Бухта Радости

Моим родителям посвящается

Мои родители всю жизнь много и серьезно работали, привив и мне сходное отношение к любому труду и учебе: в этой жизни все надо делать так, как будто ты делаешь это в последний раз. На самом деле так оно и есть. Мы никогда дважды не можем ступить в один и тот же след, оставленный нашими стопами. Так и в работе. Одну и ту же работу мы всякий раз выполняем по-новому, но в своей собственной манере.
Однако вспомнить я хочу не работу, которую когда-то выполнял, и не место, которое посещал когда-то. Я хочу вспомнить один-единственный дивный день своего лучезарного и счастливого детства. Этот воскресный день я никогда не забуду: мы с папкой вдвоем ездили на велосипедах в Бухту Радости.
Это название мой отец однажды упомянул как-то вскользь в нашем разговоре о езде на велосипеде. Мой старший брат Николай с малолетства отличался необъяснимой завистью к окружающим. Когда его одноклассникам родители купили легкодорожные велосипеды «Спутник», он стал им упорно завидовать и допекать родителей, чтобы ему купили такой же. Отец же, зная переменчивый нрав старшего сына, хотел купить что-то более основательное, чтобы самому иногда использовать. В итоге, он купил дорожную модель «Украина», выпускаемую Харьковским велозаводом, рассчитывая время от времени на нем ездить. За это мой старший брат на него страшно обиделся и даже пару недель не разговаривал. Но потом остыл и стал кататься, да так, что и за уши не оторвешь.
Вот тогда-то я и задал отцу вопрос, куда бы нам вместе съездить на велосипедах. А тот возьми да и ответь: давай съездим в Бухту Радости. Так у меня появилась мечта.
Батюшка мой, Владимир Николаевич, был фигурой весьма занятой. Работал он в Подлипках Дачных, на «Королевской» фирме, той, что когда-то звалась Аэрокосмической корпорацией «Энергия», а нынче перекрестилась в «Роскосмос». В те времена к освоению космоса относились иначе, это был законный предмет нашей гордости, область вечного всесоюзного приоритета и мировых достижений. Тогда ни у кого не возникало даже мысли превратить окрестности планеты и межпланетное пространство в изощренный способ хищения денег. Поэтому батюшка мой трудился там не за страх, а за совесть, создавая и воплощая свои гениальные инженерные идеи в конструкциях космических аппаратов, ракет и спутников. Дома мы его видели редко, в основном, по выходным и большим праздникам. Еще он часто ездил в командировки, на испытания новой техники. А моя мама Нина Сергеевна работала учителем истории в одной из московских школ.
Брату вскоре предстояло окончить школу и поступить в ВУЗ, а мне шел тогда не то девятый, не то десятый год. Едва наступило лето, Николай стал надолго сматываться со школьными друзьями из дома на велосипеде. Мне же оставалось кататься вокруг дома и в ближайших окрестностях на старом «Орленке», полученном в наследство от моих повзрослевших двоюродных брата и сестры. Жили мы тогда на Клязьме, поселке, расположенном на «Ярославке». Почти ежевечерне я напоминал отцу о Бухте Радости, на что он хмурился и качал головой, из чего я заключил: мечта так и останется мечтой.
Однако, в один прекрасный воскресный день, проснувшись рано утром, папка заявил мне, что времени у нас почти нет. И если я хочу попасть с ним вместе в Бухту Радости, то должен двигаться шустро, делать зарядку, умываться, завтракать и отправляться проверять состояние наших велосипедов. Я ушам своим не поверил: неужели это правда?
Стоит ли сомневаться, что я начал летать по комнате, завершив свою утреннюю подготовку к воскресенью одним махом. Отец даже не поверил, что я уже готов. А когда проверил, то убедился в серьезности моих намерений. Мама попыталась предотвратить наше исчезновение из дома, но разве она в силах препятствовать путешествию?
Вот мы уже стоим перед крыльцом во всеоружии, готовые к движению. Мама лишь на несколько секунд задержала нас, соорудив две пары бутербродов на перекус. И вот – мы уже стремительно едем с папкой мимо кинотеатра, переезжаем Ярославскую железнодорожную линию и, проехав по улицам деревни Звягино, устремляемся через поле по пыльной проселочной дороге в сторону водоохранной Запретной зоны Клязьминского водохранилища. Пересекая дорогу и попадая на территорию «Запретки», главное было не попасться на глаза автомобильному патрулю, который регулярно курсировал на «ГАЗике» взад-вперед по асфальтированной дороге в поисках нарушителей режима Зоны.
Запретная зона привлекала обитателей окрестностей своими природными угодьями, включавшими грибы, разнообразные лесные ягоды и рыбу, в изобилии обитавшую в водах Клязьминского водохранилища. Молва объявляла места сии весьма изобильными. Однако обычно нас останавливали крупные штрафы, грозившие нарушителям пропускного режима. Ездить по дорогам «Запретки» допускалось при условии отсутствия остановок и съездов с дороги. По одной из дорог Запретной зоны мы сейчас с отцом и двигались.
Путь был не слишком длинным. Главное, он был чрезвычайно интересен именно своей новизной и живописными местами. Отец ехал впереди и не очень торопился. Я же старался следовать за ним в кильватере, по возможности не отставая. Отец время от времени оглядывался, удостоверяясь в моем наличии за спиной. Дорога в Бухту оказалась необычайно разнообразной: где-то нам приходилось время от времени съезжать на проселок, а потом вновь выезжать на асфальт. Где-то к часу – полвторого дня мы наконец выехали на желтый прибрежный песочек Бухты Радости. Жарко припекало солнышко.
Велосипеды мы благоразумно припарковали в теньке, а сами быстро разоблачились и полезли купаться. Вода была теплой, словно парное молоко. Плавал я плохо, поскольку во время семейных купаний в реке Клязьме старший брат любил подныривать и исподтишка дергать меня за ноги, когда я залезал в воду. Отец об этих причудах Николая даже не догадывался, поскольку я никогда не «стучал» на брата. Ябеда вообще всегда считалась последним делом в нашей семье. А отец всерьез сокрушался, наблюдая мою убогую технику перемещения в воде. Сам же он плавал замечательно, пользуясь разными стилями, и мечтал, чтобы его дети ему не уступали. Откровенно говоря, нормально плавать я научился лишь после девятого класса, съездив с теткой на море, в Одессу.
Зато сейчас мы с наслаждением купались и плескались в теплых водах Клязьминского водохранилища, беспрерывно разговаривая о каких-то пустяках. Наверное, я по обыкновению задавал отцу множество вопросов, за которые он нарек меня Алешей-почемучкой. Но он всегда честно отвечал мне по возможности полно и доступно. Вероятно, именно эти вопросы и ответы сформировали из меня сначала дотошного и талантливого инженера-исследователя, а потом и успешного ученого-экспериментатора.
Я чувствовал, что отцу очень нравится такой отдых. Он рассказывал мне о своих исследованиях и поисках истины при проектировании космической техники. Я старался максимально впитать его рассказы, четко сознавая, что вторая такая же возможность послушать его вряд ли скоро представится. Долго ли коротко ли, но солнце неумолимо двигалось по небесной тверди, и тени начали удлиняться. Пора было ехать назад. Мы в последний раз залезли в воду, вытерли головы махровым, видавшим виды полотенцем, сменили плавки на трусы и снова оседлали «железных коней», то бишь, велосипеды.
Выехав на асфальтированную дорогу, мы равномерно крутили педали. Неожиданно нас обогнал шикарный американский автомобиль в кузове «универсал». Нас никто не пугал клаксоном, как было принято у наших автомобилистов. Просто нас мягко и почти бесшумно обогнала широкая голубая громадина, чуть-чуть шелестя широкими шинами.
Отец обернулся и кивнул мне головой, чтобы я его догнал.
- Обрати внимание, - сказал он мне, - на этой машине стоят дипломатические номера. Эти американцы не стали нас пугать, а просто обогнали. Чувствуешь, как их там, за океаном, обучают относиться к велосипедистам? Если бы они нас напугали, кто-то из нас мог бы запаниковать и поменять траекторию движения или упасть. Паника велосипедиста чревата попаданием под колеса автомобиля. А они просто аккуратно нас обогнали. Вот это и называется культурой вождения. Запомни, сынок!
Больше из событий обратного пути я почти ничего не запомнил. Домой мы ухитрились возвратиться еще засветло. Мама обрадовалась нашему возвращению и попыталась накормить нас ужином. Но мне хотелось только спать. Глаза слипались, было уже не до еды. Я моментально уснул. Снилось мне наше путешествие в Бухту Радости.
Увы, больше в Бухту Радости съездить нам уже не довелось. Брат после первого же экзамена по математике провалился при поступлении на Экономический факультет Московского Университета, поддавшись на уверения своего одноклассника Бори Бершадера, что он так хорошо все знает, что к экзаменам ему и готовиться не надо. Вместо элитного Отделения экономической кибернетики Экономфака МГУ Николай вынужденно подал документы и поступил на вечернее отделение МИЭМа, а потом – зашагал в армию, к которой был абсолютно не готов. Отец был настолько огорошен фиаско моего старшего брата, что серьезно заболел: у него неожиданно открылся сахарный диабет, как у бабушки – его матери. Этот диабет позже свел его в могилу.
Умерли обе мои бабушки. Мы переехали в Москву, в коммуналку, где жила бабушка Ксюша, папина мама, и где мы с братом были прописаны еще с рождения. С четвертого класса я стал учиться в другой школе. Иногда летом мы приезжали на Клязьму, где в одиночестве после смерти бабушки Серафимы жила мамина старшая сестра – Агния Сергеевна. Но на велосипеде мы с отцом вместе больше уже не ездили: как-то не тянуло. А Бухта Радости на всю жизнь осталась самым светлым пятном моего детства.

Москва.

3-5 июля 2023 г.