Все ведьмы прокляты

Остров Ведьм — так его называют жители долины. Мало кто помнит его истинное название — Хагалас. Этого места всегда сторонились. Всё, что отличается от привычной реальности, имеет другие законы и не укладывается в рамки общества, вызывает опасение и осуждение.
Если и был в этом мире рай, то Хагалас по праву считался бы таковым. Изобилие трав: от расковника, которому под силу открыть любые двери, до колючего чертополоха, отпугивающего нечисть. Птицы, животные, чистые и тёплые реки — всё это есть на острове. Вечные охранники Хагаласа — каменные статуи древних богов и, конечно, ведьмы.

Впервые я попал на остров совсем юным учеником прежнего хранителя. Да, я не обычный человек. Я был избран при обряде наречения. Если в человеке течёт хоть капля божественной крови, то он способен на нечто большее.
Когда придёт моё время уходить, появится новый избранный. Которого я научу таинству священных рун, как в своё время учили меня. А он непременно появится. По-другому и быть не может. Таков наш закон.

Испокон веков хранители водят дружбу с ведьмами Хагаласа. Я застал ещё прабабку моей близкой подруги Эйвас. Не могу вспомнить в точности, какой была эта старая ведьма. Но она была ещё жива в день моего знакомства с маленькой Эйвас.

Эйвас означает выносливость. Маленькая ведьмочка полностью оправдывала своё имя, но это я понял уже потом. По первому впечатлению можно было сказать: она чертовски необычна. Моя подруга отличалась от остальных ведьм. Возможно, шрамы на лице Эйвас заботили её в то время больше, чем сейчас, но для меня это особая магия. Был ли я влюблён... Признаться, не ведаю! Или уже не помню. Тем более не скажу, было ли это взаимно. Скажу только одно: она точно понимала, что я в восторге от её изъянов.

Страшно представить, за какие грехи расплачивалась её мать, родив на свет слепую девочку. А может, все ведьмы заранее грешны или прокляты. Иначе бы их не страшились.
Мать Эйвас долго надеялась, что дочь прозреет. Как прозревают кошкины дети. Но этого не произошло.

Вот тогда и пошли в ход умения прабабки.
Она изловила хагаласского ворона, молодого, но уже окрепшего. И вырезала его глаза.
Затем она одурманила и усыпила маленькую Эйвас с помощью волшебных благовоний. Старуха вставила глаза ворона в глазницы девочки, а ворону достались слепые глаза Эйвас. Сорок дней прабабка проводила магические обряды над девочкой.
Но новые глаза Эйвас никак не хотели видеть. Их чёрный цвет стал угасать с каждым днём, пока не исчез на совсем.

Но однажды, с рассветом солнца, белёсые зрачки девочки ожили! Эйвас увидела себя со стороны, наблюдала своё пробуждение. На самом деле на окне сидел ворон. Он смотрел на неё. В то утро она поняла: теперь ворон — её глаза. Всё, что видел он, видела и Эйвас. Маленькая ведьма дала ему имя Гебо. И никогда с ним не расставалась. Потомок знатного и свободного птичьего рода, существовавшего на острове задолго до ведьм, стал просто вороном Гебо.

Историю жестокого ритуала рассказала мне сама Эйвас. Она всегда считала свою прабабку сумасшедшей. Соглашусь, что так могла поступить либо сумасшедшая, либо слишком отчаянно любящая женщина.

Прабабки давно нет. Мы с Эйвас почти достигли её возраста. Маленькая ведьмочка превратилась в старую ведьму. Я — в старца, до сих пор считающего, что рубцы от обрядового ножа её не портят. А Гебо почти не изменился.

Жилище ведьмы удобно расположилось в самом центре, на мёртвом вулкане, откуда можно было видеть весь остров и его пределы.
В день нашей ссоры я застал её перед хижиной. Эйвас собирала красные яблоки. Они были повсюду: на тропинке, в траве, на крыше хижины. Дерево скидывало с себя маленькие «огоньки» будто боялось обжечься.
Верный ворон Гебо привычно сидел на плече ведьмы и поглядывал то в корзину с яблоками, то на меня.

— Мельчают с каждым днём. Ещё вчера они были в два раза крупнее. Мало света моим яблочкам. Всему однажды придёт конец: и яблочкам, и солнцу, и, видимо, старому Анзусу, — причитала она.

— Ведьма ты, Эйвас, самая настоящая ведьма.

— И мать моя была ведьмой, и бабка, и прабабка сумасшедшая, черт её побери! — при этих словах она разлилась диким, почти истерическим смехом. — Ну входи, раз пришёл.

Ведьма отложила сбор мельчающих яблок и, шурша подолом изрядно поношенного платья, направилась к настежь открытым дверям хижины. На которых не было каких-либо засовов. Совсем и никогда. Если живёшь на острове, в них нет необходимости.

Миниатюрная Эйвас взобралась на высокий (доставшийся от сумасшедшей прабабки) стул с плетёной спинкой и закурила трубку. Густые клубы дыма выползли в пространство мрачной, но по-ведьменски уютной комнаты.

— Ты же не просто чайку попить зашёл? Выкладывай, что стряслось, — сказала Эйвас.

— Всё-то ты знаешь, да не всё. Твой ворон настолько увлёкся фруктами и не видит, что на острове делается? Ох, не к добру человек на острове, Эйвас, не к добру.

— А ты в мои дела не лезь, Анзус! — вскочила ведьма со стула. — Всё, что я делаю — на благо острова.

— Это убьёт остров, Эйвас.

— Убьёт остров? Ты видел урожай яблок? Видел редеющие поляны? Бел таленц больше не цветёт. Эти люди принесут новые семена. Мы обо всём договорились. Хочешь сказать, что ты можешь отправиться на поиски побегов? Нет, ты только берёшь с этого острова! Убирайся! Пошёл вон! Ишь, указывать он мне будет, с кем водиться, а с кем нет.

— Хорошо, я уйду. Но помяни моё слово, старая ты дура, добром это не кончится.

Мы разругались с Эйвас окончательно. Я убрался с острова, как она велела, немедля. Лодка моя, покачивая, пыталась усмирить разбушевавшийся гнев, с которым я врезал весла в воду. Ведьма становилась всё дальше, обида всё больше. Столько лет дружбы, и вдруг между нами встал человек. Да не просто человек, а искатель. Готовый на всё ради личной выгоды.

***

Когда горькая обида хранителя рассеится, он непременно навестит Эйвас. Настоящих друзей не может разлучить ни время, ни уж тем более человек.

Старая ведьма тоже не находила себе места. Но не только из-за ссоры. Её заботило предчувствие беды. Она повторяла без умолку: «конец всему, конец всему.». Хагалас действительно вымирал. Эйвас пыталась спасти его, пусть и с помощью людей, чужаков, которым не нужно доверять. Они пришли не украсть, они просили цветок магической травы. Просили у самой ведьмы. О, это так польстило Эйвас. Она заключила с ними сделку: цветок плакун-травы взамен на семена бел таленца, растущего там, где всё берёт своё начало.

Искатели вернулись в указанный срок. Их было двое. Один с хитрым лицом, прячущем его под капюшон, второй слишком молчаливый и потерянный. Ворон Гебо видел их задолго до того, как они высадились на остров. Значит, видела и Эйвас.

— Ну что, ребятки, принесли мне то, о чем договаривались? — крикнула издалека слепая ведьма.

— Можешь не сомневаться, бабушка, — скривил улыбкой человек в капюшоне и, приблизившись к ведьме, протянул ей мешочек с семенами.

— Уговор есть уговор, — ответила Эйвас и отдала искателю завязавшийся бутон плакун-травы.

Но ведьма не так проста, чтобы отдать человеку магический цветок. Она вручила ему пустоцвет. Отдай она чудодейственный цветок, ничего бы не произошло. Люди не умеют пользоваться магией. Но откуда ей знать, к кому он может попасть потом. Хитрая старая Эйвас.

Поглаживая заветный мешочек, Эйвас проводила гостей взглядом пернатого Гебо. «Лети друг мой, проследи за этими двумя, чтобы не прихватили чего по дороге.» — сказала она ворону.
Гебо сорвался с плеча ведьмы и закружил огромной тенью над островом.

Эйвас будто чувствовала: искатели задумали осквернить статую бога Туризаса (покровителя хранителей таинства священных рун). Они вколачивали кирку в твёрдый камень. Краденая мелочь, пусть даже осколок статуи, кому-то может показаться большой наживой.

Гебо, как верный соратник ведьмы и охранник её владений, попытался помешать мерзавцам. С высоты полёта он кинулся на вандала, впиваясь острыми когтями в лицо и шею.

— Ах ты ж тварь бесовская! — выкрикнул искатель, отбивая ворона от своего спутника.

— Хватай его! Убери его! — кричал второй.

— Царапается, сволочь! Я его держу!

— Души гада! Души! Пока не сдохнет!

Сильные руки сдавили шею Гебо. И давили до тех пор, пока ворон не стал хрипеть. Говорят, в такие моменты вся жизнь пролетает перед глазами. Видел ли Гебо свою жизнь глазами слепой девочки Эйвас? Да. И, должно быть, он её (жизнь) ненавидел. С той самой секунды, когда костлявые руки прабабки схватили его и унесли к мёртвому вулкану. Теперь он вспомнил всё, что так долго забывал ради слепой девчонки. Великий ворон, пресмыкающийся перед ведьмой. Раб. Позор рода.
С последним вздохом Гебо благодарил своего убийцу как освободителя.
Вот только ворон и ведьма неразделимы, как душа и тело. Сумасшедшая прабабка не зря выбрала ворона. Жизнь у этой птицы долгая. Это пророчило долгую жизнь и Эйвас. Но понимала ли тогда прабабка, что это послужит проклятием для обоих.

— Да что ты с ним цацкаешься! Ломай шею! Вот так! — схватил он еле живого ворона и с треском вывернул хрупкие позвонки.

Хруст. И темнота... Глаза Гебо закрылись, закрыв глаза ведьмы. Впервые Эйвас узнала, что такое слезы. Наивная, думала, ведьмам не свойственно... «Так вот ты какой, конец всему», подумала Эйвас. Она не ошиблась, что-то должно было случиться. И дело, как оказалось, не в острове, а в сердце острова. Малыш Гебо был его сердцем, которое с невыносимой болью рвалось внутри ведьмы. Она всегда чувствовала себя одиноко, но теперь не просто одиноко, а пусто. Темнота, тишина и ничего больше. Сколько так можно просуществовать? Именно просуществовать, а не прожить. Никто точно не знает.

Что ж, Анзус, тебе говорить последнее слово...

***

Я нашёл Эйвас рядом с хижиной. На высыхающей траве лежали гниющие яблоки, которые давно никто не собирал. Она умерла, как умрёт однажды остров. Ведьма без ворона. Остров без ведьмы. Мы все от чего-то зависим. Такая вот банальность.

Остров Призраков — так теперь зовётся Хагалас. Охраняют его статуи древних богов, Великий ворон и ты, Эйвас. Самая необычная ведьма в своей династии.
Совсем недавно я обзавёлся учеником. Значит, и мне придётся скоро уйти. Хорошая традиция — отставить после себя преемника. Пора бы и ведьмам менять традиции.