Ссора в поезде

Поезд до станции Рамсгейт отправлялся в четверть первого пополудни с одной из платформ в глубине лондонского вокзала Виктория. Пассажиров для буднего дня собралось немало, и у некоторых вагонов образовались очереди.
Сухощавый джентльмен в классическом сером костюме донёс свой саквояж до середины состава, проник в вагон, сделал несколько шагов по проходу по направлению к нужному купе и расположился за столиком, спрятав под ним длинные ноги в узких туфлях. До отхода поезда он невозмутимо читал газету, которую извлёк из кармана пиджака, и не сразу откликнулся на приветствие устроившегося напротив пожилого священника в низко надвинутой шляпе. Только после того, как священник снял шляпу, джентльмен, наконец, соизволил отложить газету и представиться.
Алекс Сторджес, семейный адвокат, нередко покидал пределы столицы по неотложным делам своих клиентов, располагавших недвижимостью и другими активами к востоку и западу от Лондона и желавших повысить свою уверенность в том, что их права и обязанности оформлены надлежащим образом в полном соответствии с действующими законами. Юристу нетрудно вести свой бизнес, даже находясь на значительном удалении от дома, ведь всё, что ему нужно для этого, – свежая голова и записная книжка. Священник тоже не нуждается в громоздком багаже для того, чтобы отправиться в путь. Священник и семейный поверенный могут быть вызваны в дом в связи с одними и теми же обстоятельствами. На этом сходство между обеими профессиями обычно и заканчивается. Но только не в данном случае: у попутчиков нашлись общие темы для разговора – о ценах на вересковый мёд и сортах плетистых роз, пригодных для выращивания на юго-восточном побережье. Возделывать свой сад и коротать вечера в общении с единомышленниками – занятия, при желании и наличии времени, доступные представителям любых профессий.
За разговором на эти темы прошло время до обеда, и собеседники переместились в ресторан, где в тот момент уже находилось несколько парочек и компания мужчин, что-то оживлённо обсуждавших в дальнем углу. Свободные места обнаружились только по соседству с этой компанией, и Сторджесу пришлось стать невольным свидетелем следующего разговора:
– Вот вам, может быть, как человеку неслужившему, трудно понять армейские порядки. Но есть же, наконец, понятия чести и совести, в любом обществе признанные независимо от звания. Если ваш начальник уличён в двурушничестве, то его следует судить как шпиона и диверсанта. Если из-за небрежности штабного офицера секретные сведения становятся известны врагам, здесь нет места сантиментам и разговорам о снисхождении к семье виновного.
Густые брови говорившего грозно хмурились и вздымались в такт чеканным фразам, с помощью которых выражалось возмущение. Это был средних лет господин с высоким лбом и покрытыми сединой висками, чёткая выправка которого выдавала в нём бывшего военного. Напротив него в напряжённых позах расположились два его собеседника – один с густой каштановой шевелюрой и в очках с толстыми стеклами, металлическая оправа которых въелась в его переносицу, и второй – блондин с выцветшими от табака редкими усами, прическа которого хоть и не отличалась пышностью, но длинные волосы свободно доходили до воротника его лёгкого пальто. Именно к блондину и были обращены слова военного в тот момент, когда до Сторджеса дошёл смысл их беседы.
– Есть и более простые объяснения тем или иным действиям, – ответил блондин. – Например, ваш начальник видит всю бесплодность предпринимаемых действий или, больше того, вред, который они представляют как для безопасности подчиненных, так и для будущего развития событий...
– Но есть же присяга, есть долг, наконец...
– Разве, присягая Богу и Отечеству, солдат превращается в безвольную машину, обязанную без рассуждения исполнять полученный приказ? Разве не остаётся он человеком со свободной волей, который в любой ситуации продолжает осознавать, что он делает, и нести ответственность за каждое своё действие? Нормандская операция, в которой участвовали вы и в триумфальном завершении которой нет сомнений, научила нас лучше готовиться и беречь людей. На нашу долю выпало предостаточно и гибельных оперативных промахов, и неоправданных потерь при лобовом штурме переукреплённых позиций врага.
– Я, кажется, ослышался? Или вы действительно считаете, что война... война! ...возможна без потерь?
– Особенно таких, которые происходят из-за того, что отступающие солдаты попадают под огонь своих же наступающих!
– Да это же трусость! Я и сам стрелял по бегущим с поля боя, и все мои подчинённые следовали моему примеру...
– Ну вот, вы уже готовы признаться в том, что вы – убийца?
– А вы – трус в таком случае!
– Сударь, вы чересчур преступили границы дозволенного, и я не готов оставить обиду, нанесённую мне вашими словами, без удовлетворения... По крайней мере, извинитесь!
– Нет-нет, отлично! Только прошу обратить внимание на то, что я потерял на войне правую кисть, – седой господин показал свою правую руку с протезом вместо кисти. – И не смогу быть в равном положении с вами при стрельбе или фехтовании, но мой друг (говорящий при этом обратился к своему соседу в очках), надеюсь, не откажется защитить мою поруганную честь. Честь порядочного человека...
– Я? Да, с удовольствием, – откликнулся его сосед. – Только предпочитаю холодное оружие, ибо в стрельбе я не силён.
– Нам нужен ещё один секундант. Возможно, кто-то из присутствующих не откажется взять на себя?..
Мужчины повернулись к сидящим за соседним столом священнику и поверенному и вопросительно посмотрели на Алекса Сторджеса. Сторджес всё слышал, до последнего слова. Он оглядел всю компанию, потом посмотрел на священника и даже попытался увидеть что-то за бледным окном, внезапно почувствовав, как подкатывает кашель к горлу:
– Господа, вы это серьёзно?
– А что вас смущает? Дело займет какую-то пару часов. Мы вас довезём потом в любое место, куда только пожелаете.

***
Подходящее для поединка место нашлось в десяти милях от Рамсгейта, в фехтовальном зале, принадлежащем седовласому господину. Ларс Айнбиндер – потомок датских переселенцев, капитан, воевавший в стрелковом батальоне и привыкший любые явления воспринимать через призму своего военного прошлого, путешествовал в компании своего товарища или дальнего родственника (Сторджес точно не расслышал) – врача Бартоломью (Барта) Винтера. В поезде они и познакомились с господином Драйденом, местным богачом и землевладельцем, к несчастью, ещё и заядлым спорщиком, принципиальность которого вошла в неразрешимый конфликт со взглядами злосчастного капитана с ампутированной кистью.
Соперники выбрали шпаги и размялись. Оба были правшами, почти одного роста и схожего телосложения, и никто из них не имел поначалу заметного преимущества. Пожалуй, Драйден со старта как-то больше атаковал, а Винтер отвечал контратаками. Делая выпад или удар, Барт Винтер открывался, но попытки Драйдена его поймать ничем не заканчивались, разве что привели к паре небольших царапин и порванному рукаву сорочки соперника. Драйден раз за разом возвращался в стойку и продолжал упорно атаковать, но Винтер увеличивал дистанцию, и поединок затянулся. Сторджес впервые присутствовал на фехтовальном зрелище такого уровня и с восхищением наблюдал за тем, как двигаются соперники, как они владеют собой и оружием. Он, разумеется, видел фехтовальные бои в кино, но все киногерои, в отличие от реальных фехтовальщиков, действовали словно проворные забияки, налетавшие отовсюду и наносившие серии точных ударов ещё до того, как их противники успевали повернуться.
Размеры зала оставляли достаточно места как для перемещения соперников, так и для наблюдения за поединком с удобной точки. Сторджес не стал поэтому отходить в дальний конец зала и присоединяться к Ларсу Айнбиндеру, а следовал за фехтующими почти по пятам. Поединок практически переместился к входным дверям, так как Винтер понемногу отступал, а Драйден всё так же методично наступал. Винтер искусно уклонялся от ударов соперника, в то же время он мог сделать два или три финта, проводя атаку в самый неожиданный момент. Драйден применял симметричные ответы на все действия противника. Чтобы вернуться в центр зала и поменяться местами, фехтовальщики приступили к выполнению боковых движений, и вдруг, применяя хитрый трюк, Винтер отклонился от шпаги соперника и попытался нанести сильный удар слева направо, но нога его подвернулась, и шпага Драйдена вошла ему прямо под ключицу, над левой частью груди, вызвав сильное кровотечение. Драйден сразу же отскочил назад и застыл, в то время как его соперник рухнул в паре метров от него.
Ларс вскрикнул и тоже подбежал. Раненого привалили к стене и сделали ему перевязку, с большим трудом остановив кровь из раны. Ларс тут же предложил довезти раненого до ближайшего госпиталя. Винтер не терял сознания, но сильно ослаб и еле слышно попросил, чтобы все присутствующие проводили его. Драйден заколебался, но огласка дела была явно не в его интересах, и он, недолго поразмыслив, согласился. Раненого усадили полулёжа на заднем сиденье автомобиля, его при этом поддерживал Ларс, за руль сел Сторджес, а Драйден расположился на пассажирском сиденье слева от водителя.
Госпиталь Святой Елизаветы, двухэтажный и одной стороной примыкавший к небольшому парку, располагался всего в пяти милях от дома датчанина, и через четверть часа раненый уже лежал на каталке в приёмной палате. Чтобы не задерживать всех сопровождавших, врач разрешил остаться только одному, и Барт попросил, чтобы с ним побыл Драйден, с которым он страстно хотел поговорить наедине, видимо, извиниться и договориться о показаниях, которые, возможно, придётся давать вскоре представителям полиции.
Сторджес, посчитав, что его миссия на этом исполнена, оставил свою карточку Драйдену и Айнбиндеру, попрощался с ними и отправился в Рамсгейт, чтобы поскорее приступить к своим делам. После Рамсгейта ему нужно было ещё заехать к одной богатой вдовушке в Дувр, и пришлось очень сильно постараться, чтобы не отменить все запланированные визиты в ранее назначенные даты.

***
Прошла неделя. Сторджес завершил свои дела и перед возвращением домой решил поинтересоваться состоянием здоровья господина Винтера. В госпитале его ждала печальная весть: Барт Винтер скончался в тот же вечер, когда его доставили товарищи. Смерть наступила в результате ранения, произведенного холодным оружием. Да, разумеется, приезжала полиция и составила протокол. Но уже при поступлении в госпиталь раненый сообщил, что колющий удар он получил из-за собственной неосторожности, когда демонстрировал друзьям фехтовальный приём, которому научился ещё в юности, в пору пребывания в колледже. Шпага при этом сломалась, и осколок вошёл в его тело. На следствии коронер лишь подтвердил эту версию.
Тогда Алекс Сторджес направился по адресу Ларса и, хотя не предупреждал о своём визите, застал ветерана дома. Он хотел всего лишь высказать свои соболезнования и узнать, не требуется ли какая-то помощь от него, Сторджеса. Датчанин встретил его вполне приветливо:
– Мой друг, к чему так беспокоиться, если ничего уже не исправить? Очень, очень жаль, конечно, но былого не воротишь. Бедный Винтер… Я виноват, один я, во всём случившемся виноват только я. Добрый Барт защищал меня, мою честь… Если бы я мог повернуть время вспять! Если бы не моя несдержанность!
Гость и хозяин глотнули ещё скотча и помолчали пару минут. После чего Алекс решился расспросить про господина Драйдена, какие последствия всё случившееся имело для него лично.
– Как бы я к нему ни относился до этого несчастья, сейчас я благодарю Бога за то, что с Драйденом уже всё в порядке. Я его увидел впервые в поезде, раньше ничего о нём не слышал. Знакомство случайное, но, к несчастью, оказавшееся роковым. Мне показалось, что он был чем-то раздражён ещё до нашей встречи, а всё дальнейшее только усугубило его и без того не блестящие состояние и настроение.
– Вы виделись с ним после того дня, когда?..
– Нет, к сожалению… Но у меня есть его адрес. Где же?.. Да вот, – Ларс достал смятую карточку и разгладил её. На карточке значилось: «Реджинальд Драйден – рантье».
– На похоронах его не было, – продолжил Ларс. – Да и вообще я заметил крайне малое число провожающих. Винтер был не из этих мест, прибыл откуда-то с северо-запада. Он врач по профессии, и я пользовался его услугами, когда мне пришлось задержаться в Лондоне. Приехала пара каких-то человек непримечательной наружности, были местные служители церкви и закона, а ещё случайные зеваки.
– С какой целью он сюда ехал? И не удалось ли вам познакомиться с теми, кто его знал раньше?
– В чём заключалась цель его поездки? Знаете, я и сам до конца не понимаю... Кажется, какие-то родственники у него были в этих краях. Дальние или близкие? Не могу вам сказать... А вот насчёт тех, кто его провожал, вы можете поинтересоваться в местном храме – они перед уходом зашли туда и долго о чём-то беседовали с викарием.
– Не знаю, как вы, а я кому угодно могу подтвердить, что этот Винтер вёл себя до конца как настоящий герой, – заключил Айнбиндер.
«Смерть всегда нелепа и уродлива, в какие бы красивые одежды и слова её ни наряжали», – подумал поверенный. У него не осталось больше вопросов к Айнбиндеру, и он распрощался с хозяином, в одиночку доканчивавшим свои запасы виски, что явно не было для него ни в новинку, ни в тягость. А Сторджес, покинув его дом, почти дошагал до выезда, где оставил взятый в аренду автомобиль, но в последний момент свернул на дорогу к фехтовальному залу. Он ещё раз прокрутил в памяти картину происшествия, но, подойдя к входу в зал, не решился туда войти без разрешения хозяина. Он уже повернул было назад, но бросил взгляд на плиты дорожки, на которые, как он явственно помнил, стекали капли крови раненого, когда его переносили в машину. Сейчас ему не удалось обнаружить никаких следов. Если они и были когда-то, то их тщательно уничтожили.
Перед отъездом в Лондон он решил ещё посетить господина Драйдена по адресу, указанному в карточке, что передал ему Ларс.

***
Найти дом Реджинальда Драйдена оказалось несложным делом, так как он был хорошо виден с дороги и выгодно отличался от жилищ арендаторов. Колёса машины Алекса прошуршали до красивой кованой ограды, и звонок сообщил владельцу поместья о том, что к нему прибыли гости.
Драйден сам вышел навстречу. Он похвалил Сторджеса за то, что поверенный навестил эти места, чтобы «увидеться с добровольным изгнанником, проживающим в скучной глуши и уединении».
– Ну что вы, я бы никогда не решился нарушить ваш покой, если бы не дело... Ко мне обратился мой коллега, и по его просьбе... – Сторджес расположился в предложенном ему кресле. – Видите ли, я разыскиваю родственников господина Винтера. Речь идёт о выполнении некоторых его распоряжений.
– Закурите со мной? – Драйден раскрыл портсигар с дорогими сигаретами. – А я люблю побаловаться... Гарретт, принесите-ка, дорогой мой, нам ещё чаю.
– Слуги нынче и в правду очень дороги, – усмехнулся Драйден. – Так о чём мы?.. Да, насчёт родственников этого господина... Вы знаете, я с ним и знаком-то был очень недолго. Хотя, ко мне тут приходил недавно один человек, но меня не было дома. Вот, если позволите, записка от него.
Драйден достал листок бумаги из ящика комода. Прежде чем передать этот листок Сторджесу, Драйден поднес его близко к глазам, словно для того, чтобы удостовериться в том, что это именно то, что он искал.
– Да, это, кажется, она... Вот, возьмите, если хотите... Вы меня тоже застали совершенно случайно, я что-то в последнее время больше в городе предпочитаю проводить время.
– А мне нравится у вас. Чувствуются уход и рука хозяина. А что за скульптура у вас перед входом?
– Это там, где фонтан? Фигура ангела, да? Гарретт? – обратился Драйден к дворецкому.
– Сэр, это весенняя фея, по эскизу Артура Рэкхема выполнено, если позволите напомнить...
– Да-да, спасибо, именно это я и хотел сказать.

***
В Лондоне Сторджес вернулся к своему обычному распорядку жизни: принимал посетителей, получал и отправлял письма, выезжал на судебные слушания. Ничто не показывало, что данное дело его ещё как-то интересовало.
Однако, примерно через месяц, Сторджес наведался к своему хорошему знакомому – инспектору полиции Найджелу Сомсу. Разговаривали они долго и на разные темы. Но среди этих тем определённое время было отведено и недавней поездке Сторджеса в Рамсгейт, всем происшествиям, что её сопровождали, а также некоторым выводам и вопросам, оставшимся после неё.
Сторджес выражался при этом с осторожностью, кроме того, часть своих выводов он изложил в сослагательном наклонении, тем не менее ему удалось убедить инспектора принять участие в реализации одного плана.
Для этого Сторджес, но уже в компании инспектора, отправился вновь в Рамсгейт и посетил местное управление полиции Соединённого Королевства. Там он изложил свои версии случившегося, показал кое-какие бумаги, под конец в разговор вмешался инспектор Сомс, и в результате было выдано разрешение на проведение следственных действий.
Из полиции Сторджес и инспектор Сомс вдвоём отправились прямиком к Ларсу Айнбиндеру. Им повезло – хозяин был дома, хотя и собирался куда-то отлучиться.
– Добрый день, сэр! Позволите войти? Мы с моим другом – инспектором Найджелом Сомсом – постараемся вас ненадолго отвлечь от ваших дел.
– К вашим услугам, господа! – Ларс пропустил гостей в дом и прикрыл за ними входную дверь.
– Если вы помните, я как-то заезжал к вам, и мы беседовали о господине Реджинальде Драйдене. Вы ещё говорили, что встретились с ним впервые в том самом поезде и никакие обстоятельства ни до, ни после рокового происшествия вас с этим господином не связывали…
– Господа, давайте присядем. Позволите мне предложить вам по стаканчику виски или доброго французского вина? Да, я припоминаю ваш визит ко мне. Но… кажется, я вам всё тогда рассказал…
– Уверен, что не всё. Если говорить коротко, то есть свидетельства – и свидетельства неоспоримые – того, что вы являетесь соучастником преступления…
Датчанин сразу же попытался запротестовать, но гостям удалось, погасив несколько бурных выражений с его стороны, уговорить Ларса встретиться с Драйденом. А за это инспектор обещал Ларсу всячески поспособствовать в смягчении наказания за его проступки.
Встреча должна была состояться один на один в уединённом месте, и в разговоре Ларс должен был произнести слова, которые ему продиктовали незваные гости.

***
Встреча произошла на одной из дальних аллей местного парка, там, где этот парк уже переходил в небольшой лес. Драйден согласился на встречу с Ларсом неохотно и не сразу, а только после некоторых уговоров. И, когда он появился в условленном месте, его лицо выражало плохо скрываемое неудовлетворение.
– Зачем вы меня вызвали? Мы, кажется, договорились, что больше никаких контактов между нами быть не должно! Вы получили оговорённую сумму сполна, чего вам ещё нужно?..
– Подождите шуметь, давайте отойдём ещё вот к этим кустам, здесь мы будем не на виду… И, прошу вас, говорите тише.
– Не хватайте меня, говорите тише сами, мне-то нет нужды в этом разговоре.
– А мне есть! И очень большая нужда. Реджинальд, или как вас там… Ко мне приезжали родственники этого самого Винтера. Мне нужно уехать, иначе они от меня не отстанут. Они на всё способны, они пойдут в полицию. Мне нужно ещё столько же денег, чтобы скрыться на континенте. И оплатите мой переезд, это же я из-за вас попал в такой переплёт…
– Я знал, что вы от меня не отстанете!.. Хорошо, у меня с собой есть деньги, подождите… – и Драйден сунул руку в карман.
Ларс обернулся по сторонам, и в этот самый момент в руке Драйдена сверкнуло лезвие. Он ударил Айнбиндера в бок, и тот начал оседать на землю. Но Драйден почуял неладное и взглянул ещё раз на кинжал, прежде чем отбросить его в сторону. В эту секунду его схватили за руки двое выскочивших из кустов полицейских, а неизвестно откуда взявшийся инспектор отобрал у него оружие.
– С вами всё в порядке? – спросил инспектор Айнбиндера.
- Хорошие у вас бронежилеты, – усмехнулся тот, поднимаясь на ноги. – Но синяк точно останется. С какой же силою он меня ударил! Будто хотел проткнуть насквозь…
– Вы ничего не докажете! – вдруг вскричал Драйден. Но, услышав, как защёлкнулись наручники, опустил голову и послушно поплёлся к полицейской машине.

***
Сторджесу всё-таки удалось доказать его вину. Каким образом – следует из показаний Алекса в суде. Вот они:
«Первое впечатление, которое у меня сложилось от знакомства с господами Винтером, Айнбиндером и Драйденом, – это то впечатление, которое они и хотели произвести. Никто из них не уклонялся от участия в разговоре, не выходил из игры. Поэтому Айнбиндер выглядел как вспыльчивый, упрямый честолюбец, Винтер как защитник поруганной чести, а Драйден как тот, кто на эту честь покушался. Классическое сочетание этих черт и соответствующее им распределение ролей на сцене, а также простое любопытство заставили меня стать свидетелем последовавшего за первой встречей поединка.
Я театрал, и мне интересно наблюдать за действием, даже если оно только претендует на то, чтобы быть настоящим. И, как театрал, я зафиксировал только то, что господин Айнбиндер слегка переигрывал, стремясь любой ценой завершить спор дуэлью.
И сам поединок (тут я не специалист, должен предупредить) не вызвал у меня каких-то сомнений и подозрений до того момента, когда он так внезапно и трагически завершился. Не в том дело, как повели себя участники в этот момент, их поведение можно считать почти безукоризненным. Но вот незадача: ранение мне показалось не таким уж значительным, а вызванное им кровотечение было очень серьёзным. Дело в том, что нанесённая рана не могла вызвать столько крови, так как укол пришёлся в мышцу, а не в артерию. Я вспомнил об этом обстоятельстве позже, когда увидел, что следы крови на дорожке у выхода из фехтовального зала исчезли. Наверное, подумал я, от этих следов избавились, так как не хотели, чтобы кто-то эти следы исследовал.
Но всё бы это забылось благополучно, если бы сэр Винтер выжил. Но он скончался, причём в то самое время, когда рядом с ним находился господин Драйден. Зачем Драйдену было убивать Винтера, если тот публично извинился и причина ссоры к тому моменту была исчерпана? И от чего тогда умер Винтер, если рана, нанесённая ему, была несмертельной?
За ответом на этот вопрос я и отправился сначала к Айнбиндеру, а затем к Драйдену. И я всё-таки получил этот ответ. Я попытался разузнать про прошлое господина Винтера у господина Айнбиндера, и тот уверил меня, что с Драйденом до встречи в поезде знаком не был, но был знаком с Винтером, который приехал в Рамсгейт к родственнику или к родственникам, сам не будучи родом из этих мест. Дальше я побывал у Драйдена, и тут меня заинтересовали несколько моментов, связанных с его поведением. Во-первых, я заметил, что хозяин чем-то взвинчен, хоть и старается скрыть это, и явно не в своей тарелке. Он не помнил, какая фигура у него возведена над фонтаном. Он ссылался на то, что любит жить в городе, а не в деревне, и разрывается между своими домами, хотя люди, показавшие мне дорогу до его дома, уверяли меня что он изрядный домосед. Но главное даже не это. Я заметил, что Драйден недостаточно хорошо видит, хотя при мне раньше очков не носил, даже во время поединка ими не пользовался. При этом у него на переносице во время моего визита я различил характерный след, который бывает от ношения очков.
Такой же точно след был на переносице у Винтера, который очки как раз носил!
И тут меня осенила догадка, что, возможно, в ту роковую ночь в госпитале скончался не бедный господин Винтер, а бедный господин Драйден. Как такое могло произойти? Например, Винтер мог напасть на Драйдена, когда они были одни, и нанести ему удар кинжалом в то же место, в которое получил укол Винтер, но на этот раз уже удар смертельный. После чего Винтер поменялся с Драйденом одеждой, наклеил ему свой парик, нацепил ему очки и выдал Драйдена за себя, Винтера. Это объясняет и все странности в последующем поведении лже-Драйдена, и скоропостижную кончину лже-Винтера.
Догадка поначалу показалась мне фантастической. Ведь тогда и Драйден без очков и парика, и Винтер без очков и парика должны выглядеть абсолютно идентично! Возможно ли такое? А главное, мотив – зачем понадобилась такая перестановка? Ответы на эти вопросы мне, разумеется, не могли дать оставшиеся в живых участники драмы. Требовалось расширить область поисков и вывести на сцену новых персонажей, до того скрытых от публики.
Я разыскал в архивах всё, что хоть как-то касалось прошлого господина Драйдена. Я должен был найти свидетелей, которые, помимо Ларса Айнбиндера, знали Барта Винтера и могли рассказать о нём. Я выяснил адреса и связался с теми людьми, которые приезжали на похороны Винтера и оставили записку Драйдену. Зачем Драйдену было отдавать эту записку мне? Это оплошность? Не совсем. Думаю, Драйден хотел убедить меня в том, что у Винтера есть прошлое, весьма далёкое от места действия последних событий. Но это оказалось не так.
Наведя справки о прошлом господина Реджинальда Драйдена, я узнал, что ему досталось большое наследство от его брата Сэмюэля, который погиб в автокатастрофе. Причем существенная часть этого наследства – страховка, которую брат господина Драйдена оформил незадолго до смерти. Страховая компания расследовала данный случай, но была вынуждена выплатить страховое вознаграждение, так как у машины, упавшей в глубокий овраг, были неисправные тормоза и подозрения о преднамеренном самоубийстве не оправдались.
Я переговорил со всеми, с кем только мог, включая посетителей злачных мест, – тут я благодарен инспектору Найджелу Сомсу – и мне открылось многое о брате господина Драйдена. Оказалось, что брат господина Драйдена, Сэмюэль Драйден, работавший врачом в частной клинике, проигрывал солидные суммы в карты, в результате чего накопил долги, а денег достать не сумел (среди прочих безуспешно обратившись к своему брату, то есть к господину Реджинальду Драйдену). Тогда он, время от времени сталкиваясь со смертью в своей клинике соседей-фермеров из-за неосторожности и несчастных случаев, застраховал свою жизнь на большую сумму и, подловив момент, погрузил в свою машину умершего пациента, предварительно переодев его в свой костюм и испортив у машины тормоза, после чего инсценировал собственную гибель. Тем самым он избавился от долгов, но осложнил себе дальнейшую жизнь.
Нужно было как-то выкарабкиваться из этой ситуации. Скрываясь в облике фермера Винтера (в его одежде и с его документами), он проехал полстраны и устроился наконец на северо-западе помощником врача, а через какое-то время сдал экзамен для получения лицензии. Он узнал из газет, что страховку выплатили его брату, как единственному наследнику, но, вспоминая о том, как брат отказал ему в помощи, в которой он нуждался, он стал подсылать к нему людей, которые пытались по его просьбе выбить из брата, удачливого бизнесмена, ставшего к тому времени крупным землевладельцем и хозяином построенного на страховую выплату солидного дома, так называемые «карточные долги» погибшего. Ничего не помогло, все эти усилия остались без результата. Реджинальд, как уже говорилось, никогда не поощрял пагубных увлечений брата и, тем более, не собирался отвечать по его так называемым «непогашенным долгам».
Тогда Сэмюэль решил подстроить личную встречу со своим братом, предварительно изменив свою внешность. Он познакомился с Айнбиндером и уговорил его за вознаграждение, разумеется, разыграть ссору с братом. В поезде, где братья встретились спустя много лет, Сэмюэль представился Бартом Винтером. Дальше всё пошло как по маслу: специально организовав в паре со своим сообщником эту ссору, а затем дуэль, господин Винтер, он же Сэмюэль Драйден, притворился, что его смертельно ранили (разлив пузырек с чернилами или другим красящим составом), чтобы господин Реджинальд Драйден (его родной брат) сопровождал его в больницу. В госпитале Сэмюэль, уговорив персонал, чтобы их оставили наедине, заколол кинжалом своего брата Реджинальда и, поменявшись с ним одеждой и внешностью, смыл свой грим. Братья были сильно похожи, практически как близнецы. В безутешном горе господин Реджинальд Драйден (которым стал теперь его брат Сэмюэль) вернулся в свое поместье, однако, оставшись один, не смог скрыть своего нараставшего недовольства (так как ему надоело притворяться кем-то другим), а когда к нему явился ваш покорный слуга, начал путаться в своих же владениях и привычках, из-за чего мне пришлось его заподозрить и впоследствии разоблачить.
Кинжал, с помощью которого Сэмюэль убил своего брата, – тот же самый кинжал, которым он хотел заколоть своего сообщника Айнбиндера, по просьбе инспектора сыгравшего роль шантажиста. Что, в частности, подтвердила проведённая экспертиза. Необходимо отметить, и я прошу суд учесть, что Ларс Айнбиндер никого не убивал и скорее действовал во всём этом деле как искусный актёр. Как нам удалось выяснить, Ларс после войны учился в актёрской школе, потом пару лет проработал в театре, сменил множество занятий, а в последнее время испытывал острую нужду в деньгах. Но всё-таки он виновен в том, что узнал об убийстве одним из первых, располагал сведениями о личности жертвы и личности убийцы и не сообщил эти сведения в полицию. В этом его вина несомненна».
Речь Сторджеса вызвала бурные аплодисменты у собравшейся публики. Проходя между рядами к выходу из зала, Сторджес увидел Гарретта, который явно старался привлечь внимание Алекса к своей особе. Они вышли вместе и, обернувшись к Гарретту, Сторджес вопросительно поднял брови.
– Сэр, я уполномочен передать вам приглашение от новых хозяек Драйден-холла – двоюродной сестры сэра Реджинальда миссис Левередж с дочерью. Они только что приехали из Австралии и хотели бы приветствовать вас у себя в любое удобное для вас время.
- Ну что ж, австралийские розы цветут в другое время и в других широтах, но не менее роскошно, чем английские… Было бы интересно понаблюдать за тем, как они приживутся на нашей почве…