он проработал, получи такой багаж знаний, как он, и будешь неведомую хрень конструировать. Ишь ты, с Лучичем себя он сравнил, – строго проговорил Столяров и осёкся.

– Работу над ней он тоже начал со второго курса. Причём здесь же, в этой лаборатории, – продолжал настаивать парень. – И сконструировал бы намного раньше, если бы всякие светилы с учёными степенями ему не мешали.

И хотя в этот момент Никола намекал на Альберта Графченко, который в своё время затормозил исследования группы Ивана Стешкина, куда входил и Милош Лучич, фразу «светилы с учёными степенями» Столяров принял на свой счёт и посчитал личным оскорблением. Он весь покраснел, жилы на его шее вздулись.

– Ты это так утверждаешь, словно стоял рядом и видел. Ты это всё себе придумал и нафантазировал. Как ты можешь знать, что он там делал на втором курсе и кто ему мешал, когда ты его знать не знал, в глаза не видел и с ним не общался?

– Я не нафантазировал. Я пользовался информацией из его дневников. Там было написано в том числе и про это! – к парню тоже начала подступать обида и злость.

–  Дневники он, видите ли, прочитал! Хорошо хоть не мемуары! – Столяров задыхался от злости. – Я ещё раз повторяю: делать выводы за Милоша ты права не имеешь. Знакомы вы не были! Живым ты его не видел!

Столяров не сообразил, что под эмоциями он перегнул палку и больно проехался по одному из триггеров Николы. Парень, который обычно молча сносил колкости Столярова, в этот раз лишь зло и многозначительно посмотрел на своего куратора, демонстративно надел на лицо сварочную маску, взял портативный сварочный аппарат и подошёл к одному из модулей варить какой-то каркас.

Больше ни своими идеями, ни результатами своей работы парень с доцентом не делился. Он перестал бывать у них дома, присылая правки к диссертации его жены по почте. С Николой Столяров виделся всего лишь раз, мельком – во время защиты её кандидатской диссертации, куда парень пришёл, чтобы послушать её выступление и поддержать. Столяров тогда демонстративно его игнорировал – то ли боясь встретиться с ним взглядом, то ли ожидая, что парень подойдёт к нему сам. Но этого не произошло. После того, как Наталья Столярова защитила кандидатскую диссертацию и получила учёную степень, о которой давно мечтала, её общение с Николой, носившее предметный характер, тоже сошло на нет.

Но больше всего по самолюбию доцента ударило то, что Никола перестал появляться на его лекциях. Столяров называл его прогульщиком, обещал поставить «неуд» за пропуски, а то и вовсе не допустить к экзаменам, однако понимал, что к другим студентам-прогульщикам он не испытывал подобной злости. За время общения с Николой он успел привязаться к этому парню, и такой резкий разрыв в общении его тяготил. Сам Столяров понимал, что виной тому был неразрешённый конфликт, но теперь он не знал, как подойти к парню и открыто поговорить. Доцент отдавал себе отчёт в том, что знал о своём подопечном намного больше, чем остальные, и что в порыве гнева очень сильно зацепил Николу, ударив по самому больному. Это был момент, который парень простил бы кому угодно, кто не знал его истории, но только не Столярову, который был в курсе всего изначально. Доцент потом не раз вспоминал их последнюю встречу на защите диссертации его жены и корил себя за то, что не использовал эту возможность для разговора с Николой, который был важен для них обоих и мог бы наладить их отношения…


* * *


Они подъехали к Усть-Ингульскому РОВД. Ливень продолжал стоять стеной. Столяров протянул руку, доставая свой дипломат, лежащий на заднем сидении авто.

– Дорогой, ты иди, а я пока съезжу, чтобы времени зря не терять.

– Куда? – недопонял мужчина, ещё не отошедший от недавних тягостных мыслей и воспоминаний.

– Как это куда? За доверенностью! Где ты там её оставил?

Доцент почесал затылок. В этот момент до Столярова дошло, что он совершенно не знает, где он оставил доверенность на право вождения автомобилем ректора. Он точно помнил, как он держал её в руках вместе с методичкой. Куда он затем её вложил, из его памяти начисто стёрлось.

– Ладно, Наташ, побудь здесь. Никуда пока ехать не надо. Может, они вообще упрутся рогом и не захотят ничего отдавать. Или скажут, чтобы ректор приехал лично. Такое тоже возможно, я этих кадров знаю, – с негодованием проговорил, словно прорычал, мужчина и направился ко входу в старое приземистое здание Усть-Ингульского райотдела полиции.