Яша Щинский и соцреализм

О ПОЛЬЗЕ И ВРЕДЕ «БЛАТНЫХ» СПРАВОК.

     Яша Щинский рос тихим домашним мальчиком в полуинтеллигентной многодетной еврейско-польской семье в г. Нальчике. Он с детства полюбил арифметический счёт и задачи. Легко освоил арабские цифры и десятичную систему, разобрался в необычных значках на часах и в римской нумерации глав во взрослых толстых книгах.
     Без проблем освоил и технику чтения по складам. Мама и бабушка всё его свободное время занимали занятиями языками и уроками игры на пианино. Он не отличался богатырским здоровьем, но и не простужался чаще других, ходил в обычную школу и к справке, освобождавшей его от занятий физкультурой, относился равнодушно.

     В сшитом папой костюмчике он произносил со сцены «монтажные стихи» на торжественных районных мероприятиях и дисциплинированно поднимал руку на уроках и собраниях. Справка прикрывала его от бестолковой суеты по сбору металлолома и пионерских спартакиад. Музыкальным слухом и лингвистическими способностями Господь его не наградил, поэтому помучившись с импортными глаголами и их временами, отбарабанив положенное количество гамм, Яша с упоением предавался разгадыванию математических головоломок и ребусов. Времени на возню в дворовой пыли, лазанию по деревьям и крышам, хождению в турпоходы у него не оставалось. Окончив, тем не менее, школу с серебряной медалью, он поступил в лучший из ближайших на Юге Радио-Технический институт на факультет перспективной вычислительной техники.

     Будучи очень среднего роста и веса справкой о физической слабости он не размахивал. Тут нужен был другой документ. Он представил справку о доходах семьи из шести человек, из которой следовало, что кормилец в семье отец – портной в ателье по пошиву мужской одежды с окладом 80 рублей. Левые заработки папы по изготовлению модных расклешенных брюк, как и частные уроки мамы по иностранным языкам в справке не афишировались, и как малообеспеченному, Яше предоставили место в общежитии и дали стандартную стипендию – 35 рублей.
     Проживание в общежитии обходилось в 5 рублей в месяц. Ещё 2р. 50 коп. с него вывернула шустрый агент по страхованию жизни, запудрив мозги какими-то неожиданными аргументами. Причём появилась одновременно со старостой, получившим стипендию для всей группы. Информацию сливали и 50 лет назад.

     Воспитанному и не бойкому Яше долго пришлось приспосабливаться к реалиям студенческого и общежитского быта. Пользуясь некоторой забывчивостью и рассеянностью (Яков частенько отвлекался и не успевал в конце занятий записать задание на дом или изменение в расписании), ему на полном серьёзе объявляли о дополнительных заданиях по математике и начерталке, посылали сдавать зачёт по прыжкам в сторону на песке Центрального пляжа или по метанию учебных гранат в чучело Чан Кайши, установленное на городошной площадке ЦПКиО.

     Беззлобно посмеявшись над покорностью, с какой Яша собирался идти в указанное место, староста группы отменял под благовидным предлогом придуманное нами мероприятие, чтобы не травмировать окончательно наивную доверчивость парня. Пару раз я ещё «прогнал тюльку», но тут же сам давал отбой и предупредил Яшу не впадать сразу в панику, а включать здравый смысл.

     По тому, с какой скоростью и яркостью вспыхивал румянец на его щеках, мы определяли степень неприличности рассказываемых анекдотов. Если же Яков застывал с невысказанным вопросом в широко распахнутых глазах, значит, он услышал такое, что не записано в его «словаре» или на чём стоит печать «табу».

     …Однажды Яша проснулся среди ночи от ощущения задымлённости, жажды и неясного беспокойства. В графине на столе воды не оказалось, пришлось идти на кухню. Проходя мимо гладилки, он увидел свет в клубах дыма и услышал голоса.
     Внутри маленькой комнаты отчаянно курили четверо старшекурсников с картами в руках. На столе лежал кусок ватмана со странным чертежом. Эта тайная встреча под покровом ночи сопровождалась непонятными репликами:
     – Шесть, – семь, – семь вторых, – пас, – вист.
     Это было так неожиданно, что Яша невольно выдохнул: – А чего это, вы, тут делаете, а?
     И получил предсказуемо стандартный ответ: – Иди, иди отсюда, пацан! – Яша привычно вздохнул и пошел.

     Утром, стесняясь, он попросил объяснить, что за систему счисления он пытался постичь ночью. Он не знал игры в карты кроме «дурака» и не подозревал, что дамы, валеты и тузы тоже имеют числовые значения.
     Пришлось прочитать краткую лекцию о многообразии карточных игр вообще и преферансе в частности, и что «обязаловка, семь первых, пас, и мизер» – это не система счисления, и не шифр шпионов, а объявление масти козыря и минимального количества взяток, которое игрок обязан выиграть. А то, что Яша принял за топографическую карту, является бухгалтерским отчётом, отражающим текущее состояние игры, с плюсами в «пуле» и минусами в «горе».
     Разочарованно-огорошенный, задумчиво загребая не знавшими физкультуры ногами, Яша побрёл в сторону буфета, где его ожидало ещё одно математически-гастрономическое открытие.

«100 и 100».
     Десятка два жаждущих завтрака ФАВТян, сметая с пути распахнувшую дверь посудомойщицу, с криками «100 и 100!» внесли Яшу внутрь и сгрудились у прилавка. Перед буфетчицей на подносе в четыре ряда стояли граненные социалистические стаканы до половины наполненные сметаной. Подхватив со стойки трёхлитровый баллон с томатным соком, она привычно-ловко долила до краев ровно такое количество стаканов, сколько раз прозвучал слоган.
     Опустив на блюдечко 20 копеек, одна голодная рука хватала стакан, другая  – два куска хлеба с соседнего подноса и всё это (кроме стакана, разумеется) жадно поглощалось на глазах изумлённого Якова.

     Некоторые гурманы доносили стаканы и хлеб до столиков, присаживались, добавляли по вкусу соль, и с горящими глазами, нарочито медленно и тщательно перемешивали содержимое стакана до однородного морковного цвета. После чего степенно вкушали эту студенческую «кровавую Мурку».
     Яша поддался искушению и вместо стандартной котлеты с винегретом, произведя все вышеописанные манипуляции, отхлебнул из стакана. Напиток напомнил ему домашний салат из помидоров со сметаной, и Яша признал практичность этого блюда. Конечно, качество сметаны после разбалтывания оценить было трудно, но сок открывался на глазах потребителей – организм среднестатистического студента не бунтовал…

***
     Валентиного дня как праздника в те далекие времена мы не знали, а вот День студента в общежитиях отмечался регулярно – в день выдачи стипендии. Вино-водочные отделы магазина «Овощи-фрукты» и гастронома «Котельщиков» (Фрунзе,1 и 3) в эти дни выполняли месячный план. Пили много, но не долго: стипендия быстро заканчивалась, а телеграмма домой – «МВД» – действовала не всегда.
     Яшино участие в суровых мужских симпозиумах ограничивалось функцией «сбегай за ещё одной бутылкой». К столу его приглашали, но не наливали. Треть стакана водки залпом под сигаретку – это и для меня было суровым испытанием, а Яша ещё и не курил.
     Пожевав чего-нибудь из скудной закуски, он уходил в читальный зал или слонялся по общаге в поисках тихого места, пока однажды не стал свидетелем необъяснимого.

«ЧУДО СВЯТОГО ФАВТа»
     На его глазах некое в хлам пьяное тело мужеского пола вышло покурить на лестничную площадку четвёртого этажа. Прислонясь спиной к перилам, тело пыталось совместить сигарету с соответствующим отверстием в голове, пока запрокидывая последнюю, не потеряло равновесие и опрокинулось на спину в широкий лестничный пролёт.
     Раскинутые руки и ноги хаотично ударялись о выступы ступеней и инстинктивно пытались зацепиться за прутья решётки, чем придавали зигзагообразную траекторию и замедляли скорость свободного падения тела. Заглянув в пролёт, Яша успел увидеть как тело, проболтавшись из стороны в сторону, словно дерьмо в проруби, две последние секции, шмякнулось задницей на бетонный пол.

     С криком «на помощь» Яша ринулся вниз, увлекая за собой немногочисленных свидетелей падения. Кто-то побежал в фойе к телефону, кто-то, убедившись, что голова не разбита вдрызг, и нет ни крови, ни торчащих костей, помог Яше вытащить мычащее тело на освещённое открытое пространство.
     Тело, невнятно матерясь, перевалилось на живот, стало на карачки, потом, цепляясь за шероховатости стенки, в рост и, вытаращив глаза, проорало: – Где тут буфет? Я жрать хочу!

     Атеист Яша истово перекрестился левой рукой на транспарант «Учиться, учиться и учиться…» с подписью Ульянов-Ленин, бронзовеющий над местом, где у стены покачивалось тело.

     Врачи подоспевшей «Скорой…» констатировали тяжелое опьянение, легкое сотрясение содержимого черепной коробки и ушибы, не совместимые с высотой падения на голый бетон…