Саранки

                Было это давно, в расцвет моей военной службы.  Судьба-злодейка занесла меня  в далекий гарнизон  с коротким  жарким летом, студеной зимой, ровными степями, обрамленными,  как стенами голыми сопками и убогим  военным  городком из пяти домов, панельных пятиэтажек, пару казарм и еще какой - то сопутствующей инфраструктурой.  К тому времени я уже обзавелся семьей,  родил сына и,  получив звание «капитан»  занимался обслуживанием  оборонительных  сооружений на китайской границе. Обязанностей и хлопот было полон рот, особенно в короткое лето, зимой же,  в то  смутное время девяностых годов,  все силы гарнизона уходили в основном на поддержание температурного режима в домах и казармах, да охране технике и имущества. В то лето,  в котором произошел описываемый мной  случай, как это обычно происходило, да и поныне происходит в армии, в нашем гарнизоне ждали приезда генерала из округа с инспекторской проверкой. И, как обычно,  начальство гарнизона  тряслось от страха,  солдаты драили  территорию, проводились строевые смотры, а все вместе учили новую полковую песню, дабы хоть чем - то порадовать  ожидаемого начальника и его свиту. Работы на границе велись не шатко не валко, материала для ремонта укреплений не хватало, всеобщее уныние и мысли о том, что  в случае нагоняя и неудовольствия  окружного инспектора  дальше ссылать уже некуда,  мягко говоря, расслабляли.
                И вот он приехал. Генерал был высокий и сухопарый с благородными чертами лица, с медленной вальяжной походкой и взором,   задерживающим  взгляд,  на что-то ему  не угодное.  После того, как в гарнизоне  все было ему и свите  представлено и все осмотрено,  был спланирован выезд  на оборонительные объекты.  А так,   как за все работы отвечал я,  сопровождать лично генерала предписали мне.
                Мы ехали на «уазике» по пыльной  раскаленной дороге.  Путь был дальний, нудная  даль степей убаюкивала,  правда иногда машина оказывалась рядом с громадами гор,  тихими и лысыми, грустными  и покатыми и тогда  дрёма  улетучивался куда- то к их вершинам
                По видимому,  что бы не уснуть от качки  генерал стал задавать мне всякие вопросы, так мне кажется невпопад и не по службе, а про житье – бытье, семью, погоде и всякой  такой ерунде, что и отвечать то не хотелось, но приходилось дабы поддержать разговор  и  не казаться  не учтивым и  побаивающимся  грозного чина.
                Появилась  река, так себе река, скорее ручей, с быстрой бурлящей водой, пенящейся на перекатах, но волшебная её прохлада, просила остановится и передохнуть, так сказать размять ноги и подышать волшебным воздухом неги.
                Вдоль реки росли кусты и трава, не зеленая,  а просто изумрудная,  пышная и сочная,  в отличие от высохшей в других местах степи,  без дождей и россыпи  живительной влаги. Вдруг генерал, так же как и в гарнизоне,  остановил свой взгляд на каком то объекте, даже видно было, как он прищурился, наверное  был немного близорук,  и через несколько секунд спросил:
- Капитан, а что там такое красное? Вот там за рекой, видишь?
                Я пригляделся, даже ближе подошел к берегу реки. Средь зелени травы, где - то отдельными точками,  а где-то  пятном, неровным,   но ярким,  выглядывали цветы-саранки.  Их бархатная роскошь  была восхитительна, а при  налетевшем ветре переливы волн  казались нежными и мягкими, как перина в  родном деревенском доме.
- Товарищ генерал это цветы!   
- Вот бы  тебе, капитан,  нарвать их, да домой к жене с цветами, вот бы наверное удивилась!
         А я промолчал, представил себя с цветами и  радостную улыбку  от неожиданности жены, которая  давно уже не видела такой красоты, не выходя практически из квартиры, так как и ходить то было некуда.
          Мы уехали,  показ моей работы прошел, так себе, можно сказать  удовлетворительно.
           Но, как ни странно, было  радостно на душе,  и от увиденных,  как мираж,  среди высохшей степи цветов и от того,  что генерал не оказался бездушным «сухарем»,  как об этом думал  я  и все кто его знал и от того,  что  возвращался я с поездки с букетом алых саранок, ароматных и прелестных, свежих и опрятных  и от того,  что ждала меня  улыбка жены, давно уже ворчавшей на условия быта и скукоты жизни, загнавшей нас на край света.