Челлини. Жизнеописание

СУДЬБА РУКОПИСИ

"Рукописи не горят". Горят, да еще как горят. И все же некоторый резон в этой короткой фразе есть. И Б. Челлини, словно, специально создал свое "Жизнеописание", чтобы не лишать эту фразу хоть видимости истины. Когда он ее писал, никто не знает, но по утвердившейся версии, начата была эта рукопись ок 1557 года, и резко оборвана в 1566, причем не просто оборвана, а подвергнута самосожжению, ибо там он довольно-таки откровенно высказался о своих отношениях с г. Козимо, когда тот стал правителем Тосканы. Заметим, что теперь, когда все они ушли в глубокую историю, эти претензии к герцогу кажутся глупыми и ненужными для такого величественного труда ("и мне еще остается получить 500 золотых скудо и по сию пору, когда близится конец 1566 года").

Однако, похоже, он ее читал друзьям и знакомым и даже давал на дом, так что какие-то копии сохранились. Кроме того, и сам создал, возможно, не одну копию. По крайней мере, рукопись, обнаруженная в 1829 году, содержала пометки, сделанные его рукой.

Но к тому времени его "Жизнеописание" уже давно преобразовалось в книжную форму: первое издание его датировано аж 1728 годом. Сделано оно было в Неаполе, причем источник не сохранился. В течение XVIII века появилось еще несколько изданий, одно из которых в 1771 году перевел на английский язык Хорас Уолпол, а другое, весьма отличное от этого в 1803 на немецкий -- Гете.

Разумеется, литературоведы тщательно сравнили варианты, и обнаружили, несмотря на разность эпизодов и их последовательность в разных редакциях, почти полную идентичность по фрагментам с найденным т. н. аутентичным текстом. То есть в течение веков, многочисленные рукописи, разнясь по частям, плясали почти в одну дуду с первоисточником, не изменяя его в той части, которая попала в перепись.

Более того, в 1848 году "Жизнеописание" было издано на русском языке, в переводе с французского, опять же не сводимого полностью ни к изданию 1829 года, ни к более ранним. Но самое прикольное, что уже в наше время тщательный историко-филологический анализ обнаружил скрытые цитаты из Челлини в сочинениях итальянских историков XVII века Казони, падре Пуччинелли; наверное, когда покопаются подольше, обнаружат и у других. То есть рукописи живут во многом своей устойчивой, неподверженной всепобеждающей руке времени жизнью.

СУДЬБА ПРОИЗВЕДЕНИЯ

После гетевского перевода многие набросились на "Жизнеописания". Усердно читал их Стендаль, скопировав в "Пармской обители" детали побега Челлини, знаменитую статью-рецензию написал Шиллер, во многом поспособствовав славе гетевского перевода. Затем было много других, включая М. Твена, когда Том сравнивает свое глупое связывание простынь с тенью великого флорентинца..

Но, пожалуй, самым лучших переложением "Жизнеописания" стал роман А. Дюма "Асканио", основанный между прочим на издании 1822 года. Сопоставление его текста с биографией дает прекрасную и наглядную возможность для сравнения, как изменилось повествовательное искусство с пришествием романной формы.

Прежде всего возникла мотивировка. У Челлини любой эпизод соединяется со своими собратьями чисто хронологически, у фр писателя же они выстраиваются в цепочку эпизодов, каждый последующий из которых зависит от предыдущего и определяет следующий за ним. Поэтому эпизоды у Челлини без ущерба для целого можно менять местами, выбрасывать одни и добавлять другие. Повествование катится несколько монотонно, при всей яркости образов и колоритности деталей, так что к концу почти устаешь от него.

Напротив в романе постоянно нарастает напряжение. Ибо в романе все эпизоды, как альпинисты, связаны одной веревочкой -- полетел вниз головой один -- и все рухнули в пропасть (за исключением тех, конечно, которые писатель вставлял ради нагнетания листажа под гонорар; получилось много лишнего, но это отслаивается от необходимого даже не вооруженным литературной теорией взглядом).

Развитие сюжета с нарастанием напряженности хорошо видно по кульминационному эпизоду романа: отливке статуй Юпитера-Персея (Дюма совместил эти два похожих эпизода в один). У Челлини никакой особой причины для этого действия не было: ну заказали, заплатили денег, он и сделал. У Дюма же мотивировкой являлась необходимость спасти своего ученика. Благодаря этому, сцена соотнесена со всем действием романа. И соответственно, каждое действие удачное или неудачное итальянского мастера создает напряжение: либо приближая спасение Асканио, либо ставя его под сомнение.

Заметим, что у Гете, который основное внимание сосредоточил не на сюжете, а на фигуре самого Бенвенуто этот эпизод вообще приобрел другое звучание: этакий своеобразный гимн в прозе творческому труду.

Таким образом роман создает совершенно новую повествовательную реальность, незнакомую автору XVI века.