Незадавшийся день

Снег повалил с утра, когда ещё толком не рассвело. Крупный, словно мокрая вата, он превратил город в гигантское снежное королевство, где редкие в выходной день прохожие, прячась от ветра, как гномы, гуськом, след в след, пробирались к троллейбусной остановке.
«В такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выгонит», – оступившись с проторенной дорожки и зачерпнув полный ботинок снежной каши, вспомнил Никита отцовскую поговорку.
Батька был непревзойденным знатоком народной мудрости, помнил десятки, если не сотни пословиц, примет, поговорок на все случаи жизни. И в разыгравшуюся с утра метель, он бы непременно, с доброй улыбкой, добавил: «Много снега – много хлеба».
Не добавит. С температурой под сорок, одышкой и, выворачивающими лёгкие наизнанку, хрипами его увезли на «скорой» в ковидный госпиталь – обратно он не вернулся.
В тот холодный декабрьский день за окнами тоже неистовствовала пурга. Словно решившая навести ужас ведьма, она стучала в стёкла, так что запертый в соседской квартире пекинес весь вечер жалостно лаял.
По телевизору шло «Поле Чудес» – любимая отцовская передача, в которой он с двух – трёх букв намного раньше участников шоу угадывал скрытое на табло слово. Но на этот раз, переодевшись во всё чистое, в байковой рубашке и тёплых спортивных брюках, прижав к груди полиэтиленовый пакет с документами, он был безучастен к происходящему на экране. Содрогаясь от приступов кашля, отец в полудрёме уже четвёртый час ждал «скорую помощь». А она всё не ехала и не ехала.
В какой-то момент Никите показалось, что о них элементарно забыли. Пугаясь этой мысли, он ещё раз набрал нужный номер, включил автодозвон и через какое-то время услышал отдалённый, будто из подземелья, женский голос, что звонок принят, ожидайте! Спросить, сколько ещё ждать, Никита не успел, на другом конце положили трубку. В половине второго ночи, глядя на задремавшего отца, он выключил свет, и, не раздеваясь, лёг спать.
А в четыре утра его разбудил долгий зудящий звук домофона. Никита вскочил, открыл дверь и, привалившись спиной к косяку, стал дожидаться поднимающихся по лестнице медиков. Их шаги слышались всё чётче и, наконец, в прихожей, словно пришельцы из фильма про атомную войну, появились две фигуры в белых комбинезонах, защитных очках, респираторах и перчатках. Таких медиков Никита видел только по телевизору.
Поздоровавшись, женщины по-хозяйски проследовали к скрючившемуся на диване отцу и приступили опросу о его возрасте и самочувствии. Измерили сатурацию, давление, сняли кардиограмму – и вынесли вердикт: «Собирайтесь! Возьмите с собой паспорт, полис, СНИЛС и предметы личной гигиены».
Глядя на засуетившегося отца, такого большого и беззащитного, Никита чуть не подавился слезами, присел, чтобы завязать ему шнурки ботинок. Тяжело сопя, отец неуклюже поднялся во весь рост и, как пьяный, засеменил вслед за медиками. Возле двери обернулся и, словно прощаясь, произнёс: «Никита, держись! Всё будет хорошо!»
Хорошо не получилось. В госпитале отца подключили к аппарату ИВЛ, но было уже поздно. Хоронили его в закрытом гробу. И как будто какой-то стержень сломался внутри Никиты. Жизнь стала скучной и однообразной.
Вот и в эту субботу Никите не хотелось выходить на улицу. Не хотелось вылезать из-под тёплого стёганого одеяла, не хотелось доставать из-под стула носки, не хотелось кутаться в тесный, с капюшоном, пуховик и обувать непросохшие с вечера ботинки. Много чего не хотелось, а пришлось.
Никита сам договорился о встрече, никто за язык не тянул. Так что около двенадцати он, как штык, должен быть на железнодорожном вокзале.
Года два он не поднимался по ступенькам к стеклянному зданию билетных касс. Из-за пандемии с масочным режимом и прочими ограничениями не до поездок было. И если бы не заранее назначенная встреча, то он на вокзале ещё бы лет сто не показался. Но тут особый случай: из Москвы должен приехать коллекционер, человек серьёзный, не понаслышке знающий цену почтовым маркам. Приехать, чтобы купить у Никиты унаследованный от отца альбом – и укатить обратно в свою Москву. Вот такие они, настоящие филателисты, для которых не существует ни времени, ни расстояний.
Никита познакомился с Борисом Степановичем в интернете, где выставил один из альбомов с марками. Дотошный столичный коллекционер звонил и писал ему письма на электронную почту.
Бориса Степановича заинтересовала серия марок, посвящённых 25-летию Великого Октября с портретами Ленина и Сталина, и он попросил прислать фото их оборотной стороны. Отправив нужные сканы, Никита, слово за слово, заметил, что у него есть ещё несколько серий. И Борис Степанович загорелся желанием приехать и купить весь альбом дорого, поскольку деньги для него не вопрос.
Его приятный, мягкий, убаюкивающий голос напоминал голос давнего отцовского приятеля, филателиста, участника войны, восьмидесятилетнего Яна Ароновича Шульмана, в гостях у которого Никите довелось бывать.
Подвижный, будто заводной, старичок в клетчатом домашнем халате больше всего запомнился Никите своим стеклянным глазом. По рассказам отца, правый глаз младший сержант Шульман в годы войны потерял на Ленинградском фронте после осколочного ранения в голову.
Ян Аронович с супругой жили в центре города, в доме сталинской застройки. От обилия картин в старинных рамах их квартира напоминала музей. Ещё Никите запомнились огромные настенные часы. Пока отец с Яном Ароновичем, вооружившись пинцетами, обменивались марками, Никита, затаив дыхание, любовался качающимся маятником.
Покойный батюшка был филателистом до мозга костей, фанатом, каких теперь нет. По собственной инициативе, не получая ни копейки, руководил городским обществом филателистов, ходил по школам, рассказывал ребятам о знаменитых почтовых марках мира, вроде «чёрного пенни», организовывал филателистические выставки и надеялся, что Никита станет продолжателем его дела.
Никита не оправдал отцовских надежд. Приятель с работы надоумил его продать коллекцию, и он из любопытства не устоял.
– Слышал, что твой батька марки собирал, – заметил долговязый Валера. – Так у меня это, знакомый антиквар есть, интересующийся марками. Могу свести! Нормальный мужик – не обманет!
 Антикварная лавка «нормального мужика» находилась в центре города, в полуподвальном помещении. На тяжёлой металлической двери висело распечатанное на цветном принтере объявление: «Куплю дорого иконы, картины, фарфоровые статуэтки, столовые приборы, ювелирные украшения, книги, монеты».
Никита с Валерой, пригибая головы, спустились по металлическим ступенькам в заставленное стеллажами помещение, чем-то напоминающее склад конфискованного антиквариата. На стенах висели портреты в рамах, этюды и акварели. На полках теснились иконы с почерневшими ликами, некоторые в окладах и киотах, медные кресты-распятия, лампадки. Рядом, словно на параде, выстроились латунные и медные самовары, бронзовые и гипсовые бюсты политиков и писателей: Ленин, Пушкин, Горький, Есенин. В углу, навалом, как хлам, валялись старинные гвозди, подковы и разные ржавые железки. А всё пространство стеклянного прилавка занимали разложенные по годам царские и советские монеты, денежные купюры, медали, значки. Марок, правда, не было.
 Хозяином лавки оказался невысокий, с залысинами дядька, в тёмных очках, от которого пахло одеколоном, словно он только что посетил парикмахерскую. Марк Андреевич, как он представился, цепким взглядом профессионала рассматривал страницы альбома, двумя длинными, как у пианиста, пальцами, аккуратно переворачивал прокладочные листы, и снова погружался в марки, довольно шмыгая носом.
Пролистав весь кляссер, Марк Андреевич посмотрел в потолок, как бы решая сложное уравнение, воровато стрельнул глазами по Никите, задумался и сказал, что возьмёт марки оптом, но за четверть от их каталожной цены.
– Спрос на знаки почтовой оплаты из года в год падает, – витиевато продолжал Марк Андреевич. – Старая гвардия коллекционеров уходит, а начинающим довоенные марки не по карману. Журнал «Филателия» и тот прекратил существование, что наводит на далеко идущие выводы. Почтовому ведомству художественные марки не нужны – их устраивают однотипные с «орлами». Так что извините, ребята, всё, что могу, – и он вынул из потёртого кожаного портмоне хрустящую пятитысячную.
Сколько на самом деле стоит альбом с марками, Никита не представлял, и был согласен на любые деньги, лишь бы скорее с этим делом покончить.
Вечером, полазав в интернете, Никита понял, что отцовский альбом стоил в несколько раз дороже, чем отстегнул хозяин антикварной лавки.
Борис Степанович из Москвы был совсем другим. Ухватившись за серию, посвящённую 25-летию Великого Октября, он прислал СМС, что готов купить все марки по каталожной цене. В столице народ богатый, не как в провинции, – рассудил Никита. – Там дворники не меньше тридцатки получают. Никите, работающему в городской курьерской службе, такие деньги не снились. Официально он получал МРОТ, и только если брал на выходные подработку ещё столько, но без ведомости. Случалось такое редко, разве что, когда курьер с «жирного» участка в центре города, где сплошь фирмы и офисы, а значит и килограммы поступающих писем, заболеет или уйдёт в отпуск.
Никите нравилась его работа за относительную свободу: получил утром пачку писем, убрал в курьерскую сумку – и сам себе хозяин. Хочешь – сразу топай по адресам, нет настроения или есть какие дела – тогда сначала дела, а потом – доставка. Никто над душой не стоит. И главное – всё время в движении. Почти каждый день Никита наматывал по восемнадцать – двадцать километров, а как-то шагомер показал тридцать два! Тогда налоговики подкинули килограммов семь «писем счастья», он едва затолкал их в сумку, потом, правда, половину пришлось тащить обратно.
Не любит наш народ «письма счастья»! Посмотрит в дверной глазок и помалкивает в тряпочку, словно никого нет дома. Рассчитывает, что раз дверь не открыл, паспорт не предъявил, подпись нигде не поставил, то, как бы и извещения не получал. А службе судебных приставов не надо никаких автографов, там свои порядки: не хочешь платить по-хорошему – заплатишь по-плохому со штрафом!
Первые дни, работая «разносчиком долгов», Никита чувствовал себя весьма неуютно. В тёмных подъездах ему мерещились затаившиеся злодеи, он опасался заходить в квартиру к неадекватным жильцам, а если и заходил, то старался не поворачиваться к ним спиной. На всякий случай носил в кармане газовый баллончик. Как-то дверь открыла заспанная полуголая девица и долго не могла найти паспорт, в другой раз получателем письма оказался паренёк, лицо которого украшали сверкающие стразы, похожие на металлическую бороду.
Через месяц Никита привык к неожиданностям, как средневековый палач к топору. Смирился с издержками профессии, и старался не реагировать, если неадекватные получатели «писем счастья» вдруг начинали крыть его благим матом, грозили вставить вместо ног спички и выпустить грозно рычащего за дверью бульдога, если он хоть ещё раз появится в подъезде. На такие выпады Никита обычно улыбался, полагая, что улыбка самое эффективное средство в деловом общении.

*   *   *
На утонувшей в сугробах привокзальной площади Никита оказался раньше, чем планировал. И это притом, что он предусмотрительно вышел из пригревшего его троллейбуса за три остановки до железнодорожного вокзала.
Снег валил, не переставая, словно собирался установить месячный рекорд по осадкам. В белые папахи нарядились припаркованные на стоянке машины, снежным одеялом накрылись кусты, деревья, скамейки, от налипшего снега провисли провода.
Пробираясь к зданию вокзала, Никита обратил внимание на яркую, переливающуюся огнями, вывеску недавно открытого кафе «Кофемолка». В советское время здесь располагалась столовая общепита, куда, по рассказам отца,  трудящиеся ходили похлебать борща, съесть котлету с пюре или макаронами, выпить стакан чаю. В перестройку столовая превратилась в забегаловку, где возле батарей грелись неряшливые бомжи, а ложки и вилки редким посетителям выдавались на кассе под залог. 
Теперь навороченное кафе, судя по ценам, было под стать столичным.
«Сделай утро ярче с чашечкой ароматного кофе!» – зазывал рекламный ролик с симпатичной девушкой в голубом купальнике возле бассейна.
«Возьми натуральный горячий кофе с собой!» – как бы откликаясь на её призыв, улыбался кудрявый паренёк на самокате.
Но всё это для тех, кто привык сорить деньгами. Никите же утром вполне хватает чашки растворимого кофе. Но сейчас он с превеликим удовольствием проглотил бы какой-нибудь гамбургер. И если удастся продать москвичу альбом с марками, то можно будет смело зайти в «Кофемолку», посмотреть, чем она дышит изнутри.
Борис Степанович обещал приехать к двенадцати часам. Никита мельком взглянул на большие электронные часы, показывающие двенадцать ноль-ноль. Вокзальный громкоговоритель нечленораздельно прокашлял, что поезд из Москвы прибывает на первый путь. 
«Это хорошо!» – обрадовался Никита и поспешил на расчищенную от снега платформу.
Локомотив, повизгивая, тащил за собой длинный пассажирский состав. Встречающие, в основном молодёжь, двинулись к медленно проплывающим вагонам. Поезд прибыл без опоздания. Одетые в нарядную зимнюю форму проводники открыли двери, и из вагонов потекли ручейки пассажиров.
Никита растерялся. Он был уверен, что Борис Степанович позвонит, назовёт номер вагона, но телефон молчал. Угадать в толпе приехавшего филателиста было невозможно.
Чтобы не разминуться, Никита набрал номер столичного гостя, но к удивлению услышал: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».
«Этого ещё не хватало! – вглядываясь в лица идущих мимо людей, заволновался Никита. Первое, что пришло в голову – у Бориса Степановича разрядился мобильник. Второе – обнулился баланс. – Но не должно: человек серьёзный. Накануне несколько раз уточнял время встречи».
Чтобы не пропустить коллекционера, Никита, несмотря на снег, поднял над головой обёрнутый в полиэтиленовый пакет альбом, чтобы его было видно идущим с поезда пассажирам. Так сотрудники турфирм встречают в аэропортах отдыхающих. Бесполезно! Убрал альбом за пазуху, ещё раз спешно набрал Бориса Степановича. Не отвечает!
«Неужели не приехал? – злился Никита. – А предупредить заранее было слабо? Такие вот они необязательные эти москвичи!»
Когда последний пассажир с зелёным пластмассовым чемоданом на колесиках исчез в дверях вокзала, Никита безнадёжно осмотрел опустевшую платформу и, тяжело вздохнув, зашагал в сторону троллейбусной остановки.
Но не успел сделать двух шагов, как раздался звонок.
Номер был незнакомым.
– Никита Алексеевич? – послышалось из трубки. – Пять минут назад через приложение Сбербанк Онлайн от вас поступила заявка на получение потребительского кредита. Вы подтверждаете заявку?
– Нет! – раздраженно буркнул Никита.
 – У кого-то ещё есть доступ к вашим банковским картам? Какая была последняя операция? – не унимался неизвестный.
– Да пошли вы в баню! – прервал разговор Никита и заблокировал номер. Это был уже третий звонок от мошенников за неделю!
На душе и без того скребли кошки, в животе урчало, словно в опустевшей водопроводной трубе. Но Никита не спешил уезжать, всё ещё лелея мысль, что Борис Степанович вот-вот выйдет на связь и отправился «заморить червячка» в «Кофемолку».
Денег было немного, но на самый дешёвый сэндвич должно хватить.

*   *   *
– Добрый день! – с дежурной улыбкой приветствовал Никиту русоволосый официант с внешностью десятиклассника. На юноше была фирменная тёмная тенниска и длинный бордово-красный кухонный фартук, завязанный на поясе. – Проходите, присаживайтесь, где нравится – у нас сегодня свободно.
– Спасибо! – разглядывая интерьер перестроенной столовой, отреагировал Никита. Сказать: «Добрый день» не поворачивался язык. Ничего, кроме непрекращающегося снегопада сегодняшний день не принёс.
Пластиковые карты с изображением блюд были словно приклеены к столу.
«Кофемолка» предлагала в основном кофе и сэндвичи. Кофе «Эспрессо», «Американо», «Капучино», «Латте», а также почему-то весьма дорогущий «Авторский чай» за двести пятьдесят рублей! Сэндвичи тоже были на любой вкус и деньги. С ростбифом и зеленью; с лососем и творожным сыром; с куриными слайсами и овощами гриль, и даже вегетарианский. Самый дешёвый стоил двести двадцать два рубля.
– Мне вот этот! – ткнул пальцем в картинку Никита. – И какой-нибудь водички.
На «Эспрессо» и «Капучино» у него уже не хватало денег.
– Извините, какой водички, газированной или без газов? – уточнил официант.
– Да любой, какая есть.
– Минеральной?
– Мне всё равно.
Минут через пять услужливый паренёк принёс на подносе тарелку с сэндвичем, бутылку воды и стакан:
– Приятного аппетита!
– Спасибо!
Никите понравилось в «Кофемолке»: тёплое помещение, быстрое обслуживание, добротный сэндвич и вода в стеклянной, а не пластиковой бутылке с отвинчивающейся пробкой.
Допив воду, Никита хотел прихватить зелёную пробку с надписью «RUSSEQUELLE», но постеснялся подошедшего официанта, спросил:
– Сколько с меня?
– Шестьсот двенадцать рублей, – поставив на стол деревянную коробочку со счётом, улыбнулся юноша. – Карта, наличные?
– Наличные, – всматриваясь в цифры счёта, не узнал своего голоса Никита.
От неожиданности на лбу выступил пот, а руки покрылись гусиной кожей.
Такое же скверное состояние он испытал, когда месяц назад рискнул проехать в маршрутке без билета. Народу тогда в автобус набилось, как в бочке огурцов, передавать с задней площадки шофёру банковскую карту не хотелось, а мелочи не было. Водитель грозно напомнил, что не все оплатили проезд, а потом остановил маршрутку и лично пошел проверять у пассажиров билеты. Тогда Никите повезло: в кармане чудом оказался билет от предыдущей поездки. Он издали показал его водителю, которому было до него не протолкнуться.
– Тут, молодой человек, что-то не так, – после продолжительной паузы глядя на официанта, произнёс Никита.
– Что именно? Двести двадцать два рубля сэндвич и триста девяносто – водичка.
– Уж слишком дорогая у вас получается водичка!
– «Руссе Квелле» – одна из самых вкусных минеральных вод в России, содержащая более двухсот полезных микроэлементов.
– В три раза дороже кофе!
– Могли бы взять «Аква минерале» или «Угличскую»! Но вы сказали, что вам всё равно, и я принёс самую лучшую. В чём проблема?
– Проблема? Проблема в том, что у меня нет таких денег…
– Тогда я вызываю охрану!
– Вызывайте.
Услышав слово «охрана», к столику живенько подошёл широкоплечий верзила. Короткая стрижка, кривой, сломанный в переносице нос, и синие наколки на пальцах выдавали в нём бывшего уголовника.
– Что за дела? – играя желваками, спросил секьюрити.
– Клиент не хочет оплачивать счёт, говорит, что нет денег, – пояснил официант и, прихватив двумя пальцами пустую бутылку, удалился на кухню.
Оставшись с охранником наедине, Никита ощутил животный страх, как в детстве, когда взрослые парни пугали его змеёй из стеклянной банки.
– Парень, заплати по-хорошему, без применения силы! – дыша Никите в лицо, навис над ним пропахший потом охранник.
– Нет у меня таких денег.
– А что есть? – словно бывалый оперативник верзила положил глаз на альбом с марками, бегло полистал.
– Твой?
Никита кивнул.
– Сколько по счёту?
– Шестьсот двенадцать рублей.
– Конфискую в погашение счёта. И скажи спасибо, что я в детстве тоже марки собирал!
Сунув альбом под мышку, охранник тяжело поднялся. – Свободен!

*   *   *
Лишь отойдя от «Кофемолки» на сто метров, Никита почувствовал себя в безопасности. Ему казалось, что охранник спохватится и потащит его в полицию.
Снег шёл не переставая. Никита запрыгнул в подошедший к остановке троллейбус, устроился на тёплое место, закрыл глаза.
Зазвонил телефон. Это был Борис Степанович из Москвы:
– Добрый день, Никита! Я приехал на автобусе. Скажите, где вас найти? Алло! Никита! Алло…
Но Никита уже включил на телефоне «режим полёта».