Невеста Уициля

1.
Здесь начинается первый свиток со знаком связка тростника, перевязанная бечёвкой,
который является символом пятидесяти двух лет.
*
 В Анауаке правил король
 Около пятидесяти лет от роду,
 Кровавый любимец своих богов,
 Который послал ему удачу и золото
 И пленных в тысяче сражений,
 И победы в каждой войне;
 В его сердце не было пощады-Он верил в свою звезду.

 Но сомнения начали подтачивать его разум, Ибо он старел.
 Боги, которых он боялся, могли оказаться недобрыми;
 Он дал им награбленное золото И повесил их изображения с сердечками
 Как розы на невесте, всех молодых рабынь с рынка
 На алтарях Уициля умерших.

 Жрецы получили всё, что искали.  Они сказали, что боги разгневались;
 Им принесли рулоны дани- Выбрали тюки скрученной ткани,
 И плащи богатейшей работы из перьев, опалы, оправленные в позолоту,
 И множество острых ножей из обсидиана резной и причудливой рукоятью,
 И жемчуга, из-за которых их жёны ссорились, мешочки с кошенилью,
 И тщательно подобранные алые кораллы, сундуки с желтой мукой,
 И радужные шкурки птиц кетцаль. Драгоценности для губ, у каждой по кольцу;
 И всё, что они произносили, было сомнительными словами-Королю не было утешения.
 Уициль, по их словам, был сильно раздосадован; Тлалок не посылал дождя;
 Чем больше они ставили короля в тупик, Тем больше они должны были получить.
 "Золото я отдал", - сказал царь, "И жертвы для пиршеств;
 Что еще я могу принести?" "Принесите красоту!" - сказали жрецы.
 "Быстро разошлите гонцов к каждому касику. Со свитками вашего приказа;
 В хижинах и дворцах прикажите им искать  Прекрасных дев по всей стране;
 Затем приведите их сюда и выберите служанку
 Которая больше всего понравится твоим глазам, одень её как свою невесту,
 И веди к жертвоприношению".
 Так поднялся и распространился жужжащий слух. Как саранча по земле;
 Говорили, что король выберет себе жену: И вожди со всех сторон
 Хватали девушек с ткацких станков, Девушки, мелющие маис для лепешек,
 Пленницы для Теночтитлана, Города посреди пяти озёр.
 По дамбам, которые несут рабы,  Трепещущие девственницы пришли;
 Они увидели Дымящийся холм, который заливает
 Его оплавленные бока объяты пламенем. Каноэ вдоль берегов дамбы
 Держались рядом; на плотах толпы
 Жгли лампы, чтобы приветствовать невест, возвращающихся домой;
 Далёкие гребцы пели странные песни.

 Теперь, когда луна полностью взошла,  Царь покинул свою обитель
 Чтобы воссесть на трон суда Установленный на "Месте Бога",
 Массивное сиденье из полированного нефрита; Скамеечкой для его ног был череп.
 Орнамент на стене был сделан из шерсти животных, сплетённой наподобие шерсти.

 Там, пока писец объявлял приданое, Пришли женщины, такие красивые-
 Молодые воины перешептывались, их плюмаж, склоненный, кивающий, как когда воздух
 Летом шевелит кроны деревьев  Вдоль горной стены,
 Где ухаживания голубей убаюкивают бриз, а реки, питаемые снегом, падают.

 И так они проходили с утра до полудня: Сначала вошла принцесса;
 Как полированная бронза под луной. Её гладкая оливковая кожа;
 Но слухи на рыночной площади  Рассказывали о задушенном любовнике,
 О серебряных масках, сделанных из его лица; Священники сказали: "Выбери другого!" Затем пришли дочери богатых торговцев, В приданое были серебряные буквы"Т". С опущенными глазами они были слишком ручными; Уициль не хотел ничего из этого. И дочери вождей Тласкалы, Приносящие драгоценное приданое-
 Дружба их отцов с богатыми поместьями Хвастаясь воинственной мощью.
 Бледные девушки из тени Уэхоцинко,  Где ивы охлаждают воздух,
Из далекого Тласкаллана, загорелые девы, загоревшие на тамошних кукурузных полях.
 Девушки из пирамиды Чолулы, Рожденные на её террасной стороне--
 Утренние тени померкли и спрятались; Король не нашёл невесты!
 Затем появилась служанка, прямая, как копьё, Гибкая, как сгибающаяся кукуруза
 Когда в ушах только шёлк; В её глазах дымка.  Она шла со всей грацией пантеры,
 И как приятная мелодия. Ее голос и ее округлые груди были упругими
 Как бутоны роз в начале июня.  И как пума жаждет мяса, Король возжелал служанку.
 Он бросил стрелу к её ногам-- Знак, что его выбор сделан.

 Жрецы в витых раковинах затрубили, Рыночная площадь огласилась криками;
 Ненависть к Уицилю овладела королем; Он любил лицо девушки.
 Она была охотницей, красивой, но бедной, Гладкие шкуры пумы были её приданым,
 Их след был прослежен в джунглях  Мимо многих увитых виноградом беседок,
 Выслежен до холмов и загнан в бухту, Убит ледяными зелёными потоками,
 Шипящей стрелой на рассвете, Когда кричит разбуженный орёл.
 Но когда первосвященник обнаружил, что царь Выбрал её в невесты,
 В глубине души он пришел в ярость, услышав это- "Никакого приданого" задело его гордость и алчность; и он сразу же послал Спуститься в царскую обитель,
 Сказать, что закат - самое время Привести её к богу. Царский дом звенел от счастья  И звенели свадебные гонги; Десять девушек помогали невесте одеваться, В то время как рабыни пели старинные песни; Она была одета в плащи с перьями
 райских птиц, Сотканные на ткацких станках, изготовленных из перьев,
 Более великолепные, чем яркие краски, Подбитый пухом колибри,
 Отделанный крылом попугая; И комплименты, гладкие, как творог
 И драгоценности от короля, И подарки, принесенные женой его брата
 С хорошо скрываемой улыбкой-- Пожелания детей и долгой жизни
 Произносимые шепотом с тонким коварством. Тем временем король отошел в сторону,
 Его сердце и разум были в противоречии Сохранить ли ему свою прекрасную невесту
 Или отдать ее богам. На закате, в серебристых носилках
 Он пронёс её через весь город, ещё сомневаясь, и его сердце ожесточилось
 Борясь со страхом и жалостью. Белые цветы упали перед девой- Он раздавил их ногами. Воздух наполнился ароматами сада,  Безумные танцоры заполнили улицу.

 Перед пирамидой жестокого Уициля Она ждала короля.
 Он так любил ее, но боялся богов  Теперь это казалось глупостью,
 Над чем можно смеяться и презирать, Больная мысль, которая приснилась ему,
 Смутно вспомнившаяся ранним утром- Так казалась месть Уициля.
 Свежая отвага наполнила его вены, как весна Дуб наполняется новыми соками,
 И он вспомнил, что он король; Он не произнес ни слова.
 Мрачная улыбка появилась на его лице; Он повел её вверх по лестнице,
 На священный уровень, Где воздух оглашался пением.

 Перед огнём священники стояли на коленях в ряд. Звериная маска была на ногах:
 Молитвы гудели, как ночные ветры в соснах. Раскрашенные кровью и сажей,
 Верховный жрец закричал, словно в молитве:  "Приведи сюда невесту Уициля!
 Поторопись, укажи жертву, король!" И она улыбнулась рядом с ним.
 Оглядываясь вокруг прищуренными глазами Как у пумы на солнце,
 Пока священники готовились к жертвоприношению, Он увидел сына своего брата-
 Как милосердно послать ему смерть И избавить его от неизбежных жизненных мук--
 Смерть - это всего лишь оцепенение в худшем случае,  Истома в венах!
 Он сразу указал на ребёнка, Который мгновенно был спрятан
 Быстрыми танцорами - на одном дыхании Через пирамиду
 Они отнесли его к ожидающему камню, Погремушки заглушили его крики;
 Перед смертью он увидел свое сердце Подняли перед его глазами.
 Верховный жрец бушевал под своей маской, Но всё же он не осмелился дрогнуть.
 Он присоединился к королю с невестой Уициля  Перед алтарем самого бога,
 Зная, что чаша короля должна быть полна И месть свершится.
 Той ночью король рассмеялся в своем сердце И переспал с невестой Уициля.


 _ Здесь заканчивается первый свиток с изображением  человека, сидящего на земле,
 что является признаком  землетрясения или грядущих неприятностей.
[1] ***тксилопочтли, мексиканский Марс.[2] Качике, вождь или лорд округа.
[3] Попокатепетль, что означает Дымящийся холм.
[4] Некая ацтекская принцесса, которая каждую ночь наслаждалась новой молодостью. После, задушив его, она приказала изготовить его серебряную посмертную маску. Ее комната стены сияли своим бледным блеском.
[5] В древней Мексике деньги отливали в форме буквы "Т".
[6] _Tlascala_, Мексиканская Спарта.

2._ Здесь начинается второй свиток с изображением отпечатка ноги, который является признаком того, что кто-то отправляется в путешествие._

 Король устроил пир в городе
 На следующий вечер, и там появился
 Знаменитые вожди и менестрели
 Отведать жареной дичи
 И выпить крепкого мескаля за невесту,
 Но туда не пригласили священников;
 Нахмурившись, верховный жрец погнал его вниз
 От пирамиды Уициля  К длинному дворцу в городе,
 Где жило много носильщиков, спорящие носильщики усадили гостей,
 И вспыхнули потрескивающие факелы
 Струящийся свет вдоль стен, размеренный гул музыки
 Звучал над криками бездельников,  В то время как богатые гости спешили внутрь.
 Часовые разговаривали перед дверями, Но во времена мрака
 Священник прокрался внутрь - по коридорам- Мимо многих пустых комнат-
 Ибо все были на трапезе царя; Рабы у каждой затемненной двери
 Спали при свете своих глиняных ламп. Наконец Он нашел на полу
 Мать убитого им ребёнка,  Бледную от множества слез, Пролитых в агонии от боли
 Это едва ли тускнеет с годами. Она узнала его, стоящего там.
 Ничего не было сказано. Она закрыла лицо волосами И лежала как мертвая.

 "Приветствую тебя, мать", - сказал священник,  "Где твой малыш,
 Сын покойного брата короля? Сидит ли он со своим дядей на пиру,
 Откуда они приведут его, сонного, к тебе? Он все еще улыбается там
 Где горят факелы бракосочетания, И воины пьют пульке за невесту?"

 Затем голосом, ослабевшим от обильных слез,
 Она заговорила, как во сне, и сказала,
 "Твоя рука убила его на камне-- Ты знаешь, что он мертв".
 Дальние пирующие закричали, а он услышал её стон.

 "Да, - сказал священник, - это была моя рука,
 Но по приказу короля, не моему, он умер. Он умер вместо невесты Уициля
 И не нуждается в похоронах, Ибо теперь он служит богам
 В высокогорной долине Где Уициль восседает на вечном пиру
 И утреннее солнце заливает стену; Его дух будет жить в мире с ними".
 "Это его тело, что хочу," Мать сказала: "его маленькие ножки--
 Дорогие маленькие ножки, что я не желаю больше слышать!
 Каждый шаг был ударом по моему сердцу;  Его голос, который назвал меня "мамой" у двери; Что боги могли хотеть от моего ребёнка?
 Его ботинки неподвижно и пусто стоят у кровати,
 И его нежных поцелуев я больше не почувствую, О, он ушёл... мёртв!"

 И тогда священник излил ей на ухо свои слова
 Как были обижены высшие боги;  Как он убил мальчика от страха,
 И как невеста принадлежала За Уициля - и безжалостного короля
 Спал в проклятой постели. "Он жив", - выдохнула она - огонь охватил ее мозг--
 "И мой милый сын мертв!" "Отомсти за себя!" - ответил священник,
 "Встань, облекись радостью,  Окажись рядом с королем на его скверном пиру;
 За час до рассвета, Священник принесет священное блюдо,
 Сердце твоего юного сына; Убеди короля исполнить это желание--
 И твоя месть свершится:
 Попроси его позволить тебе благословить жертву;
 Но ты должен выбрать Вкусить сердце вместе с ним, иначе,
 Подозревая, он отказывается; Но когда вы простираете руки, чтобы благословить блюдо,  Благословляйте губами и проклинайте внутри,
 И молитесь Уицилю о мести, И бросьте это в блюдо.

 Это утонченная жемчужина смерти; Больше не рядом с ее нежной стороной
 Во время флирта, с глубоким вздохом, Король должен искать свою невесту,
 Но сон приведет его на ложе смерти, А смерть - в чужие обители;
 Тогда ты будешь отомщен, И я предъявлю права на его любимую для богов ".

 Она встала и смыла слезы. И надела яркие цвета,
 Вдела в уши длинные серьги-подвески--
 Тем временем священник ушел-- Она сжимала в руке яд,
 Решила сыграть свою роль, И заняла позицию у большой двери
 В то время как ярость бушевала в ее сердце.
 Комната была залита полуденным светом- Факелы в серебряных вазах-
 В воздух поднимался пар от горячих блюд,
 По очереди исполнялись дикие песни; Огромные индейки в перьях
 Дымились на переполненном столе; Из глиняных кувшинов позади каждого гостя
 Коричневые рабы наливали пульке. Она долго стояла у входной двери
 И слушала пир,  Бронзовые наконечники копий звенели об пол
 В честь священника Который принес царю священное мясо,
 Горячее с храмовых костров-
 Огромное блюдо, на котором можно спрятать такое маленькое сердечко!
 "Тишина!" - провозгласили глашатаи.

 Священник зашагал по банкетному залу, Женщина последовала за ним.,
 Ледяная тишина опустилась на них всех. Рабыни прекратили смеяться.
 Он поставил блюдо, и они услышали Пробормотанные слова молитвы.
 Женщина стояла, не говоря ни слова; Никто не мог выдержать ее взгляда.
 Только слепой раб проглотил кость. Собака, нарушившая тишину--
 Охотясь во снах, он издал стон. Король встал и заговорил.

 "Сестра, - сказал он, - что привело тебя сюда, Где плачу не место?
 У тебя нет слёз по твоему умершему ребёнку? Я не вижу их на твоем лице".
 "Никто", - сказала женщина, "Я плакала, Но теперь я больше не плачу,
 Мое слезливое бдение продолжалось. Дети умирали и раньше!
 Я пришла показать всем Анауак Ни одна женщина не выше
 Рожать своих детей для богов. Долг - это больше, чем любовь!
 Поэтому дай мне священное блюдо Благословить его для твоего употребления,
 Ибо это все, о чем я прошу - желание Обычай вряд ли может отказать".
 Но король попробовал душу женщины, Помедлил и покачал головой,
 И высоко поднял дымящуюся чашу,  Немного поразмыслил и сказал:
 "Отведай со мной из священного блюда. Если ты только попробуешь сердце,
 Тогда ты можешь благословить его, как пожелаешь, А потом уйти".
 "Да, - сказала женщина, - я попробую Сердце моего собственного сына
 Если я могу благословить это; но поторопись, Ночь почти закончилась ".
 Улыбаясь, он снял покрывало. Она вскрикнула и вздрогнула,
 Затем раскинула руки и подняла их над Маленькое дымящееся сердечко.
 Дрожа, она благословляла распростертыми руками,
 Но внутри корчилась и проклинала И молила о мести на его голову--
 И уронила жемчужину сна внутрь. Затем удушающий ужас в ее душе,
 Она отведала сердца. И затем король поужинал из чаши,
 И позволил ей сразу уйти. Она отправилась в свою одинокую, затененную комнату,
 И там, с прерывистым дыханием, Она погасила свет и погрузилась во мрак
 Проспала долгожданную смерть.

 Затем раб ударил в гонг, И каждый гость Удалился, много разговаривая,
 А некоторые и с песней; И невеста ушла со своими девами
 К их отдыху. Но король сидел и спал там в одиночестве.
 Факелы погасли, Мерцая в своих гнездах в камне,
 В то время как вдали лаяли собаки
 Последние запоздалые гуляки расходились по домам.
 Только слепой раб сидел за дверью, Бормоча бесконечную мелодию,
 Всматриваясь затуманенными глазными яблоками; Снаружи зашла луна,
 Но свет и тьма были для него одинаковы.
***
 _ Здесь заканчивается второй свиток знаком черепа, украшенного бирюзовыми камнями,  который является символом  Коатликуэ, Богини смерти._

3._ Здесь начинается третий свиток со знаком
человека в черном каноэ, который является символом
души, пересекающей озеро Смерти._

 И никто не осмеливался разбудить короля-- Он спал - ему так казалось
 Белый пар покрывал все вокруг, И сквозь его разрывы просвечивала
 Фигура, шагающая сквозь туман; Смутно он видел голову,
 Белый череп, украшенный бирюзовыми камнями, Богиня мертвых.

 Сейчас, в предрассветный час,  Когда совята перестают кричать,
 Он накинул плащ из черных шкур И вышел из зала,
 Через террасу, вниз по лестнице, По пустой улице,
 Где одинокий сторож почувствовал, как у него волосы на голове встали дыбом
 от беззвучных шагов. Но умирающему королю показалось, что
 Как будто он двигался с легкостью В путешествии, о котором он мечтал-
 Никакого веса выше колен- Так из своего дома он ушёл прочь,
 Вниз к каменистому берегу Где чёрная вода озера  Заскулил у берега.
 И там он окликнул лодочника, Который издал беззубый вопль
 И жестом предложил ему перейти вброд; Холодный, как горный поток
 Он почувствовал, как озеро поднялось до подбородка;
 Казалось, оно пронзит его насквозь И заморозит его сердце - но он нырнул в воду
 И ухватился за черное каноэ. И слепой лодочник помог ему подняться,
 Напоил его кровью; Далеко в озеро он бросил чашу, И прямо через поток
 Они двигались, как звезды в ночи,  Проплывая мимо рыбацкого плота
 Где, сидя при мерцающем свете,  Смуглый ребенок сидел и смеялся,
 Снова целуя свою раскрашенную куклу; Она вскрикнула от странного зрелища-
 Высокий лодочник-тень-- Лодка черная, как ночь.
 И они миновали рыбацкие каноэ, Стоявшие на якоре на мелководье
 Где были расставлены сети - среди экипажей
 В глиняных горшках горел огонь-- И чинампы, где аккуратными рядами
 Росли белые, любимые орхидеи. Они видели далекие горные снега
 Мерцающие на фоне синевы Ночи, которая теперь стала слегка серой,
 И широкое озеро порозовело С первым багрянцем дня
 Они снова устремились вперед. Но король посмотрел в сторону берега,
 И увидел, что они не оставили за собой следа.
 Сверкнула длинная полоса, которая видна раньше, Солнце вспыхивает на озере.
 Расплывчатыми лежали город и земля,  Затянутые дождем - или слезами--
 Там, где он правил безжалостной рукой- Сны отражали прошедшие годы:

 _ Детство - и маленькие ракушки, принесённые его матери.
 На пляже на закате, когда озеро потемнело;
 Юные лица его товарищей по играм в былые дни,
 И первые вожделения его сильной юности.
 Взгляд его первой любви, теперь уже давно умершей;
 И гуляет среди маисовых полей со своим другом,
 И в тот великий день верховный жрец провозгласил его царем--
 Длинные шеренги воинов устремились домой с развевающимися перьями,
 И грохот щитов, Струйка крови, струящаяся дугой из того, кого ранили
 по шее в битве; Дома, улицы и достопримечательности;
 И хитрые мысли, и планы, которые  он строил в темном городе
 Там, за озером, Этого он больше не должен был увидеть._

 Но теперь они приближались к порфировому утесу Где царила ещё более чёрная ночь,
 И с носа темного ялика  Король увидел свет, Который горел на месте высадки
 Там, где ручей рассекал сушу, И факел осветил лицо его племянника
 Прикрытое маленькой рукой. Там король спрыгнул на берег,
 И последовал вверх по крутому ущелью. Обнаженный ребенок шел впереди;
 На лужи падал блеск Его юного тела в лучах света,
 И король услышал его повторяемые эхом призывы И последовал за ним сквозь ночь,
 Вверх по скользким водопадам По грубым ступеням, выдолбленным ручьем,
 Вверх к высоким плато Где далеко за долиной поблескивают
 Снега Истаччихуатля.[ Затем они засияли румянцем в лучах рассвета
 И долина превратилась в одну огромную чашу, Лежал сияющий город, озеро и лужайка; Всходило солнце. В утреннем свете они стояли одни
 На похожем на позвоночник гребне, И ребенок достал зазубренный камень
 Из своей пустой груди, И сказал: "Боги послали тебе это;
 Они приглашают тебя на свой пир. Место, которое ты не пропустишь:
 Оно лежит прямо на востоке". Затем в тени этого места Он, казалось, растаял
 Как улыбка исчезает с лица-- И наступил день.

 Но король продолжал двигаться через равнину Где длинными, пыльными линиями
 Дул песок, потому что шел скудный дождь; Ящерица с острыми шипами
 Пряталась среди мириад кактусовых колючек, И стрижи метались и цеплялись,
 И жаба моргнула под его рогами, И птицы никогда не поют.
 С тех пор король поднимался все выше, Там, где чудовища гила спали в берлогах
 И склоны становились суше-- В огромные и уединенные долины,
 Раны одинокого мира, Вокруг чьих нависающих утёсов
 Клубились маленькие облака.  Обрамленные в конце одной длинной долины
 Были рассечены узкие врата, Скалистый вход в долину,
 Единственный пролом В черных скалах слева и справа; Он смотрел в небо
 Как одно квадратное окно обрамляет свет. К этому приближался король.

 Внезапно он услышал Звук бьющегося металла, Как произнесенное слово,
 И громкие звенящие гонги, Дрожащий лязг тарелок и грохот
 Барабанов и литавр с шумом Из свирелей и пронзительных песен кастрированных мальчиков. Вокруг, вокруг него пронесся воющий хаос
 Танцоры в масках зверей,  Размахивая ногами и руками вокруг
 Как сумасшедшие пьяницы на диких пирах; Они увлекли его к воротам, а там
 Скрылись обратно в скальные пещеры, Оставив в эфире ровную тишину
 И немой ужас.
 Но через ворота он пробился сам, Разрубил середину холма,
 И застал солнце белейшим днем Бьющимся о скалу
 Которая отвесно падала в тусклую долину; И когда облака рассеивались,
 Он видел, как плывет далекий пейзаж Мерцающий сквозь разлом.
 Затем, шатаясь с зияющей высоты, Назад по лавовому переулку,
 Спотыкаясь о камни в полумраке,  Он вошел в долину,
 Впадину чашеобразного холма, Где лежали длинные облака
 И все было серым и неподвижным. Там, на их вечном пиру,
 Вокруг стола, украшенного резьбой Со множеством тигроподобных зверей
 И лицами с тяжелыми губами, которые надуваются
 В камне восседали боги- Тотек, с лицом попугая и каменным взглядом,
 И богиня воды Фат, с извивающимися змеями в волосах;
 Уициль с мерцающими перьями в колышущемся огне над головой,
 И Коатликуэ с белым черепом, Богиня мертвых;
 Тлалок, бог дождя, с глазами цвета берилла,
 Который злорадствует над детьми, принесенными
 И убиты для него с мрачными криками, В иссушающие времена засухи;
 И Тезкат, повелитель острого обсидиана, И Кецалькоатль с его золотыми кудрями,
 Которому поклонялись в Тлакопане С жертвоприношением в полуденные часы
 Из копаловой смолы, в то время как девушки
 Приносят груды фруктов и цветов. В синих складках его была свернута змея,
 Священная змея с гребнем Из перьев, владыка этого зеленого мира,
 Укутанный в шелестящее гнездо Из листьев кукурузы - мудрый бог,
 Это вызывает дождь и волну урожая, И зерно созревает в стручках.
 Теперь отчаянная отвага овладела королем; Он сбросил свой воинский плащ
 И отбросил свои перья и кольцо, Приблизился и заговорил:

 "Обнаженный, я иду на суд, Безжалостные, я прихожу, И не боюсь могилы,
 Зная, что то, что я сделал, было сделано Твоей собственной судьбой".

 Тогда боги посовещались между собой,  Бормоча, как летний гром,
 Как когда отдаленное землетрясение проникает Под холмы, и чудо
 Обрушивается на города равнины При оглушительном, раскатистом грохоте--
 Затем ужас, и люди тщетно бегут, И высокие башни рушатся.
 Так сказали боги, и густой мрак Опустился на все
 В то время как змей шипел об их гибели На короля.

 "Один акт милосердия портит жизнь Полную ароматной резни.
 Поскольку ты ничто-- Ни безжалостный, ни милосердный,
 Твоя судьба такова: Ты будешь сброшен Со скалы
 И этот добрый мир обратится в ничто". Так шипящим голосом произнес змей.

 Затем Уициль схватил чудовищное копье И погнал короля по тропе.
 Его душа теперь впервые познала страх От звериного смеха
 Боги дали - однажды он оглянулся, Но последовал за ним,
 Огромный Уициль шагал по его следу, Сотрясаясь от смеха.
 Теперь его взору предстала далекая долина
 С пологими холмами и равниной, Затененная облаками до синевы гор.
 Он снова стоял на утесе-- Пошатнулся - и услышал крик орла--
 Затем внезапно ему показалось, что он падает, Как падают во сне.

 * * * * * * * * * * * * *

 Внизу, во дворце, в городе, Тело короля зашевелилось и заплакало
 Испуганный крик, и вбежали испуганные рабы; И распространился слух, что он умер.
 Затем поднялся громкий шум И жрецы выбежали наружу,
 И каменными молотами забарабанили в дверь, а Уициль заявил права на свою невесту.
***

 _ Здесь заканчивается третий свиток знаком  закрытого глаза, который является  символом  смерти. Чинампас, плавучие садовые плоты.

 Один из вулканов-близнецов в долине Мехико.
Название означает "Белая женщина" из чиуатля, женщина.Форма горы подсказала название.

 _ Триста пятьдесят экземпляров отпечатано в
 типографии Уильяма Эдвина Раджа, Маунт
 Вернон, н. Т. типографии Брюс Роджерс.
 Украшения Бернар стены._