Корь

 Я в детстве очень любил петь. Честно сказать, и сейчас люблю, но умело себя сдерживаю. Могу даже ни разу не запеть за день. Промычу что-нибудь и дальше молчу, если не прозвучит хорошей песни, которую можно подпеть. В основном в памяти перебираю. А тогда меня просто распирало - так хотелось петь. Правда, сильно стеснялся, поэтому находил пустое помещение и там горланил. Хотя неверно. Я совершенно не горланил, а красиво пел. Теперь, наверное, уже никто не сможет подтвердить, но голос был высокий и звонкий. На одной из встреч выпускников какая-то девочка не из нашего класса с ехидством хвалилась, что у неё есть фотография, на которой я пою. Интересно было посмотреть, ведь я никогда не видел себя со стороны. Не смог выпросить, как ни старался. Может из вредности не отдала, или являлась моей тайной поклонницей? Немного забегая вперёд отмечу, что когда я стал петь в хоре, то хормейстер ставила меня по центру в партию дискантов. Те, кто слева от меня стояли, назывались альты, справа - сопрано, и мы - дисканты. Элита, так сказать. А ещё я один из всего хора мог вытянуть "Жаворонка" Михаила Ивановича Глинки. Иногда после репетиции руководительница просила всех задержаться: дескать, берите пример, как надо петь. И я запевал под аккомпанемент фортепиано "Жаворонка". С великим удовольствием исполнял этот романс, сам любовался своим пением.
  Учился я тогда в третьем классе интерната. Помню, что когда оставался на нашем спальном этаже один, выходил в рекреацию и затягивал: "Широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек...". Чувствовал в это время себя счастливым. Много ли нужно ребёнку для счастья? Можете не отвечать. У каждого своё понятие о счастье.
  И вот в это время сообщили, что у нас в школе организуется хор. Случилось это весной. Потрясающая новость! (Кстати вспомнил, что тогда же я начал сочинять стихи. Влюбился в одноклассницу - и через это, как говорится, из меня попёрло. Ничего из написанного тогда не сохранилось, но не думаю, что там мог быть хоть один достойный стих. Кажется, с тех пор я всем сообщал, что буду актёром, певцом и поэтом. Именно в таком порядке. У меня перед глазами стоял пример Андрея Миронова. Хотел тоже стать поющим актёром. Жизнь потом, как это часто случается, внесла свои коррективы.) Однако всё оказалось не так просто. В хор принимали только учеников музыкальной школы. То есть хор организовали при открывшейся музыкальной школе, которой отвели помещения на первом этаже нашего корпуса младших классов. В музыкальной школе был класс фортепиано, класс баяна, скрипка, кажется, и класс аккордеона. А уроки стоили денег. Такие условия можно было бы назвать шантажом, другого слова не подберу. И я на этот шантаж попался. У мамы лишних средств не было. Спас ситуацию папа. Он согласился оплачивать занятия. Оставалось выбрать инструмент. По телевизору как-то сказали, что Лев Лещенко, который был моим любимым певцом, учился играть на фортепиано. Серьёзный вроде бы аргумент. Вместе с этим мой дедушка играл на гармони, и мне хотелось научиться так же, как он, подыгрывать себе и петь все революционные и патриотические песни, которые я так любил слушать в его исполнении. Это пересилило. Последнее слово было за спонсором, то есть за папой. И он воспользовался своим правом, посоветовав мне пойти в класс аккордеона. На мои возражения папа ответил, что на аккордеоне легче научиться играть, чем на баяне, а также если на аккордеоне играешь, то и на оргАне сможешь. Мне было невдомёк, как это так, но почему-то его слова произвели впечатление. Скрепя сердце согласился. Впоследствии играя на инструменте, я представлял, что это орган. Претворял мечты отца таким образом в жизнь. До сих пор ни разу рядом с органом даже не стоял, но папа же не может ошибаться! Начались уроки. Сейчас я думаю, что выбор был ошибочным. Сердце к аккордеону у меня не лежало. Кроме того, этот инструмент был тяжёлый, неудобный. С тоской смотрел в сторону фортепианного класса. Уж пианино не пришлось бы на себе таскать. С горем пополам учился играть. Можно добавить к этому невыносимое сольфеджио! Сколько же препон на пути к блаженству! Но ради хора я готов был вытерпеть и не такие лишения. Какое же наслаждение после всех мучений в классе петь! Вы подумайте: везде петь запрещено - и за партой, и в транспорте, а здесь поощряется. До этого в младших классах пели только, когда воспитатели выводили нас на вечернюю прогулку перед сном. Ходили строем и голосили хором "Взвейтесь кострами, синие ночи", "Мы шли под грохот канонады" и другие подобные детские марши. На репетициях настоящего хора разучивались другие произведения. Организовали его прекрасно. Нас посылали на разные смотры, конкурсы, награждали, как особо отличившихся, во время больших концертов во Дворце пионеров на Ленинских горах приглашали для участия в сводном хоре. Меня постоянно отмечали, выдвигали в солисты, но я зажимался, становясь объектом всеобщего внимания, поэтому упирался из последних сил до истерики и от меня в конце концов отстали. На первом году обучения участников хора перед новогодними каникулами премировали билетами в Большой театр на балет "Щелкунчик". До Нового года ещё должен был состояться промежуточный экзамен по инструменту. Какая-то мною пьеска разучивалась. Родители всех учеников собрались послушать. А меня поддержать бабушка пришла. Была очень торжественная обстановка. Первое подобное испытание в жизни! Мандраж ощущался нешуточный. Не удивительно, что от волнения я всё перезабыл и провалил экзамен. Сидел, тыкал в клавиши, выдавал бестолковые звуки. И это при бабушке. Стыдоба! У меня поднялась температура. Оказалось, что я серьёзно заболел корью прямо там во время экзамена. Неужели из-за волнения? И это накануне каникул! В итоге провалялся дома в постели все каникулы. Подходил к зеркалу и любовался на себя, какой я стал красивый, обсыпанный с головы до ног красными пятнами. Клоун да и только! Чувствовал себя таким несчастным! А на "Щелкунчика" пошёл мой старший брат. До сих пор помню обиду по этому поводу. Ведь это же я заслужил билет в театр, а не он! Через год произошёл подобный этому неприятный случай. Подмосковные Дома отдыха пустуют зимой и там в советские времена устраивали зимние пионерские лагеря. Бабушка раздобыла путёвку через друзей и меня отправили на зимние каникулы в лагерь. Очень хотелось и самому побывать в зимнем лагере, ведь мне до того ни разу в таком месте отдыхать не доводилось, вот семья удачно на праздники и сбагрила. В общем, всем хорошо! В лагере силами отдыхающих организовали новогоднюю концертную программу. А мне как раз понравилась одна девочка и я напросился участвовать, потому что хотел её поразить своими вокальными данными. Выбрал номер из репертуара нашего хора, но как только оказался один перед многочисленной публикой, смутился, несколько раз сбился и даже, кажется, не смог закончить. Одним словом - опозорился. Сходные ощущения, наверное, могут возникнуть, если голышом окажешься на многолюдной площади посреди дня. Под прицелом множества глаз я терялся, начинал паниковать. Но находясь внутри коллектива, даже стоя в первом ряду во время концерта, неловкость уходила. Наверное, тогда я чувствовал себя лишь частью единого организма и ассоциировал себя с ним. Осознавал, что внимание уделяется не мне конкретно, а всему хору. Так было проще абстрагироваться и не робеть перед публикой. Зажим мне и позднее часто мешал, даже когда я повзрослел.
Следующим летом наш хор пригласили в Ригу. Там нам обещали выступления, но кроме экскурсий ничего не состоялось. В целом очень интересно было побывать в Латвии, так что огорчаться из-за отмены концертов было некогда. Как будто в другой мир попали! Не зря Прибалтику в Советском Союзе называли советским Западом. Поездка запомнилась. Ещё мы с хором принимали участие в параде пионеров на Красной площади, посвящённом шестидесятилетию пионерской организации. У меня сохранился мандат - удостоверение участника парада. Специально репетировали до посинения пионерские песни к этому событию, чтобы их там исполнять в составе сводного хора. Под хоровое пение должны были участники парада маршировать. Школьные хоры по всей Москве сняли с занятий и привезли на Красную площадь. В итоге мы оказались в ужасно глупом положении. Это произошло, наверное, из-за того, что парад транслировался по телевидению. Нас расставили на специально возведённых трибунах, и детские хоры всей оравой, вместо того чтобы петь, изображали массовку. Шёл проливной дождь, из динамиков звучала запись пионерских песен, которые нами разучивались, а дети, одетые по-парадному, под бодрые мелодии стояли на длинной этажерке насквозь мокрые, не зная, куда себя деть. Сплошная фальшь и показуха! Даже когда я учился в старших классах, перед очередным концертом мне на шею повязывали красный галстук и ставили на первый ряд вместе с маленькими детьми, такого здорового лба. Было немного неловко, но раз без меня не могли обойтись, приходилось оправдывать доверие. Тогда же примерно, в восьмом классе школы, меня делегировали от нашего Совета дружины в Районный пионерский штаб. Вместе с другими выдвиженцами обсуждал пионерские дела, получал различные задания для школьного Совета дружины. Районный смотр строя, помнится, провели. Самое же для меня приятное начиналось в конце каждого собрания. Пионервожатая, руководившая штабом, становила всех в кружок и мы пели орлятские, бардовские, туристские песни без аккомпанемента, запросто. Была в этом такая теплота и романтика, которая редко чувствовалась мною в последующей жизни. Каждый советский ребёнок хотел побывать в "Орлёнке" или в "Артеке". Я не был исключением. Мне до сих пор хочется вернуть детские годы, чтобы наконец туда съездить. Посылали на море самых передовых, отличников. По успеваемости не получилось удостоиться этой привилегии. Но тогда, в орлятском кругу, я ощущал себя у пионерского костра, объединённый одной целью с друзьями. Если уж коснулся пионерской деятельности, немного и об этом расскажу. Я всегда гордился своим пионерским галстуком. Называл сам себя "заядлым пионериком", собирал книги о пионерах-героях и грезил подвигами во имя Революции. Всё-таки идеология в Советском Союзе была на высоте, что ни говорите. Это сейчас я посмеиваюсь над пафосным словоблудием, а в детстве наивно верил, как и многие, в идеалы добра и справедливости, мечтая помочь всем угнетённым во всём мире. Всё-таки нас растили интернационалистами. Учился я всегда неважно, поэтому приняли в пионеры меня чуть ли не последним в классе. Но с другой стороны я был довольно заметным в масштабах школы. Стихи читал лучше всех, побеждал в конкурсах чтецов и получал грамоты за активное участие, пел лучше всех и маршировал лучше многих. Входил в Совет пионерской дружины, и знамя выносил, и сам в Музее В.И.Ленина принимал младших школьников в пионеры. Даже в комсомол чуть не вступил, на все вопросы на бюро ответил, но не вовремя заявилась старшая пионервожатая и раскрыла мою аферу, потому что на тот момент мне ещё 14 лет не исполнилось. Потом из-за низкой успеваемости не принимали. А затем пришли иные времена, в коммунистические идеалы перестали верить и стало уже не до комсомола. Нужно было думать о хлебе насущном.
 Когда руководительница хора уволилась и покинула нас, всё развалилось, осталась одна вокальная группа, мы - несколько девочек вместе со мной - ездили по детским садам района, выступали на утренниках, в различных шефских концертах принимали участие. А голос тем временем ломался и приходилось петь фальцетом. (Мне это умение впоследствии пригодилось, когда звонил замужним женщинам и просил позвать их к телефону девичьим голоском.) Музыкальную школу так и не окончил. Интересно, что когда аккордеона дома не было, мне приходилось долгое время появляться в классе, чтобы разучивать заданное на дом. Я постоянно жаловался, что отсутствие инструмента мешает мне хорошо учиться. Но как только мама аккордеон приобрела, начал учиться ещё хуже. Игра  в классе больше дисциплинировала, а делать домашнюю работу самостоятельно желания не возникало. Нас в интернате приучили к тому, что выполнение домашних заданий постоянно контролируется. Это только называлось "Самоподготовка", но во время её в комнате постоянно присутствовал руководитель, следивший, чтобы мы не отвлекались. Но я отвлёкся от темы. А сексуальное созревание стало отвлекать не только от учёбы, но и от всего, что мешало бурной половой жизни. Только во время армейской службы я вспомнил о пении. Конечно, хотел с его помощью облегчить себе жизнь. В нашей части был большой ансамбль, при нём хор, но он состоял из сверхсрочников. Поэтому меня туда не взяли, а я стал впоследствии запевалой в своём подразделении. Помог случай. В части объявили конкурс строевой песни. Армейское начальство независимо от рода войск очень любит слушать, когда солдаты поют в строю. Пришлось в этом убедиться лично. Предложил во время подготовки несколько песен и свои услуги. Выбор пал на "Не плачь, девчонка". У нас дома была пластиночка с этой песней в исполнении Льва Лещенко, так что слова помнил хорошо. Запевал куплет, а все остальные припев подтягивали. Как только наше подразделение вышло на плац и я вступил, все штабисты, стоявшие на трибуне, рты разинули. В походном строю пелись все песни полностью, но на конкурсе мы исполняли только первые куплеты. Когда одержали победу, то я был выделен и награждён отличным знаком. Солдат из меня получился неказистый, за все два года службы тот раз и стал единственным, когда был поощрён. То, что я стал запевалой, приносило хоть какую-то радость в череде серых армейских будней. (И ещё чтение. Это тоже моя страсть на всю жизнь. Сколько же нахватался нарядов вне очереди из-за опозданий на построение: "Где был?" - "В библиотеке"!) Вообще песня помогала преодолевать тяготы службы. Споёшь - и становится легче на душе. Уже в самом начале, когда нас только распределили по учебным ротам, в казарме среди таких же зелёных пацанов я запел "Последний бой" Михаила Ножкина: "Ещё немного, ещё чуть-чуть, последний бой, он трудный самый. А я в Россию, домой хочу, я так давно не видел маму...", и многие ребята подхватили, допели вместе со мной до конца. Значит, чувствовали то же самое, что и я: тоску по дому, разлуку с близкими. Ведь мы впервые в жизни оказались в незнакомой обстановке, оторванными от родных краёв. Это был незабываемый момент единения! В воинской части, как и в младших классах школы за десять лет до того, нас выводили на вечернюю прогулку. Все подразделения маршировали с песнями по периметру плаца. Жители близлежащих за оградой домов высыпали на балконы и смотрели каждый вечер бесплатное представление. Мы и сами развлекались песнями, и людей развлекали. В выходной характеристике, в целом нелестной, капитан Попов отметил, что я обладаю красивым голосом, благодаря которому и награждён знаком отличника (а не по какой-то другой "достойной" причине). Это единственное сохранившееся документальное свидетельство того, что я когда-то прекрасно пел. После армии захотел продолжить двигаться в том же направлении. Поступил на подготовительные курсы в музыкальное училище имени Ипполитова-Иванова. Стал заниматься с педагогом по академическому вокалу. Здесь ожидал сюрприз: считал, что у меня высокий голос, близко к тенору, а педагог заставил петь низко, баритоном. Послушался, ему же лучше знать, как нужно, хоть мне и было это непривычно. Там работают настоящие фанатики. Преподаватель не хотел ничего знать про популярную музыку, считая, что она даже не достойна упоминания. Так как академисты смотрели на эстрадников сверху вниз, то и я стал относиться к ним соответственно. Поэтому не думал ни про народное отделение, ни про эстрадное, считая, что только академический вокал достоин обучения. Всё детство меня заставляли округлять звук, и мне казалось, что петь открытым голосом - это не профессионально. Хотя такую манеру исполнения больше любил. Снова выбрал не то, к чему больше был склонен. На курсах наконец дорвался до фортепиано. Оказалось, что и здесь без обучения на инструменте нет возможности заниматься вокалом. С каким же мастерством педагог на пианино играл второй концерт Рахманинова! Его единственный слушатель получил огромное наслаждение. Я так никогда не научился бы. Программу первого года обучения одолел под его руководством. В музыкальное училище передумал поступать. Понял, что оперных голосов, как у меня - пруд пруди. Нет, я не разочаровался в своих способностях. В это время проходили туры перед приёмом в театральные училища. Попробовал поступить на артиста музыкального театра - и не прошёл. И с других туров в театральных слетел. Так был подавлен этим, что плюнул на музыкальное училище. К тому же оказалось, что требовалась более обширная программа для поступления, чем мне давал педагог на занятиях. Да и не подсказал никто, не направил. Возможно, будучи народником или эстрадником, я чего-нибудь и добился бы. Главное, конечно, для меня было - это возможность петь. А признание, награды и подарки не так уж и важны.