Полковник

Маленькие лебеди сегодня танцуют свой танец уже третий раз. Дикторы в новостях трижды прочли сообщение о введении в Москве чрезвычайного положения. По телефону звонить нельзя. Надо что-то делать. Не все, конечно, в Москве, но есть и здесь, с кем можно обсудить ситуацию. Пешком всех не обойти. У кого машина? Николаев. Живёт далековато. Лишь бы дома был, не уехал никуда. Надо проверить.

Он потёр плечо. Левая рука. Хорошо, что левая. Кость срослась правильно, и пулю вытащили. Да и контузия всё реже даёт о себе знать. Всё хорошо теперь. Афган остался в прошлом. Кто бы мог подумать, что…

Дверь шкафа длинно и протяжно проскрипела. Китель всё на том же месте. Погоны… орденские планки. Пуговицы. М-м-м? Нет, не потускнели. Теперь они не потускнеют, даже если хозяина давным-давно в живых не будет… Новая форма. Совсем не та, что носил ещё его отец. Когда перед каждым отцовским дежурством приходилось ему, мальчишке, начищать пуговицы на его кителе асидолом…

Он снял с полки над одёжным отделением небольшой серебристый кейс, похожий на маленький сейф. Уложил его на одну руку, второй щёлкнул замком. Малиновый цвет обивки. В углублении – он, красавчик. Чёрное воронение, формы, линии, хоть на подиум отправляй. Крохотная серебристая табличка на рукоятке с надписью: «За верность долгу». Слева – два сменных магазина. Все рыженькие бочата на месте. Лежат в картонной коробчонке, тускло поблёскивают. Почему оружие обладает такой притягательной силой? Ясно же, что приспособление для убийства.

Отошёл к столу. Сел, положил открытый кейс перед собой. Вынул коробочку с патронами. Извлёк бочата и с удовольствием поочерёдно заправил их в обойму, слегка прижимая чуткую пружину, один за другим, все восемь штук. Достал пистолет. Ладонь привычно охватила рукоять. Второй рукой автоматически вставил обойму на место. Присмотрелся. Комдив, прежде чем вручить ему ценный подарок, позвал парней из его разведроты. Те выгравировали памятную надпись, заново почистили и любовно переворонили его нового верного друга. Хотя, говорили они, седина к седине идёт, но оружию лучше быть моложавым. Да. Матовая чернота поглощала свет, и от этого малыш ПМ выглядел ещё более внушительным. Даже грозным. Левая рука привычно потянулась к затвору. Тот плавно отъехал, масляно щёлкнул, отправив патрон в патронник, и вернулся на место.

Мужчина резко встал, вернулся к шкафу, сдёрнул китель с плечиков и надел его. Рука никак не хотела выпускать пистолет. Так, с зажатым оружием, и протолкнул руку в рукав кителя. Застегнувшись на все пуговицы, шагнул к зеркалу. Механически разгладил образовавшуюся складку на плече.

Рука вдруг чётко, как для отдания чести, взлетела к виску. Вот только теперь ладонь была сжата, и в ней был пистолет. Офицер смотрел в зеркало на отражение и видел только указательный палец на спусковом крючке. Всё просто, обыденно. Чуть прижать – и не услышишь, как басовито хлопнет выстрел, ощутишь лишь сильный толчок. А потом здесь снова станет тихо. Из-под его головы будет медленно расползаться густая лужа крови. Ходики на кухне всё так же размеренно продолжат отсчитывать мгновения. Уже без него. Он как будто выпадет из времени. А ведь и его вина есть в происходящем. Недосмотрели. Допустили. Как могли? Профессионалы, блин… А ведь могли и не допустить! Да, разваливается огромная страна. Ситуация аховая. Наверняка прольётся кровь… Свои против своих. Дожил… И всё же нельзя принимать крайних решений. Это всегда успеется. Сделать так – значит сдаться. А ещё не всё потеряно. Да какое там – потеряно! Всё только начинается.

      И что за мысли вдруг влезли в голову? Пустить себе пулю в лоб? Если уж нажимать на курок, то раньше надо было это делать. Там, в Афгане, когда его парни гибли, угодив в засаду, когда не удавалось их сберечь. И разведка недорабатывала, и команды сверху отдавались, исходя не из логики войны, а из политической необходимости… Стыдно, товарищ полковник. Товарищ… Или теперь уже господин? Он скрипнул зубами. Не бывать этому! И за что стыдишься? За прошлое? Или за настоящее? Китель красивый в шкафу висит. Воспоминаниями живёшь? Может, надо было не отнимать руку с пульса даже на гражданке? В школах бывать, с молодёжью общаться? Откуда им понять – что такое хорошо, а что – плохо? И куда пойти, стоя на перепутье? Сам-то знаешь – куда? Расслабился… Самое время собраться. И – действовать, действовать!  Присягу давал на верность Родине. Её никто не отменял!

Полковник в одно мгновение снова побывал там. Как будто слетел с плеч китель с большими звёздами, а вместо него ладно села гимнастёрка с четырьмя маленькими звёздочками на каждом погоне. Увидел, услышал, припомнил. Снова заныло плечо. И сразу вспомнил, как это было. Вспомнил тех, с кем вошёл в эту, чужую для всех страну, и кто сложил там свои головы. Но приказ есть приказ. Но чтобы такое услышать, дожить до чрезвычайного положения в собственной столице…

Рука медленно поползла вниз. Большой палец автоматически прихватил флажок предохранителя и установил его в безопасное положение.

Мужчина разрядил пистолет, уложил оружие в кейс и отправил его на прежнее место. Снял китель и вернул его в шкаф. Дверка, как ему показалось, облегчённо пропев, спрятала содержимое от посторонних глаз.

Не поднимая взгляд в зеркало, сдёрнул со стула свитер, схватил потёртую куртку, сунул ноги в первые попавшиеся, стоявшие как на параде, сверкая начищенными носками, туфли, и резким движением захлопнул за собой дверь.