Кодекс желанной чести-14

Честно признаться, Волынщику было очень не по себе. Не слишком нравились ему бурные события последних дней и часов. (После года почти безмятежной жизни на сонной планетке!) Конечно, нельзя сказать, что он был истинным ангелом с крылышками и никогда никого не трогал. Трогал многих, да так, что ныне те уже не числились в списках живущих на этом свете. Иначе он просто и не был бы правой (карающей!) рукой Кольберга и лучшим его оперативником… самого широкого профиля. Он и при штурме спецназом штаб-квартиры «Центавра» уцелел только потому, что отсутствовал, выполняя на одной из союзных планет очередное крайне деликатное поручение шефа.

Своему весьма авторитетному в определённой сфере деятельности начальнику Волынщик в целом доверял и всегда чувствовал себя за ним, как за каменной стеной. Однако в настоящий момент от бывшего шефа ЦРУ что-то чересчур сильно несло палёным. Может, взять да и плюнуть на всё, а? Выкинуть где-нибудь в лесу проклятого мальчишку и дать дёру пока не поздно? Но куда бежать, спрашивается? Где на этой забытой богом Желанной можно осесть так, чтобы тебя и не нашли, и не слишком тоскливо было жить?

После головокружительной бесконечности великолепных звёздных трасс, после сумасшедших приключений, после ослепительного блеска престижнейших отелей и курортов, после удобнейшего, развращающего быта последней четверти четвертого тысячелетия. После всего этого разом низвергнуться в тухлое местное средневековье на долгие годы?! А то и на всю жизнь?!! Ему и в трактире-то торчать с каждым днём становилось всё невыносимее.

Волынщика передёрнуло от отвращения. Привычно кинув в очередной раз взгляд на маленький дисплей бортового локатора, он вздрогнул от неожиданности: прибор недвусмысленно указывал на стремительное и устрашающе целенаправленное приближение неопознанного пока летательного аппарата. Тот уже явно пикировал на флайер, а идентификатор до сих пор молчал. Чертовщина какая-то!

Теперь, когда времени на раздумья не было, верх взяли боевые инстинкты. Быстро и ловко выбравшись из глубокого пилотского кресла, Волынщик откинул крышку верхнего люка, встал на ребристый кожух антигравитационного усилителя и выглянул наружу. Руки его уверенно легли на сдвоенную гашетку устаревшего, но отнюдь не маломощного ротного бластера, прикреплённого к шарнирной турели. Убожество, конечно, но чего лучшего можно ожидать на Желанной? Спасибо шефу, что придумал хотя бы этот раритет присобачить к прогулочному флайеру. Да и сам-то флайер явно откуда-то списан и превращён в прогулочный. Потому что… на кой чёрт ему идентификатор, по большому счёту?

Наводить ствол на скоростную цель вручную, без постоянного отслеживания и сопровождения её компьютером оказалось очень сложно. К тому же ещё и слегка покачивался зависший в воздухе аппарат, который Волынщик не успел посадить. Как оказалось, — к счастью. Иначе обзор стал бы нулевым. Притом, что на атакующей посудине средства обнаружения малоразмерных целей явно относятся к последнему поколению, коль даже на такой скорости и очевидно большом расстоянии был засечён небольшой, неподвижно висящий флайер.

Многолетняя практика в использовании самого разнообразного оружия сделала свое дело. Выпустив серию плазменных зарядов, головорез с большим удовлетворением увидел, как практически все они с интервалом в доли секунды достигли цели. Но что за чёрт?!! Объект, лишь очень отдалённо напоминающий флайер, но имеющий скорее уж обводы и конфигурацию боевого катера, мгновенно окутался несколькими голубоватыми, ветвистыми сполохами и продолжал, как ни в чём не бывало, неумолимо приближаться. Это что же получается… На такой крохотной скорлупке автоматически наводится новейшая силовая броня?!!

Едва Волынщик осознал этот удивительный факт, как попал во власть инстинктов куда более сильных и древних, чем наработанные боевые навыки. Он немедленно убрал дрожащие пальцы с гашетки и демонстративно задрал пышущий жаром ствол бластера строго в зенит. Затем ящерицей юркнул в салон, возник в кресле и стремительно развернул машину бортом к атакующим.

Всё это должно было дать понять неизвестным, что тот, кто сдуру обстрелял их, уже в полной мере осознал своё глубокое заблуждение, чистосердечно раскаивается и безоговорочно сдаётся.

В эту минуту подал резкий звуковой сигнал бортовой компьютер, по экрану его монитора поползли строки на стандартном языке: «Вам предлагается незамедлительно произвести посадку! Никаких иных действий после этого не предпринимать! Любое ваше движение будет немедленно истолковано как враждебные намерения. У вас для посадки и полной деактивации всех систем летательного аппарата есть 30 секунд… 29… 28… 27… 26…25…»
Неумолимо тающие на экране цифры словно загипнотизировали Волынщика, и лишь когда с мерцающего поля исчезла двадцатка, он, наконец, опомнился. Поёрзав в кресле, нервничающий головорез лихорадочно пробежал пальцами по клавиатуре управления, и флайер послушно скользнул вниз. Выведя показания антиграва на ноль, Волныщик аккуратно посадил машину на мягкий лесной мох, убрал руки от панели управления и замер, не шевелясь и даже избегая теперь делать чересчур глубокие вдохи.

Он давно уже привык приказания, подобные тому, что он сейчас прочитал, исполнять абсолютно буквально. Возможно, именно благодаря этой замечательной привычке до сих пор и оставался в живых.

А через несколько мгновений застывшего в кресле Волынщика с безжалостной стремительностью выволокли из машины и ошеломляюще профессионально и больно превратили в надёжно упакованное, уткнутое лицом в мох тело. Конечности оказались стянуты активными парными браслетами, усиливающими фиксирующее воздействие при малейшей попытке клиента освободиться. Потом «правую руку Кольберга» рывком подняли на ноги, и бандит увидел стоящего перед ним плотного и весьма опасного на вид мужчину в отлично подогнанном спецназовском комбинезоне.

«Так это же Первейший барон Фордром, чтоб мне сдохнуть! Или… нет?! Откуда ему тут взяться, да ещё на такой машине? И в военной форме. Двойник какой-то, что ли? Или Фордром всё-таки? Точно он! Вот всё и встало на свои места. А я ведь докладывал шефу о том, на что похож баронский стяг этого Фордрома! Кольберг, наверное, в горячке информацию пропустил. А теперь нам конец…»

Но Фордром или не Фордром, а глаза у здоровяка были такие… Сильно испуганный Волынщик пережил давно забытое ощущение мороза по коже. За спиной этого плотного убийцы стояли несколько парней в таких же комбинезонах, но с характерными, очень хорошо известными Волынщику нашивками над правым нагрудным карманом. Лица парней были удивительно равнодушны и безмятежно спокойны, но в эти равнодушие и спокойствие не верилось ни секунды.

«Галактический спецназ… Допрыгались мы, значит! А этот Фордром, интересно, кто такой на самом деле? В каком чине? Переиграли нас по всем статьям. А мы тут собирались королевство под себя положить… Джох его задери!» — Волынщик отдавал себе полный отчёт в том, что его вольная жизнь заканчивается безвозвратно. Вернее, уже закончилась.

Мужчина неожиданно доброжелательно спросил:

— Ну и где сейчас Кольберг? — И мимолётно сопроводил взглядом одного из своих людей, несущего на руках Злата. Тот уже пытался двигать руками, поворачивал голову и невнятно мычал, не в силах ещё говорить.

Волынщик тоже невольно скосил глаза на оживающего Злата, потом опять посмотрел на сурового командира спецназовцев и решил, что не станет изображать из себя героя. Пока что он поспешил изобразить сочувствующую мину на лице и неловко пожал плечами: дескать, вы уж извините, я не хотел, меня заставили. Однако проклятый спецназовец истолковал этот жест совсем иначе:

— То есть, ты, что же… хочешь сказать, что не знаешь, где Кольберг? Я правильно понимаю?

— Нет-нет, знаю! Знаю! Вы просто не так поняли. Я в том смысле, что не по своей воле так обошелся с мальчиком. — Самый подходящий момент сдать шефа. Парень он, конечно, шустрый и юморной по-своему, но… Коль пошла такая свадьба, то не следует настаивать, что ты входишь в число лучших подружек невесты. — Он совсем близко отсюда. На флайере — три минуты лёта. Это если в сторону Сухого Бора лететь. Кольберг там остался, чтобы погоню задержать, а меня, значит, с мальчишкой… с мальчиком… отправил к флайеру. Я должен был потом вернуться и подобрать Коль…

— Стоп! Это надо сейчас же использовать. Ты ведь не возражаешь, я думаю.

Вопросительной интонации Волынщик не услышал, поскольку её и не было.
Он криво ухмыльнулся и мотнул головой:

— Какие уж тут могут быть возражения, сэр? Я просто-таки жажду помочь правосудию и очень надеюсь, что мне это как-то зачтётся.

Федоренко холодно кивнул и быстро отдал необходимые распоряжения. Воронцовский флайер с двумя десантниками и Златом на борту немедленно ушёл к Исполинским горам. Там его подберёт челнок: мальчишку надо срочно доставить в медицинский блок звездолёта, поскольку даже слабая наведённая парализация крайне отрицательно влияет на подростковый организм.

В прогулочный флайер сели Федоренко с тремя бойцами и Волынщик. Последнему временно освободили от браслетов конечности, которые он теперь энергично растирал. Ему предстояло всего лишь показаться в лючном проёме машины и позвать Кольберга, после чего сразу отскочить в сторону и предоставить возможность действовать спецназу. Любое отступление от этого нехитрого сценария — хоть самое малейшее! — закончится сфокусированным парализующим выстрелом в позвоночник, что надёжно гарантирует тяжёлую форму инвалидности до конца дней. Нет, вылечиться, безусловно, можно, если до получения травмы ты был неслыханно состоятельным человеком. Напоследок Федоренко, пристально посмотрев в расширившиеся тёмные глаза Волынщика, с неистребимой надеждой спросил:

— Ты же ведь наверняка успел сколотить себе хорошее состояние, чтобы не волноваться, да?

Волынщик сильно побледнел и поспешно повторил, что сделает всё, как надо. Флайер поднялся в воздух и действительно спустя три минуты достиг нужной поляны. Машина ещё висела в двух метрах над землей, когда к ней со всех ног понёсся Кольберг, даже звать не пришлось. Правда, и в проёме задержанному показываться, видимо, тоже не следовало. Белая физиономия Волынщика сразу насторожила опытного бандита, и он мгновенно распластался на траве, наведя на флайер ствол лучемёта. Глаза Кольберга напряжённо шарили по кустам и деревьям вдоль опушки. Не зря ему показалось совсем недавно, что сквозь шум листвы коротко прорезался чертовски характерный звук, похожий на приглушённый свист двигателя воронцовского флайера. Неужели не показалось?!

Пауза нехорошо как-то затягивалась, и Волынщик решился на импровизацию:

— Вы… Вы чего это, шеф? — Из салона чуть слышно подсказали: «Рожа у тебя бледная». — Всё в порядке. Только этот малолетний гаденыш чуть брюхо мне не пропорол. У него нож, оказывается, был припрятан! Так что пришлось пластырь налепить, болит теперь, зараза. Так вы идёте или как? — Волынщик медленно, будто у него и впрямь что-то болело, повернулся спиной к Кольбергу, шагнул к пилотскому креслу и осторожно опустился в него.

Кольберг, не отвечая, продолжал держать на мушке машину. Того, что сейчас сзади объявятся вдруг преследователи во главе с этим недоумком Дремом, он нисколько не опасался. Фора по-прежнему была достаточно большой. А вот в поведении Волынщика его что-то насторожило, что-то было не так. Кольберг крикнул:

— А ну покажи мальчишку! Быстро!

Продолжая игру, Волынщик пожал плечами, укоризненно покачал головой, развернулся в кресле, с трудом поднялся на ноги, морщась «от боли».

— Да что такое-то, шеф? Тяжёлый же гадёныш, в отключке он. А у меня живот…
— Быстрее! — Кольберг угрожающе дёрнул стволом лучемёта.

Волынщик вздохнул, шагнул в глубину салона машины, и бывший шеф ЦРУ услышал какой-то глухой шорох, громкое кряхтение и слабый стон — похоже, на самом деле тащит волоком парализованного мальца.

А Волынщик и впрямь тащил, но не Злата, конечно, а лежащего на спине спецназовца, который положил на грудь руку с зажатым в ней широкозахватным парализатором. Раструб нелетального оружия был обращен в сторону лючного проема. Ещё один рывок и…

Будь Кольберг посвежее, может, и успел бы как-то среагировать, когда вместо обездвиженного мальчишки увидел бойца галактического спецназа. А так… Он дёрнулся, выронил лучемёт и потерял сознание. Не ослабленный всё же был заряд. Надёжный.

К флайеру лжесоветника тащили без всякого почтения — за ноги. Голова его то и дело подскакивала на травянистых кочках. Потом наверняка будет рад, что волокли не по булыжной мостовой.

Как ни странно, самым довольным выглядел Волынщик. Он заметно расслабился и был откровенно рад, что всё кончилось, и от него теперь уже совсем ничего не зависит. Он лишь не поленился ещё раз уточнить крайне важное для него обстоятельство: зачтётся ли ему всё-таки активное участие в поимке такого особо опасного галактического преступника. Он ведь неплохо сымпровизировал, правда?
(О том, что и сам является опасным преступником, также давно находящимся с подачи Криминального бюро во всесоюзном розыске, предпочитал сейчас не думать).
Спецназовский начальник был издевательски немногословен:

— Зачтётся!

Тон, каким было сказано это обнадеживающее вроде бы слово, показался Волынщику слишком уж многообещающим. При этом ни ободрения, ни утешения в нём отнюдь не прозвучало.

— Но хоть, чтобы в планетарную тюрьму направили, а не на астероид какой-нибудь. Хоть в этом-то посодействуете, а? Я дам самые исчерпывающие показания. И не только на господина Кольберга. Я много чего знаю и о других ребятах и их тёмных делишках. Мне даже известны координаты одной интересной законсервированной базы. Не «Центавр», конечно, но… Поверьте, моя информация заслуживает внимания. Вы просто не представляете…

Спецназовец нехорошо как-то прищурился и пристально оглядел бандита с ног до головы.

— Знаешь, — с глухим презрением процедил он, — когда ты мастерски, — следует это признать, — бил по нам без системы наведения из древнего ротного бластера, ты нравился мне гораздо больше. Улавливаешь мою мысль?

Подручный Кольберга, безусловно, всё прекрасно улавливал. Просто он давно привык в течение своей бурной, законоНепослушной жизни постоянно менять маски, натягивая их одну вместо другой в зависимости от изменчивых обстоятельств. Теперь он талантливо изображал из себя трусоватого, безвольного маленького человечка (совсем мелкую сошку!) на побегушках у крупного матёрого преступника. Получалось весьма убедительно, если судить по реакции командира спецназовцев. Внутренне же бывший трактирный музыкант готовился к неизбежным длительным допросам, запустив отработанную программу психонастроя на будущее противостояние дотошным следователям.

Однажды Кольберг дал своему помощнику журнал для служебного пользования, который выкрал в своё время в одной весьма специфической конторе. В журнале была опубликована статья какого-то засекреченного профессора психологии, который уверенно рассказывал о разработанных им техниках аутотренинга, позволяющих надёжно скрыть часть информации даже при допросе с использованием психоподавляющих препаратов. Далее научное светило самым подробным образом разъясняло своим узкоспециальным читателям, каким же именно образом следует осваивать и применять его замечательные техники.

За несколько лет Волынщик стал искренним поклонником подпольного профессора и настоящим виртуозом в применении контрагрессивных психологических настроев. Свое искусство он проверял опытным путём в «Центавре». Ну и на практике пришлось как-то раз. Собственно, в тот раз он потому и не оказался за решеткой, что учёный из конторы оказался воистину гением. Правда, при квалифицированном съёме нейроматрицы никакие методики, увы, не помогут.

Но, с другой стороны, далеко ведь не с каждого снимают нейроматрицу. Если клиент, например, не является лицом значительным, обладающим интересующим следствие объёмом информации, то зачем проводить дорогостоящую процедуру?

Вот чтобы её не проводили, Волынщик и запустил, не откладывая, программу настроя. Он обладал информацией, которая, будучи «слитой» дознавателям-аналитикам и следователям, окажется для них очень полезной и важной. Её должно хватить на несколько обстоятельных допросов с препаратами. Главное, чтобы ни у кого не возникло ощущения, что он недоговаривает, что выложенное им — несмотря на значимость и важность — лишь скорлупа, призванная оставить в неприкосновенности ядро. Если не удастся аккуратно пройти по краю, нейросъёма не избежать.

Но тут такое дело… Эти спец-методики наверняка известны и людям конторы. И вот если они поймут, что он использует против них их же разработки, то тогда ни черта у него не выйдет. А в этом печальном случае…

Астероид-тюрьма с роботизированной охраной покажется едва ли не раем по сравнению с показательной и непростой смертной казнью. Она, конечно, давно отменена в Галактическом Союзе, но на многих суверенных планетах, не входящих в состав Союза, совершенно законно существует и являет собой весьма продолжительную и устрашающе жестокую церемонию. Вот туда иной раз Союз и отправляет самых закоренелых, неисправимых преступников. Без всякого лишнего шума, естественно. Ну и какая же это отмена смертной казни в таком случае?! Подлое, низкое лицемерие!
Ну и всё, хватит на этом. Никак нельзя больше отвлекаться: контрагрессивный психологический настрой требует особой сосредоточенности. Надо всё равно быть готовым.

Волынщик обиженно отвернулся от Фордрома.

А спустя несколько часов специальная операция КГБ на Желанной официально завершилась, о чем с воронцовской яхты было сообщено в планетарный отдел КГБ и в королевский дворец в Маздаме. Краткое изложение событий срочно отправили в «Королевские вести» местного телевидения. После этого Воронцов объявил о большом неформальном приёме на борту своей яхты и немедленно разослал несколько десятков приглашений всем, кого непременно хотел бы увидеть в числе гостей.

Понятно, что самое первое приглашение, как того требовал этикет, получил бравый король Реджидорм 109-й. Конечно, вместе с королевой Алиорой, которой посчастливилось в страшную ночь попытки переворота находиться не во дворце и даже не в Маздаме. К тому моменту венценосная супруга уже успела получить идеально ровный золотистый загар.

Примерно в то же время, но неизмеримо далеко от Желанной, директор сектора КГБ Словен Леонидович Берзинь, сдержанно сияя, докладывал о блестящих результатах завершившейся операции системному директору КГБ Олегу Ивановичу Алёхину.
Последний слушал, неторопливо кивал и старался, чтобы его явные облегчение и радость не слишком бросались в глаза. На самом ведь деле было чему радоваться! Двестипроцентно авантюрный план Берзиня не только сработал, но и принёс впечатляющие плоды! Самое же главное заключалось теперь для Алёхина в том, что он сможет обстоятельно, с некоторыми поправками и дополнениями в свою пользу доложить об успехе надсистемному директору. А тот, — в свою очередь — должен как-то отметить инициативу, недюжинный профессионализм и служебное рвение подчинённого… ну хорошо — подчинённых…

Тут Алёхин неожиданно поймал себя на том, что несколько отвлёкся и вот уже с минуту почти не слушает Берзиня. Поэтому, солидно откашлявшись, Олег Иванович с едва уловимыми начальственными нотками негромко спросил:

— Так я, собственно, не понял из твоего доклада — Воронцов всё-таки нашёл этот пресловутый донн-доллский кинжал или нет?

Берзинь растерянно замолчал и развёл руками: никто ему про «пресловутый» кинжал не докладывал. По правде говоря, Словен Леонидович и думать о нём забыл. Ну, действительно: кто вспоминает о червяке-приманке, поймавши огромную рыбину?!

— Вот видишь, Словен, — назидательно сказал довольный Алёхин, — оказывается, не совсем ещё завершена твоя операция. — Через несколько мгновений не выдержал и негромко рассмеялся: — Да ладно, не напрягайся, шучу!

— Да я и не напрягался особо.

— А вот это зря, между прочим. Начальство этого не любит. Начальство любит тружеников, которые напрягаются каждую секунду.

— Учтём-с!
— Что еще за «учтёмс»?

— Да это я, понимаешь, недавно вычитал, что, оказывается, наши с тобой далёкие-предалёкие предки, — жившие примерно в 19-21 веках, — добавляя к некоторым словам это самое «с», выражали таким образом почтение и уважение к собеседнику.

— Даже так? Интересно. Надо будет тоже почитать. Ну что ж, я улетаю примерно через час к надсистемному. А тебе объявляю пока благодарность за службу! Подробности обсудим позже.

— Служу Отечеству!
— Вот это правильно.

Алёхин крепко пожал Берзиню руку и с достоинством покинул кабинет подчинённого. Настроение у него было замечательное, несмотря на то, что Желанская операция была далеко не самой главной из тех, что он держал сейчас на контроле.