14. Прибавочный центнер чистого социализма

Бочкарёв Анатолий. «Наплыв». Повесть


Содержание: Глава 1. Боевая ничья   Глава 2.  Малость для счастья  Глава 3.  Исполнение желаний  Глава 4. Подвиг механизатора   Глава 5. Спасение колхоза «Правда»     Глава 6. Начало операции «Сливки»     Глава 7. Покаяние правофлангового     Глава 8. Мафия наносит ответный удар    Глава 9. Сливки удирали по грозе   Глава 10. Конец подпольного синдиката   Глава 11. Себестоимость намолота тщеславий   Глава 12. Гроза капитализма над кучугурами   Глава 13. Крокодильи слёзы Генералова   Глава 14. Прибавочный центнер чистого социализма   Глава 15. Схватка в камышах   Глава 16. Конец исполнителя желаний



Глава 14. Прибавочный центнер чистого социализма



Весёлое - центральная усадьба колхоза имени Ленина - открылось сразу широким, панорамным кадром. Выскочив по крутому подъёму из балки на косогор, я сразу увидел его в просторной пойме Кутулука, как раз там, где он сливается с Журавкой, в излучине. Сбавив скорость, даже засмотрелся слегка на село. Да, действительно, красотища!
Отсюда, сверху, хорошо просматривались широкие радиальные улицы, чётко спланированные от окраин к овальной площади в центре. Километра за два до въезда в село гравийная дорога, по которой я ехал, срезая путь, влилась в основную трассу. По ней и выкатил к началу всех местных координат. К статуе основоположника с протянутой рукой. Асфальт за месяцы жары тут хорошо подплавился солнцем, поэтому блестел как озёрная гладь. Главные улицы села начинались именно отсюда. Все сплошь застроены небольшими опрятными двухэтажными коттеджами. За ними клиньями разворачивались, манили плодоносной прохладой зелёные джунгли садов и огородов. Повсюду сквозила такая исполненность крестьянских желаний, которую не всякий Трифон или даже старик Хоттабыч потянул бы. Но это я так сгоряча вначале предположил.

Поселение не очень большое. Мне сразу понравились в нём тротуары. Выложены бетонной плиткой. Крепкие. Со стороны дороги, вдоль бордюра, располагалась длинная шеренга фруктовых деревьев, а от коттеджей – ещё и тенистые палисадники. Так что не тротуар получался, а прогулочная санаторная зона. Поближе к площади - цветники, голубые ёлочки. Сюда бы ещё белочек и зайчиков, да чтоб пищу брали прямо с рук. И тут же закусывали. Такая идиллия, что руки сами попросились к блокноту. Причём, согласны были строчить и без моего согласия. Ясно, что сплошные шедевры.

Илью Михайловича я разыскал в колхозном музее. Он сидел на стуле напротив большой революционной картины и молчал, охваченный очередным вдохновением. Пусть его попробуют на вот эту тему не опубликовать! Потому что здесь его угодья. Простых смертных туда обычно не пускают. Точнее, пускают, но они сами тут долго не задерживаются.
- Т-ты откуда? - Заместитель редактора сфокусировал на меня трезвеющие от поэтической отрешённости глаза. - Что случилось? Что-то с редактором?! – Наверное, обрадовался, что кресло ему перейдёт.
- Вам разве не звонили? - Улыбнулся я. - Ладно, докладываю сам. Всё нормально. Вчера вечером вернулся из колхоза Калинина. Сегодня шеф, с которым всё хорошо, срочно послал к вам. Согласовать наши материалы, найти точки касания. А то и выйти на ещё один, теперь совместный социально-экономический супер-очерк. По окончании вас назад отвезти. Если вы, конечно, не побрезгуете прокатиться на нашем редакционном транспорте.
- А-а-а… Фу ты, ну ты, а я было подумал, - разочарованно протянул Бусиловский, – может, кто помер.

Вечно наш поэт чего-то побаивается. Или тщетно надеется. Что, конечно, одно и то же. Сразу видно - воробей отовсюду стреляный, опыта, а точнее подозрительности и опасений, полная пазуха. Нет-нет, тебя пока не трогают, успокойся. И с Белошапкой, тьфу-тьфу, пока что всё хорошо. Бусиловский достал свой огромный, словно чехол от танка, естественно мокрый платок и в который раз вытер покрытый густой росой лоб.
-  Ух, и душно здесь, Витя. Единственно, что плохо. Искупаться бы! Ты знаешь, какие тут раки в Журавке и Кутулуке водятся? Ребятишки, говорят, за вечер руками ловят по ведру, причём, каждый. А нам вот некогда – тут другой материал богатейший!
У него здесь всё богатейшее, даже раки. Крупный рогатый, вернее, клешнятый скот, а не раки! Ни в одни трусы не влезут. Прав редактор, есть в Бусиловском что-то от Мюнхгаузена. Даже сейчас, несмотря на жару распалился! Но это хорошо. Именно это-то для очерка и надо. Маховик всему нужен.

- Дом, где мы находимся, музей, ещё в том веке построен. И знаешь, что здесь было? Усадьба помещика, одного из крупнейших в здешних местах - коннозаводчика. Я едва осознал, так сразу и понял - вот оно. Нашёл-таки! Не понял? Так что, это тебе на самом деле ни о чём не говорит? Вот, молодняк!
- И о чём же? - Обречённо спросил молодняк, в душе догадываясь, конечно, об очередном социальном счастье, мимо которого молодняк безответственно ходит, даже не подозревая, до чего же ему хорошо на самом деле.
- Да ты сравни с соседними домами! - Во всю вдохновенную моченьку закричал, возбуждаясь при виде бесплатного слушателя, Илья Михайлович. - Здесь любой колхозник живёт лучше, чем тот богач! Дворянская морда кичилась и чем?! Тьфу! Да он голодранец по сравнению с нашим колхозником! Ха-ха! Я вот ходил по домам, сам видел всё, с людьми разговаривал. Нет, ты понимаешь, что это значит? Какой появился выпуклый пример настоящих положительных сдвигов в нашей жизни?!

Заместитель редактора в радостном возбуждении принялся подталкивать меня локтем.
- Это же действительно позитив! Смотри! Настоящий! А я уж и не чаял найти.
Он чуть не всплакнул от счастья, притом совершенно искренне. Человек со стороны никогда не поверит, что этот матёрый газетчик не реже квартала регулярно пишет отсюда большие, хлебно-хвалебные социально-экономические очерки. Кому надо подмахивающие, кому надо подлизывающие. Всё как и положено в мире второй древнейшей профессии. Получается, что этого музея, бывшей усадьбы помещика-коннозаводчика, единственной на всю округу, он так никогда якобы и не видел! За много лет постоянных наездов сюда и при таком количестве текстов, выданного с этого самого хлебного пятака!
Вот как так можно - всё заново видеть, каждый раз находить какие-то невероятные зацепки и столь сильно и честно от них воспаляться?! Не всякий профессионал сможет, это уж точно! В этом, впрочем, первоисточник и двигатель любого творчества – возбуждаться от всякой фигни, которую сам же себе и вообразил.

Илья Михайлович - яркий, суперклассный пропагандист. Кого хочешь, распропагандирует и тут же запропагандирует обратно. Заставит поверить в исполнение каких угодно желаний. В сию секунду, не сходя с места. Одним фактом своего существования Бусиловский отрицает саму необходимость существования каких-либо Трифонов на этой планете. Когда на ней есть такие как он, зачем вообще дёргаться?! И так всё отлично?! Не успел чего-нибудь возжелать - и вот оно. Оказывается, есть, причём давно. И ничего больше не надо! Нет, всё-таки заслуженно его повсюду печатают. Мастер есть мастер! Из любого дерьма сделает конфетку. Поэтому-то он и здесь! Но так и я же теперь к нему впридачу?! Вот в чём весь ужас положения!
- Нет-нет, ты иди, иди сюда, что я тебе покажу-то?! - Как невесту, загадочно тянул и тянул он меня за руку в соседнюю комнату. Уж там-то конечно же явно находилось нечто ещё более позитивное, чем сама бывшая усадьба.

Так и есть. В центре этой огромной комнаты, настоящего зала, сверкая нестареющей музейной краской, стояла пулемётная тачанка. Рубчатый ствол «максима» сонно, устало и заслуженно смотрел с её задка на занявшее полстены огромное полотно кисти широко известного краевого художника второй половины ХХ века. Картина изображала яростный бой славной красной кавалерии с мамонтовцами. Рядом в углу попирал стальными шпорами старый паркет первый колхозный «Фордзон». К прицепленному к нему двухлемешному плугу прислонилась деревянная, почерневшая от времени соха - конечно, необходимый контраст. А вдоль стен размещалась всякая хозяйственная утварь дореволюционного крестьянского двора - ручные жернова, глиняная самодельная посуда, грубая, похожая на мешковину, ткань домашнего производства, прялка, мотки колючей конопляной пряжи, горшки, чугуны… Ладно, уговорил, пойдёт в текст и такое.
- Вот она, история! Любуйся! - Широким взмахом экскурсовода обвёл весь зал Илья Михайлович. - Вот с чего начинался сегодняшний наш славный позитив! Пулемётными тачанками расстреляли старый мир, тракторами запахали помещичьи земли, выбросили на свалку всё старьё и начали строить новую жизнь. И построили-таки, вот она!

Он шире распахнул, раздёрнул на окне тяжёлый занавес и театральным жестом показал на укатанную асфальтом площадь и ряды бело-серых коттеджей, отчерченных цветниками вдоль основных улиц.
- Проморгали мы с этим колхозом, Илья Михайлович! - Выходя из музея, я, так и быть, дал ещё один пас генератору позитивных идей. Может, всё-таки ещё сильнее раскрутится. Всё меньше мне достанется упираться. Да и не мастер я по части славословий.
- Это в каком смысле?
- Да не писали особо! Действительно, такой позитив! Просто редкостный, я вам прямо скажу. Небывало положительный пример! Мы бы так могли украшать им наши полосы! Это же не фактура - а дар божий! Просто списывай с него и получай гонорар!
- Кто это тебе сказал, что не писали? – Солидный, как прибавочный центнер социализма, Илья Михайлович повернул волнорез живота в сторону огороженного лёгким штакетником старого парка. - Подшивку нашу плохо читал. Писали мы об этом колхозе много, не меньше, чем о других хозяйствах. И очерки большие были о людях отсюда, мои, конечно. И репортажи со всех этих новостроек! Плохо ты о нас думаешь!
- Илья Михайлович, но с таким глобальным видением, как у вас, - я подчеркнул это почти искренне, - я и в самом деле ещё не встречал материалы. Вы просто уникум! И в самом деле - настоящий генератор позитивных идей! Таких на всю страну найдётся немного.
- Да? Ладно. Согласен. Может быть это и правда, чего уж там скромничать. Жизнь-то идёт вперёд, не так ли?! Всё меняется. Теперь я конечно многое вижу по-другому, чем даже несколько месяцев назад. Тогда сам ключ в подходе был какой-то суховатый. Писали как о деталях в контексте общего подъёма района. В том плане, мол, сколько в районе за последние годы было построено во всех хозяйствах, во всех населённых пунктах, сколько проблем решалось в развитии экономики и культуры. О том, каким образом колхоз имени великого Ленина, как ему и положено, первым достиг намеченных для всех рубежей социального преобразования деревни. Другое дело, что он на этих рубежах так и остался в гордом одиночестве. Один захватил плацдарм и один его удерживает. А мы в основном уделяли внимание отстающим, тем кто не нашёл путь к единственно правильной и верной цели. И радовались их свершениям, даже самым малым. А про плацдарм в будущем забыли. Теперь всё изменилось, расслоилось. Всё стало определённее. Центральный позитив со всего района сместился чуть ли не сюда лишь только. К этому плацдарму. Поляризовался он. Скучковался здесь, как флюс. Там минус, а здесь плюс. Да ещё какой! И всё более отходят они друг от друга. Неужели нашей стране нужно такое расслоение?!
О-о! Нет! Только не это!

Всё же стал, понемногу стал признавать мэтр отечественной публицистики районного масштаба и мою правоту. Пришлось ещё добавить. Но только самую малость, чтобы не переборщить. Пусть ещё немного - и сам выведет теорему, бестрепетной рукой повешенную на нас редактором и райкомом. Я-то всё-таки не могу знать всех тонкостей дела, в котором он давно собаку съел. Дьявол - в деталях! А они лишь избранным ведомы!
- Надо было детально, скрупулёзно показывать, как именно надо идти к этой цели! Именно на этом - совершенном - примере. Тогда и другого позитива не пришлось бы разыскивать с миру по нитке. А колхоз Ленина - наилучший для него запасник. Эталон. Кладезь, я бы даже так сказал. Вот только представьте, Илья Михайлович, скольких бы ошибок мы помогли людям избежать, вообще не слезая с этого хозяйства?! Трубя о нём денно и нощно?! Помогая этому плацдарму отбиваться от наседающего частного собственника.

Мне немного стало приятно, что Бусиловский даже вздрогнул от такой блистательной перспективы, поёжился и очень благожелательно посмотрел на меня, явно абсолютно соглашаясь со мной. Всё-таки раскрутил я его. Что ж. Полдела в кармане. Генератор сориентирован и подключен. Теперь осталось вытерпеть самое неприятное - встречу с местным руководством. Представляю, что и сколько нам будет напето всякой хреновины. А сколько надарено светлых образов и нетленных мыслей?! Интересно, блокнота хватит?!

Мы долго шли по и вправду широкой тенистой аллее, по обеим сторонам которой липы роняли вниз спелые серёжки-ягодки и шелестели сухие, лакированные тополя. По асфальту резвыми передовичками соцсоревнования попрыгивали ушлые воробышки, спорые и сановитые, словно московские инструктора, основательно забившие на эти края центральную вахту своей генеральной линии. Здесь всё должно работать только на неё одну. И не только воробьи, но и толстые червяки, вытаскиваемые ими из рыхлой земли газонов. Все были при исполнении. Все преисполнены осознанием великой миссии, все!
Пройдя немного по кольцевой дорожке, мы свернули вправо к другой аллее, ведущей в самый центр уникального поселения. И вправду некоего плацдарма в светлом грядущем раю. Да простит меня моральный кодекс и третья редакция программы партии!

Командование передовым отрядом скорого будущего района, а потом всей страны, разместилось в двухэтажном здании на восточном бережку асфальтового озерка площади. В этом храме власти оказался и сельский совет, узел связи, контора сельпо - все административные организации Веселого. Рядом - колонны и гипсовые скульптуры Дворца культуры. Тут же – столовая с вечерним рестораном, гостиница, торговый центр из нескольких магазинов, дом быта с ателье мод, парикмахерской, радиотелемастерскими. За дворцом культуры виднелось зелёное, явно поливное поле стадиона, в гаревом обводе беговых дорожек и двух рядов скамеек. А ещё дальше, за самим стадионом - длинное трёхэтажное здание средней школы.
Так вот ты какое - самое сердце заветного социально-экономического позитива для всей страны! Вот куда нужно двигаться, минуя всяческие там нехорошие наплывы частного собственничества! Вот ты какое - долгожданное чудо развитого социализма! Теперь начнём искать человеческие лица, свойственные ему по метрикам, уж давненько выданным партией!

- Видал, Витя… как люди… живут! – С пыхтением поднимаясь по широким ступеням административного корпуса, всё ещё планировал, парил в стратегических эмоциях неувядаемый публицист Илья Михайлович. Его тенор плыл здесь как в оперном театре.
- По всем статьям… наш райцентр перещеголяли ленинцы-весёловцы. Ты ещё в гостинице у них не был… Вся в ковровых дорожках, телевизоры в номерах, шёлковые покрывала, лаковая мебель. И тараканов даже нет. С досады все разбежались! Интурист, а не колхозная гостиница. И платить - всего полтинник в сутки, самое дорогое - рубль. С ума сойти!
Тут тенор явно на дискант срывался. Знать и впрямь всё этого стоило!
- Не может быть!
Сражён я был практически наповал. Не только дешевизной, но особенно отсутствием тараканов. Это было выше всякого человеческого понимания. Каким же надо было быть руководителем, так мощно всё здесь устроить, что даже тараканы добровольно раскулачились и ушли на выселки. Вывод: партия знает, на кого ставить, посылая корреспондентов обобщать и пропагандировать именно такой опыт.
- Увидишь. Всё-о увидишь! – Торжественно, почти угрожающе пообещал Бусиловский, взяв самую высокую из мыслимых нот, что означало лишь одно: туши свет, на кону сама правда-матка.
Тараканов и вправду не было. Ещё не видел. Факт. Зато всё остальное вроде бы есть. Тоже факт. Вот так! Чем не светлое будущее?!


Правление со всеми своими отделами, парткомом и комитетом комсомола занимало второй этаж. На дверях под стёклышками - таблички с лаконичными названиями отделов. В приёмной, разделяющей, или наоборот - соединяющей кабинеты председателя колхоза и секретаря парткома, сидела за солидными кипами деловых бумаг высокая пожилая женщина в очках. И работала! Ни себе чего! Я обмер. Неужели секретарь-машинистка?! Не верю. Увидев нас, старушка вдруг приветливо улыбнулась - и в самом деле – привратница, при исполнении. И не секси! Бывает же! Я даже слегка онемел.
- Доброе утро! Проходите, Илья Михайлович. Василий Сергеевич ждёт вас.

С ума сойти, она ещё и ненормальная вдобавок. Наверно из ума выжила. Потому и не секси! Сама приглашает. А где же обычные препоны в виде категорического: «Совещание!», «Он в поле!», «Планёрка!»? Мне даже расхотелось идти дальше. Может всё-таки посидеть пару часиков, подождать, пока вызовут?
Из столбняка меня вывел Бусиловский, дёрнув за руку, увлекая за собой, вперёд. Я на ходу всё оборачивался на секретаршу и никак не мог отогнать всё ту же идиотскую мысль - почему пожилая?! Девчат, что ли мало в этих краях?! Какая же приёмная начальника без неотразимых ножек в ажурных чулочках?! Явный же некомплект! Вот это номер! Перемудрили ленинцы. Наш позитив тут явно дал маху и того – откровенно и до неприличия зашкалил. Теперь даже пропавшие тараканы померкли. Ни классных девушек тебе, ни тараканов – да что ж это такое творится?! Главного-то и нет.
- Да она временная, успокойся! - Шепнул Бусиловский, видно уже решивший эту проблему. - Замещает. Светка на море упросилась отпустить, денька на три, дочку в волнах покупать, в солёных. Позавчера ещё уехала.
- Тогда ладно. Предупреждать надо было. Чуть кондратий не хватил. В таком случае идём дальше.

Честно скажу - сразу отлегло. Существуют же какие-то священные устои, которые никому не дано попирать! Даже самым генеральным линиям! Даже в самом рафинированном отстое!
Кроме Глушкова в его кабинете находился секретарь парткома - Григорий Степанович Захаров. Также невысокого росточка, поджарый, со скуластым лицом и глубокими морщинами у рта. Судя по трём рядам орденских колодок, из фронтовиков, да ещё наверно бывалых, то есть, реально воевавших, что уже редкость.

Оба поднялись навстречу, крепко пожали руки. Что сказать?! Мужики! Хватка вроде мужская. Может быть, вилять по околичностям не сильно будут. Не то рука бойцов писать устанет!
- Как отдыхалось, Илья Михайлович? - Спросил Василий Сергеевич, председатель который.
- Отлично! У вас не гостиница, а чудо! - Воскликнул Бусиловский. -  Вы знакомы с нашим новым сотрудником? Замечательный парень! Чудо-журналист!
- И встречались, и по газете успели узнать. - Секретарь парткома Захаров добродушно улыбался, хорошо понимая Илью Михайловича. - Ваши сельхозники здесь в почёте, свои люди. Леонид-то чего не приехал?
- Он в основном уборкой занят. - Деликатно сообщил я, не особенно вдаваясь в подробности.
- А также практикантками! - Ревниво смеясь, добавил Бусиловский. -  Как бы не окрутили они нашего холостого шкоду!

Глушков потянулся к бумагам и вежливо усмехнулся, высказав соответствующее пожелание:
- Пора бы ему и в самом деле остепениться. Всех девчат в районе терроризирует, дезориентирует, процент свадеб и без того падает… - И деловито продолжил. - Тут мы вам подготовили, что вы просили, Илья Михайлович. Посмотрите вот. Это справки по экономическим вопросам, а это - доклад к юбилею колхоза. Здесь больше истории, в том числе и как планы по отдельным годам выполнялись. Если ещё что нужно, спрашивайте. Сразу поможем.
Илья Михайлович величественно передал бумаги мне, как мелкому служивому писарю. Всё-таки умеет себя подать наш заместитель редактора, умеет. Соответственно и люди к нему относятся.
- Если не возражаете, мы это возьмём пока с собой, потом возвратим. Витя, ты пока посмотри-посмотри, там и по твоей части.
- Не возражаем, конечно. Берите, пожалуйста.
- Замечательно. Очень бы хотелось, чтобы вы чуть поподробнее рассказали о социальных преобразованиях в вашем колхозе. Мы с вами об этом на сегодня договаривались. Если честно признаться, нам как воздух необходим по-настоящему положительный пример замечательных социально-экономических преобразований в селе.
При этом сам великий мэтр Бусиловский достал блокнот и всем своим видом обозначил готовность прилежно законспектировать повесть о замечательно-положительных преобразованиях. Но только о них, ещё раз честно предупредил. Именно такие и нужны. О других писать не будет.
Стоило ли вот так, в лоб? Не знаю. Мэтрам виднее.

Честь начать захватывающую повесть неповторимого здешнего бытия по праву принадлежала самому председателю, заглавному творцу оного. Может быть, поведает он нам, отчего это все благодатные дожди и грозы, минуя посторонние хозяйства, прямиком шагают именно к нему, а не к кому-нибудь другому. Все остальные хозяйства просто мрут от засухи, а у этого, понимаешь, всё лучше всех. Мрут у него только тараканы. А секретарша, оставив вместо себя бабушку на хозяйстве, вместе с ребёнком спокойно в море купается. Сама природа работает на здешнего председателя. Чем это он её так прикупил?
Любимец гроз и гроза туземных тараканов откашлялся, испил из графина водицы, и начал, как ему и положено, издалека - интимно глухим, почти былинным голосом. Словно слабеньким громом, пока что из-за горизонта. Однако с первых же минут расчётливо прокатываясь почти что до самого сердца неискушённого слушателя. Сразу видно, заранее готовился, опытный партяка, даром что не престарелый, не ворошиловский стрелок, а сходу даст вперёд сто очков любому. Что ж, заехали и мы в твою райскую котловину, задушевный ты наш акын. Попались. Так что погнали, строкогоны! Новую звезду к зениту. Цоб-цобэ-э!
- Начало коренной Перестройки Солёной Балки было положено в прошлой пятилетке. К тому времени в колхозе научились выращивать хорошие урожаи и сумели их стабилизировать. На банковском счёте хозяйства появилось несколько миллионов рублей свободных средств. Колхозники также вскоре имели неплохие заработки. Это позволило им самим довольно быстро накопить вполне реальные личные сбережения.
- По нашим прикидкам, - уточнил парторг Захаров, - на сберкнижках сельчан было скоплено около двух миллионов рублей. Вот здесь-то и встал перед нами вопрос - как жить дальше. Деньги-то появились. Не проедать же впустую на голом месте?!
- Объявили общее собрание и спросили об этом колхозников.

Пошёл длинный, неторопливый рассказ, в сущности самопредставление удачливого притяжителя гроз, по совместительству главы хозяйства великого Ленина. Он нигде не говорил «я», но само собой подразумевалось, что на него-то и завязывалось как стратегическое, так и конкретное решение столь непростой проблемы. Поначалу мне и в самом деле подумалось, что вовсе не так прост этот вопрос оказался, как его мне разрисовывал завидущий Лукич Генералов.
- Для многих сама постановка вопроса как жить, имея такие деньги, прозвучала очень даже странно. Чего, мол, ещё надо? Жить, как до этого жили. Совсем же неплохо было - и нам хорошо да денежно и колхозу. Действительно, средний заработок нашего колхозника к тому времени составлял около 160 рублей. А у механизаторов, чабанов, гуртоправов превышал и две, две с половиной, и три сотни. В месяц. В перерасчёте на весь год. Семьи пока ещё крестьянские, по три-четыре трудоспособных, не меньше. Значит, семья зарабатывала в месяц минимум по пятьсот-шестьсот, а то и до тысячи рублей. Куда эти деньги девать? Питание в основном своё. У каждого и сад, и огород, и живность всякая. Вот и начали покупать всё, что на глаза попадёт. В очередь на легковые машины почти весь колхоз записался, за мотоциклами с колясками не так - малопрестижно. Спальные, столовые и кухонные гарнитуры валом повезли. Многих тогда небывалая и глупая жадность ко всяким приобретениям захватила. Покупали и то, что вовсе и не нужно в крестьянском дворе, вплоть до импортных турникетов и сварочных аппаратов на углекислоте. А уж о телевизорах, холодильниках и говорить не приходится. Транзисторы, велосипеды, мопеды у каждого пацанёнка завелись.

Универсальный отбойный молоток по фамилии Глушков сделал первую паузу, снисходительно дал нам дописать, и посмотрел на своего комиссара - так, мол? Может, теперь ты продолжишь?
- Да-да! Всё так. Тогда-то и начался страшный, частнособственнический сдвиг в сознании людей. Словно бы что-то ужасное затмило его! - Подхватил партком, но теперь с державной, обличительной интонацией. А может это он для нас, убогих, для убедительности громкого дурачка включил, чёрт их теперь разберёт.
- Будто волной какой-то захлестнуло колхозников и бросило в магазины. Честное слово, это походило на эпидемию. На сумасшествие. Пляску Святого Витта. Такое даже в самую жуткую смуту не бывает. Кое-кто из стариков, быть может, былое вспомнил. Извечная, но какая-то извращённая тяга крестьянская к своему добру, к богачеству проснулась. Кто-то и за военные и послевоенные годы навёрстывать упущенное бросился. Всё вспомнили, всё! Нашлись и бессребреники, которые по весёлой линии пошли, что ни день, то пьянки, да похмелье. На Руси всегда, как подметил ещё Некрасов: «На семью пьющую - непьющая семья»! Вот так примерно пополам и наше село раскололось. Одни - в богачи кинулись, другие спускать всё и соответственно на тот свет уходить в ускоренном порядке.

- Тогда начала рушиться трудовая дисциплина, основа жизни всей страны! – Вовремя подхватил эстафету переведший дыхание председатель. - Один гуляет - то именины у него, то поминания безвременно, ещё в прошлом веке, усопших родственников. Другой по магазинам в городе шарит, как гангстер. На работу и тот и другой - или опаздывают или вовсе не приходят. Все подряд внезапно оказались благородными чистоплюями. Даже распоследние их величества алкаши. Стали выбирать работёнку почище, да поденежнее. Интересы общего хозяйства и для тех и для этих, но по разным причинам, отодвинулись на задний план. Заработки при таком безделье, естественно, стали опускаться. Притом довольно ощутимо. А уровень комфорта не хотелось снижать. И тогда взялись сельчане домашнее хозяйство раздувать кто как мог, но для продажи его продукции не колхозу, не государству, а на рынке, в городе.
Птицу на базары поволокли, поросят, шерсть, парники да теплицы с автономными водогрейными котлами понастроили по дворам, чтобы ранние овощи выращивать на продажу. Ещё больше денег привалило самым ненасытным сельчанам. А поскольку никто от избытка добра не лопался, то ещё большее затмение нашло на наше село. Буквально как в старинной песне вышло: «Горе-горькое по свету шлялося И на наше село набрело!..». В самом деле смута какая-то!
Потом пришла новая волна частнособственнического помешательства. Многие ударились в строительство, да не в простое, а чтоб с выгодой. Отцовские и дедовские хаты на слом пошли, вместо них начали воздвигать целые хоромины в полтора-два этажа с мансардами, да верандами с половину футбольного поля. О самане и думать позабыли - цветной кирпич, армянский туф им подавай, дубовый паркет, карельскую берёзу. Тут этим застройщикам и вовсе не до колхоза стало. В правление многие шли не работу спрашивать, а строительные материалы, бульдозеры, грузовики выпрашивать. Всё больше и больше колхозников захлёстывала мода на такое комфортное строительство, на всевозможное удовлетворение всё более множащихся своих потребностей.

- Все бросились исполнять свои желания, даже самые затаённые, даже самые такие, о которых когда-то и помечтать не могли, а то и стыдно признаться было. Каждый сам себе оказался исполнителем своих желаний! Ещё бы не отвязаться! Не глядя ни на кого! Вот что самым ужасным оказалось в той ситуации! Потому что ясно было, что кончится всё это очень и очень плохо! К тому всё шло, к тому! Потому что партия стала терять контроль! Каждый, пойдя на поводу обвалившейся внутри его лавины желаний, рано или поздно стал бы исполнять их за счёт другого. Или искать таких именно исполнителей. На чужом горбу в рай въезжать!
Обычно чего-то существенного и вправду достигают только за счёт кого-то, а не сами по себе. Поэтому лавинообразная исполняемость желаний одного неизбежно окажется всё более безысходной неисполненностью желаний другого. Такого тупика мы ещё не видывали даже в самые отчаянные периоды своей истории! Даже когда Гитлер стоял под Москвой!

Ух ты! Вот это обобщение! Главное, какое оригинальное! Даже фюрера приплёл сюда. Этот парторг-фронтовик, если вдуматься, и в самом деле выдаёт совершенно убойные вещи! Сразу видно – в тылу никогда не отсиживался. Но вот таким ли радикальным оказался здесь рецепт выхода из столь безнадёжной задницы, талантливо обрисованной руководством колхоза?! Впрочем, наверно так оно и получилось, нашли такой рецепт, иначе бы руководители не хвастались достигнутым, не зазывали корреспондентов. Да и второстепенные симптомы похоже также подтверждают факт счастливого выхода из состояния вопиющей бесхозяйственности. Тех же цыган, как потом мимоходом выяснилось, тут давненько не видали. Забыли как выглядят.
Это могло означать только одно - как-то всё-таки прорвались братцы. Поскольку ни тараканам, ни цыганам здесь не удаётся поживиться тем, что плохо лежит. Потому что теперь не лежит. Хотя бы здесь, на отдельно взятом пятачке, в небольшом колхозе, но всё-таки прорвались наши люди в тоннеле к светлому будущему! Ну-ну, продолжайте! Пугайте дальше. Нагоняйте жути! Тем упоительнее окажется спасение. А может ещё и мы за компанию добежим до конца тоннеля и посмотрим на колхозников светлого будущего?! Вот была бы наверно хохма! Перевоспитавшиеся колхозники во главе страны!

- Если бы нам тогда не удалось остановить эту волну, если бы мы не справились с тем страшным затмением, с той смутой, рухнул бы колхоз, без всякого сомнения. Так понеслась на нас частнособственническая инициатива, до того попёрла, сволочь, что просто спасу никакого не стало. Поистине - девятый вал из сплошной гадости. Очень тревожная обстановка складывалась, просто необычайно тревожная. Действительно, куда хуже, чем в сорок первом году. Честно скажу, уж я-то знаю, видел, могу сравнить. Без преувеличения скажу и так - шаталась сама Советская Власть, вот как, шутка ли. Как никогда зашаталась! Вот и решили мы обсудить создавшееся положение на общем собрании. Конечно, сначала созвали коммунистов и сообща нашли всё-таки решение задачи. Увидели, как спасти ситуацию, как вывернуться из-под того, что на нас невзначай набрело, да так навалилось, что мы чуть концы не отдали.

Тут парторг глянул на председателя: ты чего, давай, подхватывай! Твоя очередь!
За тем опять не заржавело.
- Да-да! Мы нашли это решение! Нашли! Тягу к благоустройству, к богатой жизни погасить, конечно, было невозможно, да и нельзя стало. Что ещё будет повсюду - только бог и знает, не все ж смогут так как мы. А мы смогли. Только вот как? - спрашиваете. Чтобы победить, надо возглавить. Не правда ли?! Так и мы решили поступить с этим затмением, с кошмарным, поистине беспрецедентным наплывом гнусного частного собственничества. Мы решили зажечь эту тягу у всех без исключения колхозников и повернуть её на общее дело.
- Короче, пошли на поводу? - Удивлённо резюмировал побледневший Илья Михайлович. - У такого-то зверя?! У смуты, да ещё такой?! Вы что - обалдели?! Решили сами стать коммуно-капиталистами?! Вот тебе и позитив! Да за него нам с Витькой головы сходу пооткручивают! Пишущие машинки сломаются! Всё! Вы мне этого не говорили! Я этого не писал! - И захлопнул блокнот. – Так на следствии и скажу.

Даже лиловые пятна по бедному пешком пошли. Да уж, Илья Михайлович, именно так. Это вам не с красивой девушкой под густою ивой целоваться. Да с косами её тугими баловаться. Тут денежками серьёзными пахнет. Оторвут что не надо как пить дать. И для красивых девушек не оставят. Да и я, честно говоря, также не писал, заворожённый потрясающей картиной падения в ад частного собственничества прекрасного социалистического хозяйства имени Ленина. Правильно, прежде чем показать, как хорошо стало сейчас, надо же рассказать, нагнать побольше жути, до чего же плохо было раньше. Особенно при царизме в 1913-ом году. И чем хуже было тогда, тем лучше покажется наше время! Нарисованная картинка былого и вправду внушает трепет! Если ей поверить, да ещё приделать рожки, о многом можно задуматься, многое заблаговременно расписать и тем самым предвидеть. А потом предъявить неблагодарным потомкам. «Не той дорогой пошли, товаригищи!»

Вот как оно может произойти-то и со всей страной! Вот оно где и как прорвалось! Чёрт его знает, к лучшему или к худшему. Но - вот существует же. Значит, нужно принимать, как есть и думать, что и в самом деле со всем этим делать остаётся.
Так и что же теперь, сладкоголосые вы наши отбивные молоточки? Мы уже обделались от страху. Что делать дальше? Что же вы придумали, чтобы мы все поняли, как правильно действовать? На каком именно поводу пошли ваши продвинутые коммунисты у нехороших местных капиталистов?! Может как раз истинно по-ленински поступили - заняли у колхозных буржуев верёвку, взяли её в кредит, чтобы на этом же поводе их самих и вздёрнуть?!
- Да нет же! Не на поводу мы пошли! - Успокоил нас мудрый председатель ленинского хозяйства. - Наоборот, отобрали и взяли повод в свои руки! Чтобы постепенно удавить и эту гидру. Её же кишкой!

Замечательно. В самом деле, успокоил! Прямо от сердца отлегло. Даже не заняли верёвку-повод у односельчан, а тупо отняли! А потом удавили! Творческое развитие ленинизма.  Знай наших!
- Слышали, как наиболее эффективно бороться с пожаром в лесах или на полях? Только встречным пожаром! - Продолжал успокаивать нас, видно давно всё досконально продумавший и рассчитавший Глушков. Ой, не случайно на него партия ставит, ой, не просто так! И в самом деле - кого угодно зарапортует и удавит этот пробивной толстолобик, новоявленный отечественный гибрид Хлестакова, Чичикова и Пришибеева, укажите только.

Впервые его тихенький рокочуще-былинный голос совсем перестал быть бесцветным, да вкрадчивым и внезапно зазвенел беспощадной генеральной линией «встречного пожара». Даже сверкнул непримиримыми эмоциями, аки молния во степи, мгновенно отсыревшей. Профессионал, что и говорить! Такое вот волшебное преобразование неприметного руководителя в настоящего Зевса, повелителя гроз нам предъявил скромный местный председатель. Прямо на наших глазах оземь ударился партийный оборотень. И сотворил чудо. Вот теперь-то стало понятно, наконец - почему именно сюда и тянутся все грозы. Да у них тут, оказывается, заглавный пахан сидит. Заместо матки в тутошнем улье.

-  Дальше дело было так. Хотите строить? - спросили мы колхозников. Хотим, говорят, потупившись, ой, хотим. И не только строить! Правильно, отвечаем. Вот и хотите себе на здоровье! Мы даже всячески поддерживаем это ваше стремление и хотение. Потому что сами хотим. Солёная Балка и впрямь требует коренной и всяческой перестройки. Посудите сами. Из конца в конец двадцать два километра было. В распутицу даже ребятишек в школу на тракторных прицепах приходилось возить! Саманные дома и в самом деле обветшали до предела. Без центрального водоснабжения было не обойтись, да и без общей газификации. Эх! Как разговорились тогда наши колхозники, нас же принялись шерстить за то, что раньше не занялись всем этим строительством и переустройством.
Понемногу стали  всё же прозревать. Тут мы им и выложили свой план, предварительно разработанный на партийном собрании. Строить по единому генеральному проекту, который закажем краевому институту. Создадим своё механизированное строительно-монтажное управление. Те, кто скопил деньги на строительство нового дома - пусть сразу сдают их в жилищный кооператив и осенью получают новенький, и по своему вкусу, и в соответствии с общим генпланом построенный дом. У кого денег не хватает - колхоз даст долговременную ссуду. А как быть, спрашивают, с асфальтированием улиц, с водопроводом, газом, а будет ли дворец культуры - теперешняя наша гордость, а что с новой школой, садом, яслями?! Когда, мол, их мы будем строить, если все деньги на строительство домов ухлопаем?

Вот тут мы помялись немного для вида, а потом и бухнули кое-кому прямо под сердце. Денег у колхоза на это не скоро хватит. Придётся ещё подождать лет двадцать, пока скопим то, что остаётся от выплаты заработных плат. А они, как вы сами знаете, всё время растут, иногда так просто удержу нет. Так что если в этом роде всё и будет продолжаться - то тогда канитель долгая, очень долгая. Подсказали, одним словом, намекая на фонд заработной платы. Колхозники сразу раскусили нашу хитрость. То есть, поддались сходу. Иван Горбанёв, один из самых многодетных работников, помнится, тогда первым вскочил и буквально набросился на нас: не мудрите вокруг да около, а давайте сразу отчислять с каждого на что надо - и на дороги, и на школу, и на воду с газом и на всякое прочее мирское дело. Не для правления это всё нужно, а для нас самих, для каждой семьи. Раньше, при царе, в земство, мол, так и было.

Тут нам больше вмешиваться не пришлось. Процесс пошёл. Консенсус учинился полный. Пошумели, прикидывая и так и эдак ещё с часок, и проголосовали как надо было: строить на отчисления. Экономист наш, Геннадий Крючков, с которым мы тоже заранее всё обмозговали, тут якобы чудо-способности продемонстрировал – у всех на глазах быстро сосчитал и «чуть-чуть» скорректировал выступавших. Не отчислять, мол, нужно на все эти благие дела, а скостить в среднем на двадцать процентов фонды заработной платы в пользу увеличения фондов общественных. Все дались диву от скорости и точности расчётов, но сразу согласились. Как мы и рассчитывали, проголосовали за пятнадцать процентов отчислений. Предлагали больше, получили сколько надо.
Так вот, с того правильно проведённого собрания и началось великое строительство, после которого Солёная Балка постепенно превратилась в нынешний наш Весёлый. Само название его - от нашей победы над той смутой, тем затмением, тем мороком, который получилось всё-таки удавить. Мы теперь ни в каком виде не «солёные». И даже не копчёные. Так-то!

Всё-таки стопроцентно универсальный отбойный молоток. Уж лучше бы по бумажке говорил. Хоть по объёму меньше бы вышло. И процесс лучше шёл. Веселее. Как всякое удавление.
Я почему-то не слишком впечатлился баталией укрощения частнособственнической смуты в весёлом хозяйстве Ленина. Уж больно просто всё как-то у здешних ленинцев вышло, словно у Дэн Сяо-Пина. Коммуно-капитализм сплошной! Причём капитализм, как раб, добровольно припахался на коммунизм. Он что - дурной?! Этот выкидыш и назвали «человеческим лицом» социализма. В принципе - почти та же иноходь, что и у Генералова, только  более отрепетированная, более энергичная, более продуманная и нацеленная пока неизвестно на что. Но дыхание надвигающейся эпохи всеобщего беспредела чувствовалось всё то же.

Тогда я решил вбросить боковой запрос, слегка поработать на частностях, чтобы узнать «а шо потом-то було». Может удачливые предводители вместе с этим, заодно, хотя бы поглубже прояснят, как именно в хозяйстве Ленина всё-таки сработал столь разрекламированный ими генеральный принцип встречного пожара. Где эти пожары сошлись для последнего боя, в какой точке.
- А как насчёт двух этажей? - Спросил я, вспомнив Лукича, намереваясь столкнуть их обоих на встречке, хотя бы заочно. - Кое-кто говорит, что не очень-то охотно поселяются колхозники в таких домах. Всё прячут своё благосостояние по катухам, по привычке. Деньги не любят чужих глаз.
Глушков категорически не согласился:
- Кто говорит?! Покажите мне его, он села не знает!

Конечно, я Лукича не выдал. Этого-то он бы мне точно не простил! Чтобы Генералов, да села не знал?! Да скорее небо упадёт на землю, Кутулук вспять потечёт, а все раки из него во все местные трусы сами позалезают. Так что пусть уж лучше процесс столкновения противоположных председательских мнений всё же останется анонимным, то есть, как бы в абстрактном виде. Быстрее смысл появится.
- Неужели непонятно, что разницы нет?! - Горячился повелитель гроз. - Вы же видели, Илья Михайлович, что хоть многие дома построили в два этажа, но квартиры в них вертикального профиля. У каждой семьи и первый этаж есть и второй. Если бы были только дома, кое-кто быть может и отказался от второго этажа. Однако наши колхозники не испытывают никаких городских неудобств. Квартиры полностью изолированы друг от друга, имеют отдельные подъезды. От города взято лишь то, что каждому нужно - центральное отопление, газ, водопровод, светлые, удобной планировки комнаты с просторным балконом или лоджией на втором этаже и верандой на первом. И от сельской жизни сохранено то, без чего крестьянин не мыслит своё существование - рядом с домом, прямо у порога на семью выделено по десять соток поливного огорода и сада. Есть небольшая кладовая с погребом, гараж, а за пределами посёлка для желающих на специально выделенных участках - помещения для домашнего скота и птицы, водоёмы, луга для них. Приходится, правда, иногда вести разъяснительную работу: кое-кто не желает теперь держать живность, якобы какой смысл, если и мясо, и молоко, и яйца можно по себестоимости купить в колхозном магазине. В другую крайность ударились. Но это дело оказалось куда поправимее. Вот только с кормами как следует наладим производство.

Илья Михайлович облегчённо хлопнул ладошею по столу. Теперь сошлось! Проехало. Долго же его это мучило! Зато вот такой вариант коммуно-капитализма его отныне вполне устраивал. И сдаваться никуда не надо было. Теперь он снова подписывался под «этим делом». И задание партии будет выполнено и совесть останется чиста! Много раз виданный, но ещё раз прочувствованный им процесс превращения Солёной Балки нашего угрюмого прошлого в светлый городок будущего с человеческим именем Весёлый опять, в который раз, чрезвычайно впечатлил его. А может и вправду он чего-то недослышал в прошлые разы? И не так всё страшно на самом деле. Но состоялось-таки?! Наши опять победили?! Неважно, каким путём и с каким счётом! Нашли же «что-то гораздо более значимое, чем банальные заработки»! Ставшее настолько внятным и понятным, что даже поэты прозрели! И никто при этом ни девушек красивых у них не отнимал, ни ивушек густых. Ни даже тараканов в голове. Ура-ура-ура! Гип-гип!
- Клянусь - всё это сущая правда! - Вновь помчалась навстречу светлому будущему расстреноженная поэтическая мысль. - Свидетельствую - сам видел… Братцы, примите меня в ваш колхоз! Тряхну стариной! Недаром он имени самого Ленина! Оправдали вы его, всё-таки оправдали! Имя, имеется в виду.
Ну вот. Другая крайность. Опять сорок пять. Я-то думал, что прозревший опять прослезится или окончательно сорвёт голос, столь сильно пытаясь тряхнуть своей, всё никак не отваливающейся стариной.
- Стихи брошу писать, сколько можно, уж и чавкать ямбом начинаю. Лучше быкам хвосты пойду крутить, на всё согласен. Надо же - и тишина, покой, и все удобства. Всё лучшее из городской и сельской жизни в одном букете! С одной стороны, водопровод, телефон, телевизор, газ, простите, унитаз. С другой…
 - «…Девушка красивая Под густою ивою»… - Невинно и несколько разочарованно продолжил я. Вот оно, умопомрачительное представление поэта о счастье - с одной стороны девушка красивая, с другой – продвинутый колхозный унитаз! Класс! Да никакой он в сущности не мэтр! В лучшем случае простой советский сантимэтр. Разве можно столь жёстко и однозначно относиться к главным прелестям жизни, ставя их практически вровень?! Девушка-то гораздо выше! По крайней мере, мне так кажется. Пока.

- Слилось-таки! «Вершат свои дела Село для города, А город - для села!» - Свирепо покосившись на меня, всё-таки продолжил воспалённый поэт бросаться прекрасными образами генеральной линии партии, намереваясь во что бы то ни стало, но всё-таки опасно вытрясти из своей старины заветное счастье, записавшись в здешний колхоз. - Всё сбылось, как в сказке. Даже в раю такого, наверно, не бывает!
Херувимы за спиной наверно похватались за животы от смеха.

Тут партком и правление светлого будущего глубоко задумались над этой необычайно свежей мыслью. Пришлось срочно не дать поэтической коррозии разъесть их неискушённый в таком деле разум.
- Как же тогда с презренной зарплатой? Что конкретно имеет рядовой колхозник? – Въедливо развивал и развивал я боковые линии, да так, что наконец даже немного охладил миграционный пыл самого Бусиловского. - В жизни за всё же нужно платить. Как ни странно. Чем больше желание, тем выше и цена за него. Девушки красивые не больно-то на маленькую зарплату согласятся! Даже в хоромах. Поверьте, уж их-то я знаю. Вспомните старушку с разбитым корытом?! Остановилась она  на дворцах и усадьбах?! Исполнение девичьих желаний только начни! Потом не остановишь! Не будешь знать, куда спрятаться!
- Да? - Мгновенно скис заместитель редактора. - В принципе всё так, это правда. - И вопросительно посмотрел на весёлых ленинцев - мол, ну-с, братцы, выручайте от этого казуса. Без девушки нам никак-с! Цейтнот-с! Наконец-то и поэт понял, что в таком скоромном деле трясти стариной крайне опасно. Ничего всё равно не получишь, а отвалиться и вправду может запросто. Хорошо ежели под ивушку густую, а если прямо куда не надо?! Мимо девушки под ивушкой?! А та ещё и смоет "недрожащей рукой"?! …О. как вы прекрасны в этом вечернем туалете!

Тем временем я продолжал и продолжал развивать контрнаступление. Решил отбить великим отбойным молоткам всю их победную эйфорию. Может всё-таки у них первых отвалится?! Если не показная эйфория, то хоть что-нибудь более-менее существенное для наших целей и задач.
- Если за твоё проживание в раю не заплатит ближний твой или добрый дядя, то спрашивается - кто будет платить? Ничего из ничего не бывает! Так сколько в вашем раю остаётся людям на прожитьё? Только реально? И только честно!
- В среднем сто, сто двадцать рублей на трудоспособного. - Бросив думать, совсем уж косо глянул на меня председатель-боровичок, мол, чересчур энергично копаешь корреспондент, спокойней надо, спокойней.
– Считаете, мало?
- Сами-то колхозники как считают? - Осторожно засмеялся Бусиловский, явно рассчитывавший при всём ещё и на райскую зарплату. Хотя бы для девушки красивой, которую он и сам знал как облупленную.
- В «Колосе» зарплаты в полтора-два раза выше. Как минимум. Не упрекают вас за это?
- А с чего упрекать? - Опять неприятно удивился председатель и лукаво сощурил почти ленинские свои брови. Точнее, по мере непредвиденного усложнения интервью - всё более ленинские, ой, мама. 

В самом деле, зачем ему признаваться, что именно считают в действительности колхозники, да и в состоянии ли они теперь о чём-либо адекватно судить и что-то считать. Он же не признается, для чего именно заплетал мозги колхозникам, чтобы они действовали строго по его плану! Такой заговорит кого хочешь, за что угодно проголосуешь, лишь бы председатель отвязался. Этот же хитрец будет потом скромно указывать - мол, не я всё сие сотворил, это они сами попросили. А я, мол, лишь простой исполнитель той воли народной. Не мог пойти супротив.
Такой вот несчастненький попался начальник, сам не в себе от столь непосильной ноши великого преобразования, которое ему просто-таки навязали.
- Не мы же им скостили заработки. Они сами это предложили и сами приняли решение, причём, единогласно. Им не на кого пенять. Все подписались. Но, между прочим, никто не жалеет. В нашем клубе были?
- Во дворце культуры, - важно уточнил Илья Михайлович. – Как не быть - был. Очень даже хорошо там. Потрясающе!– И неуверенно примолк, очевидно, подыскивая рифму, а может и сомневаясь, так ли уж там потрясающе на самом деле. И пойдёт ли туда его девушка, если она есть, конечно.

Заметив, что притомившегося председателя теперь обуревает желание дать нам в рифму потрясающий пинок под зад, тут в дело опять вступил комиссар, партийный предводитель ленинцев Весёлого. Не случайно же партия остановила на этом деятеле свой глаз, приставив надёжный, проверенный в боях кадр к вероятно прорывной фигуре.
Парторг поднялся, словно чапаевский комиссар правильно расценив ситуацию, подошёл к окну, за которым утёсом высился куб дворца культуры, окружённый куртинами молодых берёзок, голубых елей и броскими прямоугольниками цветников. И, естественно, подобающе обвёл всё это рукой. То есть, величественно и театрально. Как себя подашь, так тебя и увидят, какой же комиссар не знает настолько азбучной истины?!
- Это мы по старинке клубом его называем. Вы должны были обратить внимание, Илья Михайлович уж точно обратил, - это была шпилька в мой адрес, - что при нём работают семилетняя музыкальная школа, в которой преподают и специалисты с высшим образованием и даже два человека после консерваторий. Там же - балетная студия и студия изобразительных искусств. Согласитесь, это о чём-то говорит. А больницу нашу видели? То-то, что не успели. Колхоз не только построил её, но и закупил первоклассное оборудование, взял на своё содержание всех врачей, весь её персонал, кстати, довольно молодой по возрастному составу. Но текучести там нет. Теперь, если кто захандрит, занедужит, никуда не нужно ездить. Свои, проверенные, колхозные есть - хирург, стоматолог, терапевты, невропатолог, гинеколог. А кому курортное лечение требуется, так и это есть. В Ессентуках и Сочи на кооперативных началах имеем собственные палаты в тамошних санаторных комплексах.

Такой позитив, как и негатив, остановить не представлялось никакой возможности. Раз начавшись, мог продолжаться бесконечно. Как и всякий процесс. В жизни вообще, если уж что прорвётся, лучше отойти в сторону. Пусть само иссякнет. Я наконец придумал, чем же всё-таки можно в приличных рамках расколоть хитроумный план весёлых ленинцев вывести своих людей в достойную жизнь, но без позорной гонки за материальными удовольствиями. Заставить их по-настоящему признаться.
- Ещё вопрос к вам: как с кадрами? Есть ли в колхозе работающие по найму?
- По чём, по чём? Ах да, по найму! - Кокетливо сообразил прикинувшийся глухим душка Глушков.
Из его райского, весёлого далёка такие грустные мерзости, как найм каких-нибудь там чабанов, конечно, не сразу-то и разглядишь, да и разве упомнишь их. Он даже презрительно фыркнул, вновь подозрительно на меня глянув, как я мог о такой гадости спрашивать – бр-р.
- Вон что… Хм. Нет, шабашников не держим, ни к чему они нам. В колхоз, правда, многие просятся из других сёл и станиц, но в нашем хозяйстве свободных вакансий нет. Своих людей вполне достаточно. Впрочем, для Ильи Михайловича можем сделать исключение. – И глянул на Бусиловского.
Однако тот тактично промолчал, потому что явно сбил себе аппетит превращаться в колхозника. Кто ж его тут напечатает?!

Всё-таки они меня достали своей говорливой ангелоподобностью, херувимы перестроечные! Сначала всё было очень-очень плохо, а потом всё стало очень-очень хорошо. И всё до единой капельки за собой подтёрли! И крышкой накрыли, чтобы не пахло. Вон даже банальные заработки у них никому особо не нужны стали. Накушались люди до упора. Успокоились. Просто так теперь живут. На минималке. Как жаворонки в небе. Это в эпоху-то капитально всем наступившего на морды человеческого лица социализма! Здорово подготовились, черти, что ни говори! Ещё скажите, что у вас даже масла никто не ворует! Наверняка у здешних младенцев с их правильно очеловечивающихся личиков никогда не сходит счастливое выражение, даже когда обделаются. И этим здесь всё повидло! В самом деле, зачем теперь ленинским колхозникам яростная частнособственническая гонка, обуявшая всю страну? Такого, кажется, даже в «Кратком курсе истории ВКП (б)» не бывало! Даже у Бухарина с его «Обогащайтесь!» Действительно, весёлые ленинцы! До чего лихо разделались с сермяжной правдой бытия! И в самом деле, хохму откололи, что надо! С заново пришитой стариной.
- Значит, рай в отдельно взятом местечке соорудили. Отгородились от мира, от всей страны. Посторонних не пущаете к своему весёлому столу! Крошки с него и те зажилили. А страна теперь погибай?! И это-то вы считаете примером для всех?!

Однако мою ехидную констатацию отбойные молотки, не пожелавшие стать отбивными, пропустили мимо ушей. Больше не дали ломать им удовольствие изливаться, как хотелось. Таким образом, меня эти ленинцы Весёлого просекли окончательно и стали откровенно игнорировать заезжую контру. Излюбленный приём всякого начальства, когда ему что-то или кто-то не нравится и оно не может сразу открутить ему голову. Нормальная полемика, здоровая дискуссия исключены на корню! Нашим ленинцам теперь хоть что скажи, - ничего не услышат. Этому их и учили в ихних партшколах. Я для них словно бы выпал в параллельный мир. Наверно и правильно, что отгородились. Потому что я уже насытился всем этим, неудержимо всплывающим.
- А молодёжь? - Благополучно подхватил, заполнил свято место Бусиловский.
- Молодёжь никуда не уходит. Честно. - Оба руководителя образцово-показательного социально-экономического позитива теперь работали только на Илью Михайловича. Понятно. Старый конь борозды не испортит, даже когда только что из-под густой ивушки оторвался. Или вывалился в полный аут прежнего зазеркалья.
- Из армии, с учёбы в городах все домой возвращаются. Запишите себе, Илья Михайлович, эту цифру, впрочем, она и в справке есть: сорок четыре процента наших колхозников в возрасте до тридцати лет. Чаще всего механизаторы, операторы на фермах, наладчики, слесари, механики, мастера. На них, собственно, весь колхоз держится. И знаний у молодёжи хватает, почти у всех среднее образование, и энергии, и инициативы.
«А вместо голубей на заборах у них индюки сидят!» - хотелось добавить из Райкина, но на этот раз я промолчал. Теперь бы уж точно перебор вышел. Ещё расстреляют, а потом доложат, что я сам на себя руки наложил. Ладно. В самом деле – бог с ними, честными контрабандистами. Гонорар-то и в самом деле от этого не увеличится.

В целом записали мы с Ильёй Михайловичем почти всё. В общих чертах, конечно. Однако икая от мути в головах, явно перебрав того, за чем приехали. Вообще, когда слишком хорошо - почти всегда нехорошо. Иногда даже совсем нехорошо. Это и Илья Михайлович, бывало, часто повторял, вслед за Лёнькой, впрочем, сам для себя почти всегда поступая ровно наоборот.
Отбойные ленинские агрегаты всё не останавливались и не останавливались. Свечерело, а их как заело, бедных коммуно-капиталистов. Всё давали и давали нам интервью, дарили идеи и образы, мерцая в полумраке кабинета мертвенными человеческими ликами. Наверняка давали бы они его, даже если бы мы, к примеру, убегали. Догнали б - и дали! Но теперь больше, конечно, Илье Михайловичу доставалось. Его-то всегда не одни только девушки уважали. Видно, очень надо было весёловцам всё это балабольство. Явно на взлёте чувствовали себя ребятишки. Тут что угодно шло у них в топку, даже интервью районной газете «Авангард». Лишь бы любой ценой раскрутиться. Казалось, что они не в силах были совладать с самими собой. Процесс, неистово трубя, буквально рвался из-под них во все стороны и как раненый слон мощно нёс их на своей вздыбившейся спине. Не соскользнёшь теперь, если бы и захотел. Но они и не хотели!

- Да, энергии и инициативы у молодых хватает с избытком! - Авторитетно и с прежним напором подтвердил партийный вожак весёлых ленинцев. - Потом ребята новой идеей зажглись. Свой мотодром хотят построить. К нам приходили, а мы что?! Голова, - парторг кивнул на председателя, это он, оказывается, был голова, - денег им ни копейки не хотел давать, опасная, мол, затея.
- Да не хотел. - Подтвердил голова, утвердительно мотая головой же. - А потом дал. Всё равно, черти, гоняют, не углядишь за ними. На мотодроме своём хоть сами будут биться, а на улицах того и гляди старух да ребятишек давить начнут. Техничная молодёжь пошла. Не дашь, раздавят. И, главное, всё по-современному, организованно делают. Конструкторское бюро своё создали. Там такие лёвы-королёвы, иного нашего дипломированного специалиста переплюнут. Чего там только ни вытворяют! Дельтапланы какие-то выдумали, картинги для малолеток, гончие машины, то есть, гоночные. Потом - катера на подводных крыльях –  и это для наших-то озёр. Чую, так скоро и до самолётов дойдёт.

Неужели их самих этот лубочный, картонный рай ещё не достал?! Неужто им самим не пахнет?! Понимаю как есть - подготовили позитив для взлёта персонально Глушкова, тупо всовывают его даже в районку, во все другие дырки и щели. Но мера-то должна была быть?! Вот-вот договорятся до того, что столь счастливо прозревшие ленинские колхозники скоро на персональных самолётах будут на рыбалку мотаться куда-нибудь на Мальдивы. Нет, здесь социализм явно пере-развитой получился, даже не коммуно-, а чистый капитализм. Со сверх-человеческим лицом. Пора прикрывать лавочку. Иначе этот наш Дэн Сяопин с грозовой отметиной далеко зайдёт. Такого наворочает, десять Гитлеров не сумеют.
- Дошло и до самолётов. – И в самом деле хохотнул секретарь парткома, по-прежнему прочно не глядя в мою сторону. - Мой младший лоботряс над чертежами по ночам сидит. Чего, спрашиваю, маракуешь, Эдисон небитый? Мускулолёт, отвечает, думаем сделать. Что это, удивляюсь, за штуковина будет такая? А такая, говорит, будет штуковина, что ни бензина, ни керосина она у тебя не попросит. Сядешь, бесплатно нажмёшь на педали, но только в полную силу, - и пошёл себе в воздух!

Так и есть. Эти херувимы новой эры уже повсюду взлетают. Бесплатно, причём. Как интересно-о! Процесс и в самом деле не просто пошёл, а раскочегарился не на шутку. Того ихтиозавра отныне никак не остановить, до того расщёлкался клювом бывший толстолобик. Так что пора. Теперь - точно пора. Опять делать ноги. Пока и их, вслед за мозгами, не оттяпали мощные челюсти того ящера с ленинским весёлым же прищуром.

Вообще, чем продолжительнее, насыщеннее бывают беседы, тем меньше желания остаётся их продолжать. Да и вообще желания. Они его в принципе, на корню истребляют, так что потом и исполнять нечего. А порой и нечем. Чем больше цепляешься за прежние мысли, тем меньше получается за что. Поэтому когда нас всё-таки позвали на «товарищеский ужин», может даже на пять звёздочек, к своему, теперь ленинскому Трифону, впрочем, для нас наверное всё-таки на три звёздочки - отказ с нашей стороны получился не столько дружен, сколько на редкость искренним. Там, за тремя звёздочками, всё бы опять началось сызнова. Меня бы стошнило сразу! Подозреваю также, что нам за всё пришлось бы и платить. И хорошо, если по местной таксе, а не с ресторанной наценкой. Капиталисты же, мать их! В смысле социалисты с человеческим лицом. В наших краях других капиталистов отродясь не бывало!

Обидным всё-таки показалось другое. Весёлые ленинцы особо и не настаивали на своём предложении. Наверное у них действительно всё до того хорошо просчитано, что даже своего собственного Трифона жмоты не завели. Сама экономическая и даже идеологическая надобность в нём отпала. У них у всех теперь всё появилось и всем ничего не надо! Аж оторопь берёт! Жизнь достигла-таки здесь своего апофигея! Такого даже у настоящих херувимов не бывает. А тут вот он, есть. Сидит, жабры раздувает, клешнями щёлкает. В трусы к тебе хочет. Что бы это значило?! Интересно-то как и вправду!

Так это случилось на самом деле или не так, но, как бы то ни было, нас и вправду никуда насильно не затаскивали. Под щёлкающие клешни не ставили. И даже почти не пытались. Может быть, из-за моих не совсем правильных вопросов и констатаций?! Или оттого, что рожа у меня всё-таки кривоватой вышла, в канон дозволенного человеческого лица, как здесь положено, не втиснулась?!

Так что по какой-то причине нас всё-таки взяли и вот просто так отпустили. Корреспондентов?! Дав, и не просто дав, а буквально всучив изматывающее интервью и будучи крайне заинтересованными, чтобы оно правильным, то есть, как им одним нужно, вышло?! А потом просто так взять и отпустить, даже не помазав сладеньким на дорожку?! Нет, по новым временам это чего-то да значит! Это до какой же степени у наших скотоводов окрепла уверенность в том, что с нами у них всё равно получится как надо?! И покупать не стоит. И без этого напишут, что и как велено. Позвонят Кузьмичу и дело в шляпе!

Итак, мы пошли и пошли себе, как дервиши, накормленные едой для собак падишаха. Повесив головы, - прежней, уже осточертевшей аллеей, пустынной внутрирайской рокадой - туда, вдаль, в никуда. То есть, к себе на родину.
Илья Михайлович, поникнув как лютик, даже перестал восхищаться всем подряд, не будучи в силах осознать произошедшее. Ладно там журналистов обидели! Но не налить поэту - это и в самом деле дичайшее, поистине невероятное кощунство! Я бы даже сказал, варварство! Как можно было до этого докатиться в своём реформаторском угаре?! До сих пор не понимаю!

А если бы мы были из райкома партии? Нашёлся бы тогда Трифон?! Сразу нашёлся бы или с подтанцовкой?! Сходу ли подхватили бы нас под белы рученьки, повели в неведомые хоромы пробовать невиданную рыбку или шашлычок под неопознанный ещё коньячок - или всё-таки чуток повременили, закладывая отвлекающие застенчивые виражи?! Например, на мускулолётах для форсу покатали? Где же тут на самом деле пролегает граница образцово-показательного, райского позитива и реальной жизни? Развитого социализма с «человеческим лицом» и самого обыкновенного земного капитализма?! Руководители расписанного нам эталонного социально-экономического позитива так и не признались в этом.
Так и не предъявили нам своего Трифона Трифонов, который у них наверняка хранился в самом заветном месте подобно Кощеевой смерти внутри ленинского бюста. Потому и не водили к нему кого ни попадя. Тайна сия и теперь глубока есть. Вот кому наверно даже сам местный притяжитель гроз поклонялся! Тайно, ночью, входил в пещеру под колхозным клубом или своим кабинетом и полз на коленях, полз, воздевая руки навстречу своему непостижимому божеству, своей неугасимо рдеющей и лукаво щурившейся мамоне. Тому, кто на самом деле крутит колесо фортуны для каждого. Кто охраняет все пути к спасению души. Кто всегда сидит рядом с Древом жизни, то есть, деревом желаний. И кто всегда для отступников и сомневающихся возит за собой колесницу богини возмездия, Немезиды.

Итог нашего пребывания в Весёлом оказался невесел. То есть, вполне будничен и вполне предсказуем.
Набрали мы в легендарном колхозе имени Ленина всего что только можно было набрать. Всего-всего, что у них там повсплывало, наплыло и отплыло и теперь готовы были завершать собственный процесс перелопачивания всего этого в текст, запускать его на самую полную мощность. Начинать черпать из этой поистине бесценной, в смысле бездонной сокровищницы. Из записей в рабочих блокнотах, из справок, из отчётов парткома, из докладных председателя в районные учреждения. И из прочего, мягко выражаясь, мусора. Вот всё это добро мы спокойно и напихаем в своё будущее великое произведение газетного жанра. Одновременно обработаем и придадим ему все необходимые, то есть, предписанные формы.

Несмотря ни на что, даже на то, что Илье Михайловичу не налили на посошок и не взяли его в колхоз, мы всё равно оставались абсолютно верными технологической правоте своего производственного процесса. Не потому, что так нам приказал Кузьмич. Вернее, не только потому. А оттого, что этот процесс другим быть просто не мог и надо всегда играть по его правилам. Оттого, что главная задача газеты всегда и повсюду оставалась прежней. Мы её никогда не забывали, даже в самом страшном сне не мельчали, не мазались в суете - чётко сработать на конкретного человека, но не простого, а на которого укажет партия. Теперь вот будем подвёрстывать под него все столь «счастливо найденные» показатели его хозяйства. И уж яснее ясного – как и куда скажут, подвёрстаем. Комар носа не подточит. Всё остальное останется вторичным. Народ же подумает, мол, «ученья идут», что именно так передовой опыт для него обобщают. А это мы на самом деле ещё одного чинушу наверх потащили. По команде райкома или даже кое-кого повыше.

Так что ощущение нескончаемого предгрозья так и не покинуло меня. А наоборот - усилилось. До предела. Чем-то всё это должно будет закончиться! Вряд ли хорошим. Поскольку иногда окружающие зарницы становились видны и при солнечном свете. Заманули их к нам капитально! Или они нас! Как татары в Дикую Степь. Скоро, совсем скоро положат на нас, давно вязанных-перевязанных, новые доски, красивые и толстые - и как примутся опять пировать да косточки сверху подкидывать на пропитание!