Уже не школьник, ещё не студент

     Приемная комиссия работала в правом крыле корпуса «А» ТРТИ на ул. Чехова, 22. Сдали документы, узнали порядок оформления на подготовительные курсы. Принесли фотографии, заплатили по 5 рублей и получили временные пропуска.
     Следили за конкурсом на ФАВТе и сравнивали с другими факультетами. Ходили упорные слухи, что конкурс будет огромный, так как было два школьных выпуска: после десятого класса и последний по старой программе после одиннадцатого. К 1-му августа конкурс в среднем составил около трёх человек на место. Меньше всех прогнозов.

ОБОСТРЕНИЕ И РЕШЕНИЕ ЖИЛИЩНОГО ВОПРОСА
     В 1964(5?) году Рыбзавод начал строительство двух подъездного пятиэтажного дома на 40 квартир для своих сотрудников. Место выделили замечательное, но проблемное. Рядом стоящий двухэтажный дом, общежитие напротив и институтский корпус «Г» чуть не развалились из-за «поплывшего» под ними фундамента. Под фундамент двухэтажки и института закачивали какую-то смесь бетона с жидким стеклом, общагу стянули швеллерами. Под новый дом фундамент укрепили сразу.

     Администрация Рыбзвода собрала заявления нуждающихся в жилье и желающих улучшить быт, назначила комиссию, и началось обследование жилищных условий претендентов.
     По метрам и частичным неудобствам мы, конечно, в остронуждающихся, но... Брак не зарегистрирован, ребёнок не усыновлён и вообще. Подали заявление в ЗАГС. Ребёнок несовершеннолетний, можно без усыновления записать как сына.
     Комиссия на время успокоилась, тем более что по производственным показателям отчим с Доски Почета не сходил. А на собраниях идут нешуточные сражения. У многих претендентов жёны в бухгалтерии, в отделе кадров – роют, как кроты.
     – А у Бебешина стаж маленький.
     – Ни хрена, стаж с войны, с 43 года, а в Мурманске работал по переводу. – Отбились.

     Следом: – А он беспартийный и из буржуёв, а мы тут, верные ленинцы, ютимся в двухкомнатных квартирах.
     Некуда деваться – надо раздеваться. Вступил отчим в КПСС. Снова появились в доме «Краткий курс...», биография В.И. Ленина и новая комиссия с проверкой, не выросли ли у нас дополнительные метры и жива ли тёща. Метры на месте, тёща угостила пирогом с курагой и вишней, пасынок предъявил Грамоты за учёбу и спорт, жена – Свидетельство о браке, Муська промурлыкала с шифоньера:
     – УТВЕРДИТЬ!
     Долго дом строится, да недолго сказка сказывается.

     Начали понемногу готовиться к переезду. Прикупали современную мебели, технику, кухонную утварь. Понимая, что новоселье процесс не одноразовый и водкоёмкий, мама дала осенью 67-го 10 кг сахара дяде Славе, и через некоторое время он привёз из Неклиновки около восьми литров прозрачной «огненной воды».
     Жидкость, почти не пахнущая сивухой (в отличие от той, с праздника первого самана) действительно вспыхивала от спички и горела голубовато-розовым пламенем. Мама набросала в баллоны сухих апельсиновых корок. (В продторге накануне продавали «по своим» партию импортных необычных апельсинов. Большие, как ананасы, с толстой коркой и темно-красного цвета очень вкусной мякотью, с тонким ароматом. Бабушка высушила всю кожуру, понемногу молола и добавляла в тесто для домашнего печенья.)
     Через две недели напиток приобрел цвет характерный для коньяка, виньяка или рома. Два полных трёхлитровых баллона мама запретила трогать, а из неполного мы с отцом Алексеем пробу сняли. Учитывая 60-ти процентную крепость, напиток соответствовал кубинскому рому среднего качества. В этом отец неплохо разбирался. Ещё через неделю, после очередной дегустации мы выбросили корки из баллонов. Чтобы наши пробные подходы за зиму не стали очень заметны, отец принёс немного дистиллированной воды и к маю уровень жидкости почти не уменьшился, но крепость стала стандартно коньячной.

     А тут и дом достроили, перешли к обустройству придомовой территории, в связи с чем обстановка снова накалилась. Пришлось организовывать суточные дежурства добровольцев из официального списка, особенно ночью, для предотвращения самозахвата. В такие дни мы с мамой ходили с обедо-ужином и моральной поддержкой.

     27 июля загрузили пожитки в бортовую машину и отец Алексей с грузчиками поехали по Украинскому на Энгельса, а мама, я, Вовка и Женька пошли за ними пешком. Мама несла новый веник, я – аквариум, Вовка – котёнка в оцинкованном ведре, а Женька – самое дорогое – двухлитровый электросамовар, в который был налит «коньяк типа ром».
     Когда мы благополучно прибыли к дому, отец и пятеро крепких мужчин заносили в подъезд пианино. Лестничные пролёты были на пределе проходимости, т.е. стандартные. Мужики с крепким словом протискивались между стеной и перилами, а пианино отзывалось разноголосым стоном. Если не вслушиваться, можно было принять это за песнь бурлаков. Пианино оказалось из двадцатой квартиры на пятом этаже, напротив нашей № 17. Пока инструмент заталкивали в квартиру, мы впустили в свою кота, расставили самовар и аквариум на подоконниках. На подносе с самоваром мама поставила шесть чайных чашек, самых маленьких, какие нашлись в доме. Кота у нас тут же попросили напрокат, и он пошел с приёмкой по всему дому. Да где-то и остался – маленькие дети не смогли с ним расстаться.

     Отец Алексей привёл всю пианиновую команду к самовару и предложил выпить чайку. Мужики взгрустнули, но когда он отвернул краник и от чая пошёл аромат, гости хлопнули по полчашки и все наши вещи в момент оказались в квартире. Если бы мама их не остановила после очередного контрольного подхода к самовару, они занесли бы и грузовик с водителем. Мы с Женькой и Вовкой таскали коробки с пожитками, мелкую мебель и тоже заслужили допуск к самовару.

     В 20-ю квартиру заселилась семья Гломбинских. Их сын Славка оказался нашим одногодком, компанейским парнем. Знакомство состоялось мгновенно и на высоком (5-й этаж) уровне. Когда мы подвели Славку к освободившемуся подоконнику с самоваром, я честно предупредил: – Чай очень крепкий – и протянул вторую кружку с водой. Славка не внял, глотнул и задохнулся, аж слезинка непроизвольно выкатилась из глаз.
     А взрослые дружно признали: – Коньяк! Только удивлялись, что очень уж крепкий. Но они и сами были неслабыми сорокалетними ребятами, хорошо знали друг друга и быстро перезнакомили жён и детей.
     С появлением нового друга-соседа появились и друзья друга (Шурик и Виктор Шуманские, Славка-«Харпян» и др.), что выручало при попадании в позднее время в отдаленные районы города, но отвлекало впоследствии от учебы.
     Из этой (двухкомнатной, очень малогабаритной, 44 кв.м., с совмещённым, но своим, санузлом) новой квартиры первого августа я пошел сдавать письменную математику в аудитории 309 корпуса «Г».

ТРАГЕДИЯ И ТРИУМФ
     Пришли мы, бестолковые, большой шумной школьной командой. Опытные встречающие всё поняли и рассадили нас по пяти разным вариантам по всей аудитории. Очень хотелось получить пятёрку, чтобы не сдавать остальные экзамены, но Святой Николай-угодник остался в бабушкиной комнате на Украинском. И Вовка с Женькой в тот день остались без моей поддержки. Женька срезался. Вовка с апелляционной тройкой прошел дальше. Школьную медаль оправдал один Борька Фрадкин. Он получил «отлично».
     Я три задания решил без проблем, а с задачей намудрил и получилась тройка. Пришлось сдавать ещё три экзамена. 4-го августа на устной математике нас выручили фотошпоры. Вывод формулы объема шара вылетел из головы.
     К тем, кто сдал две математики, на устной физике 7-го августа уже относились как к родным, а сочинение стало чистой формальностью – эта оценка в проходной балл не входила. Мои родители в тонкости не вникали – они знали только, что к очередному экзамену я допущен.
     12 августа появились списки с зачисленными и приглашёнными на собеседование. Я нашелся во втором списке. Но как говорили не первый раз поступающие – это была 99-ти процентная гарантия стать студентом.

     Собеседование проводилось в корпусе «Б». В длинном полутёмном коридоре на первом этаже вдоль стен томились как в чистилище неприкаянные души. Неподалёку от меня стояла девушка. Если бы не светлое платье, я бы её не разглядел из-за ровного коричневого загара. Имени её я не услышал – меня вызвали раньше.

     Молодой парень, похоже старшекурсник, спросил о спортивных разрядах, общественной деятельности в школе и перешел к главному. Что я выбираю: зачисление кандидатом в группу «автоматики и телемеханики», которую я указал в заявлении, или полноправным студентом, но в группу по специальности 0642 – «информационно-измерительная техника».
     В каждую группу набирали 25 студентов и 5 кандидатов. Кандидат, получивший неуд на первой зимней сессии исключался автоматически. Студент имел право на пересдачу двух неудов. Я благоразумно выбрал статус студента, расписался в каком-то бланке и узнал, что 30 августа у Петра будет торжественное посвящение в студенты. Явка обязательна. Могли бы и не предупреждать – я бы и так прибежал.

     Все были счастливы. Я две недели беспробудно знакомился с друзьями Славки и друзьями их друзей. Днём – на пляже, вечером – на Броду или на танцах в парке, куда раньше никогда не ходил. Славка напоминал Вовку избалованностью и не умением вовремя остановиться. Увлекался. Приходилось нянькаться с ним, как с Вовкой.

     30 августа у мемориала состоялось официальное вручение символических Ключа Знаний и большого Студенческого Билета, а 31 – неформальный вечер встречи после летних каникул во дворе ограниченном корпусами трёх общежитий, из окон которых неслись лучшие мелодии советской и зарубежной эстрады. Танцевали все и без перерыва, отвлекаясь лишь на объятия с вновь прибывшими, хорошо и не очень знакомыми, лицами. Такого доброжелательства и братства я не видел ни на одной площадке. Две баскетбольно-волейбольных поляны были заполнены 17-23-летним народом обоего пола разной степени подпития, но ни в одном месте не возникло конфликта. Особо рвущихся с горячими объятиями и поцелуями граждан, друзья уводили в общаги и укладывали баиньки, не зависимо от того местный он или приезжий.
     Случайных гостей выводили за ограду и показывали направление отхода. Возражающим придавали ускорение. Броуновское движение танцующих пар и обнимающихся групп так замешивало эфир форума, что порой становилось трудно дышать. Я пробуравливался на край к решетчатой ограде, но тут же, псевдоузнанный, втаскивался в очередную, дышащую взаимной любовью группу, где по кругу гулял стакан с чем-нибудь легким и приятным.

     Семнадцать лет я прожил в ста метрах от этой площадки. Пролезал на неё сквозь решетку, играл в прятки в долгостроящемся корпусе общежития ФРТЭ, в футбол и баскетбол в отсутствии студентов, но никогда не видел такого праздника. И вот я внутри этого фестиваля и полноправный участник. Это больше, чем кайф. Это – эйфория.
     И тут кто-то спросил: – А во сколько завтра сбор?
     И замерло всё, даже музыка…
     Завтра в девять утра с котомкой нужно быть у корпуса «Г», для отправки в какой-нибудь колхоз.

     Луиза Карловна, Вовкина мама, долго боролась за его зачисление. В результате он стал кандидатом в гр. А-78. Женька устроился учеником клепальщика на Авиазаводе.

***
     Парни из групп А-18 – А-28 зачисленных на первый курс и две группы (полностью) перешедших на четвёртый курс, дважды собирались по утрам на площадке у колонн корпуса «Г» и только с третьей попытки загрузились на «Семёна Морозова». Унылость дороги я скрасил тем, что благодаря знанию слов песен Высоцкого из к\ф «Вертикаль» и других, удалось прибиться к группе «ветеранов» с гитарой и всю дорогу орать с ними по кругу: «Мы рубим ступени, ни шагу назад...», «По выжженной равнине за метром метр...», «Если парень в горах – не ах...» и яростную песню беспокойства «...но парус, порвали парус...».
     Так незаметно вверх по Дону прибыли на Семикаракорский консервный завод. Сопровождающий перекликнул народ, и мы увидели мужскую часть своей группы А-18.
     Старостой группы назначили Александра Вязьмина, старшего по возрасту и отслужившего в Армии. По тому же принципу старостой группы А-28 стал Виктор Моисеенко.

     Всех распределили по рабочим позициям. Трудоемкие, но неплохо оплачиваемые, места на конвейере готовой продукции захватили старосты и старшекурсники. Остальные трудились – куда пошлют. Расценки как на кормёжке шелкопряда – 1,70 р за смену.
     В первую неделю, пока ещё оставались деньги, мы выставили четверокурсникам пиво за несколько уроков преферанса, и в дальнейшем видели их в основном или расписывающих «пулю», или поющих под гитару с веселящими напитками на берегу местного ставка.

     Вовка Бондаренко, Толик Киселёв, Сергей Шестаков и я, образовавшие «криминальный квартет», напросились в ночную смену на штабелёвку банок с салатами, кашами и компотами. Во-первых, чуть выше расценки, во-вторых, не бегает начальство, в-третьих, паузы между привозом к штабелю контейнера с продукцией, в-четвёртых, в соседних штабелях было всё для полноценного ужина (на смену мы брали только булку хлеба). Бригадирша нас не ругала, но просила съедать всё без остатка, особенно – не оставлять фрукты в трёхлитровых баллонах с компотами. А куда убрать пустые банки мы сами догадались.
     Насытившись, успевали в паузах расписывать «пулю». Возвращались в Таганрог по Дону неорганизованно, без песен и денег. Остаток расчёта (14 рублей) получил через кассу института.

***
Спаpтакиады, КВНы, экзамены и выпускной!
Вступительные в институте и… танки в Пpаге – 68-й.

     Конечно, мы знали о событиях в Чехословакии в интерпретации официального ТВ и газет Советского Союза. Пытаясь разобраться в ситуации, заходили в тупик, не имея полной информации. Ловить «глушимые голоса» не было ни времени, ни возможности. Мы учили ответы на вопросы в экзаменационных билетах и на подготовительных курсах. За два с половиной месяца мы сдали в общей сложености 11 экзаменов.
     Никто не бегал на митинги, осуждающие Пражскую революцию, но и акций в поддержку тоже не устраивали. Появились анекдоты про Свободу, Дубчека и жёлуди, но после гибели наших ребят стало не до смеха. А сентябрь в Семикаракорах прожили без ТВ, радио и почти без газет.

   на фото: со старостой А. Вязьминым «кадрим» четверокурсниц.