Арутюн

По дороге из Сухуми, в сторону Эшер, далеко за хлебозаводом, была во времена моего детства автобусная остановка "Маяк". Неподалеку, у небольшой площади, старый кинотеатр и школа. Вдоль проезжей части в один ряд стояли добротные дома, непременно в глубине сада, с увитыми виноградом воротами, обязательной "Волгой" во дворе, огромными балконами, где сидели компаниями сытые, как правило полнотелые мужчины, играли в нарды и пили кофе, которое им подносили жёны или дочери. На столах рядом стояли блюда с фруктами, хачапури и кувшины с вином. Иногда раздавался возглас добродушного спора, смех и вечное турецкое пяндж-ду, шеш-беш. Дома утопали в зарослях субтропической зелени, среди мандариновых, фиговых и гранатовых деревьев, магнолий, пальм и бананов. Позади домов с одной стороны простирались бескрайние поля кукурузы, терявшиеся на горизонте у подножия гор, а с другой стороны, почти упиравшиеся в ласковое и тёплое Чёрное море.

Совсем незаметным был маленький переулок, скорее тупик, заканчивавшийся бесконечным морским простором. Он был совсем небольшим, метров полтораста в длину и вел к нескольким домам, стоявшим на самом берегу. Один из них принадлежал двоюродному брату моего деда. И в этом доме, у самого синего Черного моря, я провел бессчетное количество летних дней. В небольшой шторм при ветре с моря брызги залетали на веранду и наполняли её душистым, пряным, морским ароматом.

Волны трепали прибрежную гальку, свежий ветер расправлял лёгкие, собака Тобик лаял на редких отдыхающих, соседка Елена Фёдоровна приносила свежий сулугуни ещё в рассоле, a меня заставляли есть паровые диетические котлеты. Я с веранды наблюдал за волнами и ждал, когда же мне кто-нибудь из взрослых скажет: "Иди поплавай, хочешь?" А идти-то было совсем недалеко, шагов тридцать до кромки воды.

Я любил шторм, но любил и штиль, когда на восходе солнца, море словно застывало в покое, в утреннем сне. Вода была прозрачной, чистой и тёплой, будто разогретой. Был слышен звук каждой упавшей капли, когда я ею, соленой, омывал себе лицо, входя шаг за шагом глубже и глубже. Потом я нырял и под водой расправлял руки, вслушиваясь в бездонную тишину. Это было абсолютное единение с природой, высшее блаженство, то, которое можно испытать только на восходе, окунаясь в тёплое покойное море.

Дом моего двоюродного деда был стар, но оттого более одухотворен, чем иные большие, двухэтажные с балконами и лоджиями. Две небольшие комнаты, терраса и кухня в закутке, оборудованная плитой и газовым баллоном. Дом был аккуратно оштукатурен и празднично белел в глубокой сочной зелени сада. Рамы окон были выкрашены в небесно-яркий голубой цвет, а потускневшая старая черепица куда как добавляла живописности и уюта. Внешне это был образчик настоящего старого грузинского дома, по-грузински сахли, со входом через террасу.

Сбоку от дома, за живой изгородью лавра, был соседский двор. Посреди него высился роскошный двухэтажный особняк, изобилующий архитектурными излишествами, с арками, лестницами, балконами, и лоджиями. На табличке со стороны улицы, у почтового ящика, значилось - А.Н. Арутюнян. Арутюн был сыном хозяина дома, добрый, веселый, озорной и хитрый пацан, старше меня на год-два. Мы дружили и много времени проводили вместе. Плавали наперегонки, швыряли камни в море, бегали, играли в футбол и стреляли из лука.

Как-то раз Арутюн пригласил меня к себе, я согласился, и мы, вскарабкавшись на пригорок у пляжа, вошли в огромный сад с длинной, ведущей к дому тенистой гранатовой аллеей. Поднявшись на второй этаж, очутились в просторной гостиной, устланной ковром, с мягкой мебелью, столовым гарнитуром и стенкой, доверху заполненной хрусталём. Усевшись на пол, Арутюн предложил сыграть в нарды. Мне никогда эта игра не казалась ни интересной, ни азартной, но я не стал возражать. Разлив по чашкам лимонад, мы бросили кубики и принялись за игру. Она не увлекала. Мы болтали о наших детских делах, рассказывая друг другу всякие истории и небылицы. Вдруг он сгрёб все кости на доске и с азартом воскликнул: " Олег-джан, а давай поборемся. Ты любишь бороться?" В школе я не слыл тихоней, был хулиганист и задирист и с удовольствием согласился. Раздвигая мебель и освобождая ковер, Арутюн жаловался, что он самый слабый в классе и поэтому хочет побороться со мной, потому, что я младше, и возможно ему так будет легче. Через несколько минут вся мебель была выдвинута за пределы ковра и мы сошлись.

Арутюн был красивым, ладным и спортивным мальчуганом, вылитый Маугли с кубиками на животе и твердым упругим телом. Каково же было моё изумление, когда спустя минуту борьбы, Арутюн оказался на лопатках.
- Видишь, - заявил он, - я могу крутить сальто-мортале, колесо, нырять на двенадцать метров в глубину, но я не отличаюсь силой, и в классе меня может побить любой.
- Давай поборемся ещё.
- Давай, - согласился я.
Мы сошлись снова, и снова через минуту он лежал на лопатках с совершенно удрученным видом. Потом был третий раз, четвертый, пятый. Все поединки заканчивались одним и тем же. Арутюн был печален. Мы поставили мебель на место и через какое-то время распрощались.

По воскресеньям к жителям Маяка съезжались гости. Дворы наполнялись весёлым людом. Слышалась разноязыкая речь - абхазская, грузинская, армянская, русская. Раздавался смех, пахло шашлыками, кофе и морем. В воздухе растворялось благоденствие. К Арутюнянам приехали друзья с дочкой, красавицей Анаит. Это была девушка лет шестнадцати библейской наружности с бархатными томными глазами, целомудренным кротким взглядом. Лоб её был обрамлён каймой иссиня-чёрных жгучих волос, а на лице была запечатлена меланхолическая полуулыбка. На пляже Арутюн постоянно был подле неё, не отходил и не отпускал её взглядом. Вдруг, словно нехотя поднялся и, подойдя ко мне предложил:
- Давай поборемся
- Давай, - ответил я.
Мы вновь сошлись. Калейдоскоп предметов и фигур вдруг мелькнул у меня перед глазами - зонты, нарды, надувные матрасы и мячи. За считанные секунды я лежал на лопатках в горячем песке. Чертовщина - подумалось мне. Что-то пошло не так? Арутюн встал, подал мне руку, помог подняться и спросил - Продолжим? Мы продолжили. Вдруг море оказалось сверху, под ним белёсое жаркое абхазское небо. Я снова лежал на лопатках, не в состоянии постичь, как мне тогда казалось, непостижимое. Арутюн красовался перед Анаит своей силой и ловкостью. Я же выплёвывая песок с осколками мелких ракушек, успокаивал себя лишь тем, что мне десять, а ему одиннадцать или двенадцать, хотя легче от этого не становилось.

- Эх, ты, Мойша Слуцкий*, - сказал мне отец улыбаясь и трепля за ухом. Это всё наживное и возрастом, и трудом. Главное, уметь проигрывать. Это тоже полезно. Даже перед такой красоткой, как Анаит.

В сентябре, уже в Харькове, он отдал меня на дзю-до, где с неба звёзд я не хватал, но всё же это была настоящая спортивная школа "Динамо", тренировки были мучительными и изматывающими, но зато я ощущал преодоление себя. Три раза в неделю по вторникам, четвергам и субботам я выходил на татами худосочным юнцом и боролся по два часа кряду, уже не обращая внимание на проигрыши и победы.

Стоит ли говорить, что год спустя, лежа на верхней полке поезда Москва-Сухуми, более всего я мечтал вновь побороться с Арутюном. Только теперь его партию хотел уже сыграть я.

Море ласково шепталось с прибрежным песком, я сидел напротив калитки, посреди пляжа и бросал плоские камушки, ударяя их о поверхность воды - восемь, девять, десять, одиннадцать. Вдруг кто-то, подойдя сзади, закрыл мне ладонями глаза. Я молчал, понимая, что тому, кто это сделал, придётся открыться. Это был Арутюн. Мы обнялись, он присел на подстилку, и мы принялись болтать.
- Ну, что, ты больше не борешься? -  спросил он меня вдруг.
Я сделал вид, что не вполне понимаю, о чем речь, а потом, словно вспомнив, добавил:
- Да, ну, нет конечно. Забыл даже эту историю.
- А не хочешь попробовать?
- Можем, только какой смысл, ты-то знаешь, что уложишь меня на лопатки.
- Ну, просто попробовать. Разве тебе не интересно?
- Ну, давай, - без видимого желания согласился я.
Мы сошлись в который раз. Я ему намеренно проиграл и первую схватку, и вторую и все последующие, но я знал - он мой. Я это чувствовал, понимал нутром, ощущал.

Арутюн попался на свой же крючок в одно из воскресений, когда опять на пляже было много народу и было перед кем покрасоваться. Он вновь подошел ко мне и предложил поединок. О, как я жаждал его тогда, но я долго и вяло отнекивался, доказывая ему, что вовсе нет в этом никакого смысла. После десятиминутных уговоров, я в качестве мальчика для битья нехотя согласился. Мы вновь сошлись. Сошлись и при всем своём упорстве вскоре на лопатках оказался Арутюн. На сей раз продолжить предложил ему я. Он отказался. Мы больше не боролись никогда, но остались друзьями.




* Мойша Слуцкий - знаменитый борец и силач Российской Империи еврейского происхождения, снискавший в своё время славу, сопоставимую со славой Ивана Поддубного