История вторая. Подкасты

Технически эта история оказалась для меня одной из самых сложных в плане описания. В смысле, я реально долго думал над тем, как безопасно перегнать в текст те звуковые сообщения. Они оказали на меня столь мощное воздействие, что я и сам бы не решился слушать их повторно, и не хотел бы давать их слушать кому-либо ещё. Тем не менее, моя невротическая педантичность не позволила мне просто взять и описать эти подкасты на отвались.
Да-да. Это не опечатка. Вот такая модная хипстерская тема ухитрилась закрасться в мою прохладненькую. Забавно, а? Что ещё смешнее, эта история разворачивалась в соответствующе хипстерском месте — в телеграм-канале. А уж сколько модных приблуд мне пришлось скачать и проверить, чтобы в итоге поделиться услышанным в своей истории… Да, я перерыл немало программ для перевода звуковых файлов в текст. Мне пришлось забивать уши ватой и закрывать тяжёлыми дедушкиными радионаушниками во время расшифровки. И всё равно слабо пробивающийся звук доставил мне массу дискомфортных ощущений, хотя слова разобрать я не мог.
Но печатный текст безопасен, можете не париться. Я проверял.
Так вот, ближе к делу. Странные смс-ки и не менее странные уведомления приходили на мой Номер регулярно. Подробнее о них я расскажу чуть позже, а сейчас хотелось бы заострить внимание на одной конкретной смс.
Она пришла с номера, который определился кучкой битых значков-прямоугольничков — хах, до этого я даже не знал, что номера могут так отображаться, — и содержала в себе всего три слова: «tg channel» и, собственно, имя канала с собачкой.
Разумеется, название канала я здесь писать не буду, дабы не ввести особо любопытных во искушение. Сам-то уже успел тысячу раз пожалеть о том, что полез смотреть эту ссылку, поэтому знаю, о чём говорю. Да, вы удивитесь, но я вполне охотно ввязывался в некоторые предложения, поступающие мне через подобные уведомления и сообщения. При моём образе жизни свободного времени у меня водилось в избытке. Порой я не знал, чем его заполнить, а потому был готов подписываться почти на любой кипиш… Чем, наверное, и можно объяснить моё участие в этом криповом замесе с Номером, в общем-то.
На первый взгляд канал оказался совершенно обычным. Дурацкая обложка, не менее дурацкое пафосное название — то ли «Проект “ОСВОБОЖДЕНИЕ”, то ли «Проект “ВЫСВОБОЖДЕНИЕ”», сейчас уже и не вспомню. На маленькой иконке в верхнем углу экрана что-то вроде значка крыльев, распахивающихся в условно нарисованной ломающейся клетке. Внутри самого канала тоже не было ничего подозрительного. Сообщения в духе «Всем привет, вот наш новый подкаст, не забудьте переслать его друзьям» вперемешку с аудиофайлами.
Поначалу я даже подумал, что меня вычислила какая-нибудь секта анонимных наркоманов с намерением агитировать в свои ряды, уж очень всё намекало.
Решив, что ничего интересного тут не завалялось, я уже собрался покинуть канал… Как вдруг зацепился взглядом за одно из текстовых сообщений.
«Дорогие друзья!
Вот уже более сотни из вас смогли совершить этот решительный шаг навстречу избавлениям от страданий. Цифра, конечно, невелика. Но и тех, кто способен проявить подобную отвагу — единицы! Мы гордимся каждым из наших товарищей, кто сумел перешагнуть через собственный страх и направим все усилия на поддержку тех, кто хочет последовать за ними. Знайте, что страх смерти — абсолютно нормальное явление. Не корите себя за нерешимость! Мы создали этот проект, чтобы помочь вам преодолеть сомнения на пути к истинной свободе. Ваши товарищи записали для вас вдохновляющие истории о принятии столь непростого, но столь правильного решения. Мы знаем, однажды и вы сможете победить в этой битве за освобождение от земных тягот!»
Лол, что?
Помню, как перечитал сообщение несколько раз, пытаясь убедиться, что правильно понял его посыл. Я нашёл желающих затмить хайп «Синего Кита» или как?
С смешанным чувством тревоги и любопытства я пролистал другие сообщения. Не буду приводить здесь их текст, они все говорили примерно об одном и том же. Жизнь в них описывалась чем-то вроде оков — тягостных, лишающих свободы и вынуждающих подчиняться «правилам плоти». Красочно расписывались скупые возможности мозга, болезни, боли, трата времени на сон и еду… Короче, все «ограничения, что накладывает на нас тягостная плоть». Авторы текстов вообще очень любили слова «плоть», «ограничения», «свобода», «счастье» и «отвага». Слово же «смерть», которая представала в текстах единственным возможным выходом, встречалась максимум один раз за сообщение, а слово «суицид» не встречалось вообще. При всей прямоте призыва, подавался он очень поэтично и метафорично, прям не придерёшься.
А названия аудиосообщений показались мне ещё более странными. Они словно даже не имели бы отношения к тематике канала. Каждое из них начиналось со слов «Я хочу…», за которыми могло последовать как совершенно адекватное продолжение, так и полная дичь.
«Я хочу уйти от суеты».
«Я хочу поставить точку».
«Я хочу спасти вас всех от себя».
«Я хочу запечатлеть апофеоз своей жизни».
«Я хочу большего».
«Я хочу преодолеть это».
«Я хочу отвязаться от потребностей своего тела».
Недоумение моё скоро переросло в любопытство. Полистав стену из голосовых сообщений, я ткнул на одно, название которого мне показалось довольно безобидным.
Оно называлось “Я хочу спать”.
И с первых же слов я заслушался.
“Каждый день я начинаю с подъятия собственных век. И каждое утро я встречаю с одним и тем же вопросом -- зачем? Зачем проживать эту жизнь, в которой я хочу всего лишь одного -- спать?”
Как я уже сейчас понимаю, заворожил меня не столько текст, сколько голос. Очень странный голос, в котором было нечто такое, от чего хотелось слушать его ещё и ещё. Голос был не мужским и не женским, с какими-то утрированными интонациями страдающей дамы -- почему-то я представлял себе худого транса лет под сорок, нервно потирающего лицо костлявыми пальцами.
“Знаете, какого это -- бороться с наступающим сном в течении всего дня? Извилины мозга начинают медленно стягиваться куда-то вниз, как резиновые струны -- а затем их внезапно отпускает, и они с хлопком ударяют по сознанию, заставляя тело болезненно вздрагивать. Тебя резко выдёргивает из объятий сна и швыряет обратно в реальность. Голова страшно гудит, черепная коробка сжимается. Лоб наливается давящей тяжестью. Шейные позвонки прошивают десятки невидимых игл, судорожные рефлексы от которых стягивают лицо в гримасу. Губы расплющиваются так, что изнутри на них пропечатывается зубной рисунок. Брови теснят переносицу, ноздри дрожат от напряжения, кожа на скулах готова лопнуть. Невыносимо хочется зажмурить веки, спрятав под ними воспалённые глаза. Крошечный жест отделяет от желанного покоя, от мягкой темноты -- но ты ещё несколько часов не сможешь себе его позволить.
А самое мучительное в моей жизни -- пробуждение. Утром веки словно прирастают к глазным яблокам. Невыносимо больно поднимать их. Взгляд застилает пелена серых мушек. Нужна вся сила воли, чтобы приподнять верхнюю часть туловища с кровати, игнорируя тянущую боль, которой отдаёт каждое движение. Тело кричит вернуться обратно в состояние сна, протестует против насилия над ним. Лёгкие пережимает спазм, сердце бьётся через силу. Его удары прокатывают тяжёлую волну от груди до кончиков пальцев. “Перестань, перестань”, -- плачет организм, и, видят Боги, больше всего на свете я хочу поддаться его мольбам. Но нельзя. Телу нужен не только сон, ему нужна еда, нужно тепло и нужна вода, за всё это нужно платить. Поэтому сейчас я встану, залью в себя дешёвую кофейную отраву, обрекая на колики в сердце и в боку, а потом добью ударом никотина по мозгу, чтобы…
Чтобы что? Идти зарабатывать деньги на продление жизни, в течении которой я буду мечтать лишь об одном -- лечь и закрыть глаза? Чтобы увеличить время собственных страданий? Ради этого я каждое утро с трудом выдираюсь из блаженного покоя и потом мучаю себя ещё 10 часов подряд? Но зачем, если я могу просто уснуть навсегда? В этом ведь нет ничего сложного. Всего лишь три стакана воды и восемь пачек... (*тут прозвучало название незнакомого мне препарата). У меня уже слипаются веки. Надо всего лишь поддаться этому. Накрыться одеялом, закрыть глаза и забыть обо всём, что вынуждает меня открывать их снова и снова. Больше этого не будет. Мне не надо будет просыпаться. Никогда. Наверное, это мои последние мысли. Как же мне хорошо. Какая пустая голова... Ни о чём не надо думать... Пускай это длится вечно... Так спокойно… так спокойно…”
Я даже не заметил, как запись закончилась. Обладатель гипнотического голоса словно транслировал мне не слова, но собственные ощущения. Моя голова налилась сонной тяжестью, глаза вдруг стали сухими и уставшими. Я чувствовал себя так, словно только что закинулся мощным снотворным. Неожиданно идея “вечного сна” и мне показалась крайне привлекательной. Правда, это ведь будет так здорово -- больше никаких проблем… Никакой ломки, никаких головняков с долгами… Никакого стыда за собственную никчёмную жизнь… и никакой тоски о прошлом… Лишь покой, вечный покой и блаженное забытье...
Но не успел я довести эти зловещие мысли до конца, как включилась следующая голосвуха.
Это была одна из самых неприятных записей на канале. Она называлась “Я хочу перестать бояться смерти”.
“Я записываю это сообщение, это сообщение, потому что хочу сказать, что мне надоело бояться, бояться… бояться! Я всё время боюсь, боюсь смерти… смерти!”
Я ещё не успел отойти от сонного паралича, в который меня погрузило предыдущее сообщение, как от прослушки нового во мне начала нарастать отчаянная агрессия. Диктор не выговаривал, а скорее выплёвывал слова, путаясь в собственным губах и цепляясь языком за дёсны -- я практически слышал, как у него изо рта вылетают брызги слюней на каждом слоге. Но даже при крайней неразборчивости, которую усиливали постоянные повторы -- похоже, автор голосовухи страдал патологией речи, -- сообщение прямо-таки полыхало страхом и злостью.
“Постоянно боюсь смерти-смерти! Что меня может переехать машина, переехать машина!  Что я могу поскользнуться перед дверью на кухне, перед дверью на кухне. Она стеклянная, если разобъётся, то упадешь на острые осколки прямо горлом, на острые осколки прямо горлом! А если папа их соберёт, то он покрошит их, покрошит их. И насыпет прямо мне в еду, прямо мне в еду! Они застрянут в органах, застрянут в органах, и тогда я умру… умру-умру!”
По неравномерному шуму на фоне было несложно догадаться, что автор сообщения записывал его где-то на улице в ветреный день. Но скоро фоновые звуки позволили более точно определить его местонахождение.
Я всегда боялся электричек. А точнее путей, которые в моём детстве всегда были завалены изуродованными трупами животных: располовиненных кошек с мёртвыми глазами; собак, перемолотых в фарш из свалявшейся шерсти, торчащих наружу костей и заветрившихся внутренностей; крыс, некоторые из которых ещё дёргались, когда мы с батей переступали через них… Да, батя не брезговал валить прямо через пути, забирая меня из детского сада. Причём зачастую прямо под носом у подкатывающей электрички. А я, будучи мелким, безропотно переваливался следом и не знал, чего бояться больше -- мёртвых тварей или того, что стоит мне споткнуться, как мы с папой разделим их участь. Как вы можете догадаться, мои страхи не сбылись. Но этот кошмар моего детства, этот грёбаный скрипящий шум надвигающегося поезда я узнаю в любом качестве, даже под слоем ветра, задувающего в микрофон, даже под криками брызжущего слюной дегенерата.
Именно он зазвучал на фоне примерно на середине сообщения, нарастая и заставляя диктора кричать всё громче и неразборчивей.
“Всё вокруг хочет меня убить, хочет убить! Каждый день хочет убить! А я боюсь-боюсь. Всё время боюсь-боюсь! И больше всего я боюсь умирать, боюсь умирать! Я ОЧЕНЬ БОЮСЬ УМИРАТЬ!”
Я вздрогнул, когда на заднем плане завизжал гудок поезда, поглотив половину слов. Когда он стих, грохот колёс уже звучал невыносимо громко, заставляя диктора уже буквально орать в микрофон.
“...Я БОЛЬШЕ НЕ ХОЧУ БОЯТЬСЯ-БОЯТЬСЯ! И ЧТОБЫ! ПЕРЕСТАТЬ! БОЯТЬСЯ УМЕРЕТЬ… УМЕРЕТЬ! НУЖНО ПРОСТО… УМЕРЕТЬ!!! КОГДА Я УМРУ, Я БОЛЬШЕ НЕ БУДУ БОЯТЬСЯ, НЕ БУДУ БОЯТЬСЯ!”
Мои уши резанул невыносимо мерзкий визг металла об металл. Машинист явно затормозил с такой отчаянной силой, что мне показалось -- из динамика сейчас посыплются искры. Гудок поезда вновь разразился отвратительным рёвом, от которого задребезжали детали микрофона.
Но на этот раз даже все эти шумы не смогли перекрыть яростные крики диктора.
“НЕ БУДУ БОЯТЬСЯ! Я БОЛЬШЕ НЕ БУДУ БОЯТЬСЯ! Я НЕ БУДУ БОЯТЬСЯ! Я НЕ БУДУ БОЯТЬСЯ! НЕ БУДУ БОЯТЬСЯ, НЕ БУДУ БОЯТЬСЯ, НЕ БУДУ БОЯТЬСЯ!”
Последнее “бояться” оборвалось каким-то странным вскриком, похожим на предсмертный рык быка, которому тореадор засаживает шпагу в глотку. Но через секунду его смёл поток нарастающего грохота. В телефоне что-то хрустнуло, зашуршало и мокро чавкнуло прямо в микрофон, перекрыв металлический шум.
А затем запись оборвалась.
Я сидел в оцепенении. Моя голова всё ещё тяжело гудела после откровений сонного транса, но теперь меня ещё и распирало изнутри неприятное осознание собственной хрупкости. Практически на моих глазах чужое тело только что разорвало в клочья -- но ведь я обладал точно таким же телом, с которым в любой момент могло случиться что угодно! В меня могла ударить молния, меня могли зажевать механизмы эскалатора, я мог упасть виском прямо на острый угол икеевской тумбы возле кровати… Я мог умереть в любой момент! Что будет чувствовать моё тело при этом? Будет ли мой мозг биться в агонии или от безумного животного страха, цепляясь за призрачную надежду выжить? Почему я до сих пор не задумывался о том, как это страшно -- умирать?!
Неужели теперь мне придётся влачить этот страх до конца своих дней?! Сука, но это же невыносимо!..
И пока у меня морозило кишки от столь неприятного открытия, запустилось следующее аудиосообщение, которое называлось “Я хочу избавиться от своего тела”.
“Здравствуйте. Меня зовут Мария Марковна Гудинь. Мне тридцать четыре года. Закончила сельскохозяйственный техникум в две тысячи восьмом году. Восемь лет работаю на мясокомбинате в отделе контроля качества. Я провожу очень много времени среди холода и грязного пола, испачканного фаршем. Почти каждый день я вижу кучу мёртвых туш и кусков мяса. Работа тяжёлая, мои коллеги не любят шутить, разговаривать и двигаются очень медленно. Большинство из них уже не похожи на женщин. Они похожи на такие же куски мяса. Я тоже похожа на кусок мяса. У меня грубое некрасивое тело. Я много раз старалась стать лучше. Я сидела на диетах, ходила к парикмахерам и косметологам. Это так глупо. Я некрасивая. Я всегда очень хотела быть счастливой. Точнее, я думала, что если меня кто-то полюбит, то я буду счастлива. Хотела свою семью, мужа, деток. Но можно, чтобы хотя бы просто полюбили, этого будет достаточно. Моя старшая сестра замужем, она говорит, что в нашем случае мужчину надо брать лаской и добротой, быть мудрой, прощать измены. Но я так не могу, у меня депрессия и пост-травматический синдром, бывают истерики, попытки самоубийства. Мне нужна любовь и поддержка. Если бы я была красивой, мужчины могли бы терпеть всё это ради моей красоты, а так они не будут терпеть, я же это понимаю. Я думаю, что у меня красивая душа, но она никому не будет интересна при таком некрасивом теле. В Библии сказано, что Бог даёт испытания тем, кого любит, и что отказываться от них грешно, но я не понимаю, как можно мучить того, кого любишь? Наверное, люди просто придумали себе такое утешение. Бог ведь мужчина, а значит, он тоже оценивает меня, как женщину -- то есть, по красоте тела, которой у меня нет. Но если я избавлюсь от тела, от меня останется только душа, верно? А я думаю, что душа у меня красивая. Но чтобы её показать, нужно скинуть с себя тело полностью, это всё равно как раздеться. Я долго думала, как это сделать, и вспомнила о фабричной мясорубке у нас на мясокомбинате. В ней мы утилизируем трупы непригодных в пищу животных, от них остаётся только густая жижа. Я думаю, что если прийти на мясокомбинат в ночную смену, когда людей совсем мало, то будет несложно включить эту мясорубку так, чтобы никто не заметил. Если она перемелет моё тело в жижу, то, возможно, Бог забудет о том, что у меня когда-то было некрасивое тело и полюбит меня за красоту души. Жаль, что это будет Бог, а не обычный мужчина, но если для меня надежды больше нет, то пускай меня полюбит хотя бы Бог”.
Я прослушал всё это, не шевелясь. Мои слипающиеся глаза набухли слезами. Я покорно поддался глухой тоске, которой был пропитан уставший голос дикторши. Она наговаривала сообщение с таким безысходным равнодушием, что я почти физически ощущал всю ничтожность тех надежд, которые Мария Марковна возлагала на свою смерть. В какие глубины отчаяния нужно было спуститься, чтобы без колебаний променять собственную жизнь на иллюзию хоть чьей-то любви? Впрочем… зачем я это спрашиваю? Кому, как не мне, тощему уродцу с ранними залысинами и гниющими венами было не знать, что это такое -- потерять всякую надежду на то, что хоть кто-нибудь в этом мире примет меня, полюбит и простит за каждое дерьмо, которое я успел натворить?
Я зажал себе рот, чтобы приглушить подкатившее к горлу рыдание. Беспросветная печаль больно сдавила мне грудь, -- и лишь автоматический запуск очередного сообщение спас меня от первого в жизни инфаркта. Оно называлось “Я хочу завершить историю”, и сначала показалось мне чертовски весёлым по сравнению с предыдущим.
Но только сначала.
“Ха-хах… Ох, пресвятые угодники, как говорил Док… Короче, я просто не могу передать, как чертовски я счастлив. Я, блять, счастлив! Ах-хах-ха-ха-хах! Хотите, докажу, что я счастливее вас? Вот смотрите. Загибайте пальцы. Первое — я женат на любимой женщине, с которой мы буквально срослись душами. Сдохните от зависти, но это самая красивая женщина в мире! Мы договариваем друг за другом фразы и видим одинаковые сны! Второе — жена подарила мне прекрасную дочь. Её глаза похожи на небо в предгрозовую пору, а когда она смеётся, то кажется, что весь мир сейчас пустится в пляс! Ей всего три года, но она уже сама убирает свои игрушки и умеет читать по слогам. Разве это не чудо?! Третье. Сегодня мои работы буду участвовать в самой крупной и элитной фотовыставке в моей жизни. Международной. Мне ещё нет тридцати, а я уже знаменит! Ах-ха-ха-ха-а-ах… Ха-ха-ха-ах… Ха-ах… Так к чему… Зачем… Зачем же мне продолжать жить дальше?!!”
Помню, как подскочил от истерического визга, в который неожиданно скатился этот экспрессивный, но уверенный монолог. Автор сделал несколько шумных вдохов, явно пытаясь успокоиться. Когда он заговорил снова, его дрожащий голос колебался на грани слёз и отчаянного смеха.
“Дальше… всё ведь будет становиться лишь хуже и хуже? Любое явление пойдёт на спад после пика… Вы думаете, почему все “хэппи-энды” в фильмах заканчиваются на победе над злодеем или на свадьбе?! Да потому что никто из зрителей не захочет видеть, как забытый всеми герой пропивает в одиночестве свою старость, грустно вспоминая дни былой славы! Или как счастливые молодожёны превращаются в двух жиреющих, утопающих в мелкой грызне обывателей! Продюсеры знают, за что зрители захотят платить, а за что -- нет, ха-ха-ха-ха-ха-ха!!! Вот и я не хочу наблюдать, как моя жена стареет. Как превращается из прекрасной гибкой девушки в воняющую близкой смертью старуху. Не хочу увидеть, как моя дочь из нежного цветка станет грубым неотёсанным подростком, которого будут мацать своими ртами прыщавые потные долбоёбы. Не хочу встретить закат своей карьеры. Не хочу чувствовать, как слабеет моё зрение, тупится творческая интуиция, медленно угасает мозг и тело отказывает…”
Сначала мне показалось, что это сообщение спасёт меня от тяжёлой тоски сообщения Марии Марковны, но теперь оно лишь усилило его эффект.
Глубоко в душе я всё ещё надеялся, что однажды произойдёт нечто, которое даст мне силы выбраться из этой беспросветной ямы. Что когда-нибудь я найду то, ради чего стоит жить. Теперь же я чётко осознал истинную природу счастья -- на самом деле это не более, чем жестокая издёвка судьбы. Она даёт желаемое лишь затем, чтобы потом отобрать, оставив в подарок мучительные воспоминания о прошлом, в котором всё было хорошо…
“А я всегда любил кино, и знаете, я очень хорошо чувствую момент, когда стоит пустить титры. Под красивую музыку. И с лентой чудесных кадров, лгущих нам о том, что всё может закончится хорошо... Да блять, хватит уже тянуть кота за яйца! Я получил то, чего так хотел от жизни. Самое время распрощаться с ней, пока она не отобрала у меня всё, над чем столько трудился. Аривидерчи, друзья!”
Примерно полминуты в сообщении висела фонящая тишина. Затем послышался резкий полувсхлип-полувздох.
После чего голосовое закончилось. Очередное горькое озарение терзало меня с удвоенной силой: страдания никогда не закончатся, у них нет конца, есть только жалкие передышки, усиливающие эффект пытки… Меня буквально колотило от рыданий. Поэтому я не успел отключить следующее сообщение, воспроизведение которого запустилось автоматически.
Оно называлось “Я просто хочу убить кого-нибудь”. Его диктовал ясный, звонкий и довольно агрессивный мужской голос.
“Мне надоело, мне это всё уже надоело просто до умопомешательства, до высшей точки осточертения, блять, вот эта вся клетка, тупые условности эти, вечное ограничение свободы, стандарты какие-то, хрен знает кем и для чего придуманные, при которых нельзя ни убить, ни умереть, ни вообще что-либо со своей или чужой жизнью сделать или как-то распорядиться -- и как прикажете разбираться тем, кто хочет убить, кто хочет быть убитым, кто хочет вообще сочетаться со смертью в этой жизни? -- никто ответа дать не может, да и не пытается. Меня создали убийцей, палачом, профессиональным лишателем чужих жизней, это как бы моё основополагающее составляющее, главный компонент всей моей личности, без
которого прочие попытки моей реализации просто лишаются смысла; и всё, что мне преподносит мир -- это всё равно, что пытаться при сильной жажде напиться воды из пустой бутылки, может быть даже очень красивой, но всё равно пустой бутылки, я понятно выражаюсь?! У меня уже в горле стоят все эти обдумывания, попытки нарисовать схему убийства, чтобы совершить его безнаказанно, а потом ведь ещё всю жизнь ходить и бояться собственной тени: а вдруг кто всё-таки заметил, а вдруг были свидетели, и прочая эта достоевщина-раскольниковщина -- нет, спасибо, знаем уже, видели, даже ****ому Армину Майвесу не дали спокойно слопать этого Юргена, который сам хотел быть слопанным. В этом мире, этом обществе нет места убийцам и убийствам, но так как без этого вся моя жизнь просто бессмысленно опорожняется, у меня по ходу просто нет выхода, кроме как убить самого себя, поскольку да, в этом случае я хоть и сдохну -- а пускай, ведь тогда у меня получится как бы двух зайцев разом завалить, ха-ха! Я вроде как и достигну главного свершения своей жизни, того, о чём я почти с самого рождения мечтал -- то есть, собственными руками оборву человеческую жизнь, остановлю жизненные процессы человеческого организма, -- а с другой, мне больше не придётся голову себе насиловать постоянными потребностями с невозможностью их достижения, сдерживаться, колебаться между выбором желаемого и пугающего, и прочая всякая муть. Ладно, короче, я чего-то разговорился здесь, а ведь время-то на самом деле не ждёт, мало ли, мне сейчас астероид какой в голову прилетит из космоса и лишит возможности осуществить задуманное, или вообще инвалидом сделает. Бывайте, в общем, ребятки, спасибо вам всем и за всё, ещё увидимся на параллельных просторах реальности, а теперь пойду я себя убивать”.
Диктор так задорно завершил свою речь, что я аж засмеялся. Из моих глаз продолжали литься слёзы, но я и перестать смеяться я не мог. К моим множащимся эмоциям добавилась ещё одна -- безбашенное, злое веселье. В самом деле, ведь убивать так весело!
Собственно, что нужно для убийства? Чья-то жизнь, которую можно оборвать и чьё-то тело, посредством прекращения жизненных процессов которого это можно сделать. У меня было отвратительное, вечно сонное тело, изуродованное ничтожным образом жизни и зашкваренное веществами. У меня была бесполезная жизнь, которая не приведёт ни к чему хорошему, а если и приведёт — то ненадолго, чтобы потом макнуть в вечную боль утраты. В самом деле, а что мешает взять вот это всё и роскомнадзорнуть?! Страх смерти? Так ведь он исчезнет, как только я умру! Даёшь рок-н-ролл, мля!!!
А пока я плакал и смеялся одновременно, запустилось следующее сообщение -- “Я хочу знать, что будет дальше”. А потом следующее -- “Я хочу избавить вас от страха”. А затем ещё одно, и ещё, и ещё...
“Я хочу найти удовольствия за пределами живого тела”… “Я хочу познать бесконечность”… “Я хочу обрести ту красоту, что выше плотской”… “Я хочу перейти на новую ступень бытия”… “Я хочу стать одним целым со вселенной”… “Я хочу победить материю”… “Я хочу нечто большее, чем может предложить жизнь”… “Я хочу достичь кульминации”… “Я хочу избавиться от обременяющих желаний”… “Я хочу больше никогда не болеть”… “Я просто хочу поскорее прийти к тому, чего всё равно не избежать”…
Голоса уже не просто сменялись один другим. Я не успевал отойти от речи одного оратора, как моё сознание атаковал следующий.
Мои чувства сошли с ума, накладываясь одно на другое, сливаясь в одну немую и одновременно многоголосую симфонию. И бесконечные дирижёры этого адского концерта продолжали и продолжали говорить, добавляя всё больше эмоций в мои переживания. Их поток уже давно смыл мой рассудок, мой самоконтроль и я чувствовал, как вот-вот нарастающий напор смоет даже мою собственную личность.
Я хочу отомстить тем, кто не ценил меня… Я хочу вырваться из своего искалеченного тела… Я хочу узнать, что чувствовала моя мама, когда умирала… Я хочу навсегда заткнуть голоса в моей голове… Я хочу перестать бояться… Я хочу прекратить это всё… Я хочу вернуться домой… Я хочу, чтобы моя смерть заставила их плакать…
Я хочу больше никогда не чувствовать боль… Я хочу последовать за своей любимой… Я хочу доказать, что могу быть храбрым… Я хочу стереть все свои ошибки… Я хочу испортить этот мир своей смертью… Я хочу показать миру красоту смерти, я хочу напугать мир тем, что все мы смертны…
Больше, больше причин, несущих в себе всё новые чувства, под толщей которых я тонул и задыхался.
Я хочу перестать страдать о том, кто не любит меня… Я хочу стать Пустотой… Я хочу полюбоваться собственным трупом…
Хочу свободы… Хочу небытия, забвения… Отсутствия мыслей, желаний, боли, страданий, разбитых мечтаний, бесплодных стремлений, хочу покоя, покоя, покоя, покоя покояпокояПОКОЯПОКОЯПОКОЯПОКОЯ, ВСЕГО ЛИШЬ ПОКОЯ, ПРОСТО ДАЙТЕ МНЕ ПОКОЯ, ПОЖАЛУЙСТА, ПРОШУ, ОСТАВЬТЕ МЕНЯ В ПОКОЕ!
Я орал это вслух. Я орал это про себя. Я орал это голосам, которым не мог противиться. Я орал это нарастающему давлению переживаний, под которым крошились остатки моего «Я». Я орал это всему грёбаному миру, который зашвырнул меня в тело ничтожного наркомана-аутиста и подвёл к этой черте, за которой я потерял всё.
Я так ненавидел этот мир, что хотел плюнуть ему в лицо своими мозгами, замарать его грязью своих гнусных внутренностей и утопить в собственной несвежей крови. И Господи, как же отчаянно стыдно мне было за эти отвратительные желания, что я не хотел ничего сильнее, чем уничтожить себя за одни лишь мысли об этом, да, уничтожить, прямо сейчас, скорее, ну же!!.
А в следующий момент я очнулся на подоконнике. Открытого окна. В своей комнате. В бабушкиной хате.
А находится она, к слову, на девятом этаже.
Сказать, что я дичайше обалдел -- ничего не сказать. Только что я находился в каком-то параллельном пространстве, один на один с сонмом множащихся эмоций и адскими голосами, а теперь вдруг меня выплюнули обратно, прямо на грёбаный подоконник, на котором я исполнял нелепый танец живота, пытаясь удержать равновесие. Всё закончилось куда внезапнее, чем началось.
Голоса куда-то исчезли, и все мои инстинкты разом завопили от ужаса, когда я понял, в какой неприятной ситуации нахожусь.
Я едва успел ухватиться за хлипкую старую раму, которую не меняли, наверное, со времён СССР. Никогда не забуду, как она хрустнула под моей ладонью. Прежде, чем слезть с окна, я успел заметить небольшую кучку зевак, собравшуюся во дворе -- похоже, я проторчал на своём постаменте славы достаточно, чтобы привлечь лишнее внимание.
В первые минуты я настолько охренел от всего случившегося, что даже не задумался о том, как мне удалось спастись. Да мне и не до того было -- я прям жопой почуял, что в квартире что-то не так. Какие-то перемены произошли за время моего выпадения в телеграмный астрал… И они точно были не к лучшему.
Я вывалился из своей комнаты, как Эндрю Линкольн в начале “Ходячих мертвецов” из палаты, и прошатался через тесные коридоры в кухню.
Там-то я и обнаружил грёбаный звездец, витающий в воздухе.
Бабушка лежала на полу в огромной луже подкисшего супа. Кастрюля с цветочками валялась недалеко от её головы. Сидевший рядом Сыч пытался пережевать своими беззубыми челюстями завалявшийся в бульоне кусочек сосиски -- краем сознания я стыдливо понял, что и я, и бабушка уже пару дней забывали покормить бессловесную тварь.
И только сейчас, бросившись на кипише вызывать скорую, я обнаружил, что мой смартфон пропал. Ну вы-то умные, вы наверняка уже догадались, что я его выронил, залезая на окно. А вот мой мозг к тому моменту был убит настолько, что полная картинка в нём сложилась, лишь когда я вместе с санитарами вышел на улицу...
Да, вызывать скорую всё же удалось -- спасибо соседям, к которым я ломанулся, с воем размазывая сопли по двери. У бабушки подскочило то ли давление, то ли ещё чего, -- короче, пришлось везти её в больницу.
Так вот, когда я помогал санитарам укладывать бабушку в машину, под моей ногой что-то хрустнуло.
Это был мой смартфон. Точнее то, что от него осталось. Разумеется, беспощадная сила гравитации размазала его по асфальту вдребезги, наглядно демонстрируя мне то, что могло бы случиться с моими мозгами при более печальном разрешении ситуации.
Пока санитары возились с бабушкой внтури салона, я осмотрел останки гаджета. Крупные осколки экрана, детали корпуса и какие-то мелкие запчасти разнесло на полдвора.
Но как вы думаете, что из всех этих деталей оказалось прямо перед носком моего кроссовка?.. Правильно.
Симка с Номером.
Зачем я поднял её? Почему не задумался о том, что кладу в карман практически причину собственной смерти, которой мне удалось избежать лишь по чистой случайности? Я сделал это так же тупо и механически, как голодное насекомое, которое без раздумий принимается поглощать первую попавшуюся пищу. Похоже, тогда я очень сильно нуждался в том, чтобы находится среди своих собственных переживаний.
А такой эффект я мог получить лишь от двух вещей: наркотиков и погружения во что-то мрачное, пугающее, близкое к вещам похуже смерти. Чем больше тьма заволакивала окружающий мир, тем дальше он отступал, оставляя меня наедине с самим собой — а ничего другого я тогда и не хотел.
Впрочем, после отправки бабушки в больницу мне ещё долго не удавалось остаться наедине с собой. Неделю я прожил у моих работающих родителей — от них было ближе мотаться до бабушкиной больницы. За эту неделю я успел выклянчить у мамы её старый смартфон, которым она не пользовалась. Когда я засунул в него симку, то увидел, что среди стандартных значков висит значок неопознанного мессенджера, в котором разворачивалась «Стрёмная переписка». Проклятый тг-канал тоже нашёлся по тому же адресу, что и в первый раз. И разумеется, в нём по-прежнему лежали все записи, благодаря которым в тот день наш мир чуть не пополнился парой новых трупов.
Кстати, бабушку в итоге откачали. Через неделю она была готова выписываться.
Когда я вернулся в нашу с ней дыру, чтобы прибраться перед её приездом, то наконец-то вспомнил о Сыче.
Никто из нас, занятых беготнёй с бабушкой, так и не позаботился о бедном животном.
Я нашёл его, закоченевшего и уже начавшего попахивать, под шкафом в бабушкиной спальне. Мне до сих пор стыдно перед Сычом. Очень хочется верить, что он умер от старости, а не от голода — ведь его миски из-под воды и корма стояли пустыми неделю… или гораздо дольше.
Вряд ли бабушка вспоминала о том, что его нужно покормить, раз так плохо себя чувствовала. И уж что говорить обо мне, триповавшем в своей комнате и положившим болт на весь мир за её пределами.
Я похоронил Сыча в перелеске, разделяющем наш район с соседним. Вернувшейся бабушке соврал, что Сыч убежал, пока санитары ходили туда-сюда с открытой дверью. Не знаю, то ли бабушка поверила мне и до сих пор надеется на возвращение Сыча, то ли просто не поняла смысла моих слов, но она продолжает время от времени класть еду в его миски, сиротливо стоящие на газетке под столом.
А я беспалевно выкидываю еду из мисок, когда бабушка не видит. Я-то уже привык жить в иллюзиях. Мне не жалко немного поделиться ими с кем-то ещё.