Человек-бабочка

Мэри Вирджиния тоже показала мне это письмо, потому что она была в таком восторге
от него и так им гордилась. Мне очень нравится его английский, но еще больше мне нравится его ирландский оттенок. Но, хотя Мэри наконец-то закончила школу, Вирджиния не вернулась домой к нам, как мы надеялись. У её матери
были другие планы, в которые не входил Литтл Эпплборо. Почему
девушка с такими связями и возможностями должна быть похоронена в маленьком
городке, когда большие города ждали именно таких с распростертыми и гостеприимными объятиями? Лучшее, что мы получили тогда, это фотография нашей девушки в её выпускное платье - стройная задумчивая Мэри Вирджиния, в нем много от её дорогой угловатая молодость все еще цепляется за неё.

Сама миссис Юстис через некоторое время держала нас в курсе дальнейших триумфальных успехов девочки
та сенсация, которую она произвела, скучающий
мир склоняется к ее ногам, потому что она принесла это вместе с именем и
богатство, такой свежий дух, такую чистую красоту. Была некая
деспотичная старая тетя со стороны ее матери, что-то вроде ужасной верховной жрицы в
самом сокровенном святилище священных избранных; эта Бегум, восхищенная ею
молодая родственница, приказала остальному своему миру быть таким же
восхищенная, и весь мир согласился с ее вердиктом, Мэри Вирджиния
справилась очень хорошо. Ее чествовали, фотографировали и публиковали статьи. Ее
портрет, написанный довольно малоизвестным молодым человеком, сделал художницу
знаменитой. В руках бегум хорошенькая девушка расцвела и превратилась в
необычайную красавицу. Фотография, которая вскоре попала к нам, просто захватила нас
дыхание, она была такой царственной.

"Она никогда, никогда больше не будет дома в Литтл-Эпплборо", - с сожалением сказала моя
мать. "Тот милый, простой, страстный, нетерпеливый ребенок, которого мы
знали раньше, ушел навсегда - жизнь забрала ее. Этот прекрасный
место создания не здесь - _ она_ принадлежит миру, где женщины
носят титулы и диадемы, а мужчины носят королевские ордена. Нет, мы могли бы
никогда больше не надеяться удержать ее ".

"Но мы могли бы любить ее, не так ли? Возможно, даже больше, чем те
прекрасные дамы в диадемах и титулах и те прекрасные джентльмены с
орденами, которых твое воображение рисует для нее, - сказал я решительно, для нее
слова задели. Они нашли отклик в моем собственном сердце.

"Любишь ее? О, но, конечно! Но ... любовь значит очень, очень мало
в мире, который теперь претендует на Мэри Вирджинию, Арман. Амбиции душат
его." Я молчал. Я знал.

Что касается Джона Флинта, он взглянул на эту фотографию и покраснел.

"Боже милостивый! Подумать только, у меня хватило наглости послать _ ней_ несколько бабочек в прошлом
году ... сказал _her_ играть так, будто они значат больше! Я почему-то не мог
вбить себе в голову, что она повзрослела.... Я никогда не мог думать
о ней иначе, как о чем-то вроде маленького ангела, потому что я, казалось, не мог вынести
мысль о том, что она когда-либо была кем-то другим, кроме того, кем она была. Что ж ...
она больше не такая. И у меня хватило наглости подарить несколько насекомых
Царице Савской!"

"Чушь!" - решительно заявила Лоуренс. "Она должна быть рада и гордиться тем, что
принесите этот поднос, и, держу пари, Мэри Вирджиния будет от него в восторге.
Она дочь своего отца так же, как и своей матери, пожалуйста. Что касается
То, что Эпплборо недостаточно хорош для нее, это тоже глупо, питите
Мадам, и вы меня удивляете! Ее собственный город достаточно хорош для любой
девушки. Если это не так, позвольте ей просто вмешаться и помочь сделать все достаточно вкусно,
если она того стоит. Не то чтобы Мэри Вирджиния не была восхитительной,
хотя. Господи, кто бы мог подумать, что это тот же самый ребенок, который раньше бил меня
по голове?"

"Теперь она поворачивает головы, вместо того чтобы бить их", - сказала моя мать.

"О, она не единственная красотка, которой может похвастаться Эпплборо!" - величественно сказал
молодой человек. "У нас всегда было много симпатичных девушек в
Каролина, чего бы еще нам ни недоставало. Они как ягоды в свой
сезон ".

"Но сезон ягод короток и скоро закончится, сын мой: и есть
сезоны, когда ягод вообще нет - кроме консервированных",
предположила моя мать с той быстрой, любопытной ехидством, которая так часто
поражает меня даже в самых дорогих женщинах.

"Как ты смеешь говорить это Гражданской лиге!" - фыркнул Лоуренс. "Я
согласен с тобой, что Мэри Вирджиния - самая большая ягода на грядке, в
разгар сезона. Но посмотрите на ее наряд! Не делайте безделушек и
выпадений, и куриных перьев в волосах, и всего такого, что скручено и завязано,
и скользящего шлейфа, и длинного жемчуга на бельевой веревке и тому подобного,
считать за что-то? Как насчет Клэр Декстер, например? У нее может и не быть
фигуры, как у ее тети Салли Рут, но предположим, вы нарядили Клэр
вот так? Кокеткой она родилась и кокеткой умрет, но разве не так
она идеальный персик? Это напомнило мне - эта неблагодарная распутница подарила два
по праву принадлежащих мне танца мистеру Говарду Хантеру прошлой ночью. Я не поднимала
никаких волнений, потому что, по правде говоря, я не очень-то ее винил.
Этот парень действительно умеет танцевать, и он способен передать
девушка подумала, что он остался жив только на ее счету заставляет меня скрежетать
мои зубы с зелено-голубой зависть. Неудивительно, что они все в нем души не чают! Ни один
дом не обходился без этого красивого украшения!" добавил он.

Губы моей матери плотно сжались.

"Это большая ошибка - считать Мефистофеля довольно пресным
брюнетом", - решительно заметила она. "Я абсолютно уверен, что если бы вы
могли поймать дьявола без его маски, вы бы нашли его идеальным
блондином".

"Значит, ницшеанская белокурая бестия?" - предположил Лоуренс, забавляясь ее
манерами.

"Та же самая белокурая бестия, возможно, самое великолепное из животных", - вставил я
. Единственный из моих домашних, я безмерно восхищался секретарем мистера Инглсби
. Он был единственным мужчиной, которого я когда-либо знала, к которому можно было бы справедливо применить термин
"красивый", и в надлежащем значении этого слова.
Такой человек, как этот, с двуручным мечом, зажатым в стальных кулаках, в
волчьей шкуре на широких плечах и орлиными крыльями по обе стороны от
шлем, который венчает его желтые волосы, выглядит одним из многих красных,
красная страница прошлого с такими же синими, опасными и безоблачными
глазами. Качающиеся и воняющие палубы знали его, и падающие стены,
и крики, и языки пламени, вздымающиеся к небу, и саги о викингах, и
застольные песни вырывались из медных глоток, и ужасные гимны Одину
Всеотец в середине стражи северных ночей.

Он зашел ко мне вскоре после своего прибытия, его видимой причиной
была моя работа среди его заводчан. Думаю, позже я ему понравился. В
всяком случае, я видел его, и я был обязан ему больше
не один проницательный и практические советы. Если порой я был охлаждается
то, что казалось мне безжалостной и хладнокровной манерой рассмотрения
всего великого социального вопроса, я, тем не менее, был вынужден восхищаться
почти математическим совершенством, до которого он довел свою систему.

"Но вы хотите иметь дело с людьми, а с цифрами в сумму," я
когда-то возразить.

"Цифры," - улыбнулся он ровным, "только упрям, но на бумаге. Когда
они живые, они текучие, и любой умный социохимик может свести
их к первым принципам. На самом деле это очень просто, как и все великие вещи
таковы: _ Когда сомневаешься, доберись до желудка!_ Вот вы где! Это
универсальное открытие для всех".

"Мой дорогой друг, - добавил он, смеясь, - не смотри так испуганно. _ Я_
не делал вещи такими, какие они есть. Лично я, возможно, даже предпочел бы
сказать, как мистер Фокс в старой истории: _"Это было не так. Это не так. И
Не дай Бог, чтобы это было так!"_ Но я не могу, честно говоря, и
следовательно - не хочу. Я принимаю то, с чем не могу помочь. Самосохранение, как мы
все признаем, является первым законом природы. Теперь я считаю себя и
класс, который я представляю, существами гораздо более ценными для мира, чем,
скажем, ваши рабочие на фабрике, ваши фрезеровщики, ваши лесорубы
и ящики с водой. Таким образом, если возникнет такая возможность, я должен наиболее
без колебаний использовать любое оружие закон, религия, цивилизация
само по себе, попавшее в мои руки, без угрызений совести и, возможно, какое-либо
придирчивые могут звонить безжалостно; на кону очень важный
вопрос - сохранение моего вида, защита моего класса от
Демонстрации".

Он говорил без горячности, спокойно, глядя на меня с улыбкой своими прекрасными
умными глазами: в его откровенном заявлении было даже много правды
о его случае. Всегда так говорят о погружениях, защищенных законом, обеденных
внутри; в то время как за дверями больной цивилизации, которую он создал
Лазарь лежит, облизанный псами случая. Нет, этот
человек не защищал никакой новой теории; когда-то, возможно, я и сам мог бы спорить
даже таким образом, и делал это с чистой совестью. Этот человек был
просто оппортунистом. Я знала, что он никогда не будет "достигать их желудков"
если он думал, что должен. Действительно, с его приходом, все
значительно изменен на мельницах и к лучшему.

"День великого бога Раздолбая, - сказал он Инглсби, - наступает
проходит. Нехорошо переутомляться и недоплачивать своим рукам за
состояние хронического бунта. Это означает потерю времени и бегство
работайте. Справедливая сделка - это не социализм, не благотворительность и не вопрос кого бы то ни было
личное удовольствие или совесть одного человека - это холодный, жесткий здравый смысл
и обоснованный научный бизнес. Вы получаете лучшие результаты, и это то, чего
вы добиваетесь ".

Возможно, именно потому, что Эпплборо в то время предлагал очень мало, чтобы
развлечь и заинтересовать свой острый ум, Человек-бабочка
так сильно позабавил и заинтересовал Хантера. Или, возможно, каким бы гордым он ни был,
даже он не мог полностью избавиться от той странной привлекательности, которая привлекала
людей к Джону Флинту.

Он был в восторге от нашей коллекции. Он мог оценить ее размах
и ценность, на что все остальные жители Эпплборо обращали, но мимоходом
не обращали внимания. Джон Флинт заявил, что большинство людей приходят посмотреть на наших бабочек
точно так же, как они побежали бы посмотреть на мальчика с собачьей мордой или бородатую
леди - просто ради того, чтобы на что-нибудь посмотреть. Но признательность этого мужчины и
похвала были искренними и ободряющими. И как он ни разу не позволил
никого и ничего необычного или интересного, чтобы пройти его без крайней
крайней мере выборки свою силу, он сформировал привычку слоняться по К
Приходской дом, чтобы поговорить с хромающий человек, который пришел умирать
босяк, теперь ученый, с образом и внешностью
джентльмен, а кто говорит на языке двух миров. Что этот
когда-то паршивый баран по собственной воле и удовольствию отбился от какого-то
знатный вислоухий охотник ни на мгновение не усомнился. Как и весь Эпплборо, он
нисколько не удивился бы, увидев, что этому блудному сыну рады
в объятиях какого-нибудь отца с Пятой авеню и у него откормленный теленок
одет для него шеф-поваром, на зарплату которого могли бы нанять три колледжа
профессора. Хантер в свое время знавал одну или двух таких паршивых овец;
он воображал себя не слишком проницательным, чтобы таким образом проникнуть в довольно
очевидный секрет Флинта.

Моя мать наблюдала за приходами и уходами секретаря в Приходе
Дом задумчиво. Даже не тот факт, что он цитировал ее обожаемый Лос-Анджелес
Рошфуко на безупречном французском смягчил ее оценку.

"Если бы у него было хотя бы подобие сердца!" - сказала она с сожалением. "Но
он настоящий руководитель, этот тип".

Теперь я простой человек, а этот образованный и красивый мужчина из
мира привел меня в восторг. Мне, замурованной в мельничном городке, он принес современную
лучший в мире. Для меня он был окном, которое впускало свет.

"Этот великолепный блондин!" - удивленно сказала мадам. "Он такой продуманный
обворожительный, я удивляюсь, что ты не видишь, как крутятся колеса. Однако,
позволь мне признать, что я искренне благодарю Бога, что я уже не молод и
восприимчив. Подумайте, какую ужасную власть такой человек может иметь над
пылким и бесхитростным сердцем!"

Именно Хантер принес мне тонкую книгу, познакомив меня с
поэтом, которого я раньше не замечала.

"Вам наверняка понравятся мосты, - сказал он мне, - ради одного-единственного
куплета. Вы когда-нибудь задумывались, почему вы мне нравитесь, отец Де Рансе?
Потому что ты забавляешь меня. Я вижу в тебе одну из тончайших ироний жизни:
Поклонник греческой красоты, выдающий себя за католического священника - в Эпплборо!" Он
рассмеялся. И затем, с настоящим чувством, он прочел своим звучным голосом:

 "Я люблю все прекрасное:
 Я ищу и обожаю их.
 Богу нет лучшей хвалы,
 И человеку в его поспешные дни,
 Это большая честь для них ".

Когда время от времени секретарь приводил своих гостей посмотреть на то, что он
достаточно любезно назвал единственной претензией Эпплборо на отличие,
Человек-бабочка отдавал должное манере борна. Ящик за ящиком
и он открывал коробку за коробкой, терпеливо отвечая и объясняя.
И действительно, я думаю, что содержимое стоило того, чтобы далеко ехать, чтобы увидеть. Некоторые из
они пришли к нам с концов земли; из Китая и Японии
и Индии, и Африки, и Австралии, с Антильских островов, и Мексики, и
Южная Америка и острова Тихого океана; от многих и многих
одиноких миссионерских станций они были посланы нам. Даже по мере того, как наша
коллекция росла, библиотека, покрывающая ее, росла вместе с ней. Но это было
всего лишь самой эффектной и приятной частью работы. То, что имело
наибольшая научная ценность и интерес, то, благодаря чему ценность и репутация Джона
Флинта неуклонно росли, заключались в менее
приятных и более разрушительных формах жизни насекомых. Помимо этого последнего,
труд, требующий самого неустанного, кропотливого, настойчивого
исследования, наблюдения и интеллекта, рисованные красавицы его
бабочки были всего лишь драгоценной игрой. Ибо в этом последнем он
вырывал из неохотных пальцев Природы некоторые из ее самых дорогих и
глубоко спрятанных секретов. Он был подобен Иакову, борющемуся всю ночь напролет
с неизвестным ангелом, твердо говоря:

"Я не отпущу тебя, пока ты не назовешь мне свое имя!" Подобно Иакову, он
заплатил цену остановки за свои знания.

Мне нравится думать, что Хантер понимал огромную ценность
работы натуралиста. Но я полагаю, что сам молчаливый и поглощенный изучением студент
был, по его мнению, самым интересным экземпляром, самым ценным
предметом изучения. Его забавляла попытка вовлечь своего сдержанного хозяина в фамильярную
и интимную беседу. Флинт был таким же, как его имя.

Как ни странно, Хантер разделял симпатию "Человека-бабочки" к этому
невыразимая книга некрологов, и я видел, как он брал порцию
их из его кармана в качестве добровольного подношения. Я видел, как он, у которого в руках была
вся французская, русская и английская литература, сидел,
хихикая и погруженный в себя в течение часа, над этой ужасающей коллекцией
мрачные стихи и грамматика похуже; время от времени останавливаясь, чтобы бросить
задумчивый и любопытный взгляд на своего бесстрастного хозяина, который, заплатив
абсолютно никакого внимания на него, вместо этого весь его разум был сосредоточен на
какой-то крошечной форме на предметном стекле бальзама под его микроскопом.

"Почему вы не восхищаетесь мистером Хантером?" Мне было любопытно узнать.

"Но я действительно восхищаюсь им". Флинт был искренен.

"Тогда, если ты им восхищаешься, почему он тебе не нравится?"

Он задумался.

"Мне не нравится выражение его зубов", - признался он. "Они слишком
заостренные. Он выглядит так, будто готов укусить. Я не думаю, что ему было бы все равно, кого он укусит
также; все будет зависеть от того, кто встанет у него на пути ".

Заметив, что я с удивлением смотрю на него, он прервал свою работу, вытянул
ноги под столом и ухмыльнулся мне.

"Я не говорю, что он не должен стараться изо всех сил", - согласился он.
"Мы все сделали бы это, если бы только знали как. И я не говорю, что он должен
рассказать о себе, или о том, что у кого-то есть какие-то дела, попадающие под его
охранник. Я не горю желанием знать чьи-либо недостатки или выяснять, что именно
у них засучены рукава, кроме локтей, если только мне не придется.
Да я бы с таким же успехом попросил парня снять свою лакированную кожу, чтобы доказать
что у него нет мозолей, или расстегнуть его воротник, чтобы я был уверен, что это
не был прикреплен к бородавке у него на затылке. Лично я
не хочу выставлять напоказ чьи-либо шишки. Это не мое
дело. Я лично верю в воротнички и обувь. _ но_ если я увижу
знаки, я могу поверить в одиночку, что они у них есть, не так ли?"

"Именно. Твои выводы, мой дорогой Шерлок, действительно великолепны.
Джентльмен носит хорошую обувь и чистые воротнички - следовательно, вам не
нравится вид его зубов!" - сказал я с иронией.

"Шлепнуть меня по рукам еще, если это заставляет вас чувствовать себя хорошо," он
предложила нагло. "Он может, и я уверен, что нет". Его ухмылка исчезла,
на его лбу появилась старая морщинка.

"Парсон, может быть, правда в том, что я не схожу по нему с ума, потому что такие люди, как
он, заставляют таких людей, как я, слишком ясно видеть, что дела обстоят несправедливо
. Ну, подумайте минутку. У этого человека есть почти все, что может быть у мужчины
есть, не так ли? Я имею в виду, в нем самом. И если есть что-то еще, о чем он
мечтает, он может протянуть руку и получить это, не так ли? Что ж, тогда некоторые люди
могут начать думать, что такие, как он, получают больше, чем заслуживают.
А некоторые ... не получают больше, чем заслуживают ", - закончил он с
мрачной двусмысленностью.

"Он нравится тебе самой?" спросил он, поскольку я ничего не ответила.

"Я им безмерно восхищаюсь".

"Он нравится мадам?" - спросил он в ответ.

"Мадам - женщина", - осторожно сказал я. "Кроме того, вы должны помнить
что если мадам этого не сделает, она всего лишь одна против многих. Все остальные
они, кажется, обожают его ".

"О, остальные из них!" проворчал Джон Флинт и нахмурился. "Ха! Если бы это
не было мадам и еще нескольких подобных ей, я бы сказал, что женщины и курицы - это
две самые глупые вещи, которые Бог нашел время сотворить на данный момент. Если вы
не верите этому, понаблюдайте, как они стоят вокруг и кудахчут над первым блюдом
большой навозный петух, который расхаживает перед ними на крыльях! Бывают
моменты, когда я мог бы свернуть им шеи. В любом случае, они чертовы дураки!" Он
заерзал на стуле от нетерпения.

"Печень", - сказал я возмущенно. "Вам лучше обратиться к доктору Уэстморленду по поводу
этого. Когда человек говорит так, как вы говорите сейчас, это просто одно из двух
вещи-печень не в порядке, или обычный уродливый ревность".

"Я пока похожу я просто обозлился, не так ли?", - признал он, без
позор. "Хорошо ... может быть, это ревность, а может быть, и нет. Правда
в том, что временами он раздражает меня довольно сильно, я не знаю, как и почему.
Может быть, это потому, что он так уверен в себе. Он может позволить себе быть уверенным.
Нет никаких причин, по которым он не должен быть таким. И это ранит мои чувства.
Он проницательно посмотрел на меня. "Он выглядит нормально, и у него все хорошо звучит
нормально, и, возможно, с ним могло бы быть все в порядке - но, парсон, у меня есть
ощущение, что каким-то образом это не так!"

"Святые небеса! Да вы только посмотрите, что этот человек сделал для заводчан!
Каковы бы ни были его мотивы, результат прямо здесь, не так ли? Его
дела прославляют его у ворот!"

"О, конечно! Но он еще не разыграл свой хэнд полностью, друг. Ты просто
дай ему время. Такие, как он, не играют на поражение; они не могут позволить себе проиграть;
проигрывать - это работа другого человека. Пастор, смотри сюда: у всех вещей есть две стороны
одна из них правильная, а другая неправильная, и человек должен
выбирать между ними. Он ничего не может с этим поделать. Он должен быть на одной стороне или
другой, если он _человек_. Нейтралитет - это жесткая позиция, которую делают обе стороны
правильно убрать с дороги. Теперь ты не сможешь ничем помочь правой стороне
если ты стоишь на неправильной стороне, не так ли? Нет; ты принимаешь
стороны в соответствии с тем, что в тебе есть. Ты прекрасно знаешь, что одна сторона
полна бедняков, и на полпути, и по-настоящему бедных - неудачников,
парни, у которых никогда не было шоу, уборщики канав и сточных канав, и
потогонщики, и рабочие на мельницах, и мусорщики, и загнанные дворняги, и
умирающие от голода женщины и дети. Это, конечно, адская дорога, но нужно
будь где-нибудь светочем по этому поводу, иначе лучшие люди всего мира не стали бы
выбирать это, не так ли? И все же они выбирают! Скажем, как Иисус Христос.
Они отказываются от другой стороны холодными, хотя путешествовать так приятнее. Почему,
вы можете кабанчик, другой дороги в авто, можно запускать вниз по нищих и
дети, вы даже можете стрелять в полицейских, которые хотят сделать вас держать
скорость законов. У вас там нет никаких законов о скорости. Это ваша дорога. Вы
владеете ею, понимаете? Это то, что есть, потому что ты сделал это таким, просто чтобы доставить удовольствие
себе, и к черту деревенщину, которая должна это терпеть! Но - ты проигрываешь
на той стороне, даже когда думаешь, что победил. Ты получаешь именно то, к чему стремишься
но больше ничего не получаешь, и поэтому проигрываешь. Почему?
Потому что ты яйцекладущий, и разоритель гнезд, и сорокопут, и
четырехпалубник и пикировщик, вот почему!

"Первый путь не дает вам ничего, к чему вы могли бы прикоснуться;
за исключением того, что вы думаете и надеетесь, может быть, в конце есть тот свет
это. Но, пастор, я думаю, если ты достаточно мужчина, чтобы справиться с этим без
конверт с зарплатой, приходящий по субботам, что ж, этого вполне достаточно для
меня... и Керри. Но пока я занимаюсь этим делом, я буду следить за погодой
очищенный от жуликов. Этот большой блондинистый он-бог - один из них. Впитай это
в свой мозговой центр: он один из них!"

"Но посмотрите, что он делает!" - сказал я в ужасе. "То, что он делает, - это
хорошо _. Даже Лоуренс не мог требовать большего, чем хороших результатов, не так ли
он?"

Человек-Бабочка улыбнулся.

"Не обижайся, пастор. Ну, возьми меня, меня самого. Предположим, парсон,
ты был бы на другой стороне, как Хантер, когда я появился? Предположим,
с момента своего рождения вы бы ни на минуту не остановились, чтобы подумать о чем-либо
или о ком угодно, кроме себя и своих собственных интересов - где бы я был сегодня,
парсон? Предположим, тебя укусил жук утилитарности-и-ничего-кроме-бизнеса
тебя, как у этого скейта? Почему, как ты думаешь, что бы ты сделал
со стариной Слиппи? На мой взгляд, я был неплохим бизнесменом
тогда, не так ли? Нет. В тебе должно быть что-то такое, что позволит
ты рискуешь, как игрок; ты должен быть готов поставить лимит
и рискни всем своим котенком ради единственного маленького шанса, что родится чалый
все получится, если ты устроишь ему честное шоу только потому, что он мужчина; или
ты никогда не можешь надеяться на помощь именно тогда, когда эта помощь необходима. Прямо там есть
разница между Лоуренс и вы вроде как и охотники-мужчины,"
сказал Джон Флинт, упрямо.

Что касается Лоренца, он и охотник, постоянно встречались, оба будучи в постоянном
социальный спрос. Если Лоуренс не склонны к этому
яркие определенный набор довольно быстрому молодых людей, которые в настоящее время
образуется сама о яркой фигуре охотника, два не
недолюбливают друг друга, хотя охотник, из старой мужской уверенности
сам, стал более сердечным двух. Мне кажется, каждый наблюдал за
другим более настороженно, чем любой хотел бы признать. Они представляли
противоположными интересами; кто-то может в любой момент стать врагом
другие. Однако этого, ни малейшего следа было разрешено появляться на
спокойная зеркальная гладь вещи.

Если Инглсби выбрал этого человека намеренно, это был мудрый выбор.
Поскольку он, несомненно, был очень популярен, и вполне заслуженно. У него были
как мы все знали, неоспоримые связи. Он привнес более широкую
культуру, что не обошлось без последствий. И несмотря на то,
что он представлял Инглсби, в Эпплборо не было ни одной двери, которая
не была бы открыта для него. Сам Инглсби казался менее зловещей фигурой в
свет этой молодой и ослепительной личности. Таким образом, секретарь
постепенно удалял шипы сомнений и предрассудков,
посеяв вместо них семена амбиций Инглсби и
реабилитацию при свете дня. Он знал, что его работа была хорошо
выполнена; он был уверен в конечном успехе; он всегда добивался успеха,
и до сих пор не было никого достаточно сильного, чтобы активно
противостоять ему. Поэтому он мог позволить себе спешить медленно. Даже если бы
он знал о резкой оценке его Человеком-Бабочкой, это должно
позабавили его. Когда все было сказано и сделано, что сделала Бабочка
Человек - даже такой, как наш, - чего стоит в мире Большого бизнеса
У него не было ни акций, ни облигаций, ни власти, ни притяжения. У него не было ничего
кроме личности, которая привлекала вас, собаки-сеттера, медленно растущего
имени, комнаты, полной насекомых в саду старого священника. Конечно же
Хантер бы улыбнулся! И не было ни души, которая могла бы ему что-нибудь рассказать
о Слиппи Макги!




ГЛАВА XI

МАЛЕНЬКАЯ ДЕВОЧКА ВЫРОСЛА


Лето крадучись вышло на цыпочках, и среди живых дубов наступил октябрь
и сосны, и коснулась широких болот и сделала их коричневыми, и
возложила свою руку на пустоши и кипарисовые болота и зажгла их
алым и золотым пламенем. Октябрь не суров и печален для
нас, но для румяной девушки с глубокой грудью, царственной и свободолюбивой
транжирки и дарительницы подарков. Астры императорского пурпура, золотой жезл, подходящий
для королевских скипетров, маршируйте вместе с ней во все редеющих рядах;
великий вьюнок покрывает изгороди и карабкается по увядающим кукурузным стеблям; и в
во многих укромных местах и рядом с открытыми канавами Герардия размахивает своими розовыми
и воздушные колокольчики. По всем бурым дорогам распустились белые дамские кружева и тысячелистник
и жесткая пурпурная железная трава; под ее увядшими
зеленая оболочка сахарный тростник окрашен в пурпурный цвет, а сумах, сассафрас и
камедь в огне. Последний в году расцвет бунта бабочек,
клубок радужных красок, танцующих в мягких лучах солнца. И день за днем
прекрасная, все еще сгущающаяся дымка опускается, как вуаль, на пейзаж
и окутывает его смутной меланхолией, которая самым сладостным образом овладевает
духом. Это как если бы человек ждал чего-то пронзительного, что должно произойти.

В такой прекрасный день я, читая свой старый потрепанный требник под
нашей огромной магнолией, внезапно услышал голос из чистого золота, зовущий меня,
очень мягко, по моему имени; и, подняв глаза, встретился с глазами почти
невероятно голубой, и улыбка на великолепно молодых и красных губах.

Я полагаю, что высокая девушка, стоявшая передо мной, была модно и
дорого одета; видит бог, я не знаю, что на ней было надето, но я знаю
знаю, что бы это ни было, это чудесно шло ей; и хотя это
показалось мне очень простым, и как раз то, что должна носить такая девушка, мой
мама говорит, за полмили можно было определить, что эта одежда пахла
супер-пошивом при самой высокой стоимости. Шляпу и перчатки она держала в своей
тонкой белой руке без колец. Так можно было увидеть ее развевающиеся волосы, обрамляющие ее
теплое бледное лицо из живого черного дерева.

"Падре!" - сказала она. "Ох, беда, беда, батюшка!", и вниз она упала
светло рядом со мной и обхватил колени руками, и смотрел вверх,
с аркой и нежная приязнь. Это детское действие, этот
взгляд снизу вверх вернул мне дорогое дитя, которое я так сильно любила.
Это была не царица Савская, как думал Джон Флинт. Это не было
царственная юная красавица, чья фотография украшала первые страницы. Это была
моя родная девушка, вернувшаяся. И я знал, что не потерял Мэри Вирджинию.

"Я вспомнил это место, и я знал - я просто знал в своем сердце - что ты
будешь сидеть здесь со своим требником в руке. Я точно знал, как
ты бы время от времени поднимал глаза, улыбался вещам, потому что
они прекрасны, и ты их любишь. Поэтому я прокрался через заднюю дверь
и там были вы!" - сказала она, пристально глядя на меня. "Падре,
Падре, как более чем приятно видеть вас снова! И я уверен, что это
та самая сутана, в которой я оставил тебя. Ты могла бы носить ее пару
целые жизни, не получив за это ни единого пятнышка - вы всегда были такой
восхитительной старой девой, падре! Где и как мадам? Кто в
Комнатах для гостей? Как поживает Джон Флинт с тех пор, как он стал заметным? У
мисс Салли Рут все еще хорошая фигура? Как поживают кошки судьи и
козлиная бородка майора? Как поживают все и вся?"

"Вы знали, что вам придется освободить для меня место, падре? Что ж, вы это сделаете. Я
взял и честно сбежал от всего и вся, потому что
тоска по дому стала невыносимой для меня. Когда я был в Европе,
и раньше я думал, что между мной три тысячи миль воды
и Эпплборо, я плакал по ночам. Я надеюсь, что бабочки Джона Флинта
сказали ему то, что я просил их передать ему от меня, когда они
проходили мимо! Как красиво выглядит это старое место! Падре, ты молодец. Почему
ты будешь так усердно работать? Почему никто тебя не остановит? И-ты
седой, но как прекрасны седые волосы, и какие они густые и волнистые
твои тоже! Седые волосы были придуманы и предназначены для людей с
французской кровью и именами. Никто другой не может носить их и вполовину так изящно.
А теперь скажите мне, прежде всего, что вы рады, насколько это вообще возможно, видеть меня, падре.
Скажите, что вы не забыли меня - и тогда вы сможете рассказать мне все
остальное!"

Она сделала паузу, обмахнулась шляпой и засмеялась, глядя на меня снизу вверх
своими голубыми, очень голубыми глазами, которые были так густо окаймлены черным.

Я был так поражен ее внезапным появлением - как будто она вышла из
моих молитв, как ангел; и, прежде всего, этим сходством с
единственная, давно превратившаяся в прах и забытая из всех мужских сердец, кроме
моего, что я едва мог смотреть на нее. Тот другой , казалось
деликатно выйти из своей безвременной могилы; сесть еще раз
рядом со мной и, таким образом, еще раз взглянуть на меня непрощенными глазами.
Ты знаешь, мой Бог, перед которым обнажены все сердца, что я мог бы
не любить тебя так сильно и не служить тебе без потери сознания, все
за эти годы, если бы на одно неверное мгновение я мог забыть ее!

Моя мама вышла из дома в садовой шляпе, повязанной поверх ее белых волос
на руках у нее были большие садовые перчатки. При виде девочки она
издала радостный вопль, отбросила ножницы, совок и корзину в сторону,
и бросилась вперед. С кошачьей быстротой девушка вскочила на ноги
и двое встретились и упали в объятия друг друга. Я пожелал, когда увидел
руки маленькой женщины, так крепко обнимающие девочку, и взгляд, который
вспыхнул на ее лице, чтобы небеса даровали ей дочь.

"Мама жаловалась, что у меня должно было хватить порядочности хотя бы телеграфировать тебе
Я собирался прийти - она сказала, что я веду себя как ребенок. Но я хотел
войти без предупреждения. Видите ли, я была так уверена, что там будут рады
и для меня найдется место в приходском доме ".

"Маленькая комнатка, которая вам раньше так нравилась, ждет вас", - сказала моя
мама, счастливая.

"Рядом с твоей, вся в голубом и белом, с Мадонной в кресле
над каминной полкой и двумя фарфоровыми пастушками под ней?"

"Тогда ты увидишь новорожденного в большой комнате для гостей и
искалеченного польского ребенка в маленькой", - сказала моя мать. "Малышку
зовут Смелка Журававски, но от этого ей только лучше - я никогда
не видел более милого ребенка. А маленький мальчик такой терпеливый и такой умный,
и такой хорошенький! Доктор Уэстморленд считает, что его можно вылечить, и мы надеемся на это
сможем отправить его в больницу Джона Хопкинса, после того как мы доставим его в хорошее
форма. Где ваш багаж? Как долго мы можем вас задержать? Но прежде всего
вас угостят чаем и пирожными Клели. Клели выросла
ужасно гордится своими пирожными. Она надеется создать их на небесах в какой-нибудь из
этих дней для самых исключительных херувимов и серафимов и
для самых могущественных княжеств и держав".

Мэри Вирджиния улыбнулась довольной старой служанке. "У меня есть полдюжины
великолепных платков из Мадраса для тебя, Клели, и отличная утка
из черного платья, которое ты непременно должна придумать и надеть сейчас - ты
мы не должны копить это, чтобы быть похороненными в нем!"

"Нет уж, мисс Мэри Вирджиния. Я не буду в ней похоронить. Я, может быть, вам
женился на ней," сказал спокойно Cl;lie.

"Замуж! Клели!" - в ужасе воскликнула моя мать. "Ты хочешь
сказать мне, что планируешь бросить меня в этот период нашей жизни?"

Клели была возмущена. "Ты думаешь, у меня нет другого желания, кроме как бросить тебя
и мсье Армана ради какого-то незнакомого ниггера? Только не меня!"

"За кого ты собираешься выйти замуж, Клели?" Мэри Вирджиния была в восторге.
"И не лучше ли тебе позволить мне подарить тебе другое платье? Черное вряд ли
подходит невесте".

"Я еще не совсем определился с тем, кем он будет, мисс Мэри
Вирджиния, но он должен быть кем-то другим. Их было много
после меня, с тех пор как это стало известно, я такой замечательный повар и экономлю свою зарплату.
Но у меня есть что-то вроде вкуса к папочке Джануари. Он старый, но он
живой. Он такой по-настоящему амбициозный старик. Кроме того, я уверен в
его семье, - мне всегда нравились судья Мэйн и мистер Лоуренс, и мне
нравятся аристократические связи, мисс Мэри Вирджиния. Тот здоровенный негр
который водит один из мельничных грузовиков, имел наглость сказать мне, что он бы
устроил мне венчание в церкви и заплатил за это сам, но я сказал ему, что я
воспитанный католиком; и что, вы думаете, он сказал? Он сказал: "О, хорошо,
тебя уже окрестили лицом. Мы можем окунуть остальных из вас
достаточно просто, и тогда вы станете настоящим христианином, как я!' Я просто
обжегшись на моих кур и собирала их, и я был так зол я поднял
и пусть это блюдо кастрюлю с горячей водой и мокрыми перьями
его лицо. "Ну вот, - говорю я, - теперь ты крещен в лицо
сам", - говорю я. "Можешь пойти и обмакнуть все остальное сам", - говорю я.
"Но смотри, делай это где-нибудь еще, кроме моей кухни", - говорю я. Я не
думаю, что он сумасшедший, если и дальше женится на мне, а папочка Джануари вроде как...
успокаивает мои чувства, к тому же он всегда под рукой. Да, я думаю
вы бы лучше дали мне черное платье, мисс Мэри Вирджиния, если не возражаете
имейте в виду: оно бы ужасно пригодилось, если бы мне пришлось носить траур.

"Это должно быть черное платье", - весело сказала Мэри Вирджиния. Она повернулась
к моей матери. "И что вы об этом думаете, ваша мадам?" У меня есть редкая
бабочка для Джона Флинта, которую английский герцог подарил мне для него!
Герцог тоже коллекционер, и он получил несколько экземпляров от Джона
Флинт. В ту минуту, когда он узнал, что я из Эпплборо, он расспросил меня обо всем
о нем. Он сказал, что никто другой под небом не может так "изображать" насекомых
в совершенстве, и что никто, кроме Господа и старого Анри Фабра, не знал о некоторых из них так
много, как Джон Флинт. Люди думали, что герцог
был увлечен мной, конечно, а я был бесконечно тщеславен! Я
понятия не имел, что вы с Джоном Флинтом были такими удивительно образованными людьми
Падре! Но, конечно, если бы герцог так думал, я знал, что я бы
лучше бы тоже так думал - и я думал и продолжаю думать! Подумайте о герцоге, знающем
о людях в Литтл-Эпплборо! И он тоже был таким милым старикашкой.
После того, как вы узнали его, он ни капельки не стал занудой!"

"Мы повсюду контактируем с коллекционерами", - объяснил я.

"И вот Джон Флинт написал что-то вроде книги, описывающей
всю историю жизни того или иного человека, и _ вы_ сделали все это
рисунки! Разве это не прекрасно? Почему, это звучит как что-то из
приятной книги. Нельзя ли мне посмотреть "коллекционер и собрание" утром?
И, о, где Керри?"

"Керри, - серьезно сказала моя мать, - самая важная персона. Он
Телохранитель Джона Флинта. На самом деле он не спит в постели своего хозяина,
потому что у него есть своя кровать прямо рядом с ней. Клели была в ужасе от
сначала. Она сказала, что в следующий раз они будут ужинать вместе, но Человек-Бабочка
напомнил ей, что Керри любит собачьи бисквиты, а он нет. Я полагаю
что в порядке своих привязанностей Человек-Бабочка ставит Керри
на первое место, затем Армана и меня, а Лоуренс почти на третье.

"О, Лоуренс", - сказала Мэри Вирджиния. "Я буду так рада снова увидеть Лоуренса
хотя бы для того, чтобы поссориться с ним. Он такой же логичный, как всегда? Имеет
он поставил солнцу синяк под глаз выстрелом из рогатки? Мой отец всегда
хвалит Лоуренса в своих письмах ".

Теперь моя мать обожает Лоуренса. Она берет за образец каждого
молодого человека, которого встречает, и если они не размером с Лоуренса, она не делает этого
пользуется их расположением. Но она редко повышает голос, когда
хвалит своего любимца. Она далеко, слишком мудрый.

"Лоренс, как правило, смотрит на нас по вечерам, если он не
слишком занят", - сказала она, молчаливо. "Видите ли, люди начинают
узнавать, какой Лоуренс действительно прекрасный адвокат, поэтому дела поступают
к нему неуклонно".

Сундуки прибыли, и Мэри Вирджиния переоделась в белое, в котором
она сияла и сверкала, как огненный опал. Мы ужинали втроем, и
по мере того, как она становилась все более оживленной, на ее щеках появился розовый румянец
довольно бледные щеки, а глаза углубились и потемнели. Она была очень яркой
живой. Можно было понять, почему Мэри Вирджиния считалась необыкновенной красавицей,
хотя, строго говоря, она таковой не была. Но у нее было то
неотразимое очарование, которое просто невозможно выразить словами. Это было
там, и ты это почувствовал. Она не завладела твоим сердцем штурмом,
виллинилли. Ты наблюдал за ней и вскоре отдал ей свое сердце
охотно, в восторге от того, что создание, такое милое, такое незатронутое и
достойное любви, пересекло твой путь.

Она болтала с моей матерью о том мире, который пожилая женщина
когда-то украсила, и моя мать слушала без тени, которая омрачила бы ее
гладкий лоб. Но я не думаю, что когда-либо так остро ценил
многие жертвы, на которые она пошла ради меня, до той ночи.

Осенний вечер стал прохладным, и мы развели огонь в
чисто вымытом камине. Старые медные собаки сверкали в пламени, и
тени мерцали и танцевали на стенах и на лицах
Портретов Де Рансе; приятная комната была полна румяного, дружелюбного
свечения. Моя мать сидела в ее низкий рокер, что делает то или другое из
розовый и белый шерсть для малыша наверх. Мэри Вирджиния, в
площадь старого пианино, пели для нас. У нее был очаровательный голос, тщательно подобранный
утонченный и нежный, и она играла с большим чувством.

Керри залаял у ворот, как он всегда делает, когда добирается до дома. Моя
мать, бросив свою работу, подбежала к окну, которое выходит на
сад и позвал. Мгновение спустя Человек-Бабочка с Лоуренсом
чуть позади него и Керри, протиснувшейся между ними, стояли в
двери. Мэри Вирджиния, губы приоткрыты, глаза горят, руки протянуты,
встала. Казалось, свет всей комнаты не столько собирался на
ней, сколько исходил от нее.

Собака добежала до нее первой. Прогулки на свежем воздухе, тщательная диета, идеальный
уход поддерживали Керри в прекрасной форме. О его возрасте говорило только то, что он стал более уверенным в себе
достоинство, более медленные движения.

Девушка опустилась на колени и обняла его. Питаш, возбужденный
Необычные демонстрации Керри кружили вокруг них, врываясь время от времени
время от времени, чтобы одарить беспорядочным облизыванием.

"Да это же Мэри Вирджиния!" - воскликнул Лоренс и помог ей подняться
на ноги. Они посмотрели друг на друга, оценивая друг друга. Он возвышался
над ней на голову и плечи, и я подумала с большим удовлетворением
что, куда бы она ни пошла, ей нигде не найти более привлекательного мужчину, чем
этот наш Лоренс. Как Дэвид в юности, он был румяным и
с красивым лицом.

"Ого, Лоуренс! Какой Джек-убийца великанов! Боже, какой большой мальчик!
вырос!"

"Боже, Мэри Вирджиния! Какая потрясающая! Мерси, какая хорошенькая
девочка выросла!" он вернулся, держа ее за руку и глядя на нее сверху вниз
с таким же откровенным восторгом. "Когда я вспоминаю длинноногую с косичками
языкастую шалунью, от которой у меня бывали шишки на голове, а потом
взгляни на это блаженное видение - я боюсь, что проснусь, а тебя уже не будет
ушел!"

"Если вы будете любезны вернуть мне мою руку, я, возможно, буду вынуждена принести
вам еще пару кусочков, просто чтобы доказать свою реальность", - предложила она,
с восхитительным намеком на былую грубость.

"Это она! Это действительно не кто иной, как наш давно потерянный ребенок!"
пробормотал Лоуренс. "Господи, хотел бы я сказать ей, как это более чем хорошо
это видеть ее снова - и видеть ее такой, какая она есть!"

Все это время Джон Флинт стоял в дверях; и когда моя
мать поманила его вперед, он подошел, как мне показалось, немного неохотно.
На этот раз его хромота была болезненно заметна, и то ли из-за
дневного перехода, то ли из-за какого-то легкого недомогания, он был очень бледен;
это было заметно под его глубоким загаром.

Но я гордился им. В его манерах чувствовалась приятная застенчивость, которая была
данью красоте молодой девушки. В них было также простое достоинство.
И на кого-то производило впечатление его прекрасное и мощное телосложение, такое
худощавое и пружинистое, с такими по-мальчишески тонкими бедрами и талией, с таким глубоким
отпечатком чистой жизни, проведенной под открытым небом, ночами под
звезды. Черты лица истончились и заострились, и его рыжая борода
шла ему; волосы, поредевшие на висках, увеличили ширину
лба, а за очками пронзительные голубые глаза - что-то
как глаза орла - были ясными, прямыми и добрыми. Он носил свою
одежду хорошо, с какой-то небрежной аккуратностью, больше похожей на
Англичанин, чем американец, который всегда хорошо одет, но скорее
производит впечатление человека, осознающего это.

Губы Мэри Вирджинии приоткрылись, глаза расширились на долю секунды
. Но если, вспоминая его таким, каким она впервые увидела и узнала его,
она была поражена, обнаружив его таким, каким он был сейчас, она больше не подавала никаких
внешних признаков. Вместо этого она подала ему руку как равному и в
нескольких любезных словах дала ему понять, что знает и гордится тем, что он
сделал и что ему еще предстоит сделать. Она тоже повторила с очаровательным видом
личного триумфа, похвалы старого аристократа. Действительно, это было
это он рассказал ей о книге, которую недавно купил
и изучал, сказала она. И о, разве она только что не преисполнилась гордости!
Она была такой тщеславной!

"Вы не представляете, как сильно я был бы вам обязан, потому что, если бы он не
случайно узнал, что я из Эпплборо, городка, в котором проживал его
самый высоко ценимый корреспондент - вот что он сказал, мистер
Флинт!-ну, я уверена, что он заметил бы меня не больше, чем он сам
обратил бы внимание на любую другую девушку - то есть вовсе нет; он был высокомерным и
серьезный персонаж, зависимый от людей, которые что-то делают и пишут,
в частности, дела о вещах, которые ползают и летают. И если бы он не
заметили меня так многозначительно ... он на самом деле пришел, чтобы увидеть нас!--почему я не должен
у меня был такой совершенно великолепный момент. Это было великолепное перо в моей
шапочке", - радостно воскликнула она. "Все мне отчаянно завидовали!" Ей удалось
заставить нас понять, что это действительно комплимент Бабочке
Мужчина, не для себя.

"Если эта маленькая книжка послужила вам хотя бы на минуту, она того стоила"
четыре года, которые у меня ушли на то, чтобы собрать материалы и написать ее",
любезно сказал он. И даже придворный Охотник не смог бы этого сказать
с более мужественной грацией.

"Мэри Вирджиния, - лукаво сказал Лоренс, - когда ты насытишься
ошибками, заставь его показать тебе Книгу некрологов. Таким образом, он предстает
раскрывшись в своем истинном обличье. Почему он заставил меня купить старый _Clarion_ и
прокат Джим Дэбни, чтобы запустить его, чтобы его поставка ритуальных камней не должно быть
отрезать несвоевременно. Сегодня он выбрал этого:

 Филеола, дорогая, мы плачем, потому что ты ушла и оставила нас,
 Но мы хорошо знаем, что это милосердные небеса лишили нас.
 Мы перепробовали пять врачей и все остальное, что мы знали о вас, чтобы спасти,
 Но, увы, тебе ничего хорошего не принесло, и сегодня ты в могиле!

Теперь это у него в кармане. Дэбни называет его мистером Боунсом, - ухмыльнулся
Лоуренс.

Моя мать выглядела крайне смущенной. Человек-Бабочка покраснел
виновато под ее укоризненным взглядом, но Мэри Вирджиния захихикала
неудержимо.

"Сначала я выбираю Книгу Некрологов!" - быстро сказала она с
танцующими глазами. Флинт вздохнул с облегчением.

Он сидел достаточно тихо, в то время как Лоуренс, мадам и Мэри Вирджиния
говорили обо всем на свете. Вся его манера была манерой
веселый, терпимый, сочувствующий слушатель - манера, которая подталкивает
разговор к самому счастливому и наилучшему. Не зря Мейджор
Картрайт назвал его самым разборчивым слушателем в Каролине.

"О, кстати, Флинт! Этим утром Хантер заходил повидаться с Дэбни. Он
собирается этой зимой выступить с серией откровенных бесед перед рабочими,
и, конечно, он хочет, чтобы "Кларион" освещал их. Что вы думаете,
Падре?"

"Я думаю, это будут в высшей степени разумные беседы, и их стоит
послушать", - быстро сказал я.

Человек-Бабочка криво улыбнулся и бросил на меня испуганный взгляд.

"Конечно", - непринужденно ответил Лоренс. "Где сейчас твой отец,
Мэри Вирджиния?"

"Сегодня утром он был на плантации, но завтра будет здесь,
потому что я телеграфировал ему, чтобы он приехал. Он просто нужен мне на некоторое время,
бизнес или не бизнес".

"Тогда ты оказал мне услугу. Я тоже хочу его увидеть".

"Что-нибудь очень конкретное?"

"Политика".

"Как глупо! Ты очень хорошо знаешь, что он никогда не вмешивается в политику, слава богу!
Он думает, что у него есть дела поважнее ". "Именно по этому поводу я и хочу его увидеть", - сказал Лоуренс. - "Я не хочу, чтобы он вмешивался в политику, слава богу!

Он думает, что у него есть дела поважнее".

"Вы упомянули... мистера Хантера". Мэри Вирджиния заговорила после короткого
пауза. "Я впервые слышу о каком-либо мистере Хантере в
Эпплборо. Кто такой мистер Хантер?"

"Правый бауэр Инглсби и карта короля в колоде", - быстро ответил Лоренс
.

"Одна из тех, которые устанавливают золотые изображения на высоких местах и заставляют всех
Израиль для того, чтобы грешить", - сказала моя мать. "Вот что такое Говард Хантер!"

"О, ... Говард Хантер!" - сказала она. "Что он за человек?
И что он делает здесь, в Эпплборо?"

Мы рассказали ей в соответствии с нашими представлениями. Только Человек-Бабочка сидел молча
и невозмутимый.

"И ты встретишь его повсюду", - закончила моя мать. "Он
все, чем должен быть мужчина, видно невооруженным глазом, и я искренне надеюсь,"
набожно добавила она, "что он тебе совсем не понравится".

Мэри Вирджиния откинулась на спинку стула и задумчиво посмотрела вниз
на тонкие руки без колец, сложенные на ее белых коленях.

"Нет", - сказала она как бы самой себе. "Ни в коем случае не могло быть двух
таких мужчин в этом единственном мире. Это он сам". И она подняла свою
голову и посмотрела на мою мать ровным и гордым взглядом. "Я думаю,
Я встречалась с этим мистером Хантером", - сказала она, с любопытством улыбаясь. "И если это
правда, ваша надежда оправдалась, ваша мадам. Я не буду".




ГЛАВА XII

ДЖОН ФЛИНТ, ДЖЕНТЛЬМЕН


Почти до Рождества погода была такой мягкой и теплой, что
люди жили на улице. Девушки, одетые, как ангелы, в белое
одежды развевались вокруг и благословляли старые улицы своими свежими
и румяными лицами. На ярком солнце цветки словно потеряли
все думали, что зимы; они забыли, исчезать; и розы буйствовали в каждом
сад, как если бы это были сдо лета. Никто, кроме бабочки человеку
поворчав на это balminess весеннему, и он только потому, что он был
не терпелось возобновить эксперименты переносятся из года в год--в
влияние различной степени естественного холода на цвет
бабочки чей chrysalids были выставлены к нему. Обычно он использовал
куколки Papilio Turnus, самки которых диморфны, то есть
имеют две различные формы. Он не хотел прибегать к искусственному
замораживанию, предпочитая позволить самой Природе поработать за него. И
нефрит отплатила ему, как обычно, показав, на что она способна, но
отказываясь разглашать причину переезда, почему она это сделала. Она давала ему от его
болей иногда светлую, а иногда и темную бабочку, с
разной степенью размытости или увеличенных и ярких отметин, от
куколок, подвергнутых точно такому же воздействию.

Человек-бабочка горел желанием завершить свои заметки, уже приняв
пропорции той очень точной и ценной книги, в которую они должны были превратиться
впоследствии. Он был раздосадован вынужденной задержкой и пожелал
оказаться на Северном полюсе.

Тем временем, не имея в тот момент под рукой ничего другого, ему пришло в голову
он предложил поместить некоторые из этих заметок, охватывающих наиболее интересные и
любопытные эксперименты, в статьи, которые широкий круг людей
, возможно, захочет прочитать. Дэбни некоторое время преследовал его, чтобы выполнить кое-что
такую работу, как эта, для "Клариона".

Я думаю, что сам Флинт был искренне удивлен, когда прочитал эти
очаровательные документы, хотя он не тогда и никогда не научился
ценить их уникальное очарование и ценность. Однако вместо того, чтобы отправить
их Дэбни, он подумал, что они могли бы, возможно, заинтересовать несколько
более широкую публику, и с большой неуверенностью и некоторыми опасениями он отправил
один или два из них в некоторые из более известных журналов. Они
не вернулись. Вместо этого он получил чеки и просьбу о добавке.

Книга и несколько монографий, которые он уже выпустил, были
хотя и очень интересными, строго научными; они могли
понравиться только студентам и ученым. Но эти статьи были совершенно
другими. Достаточно научные, очень ясные и доходчивые и в высшей степени причудливые
приправленные тем, что Лоуренс называл суровостью, они были так хорошо приняты
и реакция читающей публики на это свежее и новое
изложение всегда увлекательной темы было настолько непосредственным и
сердечным, что Человек-Бабочка неожиданно столкнулся с
требованием, удовлетворить которое ему было нелегко.

Он был гораздо скромнее в этом достижении, чем мы. Было восхитительно наблюдать гордость моей
матери. Видите ли, она также наделила
меня очень дальновидной мудростью! Здесь был он доказал всем, что
Отец де Ranc; были прямо держащийся на человека, который приехал
получить его в таком плачевном состоянии.

Я полагаю, именно это побудило мадам сделать шаг, о котором она давно мечтала
размышляла. Зная своего Мужчину-бабочку, она начала с бесконечного
коварства.

"Арман, - сказала она одним ясным утром в начале ноября, - я тоже
собираюсь развлекать - все остальные это сделали, и теперь моя
очередь. Погода такая идеальная, а мой сад такой великолепный со всеми
этими хризантемами, шалфеями, геранью и розами, что
было бы грешно не воспользоваться такими условиями.

"Я скопил достаточно денег из своего дома, чтобы покрыть расходы - и я
не собираюсь проявлять милосердие и выполнять этим свой христианский долг
деньги! Я собираюсь развлекать. Я действительно обязан уделять столько внимания
Мэри Вирджинии". Она положила руку мне на плечо. "Я должен увидеть Джона Флинта;
сходи в его комнаты и забери его с собой ".

Я думал, ей просто нужна его помощь и совет, потому что она всегда
советуется с ним; она считает, что какой бы баркой ни управлял Джон
Флинту необходимо вернуться домой, в гавань. Он повиновался ее зову с
готовностью, ибо ему доставляет удовольствие помогать мадам. Он не знал, что
судьба осенила его!

Моя мать сидела в своем низком кресле-качалке, кружевной фартук придавал ей пикантности
внешний вид. Она выглядела довольно необычно-не было девушки в
Appleboro кто не завидую мадам де кожи Ranc; это.

"Ну", - бодро сказал Человек-Бабочка, бессознательно попадая под
чары этого женского очарования, "Падре сказал мне, что будет вечеринка
на ветру. Хорошо! Теперь, что мне делать? Как мне тебе помочь?"

Моя мать наклонилась вперед и заставила его прямо встретиться с ней взглядом
который был дружелюбным, ясным и искренним, как у ребенка.

"Мистер Флинт," сказала она бесхитростно, игнорируя его вопросы, "Мистер Флинт,
вы работаете с Арманом и со мной уже довольно долгое время, не так ли?"

"Пара жизней", - удивленно сказал он.

"Пара жизней", - задумчиво произнесла она, все еще удерживая его взгляд, - "это
довольно долгий срок. По крайней мере, достаточно долго, чтобы знать и быть известным,
разве ты не должен так думать?"

Он ждал просветления. Он никогда не задает ненужных вопросов.

"Я иду, - сказала моя мать с очевидной неуместностью, - развлекаться
в честь Мэри Вирджинии Юстис. У меня, вероятно, будет весь Эпплборо
здесь. Я послал за вами, чтобы объяснить, что вы с Арманом тоже должны присутствовать.


Человек-Бабочка чуть не упал со стула.

"Я?" - ахнул он.

"Ты", - с убийственной мягкостью. "Ты".

Ужас и тоска охватила его. Испарина появилась на его
лбу, и он вцепился в подлокотники своего кресла, как одна готовя себя
для пытки. Он посмотрел на маленькую леди с ужасом человека, которому
только что сказал дантист: "Этот зуб на челюсти должен вылезти немедленно.
Пожалуйста, откройте рот пошире, чтобы я мог ухватиться!"

Моя мать отнеслась к этому болезненному чувству достаточно бессердечно. Она сказала
хладнокровно:

"Тебе не нужно выглядеть так, как будто я приговариваю тебя к повешению
до захода солнца. Я просто приглашаю вас присутствовать на очень
приятное занятие". Но Человек-Бабочка, открыв рот, слабо покачал
головой.

"И это, - сказала моя мать, снова поворачивая винт, - всего лишь
начало. После этого я устрою так, чтобы все приглашения в
Приходской дом включали мистера Джона Флинта. Нет никаких причин под
небом, почему вы должны занимать то, что можно было бы назвать двусмысленным
положением. Я также твердо решил, что ты больше не будешь убегать в
лес, как испуганный дикарь, в ту минуту, когда появится больше одной или двух дам
. Нет, и Арман тоже не спешил уходить так быстро, как только мог,
либо похоронить, либо жениться на ком-нибудь. Весь женский Эпплборо должен быть
здесь немедленно, и вы двое должны быть здесь в то же время!

"Джон Флинт, посмотри на меня: если самая прекрасная бабочка, которая когда-либо ползала по
гусенице на этой земле, имеет наглость пролететь мимо моего сада в тот
день, когда я развлекаю Мэри Вирджинию, она может летать, но ты
не буду.

Арман: никто не уважает священный сан больше, чем я. но нет
никого из живущих, кто собирался бы родиться, или креститься, или жениться, или похоронить, или
что-нибудь еще, в этом приходе, в тот единственный день. Если они есть
достаточно эгоистичны, чтобы сделать это так или иначе, ведь они могут сделать это без твоей
помощи. Ты останешься дома со мной: вы оба".

"Моя дорогая мама..."

"Боже милостивый! Мадам..."

"Я не должна быть ни дорогой матерью, ни милостивым хозяином! Видит бог, я прошу немногого
достаточно от любого из вас. _ Я всегда в _ твоем_ распоряжении, каждый день в течение
года. Мне действительно кажется, что когда я хочу быть цивилизованным и
хоть раз вернуть то внимание, которое я получал от своих
друзей, я мог бы, по крайней мере, ненадолго положиться на вас двоих
послеобеденное время!" Может ли что-нибудь быть более искусно неопровержимым?

"О, но, мадам..." - начал Флинт, в ужасе от такого намека, как
его нежелание что-либо делать в любое время для этой обожаемой леди.

"Особенно, - неумолимо продолжала моя мать, - когда я принимаю близко к сердцу и твои...
наилучшие интересы тоже, Джон Флинт! Месье Человек-Бабочка,
пожалуйста, помните, что вы член моей семьи. Вы
мне почти как сын. Вы - яблочко этого глупого
Глаз Армана - не смотри так изумленно, это правда! Кроме того, у тебя будет
когда-нибудь громкое имя. Пока все идет хорошо. Но - ты
совершая прискорбную ошибку, избегая общества, особенно
общества женщин. Это неправильно; это порождает странности, это эволюционирует
"чудак", он портит многих в остальном очень милых мужчин ".

Флинт обмяк в своем кресле, сжимал и разжимал руки, которые
заметно дрожали. Мадам смотрела на него без жалости, даже с оттенком
презрения.

"Да, действительно, настало время вернуть тебя!" - решила она с
устрашающим рвением женщины-реформатора мужчины. "Глупый ты человек!
Неужели у тебя нет настоящей гордости? У тебя что, совсем нет собственного представления
стоит? Что ж, тогда, если у тебя нет, у меня есть. Ты должен занять свое
место и сыграть свою роль!"

"Но", - сказал Флинт, и проблеск надежды осветил его пораженное лицо,
"но я не думаю, что у меня есть одежда, чтобы ходить на вечеринки. И я
действительно не могу позволить себе тратить больше денег прямо сейчас. Я потратил
много денег на старую книгу Эббота и Смита 1797 года "Естественная история более редких
Чешуекрылые насекомые Джорджии". Это стоило как the dickens, хотя
Я действительно купил это примерно за половину того, что оно стоит. Мне пришлось взять это, когда
У меня был шанс, и я был бы готов носить мешковину в течение года
чтобы заплатить за эти тарелки! Они мне нужны: я хочу их. Но мне не нужна
вечеринка. Я не хочу вечеринку! Мадам, не, не заставляйте меня идти ни на какую
вечеринку!"

"Чепуха!" - сказала моя мать. "Одежда, в самом деле! Мне не стоит переживать
одежда, если бы я был тобой, Джон Флинт. Вы пришли в этот мир, зная,
именно то, что носить и как носить. Почему, ты! Что это
очень великую милость, позвольте мне сказать вам, и не всегда сподобилась
достойных, либо".

"У меня есть клетка, полная личинок - ужасно специфических личинок, и
за ними нужно присматривать, как за больным ребенком с... с чем угодно
в любом случае, это болезнь, которая бывает у детей. Почему, если бы я оставил этих личинок на одну
на весь день ..."

"Вы просто позволили мне увидеть, как у одной-единственной личинки хватает безрассудства вылупиться
в один прекрасный день она сама выбралась наружу, вот и все! У них впереди вся остальная часть
их мерзких маленьких жизней, чтобы вылупиться!"

"Кроме того, там мальчик живет в пяти милях отсюда, и он
вероятно, принеси мне ответ в любую минуту о чем-то я просто
есть..."

"Я хочу увидеть этого мальчика!" Она направила на него свой маленький указательный палец,
с эффектом пистолета, направленного ему в голову.

"Вы лезете в мое дело!" - строго сказала она. "Если у вас нет
что бы ты ни думал о Мэри Вирджинии и обо мне, у тебя останется немного для
себя; если у тебя ничего нет для себя, тогда у тебя будет немного для
_ нас!_"

Это лишило паруса "Человека-бабочки" последнего дуновения ветра.

"Хорошо!" он сглотнул и взял на себя непоправимую ответственность. "Я...я буду
прямо здесь. Ты так говоришь, и, конечно, я должна!"

"Конечно, ты так и сделаешь", - сказала моя мать, очаровательно улыбаясь ему. "Я
знал, что мне нужно было только представить дело в надлежащем свете, и ты бы
сразу это понял. Ты такой разумный, Джон Флинт. Это такое утешение,
когда джентльмены в чьем-то доме так внимательны к доводам разума и
так готовы поддержать кого-то!"

Сказав свое слово и добившись своего - в чем она была совершенно уверена
, мадам оставила джентльменов из своего дома наедине с их собственными
размышлениями и уловками.

"Пастор!" Человек-Бабочка, казалось, вышел из транса. "Помнишь
тот день, когда ты заставил меня позволить гусенице проползти по моей руке?"

"Да, сын мой".

"Пастор, у меня по штанине ползет ужасный большой чайный пирог
сию минуту!"

"Просто не двигайся, - я не мог удержаться от смеха над ним, - и это придет
спустился через некоторое время, не укусив тебя. Помни, ты быстро привык к
другим ".

"Некоторые из них жалили, как сам дьявол", - мрачно напомнил он мне.

"О, но это были волосатые парни. Это безволосая вечеринка без жала!
Послеобеденная вечеринка! Тебе это совсем не повредит!"

"Оно все равно поднимается по штанине моих брюк. И я боюсь этого:
Я ужасно боюсь этого! Боже мой! _ Я!_ На вечеринке Джейн-джанкет! ... все
худые, обвешанные безделушками там, где видны кости ...
топятся, как моряки в увольнительной на берег ... все толстые ворчат по поводу
их формы и мышление - это их души. ..." И он разразился
дребезжащим фальцетом:

"О, мистер Флинт, пожалуйста, покажите нам ваших прекрасных бабочек!" Не
они просто тоже очень милые, ни за что! Интересно, почему они не
отделка шапки с бабочками? Знаете ли вы, _все_ свои имена, вы ужасно
умный человек? Они тоже знают их названия, мистер Флинт? Бабочки
должно быть, очень интересные! И такие декоративные, особенно на фарфоре
и домашнем белье! Как у тебя хватает духу убивать их, я не могу себе представить.
Только подумай о том, чтобы забрать бедных бабочек-матерей у дорогого
маленькие крошки!" ... - и я должен стоять там и вести себя как
идеальный джентльмен!" Он посмотрел на меня, нахмурившись:

"Теперь, посмотри сюда: я могу противостоять им поодиночке, но если меня заставят
противостоять им группами, что ж, ты никого, кроме себя, не винишь, если я пенюсь на
в рот и гоняюсь за собой по кругу и хватаю за ноги, ты меня слышишь?"

"Я слышу тебя", - холодно сказал я. "Ты не получал приказов от меня".
"Я думаю, что твое место в лесу". Иди и скажи мадам, что
ты только что сказал мне - или ты хочешь, чтобы я предупредил ее, что ты
подвержен бешенству?"

"Ради любви Майка, Парсон! Помилосердствуйте! Разве я не имею проблемы
достаточно?" спросил он с горечью.

"Ты ведешь себя скорее как необшлепанный сопляк, чем как взрослый мужчина".

"Я не был приучен к чайным пирожным, - сказал он угрюмо, - и не должен"
следовало ожидать, что я могу проглотить их с первого взгляда, не поморщившись, и ..."

"Нытье", - закончила я за него. И добавила с видом напоминания:
"Правило 1: можешь визжать!"

Он уставился на меня, но когда я невозмутимо встретила его взгляд, его губы вскоре
скривились в отчаянной усмешке. Его плечи расправились.

"Хорошо", - покорно сказал он. И после некоторого унылого
помолчав, он заметил: "Я вроде как получил представление о том, что чувствует мадам
по этому поводу. Обычно она знает, что к чему, мадам делает, и я
пока не видел, чтобы она совершила ошибку. Если она думает, что настала моя очередь
прийти и принять участие в любой игре, которую она затевает, что ж, я думаю, мне следует
лучше подыграть ей, насколько я знаю, насколько это возможно... и доверься Богу, он
подкинет мне одного-двух тузов, когда они мне понадобятся. Скажи ей, что она может
положиться на то, что я не свалюсь на нее ... и мисс Юстис."

"Нет необходимости говорить мадам то, что она и так знает".

"Ха!" Подперев подбородок рукой и наклонив голову, он уставился на
осенний сад с глазами, которые не видели его пылающих цветов. Из
внезапно его плечи дернулись; он громко рассмеялся.

"Над чем ты смеешься?" Я вздрогнул, очнувшись от собственной задумчивости.

"Все", - лаконично ответил Человек-Бабочка, встал и
встряхнулся. "И все. И я в частности. _ Я!_ О, хорошо
Господи, подумай обо мне!_" Он свистнул Керри и ушел. Я
наблюдал за ним, иду по улице, и увидел, судья Мейн знаком
приветствие; майор Картрайт остановить его, и, положив руку на
Рукоятка-бабочка мужской, уйти с ним. Майор Картрайт сохранил
Джордж Инглсби выбыл из двух желанных клубов, несмотря на все его богатство; он был
жестким, как пресловутый покер для Говарда Хантера, несмотря на все это
безупречные связи джентльмена; он познакомился с Джоном Флинтом, не как через
темное стекло, но лицом к лицу.

Моя мать, выходя из дома со своей любимой рукописью
кулинарная книга в руках, задумчиво смотрела им вслед:

"Да, этому человеку давно пора знать свое место!"

"А он разве нет?"

"О, я полагаю, что да, Арман. Хотя по-мужски - не по-женски. Это
по-настоящему важно по-женски, понимаешь. Когда женщины признают
этот человек в социальном плане - и я хочу, чтобы это произошло, - его свет не будет скрыт
под большой корзиной. Он заберется в свой подсвечник и
засияет ".

То чувство замешательства, которое временами охватывало меня, когда дело
Джона Флинта давило на меня с новой силой, овладело мной и сейчас, с его ироничным юмором. Как
он сам выразился, я почувствовал, что меня поймало что-то слишком
большое, чтобы противостоять. Я боялся что-либо сделать, что-либо сказать, за или
против этого спуска его барки на воду в социальном море. Я чувствовал, что
это дело снова вышло из-под моей власти; что мое служение
теперь состояло только в том, чтобы стоять и ждать.

А тем временем моя мать собственными руками выстирала и заштопала
бесценное старое кружево, которое было ее главной гордостью; было ли что-нибудь сделано
к платью; достала свои самые священные сокровища - белье, фарфор и
серебро; реквизировала также ложки "Мэйн" и "Декстер"; имела
Приходской дом вычищали до блеска; делали все в саду
но стирали и гладили его; проводили важные и благоухающие часы с Клели
за приготовлением вкусных лакомств; и в один прекрасный день подарили
чаепитие на украшенных цветами верандах и в великолепном саду, чтобы
на что весь Эпплборо, в своих лучших нагрудниках и такерах, пришел как один. И
там, в сердце и сердцевине всего этого, хладнокровный, спокойный, корректный, собранный,
скрывающий любые смертельные угрызения совести, которые он мог испытывать, под поведением, как
идеальный, как у Хантера, явно чувствующий себя как дома и непринужденно, смотрите на
Человек-бабочка!

Казалось, все знали его. У каждого было что сказать ему приятного
. Люди просто принимали его с первого взгляда как одного из себя. И
человек-Бабочка принял их так же просто, без малейшего
следа смущения.

Если Эпплборо лелеял легенду о том, что это был блудный сын, то на
его путь домой в тот день превратил это для них в положительный факт.
Его манеры были безупречны. Это было так, как если бы кто-то увидел тонкое и красивое
зернистость куска редкого дерева проявилась в виде лака, который уродовал
его удалили. Здесь не было никакой облицовки, которую можно поцарапать и расколоть от прикосновения,
но сама по себе прочная, редкая вещь. Моя мать была права, как всегда.
Джон Флинт занял подобающее ему место. Эпплборо признавал
это официально.

Сад был полон смеха, болтовни, духов и женщин в
красивой одежде, и молодых девушек, изящных, как цветы, и улыбающихся
лица мужчин. Но я уже не в тусовочном возрасте. Я улизнул в
мое любимое место в глубине сада, за шпилями
и под падубом, где есть ветхая старая скамья, где мы были
угрожая снять в любой момент эти пять лет. Здесь, некоторое время
позже, Человек-Бабочка сам пришел украдкой и, казалось, был
смущен, обнаружив, что место занято.

"Ну," сказал я, освобождая ему место рядом со мной, " это не так уж плохо после
всего, не так ли?"

"Нет. Я рад, что меня допустили к этому, - откровенно признался он, - хотя я бы
не хотел зарабатывать на жизнь посещением вечеринок. Тем не менее, сегодня днем
закрепил мысль, которая свободно вертелась у меня в голове
это долгое время. Дело вот в чем: люди - это всего лишь люди, в конце концов.
все. Мужчины, женщины и дети, лучшие и худшие из них, они
всего лишь люди, такие же, как все остальные. Нет, я никогда не буду
бояться встречаться с кем-либо после этого. Я тоже человек!"

"Такой же, как все остальные".

"Такой же, как все остальные", - повторил он трезво. "Не "но что"
между людьми большая разница. И есть вещи, которые
тоже полезно знать ... вещи, которые нравятся женщинам, мадам... и мисс Мэри
Вирджиния Юстис ... ожидать, что мужчина узнает, если не собирается
стыдиться его." Он подумал об этом некоторое время, затем:

"Вот что я тебе скажу, отец", - осторожно заметил он, "это, должно быть,
очень приятно знать, что на тебе написан правильный адрес,
хороший и простой, и нужное количество марок, и имя отправителя
где-нибудь на углу, чтобы ты не сбился с пути или не отправился к Мертвецам
Почтовое отделение; и не должно быть нацарапано свинцовым карандашом, с орфографическими ошибками,
и испачкано пальцами, и с парой почтовых марок, наклеенных на
ты мошенник, и только Господь знает, кто и откуда".

"Ну да, - сказал я, - это правда, и не мешало бы подумать об этом.
Но главное, действительно важное - это само письмо
то, что написано внутри, Джон Флинт".

"Но то, что написано внутри, было бы ничуть не хуже, если бы это было написано
четче и качественнее, а снаружи было бы чище и на хорошей бумаге? И
чернилами, а не карандашными царапинами?" он искренне настаивал.

"Конечно, нет".

"Это то, о чем я думал в последнее время, отец. Почему-то я всегда так думал
хотелось, чтобы в вещах был какой-то класс. Я помню, как я раньше опирался
на фоне окон ресторана, когда я был ребенком, и наблюдал за людьми
внутри, за тем, как они одевались и вели себя, и за тем, как самые милые из них
обращались со столовыми приборами. Они, конечно, не были шикарными, и их было много
наделали много ошибок - я видел трюки, выполняемые обычным
столовым ножом, которым лучшие из джентльменов-шпагоглотателей снимали шкуру с
миля - но я не был дураком, и я кое-чему научился. Затем, когда я ... э-э... начал
зарабатывать настоящие деньги (парсон, я зарабатывал их комками в те
дни!) еще бы, я купил себе настоящую вещь в радужных лохмотьях от настоящей вещи
у портных, и я, бывало, отсасывал королеве, которая сама была шикарной
однажды, в заведении, где компания с позолоченными краями ест и хвастается своей
одеждой и всем остальным. Моя Джейн выглядела как надо
в жизни у меня была капуста и одежда, и я был честным метрдотелем,
примерно в то время я был сильно привязан к вашему покорному слуге, так что мы покончили с этим
. У меня был шанс донести до hep последнее слово в одежде и
манерах; это то, к чему я стремилась, хотя и не сказала об этом продавщице
юбки, для которой я покупала еду. И это тоже был хороший бизнес для
не раз, когда какой-нибудь придурок из участка, возомнивший о том, что он несбыточен
детектив ласкался с какой-нибудь холодной крысиной норой, там был я
вибрирование при белом свете в самых набухших суставах маленького старого
Нью-Йорк! Забавно, не правда ли? И удобно! И я тоже учился
- учился тому, что стоит хороших денег, чтобы знать. Я видел, что лучший
сорт ни о чем не поднимал шума. Они занялись своим делом
делом, каким бы оно ни было, легким-легким, таким же, как у меня в моей профессии. Но,
парсон, хотя у меня был hep снаружи, и у меня было достаточно здравого смысла, чтобы
скопировать то, что я видел, я не был мудр к внутреннему различию - вещам
это делает лучшее тем, что есть, я имею в виду - потому что я никогда не был близок к этому
достаточно, чтобы понять, что это нечто большее, чем внешность, шмотки и
манеры. Потребовались люди из Приходского дома, чтобы впитать это в меня. Люди
это всего лишь люди, но лучшие из них ... ну, другие ".

Мы замолчали; счастливая тишина, в которую, как с другой планеты,
долетал легкий смех, и сладкие веселые голоса девушек, и
движение и шорох множества людей, передвигающихся вокруг. На заборе Мэйна
черный Панч судьи сидел, вытянув шею, изумрудные глаза скошены, уши
встревоженно насторожился от этих непривычных звуков. На небольшом расстоянии в
"зимородок" наблюдал за ним с ярким недоброжелательные глаза, каждый сейчас и потом
кричали оскорбления в адрес целого племени кошек, и черный панч в
частности. Кремень щелкнул пальцами, и панч, с весной,
от забора и на колени своего друга. Мне казалось, что это было только
нужен был гладкий зверек, чтобы сделать этот час идеальным;-для кошек в высшей степени
создают ощущение домашней, дружеской близости. Флинт
чувствуя это, удовлетворенно погладил черную голову. Панч промурлыкал для
нас трое.

В это вскоре ворвалась мисс Салли Рут Декстер и обрушилась на
Джон Флинт подобен фрегату с распущенными парусами. При виде ее Панч
плюнул и убежал, унося с собой чары счастья.

"Вот ты где, обнимаешь этого старого пирата в виде черной кошки!" - сказала она,
оживленно. "Я сказал мадам, что ты где-то бродишь без дела. Вот тебе немного
кокосового пирога для вас обоих. Отец, мадам искала тебя. Знал ли
ты, - она понизила голос до пронзительного шепота, - что Джордж
Инглсби здесь? Что ж, это так! Он разговаривает с Мэри Вирджинией Юстис,
в эту самую минуту! Они говорят, что он преследует Мэри Вирджинию, и
Уверен, я бы не удивился, потому что если когда-либо смертный человек обладал
бесстыдством сатаны, то этот человек - Джордж Инглсби! Должен признать, он стал
лучше с тех пор, как мистер Хантер взял его под контроль. Он и близко не такой толстый
и краснолицый, и у него нет половины челюсти, хотя, видит Бог, он
придется избавиться еще от нескольких тонн его жира" (мисс Салли Рут
у нее свободный язык), "если он хочет выглядеть _человеком_. Как я
говорю, какой смысл быть миллионером, если у тебя фигура как
дождевая бочка? Я часто говорю себе: "Может быть, тебе не дано такое
много благ этого мира, как у некоторых, Салли Рут Декстер, но ты можешь
поблагодари своего милого Искупителя, у тебя хотя бы есть фигура!"

Человек-Бабочка окинул задумчивым взглядом ее щедрые
пропорции.

"Да, мэм, вам, безусловно, есть за что быть благодарной", - согласился он,
так искренне, что мисс Салли Рут рассмеялась.

"Да ладно тебе, наглец!" - сказала она в приподнятом настроении
в хорошем настроении. "Идите и посмотрите на этого старого негодяя Инглсби, строящего глазки
девушке, которая годится ему в дочери! Я слышал сегодня утром, что мистер
У Хантера есть приказ добыть ему, всеми правдами и неправдами, приглашение на
все, на что пойдет Мэри Вирджиния. Я заявляю, это возмутительно! Приходите
подумайте об этом, хотя, я никогда не видел человека, независимо от возраста или
некрасивые или возмутительно, он может быть, кто действительно не верю, что он стоял
вполне хороший шанс завоевать расположение симпатичного молодого
женщина жива! Если вы спросите меня, я думаю, что Джорджу Инглсби лучше бы
присоединиться к церкви и подготовиться к встрече со своим Богом, вместо того, чтобы
увиваться за девушками. Если он чувствует, что должен гулять, почему бы ему
не выбрать кого-нибудь более близкого по возрасту?"

"Почему вы должны заставлять его выбирать баранину, когда он хочет баранину?" - спросил тот
Человек-бабочка, неожиданно.

"Потому что он старый вожак, вот почему!" - огрызнулась мисс Салли Рут,
возмущенная. "Я удивляюсь, что Аннабель Юстис позволяет ему приближаться
Мэри Вирджиния, миллионерша она или не миллионерша. Бьюсь об заклад, Джеймсу Юстису
будет что сказать, если сама Мэри Вирджиния этого не сделает!" И она
снова уплыла, оставив нас, как говорится, с жуком в ухе.

"Итак, что, во имя всего святого, - удивился я, - может означать мисс Салли Рут
? Мэри Вирджиния ... Инглсби. ... Это кощунственно".

Человек-Бабочка резко поднялся. "Может, мы немного прогуляемся?" - предложил он
.

"Я думал, - сказала моя мать, когда мы подошли к ней, - что ты
не подчинился приказу и убежал!"

"Мы боялись", - сказал Джон Флинт. "Мы знали, что ты заставишь нас лечь спать
без ужина".

"Ты знала", - поспешно спросила моя мать, потому что Клели делала ей знаки
"что Джордж Инглсби здесь? Приглашение было просто
формальным, просто отправленным вместе с приглашением мистера Хантера. Я никогда не думал, что этот
мужчина примет его. Вы не можете себе представить, как я был поражен, когда он
представился!"

Несколько мгновений спустя Человек-Бабочка тихо сказал: "Смотри
вон там!" И обернувшись, я увидел охотника. Он был на тот момент один, и
стоял, склонив голову немного вперед, его яркий холодный взгляд
умысел на двух человек приближается-Мэри Вирджиния и Джордж
Инглсби. Его белые зубы обнажились в улыбке. Я вспомнил,
что было неприятно, слова Флинта: "Мне не нравится выражение его зубов: он
выглядит так, будто готов укусить".

До того дня я не видел секретаря, в течение некоторого времени, для
он содержался необычайно занят. Эти в высшей степени разумные переговоры на
работники комбината были хорошо приняты, и за ним последуют другие
в том же духе. Он сделал даже больше: он убедил владельцев
признать Профсоюз мужчин, и все будущие жалобы и требования
должны были быть переданы в арбитраж. Инглсби, несомненно, значительно продвинулся
этим ходом. Хантер преуспел. И
и все же, поймав эту острозубую улыбку, я почувствовал, что моя вера в него
впервые поколеблена одним из тех необъяснимых порывов интуиции
которые ставят в тупик и беспокоят.

Я также знал, что у Лоуренса было несколько долгих и серьезных
совещаний с Юстисом, и я мог хорошо представить, какие аргументы у него были
пущенный в ход, пробуждающий чувство долга и государственную гордость.

Юстис был упрям. У него было много интересов. Он был очень, очень занятым
человеком. Он не хотел быть сенатором; он хотел, чтобы его оставили в покое, чтобы
заниматься своими делами по-своему. Но, настаивал Лоуренс,
когда что-то должно быть сделано, и вы можете сделать это таким образом, чтобы
принести пользу всем и никому не навредить; когда ваши собственные люди просят вас сделать это
для них разве это не ваше дело?

Холодное обличительное резюме всей карьеры Инглсби заставило Юстиса
заколебаться. Яркая картина того, чего государство может ожидать от Инглсби
руки пробудили в нем справедливый гнев. Таких, каких представляет этот парень
Каролина? Никогда! Когда следовало выставить имя Инглсби, Юстис
неохотно согласился выступить против него.

И вот Инглсби был в моем саду, любезничая с
Дочерью Юстиса! Он так явно желал доставить ей удовольствие, что это
обеспокоило меня, хотя и заставило его секретаршу улыбнуться.

Мэри Вирджиния, идущая рядом с Инглсби, была не той Мэри Вирджинией
_ мы_ знали: это была царственная особа, великая красавица. Все ее манеры
были неуловимо заряжены каким-то высокомерным высокомерием; ее честность
сама по себе изменилась, наполнившись гордостью, как внутренним огнем, пока она
не засияла холодным, подобным драгоценному камню блеском, твердой и ясной. Сама ее
юбки гордо зашуршали. Ее взгляд на мужчину рядом с ней был
оскорбительным в своем презрительном безразличии.

То, что опечалило бы более благородный дух, очаровало Инглсби. Он был
ослеплен ею. Ее интерес к тому, что он говорил, был холодным
безличным, устойчивая привычка к натренированной вежливости. Он мог даже
предположить, что она мысленно зевает, прикрывшись рукой. Когда она посмотрела
на него, в ее глазах под ровными бровями читалось определенное презрение. И
это тоже привело его в восторг. Он пресмыкался перед этим. Его красное лицо светилось
удовольствием; он распирался от гордости, совсем не похожей на гордость Мэри Вирджинии.
Я думал, что у него мягкий взгляд в его глянцевой одежды, напоминая
мне неприятно из конского волоса мебели.

"Он выглядит как дневной тренер в июле", - с отвращением проворчал Человек-Бабочка мне в
ухо.

Инглсби в этот момент заметил Хантера и тоже улыбнулся ему.
он мог бы! Кто, как не этот бесценный секретарь, дергал за ниточки
что привело его к этому восхитительному созданию в Приходском доме
сад? Он повернулся к девушке с напускной беспечностью:

"Моя добрая правая рука, мисс Юстис, уверяю вас!" - просиял он. "Но я
уверен, что вам двоим не нужны диссертации о достоинствах друг друга!"

"Абсолютно никаких", - ответила мисс Юстис и посмотрела поверх головы мистера Хантера.

"О, мисс Юстис и я действительно старые знакомые!" улыбнулась
секретарь. "Мы действительно очень хорошо знаем друг друга".

Мэри Вирджиния ничего не ответила. Вместо этого она огляделась вокруг,
достаточно равнодушно, пока ее взгляд не наткнулся на Бабочку
Человека. Что он увидел в ней, я не знаю. Но он мгновенно двинулся
к ней и увлек меня за собой.

"У нас с отцом де Рансе, - непринужденно сказал он, - не было возможности поговорить
с вами весь день, мисс Юстис". Он ответил на дружеское приветствие Хантера
достаточно приятное приветствие.

"И я искал вас обоих". Высокомерие исчезло с молодого
лица. Появилась наша собственная Мэри Вирджиния, изменившаяся в мгновение ока
око.

Инглсби удостоил меня снисходительной экспансивности. Флинт отделался
ухмыляющимся взглядом.

"И это", - сказал Инглсби таким тоном, каким некоторые люди разговаривают с
обращаясь к незнакомым детям, к которым они хотят относиться покровительственно
мило и не знаю как: "это Человек-бабочка!" Появилась
веселая улыбка во всей ее смертоносности. Бабочки мужские губы Дрю
зубы и глаза его сузились до буравчик очков за его
очки. "Я слышал о вас от мистера Хантера. И так вы собираете
бабочки! Очень интересное и активное занятие для любого человека
который ...кхм! любит такого рода вещи. Очень.

"Он тоже собирает некрологи", - сказал Хантер, безмерно развеселившись. "Вы
не должны упускать из виду некрологи, мистер Инглсби".

Мистер Инглсби отдавал предпочтение коллекционеру бабочек _ и_ некрологам
с еще одним задумчивым, поросячьим взглядом. Вы могли видеть мысль
за этим: "Пустяковый тип! Идиот! Очень". вслух он просто
пробормотал:

"Особый вкус. Очень. Коллекционирую некрологи, да?"

"Увлекательные вещи для коллекционирования. Очень, - сказал Человек-Бабочка,
сладко. "Не стоит смеяться. Я мог бы добавить к ним и твой тоже, ты
знаешь, в некоторые из этих прекрасных дней!"

"Дилли, Дилли, приди и будь убитым!" пробормотал Хантер. Мистер Инглсби,
однако, был явно взъерошен и раздражен. Кто был этот парень, кричащий
о некрологах, как будто он, Инглсби, был на большой дороге в забвение
уже, когда он был, на самом деле, еще совсем молодым человеком? И прямо
перед мисс Юстис! Он побагровел.

"Мой некролог?" он запнулся. "Мой"? Мой?

"Конечно, если это того стоит", - дружелюбно сказал Человек-Бабочка. Мэри
Вирджиния с трудом подавила улыбку.

"Мадам хотела бы видеть вас, мисс Юстис", - сказал он ей.

Мэри Вирджиния, отстраненно поклонившись миллионеру и его секретарше,
вышла вместе с ним, я последовал за ней.

Как только она освободилась от них, ее настроение резко поднялось.

"Это был прекрасный день, и я наслаждалась им всеми, кроме мистера
Инглсби. Мне не нравится мистер Инглсби, падре. Он достаточно забавный, я
полагаю, временами, но, похоже, от него невозможно избавиться - он
совершенный Морской старик ", - доверительно сказала она нам. "А вы
не можете себе представить, насколько он отвратительно молод, мистер Флинт! Он сказал мне
полдюжины раз за этот день, что, в конце концов, годы не имеют значения
молодо сердце. И он принимает холодные ванны и
гордится собой и играет в гольф - для разминки!" Презрение
гибкого и податливого юноши звучало в ее голосе.

"Какой смысл быть миллионером, если у тебя фигура, подобная
дождевая бочка?" Я процитировал задумчиво.

Позже той ночью, когда "огни погасли, гирлянды погасли, и
все, кроме меня, ушли", я продолжил свои обычные последние полчаса с
Джон Флинт. Очень часто нам вообще нечего сказать, и мы
даже достаточно мудры, чтобы не говорить этого. Мы сидим молча, он с благородной
старой головой Керри на его ноге, каждый занят своими мыслями и
размышлениями, но каждый осознает дружескую близость другого.
У вас никогда не было друга, если вы никогда не знали того, с кем вы
могли бы спокойно посидеть часок. Сегодня вечером он жестоко сосал свой старый
трубку, и его глаза были мрачны.

"Ты получил прямой совет от мисс Салли Рут, отец", - сказал он,
выходя из мрачного кабинета. "Как ты думаешь, для чего этот пайкер пытается
выползти из своего кокона? Он никогда не хотел крутиться вокруг да около
Женщин из Эпплборо раньше, не так ли? Нет. И вот он обдумывал, чтобы
сбросить немного свиного жира и немного подтянуть талию. Итак, почему? Чтобы
доставить себе удовольствие? _ Ему _ совершенно не обязательно заботиться о том, как он выглядит. Чтобы
понравиться какой-нибудь девушке? Это более вероятно. Парсон: эту девушку зовут Мэри
Вирджиния Юстис." Он добавил сквозь зубы: "Хантер знает. Хантерский
рулевое управление". И затем, со спокойной убежденностью: "Они оба такие же жулики
как черт!" - закончил он.

"Но на первый взгляд это абсурдно! Да ведь сама мысль об этом
абсурдна!" Я сердито настаивал.

"Я видел, как случались вещи и похуже", - коротко сказал он. "Но вот что... оставь
свои волосы при себе! Вещи не случаются, если им не суждено случиться, так что
не позволяй этому слишком сильно тебя беспокоить. Ты ложишься спать и забываешь обо всем
за исключением того, что тебе нужно выспаться ночью ".

Я попытался последовать его разумному совету, но, хотя мне нужна была ночь
сна, и не было никакой ощутимой причины, по которой я не должен был его получить,
Я этого не сделал. Тень Инглсби преследовала мою подушку.




ГЛАВА XIII

"КАЖДОМУ ПО СВОЕЙ МОНЕТЕ".


С наступлением Нового года на Джона Флинта снизошел навязчивый и
мучительный дух, который делал его урывками угрюмым, подавленным,
нервным, беспокойным или полностью молчаливым и отвлеченным. Я знал его
приходить незадолго до рассвета, поспать несколько часов и уходить
снова до того, как окончательно рассвело, хотя он, должно быть, уже был далеко
вдалеке, потому что Керри сбила его с ног, отставив ноги и повесив голову. Или он
замыкался в себе и, отказывая в себе всем посетителям, впадал в
холодная ярость сосредоточенных усилий, сидящий за своим столом час за
часом, неутомимый, поглощенный, выполняющий недельную работу за день
и за ночь. Часто его свет горел всю ночь напролет. Некоторые из
наиболее заметных документов, носящих его имя, и исследовательская работа, имеющая
далеко идущее значение, вышли тогда из этой мастерской - как будто комочки
амбры были выброшены из водоворота.

Все это время он также работал совместно с Вашингтонским бюро
, экспериментируя с лекарствами от долгоносика и борясь
с чумой, вызванной клещом крупного рогатого скота. Эта и другая внешняя работа в
которой он был так безмерно заинтересован, нельзя было позволить повесить
огонь. Как и многие другие, он ради своего спасения оказался пойманным в
большую человеческую сеть, которую он сам помог сплести. Это было не только
деревенские жители, которые держали его. Постепенно, по мере того как он переходил туда и обратно
путешествуя среди них и знакомясь с их детьми,
между ними возникло весьма любопытного рода взаимопонимание
Человек-бабочка с одной стороны, и неразговорчивые иностранцы с другой
фабрика и хитрые скрытные рабочие с другой.

Люди, до которых я никогда не мог добраться по-человечески, люди, которые сопротивлялись
даже мадам, не только решили открыть свои двери, но и свои рты, чтобы
Мистер Флинт. Неотесанные неуклюжие мужчины, женщины в скользких ботинках, с грязными лицами
дети никогда не были тупыми и подозрительными или полностью лживыми и
уклончивыми, когда дело касалось Человека-Бабочки. Он был тем, кому
можно было сказать, без стыда, страха или угрызений совести, простую, прямолинейную,
ужасную правду. _ Он понял._

"Я бы хотел, чтобы вы разыскали сына Петроновича, отец", - мог бы сказать он мне,
или: "Мадам, поговорите по-женски с девушкой Ловены Смит из "Миллс",
сделаешь? Ловена - дура, и этой девчонке приходится нелегко ". И мы
пошли и потом гадали, какой особенно нежный хранитель
ангелы поддерживали тесную связь с нашим Человеком-бабочкой.

Затем произошло великое событие, которое поставило Мистера Флинта на место
особняком в глазах всего Эпплборо, навсегда установив его статус
среди рабочих на мельнице и "засосов", и случайно установило
мучительное сомнение в самом себе в собственном сознании. Я имею в виду сведение счетов
против Большого Яна.

Наполовину русский Ян был для поляков тем, чем падроне слишком часто является для
Итальянские рабочие, существо, которое собирало их вместе и безжалостно
работало на них ради выгоды других, и, между прочим, своей собственной,
требовательный тиран, против воли которого было бесполезно бунтовать. У него была
маленькая робкая жена с красными глазами - возможно, потому, что она так много плакала
из-за ежегодного ребенка, который так же ежегодно умирал. Он неплохо зарабатывал
денег, но темная славянская страсть к виски заставляла его тратить
то, что он зарабатывал, и это усиливало природный угрюмый характер. Он был
занозой в сердце Прихода; то, что мы так мало могли сделать для поляков
это было в значительной степени вызвано упрямством Яна, препятствовавшего ему.

Его люди жили в страхе перед ним. Когда они вызывали у него неудовольствие, он бил
их. Это не было легким избиением, и один или два раза мы были в комнатах для гостей
Его жертвам возвращали некое подобие человечности.
Но что мы могли сделать? Ян был настолько эффективным мастером, что Инглсби
власть всегда была за ним. Поэтому, когда Ян решил сильно напиться и
пел длинные, монотонные песни, особенно когда он пел сквозь
зубы, мрачно:

 "_Yeszeze Polska nie Zginela
 Поки мою Зигемию ..."

мужчины и женщины дрожали. Польша, может быть, и не была потеряна, но чья-то шкура
за эту песню всегда платили.

Проходя однажды утром - это был праздник - по кварталам поляков,
довольно неприятный участок, которого другие люди свято избегали,
человек-Бабочка услышал крики, доносящиеся с заднего двора Майкла Карски
. Кричали жена и дети Майкла.

"Это Босс, который избивает Майкла, мистер Флинт", - вызвался мужчина.
"Босс, он сильно пьян. Женщине Карски, ей не нравились его манеры
в ее доме, и Майкл сказал: "Я пошлю за
полиция". Итак, Большой Джен избивает Майкла, и женщина Майкла, она орет
изо всех сил ".

Джон Флинт знал безобидного, робкого Майкла; он знал его широкогрудую,
терпеливую, похожую на корову жену, и ему нравился выводок лохматых
молодежь, которая терпеливо брела в старой одежде, босиком и
со скудной пищей. Он сделал куклу из кукурузных початков для самой маленькой
для девочки и тележку из-под сигар с катушечными колесами для самого маленького мальчика.
Возможно, именно поэтому он повернулся и пошел с остальными во двор Майкла
где Большой Ян колотил Майкла, как кеглю, ворча
сквозь зубы: "Сейчас! Заступись за этих полицейских, ты!"

На Майкла было некрасиво смотреть, потому что Ян был в еще более уродливом
настроении, чем обычно, и Майкл вызвал у него сильное недовольство; поэтому
настала очередь Майкла расплачиваться. Никто не вмешивался, потому что все были
ужасно боялись, что Большой Ян набросится на _има_. Кроме того, разве он не был
Боссом, и разве он не мог сказать "Уходи", и тогда мужчина не должен уходить, не заплатив
, и при этом его жена и дети плачут? Поистине!

Человек-Бабочка снял рюкзак и отложил сачок в сторону.
Затем он протолкался сквозь испуганных зрителей.

"Мистер Флинт! Ради любви Божьей, спасите моего мужчину, Мистера Флинта!"
Жена Майкла Катя закричала на него.

Вместо ответа мистер Флинт очень демонстративно протянул ей свои
очки. Затем можно было разглядеть, что его глаза, прорезанные на затылке, были
холодными и блестящими, как у змеи; подбородок выдавался вперед, а в его рыжей
бороде губы образовывали прямую линию, похожую на чистый порез ножом. Два
яркие красные пятна выступили на его загорелых щеках. Его худые руки
сжались в кулаки.

Он не сказал ни слова; но скомканная вещь, которая была Майклом, принадлежала
внезапно вырвана целиком из рук Большого Яна и засунута в
у ожидающей женщины. Изумленный Босс обнаружил, что стоит лицом к лицу с бледным
и грозным лицом с парой глаз, похожих на сверкающие лезвия мечей.

Керри последовал за своим хозяином и теперь был рядом с ним. На
мгновение Флинт забыл о нем. Но злые глаза Большого Яна заметили
его. Он очень хорошо знал собаку Человека-Бабочки. Он хихикнул.
Огромная ступня выстрелила вперед, раздался вопль боли и изумления, и
Керри полетела по воздуху, как будто выпущенная из катапульты.

"Итак!" Ян хрюкнул, как довольный боров. "Я чувствую, тебе это нравится в одном.
минут, я".

Румянец перешел со щек Джона Флинта на глаза и остался там.
Да ведь этот неповоротливый грубиян причинил боль Керри!_ Его дыхание превратилось в
свистящий вздох. Казалось, он собрался с силами; прыжком тигра
он бросился на огромного халка перед ним. Он упал. Это было необходимо
чтобы.

Я знаю каждую деталь этого исторического боя. Разве это не написано крупным шрифтом в
Книге деяний Эпплборо, и разве я не слышал это из уст в уста
от многих восторженных очевидцев? Разве доктор Уолтер Уэстморленд
не облизывает губы по этому поводу по сей день?

Долгий стонущий вздох вырвался у зрителей. Мистер Флинт был
великим и хорошим человеком; но он был калекой. Смерть была очень близка
к нему.

Большой Ян был не слишком пьян, чтобы яростно драться, но он был в самой
ужасной ярости, и это ослабило его. Он хотел убить этого наглеца
парня, который забрал у него Майкла, прежде чем он наполовину закончил
с ним. Но сначала он переломал бы каждую кость в теле искалеченного человека
взял бы его на руки и сломал бы ему спину об одно колено, как один человек
делает перекладину. Человек с одной ногой, чтобы помешать ему, Большой Джен? Это требовало
убийство. Ян не имел ни малейшего понятия, он не может быть в состоянии сделать хорошо
этот приятный намерение.

Это была грандиозная битва, гомерический поединок, борьба вопреки обстоятельствам,
которая стала городской традицией. Если Ян был грозным, настоящим
бизоном, то его противник не был раболепствующим рабочим, напуганным до полусмерти и
слишком робким, чтобы защищаться. Джон Флинт знал свою собственную слабость, знал
чего он мог ожидать от рук Джен, и это сделало его холодным, собранным,
осторожным и смертоносным. Он больше не был кротким человеком с мягким голосом
Человек-бабочка, но другое и более первобытное существо, борющееся за
его жизнь. Большой Ян, действительно, воображал, что ему не с кем иметь дело, кроме Человека-Бабочки
на самом деле он имел дело со Слиппи Макги.

Умелый, бдительный, опасный, эта старая выучка спасала его. Каждый раз, когда
Ян вскочил на ноги, рыча, размахивая руками, как цепами, совершая
бычьи броски длиной в голову, Человеку-Бабочке удалось отбросить его
снова растянувшись. Затем он сам поймал один меткий удар и ушел
пошатываясь; но прежде чем медлительный и разъяренный Ян смог воспользоваться своим
преимуществом, с молниеносной быстротой Человек-бабочка нанес
таран его головы попал Яну в низ живота, и
даже когда он падал, Ян тоже упал и оказался под ним.
Отчаянно сражаясь, как дьявол, Джон Флинт удерживал его на ногах. И
в настоящее время, используя все известные ему борцовские приемы и задействовав
каждую унцию своей сохраненной и превосходной силы, в самой упорядоченной,
деловой, хладнокровной манере он продолжил загонять Большого Яна в
мякоть. Дьявол, который был прикован цепями эти семь лет, вырвался на свободу
наконец, неистовствовал, полностью возбудился и его нелегко было удовлетворить. Кроме того, имел
не Ян самым жестоким и бессмысленным образом пытался убить Керри!

Если это было заслуженно, то, тем не менее, это было самое суровое
наказание, и когда оно закончилось, Большой Ян лежал неподвижно. Он лежал ничком
много дней подряд, и следы этого он унесет с собой в могилу.

Когда взъерошенный виктор, с мотающейся головой, быстро закрывающимся глазом и
распухшей губой, пошатываясь, выпрямился и встал, покачиваясь, на свой
поднявшись на ноги, он обнаружил, что окружен большим тихим кольцом мужчин и
женщин, которые смотрели на него глазами, полными удивления. Он был
сверхчеловеком; он совершил невозможное; заплатил ужасному боссу
в его собственной монете, да, воздал ему полной мерой за превышение
этого! Ни один мужчина из всех, кого Ян бил в свое время, не получил
того, что сам Ян получил от рук этого человека сегодня. Царствование
Боссу пришел конец: а завоеватель был калекой! Великий
поднялся вздох чистого благоговейного восхищения; они были слишком
глубоко тронуты, чтобы подбодрить его; они могли только стоять и смотреть. Когда
они почтительно пожелали помочь ему, он отмахнулся от них.

"Где моя собака?" хрипло спросил он распухшими губами.
"Где Керри? Если он мертв..." он бросил на упавшего Яна угрожающий взгляд
.

"Ваша собака в постели с ребенком, и мама поит ее молоком с бренди
он выпил его и зарычал на нее, а мальчики держат
уложи его сейчас, чтобы он не выходил к тебе, а он не очень-то...
все равно больно ", - завизжал один из большеглазых детей Майкла.

Джон Флинт, вытянув руки над головой, сделал большой вдох
набрал полный рот воздуха, выдохнул его и рассмеялся глубоким грудным смехом:
довольный смех, несмотря на то, что он шатался, как пьяный. Здесь
Жена Майкла Катя вышла, пыхтя, из своего дома, как тяговый
двигатель - такова была форма, в которой природа создала ее - и, упав на
колени, прижал руку к ее необъятной груди, рыдая, как
разливающаяся река, издавая рыдающие грубые звуки.

"Вставай, сумасшедшая женщина!" прорычал Джон Флинт, его лицо стало
кирпично-красным. "Прекрати лизать мою руку и вставай!" Хотя он и не знал этого
Катя символизировала ментальное отношение каждого рабочего в
Эпплборо к нему с того часа.

"Вот доктор Уэстморленд! И тут приходит полиция!" кричал
мальчик, радостный от волнения.

Уэстморленд бросил один отнюдь не благожелательно покосился на обломки на
землю, и его большие руки обхватили Джона Флинта; его пальцы порхали
над ним, как у встревоженного отца.

"Что все это значит? Кто здесь сражался, вы, люди?" потребовал ответа
бодрый голос городского маршала. "Большой Ян? И - Боже милостивый! _мистер Флинт!_"
Его глаза выпучились. Он перевел взгляд с Большого Яна на земле на Бабочку
Мужчина в руках Уэстморленда с почти нелепым удивлением.

"Я, конечно, сожалею, мистер Флинт, если мне придется доставить вам немного хлопот на некоторое время, но...".
"Я уверен, что мне придется доставить вам немного хлопот на некоторое время, но..."

"Но вы будете значительно больше сожалеть, если сделаете это", - сказал доктор Уолтер
Уэстморленд свирепо. "Отведи этого громилу вон туда, в тюрьму,
пока у меня не будет времени повидаться с ним. Я не могу отправить его домой к жене
в таком виде. И посмотрите сюда, маршал: Ян получил именно то, что он
заслужил; это шло к нему так долго. Если банда Инглсби
попытается приложить к этому руку, я постараюсь сделать Эпплборо слишком горячим, чтобы
обнять кого-нибудь. Понимаешь?"

Маршал был достаточно мудрым человеком, и он понимал. Любимчик Инглсби
форман был почти убит, и Инглсби был бы в ярости
разгневан. Но ... мистер Флинт сделал это, и за мистером Флинтом стояли силы
возможно, такой же мощный, как у Инглсби. Возможно, повлияла еще одна вещь
маршал: доселе робкие и апатичные люди объединились в
плотное и зловещее кольцо вокруг Человека-Бабочки и доктора.
Поднялся пронзительный ропот, похожий на шум ветра в деревьях, предвещающий бурю.
В степенном Эпплборо вспыхнул бы бунт, если бы кто-то был настолько глуп, чтобы
в этот день поднять руку на Джона Флинта. Более того, возлюбленный
Сам Уэстморленд, вероятно, начал бы это. Никогда маршал
не видел Уэстморленда таким большим и разъяренным.

"Хорошо, доктор", - сказал он, поспешно отступая. "Я думаю, вы
достаточно мужчина, чтобы справиться с этим ".

Какой-то гордый поклонник принес мистеру Флинту его шляпу, рюкзак и сетку, и
горная Катя настояла на том, чтобы нежно водрузить ему очки на
его нос - вверх ногами. Уэстморленд обычно говорил потом, что на мгновение
он испугался, что Флинт собирается укусить ее за руку! Затем мужчина и собака
были помещены в машину доктора и поспешили домой к моей матери; которая
не сделала никаких замечаний, но поместила обоих в большую комнату для гостей, скулящий
собака, уютно устроившаяся в ногах кровати своего хозяина. У Керри было сломано
ребро, но в остальном он не пострадал. Он был бы вне игры и все
через неделю все будет в порядке, заверил Уэстморленд своего встревоженного хозяина.

"О, ты, мужчина, ты!" - воскликнул Уэстморленд. "Джон, Джон, если бы что-нибудь
было необходимо, чтобы заставить меня полюбить тебя, это решило бы все! Вскрывать
кулак природы, Джон, заставлять бабочек носить твое имя, работать рука об руку
в перчатках у твоего правительства, повышать квалификацию мальчиков, писать книги - все это
из них прекрасные, большие, величественные вещи. Но если рядом с ними достаточно мужественного человека
встать, Джон, несмотря на то, что шансы против него, и наказать хулигана и
негодяй, единственный способ, которым хулиган и негодяй может почувствовать наказание,
это трогательны дело, Джон! Он попадает в сердце.
Это не столько сама драка, это быть в состоянии заботиться о
себе и другим, когда надо. Да, да, да. Такой бой
стоит миллион долларов тому, кто его выиграет!"

Уэстморленд может быть президентом Лиги мира, и скажите нам, что
сила - это неправильно. Тем не менее, его прабабушка родилась в
Типперери.

Мы неделю держали Человека-Бабочку в закрытом помещении, пока Уэстморленд
залечивал ужасный синяк под глазом и зашивал ему губу. Утро и
днем позвонил Эпплборо и оставил подношение в виде фруктов и цветов.

"Черт возьми, сэр, он вел себя как один из людей Стоунволла Джексона!" - с гордостью сказал майор
Картрайт. "В _химе_нет желтого цвета, он один из _ нас_!"

По ночам приходили поляки, и этих людей, которых он когда-то
презирал за то, что у них "не хватило ума говорить по-американски", он
теперь принимал с полным и дружеским пониманием.

"Я просто зашел посмотреть, как ты себя чувствуешь, Мистер".

"О, я чувствую себя прекрасно, Джо, спасибо".

Наступал промежуток абсолютной тишины, которая, казалось, не
смущать посетителя. Затем:

"Малышке теперь лучше?" Мистер с интересом спрашивал.

"Этот врач-биг, он смазывает их маслом и делает так, чтобы они были в порядке".

Через некоторое время: "Может быть, я пойду сейчас, Мистер".

"Спокойной ночи", - коротко сказал хозяин.

У двери Поляк оборачивался и смотрел назад с тоскливым
звериным выражением Нижней собаки.

"Эти чилдрен, они делают, чтобы добыть тебе жучка литл. Тебе, может быть, понравится
это, Мистер, да? Они делают, чтобы доставить тебе побольше жучков, эти
дети. Мы _ все_ делаем, чтобы доставить тебе жучок, Мистер, спасибо ".

"Это очень мило с вашей стороны людей". Потом почувствовала что обратите внимание в Тихом
голос, который объяснял свою власть над людьми.

"Черт, нет. Нам _ нравится_ делать это для вас, Мистер. Спасибо". И
мягко закрыв за собой дверь, он ускользал.

"Им не нужно быть такими безгранично благодарными", - откровенно сказал Джон Флинт.
"Парсон, я тот парень, который должен быть благодарен. Я получил от
той вечеринки гораздо больше, чем синяк под глазом и хорошенький ротик. Я готовился к
мужской драке, и эта драка снова меня подставила. Видите ли, я больше не был уверен
в себе, и это скисало у меня в животе. Теперь я знаю, что я
я не проиграл, я чувствую себя белым человеком. Да, это дает парню ощущение праздника
быть абсолютно уверенным, что он вполне может пустить в ход кулаки, если
придется. Уэстморленд прав насчет этого ".

Я благоразумно промолчал. Да простит меня Бог, в глубине души я тоже был больше всего
греховно рад, что мой Мужчина-бабочка мог и хотел использовать кулаки, когда ему
приходилось. Я не верю в мир любой ценой. Я очень хорошо знаю, что
прежде чем восторжествует добро, должно быть побеждено зло. Но мне не следовало
так подставляться!

"Вот, - сказал он однажды утром. "Попросите мадам передать это жене Яна.
И скажи, умоляй ее, ради всего святого, купить какую-нибудь мазь для век,
ты сможешь?" "Это" было небольшой пачкой банкнот. "Я в долгу перед Джен", - объяснил он
со своей самой лукавой улыбкой.

Мастерство Уэстморленда устранило все внешние следы драки, и
Человек-бабочка пошел своим обычным путем; но хотя он развеял одно
жестокое сомнение, он все еще был в глубоких водах. Из-за стресса его
одежда начала свободно висеть на нем.

Теперь натуралист, который знает хоть что-нибудь об этих глубоких таинственных
источниках, лежащих в основе его великой профессии, понимает, что он
'подмастерье, обучающийся своему ремеслу в мастерской Всемогущего;
где "_ невидимые вещи Его от сотворения мира
ясно видны, будучи поняты созданными вещами". Как
Павел в свое время напомнил римлянам.

Поэтому я, который кое-чему научился у маленьких народов, теперь
применил то, чему они меня научили, и когда я увидел, что мой мужчина становится беспокойным,
бесцельно передвигался, ушел в себя и стал как слепой
и тупой и неслышащий, я понял, что он столкнулся с переменами, делая
готовым спроецировать себя на какую-то большую фазу существования, пока еще в
утроба будущего. Поэтому я не задавался вопросом, какой ветер погнал его
вперед, как осиновый лист. Любящее молчаливое общение с
редом Керри, дружелюбные лица маленьких детей, к которым он был добр,
глаза бедных мужчин и женщин, обращавшихся к нему за помощью, - все это было
для него сейчас лучше, чем я.

Но моя мать не была натуралистом, и ее спровоцировал Джон
Флинт. Он ел нерегулярно, спал так, как было угодно Богу. Он снова был "разгульным
". Это вызвало ее неудовольствие, особенно из-за того, что Эпплборо подшутил над ней
"подстрекательство" включило мистера Джона Флинта в свой самый эксклюзивный список, и
были приглашения, которые она была полна решимости, что он должен принять. Она
приложила руку к социальному плугу в его пользу, и у нее не было ни малейшего
намерения отказаться от этого. Однажды изрядно возбудившись, мадам обладала этим
крепкой волей, которой небеса, кажется, так щедро одарили
маленьких женщин: В награду, осмелюсь сказать, за недостаток габаритов.

Поэтому мистер Флинт по долгу службы время от времени появлялся среди избранных,
и выглядел даже с достоинством. И моя мать самодовольно заметила:
это видно по крови: у него был вид! От него не ожидали , что он будет танцевать,
но он был отличным, если. Он никогда не рассказывал анекдотов, и так избежать
смертельно повторения. Он в значительной мере, что добродетель китайский
--превозносить добродетель позволяя другим сохранить свой имидж в мире. Было ли
стоит ли удивляться, что общественное положение мистера Флинта вскоре прочно
утвердилось?

Он играл в игру, которую навязывала ему моя мать, хотя временами, я
думаю, это ему наскучивало и сильно раздражало. Что раздражало его еще больше
особенно сильно, так это беспрецедентный интерес, который многие молодые леди - и некоторые пожилые
достаточно, чтобы знать лучше - внезапно проявили к энтомологии.

Мистер Флинт почти в одночасье разработали хитрый дикарь в обход
искатели энтомологические знания. Можно было бы предположить, что одинокий мужчина
обрадовался бы, увидев, что его унылая мастерская кишит этими ярко раскрашенными
порхающими человеческими бабочками; он переносил их визиты как посещения,
демонстрируя сдержанную покорность, которую Джоб, вероятно, проявлял по отношению к
новейший карбункул сверхразмерного размера.

"Не унывай!" - призвал Лоуренс, который наблюдал за таким поворотом дел с
неподдельным весельем. "Худшее еще впереди. Это всего лишь
цыплята: подождите, пока куры не пойдут по вашему следу!"

"Мистер Флинт, - сказала Мэри Вирджиния однажды днем, втирая соль в его
ноющие раны, - мистер Флинт, я так рада, что вы так
сильно нравитесь всем девушкам. Вы их очаровываете. Они говорят, что вы такой глубоко умный
и интересный мужчина, мистер Флинт! Да ведь некоторые из этих девушек совершенно
без ума от вас!"

"Сумасшедшие", - мрачно сказал он, - "подходящее слово для них, когда дело доходит до этого
вплоть до того, что суетятся из-за меня". И вот Лоуренс только что поймал его в его
комнатах и, заявив, что он выглядит переутомленным и бледным, силой выволок
его на крыльцо, где мы сейчас сидели. Мэри
Вирджиния, в белой юбке, спортивном пиджаке и белой фетровой шляпе, которая
делала ее очаровательно хорошенькой, была в гостях у моей матери, а теперь
по своей старой моде зашла к Джону Флинту.

"Мне самой хочется поднять из-за тебя шумиху", - честно призналась она.
"В любом случае, я очень рада, что ты нравишься девушкам. Это хороший знак". - Сказала она.
"Как бы то ни было, я очень рада, что ты нравишься девушкам".

"Если они это сделают ... хотя Бог знает, я не могу понять, почему ... я обязан им,
видя это радует Вы!" - сказал Флинт, без, Однако, гораздо показаны
благодарность в глаза или голос. "По правде говоря, мне кажется, что
временами мне кажется, будто они были загаданы на меня".

Мэри Вирджиния попыталась изобразить ужас, но вместо этого захихикала.

"Если бы я только могла заставить кого-нибудь из них что-нибудь понять!" - в отчаянии воскликнул Человек-Бабочка.
"но я не могу. Если бы только они действительно хотели
знать, я был бы более чем рад научить их. Но они этого не делают. Я покажу им
и показать и рассказать и сказать им, снова и снова
опять же, и то же самое спустя пять минут, а они еще даже не
слушали! Они не заботятся. Зачем они отнимают у меня время и говорят, что им
нравятся мои бабочки, когда они им совсем не нравятся и они не
хотят ничего о них знать? Вот что меня заводит!"

Лоуренс бесстыдно подмигнул Мэри Вирджинии.

"Жуки!" - сказал он неэлегантно. "Это то, что предназначено для того, чтобы заполучить тебя, ты,
старый болван!"

"Мистер Флинт", - сказала Мэри Вирджиния с пляшущими глазами. "Я ни капельки не виню
этих девочек за то, что они хотят знать все
о ... бабочках".

"Но они не хотят знать, говорю тебе!" голос мистера Флинта повысился
ворчливо.

"Мое дорогое создание, я бы сам привязался к тебе, если бы был девушкой", - сказал
Лоуренс сладко. "Падре, приготовьтесь сказать: "Благословляю вас, мои
дети!" Я вижу конец этого невинного". И он начал петь в
вялым тоном, в нос:

 "Теперь, когда вы женаты, вы должны повиноваться,
 Вы должны быть верны всему, что говорите,
 Проживите вместе всю свою жизнь ..."

Ответная улыбка не тронула губы Джона Флинта. Он ничего не ответил на
легкое подшучивание, но напрягся и уставился перед собой с застывшим лицом
и глазами, в которые закралось выражение муки. Мэри Вирджиния,
бросив быстрый взгляд, положила ладонь на его руку.

"Не обращай внимания на нас с Лоуренсом, мы пара глупышек. Ты и
Падре слишком хороши, чтобы мириться с нами так, как ты ", - сказала она,
уговаривающе. "И... вы нравитесь нам, девушкам, мистер Флинт, независимо от того, желаем мы этого
вам или нет".

Это соблазнительное "мы" в этом золотистом голосе повергло его в шок, как конного, так и пешего.
Он посмотрел на маленькую ручку на своей руке, и его взгляд быстро переместился к
милым и невинным глазам, смотрящим на него с таким откровенным
дружелюбием.

"Это лучше, чем я заслуживаю", - сказал он достаточно мягко. "И это не так
Я не благодарен остальным за то, что я им нравлюсь, - если я им нравлюсь. Это
то, что я хочу надрать им уши, когда они притворяются, что им нравятся мои насекомые,
но это не так ".

"Быть джентльменом имеет свои недостатки", - сказал я неуверенно.

"Поверьте мне!" - он говорил с большим чувством. "Это не что иное, как
растянуть жизнь!"

Мальчик и девочка весело рассмеялись. Когда он говорил так, это придавало ему
неповторимого очарования. На них произвело такое глубокое впечатление то, кем он
стал, что даже то, каким он был, каким они его помнили, усилило
их уважение и привязанность. Это прошлое стало для него мрачным
фоном, полным полумрака и теней, на котором он выделялся
с откровенной интенсивностью портрета Рембрандта.

"Я пришел сказать тебе, что мадам велела тебе оставаться дома
сегодня вечером, мистер Флинт, - спокойно сказала Мэри Вирджиния. "Я
хочу, чтобы ты знал, что я проведу ночь с мадам, и мы планируем
приятное, народное, неформальное времяпрепровождение, а ты будешь дома".

"Приказ из штаба", - прокомментировал Лоуренс.

"Хорошо", - коротко согласился Человек-Бабочка.

Мэри Вирджиния отряхнула свои белые юбки и пригладила свои черные волосы
приведя их в еще более отвлекающе красивый беспорядок.

"Мне нужно вернуться в офис - злополучное дело, над которым я работаю",
пожаловался Лоуренс. "Мэри Вирджиния, пройдись немного со мной, не
ты? Сделай, дитя! Это подсластит мне весь день и облегчит мою работу
".

"Ты ничуть не повзрослела - слава богу!" - сказала Мэри Вирджиния. Но
она пошла с ним.

Человек-Бабочка задумчиво посмотрел им вслед.

"Миссис Юстис, - заметил он, - довольно амбициозная леди, не так ли
она? Думает о своей дочери на миллионы, ожидает, что она станет отличной парой
пара и все такое. Мисс Салли Рут сказала мне, что слышала, как миссис Юстис
пару раз пыталась устроить матч по своему вкусу, но мисс Мэри
Вирджиния этого не потерпела."

"Ну, естественно, миссис Юстис хотела бы, чтобы ребенок хорошо устроился
в жизни", - сказал я.

"О, тебе не обязательно быть христианином _ все_ время", - спокойно сказал он.
"Я тоже знаю миссис Юстис. Она говорила со мной полтора часа
без остановки, однажды вечером на прошлой неделе. Смотри сюда, Парсон: Инглсби
получил список, который перевешивает его послужной список. Предположим, он хочет остепениться
и исправиться - с молодой женой, которая помогла бы ему в этом, - разве это не было бы настоящим
Христианским делом - помогать ему по-женски?"

Я искоса посмотрела на него.

"Теперь есть Лоуренс", - задумчиво продолжал Человек-Бабочка.
"Лоуренс создает много проблем, но не так много денег. Нет, миссис
Юстис не упала бы в обморок при мысли об Инглсби, но она бы упала в обморок
как настоящая леди при одной мысли о Лоуренсе ".

"Я не понимаю, - сказал я сердито, - почему она должна быть призвана
падать в обморок из-за кого-то из них. Инглсби...Инглсби. Это делает его
невозможным. Что касается мальчика, ну, он качал ту девочку в ее колыбели".

"Это не помешало им обоим вырасти мужчиной и женщиной.
Мне кажется, что они начинают понимать это, парсон ".

Я обдумал его идею и нашел ее настолько в высшей степени правильной, пристойной и
прекрасной, что улыбнулся ей. "Это было бы идеально", - признал я.

"Ее мать не согласилась бы с тобой, хотя ее отец мог бы", - сказал он
сухо. И он спросил:

"У тебя когда-нибудь было предчувствие?"

"Ты имеешь в виду предчувствие?"

"Нет, предчувствие. Ну, я взял одну. Мне кажется, у нас проблемы
впереди у этой девушки".

Это казалось настолько невероятным в свете ее счастливых дней, что я
весело улыбнулся.

"Что ж, если так и должно быть, - вот вы и я, чтобы быть рядом".

"Конечно, - лаконично сказал он, - это все, для чего мы здесь - стоять
наготове".

Хотя был январь, погода снова была весенней. Весь день
воздух был подобен золотому вину, пропитанному золотым солнцем. Весь день в
темно-и ярко-зеленые кедры, маленькие восковые крылышки летали туда-сюда, и
повсюду заросли ежевики, которые "украсили бы гостиные
небеса" распускали свои хрустящие красные листья и белые бутоны; и все
дороги и леса пестрели алыми ягодами касиды, которые
любят малиновки. И ночи были ясными, тихими и звездными,
ночи такой красоты, что это ощущалось как нечто живое.

Потому что Мэри Вирджиния должна была провести ту ночь в Приходском доме,
Миссис Юстис отозвали, и дом на этот раз освободился от
гости, моя мать воспользовалась случаем, чтобы позвать к себе молодежь
которой восхищалась ее душа. Сегодня вечером она была такой же румяной и ясноглазой
как любая из ее подружек. Она просияла, когда увидела старые комнаты
живые и озаренные свежими и смеющимися лицами и беспечными фигурами.
Там был Лоуренс, с той ноткой в его голосе, с тем светом в его глазах
с тем сиянием и славой на нем, которые знает только юность; и
Дэбни, с его черными волосами, как обычно, стоящими дыбом, и его умными
глазами, мерцающими за стеклами очков; и Клэр Декстер, раскрашенная как
перл, окруженная группой смеющихся девушек; и Мэри Вирджиния, вся в
белом, такая красивая, что от нее туманились глаза, которые смотрели
на нее. Все остальные веселые и очаровательные фигуры казались лишь прислужниками
этой высшей красоты, белоснежной, розово-красной, эбеново-черной, как у
ребенка королевы из сказки.

Человек-Бабочка послушно привел себя в порядок. Обладая
эффектом, который производит действительно сильный персонаж, он был подобен
настойчивой глубокой ноте, которая доминирует и придает смысл более легкой
и веселой мелодии. Вся эта яркая жизнь нахлынула, никогда не покидая, но
всегда к нему и вокруг него. Молодость заявляла на него права, делилась с ним собой
щедро отдавала ему все самое лучшее, потому что он очаровывал и заманивал в ловушку
ее свежее воображение. Хотя он должен жить, чтобы быть тысячу раз это было бы
когда-нибудь данью уважения какому-нибудь безымянному волшебному качеству духа, которое было
его.

"Ты пишешь что-то новое? Ты нашел другую бабочку?"
спросил молодых созданий, полный интереса и уважения.

Ну, он _ had_ обещал выпустить определенную статью к определенному времени, хотя что
людям могло так понравиться то, что он сказал о своих
насекомых--

"Потому что, - сказал Дэбни, - вы пробуждаете в нас новое чувство к ним.
Они живые существа, имеющие право на свою жизнь, и вы показываете нам,
какие замечательные маленькие жизни у большинства из них. Вы приближаете их к
нас так, чтобы это не вызывало у нас отвращения. Я полагаю, Человек-бабочка, истина
в том, что ты нашел новый способ проповедовать старое Евангелие Одного Отца
и одной жизни; и здравый смысл простых людей понимает, что
ты имеешь в виду, благодарит тебя за это, любит тебя за это и ... просит тебя рассказать
нам еще немного."

"Всякий раз, когда появляется настоящий учитель, простые люди всегда слушают его
с радостью", - сказал я задумчиво.

"Только, - быстро ответила Мэри Вирджиния, - когда сам учитель просто
настолько необычен, насколько это возможно, падре". Она улыбнулась Джону Флинту с
искренностью, которая делала честь ему.

Он стоял смущенный и молчаливый до этого удовлетворение наивно. Он был по
когда-то его большое счастье и свою глубочайшую боль ... что открытое восхищение
эти чистые души детей.

Когда он ушел, я тоже ускользнул, ибо тихая белая ночь
снаружи позвала меня. Я обошел вокруг к своему любимому убежищу,
потрепанному сиденью, затерянному среди шпилей и сиринг. Мне нравится читать мои
четки на свежем воздухе. Бусины, проскальзывающие сквозь мои пальцы, успокаивали меня
своей монотонной настойчивой просьбой. Молитва приблизила меня к
сердцу мягкой и сияющей ночи и большим неподвижным звездам.

 _ Они погибнут, но ты будешь терпеть; да, все они
 состарятся, как одежда; как одеяние, ты изменишься
 они, и они изменятся; но ты тот же, и
 твоим годам не будет конца_.

Уверенность прекрасных слов принесла великое омрачение
Присутствие рядом со мной. И я впал в полудрему, в которой
хейлмари вплетались друг в друга, как нити в узоре.

Как во сне, я услышала, как молодые гости уходят, в порыве ветра
смех и похожие на звуки флейты пожелания спокойной ночи. И я также заметила, что никакого света, как
и все же сиял в комнатах Человека-Бабочки. Что ж ... он бросится с головой
вероятно, завтра на работу и уберет все за час или два.
Он был таким.

Мое убежище находилось в стороне от тропинки, рядом с маленькими воротами между нашей
территорией и территорией судьи Мэйна. Таким образом, хотя я был полностью скрыт
скрывающими кустами, а также тенью падуба, я мог
ясно видеть двоих, которые вскоре спустились по ярко освещенной открытой тропинке. Из
в последнее время мне доставляло странное чувство комфорта видеть Лоуренса с
Мэри Вирджиния, и, как я подумала, в последнее время он был ее тенью. Я
нравилось это. Его сила, казалось, защищала ее от двусмысленной улыбки Хантера
от мыслей Инглсби, даже от амбиций ее собственной матери.

Я мог видеть дорогую темноволосую головку моей девочки, очерченную кругом
лунного света, как нимбом, и она едва доходила моему высокому мальчику до
плеча. Ее рука легко легла на его руку, и он наклонился к ней,
приблизив свою коротко остриженную каштановую голову к ее лицу. Я не мог бы тогда
встать или заговорить, не прерывая их. Я просто взглянул наружу
на них, улыбаясь, с четками в пальцах.

Я достиг конца десятилетия: "_ Как это было в начале, так и сейчас,
и всегда будет..."

Они остановились у ворот и на некоторое время замолчали, девушка с
поднятым вверх милым лицом. Ворсистая накидка, которую она носила, ниспадала на ее
стройные плечи длинными линиями, поблескивая серебром. Она не создавала
эффекта отстраненности, но казалась близкой, дорогой, желанной и
красивой. Мальчик, глядя на нее с сердцем в глазах, придвинулся
ближе.

"Мэри Вирджиния", - сказал он нетерпеливо, хрипло, страстно и
робко, с надеждой и отчаянием, - "Мэри Вирджиния, ты собираешься
выйти за кого-нибудь замуж?"

Мэри Вирджиния вернулась от звезд на ночном небе к звездам
в глазах молодого человека. "Почему, да, я надеюсь, что это так", - сказала она легкомысленно
достаточно, но было видно, что она была поражена. "Какой ты забавный мальчик",
Конечно, Лоуренс! Ты же не ожидаешь, что я останусь старой девой, не так ли
ты?"

"Ты собираешься выйти замуж?" На этот раз отчаяние взяло верх.

"Совершенно верно!" - решительно заявила Мэри Вирджиния. "Да что вы, я призналась вам в этом
много-много-много лет назад! Разве ты не помнишь, что я
всегда настаивал, чтобы у него были золотистые волосы, глаза цвета морской волны и
классический лоб и прекрасная готовность уехать куда-нибудь и умереть
от разбитого сердца, если я прикажу ему?"

"Кто это?"

"Кто есть кто?" - провокационно парировала она.

"Парень, за которого ты собираешься замуж?"

Мэри Вирджиния, казалось, глубоко и тревожно задумалась. Она вытянула
ногу извечным женским жестом и вырыла атласным носком аккуратную ямку в
посыпанной гравием дорожке.

"Лоуренс", - сказала она. "Я собираюсь сказать тебе правду. Правда в том,
Лоуренс, что я просто ненавижу говорить тебе правду".

"Мэри Вирджиния!" - жалобно пробормотал он. "Ты ненавидишь рассказывать
_ я_ правду? О, моя дорогая, почему? Почему?"

"Потому что".

"Но потому что почему?"

"Потому что, - скромно ответила милая потаскушка, - я не знаю".

Руки Лоуренса беспомощно упали по бокам; он вытянул шею и
уставился.

"Мэри Вирджиния!" - сказал он задыхающимся шепотом.

Мэри Вирджиния кивнула. "Знаешь, это действительно не твое дело", - сладко объяснила она.
"но поскольку ты спросил меня, почему, я тебе скажу.
Этот же вопрос мучает и завораживает и меня, Лоуренс. Почему, просто
подумай! Вот целый большой-пребольшой мир, полный мужчин - высоких мужчин, низкорослых
мужчины, худые мужчины, толстые мужчины, глупые мужчины, мудрые мужчины, уродливые мужчины, красивые мужчины,
грустные мужчины, веселые мужчины, хорошие мужчины, плохие мужчины, богатые мужчины, бедные мужчины, - о, все
сорта, разновидности, состояния и комплекции мужчин: любой из которых
Возможно, однажды я проснусь и обнаружу, что я замужем за: и я не знаю
за кем именно! Это восхищает, ужасает, очаровывает, забавляет и
ставит меня в тупик, когда я начинаю думать об этом. Здесь я должен жениться
На ком-то, и я знаю не больше, чем домашний кот Адама, кто и где
этот Кто-то есть, и он может выскочить из-за угла на меня, в любой
минутку! Это делает дело намного интереснее, намного больше похоже на
большую рискованную игру в угадайку, когда ты не знаешь, не так ли?"

"Нет: это делает тебя несчастным", - коротко ответил Лоуренс.

"Но я вовсе не несчастен!"

"Ты не несчастен, потому что тебе не обязательно быть таким. Но я несчастен!"

"Ты? Почему, Лоуренс! Почему _ ты_ должен быть несчастен?" Ее голос утратил
свою беспечную легкость; он был немного слабоват. Она сказала поспешно, не
дожидаясь его ответа: "Я думаю, мне лучше забежать. Это было глупо с моей стороны
идти с тобой к воротам в такой час. Я думаю, мадам зовет
меня. Спокойной ночи, Лоуренс."

"Нет, ты не понимаешь", - сказал он. "И с твоей стороны тоже не было глупо прийти;
это было дорого и восхитительно, и я молила Господа вложить эту идею
в твою дорогую головку, и Он это сделал. А теперь ты здесь, ты не
сдвинусь с этого места, пока ты слышала, что я должен сказать.

"Мэри Вирджиния, я думаю, ты просто самая красивая девушка в
мира. За тобой бегали, ухаживали, льстили и
следовали до тех пор, пока этого не стало достаточно, чтобы вскружить голову любой девушке, и это бы
вскружило голову любой девушке, кроме твоей. Ты могла бы сказать почти любому мужчине
живой, приди, и он пришел бы - о, да, он пришел бы быстро. У вас есть
земля, из которой можно выбирать - но я прошу вас выбирать
_ я_. У меня нет столько, что я могу предложить тебе, сколько у меня будет в некоторые из этих дней
но у меня есть я сам, тело и мозг, сердце и душа,
звучи до глубины души, и я весь твой, и я думаю, что это важнее всего,
если тебе не все равно, как мне. Мэри Вирджиния, ты выйдешь за меня замуж?"

"О, но, Лоренс! Почему... Лоренс ... я... действительно, я не знала ... я не
думала..." - запинаясь, пробормотала девушка. "По крайней мере, я не думал, что тебе не все равно - вот так
это."

"Не так ли? Что ж, все, что я могу сказать, это то, что тогда ты был очень слеп.
Потому что мне не все равно. Наверное, меня это всегда так заботило, только, так или иначе,
потребовалась одна короткая зима, чтобы донести до меня то, чему я учился всю свою жизнь?" - сказал он трезво. - "Я не знаю, чему я учился."
"всю свою жизнь?" "Думаю, я был таким же, как другие
мальчишки-дураки, Мэри Вирджиния. То есть я понемногу обнимал каждую симпатичную
девушку, с которой сталкивался, но вскоре понял, что это было не по-настоящему
, и уволился. Что-то во мне все это время знало, что я принадлежу
кому-то другому. Тебе. Теперь я верю - Мэри Вирджиния, я верю с
всем своим сердцем... что я заботился о тебе, когда ты кричала в своей
колыбели".

"О! ... Я действительно кричал?"

"_Сквалл?_ Иногда это был животик, а иногда вспыльчивый характер. Между
ними ты орал, как команч ", - сказал этот удивительный любовник.

Мэри Вирджиния очаровательно откинула голову назад.

"С твоей стороны было очень, очень благородно не обращать на меня внимания - при данных обстоятельствах",
она милостиво уступила.

"Поверь мне, так оно и было", - согласился Лоуренс. "Я, конечно, этого не знал,
но даже в том нежном возрасте моя судьба была за мной, потому что мне нравилось думать о тебе.
ты. Даже рыдания не пугали меня, и я обожал тебя, когда ты
напоминал ссору. Да, я был влюблен в тебя тогда. Я влюблен в
тебя сейчас. Девочка моя, моя родная девочка, я уйду из этого мира в другой
любящий тебя".

"Тогда почему, - укоризненно спросила она, - разве ты этого не говорила?"

"Почему я не сказала что?"

"Почему, ты знаешь. Что ты... любил меня, Лоуренс". Ее глубокий голос понизился
до шепота.

"Боже милостивый, разве я не говорила этого?"

"Нет, ты не говорил! Ты просто просил меня выйти за тебя замуж. Но ты
до этой самой минуты ни словом не обмолвилась о том, что любишь меня!"

"Но ты должна прекрасно знать, что я без ума от тебя, Мэри
Вирджиния!" - сказал мальчик, и его голос дрожал от замешательства, а также
страсти. "Как, во имя всего святого, я мог не сходить с ума по
тебе? Почему, с самого начала всего этого, никогда не было никого
другого, кроме тебя. Я даже никогда не притворялся, что забочусь о ком-то еще.
Нет, нет никого, кроме тебя. Не для меня. Ты все и вся,
когда дело касается меня. И - пожалуйста, пожалуйста, посмотри вверх, красавица, и скажи
мне правду: посмотри на меня, Мэри Вирджиния!"

Фигура в белом придвинулась на волосок ближе; приподнятое
прекрасное лицо было совсем близко.

"Я действительно так много значу для тебя, Лоуренс? Все это, по-настоящему?"
спросила она задумчиво.

"Да! И даже больше. И еще больше!"

"Я буду самой несчастной девушкой в мире, я буду самой несчастной
женщиной на свете - если ты когда-нибудь передумаешь, Лоуренс", - сказала она.

Последовала трепетная пауза. Затем:

"Тебе не все равно?" спросил мальчик, почти задыхаясь. "Мэри Вирджиния, тебе
не все равно?" Он положил руки ей на плечи и наклонился, чтобы заглянуть в
соблазнительное лицо.

"Лоуренс!" - сказала Мэри Вирджиния с дрожащим, чуть не плачущим смехом.
"Лоуренс, мне тоже потребовалась эта короткая зима, чтобы научить меня. И - ты
мы ошибались, совершенно ошибались насчет моих симптомов. Это
был не животик, Лоуренс. И это был не темперамент. Я думаю - я уверена - что
то, что я так усердно пыталась донести до тебя в своей колыбели, было... что я
заботилась, Лоуренс."

Руки молодого человека сомкнулись вокруг нее, и я увидел, как молодые губы
встретились. Я видел больше, чем это: я видел другие фигуры, выскользнувшей в
лунный свет и стоять так вплетённый, и один был призрак того, что когда-то
был И. что иное, проиграл Арман де Ranc;, посмотрел на меня с тоской
его ясные очи; и я был очень, очень его жалко, как может быть
пронзительно жаль невинных, прекрасных погибших. Моя рука напряглась
на моих четках, и ощущение моей сутаны на мне, как униформы,
успокоило и поддержало меня.

Эти двое немного отступили в тень, как будто ночь
протянула к ним свои объятия. Такая ночь принадлежала таким, как эти;
они вкладывают в нее смысл, наделяют ее понятной речью. Что касается
меня, я был старым священником в старой сутане, со всем его любящим и
глупым старым сердцем, тающим в его груди. Одна только молодость вечна и
бессмертна. А что касается любви, то она от Бога.

"_ Как это было в начале, есть сейчас и всегда будет, мир без
конца, Амен_". Я закончил десятилетие. И затем, как человек, выходящий из транса
я тихо поднялся и так же тихо прокрался обратно в Приходской дом,
счастливый и умиротворенный, потому что я увидел то, что делает утро
звезды радуются, когда поют вместе.

"Арман", - сонно сказала моя мать, "это ты, дорогой? Я, должно быть,
клевала носом в своем кресле. Мэри Вирджиния только что подошла к воротам с
Лоуренсом".

"Боже мой", - сказала она полчаса спустя. "Что, черт возьми, может означать этот
ребенок? Не лучше ли тебе позвать ее, Арман?"

- Нет, - сказал Я решительно.

Лоуренс вернул ее в настоящее время. Там должно быть что-то
электрооборудования в атмосфере, для моей матери внезапно сел
в вертикальном положении в своем кресле. Женщины такие. Это одна из причин,
почему мужчины их так боятся.

"Падре и ваша мадам, - начал Лоуренс, - вы были мне как отец
и мать... и... и..."

"И мы подумали, что вам следует знать", - сказала Мэри Вирджиния.

"Дети мои! - воскликнула моя мать в экстазе, - это желание моего
сердца! Я всегда молила нашего доброго Бога, чтобы это произошло - и вы
видите?"

"Но это великий секрет: этим пока нельзя дышать", - сказала Мэри
Вирджиния.

"Кроме, конечно, моего отца..." - начал Лоренс.

"И Человек-Бабочка", - твердо добавил я. Хорошо зная, что никто из нас
не смог бы скрыть от него такие новости.

"Что касается меня, - сказала моя мать с восхитительным безрассудством, - я открою одну из
двух бутылок вина нашего прадеда!" В последний раз это
вино открывали в день моего посвящения. "Арман, пойди и приведи
Джона Флинта".

Когда я добрался до своей комнаты Керри ноет над ютились форме на
крыльцо. Джон Флинт лежал ничком, раскинув руки, ужасно
наводящий на мысль о распятом. При моем шаге он с трудом выпрямился. В следующий момент я обхватил его своими
руками.

"Ты ранен? болен? Джон, Джон, сын мой, что это? Что это?"

"Нет, нет, со мной все в порядке. Я... просто немного пошатнулся на минуту.
Тише, тише, не бойся, отец". Но его голос дрожал, и
рука, которую я держал, была ледяной.

"Сын мой, мой дорогой сын, что с тобой не так?"

Он с огромным усилием взял себя в руки. "О, я был немного не в себе
в последнее время я питался, отец, вот и все. Видишь, я в полном порядке,
сейчас". И он расправил плечи и попытался говорить своим естественным
голос.

"Моя мама хотела, чтобы ты зашел на несколько минут, есть
кое-что, что ты должен знать. Но если ты недостаточно хорошо себя чувствуешь ..."

Казалось, он собрался с духом. "Может быть, я это уже знаю. Тем не менее, я
вполне в состоянии подойти и услышать ... все, что мне скажут", - сказал он,
спокойно.

В освещенной гостиной его лицо казалось бледным и измученным, а глаза
пустыми. Но его улыбка была готова, голос тверд, а рука, которая
принимала вино, принесенное ему самой Мэри Вирджинией, не дрожала.

"Мы желаем тебе выпить за наше большое, очень большое счастье, старина
друг, - сказал Лоуренс. Опьяненный своей новой радостью, сияющий,
сияющий, мальчик был великолепен.

Человек-Бабочка повернулся и посмотрел на него; уверенно, обдуманно,
долгим, изучающим, критическим взглядом, как будто оценивая его по новому стандарту.
Лоуренс выдержал испытание. Затем взгляд мужчины вернулся к девушке,
розовой, сияющей, с глазами-звездочками, и задержался на ней. Он встал, и
поднял стакан, в котором наши старые вина словно скачок вверх в
чуть янтарного цвета пламени.

"Ты поймешь", - сказал бабочка человек, "что я не
слова, которые вертятся у меня на языке, чтобы сказать, что у меня на сердце. Думаю, мне пришлось бы
на некоторое время побыть Богом, чтобы все, чего я желаю вам двоим, сбылось ". Там
было во взгляде, тоне и манерах что-то настолько милое и почтительное, что
мы были тронуты и поражены.

Когда моя мать безапелляционно отправила Лоуренса домой к судье и
увела Мэри Вирджинию, чтобы проговорить остаток ночи, я
вернулся в свои комнаты с Джоном Флинтом, несмотря на поздний
час: потому что я беспокоился за него.

Я думаю, моя близость успокоила его. Ибо с этой мальчишеской неуверенностью
жестом своим он вскоре протянул руку и удержал меня за рукав.

"Парсон, - внезапно спросил он, - человек рождается с цельной душой или
это просто что-то вроде запертого семени одного? Дано ли ему это бесплатно, или он
должен заслужить и заплатить за это, прежде чем получит это, парсон? Я хочу
знать ".

"Мы все хотим это знать, Джон Флинт. И Запад говорит "Да", а
Восток - "Нет".

"Я немного читал", - медленно и задумчиво сказал он. "Я хотел
услышать, что скажут обе стороны. Пол довольно прост, на своей стороне
преграды. Но, пастор, некоторые парни говорят так, как будто они знают совершенно
как и Пол, говорите, что вы ничего не получаете в этой вселенной ни за что
ни за что; вы должны платить за то, что получаете. Насколько я могу понять
получается, ты приземляешься здесь с шансом заработать самому. Ты можешь уволиться или ты
можешь идти дальше - все зависит от тебя. Если ты спортсмен и играешь в игру
натурал, что ж, ты можешь завоевать себе водонепроницаемую огнестойкую
душу. Потому что, видишь ли, ты заработал и заплатил за это, парсон. Это
мне показалось разумным. Мне показалось, что я вроде как делаю
это сам. Но когда я начал углубляться в суть дела, почему, я понял
застрял. Ибо я не могу отрицать, что делал это скорее потому, что был вынужден, чем
потому что хотел. Но - как бы то ни было, я плачу! О, да,
Я плачу!"

"Ах, но и все остальные тоже, сын мой", - печально сказал я. "... каждый в
своей монете. ... Но, в конце концов, разве ты сам не стоишь того, чего это стоит, какой бы
ни была цена?"

"Я не знаю", - сказал он. "Вот тут-то я и застрял. Является ли все шоу игрой со скинами
или это того стоит? Но, парсон, что бы это ни было, ты платишь
адскую цену, когда покупаешь себя в рассрочку, поверь
мне! - его голос сорвался, как будто он подавил стон. "Если бы я мог это получить
покончено с этим, заплати за мою проклятую маленькую душу одним большим глотком, я
был бы не против. Но покупать то, что я покупаю, платить то, что
Я плачу..."

"Ты болен", - сказал я, глубоко обеспокоенный. "Я боялся этого".

Он рассмеялся, больше похожий на карканье.

"Конечно, я болен. Я болен до глубины души, но ты и Уэстморленд
не можете дать мне дозу. Никто ничего не может для меня сделать, я должен сделать это сам
или лечь под откос. Это тоже часть оплаты в рассрочку,
парсон ".

"Не думаю, что я точно понимаю ..."

"Нет, ты бы не стал. _ Вы_ заплатили единовременную сумму, вы видите. И вы получили то, что
ты получил. Что бы это ни было, что бы ни досталось _ тебе_, пастор, ты получил лучшее от этой
сделки. Его голос смягчился.

"Ты говоришь притчами", - строго сказал я.

"Но я плачу не притчами, пастор. Я плачу собой", - сказал он,
мрачно. И он снова засмеялся, смехом, полным абсолютного страдания, который
вызвал холодное эхо в моем сердце. Его рука скользнула обратно к моему рукаву.

"Я... не всегда могу кричать", - прошептал он.

"Если бы только я мог помочь тебе!" Я был опечален.

"Ты можешь", - быстро сказал он. "Ты делаешь это, будучи самим собой. Я цепляюсь за тебя,
пастор. И скажи, посмотри сюда! Ты не думаешь, что я такая свинья, что не могу
найдите время порадоваться, что другие люди счастливы, даже если я не счастлив. Если и есть
что-то, что могло бы заставить меня чувствовать себя хоть как-то хорошо, так это знать
эти двое, которые были созданы друг для друга, поняли это. Это своего рода
делает вид, будто некоторые вещи приходят правильно, даже если другие
гнилой неправильно. Я рад, что пока мне больно. Я хотел бы, чтобы вы верили
что."

"Я действительно верю в это. И, сын мой! если ты можешь найти время порадоваться
счастью других, без зависти, что ж, ты обязательно добьешься своего,
потому что ты здоров по своей сути ".

"Значит, ты считаешь, что я стою своей цены, пастор?"

"Я считаю, ты стоишь своей цены, какой бы она ни была. Я не беспокоюсь о
тебе, Джон Флинт".

И почему-то я этого не сделал. Я оставил его с головой Керри у него на коленях. Его
рука снова была по-человечески теплой, а голос, которым он пожелал мне
спокойной ночи, был мужественно ровным. Он сидел прямо в дверном проеме, лицом к лицу с
ночью, как солдат на страже. Если бы он покупал свою душу в рассрочку
я был уверен, что он смог бы выплатить платежи,
какими бы они ни были, по мере их поступления.




ГЛАВА XIV

ЗАВИТОК ЖЕЛАНИЙ


С февралем пришел холод, о котором мечтал Человек - Бабочка
месть. Небо утратило свое ярко-голубое дружелюбие и изменилось
на угрожающий серый цвет, серый, как штормовая вода. В одночасье цветы
исчезли, оставив наши сады голыми, а наши птицы, которые
были такими веселыми, теперь превратились в жалкие дрожащие комочки взъерошенных
перьев, в которых не осталось песни. Когда шел дождь, вода замерзала в
колеи от фургонов и покрытые льдом лужи делали углы улиц опасными.

Этот сильный холод, сырость, тяжесть, пронизывающий, наступающий на пятки
не по сезону теплая погода, казалось, привела к тому, что все
скрытая болезнь, тлеющая в милл-пэриш, ибо она внезапно вырвалась наружу
подобно пожару. Если бы Гражданская лига уже не сделала
так много для улучшения условий в бедном районе, у нас, должно быть, была бы
очень серьезная эпидемия, как доктор Уэстморленд прямо сказал городскому совету
.

Как бы то ни было, какое-то время все было довольно плохо, и неизбежный белый
катафалк двигался взад и вперед, останавливаясь то у этой двери, то у той. На
одной узкой улочке, я помню, оно двигалось в точной форме цифры
восемь за неделю. Мне не нравится вспоминать те дни. Я похоронил
дети с печатью Святой Матери-Церкви на их невинности;
Я повторял над ними "Господь дал, Господь забрал
прочь" - и знал в своем сердце, что это была созданная человеком нужда, жадность
помешательство на деньгах, которое безвременно оторвало их от материнских лап
. И земля была подобна железу; она неохотно открывалась, чтобы принять
младенцев бедняков.

В разрушенных мельницах и ветхих лачугах и из них так же регулярно, как
Уэстморленд и я, чьи дела и обязанности лежали там, пришли Джон
Флинт. Он не предпринял никаких усилий, чтобы утешить родителей, хотя они, казалось,
черпайте странное утешение в его присутствии. Он даже не пришел
потому что хотел; он пришел, потому что дети умоляли показать им Человека-бабочку.
А больному ребенку нельзя отказывать. Он подружился
с ними, делал для них игрушки; и теперь он видел, как тусклые глаза оживляются при
его приближении и бледные лица пытаются улыбнуться; вялые и горячие от лихорадки руки
были протянуты к нему. Вся сила привязанности маленьких
детей, их ослепительная вера, почти немыслимая власть над
их пластичными умами тех, кому они доверяют, вернулись к нему домой. Он
не мог в такой час легко, с небрежной улыбкой принять тот
факт, что дети любили его. И раз или два маленькая ручка, которая
цеплялась за него, похолодела в его объятиях, и под его взглядом появилась детская
закрытая для этого мира.

Итак, нечто, что видело прямо, думало как обнаженный клинок меча,
разъедало обман подобно испытательной кислоте и ненавидело увертки и полуправду
и увертки, которые в последнее время все больше и больше проявлялись за спиной Джона
Сдержанность Флинта; и я думаю, что это могло бы превратиться в менталитет
холодный, яркий и бесплодный, твердый и режущий, как алмаз, если бы не
был ради детей, которых ему пришлось видеть страдающими и умирающими.

Был один ребенок, которого он особенно любил - ребенок с
прекраснейшими светлыми волосами, глубокими и нежными голубыми глазами и самым быстрым,
самая застенчивая, самая мимолетная из улыбок, которая ярко освещает ее маленькое бледное лицо
серьезное лицо. Она была одной из первых в семье миллеров
дети подружились с Человеком-Бабочкой. Она обычно высматривала
его, а затем, держась за один из его пальцев, любила
степенно трусить по улице рядом с ним.

Уход этого ребенка был внезапным и довольно болезненным. Уэстморленд так и сделал
что он мог, но в этом хрупком теле не было выносливости, поэтому ее рука
была одной из тех маленьких рук, которые безвольно и неподвижно выпали из Джона
Флинта. Кукла, которую он сделал для нее, лежала у нее на сгибе руки; на ней
было красное ситцевое платье, очень броское в серой комнате и на фоне
детской белизны.

Уэстморленд стоял, большой и сострадательный, в ногах кровати. Его
румяное лицо было бледным, а серые усталые глаза за стеклами очков
моргали и не мигали.

"Должно быть, - сказал Доктор, как бы самому себе, - где-то есть какой-то вечный обширный
резервуар, в котором хранится все это ужасное количество
ненужные страдания - жестокие и ненужные страдания, причиняемые
в особенности детям и животным. Возможно, это духовная сыворотка
используемая для спасения расы. Возможно, расы выше, чем мы используем
это - как _ мы_ используем кроликов и морских свинок. Нет, нет, ничто не пропадает даром;
где-то есть прямой конец боли ". Он посмотрел на ребенка сверху вниз
и с сомнением покачал головой:

"Но когда все сказано и сделано", - пробормотал он, - "что делают такие, как эти
выходят из этого? Ничего - насколько мы можем видеть. Они жертвы, они
и невинные звери, брошенные в мир, который мучает и
пожирает их. Почему? Почему? Почему?"

"Ничего не остается, как оставить это вечное "Почему" Богу", - сказал
Я с болью.

Человек-Бабочка поднял глаза, и можно было увидеть этот холодный меч -прямой,
что-то алмазно-твердое в его глазах:

"Парсон, - мрачно сказал он, - ты на миллион миль отклонился от верного пути
и ты это знаешь. Оставлять все на усмотрение Бога - такие вещи, как бедные дети
умирать из-за того, что у них отняли право на жизнь - это примерно так
настолько ужасно глупо и неправильно, насколько это вообще может быть. С Богом все в порядке; он выполняет
свою часть работы. Вы выполняете свою, и что происходит? Почему, мой
бабочки отвечают на это! Я панк на свой катехизис, и если вот эта, это
все это может научить надеюсь, я умру панк на это; но так близко, как я могу сделать
узнайте, первородный грех-это оставить все, как этот", - и он посмотрел на
маленький друг со своей куклой на руке--"Бога, а не решению
работу самостоятельно и расправлять его".

Мать ребенка, изможденное существо, в котором не осталось и следа молодости
ей, хотя ей не могло быть намного больше тридцати, проковыляла
к стулу по другую сторону кровати. На ней было выцветшее красное
ситцевая обертка - из ее лоскутка было сшито кукольное платьице - и
фартук в синюю клетку с дырками. Ее волосы были болезненно зачесаны назад
со лба, и на затылке виднелась тонкая бахрома
на тощей шее. В ее тусклых глазах не мерцало ничего, кроме врожденного
беспокойства тех, кто всегда в нужде, а ее рот растянулся
сам собой в форме подковы. В подкове нет удачи
висящей таким образом на женском лице. Можно было бы подумать, что она не испытывала никаких эмоций, ее
все поведение было таким апатичным; но внезапно она наклонилась и
взяла один из густых блестящих локонов; слегка улыбаясь, она начала
оберните это вокруг ее пальца.

"Я бы предпочла быть очень умной, гордясь волосами Луизы", - заметила она
протяжным, вялым голосом. "Она унаследовала это от этих высокомерных людей из
ее папаши. Я видел ее, когда у нее были не намного больше волос и глаз,
иногда ее отец лежал в постели со страданием в груди, а я
ничего, кроме сдельной работы неделями подряд.

"... Она была в своем роде ребенком, Луиза. Она вроде как...
"приправленные вещи" были неправильными, но ты думаешь, этот ребенок когда-нибудь позволял себе
кричать на нее? Не на нее! Позвольте мне рассказать вам кое-что, в шутку, чтобы показать
что за сердце было у этого ребенка, сэр ".

Любящим и материнским движением она повертела яркий локон вокруг и
вокруг своего твердого пальца. Она говорила наполовину интимно, наполовину словоохотливо;
и от локона она поднимала свои выцветшие глаза к Бабочке
Глаза мужчины.

"Это была тяжелая дневная ночь, и я ходил взад и вперед, из-за того, что
я был ужасно подавлен.

"Ма, - говорит Луиза, - я сегодня ужасно голодна. Как ты думаешь, я могла бы съесть
кусочек хлеба с маслом?" - спрашивает она. Я бы хотела попробовать немного хлеба
с маслом", - говорит она.

"Дорогая, - говорю я с ужасной грустью, - "Мама может дать тебе голый хлеб
и слава Богу у меня даже что подарить, говорю я. - Но они не
лома масла в этот дом, не зная, как мерзавец любой. О,
дорогая, маме так жаль!"

Она поднимает глаза со своей мимолетной улыбкой. Да, сэр, мистер Флинт, она
встает и улыбается. "Тебе не следует ни о чем сожалеть, ма", - говорит она,
утешая. "Ты вообще не обращай внимания. Почему, ма, дорогая, _ Я просто
обожаю голый хлеб без масла_!' - говорит она. Боже мой, мистер
Флинт, я разрыдалась ей в лицо. Казалось, что я просто-напросто
терпеть не мог никаких "мо"!" И неопределенно улыбаясь своей бедной старой
изогнув рот книзу, она продолжала теребить завиток.

"Посмотрите-ка вы все на это!" - пробормотала она с гордостью. "Даже ее
волосы очаровательны и держатся так, словно хотят, чтобы ты к ним прикоснулся.
Господи Боже мой, я рад, что ее отец не доживет до этого дня! У него была
своя доля страданий, приятель, он умирал от легочной лихорадки и всего остального....

"У нас было шесть голов детенышей, у меня и у него. И они все бросили
. Придет весна, и одного не станет. Я продолжаю утешать этого человека лучше всех
Я мог бы, чтобы им было лучше, ангелам не было скучно, и они не были голодны, и
босоногие, и слава богу, они не мельницы на небесах. Но их отец
он все равно не мог этого так сразу понять. Он был ужасно зол на них
дети, как и мы, простые люди, обычно. Они были потрясающе красивы
поначалу.

"Когда все остальные ушли, ее отец, к которому он вроде как привязался сердцем.
Вот Луиза. "Потому что у нас больше ничего нет, ма", - говорит он. И, пожалуйста
Боже милостивый, мы собираемся подарить этой единственной книге "Обучение и сеча",
и да будет так, что она будет скучать по тем заводам, - говорит он. "Ма, меньше всего мы стремимся сделать из нашей Луизы леди.
Не то чтобы Господь не сделал это уже", - говорит она. - "Мама, меньше всего мы стремимся сделать из нашей Луизы леди". Не то чтобы Господь не сделал это уже".
па: "но мы должны сказать Ему, чтобы он продолжал и тщательно закончил работу". И"
вот его и ее обоих больше нет, а у меня нет Божьей души, принадлежащей
я в этот день! Боже мой, мистер Флинт, разве это не что-то ужасное - эти вещи
происходят с нами, людьми из поры?"

Человек-Бабочка перевел взгляд с нее на Уэстморленда и меня: доктор
тел, доктор душ, натуралист, что мы могли сказать этой женщине
лишенной всего? Но она, с большей мудростью бедняков, говорила
за себя и за нас. Какой-то скрытый свет проник в ее промокшее
лицо.

"Дело не в том, что я не благодарна вам всем", - сказала она. "Бог свидетель, я благодарна. Ты
был добр к Луизе. Доктор, вы помните тот день, когда вы подвезли ее
на своем ottermobile и забыли отвезти ее домой еще на час?
Боже, но этот ребенок был счастлив!"

"Ма, - говорит она, когда я прихожу вечером домой, - ты знаешь, что такое рай
?"

"Дитя, - говорю я, - такие, как я, в основном знают, чем он не является".

"Я победила тебя, ма!" - говорит она, хлопая в ладоши. Рай-это ничто
но бабочки дорогах страны'' деревья', а такие вещи, как
что, - говорит она. И у Бога есть ottermobiles, много-много
ottermobiles, и ты свободно ездишь на них, пока тебе этого хочется, потому что
вот для чего они _for_. И, ма, - говорит она, - все Божьи шоуферы
из них доктор Уэстморлендс и мистер Флинтс. "Да, сэр, вы все были
очень добры к Луизе. Но я думаю, - протянула она, - это был мистер Флинт
Луиза любила его больше всех, потому что он был человеком детского типа, и из-за
Луджани. Она положила руку на тряпичную куклу, лежащую на руке маленькой
девочки.

"С первого дня, как ты подарил ей эту куклу, мистер Флинт, которую она назвала
Луджани, для нее и для меня обеих - с этим ребенком никто не расставался ".
Она улыбнулась им обоим. Я почти мог молиться, чтобы она заплакала
вместо этого. Это было бы легче перенести.

"Дочери короля, они дарят ей очень красивую куклу со своих
Рождественская елка в прошлом году, но Луиза, она не отнеслась к ней так, как она
отнеслась к Луджани.

"Эта кукла прикалывается над гостьей, - говорит она, - но, Луджани, она
_ мое дитя_. Мистер Флинт сделал ее целью для меня, такой же Бог создал меня
для тебя, ма, и она моя по рождению. Я могу жить с Луджани. Мне
ни капельки не стыдно перед ней, когда у нас ничего нет, но я отворачиваюсь
отвернись лицом к стене, чтобы она не узнала. Ребята из "пор Лоуджани"
мы с тобой одинаковые, и она прекрасно знает, что это такое. Вот почему я
так сильно люблю ее.

"И день, и ночь, - продолжил тягучий голос, - они двое были
вместе. Она просто жила и спала с этой куклой. Если когда-нибудь
кукла ГИЦ расти чувствую, Loujaney их. Полагаю, мне лучше всего отдать
эту куклу-визитершу какому-нибудь ребенку, который очень ее хочет, но у меня не хватит духу
забрать Луджани у ее мамы. Я собираюсь позволить им
двое продолжают спать вместе.

"Мистер Флинт, сэр, увидев, что вы так понравились Луизе, и это вы, она бы
хочешь иметь это..." Она наклонилась, откинула густые светлые волосы в сторону,
и коснулась пальцем очень причудливого завитка, более короткого, светлого,
более светлый, чем у других, чуть выше маленького правого уха.

"Ее useter позвонить отцу, что локон хотеть", - сказала она, наполовину
извиняющимся тоном. "Видите ли, сэр, он был забавным человеком и великим
умел вмешиваться. Я никогда не умел вмешиваться. Вещи такие, какие они есть
это утверждение ничего не меняет. Но он и она были другими.
Вот как пришло ему в голову, что Господь поместил горшок с золотом в радугу.
в волосах Луизы с загаданным желанием и этим нелепым завитком с одной стороны
ее голова, как метка, была завитком желаний. Он полагал, что сможет вытащить
это дважды, и сказал шепотом: "Бик-ик-ик-и-и- мое желание приближается к
я_", и "он бы получил это. И ей нравилось напоминать, что это было так, и она могла
загадать что-нибудь на нем для меня и получить их.... Одежда, обувь, камин и
пирог, бифштекс, масло и то, что ты остаешься дома.... Просто интересно, ты
видишь.

"Мистер Флинт, сэр, мне больше нечего желать от Бога, но
учитывая, какой вы мужчина, я бы предпочел, чтобы у вас был подарок Луизы
желаю, чтобы Керл был с ней на память". Щелчок! полетели ножницы; и вот
они лежали, бледные, как новое золото весеннего солнца, вьющиеся, как молодые
виноградные усики, на раскрытой ладони Человека-Бабочки.

"Серебра и золота у меня нет; но то, что у меня есть, дает мне", - сказал
великий Апостол хромому человеку, который лежал у ворот
храма, который называется "Прекрасный".

"Я не останусь с пустыми руками", - сказал общих стан-женщина, и заложены в
Волшебный локон рукой Джона Флинта Луизы.

Он уставился на это и побледнел, как ребенок на ее подушке. Тот
человеческая жалость к этой вещи, к ее абсолютной, пронзительной простоте сжала
его сердце, как огромной рукой.

"Боже мой!" - он задохнулся. "Мой...Боже!" и душераздирающий всхлип вырвался из его
горла. Впервые в жизни ему пришлось заплакать; неконтролируемо,
без стыда, по-детски, по-отечески, по-братски. Ибо он испытал,
бескорыстно, из-за одного из смиреннейших Божьих созданий, одно
из великих божественных чувств. И когда это случается с мужчиной, это как
если бы его душу развеял ветер крыльев архангела.

Мы с Уэстморлендом выскользнули и оставили его с женщиной. Она бы
знаю, что еще сказать ему.

Снаружи, на унылой, горькой улице, Доктор положил руку мне на
плечо. Он быстро заморгал глазами. "Отец", - сказал он искренне,
"когда я становлюсь свидетелем того, что мы видели сегодня утром, я не теряю
веру. Я получаю это ". И он сердечно сжал меня своей большой рукой в перчатке
. "Передай Джону Флинту, - добавил он, - что иногда тряпичная кукла - это
огромная заслуга мужчины". Затем он ушел,
на его щеке замерзла слеза.

"Ангелы, - не раз повторял Джон Флинт, - не бывают среднего возраста
врачи с плечами, как у амбарной двери, и ребрами, как у телеги;
у ангелов не бывает лысых голов, они не носят красный галстук и коричневые туфли. Но я бы
отказался от них всех, начиная с Габриэля, крыльев и оперения на хвосте, ради одного
Уолтера Уэстморленда ".

Я бы тоже отказался. И я шел, думая о том, чему я только что стал свидетелем
ощущая ценность этого времени. К этим слабым и хрупким существам
которые для Джона Флинта перевесили чашу весов зла - серый мотылек,
крыло бабочки, птичье гнездо - я добавила светлые волосы ребенка и
тряпичную куклу, которая собиралась спать со своей мамой.

На замерзающих улицах было мало людей, потому что люди предпочитали
оставаться дома и обниматься с огнем. Встречая ветер, я шел с
опущенной головой и, таким образом, столкнулся с дамой, которая поворачивала за угол в
то же время, что и я.

"Не извиняйтесь, падре", - сказала Мэри Вирджиния, потому что это была она. "Это была
моя вина - я не смотрела, куда иду".

"Ты случайно не направляешься в Приходской дом? Потому что моя мать
будет на пути к бедняжке, которая только что потеряла своего единственного ребенка.
Где ты был последние недели? Я не видел тебя целую вечность."

"О, я тоже была довольно занята, падре. И я была не совсем...
Ну... - она заколебалась. Я думала, что поняла. Ибо, возможно, от какого-нибудь
слуги, который подслушал, как миссис Юстис упрекала свою дочь,
новость о необъявленной помолвке Мэри Вирджинии просеяла довольно
тщательно по всей длине и ширине Эпплборо; города
где неопытные и неоперившиеся слухи зарождаются с утра и
ночью возвращаются домой, чтобы устроиться на ночлег с когтями и перьями из хвоста.

Что Мэри Вирджиния обладала всей спокойной силой воли Джеймса Юстиса,
все знали. Она, возможно, не вышла бы замуж за Лоуренса перед лицом
открытого сопротивления своей матери. Также она не вышла бы замуж ни за кого другого, чтобы
угодить своей матери вопреки собственному сердцу. Предстояла довольно
напряженная борьба, и Эпплборо встал на сторону "за" и "против" и устроился
сам с нетерпением ожидая исхода.

Итак, я пришел к выводу, что Мэри Вирджиния провела не самое приятное время.
Действительно, мне показалось, что она действительно нездорова. Можно даже
заподозрить, что ей были знакомы бессонные ночи, судя по затуманенным глазам и
вялости ее манер.

Как раз в этот момент, раскачиваясь по улице с высоко поднятой головой и расправленными плечами,
морозная погода только усиливала его сияющую красоту, появился Говард
Хантер. Мужчина был ярко-красного и белого цвета. Его золотые волосы и борода
блестели, его ярко-голубые глаза сверкали. Казалось, он
радовался холоду, как будто какая-то викинговская жилка в нем наслаждалась этим
родным воздухом.

Когда он остановился, чтобы поприветствовать нас, холодность, не свойственная погоде, прокралась в глаза Мэри
Глаза Вирджинии. Она ничего не сказала, но формально поклонилась. Мистер Хантер,
на мгновение задержав на ней взгляд, капризно приподнял брови и
улыбнулся; затем, поклонившись, он прошел дальше. Она стояла, глядя ему вслед, ее
губы плотно сомкнулись друг с другом.

Вложив свою руку в мою, она пошла со мной к приходскому дому
ворота. Нет, она сказала, что не может войти. Но я должен был передать ей
привет Человеку-Бабочке и ее любовь мадам.

"Парсон, - спросил меня тем вечером Человек-Бабочка, - ты видел Мэри
Вирджинию в последнее время?"

"Я видел ее сегодня".

"Я тоже видел ее сегодня. Она выглядела обеспокоенной. Ее здесь не было
в последнее время, не так ли?"

"Нет. Она неважно себя чувствовала. Я слышал, миссис Юстис была очень
откровенничала о помолвке, и я полагаю, именно это беспокоит Мэри
Вирджиния ".

"Я так не думаю. Она знала, что должна была пойти против этого с самого начала.
сначала. Она более чем годится в матери. Есть кое-что еще.
Разве я не говорил тебе, что у меня было предчувствие, что будут неприятности? Что ж,,
У меня есть предчувствие, что они здесь. "

"Чепуха!" - коротко сказал я.

"Я знаю", - упрямо сказал он. И добавил не к месту: "Это
общеизвестно, парсон, что Юстис будет выдвинут. Inglesby's
удалось значительно продвинуться благодаря Хантеру, и люди говорят
если бы не Юстис, он бы победил. Как бы то ни было, он будет завален. Я слышал
он был как громом поражен, когда узнал, что Мэйн собирается сыграть
против него - потому что он знает, что Лоуренс вывел Юстиса из игры. Инглсби
сильно болен. Он из тех, кто ненавидит признавать, что не может получить
то, чего хочет".

"Тогда ему лучше избавить себя от необходимости подвергать это
испытанию", - сказал я.

"Мне интересно", - сказал Джон Флинт. "Хотел бы я, чтобы у меня не было этого предчувствия!"

Некоторое время я снова не видел Мэри Вирджинию. Именно тогда я пошевелился
затаив дыхание в ужасном хороводе больничных коек, ибо волна достигла
его разгар; он уже унес семнадцать моих прихожан из времени
в вечность.

Я вернулся домой в один из последних таких тяжелых вечеров и обнаружил, что
Лоуренс ждет меня в моем кабинете. Он стоял посреди
комнаты, сцепив руки за спиной.

"Падре, - сказал он вместо приветствия, - вы видели Мэри Вирджинию
в последнее время? Видела ли мадам?"

"Нет, за исключением случайной встречи однажды утром на улице. Но она
все это время посылала мне помощь, благослови ее господь".

"Мадам слышала что-нибудь от нее, падре?"

"Нет, я так не думаю. Но мы были ужасно заняты в последнее время, ты
понимаешь".

"Нет, никто из вас не знает", - тихо сказал Лоуренс. "Вы
не могли бы знать. Падре, я... не смотрите на меня так, пожалуйста; я не
болен. Но без причины - клянусь вам перед Богом, без всякой причины
что бы я ни придумал - она бросила меня, предала
я - Мэри Вирджиния, Падре! И я должен забыть ее. _ Я должен забыть ее,
ты понимаешь?_ Потому что она не может выйти за меня замуж. Он говорил ровным,
тихим, деловым голосом. Затем смех сотряс его, как приступ тошноты.

Я положил на него руку. "Теперь скажи мне, - сказал я, - что ты должен сказать
мне".

"Я действительно рассказал тебе все, что знаю", - сказал Лоуренс. "Позавчера
вчера она послала за мной. Вы не представляете, как я был счастлив, когда
попросил ее прислать за мной, как я был счастлив с тех пор, как узнал, что она неравнодушна! Я
чувствовал, что нет ничего, чего бы я не мог сделать. Не было ничего слишком
великого, что нужно было совершить--

"Ну, я пошел. Она стояла посреди длинной
гостиной. Позади нее горел камин. Она была так похожа на лед, что я
теперь удивляюсь, как она не растаяла. Вся в белом, и холодная, и замороженная. И
она сказала, что не может выйти за меня замуж. Вот почему она послала за мной - чтобы
скажи мне, что она собиралась разорвать нашу помолвку: _Мари Вирджиния_!

"Я хотел знать почему. Я был в пределах своих прав, задавая этот вопрос, не так ли
не так ли? И она не позволила мне приблизиться к ней, падре. Она отмахнулась от меня
прочь. Я вышел из нее, что то были причины: нет, она не сказала
то, что эти причины были, но на то были причины. Ее причины, из
конечно. Когда я начал говорить, умолять ее, она умоляла меня не
усложнять ей жизнь, а проявить великодушие и уйти. Она просто
не могла выйти за меня замуж, разве я не понимал? Поэтому я должен освободить ее ".

Он опустил голову. Его молодость потускнела.

"И ты сказал...?"

"Я сказал, - просто ответил Лоуренс, - что она была моей так же, как и я был
ее, и что я уйду прямо сейчас, потому что она попросила меня об этом, но я собирался
вернуться. Вчера я снова пытался с ней увидеться. Она не захотела меня принять.
Она прислала сообщение, что ее нет дома. Но я все это время знал, что она была.
Мэри Вирджиния, падре!

"Я попытался еще раз. У меня нет никакой гордости, когда дело касается ее. Почему
Я должен? Она - она моя душа, я думаю. Я не могу выразить это словами,
потому что чувства невозможно выразить словами, но она - суть жизни.
Потом я написал ей. Полдюжины раз я писал ей. Я опустился до
уровня подкупа цветной горничной, чтобы она приносила ей записки, по одной каждые
час, как лекарство, и подсовывала их под ее дверь. Я знаю, что она
получила их. Я повторил это снова сегодня. На кону Мэри Вирджиния
и я не могу рисковать, не так ли? И сегодня днем она прислала
это.

 "О, Лоуренс, будь великодушен и избавь меня от мучений
 вопросами. До сих пор ты не упрекнул меня; избавь меня и от этого
 тоже! Неужели ты не понимаешь? Я не могу выйти за тебя замуж. Прими
 неизбежное, как и я. Прости меня и забудь меня. М.В.Е."

Написание проявлял крайнюю нервозность, торопливость, возбуждение.

"Ну?" сказал Лоренц. Но я стояла и смотрела на мятый немного
бумага. Я знал, что я знал. Я знал, что моя мать сочла нужным
рассказать мне о чувствах девочки: Мэри Вирджиния была очень уверена.
Я помнил, что видели мои глаза, слышали мои уши. Я был уверен, что она была
верна, потому что я знал свою девочку. И все же--

Мне вспомнилось весеннее утро, и я весело уезжал в
радостном солнечном свете, полный веры и надежды. Чтобы найти то, что я нашел
. Я молча вернул записку обратно.

"О, почему, почему, почему?" - вырвалось у мальчика в порыве острой муки.
"Ради Бога, почему? Подумайте о ее глазах и ее рте, падре - и о ее
лбу, как у святой - Нет, она не фальшивая. Бог никогда не создавал таких глаз
как у нее, лживых. Я верю в нее. Я должен верить в нее. Я
говорю тебе, я принадлежу ей душой и телом". Он начал ходить взад и
по комнате, и его плечи дернулись, как будто по ним прошлись плетью
. "Я мог бы простить ее за то, что она меня не любит, если она меня не любит
и узнала об этом, и так и сказала. Женщины меняются, не так ли? But--to
взять мужчину, который любит ее - и разорвать его живую душу в клочья
клочья--

"Если она лгунья и брошенная, кому и чему я должен верить? Почему
она должна это делать, падре - для меня, который любит ее? О, Боже мой, подумайте об этом:
быть преданной самым любимым человеком! Нет, я не могу об этом думать. Это не
просто легкая девушка: это Мэри Вирджиния!"

Я кладу руку ему на плечо. Он на голову выше меня, и снова такой же
возможно, широкоплечий. Мы двое шли в ногу. Я не пытался давать советы или
утешать.

"Я пришел сюда, как хнычущий ребенок, падре", - сказал он с раскаянием,
"взваливаю свои проблемы на твои плечи, которые уже несут такое бремя
. Прости меня!"

"Я бы не смог простить тебя, если бы ты не пришел", - сказал я. Вверх
и по маленькой комнате, вверх и вниз, мы вдвоем.

Раздался легкий стук в дверь. Голова Человека-Бабочки последовала за ним.

"Разве я не слышал, что говорил Лоуренс?" спросил он, улыбаясь. Улыбка застыла
при виде лица мальчика. Он закрыл дверь и прислонился к ней.

"Что с ней не так?" быстро спросил он. Нам не пришло в голову
усомниться в его праве спрашивать или поинтересоваться, откуда он узнал.

Глухим голосом Лоуренс ответил ему. Он протянул руку за запиской,
молча прочитал ее и вернул обратно.

"Что ты об этом думаешь?" Я спросил.

"Неприятности", - коротко сказал он; и он спросил с упреком: "Разве вы не знаете ее, вы оба, к этому времени?"
"Я знаю ее".

"Я знаю, - сказал Лоуренс, - что она отослала меня от себя".

"Потому что она этого хочет или потому что думает, что должна?" - спросил Джон
Флинт.

"Зачем ей это делать, если это не доставляет ей удовольствия?" Печально спросила я.

Его глаза вспыхнули. "Да ведь она сама по себе!_ Такая девушка, как она, не могла играть
любая лживая, потому что в ней нет фальши, с которой можно было бы это сделать. Что
ты собираешься с этим делать?"

"Ничего не остается, - сказал Лоуренс, - кроме как освободить ее;
джентльмен не может сделать меньшего".

Губы Джона Флинта скривились. "Освободить ее? Я бы держался, пока ад не замерзнет
он перевернулся и застал меня во льду! Я бы подождал. Я бы написал и сказал ей, что ей
не нужно было расстраиваться из-за меня, я и так был достаточно несчастен
из-за нее за нас двоих, потому что она не доверяла мне настолько, чтобы
расскажи мне, в чем была ее проблема, чтобы я мог ей помочь. Это первое и
я всегда был ее другом, прямо здесь, всякий раз, когда она нуждалась во мне, и
для чего бы я ни был ей нужен. И я бы остался рядом. На что еще мужчина годен
?"

"Я верю, - сказал я, - что Джон Флинт дал тебе верное слово,
Лоуренс. Просто крепко держись и будь верен".

Лоуренс поднял свое изможденное лицо. "Нет никаких сомнений в том, что я
был верен ей, падре. И я не мог заставить себя поверить в это
она менее верна, чем я. То, что говорит Флинт, согласуется с моей собственной интуицией.
Я напишу ей сегодня вечером. Он положил руку на плечо Джона Флинта.
"С тобой все в порядке, Охотник за насекомыми", - серьезно сказал он. "Спокойной ночи, падре".
Затем он исчез.

"Как вы думаете", - сказал Джон Флинт, когда он отверг все предположения
его разум представил возможную причину поступка Мэри Вирджинии,
"что Инглсби может быть за всем этим?"

"Я думаю, - сказал я, - что у тебя навязчивая идея в том, что касается этого человека
. Он для тебя - болезнь. Святые небеса, какое отношение мог иметь Инглсби
возможно, имеет к делам Мэри Вирджинии?"

"Вот что меня интересует. Ну, тогда кто же это?"

"Возможно, - неохотно сказал я, - это сама Мэри Вирджиния".

"Забудь об этом! Она не из таких".

"Она женщина".

"Но разве это не правда?" он усмехнулся. "Какая прекрасная причина для того, чтобы
не вести себя как она, выглядеть как она, быть как она!
Она женщина! Как и все остальные люди, которые не родились мужчинами,
если вы заметите. Они женщины; мы мужчины: и мы оба люди.
Поняли это?"

"Я понимаю", - сказал я раздраженно. "Ваше отношение, Джон Флинт, вульгарно
пошлость. И позвольте мне..."

"Я позволю тебе делать все, что угодно, только не сердиться", - быстро сказал он.
Тень улыбки коснулась его лица. "Быть вспыльчивым, парсон,
тебе идет почти так же хорошо, как клетчатые брюки и значок "Привет, Билл"".

"Я человеческое существо", - холодно начал я.

"И я другой. И Мэри Вирджиния тоже. И вот мы здесь, пастор.
Я встревожен. Мне не нравится, как все выглядит. Бесполезно говорить
себе, что это не мое дело; это в значительной степени мое дело. Ты
помни ... когда я пришел сюда..." Он заколебался, потому что это тема для обсуждения
мы не любим обсуждать, "с чем вы столкнулись... парсон, я
подумал, что ты, должно быть, был схвачен и распят сам, и научился
всему на кресте, и вот почему ты держался за меня. Но с
детьми все было по-другому - особенно с маленькой девочкой. Первое, что
Я когда-либо получал от нее прелестный взгляд, когда впервые увидел ее
она пришла с подкрыльевым мотыльком. Я был бы бедняком, который
не захотел бы, чтобы меня пролили, как воду, и рассеяли, как пыль, если бы
я был нужен ей сейчас, не так ли?"

"Но, - сказал я в замешательстве, - что вы можете сделать? Молодая леди сочла нужным
разорвать свою помолвку; молодые леди часто считают нужным это сделать, мой
дорогой друг. Это не редкий случай. Кроме того, никто не вмешивается
в личные дела леди, даже если это старый священник, который
любит ее с детства, и все же не Мужчина-Бабочка, который является ее
преданный друг. Разве ты не видишь?"

"Я вижу, что что-то не так", - упрямо сказал он.

"Возможно. Но это не дает права совать нос во что-то
она, очевидно, не желает раскрываться", - сказал я ему.

"Я полагаю, - тяжело сказал он, - вы правы. Но если ты услышишь
что-нибудь, дай мне знать, ладно?"

Я пообещал; но я ничего не узнал, кроме того, что не миссис
Юстис повлияла на поступок своей дочери. Это прозвучало во время звонка
миссис Юстис позвонила в Приходской дом.

"Моя дорогая, - сказала она моей матери, - когда она сказала мне, что нарушила это
обручение, я был поражен! Но я не могу сказать, что я не был доволен.
Лоуренс - милый мальчик; и его семья такая же хорошая, как наша - никто не может
отнять это у Мейнов. Но Мэри Вирджиния должна была поступить
лучше.

"Я ссорилась с ней, спорила с ней, умоляла ее. Я плакала и
плакала. Но для жизни она Джеймс Юстис - с таким же успехом вы могли бы попытаться
сдвинуть Гибралтарскую скалу. Затем однажды утром она пришла в мою комнату и
сказала мне, что обнаружила, что не может выйти замуж за Лоуренса! И она уже
сказала ему об этом и разорвала свою помолвку, и я не должен был задавать ей никаких
вопросов. Я не стал. Я был слишком рад ".

"А... Лоуренс?.." - с иронией спросила моя мать.

"Лоуренс? Лоуренс - мужчина". Мужчины переживают такого рода вещи. Я
знал мужчину, который был совершенно безумен из-за своей жены - и женился через шесть месяцев
после ее смерти. Они такие. Они всегда переживают это. Это
их природа ".

"Тогда будем надеяться на душевное спокойствие Лоуренса", - сказала моя мать,
"что он переживет это - как и все остальные представители его пола. Хотя я
не должен называть Лоуренса непостоянным или неверующим, если вы спросите меня ".

"Он очень хороший мальчик. Он мне самому всегда нравился, и Джеймс обожает
его. Если бы у меня было две или три дочери, я был бы готов позволить одной из
они женятся на Лоуренс - через некоторое время. Но, имея только одну, я должен сказать, что
хочу, чтобы у нее все получилось лучше ".

"Понятно", - сказала моя мать. Мне она сказала позже:

"И все же, Арман, хотя я и осуждаю это, я вполне могу оценить точку зрения миссис
Юстис. Когда-то давным-давно я сам был в чем-то таким.
"Ты?" - спросил я.

"Ты? Никогда!"

Моя мать терпеливо улыбнулась.

"Ах, но ты никогда не предлагал мне невестку, которая мне не нравилась. Это
Мне было намного легче переносить Церковь!"

В ту ночь я подошел к Джон Флинт, ибо я думал, что то,
Мэри Вирджиния намеренно выбирают, чтобы действовать так, как она сделала бы
в какой-то мере уладьте этот вопрос и избавьте его от беспокойства.

В камине горели кедровые дрова, перед которыми Керри лежал, растянувшись; маленький
белый Питош, немного одеревеневший в последнее время, занимал кресло, которое он сам
занял для собственного пользования и с которого он отказался быть смещенным.
Майор Картрайт только что ушел, и в комнате все еще пахло его сигарой,
приятно смешиваясь с чистым запахом горящего кедра.

На столе, в пределах досягаемости его руки, были разложены книги Человека-бабочки
вся светская библиотека: перевод Гомера Эндрю Ланга; Омар;
"Касида" Ричарда Бертона; "Гулистан" Саади, над которым он посмеивался;
Роберт Бернс; "Дон Кихот"; "Жанна д'Арк" и "Гекльберри Финн"; "Сокровище"
Остров; Библия, которую дала ему мисс Салли Рут - я так и не смог убедить
его поменять ее на мою собственную версию в Дуэ -; один или два тома
Шекспира; черная книга некрологов, отвратительно растолстевшая; и
"Чисто оригинальные стихи Джеймса Гордона Куглера", которые легкомысленный
профессор математики в Университете Южной Каролины дал ему
, и от которого он пришел в неописуемый восторг. Другие книги приходили и уходили, но
они остались. Сегодня вечером Библия лежала открытой на книге
Псалмов.

"Посмотри на это". Он ткнул пальцем в девятнадцатый стих: "
Свидетельство Господа достоверно, делая мудрым простое".

"Сколько раз я прокручивал это в уме, ночью в лесу
и в полях днем!" - задумчиво сказал Человек-Бабочка. "Простое
- это _ я_, пастор, и свидетельство - это растущая зелень, и
бабочки и мотыльки, и Керри, и люди, и неприятности, и
Волосы Луизы, и ... ну, почти все, я думаю.

"Да, все является свидетельством, и это может сделать мудрым простого - если он...
не слишком прост. Я полагаю, пастор, простое складывается из трех частей
жребий - дурак на короткое время, дурак на полдня и
жизнь- вечная двадцать четыре часа в сутки, законченный чертов дурак.

"Некоторые из нас - из тех, кто стремится к вечной жизни, из тех, кто раньше заставлял
старика Соломона вытаращить глаза и закатывать истерики, а потом заняться делом и
высиживать пословицы с жалами в хвостах. Многие из нас - дураки на полдня
и все остальные - дураки на какое-то время.
Там никто не рождается, что не получил свои времена и сроки для
дурак на некоторое время. Но это вроде как простой показания захлопывается
в некотором смысле. Как _ я_", - добавил он серьезно и закрыл большую
Книгу.

Вскоре я рассказал ему о том, что слышал; что, как он и предполагал, миссис
Юстис не был ответственен за изменение мнения Мэри Вирджинии - или
возможно, сердца. Он кивнул. Но никак не прокомментировал. Теперь, с тех пор как я
вошел, он время от времени бросал на меня довольно
задумчивые и сомневающиеся взгляды. Он барабанил пальцами по столу, улыбался
застенчиво, и вскоре потянулся за пакетом, развернул его и
положил передо мной книгу.

"Отношение жизни насекомых к человеческому обществу", - прочел я, - "Джон
Флинт и преподобный Арман Жан Де Рансе. С заметками и рисунками отца
De Ranc;." На нем лежал отпечаток великого издательства.

"Ты предлагал это не раз", - сказал Джон Флинт. "Время от времени, эти
два года я работал над этим. Все заметки, которые я особенно просил
у тебя, были для этого. Это очень тонкие и пронзительные ноты,
к тому же - вы бы никогда не захотели этого делать, если бы знали, что они
для публикации - я знаю тебя. И я сохранил рисунки. Я тщеславен
этими иллюстрациями. Эббота там не было, рядом с твоими ".

На самом деле у меня неплохой талант копировать растения и
насекомых. У меня мало оригинальности, но именно это ограничение сделало
рисунки более ценными. Они были почти болезненно точными,
размеры и окраска были настолько идеальными, насколько я мог
получить их.

Теперь, когда книга включена во все стандартные списки, мне нет необходимости
говорить о ней подробно - рецензенты оценили ее как
кирпичи и букеты, которые она заслужила. Но это умная, способная,
всеобъемлющая книга, и именно поэтому она приобрела широкую популярность.

Каждую малейшую похвалу, которую только можно было мне отдать, он передал
скрупулезно. Он в полной мере использовал ноты и рисунок. Он
достаточно легкомысленно отозвался о своем собственном великом труде по компиляции, но в его
предисловии было быстро указано, что он "в большом долгу перед своим терпеливым и
мудрым учителем".

Видно, что ситуация была не лишена иронии. Но я не мог
омрачить его удовольствие от моего соавторства или омрачить его счастье
отказавшись хоть на йоту от того, чем он решил меня наградить
. Давать более благословенно, чем получать, но гораздо более
получать труднее, чем отдавать.

"Тебе это нравится?" спросил он с надеждой.

"Я ужасно горжусь этим", - честно признался я.

"Уверен, пастор? Положа руку на сердце?"

"Конечно. Положа руку на сердце.

"Тогда все в порядке", - сказал он, вздыхая с облегчением.

"Вот твоя доля добычи", - и он подтолкнул чек через стол.
.

"Но..." Я заколебалась, моргая, потому что это была своего рода проверка.

"Но ничего. Вдуй. Скажи, мне любопытно. Что ты собираешься делать
со своим?"

"Что ты собираешься делать со своим?" Спросила я в ответ.

Он покраснел, поколебался; затем его голова поднялась.

"Я полагаю, пастор, что через эту тряпичную куклу я в родстве с Луизиной
мамой. Насколько я могу судить, мама Луизы - моя вдова. Это дьявольщина
ответственность за то, что у живого мужчины есть вдова. Это беспокоит его.
Просто чтобы выбросить ее из головы, я собираюсь вложить свою долю в эту книгу
для нее. Она, по крайней мере, будет уверена, что у нее есть крыша над головой, и огонь, и обувь, и
одежда, и хлеб с маслом, и она иногда остается дома. Она будет
конечно, должна работать; в любом случае, вы посмотрели на это, это было бы неправильно
принимать работу от нее. Она поймет, потом, но она не будет
работал. Луизе удалось что-то вытянуть локон ее wishin' для
ее мать, в конце концов. Я уверен, я надеюсь, что они дадут знать ребенку ".

На мгновение я не мог говорить; но когда я посмотрел на него, румянец на его
загорелых щеках стал еще ярче.

"По сути, Парсон, - объяснил он, - кто-то должен делать
что-то для женщины, которая похожа на это, и он мог бы точно так же
быть собой. Я готов заплатить хорошие деньги, чтобы моя вдова повернула свой рот в другую сторону
и я надеюсь, что она купит зачесыватель назад для этой челки на
своей шее ".

"И все это, - сказал я, - появилось из-за одного маленького завитка желания,
Человек-бабочка?"

"Но что еще я мог сделать?" он поинтересовался: "Когда я стану родственником Лоуджани по
рождению?" и, чтобы скрыть свои чувства, он спросил снова:

"Теперь, что ты собираешься делать со своим?"

Я задумался. Я смотрела в его умные, насмешливые глаза, из которых исчезла
алмазно-яркая твердость, и в которых, я уверена, появился тот
завиток дорогого ребенка желал этого более мягкого, ясного света.

"Вы хотите знать, что я собираюсь делать со своим?" сказал я беззаботно.
"Ну, что касается меня, то самое первое, что я собираюсь сделать, это
приобретите на вечные времена прекрасную новую лампаду для святого Станислава!"




ГЛАВА XV

ПОСРЕДИ НОЧИ


Робкие неуверенные трещины и клинья синего отважились вернуться в
холодное серое небо, и Отважный Робин или два предвещали весну. Один
утром приходят из массы я видел в тонкий водянистый солнечный свет окрашенные
крылья Красный Адмирал вспышка, и я приветствовал его как одного приветствует
давно пропустили лицо друга. Я не могу не любить Красного
Адмирал. Он всегда будоражил мое воображение, каким бы хрупким ни было его веселье
крылья, они, тем не менее, вынесли этого бесстрашного маленького Колумба
о бабочках, пересекающих неведомые моря и не нанесенные на карту земли, пока
подобно своей сестре-близнецу the Painted Lady он практически не обогнул
земной шар. Несколько дней спустя горсть тех золотых бабочек, которые
больше всего напоминают молодые яркие одуванчики в молодой траве,
бросились врассыпную в неприветливые дни раньше положенного времени, словно желая задобрить отстающих
за этим последует весна.

Печальные белые ленты исчезли с дверей, и на какое-то время
маленький белый катафалк перестал проезжать, мерцая мимо. Затем во многих окнах
появились маленькие лица, на которых был знак долины
тень, через которую они только что прошли. Хотя они находились на боковых
улочках в грязном милл-дистрикте, далеко от нашего приятного
окна, выходящие на деревья и цветы, весь Эпплборо был
наблюдающим за этими изможденными лицами более мудрыми и добрыми глазами.

Возможно, самым мощным фактором в пробуждении нашей гражданской
совести был маленький человечек, который мог бы справедливо подумать, что у нас ее нет
любой: я имею в виду маленькую маму Луджани, чья история выползла наружу и исчезла
из уст в уста и из дома в дом, обращаясь с призывом, на который не могло быть отказа
.

Когда майор Картрайт услышал это, великодушный старый мятежник поспешил
в Приходской дом и сунул мне в руку тощую пачку банкнот.
А майор ни в коем случае не богатый человек.

"Это не испорченные деньги, - сказал майор, - хотя и очень хорошие"
Бурбон из-за этого превратится в папаниколау. Тем не менее, это
дурной ветер, который не уносит кого-то хорошего - Масса Роберт может идти.
теперь возвращайся наверх и оттаивай, наблюдая, как я читаю
Плач Иеремии, который, очевидно, страдал от засухи
сам".

В следующее воскресенье баптистский служитель выбрал для своего текста, что
стих из Евангелия от Матфея, который призывает нас быть внимательными и не презирать никого из
этих малышей, потому что на небесах их ангелы всегда видят
лицо нашего Отца. И затем он рассказал своим людям о той малышке, которая
притворилась, что любит сухой хлеб, когда у нее не было масла - в
Эпплборо. И которая отправилась на покой, прижимая к своей тощей груди
тряпичную куклу, которая была ей родственницей по рождению, поскольку Луджани были бедняками
сама и точно знала, какой она была.

Поверх голов любимых и получивших приют детей братья-баптисты
посмотрели друг на друга. Конечно, это была не их вина больше, чем
чей-либо еще.-- Очень хриплым голосом их пастор продолжал рассказывать
им о локоне, который женщина, у которой не осталось ничего Божьего, о чем можно было бы
пожелать, подарила на память "этому хорошему мужчине, нашему
брат Джон Флинт, иногда известный как Человек-Бабочка."

Дэбни опубликовал этот незамысловатый дискурс и усилил его
эффект редакционной статьей, изложенной в самых простых выражениях. Мы были не из тех
нам было не до шуток, когда лопату называли сельскохозяйственным орудием только что
тогда, и Дэбни знал это; особенно когда дивиденды от мельницы и от кладбища
оба показали заметный рост.

Нужно было что-то сделать, и быстро, но мы точно не знали как
и с чего начать это делать. Лоуренс, настаивая на том, что это действительно было
делом каждого, созвал массовый митинг в здании школы, и
_Clarion_ потребовал, чтобы каждый мужчина, который не собирался приносить свой
женщины-люди на эту встречу, чтобы, пожалуйста, самому остаться дома. А потому
Город и округ Эпплборо пришли вместе с женой из своего лона - или, может быть
жена пришла и забрала это с собой.

Лоуренс призвал собрание к порядку, и его манера обращения к
женская часть его аудитории сделала бы его галантным
дедушка бросил ему вызов. У него не было ни одной красивой фразы, чтобы
пощекотать уши дам - он говорил о них и к ним как к женщинам.

"И ты видел, как они влюбились в него?" - обрадовался Человек-Бабочка,
потом. "От мальчишки-гардемарина до великой пожилой девушки с
тремя подбородками и носом, как у океанского лайнера, они были с ним. Когда
вы абсолютно серьезны, не могли бы дамы; просто ухаживать за женщинами как за женщинами
и они с вами каждый раз. Они знают ".

Член Гражданской лиги последовал за Лоуренс, затем за мадам, а за ней за девушкой
с мельниц, двое младших братьев которой однажды ночью отправились туда. Там
не было заранее подготовленных речей. Всем, кто выступал, было что сказать; и
говорили все, кому было что сказать. Затем Уэстморленд, который, как
Царь Саул был выше на голову и плечи, чем весь Израиль,
был большим и добрым и умолял нас помнить, что мы не могли сделать
ничего ценного до тех пор, пока мы впервые не научимся достигать тех
люди, которых мы игнорировали и пренебрегали. Он грубо сказал, что
Эпплборо переложил все свои обязанности в этом отношении на хрупкие
плечи одного старого священника и что Комнаты для гостей перегружены работой.
Разве город не хотел внести свой вклад сейчас? Город проголосовал единогласно
что внес.

Последовала пауза. Лоуренс спросил, есть ли у кого-нибудь еще что сказать?
Очевидно, никто другой этого не сделал.

"Что ж, тогда, - сказал Лоуренс, улыбаясь, - прежде чем мы прервем заседание, есть ли
кто-нибудь конкретно из собравшихся в округе Эпплборо, кто хотел бы
послушать?"

И при этом послышалось какое-то шевеление, ропот, как от огромного множества
пчел:

"_человек-бабочка!_" И громче: "Человек-бабочка!"

Последовали громкие хлопки в ладоши, пронзительные свистки, топот ног.
И вот он был там, а Уэстморленд и Лоуренс стояли у него за спиной, словно для того, чтобы
удержать его от побега. Его лицо выражало испуганное изумление.
Дважды, трижды он открывал рот, но с него не слетало ни слова. Затем:

"_ Я?_" высоким и мучительным фальцетом.

"Ты!" Округ Эпплборо откинулся на спинку стула с довольными возгласами.
"Речь! Речь!" Радостно произнес продавец кукурузного клуба.

"О, мармар, смотри! Это Человек-бабочка, мама!" - завизжал ребенок.

"А-а-х! Разговоры заводят нас, мистер Флинт!" Впервые "рука"
почувствовал, что он может открыто высказаться в Эпплборо.

Джон Флинт стоял там, по-совиному уставившись на всех этих людей, которые должны были
очень хорошо знать, что ему нечего сказать: что он должен был сказать
? Он был смущен; он также был ужасно напуган. Но
тогда, в конце концов, они были никем иным, как людьми, такими же людьми, как
он сам! Когда он вспомнил это, его паника утихла. На мгновение он
задумался; как будто удовлетворенный, он слегка кивнул и черезсунул руку
в нагрудный карман.

"Вместо того, чтобы слушать меня, тебе лучше просто взглянуть на это",
сказал Человек-Бабочка. "Потому что это может говорить громче и сказать больше за
минуту, чем я мог бы за время до вынесения приговора". И он протянул
Милый белокурый локон Луизы; такой локон матери заправляют
за розовое ушко по ночам, а отцы наклоняются и целуют. "_I_
мне нечего сказать", - сказал Человек-Бабочка. "Лучшее, что я могу
сделать, это просто пожелать детям всего того, что Луиза делала вид, что вытягивает
из своего завитка желаний - и так и не получила. Я желаю при этом, чтобы все дети
получите честную сделку - их шанс расти, играть, быть здоровыми и
счастливыми и приносить пользу. И я желаю еще раз", - сказал Человек-Бабочка,
глядя на своих слушателей своими твердыми глазами, "Я желаю, чтобы вы, ребята,
каждый из вас, благословенный Богом, помогли осуществить это желание,
настолько, насколько это в твоих силах, с этого момента и до самой твоей смерти!" Его забавная,
кривоватая улыбка вспыхнула. Он положил волшебный локон обратно в нагрудный
карман, сделал небрежный жест, означающий, что он завершил свои
пожелания на данный момент; и ушел в разгар глубочайшего
тишина, которая когда-либо царила в аудитории Эпплборо.

Но как бы мы ни стремились, мы обнаружили, что не можем делать
все так быстро или так хорошо, как хотелось бы. Люди, которые хотели
помочь, бестактно допустили грубую ошибку. Люди, которые хотели, чтобы им помогли, должны были подвергнуться
расследованию. Люди, которым следовало помочь, были подозрительными и
обиженными, не всегда могли понять или оценить этот внезапный
интерес к их делам, были склонны хлопать дверями, или, когда
загнанные в угол, чтобы бесстрастно лгать, с деревянными лицами и невыразительными глазами.

Последовала неловкая пауза, пока Человек-Бабочка не подошел ненавязчиво
вперед, открывая в себе ту удивительную дипломатичность, которая присуща ирландцам
когда они занимаются чьими угодно делами, кроме своих собственных. Это было
забавно наблюдать за единственным демократом в прочно демократическом округе
привносящим что-то от своей собственной беззастенчивой человечности в процесс
который, если бы не он, мог бы вылиться в

 Организованная благотворительность, тщательно замороженная,
 Во имя осторожного, статистичного Христа.

Сделав то, что должно было быть сделано, он занялся своими делами. Никто
захлестнул его, и он избежал той опасной популярности, которая, как
жернов на шее мужчины. Тем не менее Человек-Бабочка
наткнулся на нечто божественное в своих товарищах, и они
испытывали к нему чувство, которое было не более ощутимым, скажем, чем
чистый воздух, и не более эмоциональный, чем чистая вода, но был примерно таким же
жизненно важным и животворящим.

Я был очарован тем, что весь округ поддержал мое частное суждение. Я
настолько поднялся в собственных глазах, что, мне кажется, был немного снисходителен к
Святому Станиславу! Я был тщеславен положением Человека-Бабочки - люди
он не мог нравиться мне слишком сильно, чтобы понравиться мне. И я был очень заинтересован
в многочисленных приглашениях, которые посыпались на него, приглашениях, которые
варьировались от вечеринки по случаю дня рождения у Майкла Карски до
государственного ужина у Юстиса.

От Михаила он пришел домой, весело, а самое возмутительное букет прикалывались на
ему честь, и свист Славянская песня о любви настолько мрачным, что
предполагаемые любовь должна быть чем-то вроде зубной боли на болезненность. Он
сказал мне, что у него было такое хулиганское время. Большой Ян был там со своей
женой, старой подругой Майкла Катей. Хотя бледно, и еще
зыбкое, как на ноги, Ян был достаточно охотно пожал руку
его победителем.

Казалось совершенно правильным и естественным, что они с Яном в настоящее время
вступили в своего рода двойной союз. Мистер Флинт должен был стать
Чрезвычайным арбитром. Когда он оговорил, что после этого Большой Ян
должен был сразиться только с мужчиной его размера, все безумно зааплодировали, и
Сама миссис Ян одобрительно сияла покрасневшими глазами. Она помолилась
человеку, который обратил Яна к праведности.

Но с ужина в честь Юстиса, на который он пошел с моей матерью, он вернулся
домой мрачный и с тяжелым сердцем. Лоуренс заметно отсутствовал; это
правда, что он был в отъезде, защищая свое первое крупное дело в другой части
государство. Но мистер Джордж Инглсби присутствовал столь же явно,
очевидно, в наилучших из всех возможных отношений с самим собой, миром
в целом и миссис Джеймс Юстис в частности. Его присутствие в этом доме
несмотря на упорные слухи, встревожило по крайней мере двух гостей
. Миссис Юстис проявила к нему самое лестное внимание. Он произвел на нее
глубокое впечатление. Он только что помог ее любимой миссии в
Китае - того, что он дал язычникам, хватило бы на то, чтобы намазать маслом хлеб моих детей
на многие дни. Кроме того, он был почти лиричен в своих высказываниях о
шибболет, что Сфера женщины - это дом, где она должна быть
обожаемой, оберегаемой и защищенной. Женщина и дом! Все врожденное
рыцарство южной мужественности--

Я не знаю, чтобы мать Луизы когда-либо почиталась или защищалась
рыцарством любого вида мужественности, нет, ни кем-либо из женщин фабрики. Их
вид не знает этого слова. Но миссис Юстис была, и она согласилась с благородными чувствами мистера
Инглсби.

"Пастор, вы бы слышали его!" - бушевал Человек-Бабочка. "Есть
здесь, внизу, человек такого сорта, у которого есть рыцарство, как у другого сорта
анкилостомы, и он делает тот человек, который не получил либо хотите настроить
образ Великой плотины Бог!

"Ты думаешь, что, по-рыцарски было бы достаточно для него, не так ли?"
с горечью продолжил Человек-Бабочка. "Никс! Над чем он работал
тяжелая благотворительность лежала на нем, кроме того, что теперь его очередь быть
непонятым христианином? Разве благотворительность не покрывает множество шкур,
хотя? И разве это не лучший способ проникнуть в
общество!"

Мэри Вирджиния, добавил он изменившимся голосом, была восхитительна в
платье из серебристых кружев и мерцающих тканей, похожих на лунные лучи, и с
нитка жемчуга на шее и в черных волосах. Эпплборо
люди не любят орхидеи, но Мэри Вирджиния носила огромный букет
этих экзотических цветов. Она была очень любезна с Человеком-Бабочкой и
Мадам. Но только на короткое светлое мгновение она стала той Мэри
Вирджинией, которую они знали. Весь остаток вечера она, казалось, росла
величественнее, холоднее, ослепительнее и царственнее. И ее глаза
были похожи на застывшие сапфиры под ровными бровями, а ее рот был
красным великолепным бантом Гордости.

Наблюдая за ней, моя мать была огорчена и озадачена; что касается Бабочки
Боже, его сердце упало ниже нуля. У тех, кто любил Мэри Вирджинию, был
повод для болезненных размышлений.

Ослепленные ее красотой, судили ли мы о ней по свету привязанности,
вместо более холодного света разума? Мы не могли одобрить ее
поведение по отношению к Лоуренсу, и было нелегко удержаться от неодобрения
того, что казалось молчаливой выдержкой внимания Инглсби. Она
не могла сослаться на незнание того, что было достаточно открыто, чтобы о нем заговорили в городе -
бесстыдная страсть мужчины к ней, страсть, которую он, казалось, получал
удовольствие выставлять напоказ. И она не предприняла никаких усилий, чтобы объяснить; она казалась
намеренно, чтобы лишить своих старых друзей доверия, когда-то столь
добровольно оказанного. Она не посещала Приходской дом с тех пор, как разорвала
свою помолвку.


И все это время весна, у которой не было времени на мелкие заботы
смертных, тайно занималась своим бессмертным делом омоложения.
Синева, которая была такой робкой и такой неуверенной, разлилась по небу;
прилетели еще малиновки, а за ними синие, красные птицы и
Питерберды, и дерзкая кричащая сойка-разбойница, которая так прекрасна
и такая смелая, и вирео с голосом флейты, и поползни, и милая
назойливая крапивница, хлопочущая о строительстве своего дома в уголках наших
площадей. Распустились первые красные цветы японской айвы
на голых коричневых кустах, похожих на пламя. Когда свадебный венок у
ворот увидел это, она усердно принялась за работу над своим собственным
свадебным платьем. Желтый жасмин был полон восковых золотых бутонов; и
давным-давно эти смелые жители границ года, иудины деревья, имели
щеголяли им в самом смелом алом, а стройноногие скауты
сосны демонстрировали погоны и кокарды нового ярко-зеленого цвета поверх
галантных коричневых леггинсов.

В одно совершенно новое утро Человек-Бабочка отозвал меня в сторону и вложил в
мои руки письмо. Американское общество естественной истории пригласило мистера
Джон Флинт, уже являющийся членом Энтомологического общества Франции,
Член Энтомологического общества Лондона и член
крупнейшей из голландских и немецких ассоциаций, выступит перед ним и его
гости, на самом заметном собрании, которое состоится в великолепном
Музей в Нью-Йорке. Не говоря уже о двух простых экс-президентах, некоторые
величайшие научные имена Америки были включены в этот
Список. И именно перед такими, как эти, должен был выступить мой Мужчина-бабочка
. Смотрите, как я раскачиваюсь на цыпочках!

Первый эффект это приглашение было для меня безмерно, я
будучи запыхавшегося старика и плотским умом порой; и я, кажется,
улучшить с возрастом. Аплодисменты всего мира всем, кем я восхищаюсь и кого люблю
Они так сладко звучат в моих глупых ушах. Теперь почести, которые он
получал из-за границы, были по-своему прекрасны, но это означало
что ценность его работы была признана, а его положение
установлено в его собственной стране, в его время. Это означало расширение
своего кругозора, общение с умными мужчинами и женщинами, облагораживание
дружеские отношения, расширяющие его жизнь. Справедливая оценка от
достойное подслащивает труд и поощряет гениальность. И все же... наши взгляды
встретились, и мне пришлось задать старый вопрос.

"Может быть, тебе лучше согласиться с этим?" Я задумалась.

"Я не могу позволить себе не согласиться", - решительно сказал он. "Для меня пришло время
выйти в открытую, и я мог бы с тем же успехом встретиться с музыкой лицом к лицу и
Сделать это сейчас. Рискует? Я так не думаю. Я никогда не охотился парами,
помни - я всегда ходил один, и мне это сходило с рук. Кроме того,
кто вспоминает Слиппи? Никто. Он утонул, мертв, и с ним покончено.
Но, однако, и тем не менее, и потому, что я уйду ".

Мы снова посмотрели друг на друга, и взгляд его не был ничем потревожен.

"Труба-мечты, которые я имел о скатывается обратно в маленький старый Новый
- Йорк! Но если бы кто-нибудь сказал мне, что я вернусь таким, каким я собираюсь, с
теми людьми, которые ждут меня, которые будут ждать и сейчас, я бы пропустил мимо ушей
это. Ну, ты никогда не можешь сказать наверняка, не так ли? И в каком-то смысле это забавно - сейчас
не так ли?"

"Нет, ты никогда не можешь сказать наверняка", - сказал я трезво. "Но я не думаю , что это на
все забавно. Совсем наоборот ". Предположим, о, предположим, что после всего
этих лет, когда заслуженный успех был у него в руках, это должно было
случиться - я побледнел. Он прочел мой страх на моем лице, и его улыбка могла бы
быть позаимствована из уст моей матери.

"Не трусь, пастор", - добродушно посоветовал он. "Будь спортивным!
Кроме того, все это в игре, ты же знаешь ".

"Правда?"

"Конечно!"

"И это того стоит, Джон?"

Он рассмеялся. "Поверь мне! Это самое ценное, что есть под солнцем -
сидеть за игрой, проявляя спортивный интерес к раздаваемым раздачам,
принимай свое, когда оно приходит к тебе, блефуй изо всех сил, когда у тебя есть
чтобы, разыгрывай свои карты на все сто, когда придет твоя очередь. Нет
отступление. Никакого визга, когда проигрываешь. Никакого хвастовства тем, как ты это сделал, когда
ты выигрываешь. Во всей вселенной нет ничего столь интенсивного и
безмерно ценного, как быть _ тобой_ и живым, с самим собой
целая кошечка и небо - твой предел! Это одна отличная старая игра, и я
благодарю Крупного дилера за то, что я умею в нее играть ". И его
глаза сверкнули, а худое смуглое лицо покраснело.

"И ты действительно готов... заколоть себя сейчас, сын мой?"

"Господи, пастор, тебе следовало бы знать! И ты настоящий пример того, что такое
сам занимаешься классным спортом!"

"Мой дорогой сын!.."

Мой дорогой сын махнул своей прекрасной рукой и усмехнулся в рыжую бороду.

"Ты бы отступил, если бы это был твой выбор? Да ты из тех, кто
это подняло бы самый большой шум на ринге, даже если бы ты знал
тебя бы вытащили из твоей кладовой в первой половине первого
круглый, если бы ты думал, что у тебя есть священный сан для этого! Если бы ты увидел, как у меня
сейчас из позвоночника вытягивается медуза, ты бы свернулся калачиком и умер - не так ли
ты, честный индеец?" Его глаза сощурились, и он так заразительно улыбнулся
что мои страхи утихли. У меня была почти суеверная уверенность, что
с человеком, который может так ухмыляться, не может случиться ничего по-настоящему дурного.
Судьба и везение совершенно бессильны перед человеком, который
может встретить их мечом улыбки.

"Хорошо", - признался Я осторожно, "медузы позвоночника должен быть
неприятное недомогание; не то, что я когда-либо слышал об этом раньше".

"Значит, ты хочешь, чтобы я ушел?"

"Ты бы все равно пошел, не так ли?"

"Забудь об этом!" - грубо сказал он. "Если ты думаешь, что я сделал бы то, что, как я знал,
вызвало бы у тебя беспокойство, то тебе предстоит еще кое-что".

"О, идите, ради всего святого!" - резко сказал я.

"Хорошо. Я пойду, ради всего святого", - весело согласился он. "И теперь
официально решено, что я должен пойти и поговорить, возникает вопрос - о чем
они действительно хотят, чтобы я говорил? _ Я_ не знаю, как обращаться с
блестящими общими фразами. Парень, идущий по следу истины, должен оставить
обобщения без внимания. В ту минуту, когда он берется за маленьких живых
Людей, он отбрасывает теории и ставит условия.

"Предположим, я говорю правду так, как я ее вижу: что большинство так называемых авторитетов
подобны кошкам, гоняющимся за своим хвостом, - потому что они принимают теории, которые
никогда не были по-настоящему доказаны, бегаете за ними и поэтому никогда ничего не добьетесь
нигде? И что факты, выкопанные под открытым небом при солнечном свете, не
всегда согласуются с представлениями, вынашиваемыми в библиотеках при электрическом
освещении?

"Предположим, я скажу, что после того, как они доведут все до этой плазмы
они так любят начинать и заканчивать, все еще остается что-то
за всем этим стоят их теории, которые не могут объяснить? Протоплазма не
объясняет жизнь не больше, чем батарейка объясняет электричество. Инстинкт?
Эволюция? Выживание наиболее приспособленных? Ну, ничего не помечено для
честно, и я более чем готов, чтобы мне это показали. Ибо чем больше я узнаю
от самих живых существ, - вы не можете получить истину от смерти,
вы должны получить ее от жизни, - тем более самоочевидным это кажется мне
чтобы насекомые вообще существовали, они должны были появиться на сцене в готовом виде,
обработанные вручную, с профсоюзным ярлыком Великой мастерской на них
в качестве товарного знака ".

"Как это было в начале, так есть сейчас и всегда будет: единый Бог, мир
без конца, аминь!" - сказал я, улыбаясь. Я никогда не считал необходимым
объяснять или оправдывать Создателя. Бог есть; вещи есть.

Но он покачал головой, болезненно наморщив лоб. "Хотел бы я
__ знать", - сказал он задумчиво. "Тебе достаточно верить, но я должен
узнать. О, великая Сила, стоящая за Вещами, я хочу знать! Я хочу
_знать_!"

Ах, но я также страстно желаю знать! Если, однако,
Насекомое чему-то и научило меня за время моего изучения его на протяжении всей жизни, так это
распознавать Непознаваемое, знать, что есть то, на что я не могу надеяться
познать. Но если по закону своего мира, столь отличного от нашего и
все же столь похожего, потому что столь неизбежного, Насекомое должно двигаться по фиксированному
круг, внутри которого оно в безопасности, круг, само ограничение которого
предохраняет его от ошибок и, следовательно, от разрушения, не может ли подобный
фиксированный круг, за пределы которого _ мы_ не можем проникнуть, защитить и нас тоже? Являются ли
эти горные вершины Непознаваемого, Непроходимого, которые
охватывают горизонт нашего человечества, эти высоты, такие таинственные и
такие неприступные, скорее бастионами между человеческой гордыней и бездной?

Кое-что из этого я сказал Человеку-Бабочке, и он кивнул, но не ответил
. Он погрузился в мрачное раздумье; затем стремительно вышел из комнаты
без дальнейшего взгляда или слова и направился к своему собственному столу. Я не боялся
того, что Человек-Бабочка, только что из лесов Литтл-Эпплборо
и полей, должен был сказать собравшимся ученым
послушать его!

Очевидно, он тоже не был таким, потому что после того, как он получил несколько заметок
вместе взятых, он мудро передал все дело тому таинственному
"Я", которое делает нашу работу и решает наши проблемы за нас. На первый взгляд
он занялся документом, в котором излагались многочисленные причины, по которым
Округу Эпплборо следует выделить достаточные средства на общую
зачерпнул чан, и поспешил передать это Дэбни, который держал открытым место
в _Clarion_ за это. Затем предстояло изготовить новые клетки для размножения
поскольку для поставки яиц и коконов под рукой потребовались бы
дополнительные помещения, как только они начнут появляться.

К субботе он закончил все это; и, как и я в тот день днем
свободные, мы провели несколько прекрасных часов с микроскопом и предметными стеклами
крепления. Я также завершил давно отложенные рисунки некоторых дневных
мотыльков-ос и их личинок. Мы работали, пока моя мать не прервала нас
приглашением на ранний ужин, поскольку субботний вечер принадлежит
исповедь, и вскоре мне предстояло быть в церкви.

Я оставила Флинта с мадам и мисс Салли Рут, которые прибежали за
добрососедским "Эпплборо уайт" с тарелкой свежего бисквита и
миской ароматного заварного крема. Мисс Салли Рут - ничто иное, как великодушие,
но бывают моменты, когда можно пожелать ей несчастья в виде
немоты. Когда я надевал сутану в кабинете, я мог слышать ее
возвышенный голос, голос такой настойчивый и проникающий, что он может
проникать сквозь закрытые двери и проникать сквозь потолок:

"Клянусь богом, я больше не знаю, чему верить! Она
у нее самой достаточно денег, не так ли? Ради всего святого,
тогда почему она должна выходить замуж из-за больших денег? Но на самом деле никогда не знаешь наверняка
люди, не так ли? Почему люди говорят..."

Я выбежал из дома и побежал недалеко от церкви. Я
лучше бы я не услышал; я пожелал Мисс Салли Рут, как она, будет
иногда прикусывать язык. Она поставит людей за уши на небесах
в какой-нибудь из этих дней, если она не исправится до того, как попадет туда.

Было, должно быть, все десять часов, когда я вернулся в Приход
Дом. Мадам удалилась; в комнатах Джона Флинта было темно. Ночь
само по себе было темно, хотя в промежутках между облаками дул резкий ветер
в небе, как на колесах, можно было разглядеть множество звезд.

Слишком уставший, чтобы спать, я сел у окна и вдохнул покой
это было как благословение для маленького города. Я нашел себя
молитесь; ибо Мэри Вирджиния, которого я любила и за кого я был крайне
ужасайтесь, ибо Лоренц, даже сейчас ходит такой дороги, как я тоже когда-то
нужно было ехать на ноги как молодой, но не более тверды; а затем с
с благодарностью слишком глубоко для слов, я думал, молитва
Бабочка Человек. Так размышляю и так молюсь, с сиянием в моем сердце.
из-за него я закрыла окно, забралась в постель и погрузилась в
сон.

Я вздрогнула и проснулась. В комнате кто-то был. Раздался настойчивый
голос, шепчущий мое имя, настойчивая рука на мне. Карманный фонарик
Вспыхнул, и в его бледном круге появилось лицо Джона Флинта.

"Вставай!" - сказал он напряженным шепотом. "И иди. Иди!"

"Почему, что, во имя небес..."

"Не устраивай скандал!" - прорычал он и приблизил свое лицо ближе. "Вот... позволь
мне помочь тебе. Боже, чувак, какой же ты медлительный!" С яростной поспешностью он
натянул на меня мою одежду, и даже когда я машинально пыталась
поправь их он подталкивал меня к двери, через темный холл,
и вниз по лестнице.

"Полегче, осторожнее с этой ступенькой!" - выдохнул он мне в ухо, направляя меня.

"Но в чем дело?" Нетерпеливо прошептала я в ответ. Я не
наслаждаюсь тайной и ненавижу, когда меня своевольно ведут.

"В своих комнатах", - коротко сказал он и потащил меня через сад на
двойной пробежке, я стучал зубами, потому что меня вытащили из сна
ночной воздух был холодным.

Он буквально поднял меня по ступенькам крыльца, отпер дверь и втолкнул
меня внутрь. При опущенных шторах и мерцающем свете камина,
в комнате было тихо и достаточно приятно. Затем Керри поймала мой изумленный
пристальный взгляд, потому что собака стояла, как статуя, рядом со стулом Морриса, и когда
Я увидел, что охраняла Керри, я перекрестился. Утонувшая в кресле,
В старом сером пальто Человека-бабочки, частично прикрытом ею, была Мэри
Вирджиния.

Услышав мое невольное восклицание, она подняла голову и посмотрела на меня.
Глубокий вздох вырвался из ее груди, и я увидел, как расширились ее глаза и
ее губы задрожали.

"Padre, Padre!" Ее голова опустилась, и она заплакала по-детски,
со всхлипами.

Я беспомощно наблюдал за ней, слишком сбитый с толку, чтобы говорить. Но другой мужской
лицо было лицом распятого. Я увидел его глаза, и то, к чему я
был слишком слеп, ошеломляюще обрушилось на меня. Это, значит,
что заставило его на некоторое время, это было то, что покинул ее
несмываемый отпечаток на него! Он буквально повис на его крест, и я не
известно. О, Человек-бабочка, я и не знал!

"Теперь она сможет поговорить с вами через несколько минут, пастор". Он был
настолько совершенно не осознает себя, что понятия не имел, что только что
сделал немое признание. Он добавил с сомнением: "Она сказала, что должна была прийти
к тебе по какому-то поводу - я не знаю, по какому. Это зависит от тебя, чтобы найти
вышла ... она должна поговорить с тобой, пастор".

"Но ... я хотел поговорить с тобой, падре. Вот почему я ... убежал из дома
посреди ночи". Она внезапно выпрямилась. "Я просто больше не могла
терпеть все это - в одиночку..."

Ушла прекрасная леди, великая красавица, гордая обманщица, которая
разбила сердце Лоуренса, свела с ума и поработила Инглсби. Здесь был
всего лишь жалкий ребенок с глазами, тяжелыми от слез, с бледным и печальным
лицом и опущенными детскими губами. И все же она была такой милой и такой
прелестной, несмотря на все ее покрасневшие веки и маленький покрасневший носик,
этот человек мог бы заплакать вместе с ней. Человек-Бабочка, набрав в легкие
воздуха, встал.

"Сейчас я оставляю вас с падре, - сказал он ровным голосом, - скажите ему
то, что вы хотели ему сказать. Отец, пойми: здесь что-то
насквозь неправильное, как я тебе все время говорил. Теперь она должна
рассказать тебе, что это такое и все об этом. Все. Будь она любит
или нет, и неважно, что это, она хотела тебе сказать. Вы
понимаю, что, Мэри Вирджиния?"

Она устремила на него взгляд, в котором было что-то враждебное и
косое. Даже с теми самыми дорогими женщинами, которых я обожаю, есть
моменты, когда у меня создается впечатление, что у них, так сказать, свои
уши прижаты к спине, и я испытываю то, что я могу справедливо назвать кошачьим страхом.
Я почувствовал это тогда.

"О, не принимайте слишком близко к сердцу мои чувства, мистер Флинт!"
сказала она, бросив косой и сбивающий с толку взгляд, и улыбнулась старой
Фитц однажды сравнил это с изгибом Кошачьего хвоста. "Действительно, почему
ты должен идти? Почему бы тебе не остаться и не выяснить, _ почему_ я хотела побежать к
Падре - умолять его найти какой-нибудь способ помочь мне, поскольку я не могу упасть, как
слива в руку мистера Инглсби, когда мистер Хантер пожимает Юстиса
генеалогическое древо!"

Его дыхание со свистом вырывалось сквозь зубы.

"Пастор! Ты слышал?" он хлопнул себя по ноге открытой ладонью. "О, я знал
это, я знал это!" И он устремил на нее горящий взгляд:

"Я все время знал, что в тебе никогда не было ничего, кроме правды!" - сказал
человек-бабочка.




ГЛАВА XVI

"НЕ ПРОЙДЕШЬ ЛИ ТЫ В МОЮ ГОСТИНУЮ"


Я не могу передать ее собственными словами то, что Мэри
Вирджиния рассказала Человеку-Бабочке и мне. Кроме того, мне пришлось восполнять
пробелы здесь и там, дополняя то, чего не хватало, из моего сокровенного
знания актеров и из таких случайных слов, намеков и обрывков
подробностей, которые пришли ко мне позже. Но то, что я добавил, было
необходимо, чтобы воздать больше справедливости всем, кого это касается.

Если верно, что мальчик - отец для мужчины, то это еще более банально
то, что девочка - мать для женщины, верно, поскольку здесь
меньше шансов на перемены. Так было с Мэри Вирджинией. То милостивое
ее детство, проведенное среди птиц, пчел и цветов
в старом саду Каролины, привело ее в Церковную школу с
устойчивым и определенным идеализмом, который был частью ее натуры. Ее кредо было
достаточно просто: мир, который она знала, был лучшим из всех возможных миров,
его мужчины хороши, его женщины еще лучше; и чтобы быть счастливым и любимым, нужно было только
быть хорошим и любящим.

Школа не разуверила ее в этом приятном оптимизме. Это была
очень дорогая школа, и она могла позволить себе иметь свой собственный оптимизм.
Во-первых, у него не было учеников, достаточно бедных, чтобы применить кислотный тест.

Когда Мэри Вирджинии исполнилось семнадцать, миссис Юстис с ужасом заметила
что ее ребенок, который обещал красоту, вместо этого стал угловатым,
неуклюжим и застенчивым; и быстро прогнала не от мира сего
провести спасительное лето со светской кузиной,
вдовой, которую она сама очень любила. Ей понравилась идея
поместить неуклюжую девушку под такое энергичное и опытное крыло, как
Эстель Бейкер. Что касается самой миссис Бейкер, то эта веселая и добродушная
леди посмеялась над длинноногой и серьезной девушкой и быстро взяла ее под контроль
образование, не предусмотренное в церковных школах.

Миссис Бейкер была в восторге от своего положения - относительно молодая,
красивая и богатая вдова человека, за которого она была рада выйти замуж
а позже похоронить. У нее было безупречное пищеварение и никаких иллюзий,
доброе сердце и сила смеха. Естественно, она находила жизнь
интересной. Клубная дама, ультрамодернистка, жизнерадостная, она была
в полном соответствии со своим временем. В ее маленькой библиотеке были собраны сливки
гениальных повстанцев и революционеров; а здесь застенчивая и
сдержанная школьница с печатью церковной принадлежности, только что появившейся на
она могла свободно просматривать, поскольку ее кузина не имела ни малейшего представления о том, чтобы
играть в цензора. Миссис Бейкер считала , что чем раньше человеку будет позволено
избавьтесь от бестактности молодой особы, тем лучше. Она не
оценила настоящую и бурную глубину чувств, скрытую под
простотой молодой девушки.

Революционеры, повстанцы и свободные поэты не беспокоили
Мэри Вирджиния очень сильно. Хотя она чувствовала, что что-то не так
с кем-то где-то - отсюда и эти лирические причитания - она не могла
чтобы спасти себя, рассказать, из-за чего весь этот сыр-бор, потому что пока она
увидел мир _couleur de rose_. Кое-кто из французов и
Немцев понравился ей; она погрузилась в долгие размышления о гаэле, который
в его голосе слышен шум моря, а глаза полны
завораживающего света, как от закатов над могилами. Но именно русские
наэлектризовали и ослепили ее. Когда она мельком увидела глазами
молодой девушки эти странные души, простые, как у детей, и все же выложенные мозаикой
с невообразимым и варварским великолепием, она стояла, моргая и наполовину
ослепленные, охваченные благоговением, очарованные и жаждущие узнать больше об этом стремлении к небесам
страсть, с которой они горели.

И в этот решающий момент она случайно наткнулась на "Дневник Мари
Башкирцефф", такой откровенный и поразительный, что у нее перехватило дыхание
и сбил ее с ног. Она была охвачена смутным трепетом
ожидание; у нее было ощущение, что что-то должно произойти. Жизнь
мгновенно стала красочнее и чудеснее, чем она мечтала
это могло быть возможно, и она страстно желала испытать все это
эмоции, такие сильные и пронзительные. Болезненный и
яркий от болезни гений русской действовал на нее с силой и интенсивностью
нового и мощного токсина. Она не могла отложить книгу в сторону, но
отнесла ее в свою комнату, чтобы внимательно изучить и поразмышлять. Ей не удалось
понять это, какой бы неопытной она ни была, для нее было невозможно
понять это. Если бы книга появилась позже, она была бы достаточно безвредной;
но это произошло в самый критический момент того бурлящего периода, когда
молодежь обращается внутрь себя, чтобы задать вопрос Вселенной, и требует, чтобы
ответ был личным для нее самой. Первый долгий прилив
пробуждающихся эмоций захлестнул ее, когда она сидела в приятной, обитой ситцем
комнате, чувствуя, как бьется дикое и беззащитное сердце русской женщины сквозь
раскрытую книгу у нее на коленях. И эти волны эмоций , которые при
повторяющиеся интервалы захлестывают душу, приходят с берегов
более далекой страны, чем касались любые земные моря, и отступают до
таких глубоких глубин, что только очи Бога могут следить за их отливами и
приливами.

Миссис Бейкер, однако, не увидел ничего, о чем вы хотите оставить себе
забота. Если она видела, что девочка напряжена и озабочена, она улыбалась
снисходительно - в возрасте Мэри Вирджинии человек склонен быть таким, и
человек выздоравливает от этой фазы, когда переболевает свинкой и корью. Миссис
Однако Бейкер сочла целесообразным незаметно отстранить девушку от
книги на некоторое время. Она развлекала себя, позволяя своим широко раскрытым глазам
мельком увидеть большую жизнь взрослых, путем возбуждения и
инициации. Так случилось, что однажды днем в загородном клубе,
где Мэри Вирджиния, на стадии зеленых фруктов, обнаружила, что играет
"крыжовник" вместо гольфа, миссис Бейкер неторопливо подошла с высоким и
очень светловолосый мужчина.

"Вот, - весело сказала она, указывая взмахом руки на свою
юную кузину с надутыми глазами, - это чудо и диковинка - девушка, которая принимает
на веру все и вся! Мой дорогой Говард, по всей вероятности
вскоре она даже поверит в _ тебя_!" С этими словами она покинула их,
унесенная ожидавшим игроком в гольф.

Мужчина и девушка оценивающе посмотрели друг на друга. Мужчина увидел янг
хлеб с маслом, посыпанный сахаром-сырцом красоты
многообещающе. То, что увидела девушка, было не столько безупречно ухоженным
и красивым мужчиной, сколько самым красивым человеком в мире. И
внезапно она осознала, что то, чего она так долго ждала,
пришло. Происходило что-то божественное и чудесное, и там был огонь
перед ее глазами и шум высвобожденных ветров и больших вод в
ее уши и колени задрожали, а сердце затрепетало. Яркий румянец
вспыхнул на ее бледных щеках, мягкий и дрожащий свет залил ее
голубые глаза. Это случается, когда сладкая и девственная свежесть юности
оказывается лицом к лицу с яркой тенью любви.

Он избавил ее от застенчивости и рассмешил, и через некоторое время,
когда были танцы, он танцевал с ней. Он не вел себя с ней
так, как не раз вели себя другие мужчины, знакомые Эстель, - как
хотя они оказывали ей благородную честь своим обществом из
абсолютная доброта их сердец и желание угодить миссис
Бейкер. Мэри Вирджиния тогда была достаточно бескомпромиссной и упрямой,
и она бессознательно наскучила большинству друзей своей кузины. Теперь этот
мужчина, настолько же превосходящий их, насколько солнце превосходит фартинг дипс,
прилагал все усилия, чтобы доставить ей удовольствие. Это было единственное, что нужно Мэри Вирджинии
, чтобы возбудить ее.

Миссис Бейкер восхищался Мистер Хантер на милость образом, почти в Латинской
его очарование. Если порой он озадачен ее, он, по крайней мере, не скучно ей или
кто-нибудь еще, и ради этого она хвалила его в ворота. Ее уважение
любовь к нему углубилась, когда она поняла, что он никогда не позволял себе
быть поглощенным или монополизированным.

Приятная вдова не воспринимала его слишком серьезно. Она только просила, чтобы
он забавлял и интересовал ее. Он делал и то, и другое в превосходной степени. Это
вот почему и как он так много видел от двоюродной сестры-школьницы, чья наивность
заставила его улыбнуться, это было так абсурдно искренне.

Миссис Бейкер была рада, что Говард время от времени забирает ее заботу у нее
. Она считала, что общение с этим прекрасным язычником - это
отличная вещь для девушки, которая так серьезно относилась к себе. Она была
действительно любил Мэри Вирджинию, но она, должно быть, нашла в ней ручную гранату
временами прямота немного сбивала с толку. Она хотела, чтобы посещение ребенка
было приятным, и она считала, что со стороны Говарда было очень любезно помочь
ей сделать это так. У нее не было ни малейшего представления об опасности - для ее Мэри
Вирджиния была лишь ребенок, маленькая девочка одна баловались с
соленья и фунт-торт и блаженство спать позднее
обычно перед сном. Как для охотника, у него был французский отношение к
Молодая особа; она слышала, как он сказал, что предпочитает свои цветы полностью
цветет, и его плод созрел - тогда человек знает, что он получает; он
не обманывается язвой в закрытом бутоне и червем в зелени
плод. Нет, Говард был не из тех, кто жаждет верджуса.

Тем не менее, хотя миссис Бейкер этого не знала, Мэри Вирджиния была
помолвлена с богоподобным Говардом, когда вернулась в школу. Это должно было
оставаться государственной тайной до тех пор, пока она не получит диплом, а тем временем
он должен был "стать достойнее ее любви". Она понятия не имела
его можно улучшить, но ей было приятно слышать, как он это говорит.
Смирение в сверхчеловеке - окончательное доказательство совершенства.

Горничная, которая обслуживала ее комнату в школе, организовала получение
его писем и отправила Мэри Вирджинии. Горничная была сентиментальна, и
рада сыграть роль, отдающую теми дешевыми романами, которыми она испортила себе мозги
.

Маленькая школьница, которая была влюблена в любовь и тайно
обручена с мужчиной, который вышел живым из старого рыцарского романа,
гуляла по Стране апрельских радуг и чувствовала всю радостную
вселенная, наполненная восхитительным и трепетным сиянием света и
звука и запаха. Переполненная эмоциями , которые она была непреодолимо
вынужденная выразить это, но неспособная сделать это из уст в уста, она была вынуждена
изложить это для него на бумаге. И она изложила это
в жгучих словах, пламенных фразах тех анархистов от
искусства, которые опьянили и одержали ее.

Чуть позже, даже год спустя, Мэри Вирджиния никогда бы не смогла
написать те письма. Но сейчас, очень невежественная, очень невинная,
очень страстная, она совершила чудо. Она была похожа на одну из них
говорила на незнакомом языке, совершенно уверенная, что ею двигал дух,
но совершенно неспособная понять, что именно побудило ее сказать.

Когда миссис Бейкер настояла на том, чтобы ее юная кузина вернулась к ней
на рождественские каникулы, девушка была более чем готова поехать. Встреча
С ним снова только усилила ее увлечение.

Этот праздничный визит был необычайно веселым, потому что миссис Бейкер действительно
любила Мэри Вирджинию - нежность и простота молодой девушки
тронули светскую женщину. Она дала прощальный танец вечером
перед тем, как Мэри Вирджиния должна была вернуться в школу. Это был неформальный
роман, в котором участвовало достаточно мальчиков и девочек из колледжа, чтобы придать ему юношеский вид,
но было и достаточное количество взрослых, чтобы углубить его, для
хозяйка откровенно сказала, что она просто терпеть не могла очень маленьких
за исключением урезанных доз и ярких пятен.

Хантер, конечно, должен был стать одним из взрослых. Он послал Мэри
Вирджиния принесла цветы, которые она должна была надеть. И у нее было новое бальное платье,
самое красивое, пушистое и кружевное из всех, что она когда-либо носила.

Он немного опоздал. И все ее мысли были так поглощены им,
она так хотела его увидеть, что была разочаровывающим собеседником
для кого-либо другого. Она не могла ни с кем больше разговаривать. Она впорхнула
и вылетела из смеющихся групп, как сине-серебряная бабочка, и
наконец удалось ускользнуть в укромный уголок на лестнице позади того, что миссис Бейкер
любила называть оранжереей. Это была всего лишь часть большого
заднего зала, застекленного и завешенного желтым шелковым занавесом; в нем был
крошечный круглый хрустальный фонтан в центре и одно или два резных сиденья,
но никто бы не подумал, что в таком маленьком пространстве может быть столько цветения и
аромата. Из уголка, где сидела Мэри Вирджиния, можно было слышать каждое
слово, произнесенное в цветочной комнате, хотя слушатель оставался скрытым за
обшитой панелями лестницей.

Руки на кружевных коленях, взгляд рассеянный, она погрузилась в мечты, которые
юношеские сны; в которых девушка - скажем, вы сами - идет рука об руку
по заколдованному миру с существом, которое очень, очень немногим ниже, чем
ангелы и вдвое дороже. Это такие невинные мечты, такие
несбыточные мечты, такие нетронутые реальностью; но я задаюсь вопросом, о, я
задаюсь вопросом, может ли жизнь когда-нибудь дать нам что-нибудь, чтобы возместить их потерю!

Кто-то заговорил в оранжерее, и она испуганно подняла глаза.
Сквозь щель в шелковой занавеске она мельком увидела женщину и
узнала одну из подруг Эстель, красивую и модную, но
женщину, которая ей никогда не нравилась.

"Ты меня провоцируешь. - Ты слишком много пытаешься мое терпение!" она говорила, в
тон подавленный гнев. "Люди начинают говорить, что у тебя
серьезный роман с этой девчонкой-конфеткой. Я хочу знать, правда ли это
?"

Мужчина рассмеялся ленивым, приятным, обезоруживающим смехом. Она знала это
смех среди миллиона, и ее сердце забилось, но не от сомнения
или недоверия. Она задавалась вопросом, как она скучала по нему, и искал ли он ее
она думала об изысканной тайне, которая связывала их
вместе, и задавалась вопросом, как он собирался защитить это, не прибегая к уверткам
или неправдивость. И она считала эту женщину отвратительной.

"Ты такая подозрительная, Эви!" - сказал он с улыбкой. "Зачем беспокоиться о том,
что не может вызвать у тебя настоящего беспокойства? Зачем вообще обсуждать это здесь? Это
на самом деле не то".

Женщина топнула ногой. У нее был здоровый характер.

"Я узнаю, и я узнаю сейчас. Я должна знать", - сказала она, и ее
голос дрогнул. Мэри Вирджиния бы то кашлянул, сделал бы
ее присутствие, если бы она была в состоянии, но что-то удерживало ее молчать.
"Помни, сейчас ты имеешь дело не с влюбленной школьницей,
Говард: ты имеешь дело со мной. Ты заставил эту маленькую дурочку
подумать, что ты в нее влюблен?"

"Почему и что потом?" холодно спросил он. "Мне нравится этот ребенок. Конечно,
она пока бесформенна и пуста, но в ней есть довольно много от этой девочки".
"О, да!" - воскликнула она. - "Девочка". - "Девочка". - "Девочка".

"О, да! Довольно много!" сказала она с сарказмом. "Вот что заставило меня
обратите внимание. Девушка Джеймса Юстис-и кучу денег. Она будет
поймать. Ты умен, Говард! Но как насчет меня?"

Сердце Мэри Вирджинии затрепетало. В самом деле, что насчет этой другой женщины?

"О, ну, пока ничего определенного, Эви", - сказал он успокаивающе. A
в его голосе прозвучал намек на нетерпение. Очевидно, его раздражало, что
его задержали и допрашивали в упор, в такое время и в таком месте. Просто
столь же очевидно, что он хотел умиротворить свою ревнивую собеседницу. "Моя дорогая
девочка, пройдет всего два или три года, прежде чем можно будет рассмотреть этот роман
. Оставь все как есть, Эви. Давай поговорим о чем-нибудь
другом".

"Нет. Мы поговорим об этом. Вы предлагаете мне два или три
года отсрочки, не так ли? Ну, а потом?"

"Ну, а потом предположим, что я все-таки женюсь на этой малышке, - если она этого не сделала
передумала?" сказал он, раздраженный тем, что наказал ее. "Это
не было бы плохо для меня, помни, и с ней соблазнительно легко
иметь дело - у этой девушки больше веры, чем у двенадцати апостолов. Небеса,
Эви, не смотри так! Моя дорогая девочка, _ тебе_ не нужно
в любом случае беспокоиться. Если твое ... э-э... препятствие не стояло на моем пути, почему
мое должно стоять на твоем?"

Он говорил с наполовину нетерпеливым, наполовину игривым упреком. Женщина
негромко вскрикнула. Чтобы успокоить и заставить ее замолчать, он поцеловал ее. Это было
конечно, очень рискованно, но тогда вся ситуация была рискованной, и он
воспользовался своим шансом, как и подобает смелому игроку, каким он и был. Девушка, скорчившаяся за
обшитой панелями стеной, стиснула руки на коленях, почувствовала, как горят ее сердце и
мозг, и удивилась, почему небо не обрушилось на мир
и не стерло его с лица земли.

Когда эти двое покинули оранжерею, и она смогла управлять своими
дрожащими конечностями и привести свои чувства в некое подобие порядка,
она поднялась наверх и взяла его письма. Когда она снова спустилась вниз
он стоял в холле и подошел к ней, нетерпеливый, улыбающийся,
нежный, как будто его сердце приветствовало ее; возможно, так оно и было, мужчины, имеющие
католические сердца. Она положила руку ему на плечо и прошептала: "Пойдем
в зимний сад".

Зал был совершенно пуст. Из гостиной, библиотеки и
столовой доносились смех и болтовня множества людей. Затем
заиграла веселая и популярная музыка. От ее ритма и размаха
у нее закружилась голова. Но цветочек-номер был прохладным и сладким, и она обратила
вдох облегчения.

Охотник наклонил свою белобрысую шевелюру, но она отталкивала его руки
к своей груди. Ужас перед его красотой, его намеренным обаянием,
его лживость охватили ее. Впервые она была
сталкиваясь лицом к лицу с грехом и ложью, и у нее был
unpardoning белый осуждение Ангел, которому грех есть неизвестные и
ложь невозможно. Что такие знания должны были пройти через него
всех мужчин сделали вещь более невыносимой. Удивлен и раздражен
бледный трагедия ее аспект, Хантер смотрел, ожидая ее
говорить.

"Я была на лестнице. Я слышала вас - и ту женщину", - сказала она с
прямотой, которая иногда была такой ужасающей. "И я _ знаю_". Ее лицо
стало ярко-красным, прежде чем снова побледнело. Ей было стыдно за него с
благородным стыдом чистых сердцем.

Его лицо тоже стало красно-белым от ярости и изумления. Это была
ужасная ловушка для мужчины, в которую он попал, и он был в ярости из-за
двух женщин, которые толкнули его в это - он мог бы избить их обеих
розгами. Какой бы невинной ни была эта девушка, он не мог надеяться обмануть ее
что касается настоящей правды. Она слышала слишком много. Но он думал, что сможет
управлять ею; женщины были как воск в руках Хантера. Начнем с того, что они
_ хотели _ верить ему.

"Мне неприятно это говорить, но леди ревнует", - откровенно сказал он
довольно, с обезоруживающей улыбкой; и пожал плечами, совершенно как
если бы это простое заявление объясняло и извиняло все.

"О, ей не нужно бояться ... меня!" - сказала девушка, раскалившись добела
презрение. "Я бы предпочел умереть от проказы, чем принадлежать тебе сейчас.
Однако ты умен. И со мной было легко иметь дело, не так ли? И я
так сильно заботился! Осмелюсь сказать, что на самом деле это были твои волосы и борода, но я
честно говоря, думал, что ты в некотором роде Архангел! Ну, это не так. Ты не такой
каким я тебя считал - ни хорошим, ни добрым, ни благородным, ни
правдивым - не такой, а просто довольно жалкий лжец. Ты
даже не лоялен к _ ней_. Думаю, я мог бы уважать вас больше, если бы вы были.
Но я _ам_ девушка Джеймса Юстиса - и в этом мое спасение, мистер Хантер.
Пожалуйста, возьмите ваши письма. Завтра вы пришлете мне обратно мою.

Он погладил свою короткую золотистую бороду. Румянец вернулся на его лицо
и новый огонек вспыхнул в его холодных голубых глазах. Он рассмеялся. "Ах ты!
игровой ангелочек!" - восхищенно сказал он. "Черт возьми, я никогда не думал, что в тебе есть это"
никогда. Я начинаю обожать тебя, Мэри Вирджиния, клянусь душой, я
обожаю! Теперь прислушайся к голосу разума, мое слишком доброе дитя, и не будь таким
пуританский. Ты должен принимать людей такими, какие они есть, а не такими, какими ты бы хотел
ты знаешь, какими они хотели бы их видеть. Мужчины не ангелы, нет, и женщины тоже.
Ты должна научиться быть милосердной - добродетель, которую очень хорошие люди редко проявляют
практикуют и никогда должным образом не ценят". И он добавил, наклоняясь ниже:
"Мэри Вирджиния! Дай мне еще один шанс... ты не пожалеешь,
Божья коровка.

Но она стояла неподвижно, в каменном молчании, протягивая письма. И
когда он все еще игнорировал эту молчаливую настойчивость, она сунула их ему в руки
и ушла от него.

Мэри Вирджиния должна была вернуться в школу следующим вечером. Весь день она
ждал ее писем. Вместо этого пришла записка и огромный букет
фиалок. В записке говорилось, что он не мог допустить, чтобы эти драгоценные письма, которые
так много значили для него, попали даже в руки той, кто их написала.
Когда он сможет собраться с духом, он немедленно уничтожит их
сам. И она обошлась с ним очень грубо, и разве
она не была бы хорошей маленькой девочкой и позволила бы ему увидеть себя, хотя бы на несколько
минут, прежде чем она уйдет?

Мэри Вирджиния разорвала записку и вернула фиалки в качестве
ответа.

Когда она вернулась в школу, начальница пожалела, что у нее
ей снова разрешили навестить миссис Бейкер, потому что слишком много веселья не шло ей на пользу
и она отставала в учебе. Другие девушки
сказала, что она потеряла всю свою выглядит, по правде, у нее был болезненный и достигла своего пика
и пустым взглядом. Семнадцать страдает ужасно, когда он страдает в
все. Восемнадцатый наслаждается своей испорченной привязанностью, упивается своим разбитым
сердцем, хотел бы связать крючком черную кайму на своей бессмертной душе и
не променял бы свою тайную печаль на публичную радость. Девятнадцать - это
выздоравливающий - гордость пришла бы ему на помощь, даже если бы это сделала сама жизнь
не соблазняй его быть счастливым.

Мэри Вирджиния вернула свой цвет лица и аппетит и забыла
помнить, что ее сердце было неизлечимо разбито и что она никогда не сможет
полюбить снова. Ей нравилось думать, что ее болезненный опыт сделал ее
очень мудрой. Затем она уехала за границу, и ее лечение было завершено. Результатом
всего этого были самообладание и гордость, которые так восхищали
деспотичную старую родственницу, чей указ наложил на нее последнюю печать социального
успеха.

Когда одна из маленьких шуток жизни забросила Хантера в Эпплборо и ей
пришлось наблюдать за ним беспристрастным и менее простодушным взглядом, она простила
естественная ошибка простой школьницы. Он не изменился, и она
почувствовала его влияние на других, которые были старше и мудрее ее. И ее
гордость предпочла не пренебрегать им сейчас, а скорее
встретить его небрежно, с безразличием, как незнакомца, в котором она была
совершенно не заинтересована.

Мистера Инглсби она не воспринимала всерьез. Ей и в голову не приходило, что
возможная угроза для нее самой таится в этом полном мужчине, которого она считала
глупым и абсурдным, когда она вообще думала о нем. Что ее мать
должна быть полностью захвачена его показной благотворительностью и его
правдоподобное представление о себе ее не удивило. Она была
склонна презрительно улыбнуться и таким образом отмахнуться от него.

Она недооценила Инглсби.

Сам факт того, что на их пути стояло такое препятствие, как молодой
парень, в которого она воображала себя влюбленной, только усилил
страсть Инглсби к Мэри Вирджинии. Она была настоящей личностью, всем, чего он
желал и перед чем пресмыкался. Обладать ею в дополнение к своему собственному
богатству - чего еще мог желать мужчина? Пусть Юстис станет сенатором,
губернатором, президентом, кем захочет. Но пусть Инглсби получит Мэри
Вирджинию в порядке честного обмена.

Мистеру Инглсби было хорошо известно, что мисс Юстис ни на минуту не станет
рассматривать его - если только ей не придется. Он предложил так устроить дела
что ей пришлось. Естественно, он посмотрел на его личным секретарем, чтобы помочь
его достижения этого желаемого конца. И в этот подходящий момент судьба
сыграл ему на руку таким образом, что согласие Мистера Хантера
разумеется.

У мистера Хантера были очень дорогие вкусы, которые его жалованья не всегда было
достаточно, чтобы покрыть. Поэтому, как и многие другие, он спекулировал. Когда
ему везло, это были легкие деньги, но их никогда не было достаточно. В последнее время он
ему не повезло, и он столкнулся с высокой
стоимостью жизни, которую он выбрал для жизни. Это раздражало его. Поэтому, когда есть
его что, казалось, было абсолютной уверенности не только
отыграв все свои потери, но и сделать некоторые реальные деньги, а также, Охотник
погрузился, с каждого доллара, он мог успеть достать. Но Уолл-стрит
Улица имеет много кривых поворотов, и инвестиции мистера
Хантера приняли очень неправильный оборот. И на этот раз это были не
только все его собственные деньги, которые были потеряны. Дно могло бы быть
тогда все выбыло из игры, за исключением Инглсби.

Когда Хантер должна была рассказать ему правду финансист слушал
равнодушным лицом. Затем он развернулся в своем кресле, поднял бровь,
хмыкнул и коротко заметил: "Очень небезопасный поступок, Хантер.
Очень". И подтолкнул свой личный чек через стол. Никто не знал
ничего об этом, кроме главного бухгалтера банка.

Однако Инглсби не питал иллюзий. Он понимал, что иметь в своей
власти чрезвычайно умного человека, который знал о его личных
делах столько же, сколько знал Хантер, было, мягко говоря, выгодным бизнесом. Он просто
инвестировал в мозги и личность мистера Хантера для достижения своих непосредственных
целей, и он ожидал, что его блестящая и дорогая секретарша докажет
ценность инвестиций.

Инглсби не достиг своих нынешних высот, ходя вокруг да около
в своих отношениях с другими людьми. Он схватил Успех за горло
и заставил его повиноваться, и он безжалостно подчинял
все и вся своим целям. Задача, которую он поставил перед
Теперь Хантеру предстояло провести корабль Инглсби через опасный проход
в брачную гавань, которую он имел в виду. Пусть это сделает Хантер - нет
важно, сколько ... и будущего пилота был обеспечен. Inglesby бы
скупо вознаграждает. Но пусть предприятие приходят в кораблекрушение и охотник
необходимо спуститься с него. У Хантера не осталось никаких сомнений по этому поводу
результат.

Столкнувшись лицом к лицу с ситуацией, которая повлияла на его судьбу и
к несчастью, у Хантера, должно быть, были очень плохие полчаса. Я уверен, что он
не мечтал о таком затруднении, и он, должно быть, был поражен
и поражен холодным расчетом и необузданной яростью страсти, с которыми ему пришлось иметь дело
. Я не думаю, что ему нравилась его задача. Он был своего рода
совести, которой не понравился бы такой ход событий не потому, что он был
бесчестным или аморальным сам по себе, а потому, что его детали оскорбляли
его привередливость. Я думаю, он бы выпутался с честью
если бы мог. Просто так получилось, что он не смог.

Нанесите достаточный удар по карманному нерву человека, и вы наэлектризоваете его
клетки мозга, которые автоматически получают приказы работать сверхурочно.
Мозг Хантера работал тогда, потому что должен был, самосохранение было
первым законом природы. И эта услуга для Инглсби означала не только
безопасность; она означала золотой ключ к высотам, силу удовлетворять
эти изысканные вкусы, которые только богатый и могущественный человек может себе позволить. Inglesby
обещал, что и у него был пример того, что
Поддержка Inglesby предназначается.

Нужно попытаться рассмотреть дело с точки зрения мистера Хантера.
Отказать Инглсби означало катастрофу. И кто такой Лоуренс, кто такая Мэри
Вирджиния, что он должен донкихотски разрушить свои перспективы ради них?
Почему он должен терять доброжелательность Инглсби или приобретать враждебность Инглсби ради
них или кого-либо еще? Вынужденный выбирать, Хантер сделал единственный выбор
возможный для него.

_Voe victis!_




ГЛАВА XVII

"... СКАЗАЛ ПАУК МУХЕ..."


Теперь я всего лишь старый священник, а не бизнесмен, так что, конечно, я не знаю
точно знаю, как Хантер был пущен, как гончая, по следу тех
обстоятельств, которые при правильном управлении помогли ему найти решение
о его проблеме - заполучить девушку, по-видимому, столь же недостижимую, как
Мэри Вирджиния Юстис.

Начнем с того, что у него было два козыря, первым из которых была гордость Юстиса.
Умело работая над этим, Хантер играл умело и утонченно.

Когда он был готов, было достаточно легко встретить мисс Юстис на
улице днем. Хотя ее приветствие было сбивающим с толку
похолодев, он пристроился рядом с ней. И вскоре низким и
интимным голосом он начал цитировать определенные фразы, которые звенели в ее
изумленных ушах с какой-то ненавистной фамильярностью.

Взгляд на ее лице, заставило его улыбнуться. "Интересно," - задался он вопросом, "если
вы изменились, дорогой святоша? Вы занимаетесь Мейн теперь, как я слышал.
Очень умный парень, Мэйн. Движущая сила, стоящая за твоим отцом, я
понимаю. И помолвлен с тобой! Ты такой сильный и интересный, когда
ты влюблен, что возникает соблазн позавидовать Мэйну. Ты пишешь _ ему_
письма тоже?"

Спокойные глаза Мэри Вирджинии смотрели на него с надменным удивлением.
Ситуация была довольно невероятной.

"Мисс Юстис..." он остановился, чтобы поклониться и улыбнуться нескольким проходящим мимо девушкам, которые
явно завидовали Мэри Вирджинии, "Мисс Юстис, вы должны прийти ко мне в офис
скажем, завтра днем. Нам нужно поговорить по душам. У меня
есть кое-что, что вам будет интересно обсудить со мной".

Она побрезговала ответить, попросить его оставить ее; ее поведение
даже не предполагало, что он должен объясниться. Казалось, что он совершенно
доволен таким отношением, он неторопливо шел рядом с ней.

"Знаешь ли ты, - улыбнулся он, - что для тебя искусство писать настоящие
любовные письма равносильно дару? Я уверен, что твой отец - и, скажем
Мэйн - был бы поражен и восхищен, прочитав те, что у меня есть. Они
не имеют себе равных. Человеческие документы, вызывающие сердечный интерес, деликатные и пикантные
сексуальный привкус - именно то, что обожает уважаемая публика. Я говорил тебе
когда-то они очень много значили для меня, помнишь? Они будут значить
больше. Приходите, пожалуйста, около четырех ". Он приподнял шляпу, поклонился и был
удален.

Мэри Вирджиния пришла в его офис в четыре часа на следующий день,
как он и планировал, она должна была. Она хотела точно знать, что он
имел в виду, и ей показалось, что он хотел заставить ее выкупить письма, которые он
утверждал, что не уничтожал. Сама мысль о ком-либо на земле
чтение этих безумных пародий вызывало у нее отвращение.

Манеры Хантера тонко позволили ей понять, что он знал, что она
придет, и это невыразимо разозлило ее; это дало ему
преимущество.

"Вместо того чтобы тратить время на праздное перечитывание, - сказал он, когда
подал ей стул, - давайте сразу перейдем к главному. Вы,
естественно, желаете знать, почему я сохранил ваши письма? По одной причине,
потому что это немного настоящей литературы. Тем не менее, я предлагаю
вернуть их сейчас - на рассмотрение ".

Он наклонился вперед, лениво барабаня пальцами по полированному столу, и посмотрел
на нее с каким-то безличным размышлением. Легкая улыбка тронула его
губы.

"Вихрь времени приносит свои возмездия, не так ли?" он
размышлял вслух. Губы Мэри Вирджинии скривились.

"Я не понимаю тебя", - холодно сказала она. "Я даже не уверена, что ты сохранил
письма - вот почему я здесь. Я должен увидеть их своими глазами
прежде чем я согласен платить за них. Это то, что вы ожидаете, чтобы я сделал, это
не так ли?"

"О, у меня с ними все в порядке - это очень легко доказать", - сказал он,
невозмутимо. "Теперь слушайте внимательно, пожалуйста, пока я объясняю настоящую
причину вашего присутствия здесь сегодня днем. Мистер Инглсби, по
своим собственным причинам, желает облачиться в сенаторскую тогу; почему бы и нет? Кроме того,
еще более страстно мистер Инглсби желает повести к алтарю мисс
Мэри Вирджиния Юстис: вы сами, дорогая леди, ваше очаровательное "я": еще раз,
почему бы и нет? Кто может винить его за столь естественные и похвальные амбиции?

"Что касается того, что он когда-либо убеждал вас стать миссис Инглсби, без
какой ... ах ... моральное убеждение, почему, вы знаете, что его шанс был бы лучше
чем я и занимаюсь. Что касается того, что он убедил государство отправить его в Вашингтон,
это было бы несомненным фактом, если бы наш ревностный молодой
друг Мэйн не втянул вашего отца в игру. Как Мэйн справился
одному небу известно, особенно с делами твоего отца в том
состоянии, в котором они находятся. Юстис - прекрасный человек. Слишком хорош, чтобы потеряться
в суматохе в Вашингтоне, где он был бы осужден
неприятность - точно так же, как он иногда бывает здесь, дома. Ты начинаешь
понимать?"

"Почему, нет", - безучастно ответила она. "И я, конечно, не понимаю, где мои
глупые письма ..."

"Позвольте мне объяснить это яснее. Вы и ваши глупые письма переворачиваете игру в
Руки мистера Инглсби, склоните чашу весов в его пользу. _ Вы_ платите _ мне_?
Боже, нет! _ Мы_ платим _ тебе_ - и за это ошеломляющую цену!"

Долгое мгновение они смотрели друг на друга.

"Моя дорогая мисс Юстис", - он соединил кончики своих изящных пальцев вместе,
склонился над ними и одарил ее белозубой улыбкой,
"узрите во мне посла мистера Инглсби - защитника Купидона. Явно,
Я уполномочен предложить вам сердце мистера Инглсби, его руку и... его
чековую книжку. Предположим, вы согласны принять... нет, не перебивайте меня
и все же, пожалуйста. И оставайтесь на своем месте, мисс Юстис. Вы можете улыбаться, но я бы
посоветовал вам очень серьезно обдумать то, что я собираюсь вам сказать, и
понять раз и навсегда, что мистер Инглсби абсолютно серьезен и
готов пойти на многое. Ну, а потом, как я и собиралась
говорят: согласны ли вы принять его предложение! Будучи выше всех вещей
деловой человек, мистер Inglesby понимает, что золотым обрезом залога должна быть
цените то, что вы можете предложить - молодость, красоту, обаяние, здоровье,
культуру, фамилию, желанные и влиятельные связи, социальное
положение на высшем уровне. В обмен он предлагает миллионы Инглсби,
свою абсолютную преданность вам и свою сердечную поддержку всем планам и интересам вашего
отца. Обратите внимание на последнее, пожалуйста; это очень
важно. Помимо этого, Мэйн и Юстис хотят реформ, прогресса,
Демонстрации с полным обеденным ведром и все остальное, что утомительно для поднятия настроения
прочее? Инглсби проследит, чтобы они получили его в неразбавленном виде. Еще
и все же: если у вас есть какие-то сомнения по поводу Мэйна, Инглсби поддержит этого
молодого человека и будет подталкивать его, пока он не сможет кукарекать на флюгере - когда вы
станете миссис Инглсби. Такой парень, как Мэйн, был бы ценен, должным образом
исключен. Пойдемте, мисс Юстис, это достаточно справедливо. Если ты откажешься... Что ж,
от тебя зависит заставить Юстиса понять, что он должен устраниться
от политики - и позаботиться о себе, - зловеще закончил он.

Мэри Вирджиния порывисто поднялась.

"Мне больше не семнадцать, мистер Хантер. Что, вы действительно думаете, что вы
можете напугать взрослую женщину, заставив поверить, что горстка глупых
письма, возможно, стоят всего этого? Ну, вы не можете. И - позвольте мне
напомнить вам, что шантажировать женщин в Каролине не улыбается. Один
намек на это, и ты подвергся бы остракизму".

"Ты бы тоже. И зачем использовать такой экстремальный термин, как шантаж, вместо
что на самом деле является очень честным предложением? - невозмутимо спросил он. "Письма - это
не единственные стрелы в моем колчане, мисс Юстис. Но поскольку вы сейчас больше
интересуетесь ими, чем чем-либо другим, предположим, мы остановимся на
нескольких, просто чтобы напомнить вам об их удивительной природе?" Он неторопливо поднялся,
открыл сейф в углу комнаты, достал из стального
деньги-хранилище пакетов, и Мэри Вирджиния признал ее собственного сочинения.
Всегда держать их под свою руку, он все же позволил ей опереться
вперед и убедитесь, что он выбрал для чтения.

Ее лицо горело, а слезы унижения жгли глаза. Боже мой
небеса, неужели она была такой глупой и сентиментальной, как все это? Но когда
она услышала его ровный безжалостный голос, унижение переросло
в изумление, а изумление - в ужас. Став старше и мудрее,
она увидела, чего на самом деле достигли невежество и влюбленность, и
она поняла, что глупец может невольно навлечь на себя внимание вселенной
уши.

Она была потрясена. Это было так, как если бы ее бодрствующее "я" столкнулось с
чем-то невероятным, что совершило ее "я" во сне. Она знала достаточно о
современном мире, чтобы понимать, как будут приниматься такие письма - с
улыбками, предназначенными ранить, с приподнятой бровью, пожатием плеч
. С холодком паники она задавалась вопросом, как она вообще могла надеяться
заставить кого-нибудь понять то, что, по ее признанию, она сама не могла
объяснить. Ради всего святого, _ что_ она пыталась сказать этому
мужчине? Она больше ничего не знала, за исключением того, что это было не то, о чем, казалось, говорили эти
письма.

"Ну?" произнес ленивый, приятный голос: "разве ты не согласен со мной, что
было бы варварством уничтожить их? Замечательные, не так ли?
Кто бы поверил скромной американской школьнице в их высочайшее искусство?
Их могла бы написать французская придворная дама в те времена, когда люди творили
тонкое искусство любви и не боялись и не стыдились ".

"Должно быть, я была совершенно безумна!" - сказала она, заламывая пальцы. "Как
я вообще могла это сделать? О, как?"

"О, у всех нас бывают моменты гениальности!" - беззаботно сказал он.

Когда он повернулся к ней, улыбающийся и вежливый, она отметила, что женская мода
высочайшее качество его белья, совершенство каждой детали его внешности
изящество, с которым он носил свою одежду. Его манеры были
любезными, даже куртуазными. И все же в нем было что-то такое
неумолимое, что впервые она почувствовала дрожь страха.

"Если бы мой отец - или мистер Мэйн - знали это, вы, несомненно, были бы
расстреляны!" - сказала она, и ее глаза вспыхнули.

"Неписаный закон, рыцарство, вся остальная чушь? Я хорошо осведомлен
что палец на спусковом крючке южанина не слишком тверд, когда дело касается прекрасной
женщины", - признал он с легкой усмешкой. "Но когда один
играя по высоким ставкам, мисс Юстис, каждый рискует. Допустим, я рискую.
получить пулю? Это не дало бы вам писем: это просто передало бы
их прокурору и публичной прессе, и на них были бы
кровавые обличения. Нет, я не думаю, что будет какой-либо
фейерверк - просто разумная сделка, от которой выигрывают все и
никто не проигрывает ".

"Это невозможно, совершенно невозможно".

"Я не понимаю, почему. У всего есть своя цена, и я предлагаю тебе
довольно высокую ".

"Я бы предпочла сгореть заживо. Выйти замуж за мистера Инглсби? _ Я_? Да ведь он...
невозможен, совершенно невозможен!"

"Он ничего подобного. И он очень сильно влюблен в тебя - ты
для Инглсби равносильна великой страсти. Кроме того, у него двадцать
миллионов". Он сухо добавил: "Вам трудно угодить".

Мэри Вирджиния отмахнулась от великой страсти и двадцати миллионов
жестом невыразимого презрения.

"Даже если бы я был достаточно слаб и глуп, чтобы воспринимать тебя всерьез, ты можешь
представить, что мой отец когда-нибудь согласился бы? Он бы презирал меня. Он бы
предпочел видеть меня мертвым".

"О, нет, он бы не стал. Никто не может позволить себе презирать женщину с двадцатью
миллионами. Это не в человеческой природе. Особенно когда ты спасаешь мистера
Джеймс Юстис себя от бешеной Кроппер, мягко говоря, очень
не меньше."

На данный момент она не замечала ничего, что последнее замечание.

"Я повторяю, что я бы предпочел сгореть заживо. Я презираю этого человека!"
сказала она страстно.

"О нет, ты бы не стал". Его манеры были немного презрительными. "И ты бы
скоро привыкла к нему. Женщины и кошки-они такие. Они могут шквал
и царапина немного сначала, но блюдце сливок примиряет их,
и в настоящее время они вполне дома и мурлыканье, разумный
твари! В конце концов, он тебе очень понравится ".

Девушка проигнорировала утешение этой работы.

"Что мне сказать моему отцу?" спросила она прямо. "Скажи ему, что ты
сохранил глупые письма, написанные тебе невежественным ребенком - и
цена - либо его, либо моя продажа мистеру Инглсби?"

"Это твой наблюдательный пункт. Вы же не можете ожидать, что мы позволим вашей стороне хлестать нас,
руки опускаются, не так ли? Мистер Инглсби не собирается покорно подчиняться
всему." Его лицо посуровело, ледяной блеск появился в его
глазах. "Инглсби ничем не хуже любого другого, кому пришлось бы удерживать
свою работу. У него есть добродетели, множество твердых добропорядочных граждан,
член церкви, отец семейства, добродетели, какими бы незначительными вы ни казались
осознайте это. Также, позвольте мне повторить - у него есть двадцать миллионов. Купить
горсть писем за двадцать миллионов долларов, на мой взгляд, это примерно
самая большая цена, когда-либо заплаченная с начала мира. Не будь дураком!"

"Я отказываюсь. Я отказываюсь абсолютно и безоговорочно. Я
немедленно пошлю за моим отцом ... и за мистером Мэйном..."

"Я даю вам кредит для здравого смысла", - сказал он, бритва краями
улыбка. "Юстис благороден, а Мэйн влюблен в тебя, и когда
ты расскажешь об этом, они поклянутся, что поверят тебе: "но поверят ли"? Верят ли
мужчины когда-нибудь женщинам без тени сомнения? Говоря
как мужчина для мужчин, я бы не стал подвергать их испытанию. Нет, дорогая леди, я
вряд ли вы собираетесь быть такой глупой. Теперь давайте перейдем к
чему-то более важному, чем письма. Неужели вы думали, что мне
больше нечего вам предложить?"

"Что, больше?" - насмешливо спросила она. "Я не думаю, что понимаю".

"Я уверен, что вы не понимаете. Тогда позвольте мне просветить вас". Он сделал паузу
мгновение, как бы размышляя. Затем выразительно:

"До сих пор, мисс Юстис, у вас была та самая пуговица на
кепке Форчун", - сказал он ей. "Предположим, однако, что эта непостоянная богиня решила
умчалась прочь целиком и оставила тебя - _ тебя _, заметьте! лицом к лицу с
уродливой реальностью бедности, и нищеты под покровом облаков?" И пока она
непонимающе смотрела на него, он спросил: "Что ты знаешь о
делах своего отца?"

На самом деле она знала очень мало. Но что-то в смертельной
приятности его голоса, что-то в его глазах поразило ее.

"Что вы имеете в виду, мистер Хантер?"

"Ну, а теперь приступим к основе: дела вашего отца", - сказал он ровно.
"Ваш отец, Мисс Юстис, это очень замечательный человек, человек с
идея. Другими словами, фанатик. Только фанатик мог совершить то, что
Юстис достиг. Его единственная идея - это очень здравая старая идея о том, что
люди должны оставаться на земле. Он начинает с того, что показывает своим людям, как
делать это успешно. Однажды начавшись, работа разрастается, как тыква Джона. Он
становится чем-то вроде сельской белой надежды. Пока все идет хорошо. Но восстановление
работа, эксперименты, чистокровный скот, современное оборудование,
трудосберегающие устройства, химикаты, дорогостоящие специалисты, сам труд, все
это требует денег, много денег. Работа твоего отца выросла до своих
монументальных масштабов, потому что он заинтересовал других мужчин
это - люди всех сортов и состояний, но главным образом - и в этом сразу его
сила и слабость - фермеры, плантаторы, торговцы из маленьких городков и
банкиры. Они поддерживали его всем, что у них было - и они не
проиграли - пока.

"Однако есть такие вещи, как плохие сезоны, проблемы с работой,
долгоносик, язва, наводнения, война. Он потерял корабли с хлопком. Он
сильно похудел на рисе. Помните те последние наводнения? В некоторых из его
местностей они начисто стерли с карты многолетний труд. Он должен был начать
все сначала, и он должен был сделать это на заемные деньги; которые в скудных и
терять годы дорого. Могут начаться наводнения, и урожай может пропасть, но
проценты по заемным деньгам будут начисляться вечно. Он заложил все, что мог
заложил, рискнул всем, чем мог рисковать, использовал каждый шанс - и теперь
для него все поставлено на карту.

"Ты понимаешь, что это будет означать, если Юстис разорится? Удар, который
потрясет государство! Подумайте также о влиянии неудачи на человека
на него самого! Однако он не может потерпеть неудачу - _ если мистер Инглсби решит протянуть
руку помощи _. Теперь ты начинаешь понимать?"

Несмотря на ее недоверие, он произвел впечатление ее глубоко. Он не
переоценивал страстную веру ее отца в себя и ценность
его работы. Если уж на то пошло, Хантер пренебрег огромным влиянием
Юстис приложил все усилия, и какое пагубное воздействие его неудача оказала бы на
простых людей, которые смотрели на него с таким безграничным доверием. Они
потеряли бы не только свои деньги; они потеряли бы то, за что никакие деньги
не могли бы заплатить - свою веру.

"О, но этого просто не могло случиться!" - сказала Мэри Вирджиния, и
ее подбородок вздернулся.

"Это может произойти очень легко. Это может произойти в ближайшее время", - возразил он
вежливо. "Боже мой, девочка, разве ты не знаешь, что дом Юстиса
заложен до крыши, что плантация Роузмаунт заложена от
передних заборов до задних канав? Нет, я полагаю, он не хотел бы, чтобы его
женщины-родственницы знали. Он думает, что сможет справиться с этим. Они всегда
верят, что смогут справиться с этим, эти парни с одной идеей. И он мог,
тоже, ведь он прирожденный победитель, это Юстис. Дайте ему время и хорошее
сезон и он бы снова, сильнее, чем когда-либо". Говоря это, он
достал из ящика стола пачку бумаг, которые разложил на
письменный стол. Она могла видеть на всех них жирное четкое "Джеймс
Юстис".

"Одно место заложено, чтобы поддержать другое, а это, в свою очередь, заложено, чтобы
спасти третье. Как звенья в цепи. Любая цепь настолько прочна, насколько
ее самое слабое звено, помни. И у нас есть звенья. Посмотри на это,
пожалуйста." Он положил перед ней два или три листка бумаги. Мэри
Глаза Вирджинии просили просветления.

"Это, - объяснил Хантер, - долговые расписки. Вы увидите, что
некоторые из них вот-вот должны быть выплачены - и суммы значительные".

"О! И _ он_ должен был это сделать?"

"Конечно. Что еще он мог сделать? Мы очень внимательно следили с тех пор, как у нас
появился первый намек на то, что у него что-то не ладится. Mr.
Собственные интересы Инглсби довольно обширны - и мы направили их на
работу. Справиться с этим было нетрудно, после того как все начало обретать форму: слово
здесь, намек там, приказ где-то еще; и один или два раза из
конечно, в некоторых случаях оказывалось небольшое давление.
Но человек с деньгами - это всегда человек с хлыстом в руке. Юстис
получил необходимую помощь - и в настоящее время мы получили вот это. Все прекрасно
законно, все в ходе рабочего дня.

"Итак, векселя являются опасными инструментами, если их держатель
желает использовать их с опасностью. Мистер Инглсби мог бы дать Юстису
отсрочку или он мог бы потребовать полной оплаты и немедленно
лишить права собственности. Видите ли, с мистером Инглсби это совершенно необязательно ". И он
откинулся на спинку стула, совершенно уверенный в себе, полностью раскованный в своей
непринужденности, и ждал, когда она заговорит.

"Вы могли бы так поступить - кто угодно мог бы так поступить - с моим отцом?" она была
убеждена лишь наполовину.

"Уверяю вас, мы можем отправить его ко дну с кучей денег других людей
обвязанный вокруг его шеи, чтобы подавить его ".

"Но даже ты не решился бы поступить подобным образом!"

"Все справедливо, - сказал Хантер, - в любви и на войне".

"Честно"?

"Значит, законно".

"Но если он стоит на пути мистера Инглсби и в то же время в его власти,
почему бы не убрать его в ходе обычного бизнеса? Зачем впутывать меня
и мои письма?"

"Почему? Потому что именно письма позволяют нам связаться с _ тобой_. Моя дорогая
девочка, мистеру Инглсби на самом деле все равно, утонет Юстис или
выплывет. Он бы с таким же удовольствием поддержал его, как и нет, потому что в долгосрочной перспективе это хорошо
бизнес - поддерживать победителя. Но он играет за _ вас_, и далее
в этом отношении все - рыба, которая попадает в его сети. _ Теперь_ ты начинаешь
понимать?"

Мэри Вирджиния начала понимать. Она посмотрела на невозмутимого мужчину перед ней
немного удивленно.

"И что _ вы_ получаете от этого?" неожиданно спросила она. "Мистер
Инглсби должен заполучить меня, я должен заполучить его деньги и пачку писем,
мой отец должен получить время, чтобы спастись; ну, тогда, что получаете вы
? Удовольствие от того, что делаешь что-то не так? Месть?"

Но Хантер посмотрел на нее с холодным изумлением. "Ты меня удивляешь", - он
сказал. "Вы говорите так, как будто собирались посмотреть слишком много этих
невыносимых киносеансов, которые заставляют пролетариат шмыгать носом, а
интеллигентных людей ругаться. Я всего лишь деловой человек, мисс Юстис, и
выполнение этого конкретного поручения моего работодателя входит в
распорядок дня. Я...э-э... не в том положении, чтобы отказываться
подчиняться приказам или быть придирчивым, особенно с тех пор, как мистер Инглсби
согласился удвоить мою нынешнюю зарплату. Само по себе это не свет
стимул - но я получаю больше. Я получаю личную поддержку мистера Инглсби,
что означает гарантированное будущее для меня; как это будет означать для вас и вашего
отец, если у тебя есть здравый смысл, с которым ты родился. Это
бизнес. Будь добр, опусти мелодраму - грубую и совсем не в твоем стиле,
правда, - закончил он критически.

"Это не что иное, как злодейство. И совсем не слишком грубо для
вашего стиля", - сказала Мэри Вирджиния.

Он добродушно рассмеялся. "Дурной характер тебе очень идет", - сказал он
ей. "Он придает тебе великолепный цвет".

И при этих словах Мэри Вирджиния посмотрела на него глазами, в которых сгущалась тень
страха. Твердая, как гвозди, холодная, как лед, она была для него
всего лишь средством для достижения цели. Он даже не испытывал к ней ненависти. Гильотина
не испытывает ненависти и к тем, кого обезглавливает; тем не менее оно
отсекает им головы, как только они встают на пути спускающегося
нож.

"Я предлагаю," сказал Хантер, вставая, " чтобы ты сейчас пошел домой и тщательно обдумал это
дело. Взвесь то, что вы и ваш отец можете приобрести
против того, что вы можете потерять. Я не настаиваю на том, чтобы вы приняли немедленное
решение. У вас будет разумное время на размышление". Это было
тонко завуалированная угроза и приказ.

Всю ту ночь, не в силах уснуть, она обдумывала этот вопрос
тщательно; она поворачивала и переворачивала его снова и снова и увидела это сейчас
с этого ракурса, а теперь с того; и чем больше она изучала это во всех деталях
его направленность, тем хуже оно становилось. От этого не было спасения.

Предположим, хотя она знала, что никогда, никогда не сможет надеяться
удовлетворительно объяснить их, она, тем не менее, рассказала своему отцу об
этих письмах и той роли, которую они должны были сыграть, теперь, когда его собственные
дела достигли кризиса? Она могла представить, как говорит ему, что
он должен прикрываться ее юбками, если хочет спастись от
разорения. Это ... Джеймсу Юстису!

Предположим, что палец Каролины на спусковом крючке соскользнул, как это сделал Хантер
беспечно признался могло бы случиться: тогда что? Но это женщина в
дела, которые всегда страдает больше всех и дольше всех; это женщина,
всегда, кто платит большую цену. Ее страхи усилили воображаемое
зло, ее гордость была распята.

Больше всего ее мучило то, что они на самом деле заставляли ее участвовать в
катастрофе, которую можно было легко предотвратить. Хантер признал, что Юстис
мог бы выдержать шторм, если бы ему дали время. О, тогда выиграть время для
него! И она лежала там, уставившись в темноту влажными глазами. Как
могла ли она помочь ему, она, которая тоже была поймана в ловушку?

И в отчаянии она загорелась жалкой надеждой. Она не осмеливалась заговорить
открыто с кем бы то ни было, она не осмеливалась категорически отказать Инглсби
притязания, ибо это означало бы вызвать лавину. Что она
предложила себе, так это сдерживать его как можно дольше. Она
не была уверена до последней возможной минуты. Всегда существовал
шанс, что каким-то чудом милосердия Юстис сможет встретиться с
этими записками, когда придет срок. Позволь ему сделать это, и она тогда
расскажет ему все. Но не сейчас. Он нес слишком много, без
этого дополнительного бремени.

Ей стоило огромных усилий взглянуть ситуации в лицо, поскольку это касалось
ее и Лоуренса. Жизнь без Лоуренса! Одна мысль об этом
испытала ее сердце и показала ей, насколько неотъемлемо оно принадлежит ему.
Но при всей его любвеобильности и мальчишестве в Лоуренсе была
суровость, непреклонность, такая же несокрушимая, как один из Железных боков Кромвеля.
С ним знать означало бы действовать. Что ж ... он не должен знать. Это приводило
ее в ужас при мысли о том, что могло бы произойти, если бы Лоуренс узнал.

При сложившихся обстоятельствах для нее, казалось, был открыт только один путь - к
отказаться от Лоуренса, и это без объяснений. Ради его же блага она
должна была молчать - именно так, как Хантер и предполагал, что она будет. Что Лоуренс
должен думать о ней, даже потеря его привязанности и уважения, была бы
частью расплаты за то, что он был дураком.

Самым ненавязчивым образом они поддерживали с ней связь. Хантер
так ловко обвел вокруг пальца и так искусно смягчил и смягчил
Грубость Инглсби, что миссис Юстис стала открытой чемпионкой последнего
. Снисходительной и покровительственной, ей нравилось осознавать важность того, чтобы
одолжить очень богатому мужчине свой статус в обществе. Она настаивала, чтобы он
был неправильно понят. Людей с большим состоянием всегда неправильно понимают.
Никто не считает добродетелью проявлять милосердие к богатым - они откладывают
всю свою благотворительность на бедных, которые зачастую этого не заслуживают,
и к тому же, как правило, антисанитарны. Миссис Юстис поблагодарила своего небесного Отца
она была женщиной с широким кругозором и никогда не думала плохо ни о ком
мужчине только потому, что он оказался миллионером. У миллионеров есть
есть души, она надеялась? А сердца? Миссис Юстис сказала, что знала мистера
Благородное сердце Инглсби, моя дорогая, знали другие или нет.

Вынужденная, по-видимому, бросить Лоуренса, Мэри Вирджиния погружалась все глубже и
глубже в трясину уныния. Ужас перед властью Инглсби, как перед
чем-то сверхъестественным, нарастал в ней, ужас почти детский
по своей интенсивности. Он начал занимать нишу, освобожденную человеком-пугалом
, которым ее Отец угрожал ей в детской. Она могла
едва скрыть этот ужас, за исключением того, что инстинкт предупреждал ее, что
дать ему понять, что она боится его, было бы смертельно. И она чувствовала к нему
физическое отвращение, достаточно сильное, чтобы вызвать тошноту.

Тот факт, что она презирала и, возможно, даже не любила его и не предпринимала никаких
усилий, чтобы скрыть свои чувства, ни в малейшей степени не смутил его мягкого
самодовольства и не оскорбил его гордости. Он знал, что даже Инглсби
не мог надеяться встретить Мэри Вирджинию больше одного раза в жизни, и
чем надменнее она была, тем больше нравилась ему; это добавляло ему
врожденное чувство власти, и это само по себе расположило ее к нему
невыразимо.

Но поскольку девушка все еще упрямо сопротивлялась, пытаясь уклониться от финального слова
слово, которое привело бы к катастрофической кульминации, как бы она это ни рассматривала,
Терпение Инглсби лопнуло. Он был полон решимости заставить ее прийти
к соглашению словами из ее собственных уст, и он не сомневался, что ее
последним словом должно быть "Да"; возможно, "Да" прозвучало достаточно неохотно, но
тем не менее та, к которой он намеревался прижать ее.

Чтобы сделать это последнее требование более впечатляющим, Хантеру не доверили
интервью. Хантер, возможно, сомневался в мудрости
этого, но Инглсби больше не мог отказываться от удовольствия иметь дело с
Мэри Вирджиния лично. Значит, в субботу вечером, миссис Юстис
в отсутствие мистера Инглсби, ухоженного, намассированного, безукоризненно выбритого
и шорн позвонил лично; и, не смея отказать, Мэри Вирджиния
приняла его, задаваясь вопросом, не наступил ли для нее конец света.

Он совершил ошибку, потому что Мэри Вирджиния прижалась спиной к стене,
буквально ожидая, когда рухнет крыша Юстиса. Но он не мог отказаться
от удовольствия наблюдать, как ее гордость склоняет перед ним свой гребень. Он сделал
не в восторге от посредника, даже такого успешного, как его секретарь.
Он решил, что у нее должно быть время до завтрашней ночи,
Воскресенье, чтобы прийти к решению - именно столько времени, и ни больше часа.
Он не молодел; он хотел жениться, основать великое
заведение, в качестве хозяйки которого Мэри Вирджиния должна блистать. А она
заставляла его терять время.

Что Инглсби удалось сделать, так это довести ее ужас до предела,
и наполнить ее болезненным отвращением к нему. Под гладкими
протестами, обещаниями, угрозами, завуалированными ненавистью и маслянистыми
улыбками открылся сам мужчина: грубый, брутальный, доминирующий,
безжалостный, самец животного с бычьей шеей и высокомерием, с маленькими глазками,
широкие ноздри, жестокие влажные губы, чувственные толстые белые руки, которые она ненавидела.
И он был так уверен в ней! Мэри Вирджиния почувствовала, что ей больно от
этой ужасной уверенности.

Вполне в его простоте, склонны быть знакомы и шуточные, он посмотрел
внаглую о прекрасный старый номер, который никогда раньше не занимал столь
жених для дочери этот дом. Наблюдал за ней самодовольным
взглядом признанного любовника, напуская на себя отвратительный вид собственника, такой
от которого хотелось придушить его, он не спешил уходить. Казалось
ей, что черные и иссушающие годы пронеслись над ее головой, прежде чем он
смог заставить себя подняться, чтобы уйти. Смерть вряд ли могла
быть холоднее к смертному, чем она была к этому мужчине весь вечер,
и все же это ни в малейшей степени не смутило его!

Он постоял мгновение, глядя на нее глазами собственника. "И
подумать только, что завтра ночью я буду иметь право открыто заявить о своих правах
ты моя обещанная жена!" - ликовал он. "Ты не можешь понять, что это значит
мужчине, чтобы иметь возможность сказать миру, что самые красивые женщины
в этом его!"

Прямо перед ней висел портрет основателя дома
в Каролине кавалер, бежавший в новый свет, когда Чарльз
Голова Стюарта опустилась в старом. Это было прекрасное и гордое лицо,
глаза открытые и смелые, рот твердый и сладкий. Девушка перевела взгляд с
него на Джорджа Инглсби и обнаружила, что не может говорить. Но когда она
стояла перед ним, высокая, гордая и бледная, ее красота, ее
притягательное очарование ударили мужчине в голову, как крепкое вино.
Быстрым и яростным движением он схватил ее руку и покрыл ее
горячими и ненавистными поцелуями.

От прикосновения его губ ее охватил холодный ужас. Она высвободила свою руку
и помахала ему в ответ с великолепным негодованием. Но Инглсби был
вырвался из рук; он зажал удила зубами, и теперь он
убежал.

"Ты думаешь, я сделан из камня?" он взревел, и маска соскользнула
полностью. Теперь в Инглсби не было лицемерия; это было
искренне. "Ну, а я нет! Я мужчина, мужчина из плоти и крови, и я
схожу по тебе с ума - и ты _миня_! Ты _mine_, и ты мог бы с таким же успехом
давай встретимся лицом к лицу с музыкой и познакомимся со мной, первым или последним.
Понимаешь?

"Я не такой уж плохой человек - что со мной, в любом случае? Почему
Я недостаточно хорош для тебя или любой другой женщины? Предположим, я не молод
выскочка с головой, набитой ерундой, и карманами, полными
ничего, может ли самый лучший поп-сойка из них всех сделать для тебя то, что могу я?
Может ли кто-нибудь из них предложить вам то, что могу предложить я? Пусть он попробует: я
повышу его ставку!

"Вот ... не стой там и не пялься на меня так, как будто я пытался перерезать тебе горло
только потому, что я поцеловал твою руку. Предположим, я это сделал? Почему
я не должен целовать твою руку, если я хочу? Это моя рука, когда все сказано
и сделано, и я поцелую ее снова, если захочу. Нет, нет, красавица, я
не буду, если это заставит тебя так на меня смотреть! Почему, королева,
Я бы ни за что на свете не напугал тебя! Я слишком сильно люблю тебя, чтобы хотеть делать
что угодно, только не доставлять тебе удовольствие. Я бы сделал что угодно, все, только чтобы доставить удовольствие
тебе, чтобы понравиться тебе! Ты поверишь в это, не так ли?" И он
протянул руки в умоляющем и страстном жесте.

"Почему мы не можем быть друзьями? Постарайся подружиться со мной, Мэри Вирджиния!
Ты бы подружилась, если бы только знала, как сильно я тебя люблю. Да что ты, я люблю тебя
с того самого первого дня, когда я увидел тебя, после того, как ты вернулась домой. Я был
направляясь в банк, я обернулся, и там был ты! На тебе был
серое платье, и вы носили фиалки, большую часть из них. Я чувствую запах
их пока. Боже! Это было все со мной! Я был без ума от тебя с самого
начала, и это становилось все хуже и хуже... все хуже и хуже!

"Ты не знаешь всего, что я собираюсь сделать для тебя, красавица! Я собираюсь подарить
тебе этот маленький старый мир, с которым можно поиграть. Для _ тебя_ нет ничего слишком хорошего.
Посмотри на меня! Я еще не старик - я только начал зарабатывать
деньги для тебя. Теперь будь немного добр ко мне. Ты должен жениться на мне, ты
знаешь. Смотри сюда: ты целуешь меня на ночь, всего один раз, по своей воле
уилл, и я клянусь, ты получишь все под небесами, о чем попросишь меня
. Хочешь нитку жемчуга, по сравнению с которой твоя будет похожа на
детскую игрушку? Я повешу миллион долларов на это твое белое
горло!"

Но в глазах девушки появилось то, что заставило его призадуматься. Они
стояли, уставившись друг на друга; и медленно винно-темный румянец исчез с
его лица, оставив его мертвенно-бледным. Вокруг его носа появились небольшие вмятины, а его
губы сморщились, как будто дьявол сжал их вместе.

"Нет?" - хрипло сказал он, и его челюсть напряглась, а глаза сузились
под его квадратным лбом. "Нет? Ты не будешь, а? Слишком красивый и гордый? Моя
леди, ты научишься целовать меня, когда я тебе скажу, и будешь достаточно рада
такому шансу, прежде чем мы с тобой закончим друг с другом! Почему, ты-я-О,
Боже милостивый! Почему ты пробуждаешь во мне дьявола, когда я всего лишь хочу быть
друзьями с тобой?"

Но она, с ужасным лицом, быстро повернулась и с высоко поднятой головой
вышла из комнаты, прошла через широкий холл и
поднялась по лестнице, даже не пожелав ему спокойной ночи. Пусть он примет
его увольнение как ему угодно - она больше не могла этого выносить!

Оказавшись в своей комнате, Мэри Вирджиния отпустила Нэнси на ночь. Ей
нужно было побыть одной, а цветная женщина была неугомонной сорокой.
Она яростно терла руки, как если для удаления пятна его
сенсорный. Что он посмел! У нее стучали зубы. Она едва могла сохранить
сама от крика вслух. Она умыла лицо, плеснула на себя немного туалетной воды
и упала в кресло, обмякшая и расстроенная.

_ Однажды!_

Она стояла перед концом и знала это. Потому что она должна была сказать "Нет". Она
ни на минуту не допускала перед собой возможности ее
собственная капитуляция. Она могла отказаться от Лоуренса, поскольку должна была; но она
не могла принять Инглсби. Что угодно, только не это! Самое большее, все, на что
она надеялась, это уклоняться от этого окончательного "Нет" до последнего момента, чтобы
дать Юстису хоть какую-то жалкую передышку, какую только могла. Только ее огромная любовь
к нему позволила ей сделать так много. И это не помогло. Когда
она думала о неизбежном крушении, она хлопала в ладоши,
тихо, с явным страданием. Это было все равно что стоять в стороне и смотреть, как какой-то
великолепный корабль разбивается вдребезги о скалы.

Только ее врожденная храбрость и ее настоящий и глубокий религиозный инстинкт спасли
ее от полного погружения в инертность и отчаяние. Она должна была
пробудиться. Другие женщины сталкивались с ситуациями, столь же невозможными
и невыносимыми, как у нее, и лучшие из них не позволили
заставить себя быть ручными и униженными. Даже в самом
худшем случае они ухватились за прекрасный шанс прожить свою собственную жизнь
по-своему. Что касается нее, конечно, должен быть какой-то выход из этого
рычание, какой-то немедленный способ, который привел бы к почетной свободе, даже без
надежда. Но как и где она могла найти какой-либо путь, открытый для нее, между
сегодняшним днем и завтрашней ночью?

На ее туалетном столике, с горсткой безделушек на нем, лежал поднос
, который Человек-Бабочка прислал ей, когда она окончила школу. Подбородок
в руки, Мэри Вирджиния смотрела рассеянно на достаточно яркие
бабочки ей было велено помнить мессенджеры подшипника на
их крылья любви приходском доме людей. Почему ... почему ... конечно!
Люди из приходского дома! Они обвинили ее, потому что не
поняли. Но если бы она попросила людей из Приходского дома о каких-либо
помощь в пределах их возможностей, она могла быть уверена, что получит ее без ограничений
.

Если бы она могла добраться до Приходского дома так, чтобы никто не знал, где она
была, Инглсби и Хантер отказались бы от этого интервью завтра
ночью. Худшее должно было случиться в любом случае, но если она не могла спасти
себя от чего-либо еще, по крайней мере, она могла спасти себя от
встречи с ними в одиночку. Чтобы иметь возможность сделать это, она пошла бы сейчас, в
посреди ночи, и рассказала бы падре все. Как бы она ни была взволнована
, она не могла выдержать часы между сегодняшним днем и завтрашним утром
здесь, одна. Ей нужно было добраться до Приходского дома.

Было уже больше одиннадцати. Нэнси отпустили на ночь,
она не боялась, что ей помешают. Она сделала свои немногочисленные приготовления,
выключила свет и села ждать, пока не убедится,
что все слуги легли спать, а улицы опустели. Она чувствовала себя так,
как если бы она была одинокой жертвой кораблекрушения на крошечном клочке суши, с
неизмеримыми темными глубинами по обе стороны.

Полуночный экспресс взвизгнул и исчез. Она включила свет
чтобы в последний раз взглянуть на свою милую, приятную комнату. Там был снимок
людей из Приходского дома на ее каминной полке, и она серьезно кивнула ему,
прежде чем снова погрузить комнату в темноту.

Она бесшумно проскользнула вниз и вышла. Полночь
воздух был пронизывающе холодным, но она этого не чувствовала. С одной сумкой в руках
держа все, на что, как она думала, она могла честно претендовать, Мэри Вирджиния
повернулась спиной к дому, который приютил ее всю жизнь, но
это не смогло бы долго укрывать своих людей, потому что
Инглсби собирался отобрать это у них. Это заставило ее вздрогнуть от
думай о нем как о хозяине под этой крышей. Старый дом заслуживал
более счастливой судьбы.

В лучшем случае Приходской дом мог быть лишь кратковременной остановкой.
Что было дальше, она не знала. Какое зло уготовила ей дальнейшая судьба
она не могла догадаться. Но, по крайней мере, она думала, что это будет в ее собственных
руках. Это было не так. Неожиданно и милосердно это было передано в
более умелые и сильные руки Человека-Бабочки.


Теперь, той ночью, Флинт обнаружил, что не может работать. Он был
необъяснимо подавлен. Он не умел читать; даже Библия, открытая на
его любимом Джоне, не принесла ему утешения. Он отодвинул книгу
в сторону, схватил шляпу и пальто и убежал в свое убежище исцеление
на открытом воздухе.

Некоторое время он тащился по проселочным дорогам, затем повернул в сторону города,
намереваясь пройти мимо дома Юстиса. Это был не первый раз, когда он
прошел Юстис дом ночью поздней, и просто, чтобы увидеть его спящим в
среди его сады удержал его и заставил его улыбаться в смутные
опасается, что его развлекали.

Он был почти у ворот, когда из них вышла девушка, и он
застыл как вкопанный, потому что это была Мэри Вирджиния. Секунду спустя, и
они стояли лицом к лицу.

"Не пугайся, это я, Флинт", - сказал он своим тихим голосом. И
затем он прямо спросил: "Почему ты гуляешь один в такой час? Куда
ты идешь?"

"В... в Приходской дом", - запинаясь, пробормотала она. Она была сильно поражена
его внезапным появлением.

"Вот именно", - многозначительно сказал Человек-Бабочка и забрал у нее
ее сумку. Он не задавал вопросов, не комментировал; но так
быстро, как только мог, он отвел ее в свои комнаты, поставил Керри на стражу,
и побежал за помощью.




ГЛАВА XVIII

СВЯТОЙ СТАНИСЛАУС СГИБАЕТ ЛОКОТЬ


Голос Мэри Вирджинии затих, и она снова погрузилась в свои
кресло, мрачно уставившись на огонь. Ее лицо, испачканное слезами,
длинные косы волос, рассыпавшиеся по плечам, она была так похожа на грустного
и обиженного ребенка, что ее жалость тронула бы и
растопила бы сердца, более жесткие, чем наши.

Человек-Бабочка слушал, не прерывая. Он сидел, наклонившись
слегка вперед, скрестив колени, левая рука согнута, чтобы поддерживать
локоть правой, а подбородок подперт правой ладонью, сложенной чашечкой. Его глаза
обладали пронзительной ясной прямотой орла; они горели
непоколебимым бледным пламенем. Он был намного проницательнее меня и видел огромное преимущество
узнав худшее, наконец-то полностью поняв Хантера и
Инглсби и мотивы, которые ими двигали. У него тоже была определенная
терпимость. Эти двое просто действовали в соответствии со своими представлениями; он
не ожидал ни большего, ни меньшего, поэтому сейчас он не был удивлен
неоправданным осуждением.

Но во мне безудержно поднялся боевой инстинкт. Мои руки - Убийцы
руки, руки солдат, а также священников, и они чесались
для оружия, предпочтительно меча. В ужасе и изумлении,
задыхаясь от гнева, у меня не было ни единого слова, чтобы успокоить это
жертва отвратительной хитрости. В самом деле, что я мог сказать; что я мог
сделать? Я беспомощно посмотрела на Человека-Бабочку, и более сильный мужчина
посмотрел на меня в ответ, серьезно и бесстрастно.

"Но что же делать?" Я застонала.

Казалось, он знал, потому что сразу сказал:

"Позови мадам. Скажи ей, чтобы принесла дополнительные накидки. Я собираюсь отвезти
Мэри Вирджинию домой, и мадам поедет с нами".

"Но почему бы ей не остаться здесь?"

"Потому что завтра утром ей лучше быть дома, пастор. Мы не должны
Предполагается, что она что-либо знает о ее делах, и я бы предпочел, чтобы она этого не делала
явитесь в Приходской дом. Кроме того, прямо сейчас ей нужен сон больше, чем
ей нужно что-либо еще, а в своей постели спится лучше.
Мадам проследит, чтобы она отправилась в свою постель и оставалась там ".

Я был совершенно готов передать это дело в руки Джона Флинта.
Но Мэри Вирджиния воспротивилась.

"Нет. Я хочу остаться здесь! Я не хочу возвращаться домой, падре".

Флинт покачал головой. "Прости", - мягко сказал он, "но я собираюсь
отвезти тебя домой". Он выглядел таким неумолимым, что Мэри Вирджиния пожала плечами
.

"О, хорошо, мистер Флинт, я пойду", - сказала она. "Какая разница
получится? Я даже лягу спать - как мне сказали ". И она добавила тоном, полным
неописуемой горечи: "Я читала, что люди ложатся и мирно спят
в ночь перед тем, как их повесят. Ну, я полагаю, они
могли: завтра им не предстояло столкнуться ни с чем, кроме смерти, но я..."
и у нее перехватило дыхание.

"Почему бы не принять как должное сегодня вечером, что о тебе позаботятся
завтра?" - предложил Флинт. "Мэри Вирджиния, ничто не бывает так плохо, как
это будет".

"О да, завтра обо мне позаботятся!" - язвительно сказала она. "Мистер
Инглсби позаботится об этом!" Она закрыла лицо руками.

"О, я не знаю!" Человек-Бабочка захлопнул рот на этих словах, словно
нож. "Инглсби может думать, что собирается, но я почему-то думаю, что он
не сделает этого".

"Ах!" сказала она презрительно. "Возможно, ты сможешь остановить его?"

"Возможно", - согласился он. "Если я этого не сделаю, это сделает кто-то или что-то другое.
Быть слишком везучим слишком долго - большая неудача. Видите ли, каждый должен
получить то, что ему причитается, и обычно это дается труднее всего, когда
они привязали себя к представлению о том, что они - Это. Почему-то мне кажется
Мистеру Инглсби предстоит немалая работа примерно в этом районе
сейчас."

"Между сегодняшним днем и завтрашней ночью?" с грустным презрением поинтересовалась она.

"Почему бы и нет? За ночь может случиться все, что угодно". Он посмотрел
на нее с проницательной оценкой: "Ты воспринимаешь себя настолько
серьезно, - сказал он, - что почти довела себя до того, что стала
трагичной. Эти парни знали, с кем имеют дело, когда они
атаковали _you_. Они могли бы поставить лимит, который вы никогда не назовете. До тех пор, пока
ты не сказал, до тех пор, пока им не с кем было иметь дело, кроме тебя, они
имели тебя там, где хотели. Но теперь, возможно, могут произойти вещи, которые
не были прописаны в программе ".

"Какие вещи?" она мрачно усмехнулась.

"Я пока не знаю, - признался он, - Но я знаю, что всегда есть выход
из всего, кроме могилы. Дело в том, чтобы найти правильный
способ. Это зависит от падре и от меня. Пастор, не могли бы вы последовать за
Мадам сейчас, пожалуйста? Чем скорее мы отправимся, тем лучше ".

Разве я не говорил, что моя мать - самая замечательная из женщин? Я разбудил ее
перед рассветом, сообщив ошеломляющую информацию о том, что Мэри Вирджиния
находится внизу, в мастерской Джона Флинта, и что она сама должна
одеться и проводить ее домой. И моя мать, хотя она выглядела своей
абсолютное замешательство, не оставлявшее мне никаких вопросов.

"Она в большой беде, и ты ей нужен. Поторопись".

Мадам выскользнула из кровати и потянулась за своей аккуратно сложенной одеждой.

"Подожди в холле, Арман; я буду у тебя через десять минут". И она
появилась, закутанная и в шляпе.

Оказавшись в мастерской, она бросила глубокий и испытующий женский взгляд на
бледную девушку в кресле. Ее лицо было таким милым от материнства
и любви, и жалости, и того глубокого понимания, которое лучшие женщины проявляют
друг к другу, что я почувствовал, как у меня сжалось горло. Собранные в мадам
обняв Мэри Вирджинию, она молча прильнула к своей старой подруге. У мадам был только
один вопрос:

"Дитя мое, ты рассказала Джону Флинту и моему сыну, в чем заключается эта твоя проблема
?"

"Да, я должна была, я должна была!"

"Благодарю за это доброго Бога!" - благочестиво сказала моя мать. "Теперь мы пойдем
домой, дорогая, и ты можешь спать спокойно - тебе больше не о чем
беспокоиться!"

Пожатие успокаивающих рук, милая безмятежность кротких глаз
и, прежде всего, совершенная уверенность маленькой леди вывели Мэри
Вирджинию из оцепенения. Она почувствовала, что больше не одинока
на милость безжалостного. Закутанная в накидки, которые предоставила моя мать
она остановилась у двери.

"Я думаю, вы простите мне любые неприятности, которые я могу причинить вам, потому что я
уверен, что все вы любите меня. И что бы ни случилось, я буду достаточно храбр, чтобы
встретить это лицом к лицу и перенести. Падре, дорогой падре, вы понимаете, не так ли?"

"Дитя мое, дорогое дитя мое, я понимаю".

"Я вернусь через полчаса, пастор", - многозначительно заметил Человек-Бабочка
. Затем все трое растворились в ночи.

Оставшись один, я был далек от того, чтобы разделять простодушную веру мадам в нашу
способность распутать этот жалкий клубок. Теперь я знал характер
мужчин, с которыми нам приходилось иметь дело. Я также понял, что в подобных случаях
Палец на спусковом крючке южанина не слишком тверд. Если смотреть с определенной точки зрения
если когда-либо люди заслуживали безоговорочного и тщательного убийства, то это были
эти двое. И все же этот смертоносный призрак заставил меня похолодеть, ради Мэри
Ради Вирджинии.

Для самого Юстиса я не видел впереди ничего, кроме разорения, но я страстно желал
помочь дорогой девушке, которая пришла ко мне в состоянии стресса.
Но что было делать? Как следовало действовать?

Я сидел там достаточно мрачно, опустив подбородок на грудь; ибо как
заговорщик, планировщик, конспиратор я особенно безнадежен
неудачник. У меня нет чувства интриги, и сама идея заговора
приводит меня в оцепенение.

Возможно, потому, что я священник по инстинкту, я всегда обнаруживаю в себе
мгновенную потребность в молитве, когда сталкиваюсь с необычным и
трудным. В свое время я молился над, казалось бы, безнадежными проблемами
и я думаю, что многие из них привели меня к четкому решению.
Майор Картрайт настаивает, что это просто потому, что я приношу желание
и воля воздействовать на данную точку и таким образом высвобождать непреодолимую
естественную силу. Он говорит, что молитва - это такая же наука, как, скажем,
математика - такие-то ее единицы и такие-то ее фиксированные
результаты. Что ж, может быть, и так. Все, что я знаю, это то, что когда я прошу о помощи, я думаю
Я получаю ее.

Поэтому я побежал к церкви и позволил себе войти. Я чувствовал, что, по крайней мере,
на несколько минут я должен преклонить колени перед алтарем и молить о помощи
для нее, которая была для меня как мой собственный ребенок.

Пустая церковь была совершенно темной, если не считать лампады в святилище и
маленьких красных огоньков, горевших перед статуями святых и
Богоматери. Все эти многочисленные маленькие огоньки отбрасывали лишь самые призрачные тени
яркий свет в темноте, но белый алтарь был виден благодаря
большему сиянию святилища лампады. Там он светился мягким и
чистый блеск, безотказный, спокойный, уравновешенный, горящий в ночи,
знак и символ, что Свет Любви, который не может потерпеть неудачу, но ожогов и
горит и не сгорает во веки и веки перед алтарем, что является
сама бесконечная вселенная.

Моя маловерная, моя вера, готовая остановиться, подняла голову над
всеохватывающими водами; дикая суматоха и мучения утихли: ... после
землетрясение, и огонь, и вихрь, тихий
голос....

Тогда я, для которого жизнь в лучшем случае может быть только работой и ожиданием, искал
пространство, способное молиться за ту, для кого жизнь должна быть "_ как свет
утро, когда восходит солнце, даже ясное утро без облаков;
и как нежная трава при ясном сиянии после дождика_." Я вспомнил
ее такой, какой она впервые пришла ко мне, маленьким любящим ребенком, чтобы заполнить мое
пустое сердце, бедное глиняное сердечко, которое не может даже крепко держаться за
любви к Богу, но этими хрупкими всемогущими узами простого человеческого
привязанность. И когда я думал о ней сейчас, такой молодой и такой измученной,
птичка, попавшая в силки птицелова, я бил себя в грудь от жалости
и от горя. О, как я должен ей помочь, как!

Я повернул голову, и там стоял святой Станислав на своем пьедестале,
мемориальные огни мерцали на его длинной мантии, его гладком мальчишеском
лице, его букете лилий. Я смотрел на него довольно рассеянно. Что-то
шевельнулось в моем сознании; что-то, что я всегда должен был помнить в
связи со Святым Станиславом....

В моем сознании, как на экране, промелькнула серия картинок -
наломал Трамп понес в приходском доме, мать смотрела с
обеспокоены и шокированы лицо, а зал помоями на топтание
ноги неуклюже носители; косматые столбы, шапки прочь, перебирая
ко мне, как к высоким авторитетом пакет тяжелый клеенчатый они нашли; я
открывая эту посылку позже и стоял пораженный и испуганный до
содержания; и тот же самый пакет, скрытые под рясой, осуществляется в течение
церкви и размещены по безопасности и режима секретности в ведение
маленький святой. Что ж, это было совершенно правильно; там было
ничего другого не оставалось делать; нужно было соблюдать тайну и осторожность, когда у тебя было
ты хранишь инструменты этого печально известного взломщика, Слиппи Макги.

Неудивительно, что я не связал эти фотографии с судьбой
Мэри Вирджинии Юстис! Нет, я не сразу понял их огромное
отношение к петициям, которые я повторял. И все это время, с
тупой настойчивостью, яростным упорством, они мелькали перед
глазами моей памяти - столбы, кричащий, проклинающий бродяга;
Уэстморленд размышлял вслух о том, почему ему было позволено спасать
такая явно никчемная жизнь; и маленький святой, скрывающий от людских глаз
все следы пропавшего Слиппи Макги. И, что еще более любопытно,
я не связал их с Человеком-Бабочкой. Бабочка человек
кто-нибудь вообще, еще и другой человек, человек
кого даже secretest мысли были восхищенные и уважительные. Он
был так далек от самой тени подобных вещей, что
думать о нем в
связи с ними было своего рода насилием над совестью. Я попытался выбросить воспоминания из головы. Я
хотел полностью сосредоточиться на проблеме Мэри Вирджинии.

И тогда то таинственное, скрытое "я" под "я", которое живет в нас далеко,
далеко под мыслями, инстинктами, совестью, наследственностью и даже
само сознание поднялось на поверхность с посланием:

_Слиппи Макги был величайшим взломщиком во всей Америке...._
"Клянусь Богом, skypilot, я могу открыть любую изготовленную коробку, очень просто!" ...
_ И так же, как его инструменты были спрятаны в Святом Станиславе, Слиппи Макги
сам был спрятан в Джоне Флинте_.

Отшатнувшись, я вцепился в перила алтаря. Каким ужасным поступком я был
размышляя, какое страшное искушение осаждало меня здесь, под
светом лампады святилища? Я укоризненно посмотрела на Святого
Станислава, как будто этот юноша-серафим предал мое доверие. Я
подозревал, что он слишком стремится избавиться от двусмысленности
доверие, навязанное ему даже без вашего разрешения. Возможно, он
был втайне раздражен тем, как использовали его раскрашенное подобие
и воспользовался этой первой возможностью, чтобы выпутаться из
положения, в котором самый смелый святой из них вполне мог бы поколебаться
найти самого себя.

Я начал рассматривать Джона Флинта таким, каким он был, работу, которую он
выполнил, великолепную структуру той жизни, которую медленно и
кропотливо выстраивал и прожил так чисто при свете дня. Не
только эта старая злая личность была сброшена, как личинка
кожа; он вышел из нее другим существом, существом, достойным любви,
мудрым, нежным, полным очарования. Даже намек на меланхолию, который был
становясь все более и более его частью, вызывал симпатию к нему у других, ибо
шире и ярче становился свет, к которому он неуклонно поднимался,
тем более заметной и трогательной была эта смягчающая тень.

И я, который был слушателем его гения, я, который наблюдал
, молился и служил у колыбели его роста, был ли я одним из
всех людей, кто угрожал его свержению? Увы, какое безумие овладело мной, что
Я вызывал перед самым алтарем мрачный призрак Слиппи Макги?

Передо мной процессией прошло лицо Лоуренса со всем его
мальчишеский румянец исчез с него, и великолепие его юности исчезло; и
склоненная и смиренная голова Джеймса Юстиса, одной из больших и благородных
душ этого мира; и невинная красота Мэри Вирджинии,
задумчиво-притягательное; за ними следовало красивое безжалостное лицо
Хантера, ослепительно светловолосого, золотоволосого, как Бальдур; и поросячьи глазки
и тяжелый подбородок Инглсби, жестоко доминирующий; а затем милый
причудливый облик самого Человека-Бабочки. Они прошли; и я пал
с каким-то тихим отчаянием начал молиться за всех нас.

И все это время ровный розовый свет лампады в святилище падал
на меня, и маленькие огоньки мерцали перед безмолвными святыми. Я
взял себя в руки, заставил себя взять себя в руки. Я этого не делал
минимизировать риск пятно, ни одна опасность. Я точно знал, что был на
кол. И сделав это, я решил, после моего курса:

"Если он думал об этом сам, то я помогу. Но если у него есть
нет, я не буду предлагать этого, нет, что бы ни случилось ".

Я сказал себе, что произнес бы еще десять "Хейлмари", и я произнес их с
Отче наш в конце. И без дальнейших молитв я поднялся на ноги.
Церковь, казалось, была полна затаившего дыхание шепота, как будто он
наблюдал и слушал, пока я подошел к Станислаусу и подтолкнул его
назад. Он довольно тяжелый и крупный мальчик , несмотря на всю свою святость .
стройность. В углублении внутри, на сгибе его руки, лежал
пакет из клеенки, который он хранил все эти долгие годы, ожидая
сегодняшней ночи.

"Если ты когда-нибудь молился за смертных, находящихся в опасности, молись, ради любви к Богу,
за всех нас этой ночью!" Я сказал ему. И с пакетом в складках
моей сутаны я вернулся через темный сад и вошел в
комнаты Человека-Бабочки, и едва был за дверью, когда он
вернулся сам.

"Не встретили ни души. И они вошли, никого не разбудив в доме.
" самодовольно сказал он, потирая руки перед камином. "Я
подождал, пока наверху зажгут свет. С ней все в порядке, сейчас
Мадам с ней ".

"Ты ... ты что-нибудь придумал ... каким-нибудь способом, Джон?" Я задрожала,
и подумала, слышал ли он, как колотится мое сердце о ребра.

"Ну, я думал, что у нее есть время до завтрашней ночи, чтобы прийти к
условиям", - сказал он и повернулся ко мне лицом. "И она не может их принять.
Никто не смог бы - то есть не такая девушка, как она. Что касается Инглсби, он мог бы
подтолкнуть Юстиса ко дну, но он не был бы так самоуверен в ней, если бы
это было не из-за тех писем. Она боялась того, что может произойти, если
Юстис или Лоуренс узнали о них - кто-то рисковал
быть уложенным в постель лопатой. Вот где они ее держали. Немного
невыносимо думать об этом, не так ли?" Он говорил так мягко, что я подняла глаза
с удивлением и некоторым разочарованием.

"Что ж, - сказал я с сожалением, - если вы зашли так далеко, то мы
все еще находимся в начальной точке".

"Нет необходимости заходить дальше и становиться хуже, пастор", - спокойно сказал он. "Я
увидел, что в первую минуту я мог видеть что угодно, кроме красного. И все же ты...
знаешь, когда она рассказывала нам об этом, я, как дурак, подумал о
все, кроме правильных поступков, начиная с использования мешков с песком и шантажа
Инглсби, вплоть до нападения на Хантера с автоматом?

"Когда я прояснил свои доводы, я вернулся к исходной точке
пункт - письма, Парсон, письмо в сейфе в кабинете Хантера.
Получив письма, она была бы свободна - единственное, чего Инглсби не хочет
чтобы это произошло. Мы должны получить эти письма ".

Во рту у меня пересохло, как от лихорадки, и я видела его как в тумане.

"Я не знаю, - продолжал он, - согласны ли вы со мной, пастор, но, на мой
взгляд, лучший способ бороться с дьяволом - это огонь. Что вы сделали
с этими инструментами?"

"_инструменты?_" сухим шепотом. "_инструменты_, Джон?"

"Инструменты. Набор. Макет. Они у тебя были. Не мог бы ты прикоснуться к ним в
спешке сегодня вечером? Не пялься так, парень! И, ради любви Господней, не делай этого
ты говоришь мне, что уничтожил их! Что ты сделал с моими инструментами?"

Четыре ветра ревели у меня в ушах, и один из них поднял волосы на голове,
как будто мимо проехал Всадник на Бледном Коне. Вместо ответа я
положил перед ним на стол тяжелый сверток, тяжело опустился на стул,
и закрыл лицо руками. О, Станислаус, маленький святой, что
мы с тобой сделали этой ночью с Человеком-Бабочкой?

Когда я снова поднял глаза, он уже поднялся. Вцепившись руками в край
стола так, что побелели костяшки пальцев, и вытянув шею
вытянувшись, он смотрел во все глаза. У него вырвался тихий свист.
Удивление, недоверие, своего рода ироническое развлечение и растущая
твердая решимость отразились в его меняющемся
выражении лица. Раз или два он облизал губы и сглотнул. Затем он сел
снова, намеренно, и устремил на меня долгий и несколько
приводящий в замешательство взгляд, как будто он приводил в порядок и сводил в таблицу свою
оценку отца Армана Жана Де Рансе. Он взял его голову в свои
руки и с прищуренными глазами обдумывал немедленный план действий,
к которому его обязывало обладание этим пакетом. Можно было предположить,
что он взвешивал и предусматривал все возможные непредвиденные обстоятельства.

Он осторожно развел свои изящные руки ладонями вверх и согнул
их; затем, повернув их, он положил их плашмя на стол и снова
растопырил пальцы. Это были примечательные руки - изящные, гибкие,
сильные, как сталь, кончики пальцев с тонкой кожей такие же нежные и чувствительные
прикосновения, как антенны, с которыми он привык обращаться. Они были еще более
способнее, чем раньше, из-за изысканной работы, которой они были
обучены выполнять, работа, с которой может сравниться только самый опытный гранильщик
. Очевидно удовлетворенный, он придвинул сверток к себе.
Прежде чем открыть его, он поднял свои холодные, голубые и ироничные глаза на
мои; и я уверен, что из них двоих я был намного бледнее и потрясеннее.

"Они были на сгибе руки святого Станислава". Я старался, чтобы мой голос звучал ровно.
"Я молился ... когда ты ушел". - Он покачал головой. - Они были на сгибе руки святого Станислава". "Я молился". Почему-то мне было нелегко
объяснить ему. "И ... Я вспомнил.... И я
принес их с собой ... на случай, если ты тоже ... вспомнил..." Я не мог
идти дальше. У меня вырвался что-то вроде стонущего крика: "О, Джон, Джон!
Сын мой, сын мой!"

"Спокойно!" - сказал он. "Конечно, ты вспомнил, пастор. Это единственный
способ. Разве я не говорил ей, что всегда есть выход? Ну, вот и оно!"
Его забавная, кривая улыбка появилась на его губах; это заставило сжаться сердце в моей
груди. Никакая мысль о себе, о том, что это может значить для него,
казалось, не приходила ему в голову.

"Я молился", - сказал я, почти рыдая, - "Я молился. И, Джон, там стоял
Святой Станислаус... - Я снова остановилась, задыхаясь.

Он понимающе кивнул. Он методично раскладывал не
некрасивые инструменты. И как он подобрал их по одному, обработка
их своими сильными и эксперт пальцы и испытаний с
ястреб глазами контроля, а самые любопытные и тонкие изменения наворованного за
Бабочка Человек.

Мне казалось, что я был свидетелем пробуждения чего-то сверхчеловеческого.
Испуганный и очарованный, я увидел то, что можно было бы назвать апофеозом
Слиппи Макги, настолько выше его это было, вернулся и тонко и
ужасно слился с моим ученым. Это было так, как будто двое сильных и властных
индивидуальности намеренно объединили силы, чтобы создать более жизнеспособное
существо, чем любое из них, поскольку обучение, знания, умения и интеллект
обоих должны были принадлежать ему. Если бы такой человек, как _это_, когда-нибудь переступил
крайний срок, он был бы не просто "самым ловким взломщиком в
Америке"; он был бы одним из главных преступников земли. Я
полагаю, он, должно быть, почувствовал этот опьяняющий новый приход силы, потому что
от него исходило что-то вроде неистового и возвышенного восторга. A
потенциальность, пока еще ни добрая, ни злая, он предложил духовную
и физическую динамо-машину.

Он издавал тигриное мурлыканье удовольствия над инструментами, обращаясь с ними
пальцами художника и восхищаясь ими глазами
знатока. "Лучшее, что я мог получить. Все сделано на заказ. Проверенный синий цвет
сталь. Я никогда не придирался к цене, и вы бы мне не поверили, если бы я
сказал вам, сколько стоил этот макет наличными. Но они заплатили. Хорошая штука
в долгосрочной перспективе всегда окупается. Мне повезло, что я накрутил копов на то
последнее дело, иначе мне пришлось бы их бросить. Как бы то ни было, у меня как раз было время, чтобы
схватить их, прежде чем отправиться в путь к скайлайн. Им не нужно
что угодно, только не легкое растирание - локоть святого, должно быть, уютное местечко. Я
жаль, что у меня нет немного сока.

"Сок?"

"Нитроглицерин", - очень мягко, как ребенку. "Это производит не очень
много шума и экономит время, когда вы спешите - как вы обычно и делаете
в этом бизнесе", - он насмешливо улыбнулся мне. "Не этот
не могу без него обойтись". Быстрые пальцы остановились на долю
секунды, чтобы ласково погладить стальную дрель. "Раньше я знал
одного из лучших в мире, который никогда не использовал ничего, кроме определенной дрели,
любимую насадку и свое ухо. Однако кто-то настучал, так что последнее, что я слышал
о нем он писал двадцать лет подряд. Жаль тоже. Он был художником
в своем деле, этот парень. И его вкуса в галстуках я никогда не видел
равного ". Голос Человека-Бабочки, ровный и приятный
модулированный, утонченный голос звучал довольно непринужденно.

Он собрал свои инструменты и положил их в старый потертый футляр.
"Интересно, этот сейф с боковым засовом?" он задумался. "Скорее всего. Осмелюсь
сказать, что это всего лишь средняя комбинация. Однорукий егг мог открыть
большинство ящиков в этом городе с помощью жестяного крючка. В любом случае, это
должен был быть новый замок, который я не смог бы открыть. Если он покинул
письма в сейфе у нас в порядке - так что будем надеяться, что у него есть. Я
конечно, не хочу заходить в его комнату без крайней необходимости. Хантер не из тех,
кто сидит сложа руки, и я не чувствую того, что ты бы назвала настоящим
дружелюбным."

Один взгляд на его лицо с маленькими мерцающими дьявольскими огоньками, сияющими далеко
в глубине его глаз, заставил меня забормотать:

"О, нет, нет, нет, нет, так никогда не пойдет! Боже упаси тебя
заходить в его комнаты! Он, должно быть, оставил их в сейфе! Он должен был оставить
их в сейфе!"

"Уверен, что он оставил их в сейфе: почему бы и нет?" он отнесся легкомысленно к
мои ощутимые страхи. Скользнув в свое серое пальто, он натянул свою
фетровую шляпу, сунул руки в поношенные перчатки из собачьей кожи и
взял посылку. Никто в мире никогда не был меньше похож на
преступника, чем этот смуглолицый мужчина с проницательным взглядом и приятной
осанкой. Да ведь это был Джон Флинт, добрый охотник на насекомых всего Эпплборо
которого любили: "этот хороший, добросердечный и христианский человек, наш брат Джон Флинт,
иногда известный как Человек-Бабочка".

"Так вот, совсем не беспокойтесь, пастор", - говорил он. "Здесь
нечего бояться. Я позабочусь о себе, и я достану эти
буквы, если они в наличие. Я должен получить их. А что мне еще было
родился, хотел бы я знать?"

Вопрос застал меня как плетью по лицу.

"Ты был рожден, - сказал я яростно, - чтобы завоевать почетное имя, совершить
работу неоценимой ценности. И ты сознательно и донкихотски поступаешь
рискуешь этим, и я позволяю тебе рисковать этим, потому что счастье девушки
висит на волоске! Если вас обнаружат, это означает ваше собственное крушение, ибо
вы никогда не смогли бы объяснить, откуда взялись эти инструменты. Да! Вы стоите перед возможным
крушением и позором. Возможно, вам придется бросить свою работу на годы - у
ты думал об этом? О, Джон Флинт, остановись на мгновение и поразмысли! В этом
для тебя, Джон, нет ничего, кроме опасности. Нет, в этом нет
ничего для тебя, кроме..."

Он поднял руку жестом достоинства и упрека.

"... за исключением того, что я получаю свой большой шанс вмешаться и спасти девушку, которую я
случайно полюбил, от преследования и несчастья, если не хуже", - сказал
он просто. "Если я могу это сделать, какая, черт возьми, разница, что
случится со мной? Ты говоришь об имени и карьере! Боже, боже, что могло бы
что-нибудь значить для меня, если бы я знал, что она была несчастна?"

Волны эмоций нахлынули на него и затопили его лицо
страсть с сияющими глазами, обнаженная, бесстыдная и прекрасная. А я-то
считала его небрежным, беспечно идущим на риск!

"Пастор," - подумал он, "ты не все знаю? Нет, я полагаю, это не
пришло в голову, что человек вроде как должен любить девушку, ее. Но
Я знаю. Я думаю, что понял, когда впервые увидел ее, и она была
девчонкой-подростком в красной куртке, с кудряшками по плечам и лицом
похожим на маленькую свежую розу поутру. Помните ее глаза, пастор, какие
они были голубые? И как она смотрела на меня, так дружелюбно - на меня, заметьте,
каким я был! И она вручила мне мотылька Катокала, и она подарила мне Керри.
"Вы такой хороший человек, мистер Флинт!" - говорит она, и, клянусь Богом, она имела в виду
это! Маленькая Мэри Вирджиния! И она стала быстро что-то во мне
что никогда не было никого, кроме ее, что не могла когда-нибудь принадлежать
никого, кроме нее, нет, не если бы я жил тысячу лет и имели
выбор земли.

"Однако, пока она не вернулась, я не знал, что принадлежу ей
которая никогда не могла принадлежать мне. Если бы я был мертв на одном конце света
а она мертва на другом, мы не могли бы быть дальше друг от друга, чем жизнь
поставил нас двоих, которые могут видеть и говорить друг с другом каждый день!"

"И все же..." Теперь он посмотрел на меня и по-мальчишески рассмеялся, "и все же это
не ради Мэйна, которого она любит, это не ради тебя, ни Юстиса, ни кого-либо еще
мужчина, кроме меня одного, чтобы помочь ей, оставаясь тем, кто я есть, и тем, кем я был
! Рискует? Подвести ее? _ Я?_ Я не мог подвести ее. Я достану эти
письма для нее сегодня ночью, если Хантер спрятал их в луче своего
глаза!" Он повернулся ко мне с внезапным белым свирепым взглядом, который
ужаснул меня. "Я мог бы убить его своими руками", - сказал он с тихим
холодная смертоносность, пробирающая до мозга костей", и Инглсби вслед за ним, за
что они заставили ее вынести! Когда я думаю о сегодняшней ночи... этот грубиян
осмелившийся прикоснуться к ней своим свиным ртом... я...я...

Его лицо исказила судорога; но после минутной яростной борьбы
дисциплинированный дух победил.

"Нет, у нее и без этого было достаточно неприятностей, так что они в безопасности
от меня, они оба. Я бы не сделал ничего, что могло бы подвергнуть ее опасности
счастье спасти мою собственную жизнь. Она была рождена, чтобы быть счастливой - и у нее
будет свой шанс. Я позабочусь об этом, Мэри Вирджиния!"

Мужчина, казалось, рос, расширялся, возвышался передо мной, как гигант. Далее
перед раскаленной добела лавой чистых чувств вся остальная любовь
расточаемая Мэри Вирджинии в течение ее счастливой жизни, казалась ничтожной
и мелочной. Рядом с этим яростное желание Инглсби съеживалось до омерзения
мелкое и пресмыкающееся; а моя собственная привязанность была всего лишь старой привязанностью
священника; и даже сильная и верная любовь Лоуренса казалась
бледный и мальчишеский в свете этой величественной страсти, которая отдала все
и взамен попросила только право служить и спасать.

"_ Поставь меня как печать на сердце твоем, как печать на руке твоей; ибо
любовь сильна, как смерть _ ...

"_ Никакие воды не могут погасить любовь, как и наводнения не могут ее заглушить: если бы
мужчина отдал все имущество своего дома за любовь, это было бы
полным презрением _."

Отчаянно пытаясь уцепиться за эти лохмотья здравого смысла
насколько я мог ухватиться:

"Это твой долг перед самим собой", - сумел я сказать. "Да, да, человек
в большом долгу перед самим собой и своей работой, Джон. Ты рискуешь слишком
многим - именем, друзьями, честью, работой, свободой. Ради Бога, Джон, сделай
не стоит недооценивать опасность. У вас не было времени обдумать это ".

"Хо! Послушайте, как пастор проповедует своекорыстие!" - издевался он. "Он молодец
, что сделал это - в этот час своей жизни!"

"Говорю тебе, ты подвергаешь опасности все", - настаивал я. Я мог бы принести это
посылку, но, по крайней мере, он не должен бросаться на нож без предупреждения.

"Я знаю это - я не дурак. И я говорю тебе, что это того стоит.
Сегодняшняя ночь придает смысл мне и всей моей жизни, хорошему и плохому
вместе взятым. Рисковать? Я приму все, что грядет. Оставайся здесь и
помолись за меня, пастор, если тебе от этого станет лучше. Как
что касается меня, то я ухожу".

На этом я потерял все остатки банального повседневного здравомыслия и
позволил себе без дальнейших колебаний окунуться в дикий поток
ночи.

"О, очень хорошо!" - сказал я пронзительно. "Ты будешь рисковать, ты пойдешь на...
рискуешь, хейн?_ Друг мой, ты не выйдешь из этого дома этой ночью
без меня!" Он уставился на меня, как мог, но я скрестил руки на груди и
уставился в ответ. Пусть уходит от меня, согнутого по таким делам? Я сидеть в
дома сложа руки, ожидая вопроса, каким бы оно ни было?

"Я имею в виду, Джон Флинт. - Я иду с тобой. Значит, это был не я, который
сохранил эти инструменты и держал их наготове? Что бы ни случилось с
тобой, теперь это происходит и со мной. Тебе совершенно бесполезно спорить,
хмуриться, скрежетать зубами, ругаться подобным образом. И будет
опасно пытаться обмануть меня: я ухожу!"

Ибо он протестовал, яростно и сквернословно. Его сквернословие было таким
искренним, таким серьезным, таким проникновенным, что достигло высот
настоящего красноречия. Кроме того, он сделал все, кроме того, что сбил меня с ног и запер меня
в помещении.

"Что бы ни случилось с тобой, это случится и со мной", - упрямо повторила я, и я
нельзя было трогать. У меня было смутное представление о том, что каким-то образом мое присутствие рядом с
ним могло бы защитить его в случае каких-либо неприятностей и свести к минимуму
его риски.

Я побежала в его спальню и нахлобучила на голову его лучшую шляпу, оставив свою
биретту на его кровати; и я надела его новое темное пальто поверх своей
сутаны. Оба позаимствованных предмета одежды были мне великоваты, шляпа
съезжала на уши, рукава пальто закрывали руки. Я, будучи
худой, как очищенный ивовый прутик, и одежда висит на мне, как на вешалке
для одежды, осмелюсь сказать, что я представляю собой достаточно печальную и нелепую фигуру.
Флинт, стоящий и наблюдающий за мной со своим грабительским свертком под мышкой,
неудержимо хихикнул, и его глаза сощурились.

"Парсон", - сказал он торжественно, "я видел всех сортов и размеров и цветов
условия мошенники, вверх и вниз по линии, в свое время и
поколения, но поверь мне ты а за клевету и оскорбление на
вся профессии. Ах ты, сумасшедший он-ангел, ты разобьешь им сердца
просто посмотреть на тебя!" И он ухмыльнулся. В такой момент он
ухмыльнулся с видом веселого и беззаботного диаблери. Они -
непонятный и необъяснимый народ, ирландцы. Я полагаю, что Бог любит
Ирландец, потому что он действительно не знает, как еще к ним отнестись.

"Это разобьет мое собственное сердце и, возможно, сердце моей матери и Мэри
"Вирджиния" сломается, чтобы составить ему компанию, если с
тобой этой ночью случится что-нибудь плохое", - сурово сказал я. Я был не в настроении ухмыляться, я.

Он протянул руку и осторожно застегнул одной рукой слишком большой
воротник на моем горле. На мгновение, этим странным мальчишеским жестом
он ухватился за мой рукав. Он посмотрел на меня сверху вниз; и его
глаза расширились, лицо расплылось в причудливой нежности.

"Когда ты попадешь на небеса, пастор, ты заставишь их всех работать сотню раз
годы и день, пытаясь раскроить и сшить костюм sky clothes на размер больше
достаточно, чтобы соответствовать вашим реальным меркам ", - сказал он, неуместно. "Ты настоящий
игрок в священном спорте, давай, раз уж ты должен!" С этими словами он задул
погасил свет, и мы вышли в холодную и ветреную ночь. Было
десять минут четвертого.

Вооруженный поясом для бутылок, рюкзаком и сетью, я провел бы много счастливых ночей
отправлялся с Человеком-Бабочкой на охоту за тем, что мы могли бы найти
за выбранной нами добычей. Вооруженный теперь ничем более и не менее грозным
чем черными четками, на которых крепко сжата моя рука, я, Арман Де
Рансе, священник и джентльмен, вышел вместе со Слиппи Макги в те
часы, когда дух человека погружается в глубокий сон, чтобы помогать и
поощрять, подстрекать, помогать и потворствовать, ни больше ни меньше
чем кража со взломом.




ГЛАВА XIX

Ввод-вывод СЛИППИ МАКГИ


Дул ветер, который предшествует рассвету, причудливый и озорной
ветер, хотя и не злой. Можно было бы представить, что это оживляется теми
резвыми и капризными природными духами, которых старый Отец церкви
обычно называл обезьянами Бога. Время от времени сильный поток
скопившиеся облака превратились в мечущиеся волны и покатились,
кувыркаясь по поверхности неба, и в этих кружащихся
массы, когда высокая луна играла в прятки, и звезды показывались, как
булавочные острия. Такие уличные фонари, как у нас, гасли в
полночь, затененные деревьями тротуары были в непроницаемой тени,
сады, которые окаймляли их, были предметом споров, полным гротеска
силуэты на фоне черных громад безмолвных домов, все они
глубоко спят. Что касается нас, мы тоже были тенями, чьи шаги были
беззвучны на песчаных тротуарах. Мы двигались в темноте, как путники
в Городе Ужасной ночи.

И вот мы наконец добрались до банка из красного кирпича, приближаясь к нему по
длинной полосе примыкающего к нему Макколл-гарден. Годами там
на деревьях и заборах висели потрепанные таблички "Продается",
но никто никогда не приближался к покупке недвижимости Макколла ближе, чем к тому, чтобы спросить
цену. Люди говорят, что Макколлы верят, что Эпплборо собирается
когда-нибудь соперничать с Нью-Йорком, и держат свой сад для того, чтобы он стал местом для высадки
небоскребов.

Я был очень благодарен Макколлу за оценку будущего Эпплборо, за
длинный участок, затененный их разросшимся кустарником, привел нас к
двери, ведущей в офисы на верхних этажах, без какой-либо возможной опасности
обнаружения.

Банк был величественным старым домом, прежде чем им завладел бизнес,
снесли все его нижние этажи и превратили его в сильный и
удобный банк. Это единственное здание во всем Эпплборо, в котором
всю ночь горит свет, что некоторые горожане считают
ненужным и экстравагантным; ибо разве старик Джексон не работает там
ночным сторожем? Старик Джексон потерял палец и кусок уха
перед Аппоматтоксом, и капитуляция лишила его всякой возможности
отплатить тем же. Это была его заветная надежда, что "какой-нибудь умный автобус
мошенники попытались бы залезть в мой банк как-нибудь... э-э... этими хьюх ночами ... и я
молю Бога, чтобы это были янки, вот и все ".

Почему-то они не пытались. Возможно, они слышали о Старине
Джексоне, который настороженно ждал, и знали, что он вовсе не слишком горд, чтобы
сражаться. Его квартирой была небольшая комната в задней части здания,
которую он делил с огромным серым котом по кличке Мосби. С этими двумя на страже
Эпплборо знал, что его банк неприступен, как Гибралтар. Но как
никто не мог проникнуть в хранилища сверху,
верхняя часть здания, отведенная под офисы, была, конечно,
совершенно неохраняемой.

Один достигал этих верхних отделений длинной стеной проход к
слева, где на боковине банк примыкает Макколл сад.
Дверь, ведущая на эту лестницу, расположена не на одном уровне с улицей, а отодвинута
на несколько футов назад; это образует небольшую нишу, куда не доходит мерцающий свет
через зарешеченные окна банка.

Джон Флинт вошел в эту маленькую пещеру, и я последовал за ним. Как будто по
по волшебству запертая дверь открылась, и мы бесшумно двинулись вверх по узкой
лестнице с прикрепленными к ней жестяными табличками. В начале пролета мы
остановились, пока фонарик давал нам ориентировку. Здесь короткий коридор
выходит в широкий центральный холл. Кабинеты Инглсби находятся слева,
из окон открывается вид на запутанную местность Макколл
плейс.

Прямо перед нами полдюжины наборов вставных зубов, расположенных в виде
ужасного круга вокруг коробки из-под сигар, полной удаленных коренных зубов, таких, как сделанные
один съежился, язвительно ухмыльнулся из стеклянной витрины перед кабинетом дантиста.
дверь офиса. Результатом был безгубый и жуткий смех.

Перед соседней дверью жеманно улыбался розово-белый бюст
из витрины салона красоты выглядывал бюст с тщательно уложенной прической
с копной желтых волос, в которых сверкали пряжки со стразами. Волосы
всех видов, оттенков и длины были собраны вокруг нее, как будто она
была верховным гением какого-то варварского культа скальпирования. Увиденный в
тот час, в бледном свете фонарика, этот жалкий налет
выпавшие зубы и отмершие волосы производили на человека печальное впечатление,
пренебрежительное отношение к человечеству. Однако у меня было мало времени на морализаторство по поводу волос и
зубов, потому что Флинт остановился перед дверью, на которой красовалась аккуратная медная
табличка с надписью:

 _Mr. Инглсби_.

У мистера Инглсби был письменный стол внизу, в банке, в маленькой помпезной комнате
комната с надписью "Кабинет президента", где в установленные часы он
председательствовал величественно; точно так же, как у него был большой пустой офис в Миллс, где
к нему был довольно легкий доступ, он был готов принять любого, кто мог
случайно застать его. Но эти комнаты, в которые мы входили без разрешения
были святая святых, центром этой широкой паутины
чьи нити охватили и заманили в ловушку государство. Это было бы примерно так же
легко случайно прогуляться в Ватикан для неформальной беседы с
Святой отец, явиться без предупреждения в присутствие Далай-ламы,
или по-соседски заглянуть к Царю всея Руси, как
проникнуть без приглашения в эти кабинеты в течение дня.

Мы ступили на бархатный квадрат ковра, покрывающий пол того, что
должно быть, когда-то было очень красивой комнатой для гостей, а теперь превратилось в очень
красивый личный кабинет. Нужно было уважать простоту и солидность
великолепие мебели из красного дерева, стульев, обтянутых кожей,
большой письменный стол, выполненный на заказ. Над старомодным мраморным камином висел
выполненный маслом портрет самого Инглсби в натуральную величину. Художник воздал
своему натурщику суровое правосудие - можно было бы назвать результат возмездием; и
интересно, понимал ли Инглсби, насколько это было безмерно разоблачительно.
Там он сидел, солидный, успешный, информированный, с каким-то жестоким
эгоизмом, который никогда не сдается. Несмотря на злобную
решимость выглядеть приятным, его улыбка была гораздо больше угрозой
чем обещание, которого можно было бы пожелать ради него самого, он нахмурился
вместо этого. Он горластый мужчина, этот Инглсби; и это с
бескомпромиссной прямоугольностью лба, жесткостью волос и
резкий намек на белизну в глазах придавал ему унылое сходство с быком
необученный.

Джон Флинт бросил на это очаровательное сходство один короткий и многозначительный
взгляд.

"Настоящий старый Дарем шортхорн, не так ли?" прокомментировал он низким голосом.
"Хочет броситься прямо из своего укрытия и растоптать. Взгляните на
этот нос, Парсон - ни за что на свете похож на двуствольное ружье!
Прекрасный зверь, Инглсби. Заставляет вспомнить о том интермедии с минотавром
раньше они переигрывали греков ".

Глядя на Лоуренса и Мэри Вирджинию, я увидел сходство.

Офис мистера Хантера был менее формальным, чем г-н Inglesby, и обстановка
с точной и критических вкус чужды Appleboro, где много
атрибуты достойного гражданина офис состоит из шерсти альпака, стул
и сосновый стол, три или четыре мухи-окроплена календари и потертый
регистры, и коробку опилок. К ним иногда может быть добавлена банка
пасты с дохлым тараканом в ней, или гончая собака, либо царапающая
блох или кусающихся мух.

Здесь квадратный ковер был коричневым, как опавшие сосновые иголки в октябре,
стены были нежно-коричневого цвета, потолок и деревянная обшивка цвета слоновой кости. Один
увидел между окнами книжный шкаф, заполненный книгами в красивых переплетах,
а на нем несколько предметов из такого старинного фарфора, которые привели бы в восторг мою
мать. На каминной полке из белого мрамора стояли одна или две фотографии с автографами в
серебряных рамках, пара старинных подсвечников причудливого и приятного
дизайна и тускло-красная керамическая ваза, полная японской айвы. Там
На стенах висело несколько хороших фотографий - веселый, дерзкий Detaille Lancer
чье мужественное лицо сражающегося француза согревало сердце; несколько
эскизов, подписанных известными американскими именами; и над камином
женская фигура, облаченная только в окружающий воздух, ее длинные волосы зачесаны назад
с ее плеч, и жемчужного цвета голубь садится на ее
вытянутый палец.

Я полагаю, можно было бы назвать всю комнату красивой, потому что даже письменный стол
был тем совершенством простоты, стоимость которого равна рубинам. Это была
однако не женская комната; в ней не было ни малейшего намека на
женственность в ее незагроможденной, разумной, властной упорядоченности. Это была
скорее, как сам Хантер - отполированный, совершенный, с ноткой завершенности
и уместности на нем, как на отличительном знаке. Ничего не выбивающегося из колеи,
ничего преувеличенного. Даже красный лепесток, упавший с керамической вазы на
беломраморную каминную доску, был последней нотой совершенства.

Флинт огляделся вокруг взглядом сокола, от которого ничто не ускользает.
На мгновение свет остановился на обнаженной фигуре над
каминной полкой - единственной настоящей обнаженной фигуре во всем Эпплборо, которая дорожит семьей
портреты распутных старых колонистов в париках, чокерах и
облегающие маленькие платья и раскачивающиеся дамы с очень низкими шеями и
шестнадцать нижних юбок, но где были известны возмущенные прихожане церкви
связать маленькую гипсовую копию глупого греческого раба в
носовой платок в качестве необходимой драпировки.

"Что я хочу знать, так это то, _ почему_ леди должна раздеваться догола
просто чтобы поиграть с голубем?" выдохнул Джон Флинт, и его тон был
придирчивым.

Это не показалось мне до последней степени причудливым,
невероятным, совершенно абсурдным, что такой человек делает паузу в такое
время, чтобы прокомментировать искусство, когда ондумаю, что это не так. Напротив, это было
последовательной и связной чертой того поразительного кошмара, в
который мы включили. Абсурд и невозможное всегда случаются в
снах. Я уверена, что если бы голубь на женском пальце раскрыл
свой нарисованный клюв и заговорил, скажем, о теореме бинома или о
Влиянии слишком высокой культуры на женские клубы, я бы послушала
с такой же серьезностью и таким же ужасающим отсутствием удивления. Я
болтал банально:

"Величайший из греков считал тело божественным само по себе, мой
сынок, и поэтому их самым благородным искусством была обнаженная натура. Некоторые современные люди думают
нет настоящего искусства, которое не было бы обнаженным. Сама истина обнажена ".

"Ага!" мрачно сказал мой сын. "Понятно! Ты снимаешь штаны, когда
выходишь, скажем, покормить своих цыплят, и ты не сумасшедший дом. Ты -
искусство. Что ж, если Правда обнажена, слава Богу, что все остальные из нас лжецы!"

То, что я здесь изложил, было делом одного момента. Флинт
отбросил это в сторону, как паутину, и быстро занялся своим настоящим
делом. В нише рядом с камином стоял сейф, и
перед ним он опустился на колени.

"Подержи фонарь!" - приказал он отрывистым шепотом. "Вот так ... вот так.
Теперь спокойно". Моя рука также сомкнулась на четках, которые я носил, и я
вцепился в бусины, как потерпевший кораблекрушение в лонжерон. Знакомое
ощущение их успокоило меня.

Я не знаю по сей день это безопасная, ни его фактического
сила, и я всегда избегала расспросов Джон Флинт об этом. Я
знаю, он казался невероятно прочным, большим, тяжелым, неподъемным. Там
Поверх него был темный льняной чехол, расшитый желтыми
маргаритками и их жесткими зелеными листьями. И там была латунная
кувшин для папоротника с когтистыми лапами и кольцами по бокам, которые почему-то навели меня на мысль
оковы на мужских запястьях.

"Немного ниже - слева. Итак!" - приказал он твердыми пальцами
Я повиновался. Он резко выделялся в четком овале - "самый умный мошенник
во всей Америке" снова за работой, поглощенный своей задачей, эксперт, воплощение
силы разума, противостоящей неодушевленной оппозиции. Он
улыбался.

Инструменты лежали рядом с ним, и совершенно инстинктивно его рука потянулась
за всем, что было нужно. Я думаю, он мог бы выполнить свою работу
с завязанными глазами. Однажды я увидел, как он приложил ухо к двери, и я
мне показалось, что я услышал слабый щелчок. Возможно, грызущаяся крыса произвела что-то
похожее на шум дрели, прокладывающей себе путь. За этим исключением
в комнате повисла ужасающая тишина. Я едва мог дышать при этом. Я
схватил четки и прочитал их, бусинку за бусинкой.

_ "Молись за нас, грешных, сейчас и в час нашей смерти..."_

Бывают моменты, когда время теряет свою силу и перестает существовать; перед
нашим часом мы, кажется, вышли из него в вечность, в которой
времени не существует, и где не может быть никакого отношения ко времени
между событиями. Они стоят на месте, или они растягиваются до неопределенного и
невероятные длины - все, все вне времени, которое не имеет власти над
ними. Так было и сейчас. Каждая доля каждой секунды каждой минуты
растянулась в столетия, между минутами прошла вечность.
Любитель гашиша кое-что знает об этом ужасе времени, и мне показалось, что я
съел гашиш той ночью.

Я все еще мог видеть, как он склонился перед сейфом; и все это время
вечности тянулись и тянулись по обе стороны от нас, бесконечности, через которые я
мог лишь частично перекинуть мост с Хейлмарисом и Нашими Отцами.

_"И не введи нас в искушение... но избавь нас от лукавого ..."_

Хотя я внимательно наблюдал за ним, будучи действительно не в силах оторвать от него своих
глаз, и хотя я держал свет для него такой
твердой рукой, я действительно не знаю, что он сделал, и как он заставил это
в безопасности. Насколько я понимаю, это заняло у него чуть больше четырнадцати минут.

"Вот она идет!" он вздохнул, и тяжелая дверь открылась, открывая
обычный интерьер, с бухгалтерскими книгами и довольно большим стальным хранилищем для денег,
которое также открылось мгновением позже. Флинт просмотрел содержимое,
и выделил из других бумаг две пачки писем, в которых были
вместе стаут резинки, и с карандашными заметками на
углу каждого конверта, с указанием дат. Он пробежал оба, поднял
меньший из двух, и я увидел, с невыразимым
облегчением, почерк Мэри Вирджинии.

Он запер хранилище, закрыл тяжелую дверцу нарезного сейфа и начал
собирать свои инструменты.

"Ты забыл положить остальные пакеты обратно", - напомнил я ему. Я
был охвачен неистовой лихорадкой нетерпения уйти, улететь с
бесценным пакетом в руке.

"Нет, я не забываю. Я видел пару имен на конвертах
и я скорее думаю, что целая куча этих писем будет интересна для
просмотра, - невозмутимо сказал он. "Это предчувствие, парсон, и у меня
вошло в привычку обращать внимание на предчувствия. Я рискну сделать это на основе
этих, во всяком случае. Они в подозрительной компании, и я хотел бы знать
почему. И он сунул пакет на сгиб руки вместе с
инструментами.

Свет был тщательно освещен на каждом дюйме пространства, которое мы прошли
, чтобы убедиться, что не осталось ни малейшего следа нашего присутствия
. Когда мы проходили через офис Инглсби, Джон Флинт иронично
отдал честь портрету, похожему на жизнь:

"На этот раз тебе закрутили кольцо в носу, старина!" - сказал он,
и повел меня в темный холл. Мы двинулись с той же изысканной осторожностью
которую мы проявили при входе, потому что не могли позволить себе присутствие Дэна
Острый старый слух Джексона уловил шаги над головой в этот час
утром. Теперь мы были у подножия длинной лестницы, и Флинт
беззвучно открыл и закрыл последнюю дверь между нами и свободой.
И теперь мы снова были на свежем воздухе, в благословенной тени
деревьев Макколл, и шли рядом с их старым, побитым непогодой забором.
В банке все еще горел свет, и я знал, что этот
грозный старый бунтарь-сторож мирно спит со своим
серым партизаном-мародерствующим котом рядом с ним. Он мог позволить себе спать
спокойно. Он не обманул своего доверия, поскольку у злоумышленников не было никаких
замыслов на золото банка. Будучи допрошенным, он мог твердо поклясться, что
никто не входил в здание. В доказательство, разве не были заперты все двери?
Кто должен вламываться в офис человека и грабить его сейф только для того, чтобы забрать
пачку любовных писем - если Инглсби подал жалобу?

Я помню, мы стояли, прислонившись к ограде Макколла, несколько
минуты, потому что силы внезапно покинули меня, голова закружилась, как волчок
, а ноги подкосились подо мной.

"Встряхнись!" - сказал голос Флинта мне в ухо. "Все кончено, и
ребенка назвали в честь его папы!" Его рука обхватила меня, рука, похожая на
стальной прут. Наполовину ведомый, наполовину несомый, я шел, пошатываясь, рядом с ним
как пьяный, сжимая четки и пачку любовных писем.

Улицы были все еще темны и пустынны, весь город спал. Но
на востоке, когда можно было мельком увидеть небо над деревьями,
туманно-серый цвет наползал на темноту; и утренняя звезда
великолепно полыхало в пространстве, которое, казалось, было расчищено для
этого. Где-то далеко амбициозный петух прокукарекал, призывая солнце взойти
.

Нам потребовалось много времени, чтобы добраться до дома. Было всего четверть пятого
когда мы свернули в ворота Приходского дома, срезали путь через сад
и добрались до комнат Флинта. Ослабевший, дрожа всем телом, я упал в
кресло и сквозь туман увидел, как он опустился на колени и подул на угли
догорающего костра, в который он бросил сучок легкого дерева. Румяный
отблеск заплясал в дымоходе. Затем он снова был рядом со мной. Очень
он осторожно снял шляпу и пальто. А потом я мирно сидел
в кресле Морриса, в моей старой сутане и с моей собственной старой биреттой на голове
и больше не было того тонкого жужжания, пронзительного и
мучительный, как у комара, поющий у меня в ушах. У моего колена стоял Керри,
его красивые карие глаза были полны серьезной озабоченности; а рядом с ним,
спокойный, добрый и деловитый, стоял сам Человек-Бабочка
наблюдая за мной с таким же вниманием. Я потерла лоб. Случилось невероятное
и, как все невероятные вещи, это было почти
до смешного просто и легко выполнимо. Вот мы были вдвоем,
священник и натуралист, в нашей собственной мастерской, а рядом с нами виляла старая собака
ее хвост. Может ли что-нибудь быть более банальным? Последний след
кошмара исчез, как дым, развеянный ветром. Если Мэри
Если бы писем Вирджинии не было в пределах досягаемости моей руки, я бы поклялся
что я только что очнулся ото сна, приснившегося мне в тот последний час.

"Она сбежала от них, они не могут прикоснуться к ней, она свободна!" Я
ликовал. "Джон, Джон, ты спас нашу девочку! Что бы они ни сделали
с Юстисом, они не могут сейчас затащить ее в зыбучие пески".

Но он продолжал расхаживать взад и вперед, расправив плечи, подняв лицо. Можно
подумать, что после такой ночи он должен был бы по-человечески устать,
но он начисто забыл о своем теле. Его глаза сияли, как пламя
освещенные изнутри, и я думаю, что в нем было то, что ирландцы
называют _Aisling_, видение наяву. Ибо вскоре он начал
говорить, как с кем-то очень близким ему.

"О, Господь Бог!" - сказал Человек-Бабочка с благоговейным и яростным
радость ", теперь у нее будет свое счастье, и это был не святой прист
и не прекрасный джентльмен, которого ты выбрала, чтобы помочь ей достичь этого - это был я,
Слиппи Макги, родился на улице и вырос в канаве, с
черт знает кем в отцы годится, и имя у него не свое! За
что я твой навсегда: _ У тебя есть я_.

"Ты сделал все, что может сделать даже Всемогущий Бог, дал мне больше, чем я когда-либо
мог бы попросить Тебя - и теперь от меня зависит исправиться - и я
сделаю это!"

Слушая, я почувствовал что-то похожее на то чувство, которое я испытал, когда
Я служил свою первую мессу - как будто меня подвели так близко к нашему Отцу
что я мог бы протянуть руку и прикоснуться к Нему. Ах! У меня был
очень малая часть, чтобы играть в искупление этого человека. Я знал, что это сейчас, а
чувствовал себя униженным и пристыженным, и еще благодарна за то, что еще так много было
допускается меня. Не я, а Любовь превратила грешника и преступника
в великого ученого и еще более великого любовника. И я вспомнил Мэри
Детская рука Вирджинии, вкладывающая в его руку Катокалу с серыми крыльями,
и как маленький мотылек, поднимающий крылышки печального цвета, одетый соответственно
его окружение, открывающееся под этим уродством и маскировкой
скройте изысканную, похожую на цветок красоту нижних крыльев.

Он приостановил свою размашистую походку и посмотрел на меня немного застенчиво.

"Парсон, ты видишь, каково мне?"

"Я понимаю. И я думаю, что из-за этого она более знатная леди, а вы более утонченный
джентльмен, - решительно сказал я. "Это было бы честью для нее, будь она в десять раз
какая она ... и она Мэри Вирджиния".

"Она Мэри Вирджиния, - сказал Человек-Бабочка, - а я ... такой, какой я есть.
И все же почему-то я уверен, что смогу заботиться о ней, что я смогу продолжать
заботиться о ней до скончания веков, не причинив ей боли или огорчения
мне. И после паузы он добавил, намеренно:

"Сегодня вечером я нашел кое-что получше, чем пачка писем, пастор.
Я нашел...Меня".

Некоторое время никто из нас не произносил ни слова. Затем он задумчиво сказал:

"Люди жертвуют церкви всевозможные вещи - посвящают их в
благодарность за милости, которые, как им кажется, они получили, не так ли? Лампы,
и модели кораблей, и стеклянные глаза, и восковые пальцы на ногах, и кожаные руки,
и костыли, и подтяжки, и тому подобное? Что ж, я тронут, чтобы
добровольно предложить себя. Я собираюсь отдать церкви свой
набор, и вы можете забрать его у меня, старая леди никогда не получит своего
закрепите еще один такой набор, пока Гавриил не протрубит в свою трубу
утром. Парсон, я хочу, чтобы вы положили эти инструменты туда, где они у вас были
потому что я никогда больше к ним не прикоснусь. Я не мог. Они... ну,
с этого момента они вроде как святые. Они - моя долговая расписка. Ты сделаешь это для
меня?"

"Да!" - сказал я.

"Я мог бы предвидеть, что вы это сделаете!" - сказал он, улыбаясь. "Еще одно
одолжение, пастор: могу я сам передать ей письма?"

"Сын мой, сын мой, кто, кроме тебя, должен это сделать?" Я подтолкнул пакет
через стол.

"Великий Скотт, пастор, вот уже пробило пять часов, и ты
не спал всю ночь!" - взволнованно воскликнул он. "Вот... больше никаких газов.
Иди приляг на мою кровать и вздремни немного. Я позвоню тебе вдоволь
у меня было достаточно времени для мессы ".

Я был слишком измотан, чтобы идти через сад в приход
Дом. Я страдал сам укладывал его в постель, как ребенок, и был мой
награда почти сразу провалившись в сон без сновидений, ни я
перемешать, пока он не позвонил мне, спустя пару часов. Сам он не
спал, но потратил время на то, чтобы просмотреть открытые письма на
своем столе. Теперь он указал на них с мрачной улыбкой.

"Пастор!" - сказал он, и его глаза заблестели. "Ты знаешь, на что мы
наткнулись? Динамит! Чувак, любой, у кого в руках такая куча почты, мог бы
разнести этот штат на куски! Вот тебе и догадка!"

"Ты имеешь в виду..."

"Я имею в виду, что я снял сливки с самых частных сделок Инглсби, вот
что я имею в виду! Я имею в виду, что мог бы отправить его и многих его приятелей в тюрьму
. Все годами говорили, что не было никакой гнилой
сделки, что он не был боссом и это не сходило ему с рук. Но никто
не мог это доказать. У него были люди повыше, которые ели из его
рука - что-то вроде договоренности: ты погладишь меня по голове, а я поглажу твою - и
вот доказательство, черным по белому. Разве ты не понимаешь? Вот
доказательство: они доставят ему товар!

"Это, - он похлопал по письму, - заставило бы любое Большое жюри закатить истерику,
заставило бы каждую газету штата разразиться заголовками, как ребенка
с корью, и сорвать крышку с вещей в целом - если они вырвались наружу.

"Инглсби собирается столкнуть Юстиса на дно, не так ли? Не полным кувшином. Он
собирается сыграть, что он патентованный спасатель. Он собирается _ быть _ этим
добрым самаритянином, которого он разыгрывал. Поговорим о поэтической справедливости - это
это все равно, что носить обувь на три размера меньше для него, с
косточками на каждом пальце!" И когда я с сомнением посмотрела на него, он рассмеялся.

"Вы не можете понять, как этим можно управлять? Вы когда-нибудь слышали о
the grapevine telegraph? Что ж, тогда дорогой Джордж получает весточку
завтра рано утром передайте по радио. Одного слова мудрому человеку
будет достаточно ".

"Он наймет детективов", - сказал я с беспокойством.

Человек-Бабочка вопросительно посмотрел на меня.

"С орлиным взором и усами моржа", - сказал он, ухмыляясь. "Конечно.
Но если люди в штатском сунут нос куда не следует, собираются ли они шерлок
приходской священник и городской охотник за мошенниками? _ Мы_ не проявляем никакого интереса к
Частной переписке мистера Инглсби, не так ли? Предположим, что письма мисс Юстис
ей возвращены, что это доказывает? Ну, вообще ничего
за исключением того, что парни, которые
взломали сейф, охотились не за ее корреспонденцией. Мы должны беспокоиться!

"Скажи, однако, разве тебе не хотелось бы увидеть их, когда они прогуливаются вниз
по тем прекрасным офисам и идут открывать этот прекрасный, защищенный от взлома
сейф с маленьким медным цветочным горшком на нем? Что за шутка! Святые
усатые черные кошки, что за шутка!"

"Боюсь, чувство юмора мистера Инглсби не является его сильной стороной",
сказал я. "Не то чтобы я испытывал к нему какую-то симпатию. Я думаю, он получает
только то, чего заслуживает".

"_Александр-медник причинил мне много зла. Пусть Бог воздаст ему
согласно его делам!_ - благочестиво пробормотал Человек-Бабочка и
усмехнулся. "Не волнуйтесь, пастор - Александр должен заболеть
сегодня или завтра у него будет пип. На что вы можете поспорить, что у него не все так плохо, что ему
придется с корнем разрушить все свои прекрасные планы, оставить мистера Хантера
за главного и отправиться куда-нибудь принимать грязевые ванны для своей печени? Поверьте
я, они ему понадобятся! Да ведь этот человек больше не сможет вздохнуть спокойно
более того - он будет ожидать удара в солнечное сплетение в любую минуту, не
зная не больше, чем кот Адама, кто ему это передаст. Он не может
указывать, кому доверять, а кого подозревать. Если вы хотите знать, насколько
Александру будет воздано по заслугам, взгляните
вот на это ". Он указал на буквы.

Я взглянул и, признаюсь, испугался. Мне показалось
крайне небезопасно для простых людей вроде нас знать такие вещи о таких
людях. Я был поражен до оцепенения этой коррупцией
эти сообщения были преданы, бесстыдное и подлое пренебрежение
законом и порядочностью, жестокое и циничное безразличие к общественному
благосостоянию. При виде некоторых подписей у меня закружилась голова - я почувствовал
печаль, разочарование, почти отчаяние за человечество. Я полагаю
Инглсби подумал, что разумнее сохранить эти письма - возможно, для
своей собственной безопасности; но неудивительно, что он их запер! Я посмотрел на
Человека-бабочку с открытым ртом.

"Вы бы не подумали, что люди, носящие такие имена, могут быть настолько испорченными,
не так ли? Некоторые из них тоже столпы церкви и женаты на
хорошие женщины и отцы хороших детей! Да что вы, я знавал мошенников
за которыми охотилась полиция дюжины штатов, такого бы не было
поймали мертвым на таких работах, как некоторые из этих. Инглсби этого не узнает, но он
должен благодарить свои звезды, что мы получили его письма, а не государственный обвинитель
Я не воспользуюсь ими без крайней необходимости.... Парсон, ты
помнишь, как однажды перепелка разбила из-за меня гнездо, и что сказал Лоуренс
, когда я хотел свернуть шею маленькому мошеннику? В этом суть
не в том, чтобы перевоспитать сойку, а в том, чтобы удержать его от повторения этого? Это
сигнал ".

Он собрал разбросанные письма, сделал из них аккуратный пакет и
положил его в ящик стола за стопкой записных книжек. А затем он
протянул руку и коснулся другого пакета, писем, написанных
Девичья рука Мэри Вирджинии.

"Вот ее счастье - долгие, долгие годы его у нее впереди", - сказал он
трезво. "Что касается тебя, забери эти инструменты и иди отслужи мессу".

Снаружи был ясный день, новый прекрасный день, и дыхание
утра сладко веяло над миром. Церковь была наполнена
ясным и ранним светом, молодым бледно-золотым светом нового весеннего солнца.
Никто из прихожан еще не прибыл. Прежде чем я пошел в
ризницу, чтобы надеть свое облачение, я вернул в руки святого Станислава
долговую расписку Слиппи Макги.




ГЛАВА XX

МЕЖДУ КРЫЛЬЯМИ БАБОЧКИ


На это было наложено очарование. Каждый знал, что это перерастет в один из
тех чудесных и сияющих дней, в зачарованные часы которых может произойти любое
изысканное чудо. Я совершенно уверен, что Господь Бог
прогуливался по саду прохладным апрельским днем, и что это было
весенним утром, когда ангелы посетили Авраама, бдительно сидя у
двери его шатра.

В самом воздухе витало что-то давно упущенное и вернувшееся,
пьянящий и трогающий сердце восторг, обещание, трепет, шепот
"_Април! Апрель!_", которую Зеленые Создания и хозяева The Little
Люди услышали за одну ночь. В темноте спящие души
золотые бабочки видели это во сне, знали, что это правдивое Слово, и теперь
они вышли, "Маленькие огоньки Бога", танцующие в лучах воскресного солнца.
Фритиллари из Красного залива услышала это, и вот она здесь, вся в своем
изысканном темно-красном платье, отделанном черным бархатом, и ее фартингейл
сверкающий серебром. И доблестный Красный Адмирал, храбрая красавица
Красный Адмирал, который бросил вызов более враждебным штормам, поправил свои раскрашенные
паруса, подставив их ветру, который был дыханием весны.

За воротами спирея осмелилась рассыпаться брызгами
источая застенчивый и мимолетный аромат, и то, что раньше было размытым пятном
серые канаты, натянутые на дубах, начали распускаться изумрудными и
расцвети аметистом - глициния была новорожденной. И каждый знал, что там
была роза чероки, за которой последует кизил белого цвета, и
новая чеканка золотых одуванчиков этого года была отчеканена на свежей
траве.

Не было птицы, которая не распевала бы _Април!_ во весь голос
голос от всего сердца; ибо разве мир не ожил снова,
разве это не было время любви и гнездышка, разве это не была весна?

Даже на усталых лицах моих коллег то сияющее утро сияло
это был свет надежды. Сами того не зная, они чувствовали себя жизненно важными
частью возрожденного мира, участниками его радости, потому что они были
детьми общей судьбы, обычными людьми, для которых этот мир -,
и без которого не могло бы быть мира. Классы, вероучения, нации, боги,
все это проходит и исчезает; Бог, и простые люди, и
весна остается.

Когда я был молод, мне, как и другим, нравилось слишком много размышлять о
греховности греха, печали печали, отчаянии смерти. Теперь
поскольку эти три ужасных учителя научили меня более истинной мудрости и
большей вере, мне больше нравится обращаться к славе надежды, мудрости
любви и простой истине о том, что смерть - это всего лишь преходящий этап
жизнь. Итак, в то утро я отправил своих работников домой, радуясь истине,
и сам от этого стал еще счастливее и обнадеженнее.

Позже, когда Клели угощала меня кофе и булочками,
Человек-бабочка пришел позавтракать со мной, держа под мышкой огромный рулон тех самых нью
йоркских газет, которые содержат то, что ошибочно называют комиксами
Приложения.

Он сказал, что купил их, потому что они "на вкус как Нью-Йорк", чего они
не делают. Точно так же, как майор Картрайт объясняет свою покупку ими
бесстыдным утверждением, что ему просто до смерти щекотно "видеть, что
Забытых богом идиотов эти янки могут выставить из себя, когда они
пытаются на полпути. Почему, сэр, один взгляд на их воскресные газеты должен бы
доказать любому здравомыслящему человеку, что безопаснее и разумнее умереть в
Южная Каролина, чем жить в Нью-Йорке!"

_ Я_ думаю, что Человек-бабочка и майор Картрайт покупают эти газеты
потому что они думают, что они _ смешные_! После того, как они прочитали и
похихикали, они дарят их Клели и папе Джануари. И вскоре
Клели раздает их цветному сельскому населению, которое ждет их, и которое
оклеивает ими свои дома. Мне приходилось давать советы заблудшим и
укреплять веру отступников под выпученными глазами бесчеловечных
созданий, чьи нечестивые выходки сделали тщетными многие молитвы. И все же
человеку-бабочке они нравятся! Разве это не удивительно?

Теперь он нежно положил их на стол и лукаво улыбнулся, увидев меня
искоса поглядывая на них.

"Знаете ли вы, - сказал он за чашкой кофе, - что Лоуренс приехал этим
утром в шесть часов? В январе он вышел в сад, демонстрируя
новые патентованные ульи судьи, а я остановился по дороге в церковь
и пожал руку через забор. Это было все, что я могла сделать, чтобы удержаться от
крика, что с миром все в порядке, и все, что ему нужно было сделать, это
радоваться. Я не знал, как сильно я заботился об этом мальчике до этого
утра. Парсон, это ужасная вещь - любить людей, когда ты
если подумать об этом, не так ли? Я сказал ему, что ты жаждешь встречи
он: и что мы будем искать его около одиннадцати. И я
намекнул, что если он не появится, то я пойду за ним с пистолетом.
Он сказал, что будет здесь во время удара ". Через мгновение он мягко добавил:
"Я полагал, что к тому времени они будут здесь - мадам и Мэри Вирджиния".

"Что! Вы уговорили Лоуренса приехать, пока она здесь, - не
давая ему никакого намека на то, что он, вероятно, встретится с ней?" Сказал я,
ошеломленный. "Ты смелый человек, Джон Флинт!"

Окна кабинета были открыты, и приятный ветер и теплое солнце заливали
в непроверенном состоянии. Жужжание пчел, запах медоносной саранчи только что
открылся, вплыл, и медленный торжественный звон церковных колоколов, и
ритмы, порхания, крики и свист с верхушек деревьев. Мы
могли видеть проходящие мимо группы наших соседей, отцов и матерей
пасущих маленькие стайки детей в их воскресных нарядах, бегущих рысцой
вместе со скромными субботними лицами по дороге в церковь. Бабочка
Мужчина выглянул, весело помахал проходящим мимо детям, которые помахали в ответ
радостный ответ, кивнул своим улыбающимся родителям, проследил за полетом
о трезвом супруге танагера и роскошно втянул носом воздух.

"О, кто-то же должен руководить сценой, пастор", - сказал он наконец беспечно
достаточно, но с намеком на усталость в глазах. "И затем исчезают
за кулисами, оставляя героя и героиню в центре внимания
прожекторы, оркестр настраивает "Голос, который дышал над
Эдем", - закончил он без тени горечи. "Поэтому я отправил мадам
записку от маленького черномазого репортера". Его глаза сощурились, и он процитировал
любимый афоризм цветных людей, когда они, кажется,
проявляйте скрупулезную осторожность: "Братец Кролик говорит: "Я уверен, что не ошибся".

"Ты смелый человек", - повторил я с уважением, которое заставило его
рассмеяться. Затем мы отправились в его комнаты, чтобы подождать, и пока мы ждали, я
попытался прочитать главу книги, которую мне не терпелось закончить, но
не смог, мои глаза соблазнились более зеленой и свежей страницей
открывающийся перед ними. Флинт курил ядовитую трубку и читал свои статьи.

Вскоре он ткнул пальцем в абзац и протянул мне
статью.... И я прочитал, где некто "Спайк" Фрейзер был застрелен насмерть
в рукопашной схватке с полицией, которая совершала налет на притон
предположительно, место встречи препарата-изверги. Давно хотела и по
вчера приперлись, Фрейзер боролся tigerishly и умер в своих треках,
предпочитая смерть захвата. Хитрое и скрытное существо, у него была
неоднозначная карьера в глубинах. Это был его один похвастаться тем, что более
кем он был знаком и был своего рода протеже некогда
пресловутая скользкая Макги, что король жуликов, чьи тела были найдены
в Ист-Ривер, несколько лет назад, и чьи дерзкие и загадочные
подвиги еще не были полностью забыты в полицию или
подземный мир.

"_Sic transit gloria mundi!_" - сказал Человек-Бабочка своим нежным
голосом и посмотрел на мирный сад и воскресную тишину
непроницаемыми глазами. Я вернул газету дрожащей рукой. Это
мне показалось, что глубокая и торжественная тишина на мгновение опустилась на
великолепие дня, в то время как призрак того, что могло быть невнятно произнесено
над нами в последний раз.

Из сердца этой тишины вышли две женщины - одна маленькая и розовощекая
и беловолосая, другая высокая, бледная и прекрасная той красотой, на которой
печаль наложила свой неотвязный отпечаток. Ее черные волосы обрамляли
ее лицо было цвета черного дерева, а голубые-преувеличенно голубые глаза затенены. По
странному совпадению, этим утром она была одета точно так же, как и тогда, когда
человек-Бабочка впервые увидел ее - в белое, а поверх него алый
жакет. Керри и маленький Питаш поднялись, встретили их у ворот и
проводили с серьезной вежливостью. Человек-Бабочка поспешно раскурил
свою трубку и отложил газеты.

"В твоей записке говорилось, что мы должны были приехать, что все было в порядке", - сказала
моя мать, глядя на него снизу вверх ясными и доверчивыми глазами. "Такое
облегчение! Потому что я знаю, что ты никогда не говоришь того, чего не имеешь в виду, Джон."

Он улыбнулся и взмахом руки поманил нас в мастерскую.
Мадам с нетерпением последовала за ним - она знала своего Джона Флинта.
Мэри Вирджиния подошла вяло, волоча ноги, ее глаза были мрачными на
лице без улыбки. Она не могла так быстро заставить себя надеяться, она, которая
так далеко зашла в засушливую страну отчаяния. Но он, с
чем-то нежным, гордым и радостным во взгляде, взял ее
не сопротивляющуюся руку и потянул вперед.

"Мэри Вирджиния!" Я не знал, каким богатым и глубоким может быть голос Человека-бабочки
. "Мэри Вирджиния, прошлой ночью мы обещали тебе, что если ты
доверял бы нам, Падре и мне, мы бы нашли правильный выход, не так ли
мы? Итак, вот что произошло: Падре обратился со своими проблемами к
Господу, и Господь вскоре отправил его обратно ко мне - с началом
ответа в его руке! И вот полный ответ, Мэри
Вирджиния". И он вложил ей в руку пачку писем, которые так много для нее значили
.

Моя мать негромко вскрикнула. "Арман!" - испуганно воскликнула она. "Она
рассказала мне все. Боже мой, как вы двое справились с этим между
полуночью и утром?" Сын мой, ты настоящий Злодей: посмотри мне в глаза
и скажите мне, нет ничего страшного, что там будет не плохо
последствия..."

"Там не будет никаких возвращений", - сказал Джон Флинт, с привлечением
уверенность в себе. "Что касается тебя, Мэри Вирджиния, тебе не нужно беспокоиться ни на минуту
о том, что эти парни могут сделать - потому что они не могут сделать
ничего. Они обмануты. Теперь слушай: когда ты увидишь Хантера, ты
должен сказать ему: "Спасибо, что вернул мои письма". Только это
и не более. Если возникнут какие-либо вопросы, пристально смотри. Смотри пристально. Если
в твоем отце есть какие-либо угрозы, _смайл_. Ты можешь позволить себе
улыбнись. Они не могут тронуть его. Но как эти письма попали к тебе в руки
ты никогда не должен рассказывать, ты понимаешь? Они пришли, и это
все, что тебя интересует ". Он начал тихо смеяться. "Все, что Хантер будет
хотеть знать, это то, что ты их получил. Он тоже игра, чтобы не потерять
без шума, и он сделает Inglesby проглотить свою дозу без
стукачество тоже. Так что ... вы закончите и сделали с г-н Хантер и Мистер
Инглсби! Его голос снова стал глубже, когда он мягко добавил: "Это был просто
плохой сон, дорогая девочка. Он ушел вместе с ночью. Сейчас утро,
и ты проснулся".

Но Мэри Вирджиния, белая как воск, уставилась на письма в своей руке,
а затем на меня и задрожала.

"Доверься нам, дитя мое", - сказал я, несколько встревоженный. "И подчиняйся Джону Флинту
беспрекословно. Делай только то, что он тебе говорит, говори только то, что он говорит
тебе говорить".

Мэри Вирджиния переводила взгляд с одного на другого, сунула сверток
мне, быстро подошла к нему и, положив руки на его плечи
со страстной серьезностью посмотрела в его лицо: доброе, мудрое,
милое личико, которое обожает каждый ребенок в округе Эпплборо, каждая женщина
доверяет, каждый мужчина уважает. Ее глаза прильнули к его, и он встретил это
поиск взор, не запинаясь, хотя казалось зонд для
корень его души. Мэри Вирджинии было хорошо, что эти храбрые глаза
уловили что-то от великих лиц, которые висели на его стенах, и
поддерживали с ним компанию и советовались днем и ночью, те, кто побеждал
жизнь и смерть и превратили поражение в победу, потому что они первыми
победили самих себя!

"Да!" сказала она с глубоким вздохом облегчения. "Я доверяю тебе! Благодарю Бога
за то, насколько я могу верить тебе и доверять тебе!"

Я думаю, что встреча лицом к лицу, которая была такой светлой и непоколебимой
в этом отношении Мэри Вирджиния, должно быть, догадалась о том, что до сих пор было
скрыто от нее непобедимой скромностью и сдержанностью этого человека; и, будучи сама самой щедрой, с большой и любящей душой, я думаю, она
полностью осознал величину своего дара. Ее имя, ее
надежное положение, ее счастье, надежды, которые были в ближайшие годы
воплотятся в реальность - о, мне нравится думать, что Мэри Вирджиния
увидела все это в одной из тех молниеносных вспышек духовного прозрения
это раскрывает больше, чем все более медленные годы жизни; мне нравится думать, что она видела он дал ей свободно, благородно, с радостью, великолепный любовный подарок от хромающего мужчины, в пустую руку которого она однажды вложила маленький серый подкрылье!

Я взглянул на свою мать и увидел по ее самому выразительному лицу, что она
знала и понимала. Она знала и поняла задолго до любого из нас.
"Если бы я мог предложить предложение", - сказал я как можно более будничным тоном, насколько я мог командовать, "оно заключалось бы в том, что чем скорее эти письма будут уничтожены, тем лучше".

Мэри Вирджиния взяла их у меня и бросила на угли
оставшиеся от вчерашнего костра - последнего костра сезона. Они
воспламенились не быстро, хотя они начали становиться коричневыми и тонкими
от них поднимались спирали дыма. Человек-Бабочка опустился на колени, сунул
пригоршню щепок светлого дерева под кучу и чиркнул спичкой
тут и там. Когда смолистое дерево вспыхнуло, буквы вспыхнули
вместе с ним. Они вспыхнули, а затем рассыпались; они исчезли в виде кусочков
обугленной и черной бумаги, которая исчезала от прикосновения; они исчезли
пока мы смотрели, девушка, стоявшая на коленях на коврике у камина и державшая руку на руке Флинта, и я с моим старым сердцем, поющим, как жаворонок, в моей груди и кротким взглядом моей матери, обращенным на всех нас.
Жизнь, краски и красота вернулись в лицо Мэри Вирджинии, и
в ее голосе снова зазвучала музыкальная сущность. Она была как сам день,
возродившийся из темноты прошлой ночи. Когда последний клочок почерневшей бумаги
закружился в дымоходе, и они вдвоем поднялись, самые
красивые и выразительные глаза под небесами смотрели вверх, как голубые и
росистые цветы в лицо Человеку-Бабочке. Она была слишком мудрой и слишком
нежной, чтобы попытаться поблагодарить его словами, и никогда, пока они были живы вдвоем ни один из них не упомянул бы об этом хотя бы раз; но она
взяла его руку ладонью вверх, бросила на него один глубокий долгий взгляд снизу вверх, и затем наклонила свою прекрасную головку и запечатлела в центре его ладони поцелуй, и нежно сомкнула пальцы на ней, чтобы навсегда сохранить
и воспоминание. Глаза наполнились слезами, и две крупные слезы упали
на его руку и неизгладимо омыли ее поцелуй.

Ни у кого из нас четверых не осталось дара речи. Одному Небу известно, что бы мы
сделали, если бы Лоуренс в этот момент не открыл дверь
и не вошел к нам. Я не думаю, что он полностью почувствовал
напряженность ситуации, которую снял его приход, но он побледнел
при виде Мэри Вирджинии, и он немедленно ушел бы, если бы моя
мать с радостным воплем не набросилась на него.

"Лоренс! Почему, Лоренс! Но мы не ждали тебя домой раньше
завтрашнего вечера!" - сказала она, по-матерински целуя его. "Мой дорогой, дорогой мальчик, как я рада тебя видеть! Какой счастливый ветер занес тебя сегодня домой,Лоуренс?"

"О, я закончила свою работу раньше срока и уехала, как только
Я мог бы", - Лоуренс кратко и скромно объяснил таким образом, что он выиграл
свое дело. Он направился к двери, избегая взгляда Мэри Вирджинии. Он
поклонился ей с формальной вежливостью. Он удивился открытой попытке обычно
тактичной мадам задержать его. Это было немного чересчур
ожидать от него! -"Я просто забежал посмотреть, как у вас все дела", - он старался говорить как можно небрежнее.
"Увидимся позже, падре. "Привет, ваша мадам". "Привет, Флинт". Он снова поклонился Мэри Вирджинии, с которой совсем сошел румянец, и которая стояла там,
было заметно, что она нервничает и огорчена.

"Лоуренс!" Человек-Бабочка резко заговорил. "Лоуренс, если бы парень
умирал от жажды, и ему предложили воду жизни, он был бы немалый дурак, если отворачивает голову в сторону и отказывается это видеть, не так ли?"

Лоуренс сделал паузу. Что-то в лице Человека-Бабочки, что-то в
моем и мадам, но, прежде всего, что-то в лице Мэри Вирджинии,
остановило его. Он стоял, пошатываясь, и моя мать отпустила его руку.

"Я так понимаю", - сказал Джон Флинт, смело переходя к самой сути вопроса
"Я так понимаю, Лоуренс, что ты все еще очень сильно заботишься
об этой нашей дорогой девочке?" И теперь он взял ее руку в свою и
успокаивающе сжал. "Скажем, больше, чем ты когда-либо могла бы заботиться о ком-либо
иначе, если бы ты дожил до того, чтобы соперничать с Мафусалехом? Настолько сильно, Лоуренс, что отказ от
возможности поверить, что она так же заботится о тебе, лишает сердцевины
жизни?" Его манера была простой и прямой, и настолько добр, что можно
только ответить ему в подобном духе. Кроме того, Лоуренс любил
Бабочка в человеке, как Ионафан очень любил Давида."Да," честно сказал мальчик, "я все еще забочусь о ней - вот так. Я всегда заботился. И всегда буду. Она знает". Но его голос был бесцветным."Конечно, ты знаешь, младший брат", - ласково сказал Флинт. "Разве ты не думаешь, что я знаю?
Но для тебя будет лучше говорить это вслух каждый раз, когда ты...". "Разве ты не думаешь, что я знаю?"время от времени. Свежий воздух полезен для всего, особенно для чувств.Сохраняет их свежими и здоровыми. Теперь, Мэри Вирджиния, ты чувствуешь то же самое то же самое относится и к Лоуренсу, не так ли?" И он добавил: "Не стыдись сказать самую прекрасную правду в мире, моя дорогая. Ну?"

Она покраснела и побледнела. Она умоляюще посмотрела в Бабочку
Лицо Мужчины. Она не совсем понимала, почему он должен вести ее так, но
она поймала кураж от своих. Один видел, как мудрого Кремня было
Лоренц поймали вот только сейчас. Одно мгновение она колебалась. Тогда:

"Да!" - сказала она, и ее голова гордо вскинулась. "Да, о, да, я
забочусь - вот так. Только гораздо, гораздо больше! Я всегда буду заботиться об этом, хотя он, вероятно, не поверит мне сейчас, когда я так скажу. И я не могу
винить его за то, что он сомневался во мне".
"Но так уж случилось, что я никогда не мог заставить себя сомневаться
в тебе", - серьезно сказал Лоренс. "Ну что ты, Мэри Вирджиния, ты - это _ ты_".
"Тогда, Лоуренс, - быстро сказал Человек-Бабочка, - поверь своим
старым друзьям на слово - мне, мадам, падре, - что ты был
самое божественно правильное продолжать верить в нее и любить ее, потому что
она ни на мгновение не переставала быть достойной веры и привязанности?
Нет, ни на мгновение! Она не могла, вы знаете. Она Мэри Вирджиния!
И обещаешь ли ты выслушать со всем своим терпением то, что она может
подумать, что лучше всего сказать тебе сейчас - а потом забыть об этом? Ты большой достаточно, чтобы сделать это! Она была в тяжелом положении, и ей нужна вся любовь, которая у тебя есть, чтобы помочь загладить свою вину. Может ли она быть в этом уверена, Лоуренс?

Лоуренс покраснела. Он посмотрел на своего старого друга с упреком в
прекрасных карих глазах. "Вы знаете меня всю мою жизнь, все вы", - сказал он,
натянуто. "Давал ли я когда-нибудь кому-нибудь из вас повод сомневаться во мне!"

"Нет, и мы этого не делаем. Ни один из нас. Но для твоей души полезно говорить об этом вещи вслух", - спокойно сказал Флинт. "И теперь, когда ты это сказал,
тебе не кажется, что вам двоим лучше пойти в Приходской дом в гостиную, это милое тихое место, и обсудить все это дело и выйти - вместе?"
Лоуренс посмотрел на Мэри Вирджинию, и то, что он увидел, наэлектризовало его.
Мальчишество затопило его, юность танцевала в его глазах, красота окружала его,
как солнечный свет.
"Мэри Вирджиния!" - сказал мальчик-любовник девочке-возлюбленной, "это
действительно так? Я была действительно права, все это время веря, что тебе ... не все равно?"

"Лоуренс, Лоуренс!" она почти плакала. "О, Лоуренс, ты уверен
_ тебе_ не все равно - пока? Ты уверен, Лоуренс? Ты _уверен_? Потому что ... я...я не думаю, что смог бы сейчас выдержать все это, если бы ... если бы я ошибся...
Я не знаю, мальчик ли побежал к девочке при этом, или девочка к
мальчику. Я скорее думаю, что они побежали друг к другу, потому что в другой
момент, совершенно независимо от нас, они цеплялись друг за друга,
а моя мама ходила вокруг них и искренне плакала и
бесстыдно и безмерно наслаждаясь собой. Мэри Вирджиния начала
заикаться:"Лоуренс, если бы ты только знал ... Лоуренс, если бы не Джон
Флинт... и Падре..." Они вдвоем держали нас двоих, каждого за
руку; а Человек-Бабочка был кирпично-красным и ужасно смущенным, он
испытывая священный ужас от того, что меня обнимают и благодарят.

"Ну, я сделал то, что сделал", - сказал он, чувствуя себя неловко. "Но", - он заметно просветлел - "если вы хотите знать правду, имейте ее. Если бы не это
благословенный кирпич священника, я бы никогда не смог сделать
что-либо для кого-либо. Не забывай об этом!"
"Что за нелепую чушь несет этот человек!" - сказал я, выведенный из себя этой
бесстыдной казуистикой. "Джон Флинт бредит. Что касается меня ..."

"Что касается вас, - сказал он с глубоким упреком, - вам следовало бы знать лучше, чем говорить такую наглую ложь в этот период вашей жизни. Мне
стыдно за вас, пастор! Да ведь ты прекрасно знаешь..."
"Да что ты, Джон Флинт, ты..." - начал я в ужасе.
Моя мать начала смеяться. "Ради всего святого, поблагодари их обоих и
покончи с этим!" - сказала она немного истерично. "Один Бог знает, как
им это удалось, но это лежит между ними, двумя большими гусями.
Слышал ли кто-нибудь когда-нибудь подобное?"

"Мадам, как всегда, права", - серьезно сказал Лоуренс. "Помни, я
пока ничего не знаю, кроме того, что ты каким-то образом вернул Мэри
Вирджинию и меня друг другу. Для _ меня_ этого достаточно. Я не хочу
задавать никаких вопросов." Его голос дрогнул, и он схватил нас по очереди за
руку с силой, которая заставила меня, например, вздрогнуть и съежиться. "И падре... Багхантер, вы оба знаете, что я..." он не смог закончить.
"Что мы..." Мэри Вирджиния поперхнулась.
"Конечно, мы знаем", - поспешно сказал Человек-Бабочка. "Разве вы не знаете, что вы наши дети, и мы должны знать?" Он начал подталкивать их к
дверь. Я думаю, его смелость становилась немного грубоватой на поворотах.
"Да, вы двое, идите в гостиную Приходского дома, где у вас будет
возможность поговорить без помех - мадам позаботится об этом
и не высовывайте носа за пределы этой комнаты, пока
все улажено единственным способом, каким все и должно быть
улажено ". Его глаза мерцали, когда он выводил их на улицу, а затем
встал в дверях, чтобы посмотреть, как они уходят - красивые, юные,
сияющие счастьем, и очень близко друг к другу, голова девушки как раз на
уровень плеча мальчика. Он все еще слабо улыбался, когда вернулся к нам.
если за этой улыбкой и была боль, он скрыл это. Моя мать импульсивно подбежала к нему."Джон Флинт!" - сказала она, глубоко тронутая и серьезная. "Джон Флинт,
добрый Бог дал мне только одного ребенка, хотя я молилась о большем. Часто
и часто я завидовала ее глупой матери Мэри Вирджинии. Но теперь.
Джон, я знаю, что если бы я могла родить еще одного ребенка, который, после
Арман, я бы больше всего любил, уважал и гордился тобой больше всего в этом мире
Это был бы _ ты_. Да, _ ты_. Джон Флинт, ты лучший
мужчина, и самый храбрый, и самый верный, и самый бескорыстный, и самый прекрасный джентльмен, не считая моего мужа и моего сына, которого я когда-либо знала.Что делает это еще более замечательным, так это то, что ты при этом гений. Я горжусь тобой и радуюсь тебе, и я восхищаюсь и люблю тебя всем своим сердцем. И я действительно хочу, чтобы ты называл меня мамой. Тебе следовало
родиться Де Рансе!"
Это от моей матери! Я была поражена. Да ведь она подумала бы, что она
льстит одному из серафимов, если бы сказала ему: "Ты мог бы
быть Рансе!""Мадам!" - заикаясь, пробормотал Флинт, "Почему, мадам!"

"О, хорошо, тогда не обращай внимания. Выплесни это на мадам, поскольку это
смутило бы тебя, если бы ты изменился. Но я тем не менее смотрю на тебя как на своего сына.Я заявляю права на тебя с этого часа", - сказала она твердо, как та, кому нельзя было отказать.
"Я начинаю верить в сказки", - сказал Флинт. "Нищий приходит домой - и он вовсе не нищий, он принц. Потому что Королева - его мать".
Моя мать одобрительно посмотрела на него. Изящество его манер и
искреннее чувство, звучавшее в его словах, понравились ей. Но она больше ничего не сказала о том, что было у нее к нему на сердце. Она откинулась, как это делают женщины, на безопасная тема для ведения домашнего хозяйства.
"Я полагаю, - задумчиво произнесла она, - что эти дети останутся с нами
сегодня? Да, конечно. Арман, мы допьем остатки твоего
прадедушкиного вина. И я собираюсь послать за судьей.
Дай-ка подумать: найдется ли у меня время на торт с глазурью? Хм! Да, я
думаю, да. Или ты предпочел бы винное желе со взбитыми сливками, Джон?"

Он серьезно задумался, положив одну руку на бедро, другой поглаживая свою
бороду."Разве мы не могли бы иметь и то, и другое!" - с надеждой спросил он. "Пожалуйста! Только ради этого один раз?"
"Мы могли бы! Мы должны!" - сказала моя мать величественно, безрассудно,
экстравагантно. "Тогда прощайте, дети моего сердца! Я иду совещаться с
Cl;lie." Она махнула рукой и исчезла.

Место сияло на солнце. Старый Керри лежал, положив голову между
лапами, и дремал в ней, время от времени открывая свои карие
глаза, чтобы убедиться, что с его мужчиной все в порядке. Все на улице было единым великолепие обновляющейся жизни, движения и роста, любви и пения,
строительства гнезд, распускания новых зеленых листьев и цветения
апрельских ветвей. Именно такими апрельскими надеждами были те, кто нашли друг друга этим утром снова друг друга. Вся жизнь в ее лучшем и справедливом проявлении залитый солнцем, раскинувшийся перед этими двумя, тем прекраснее из-за облака, которое на какое-то время омрачило его, тем дороже и божественнее из-за потери, которая была такой неизбежной.
... Это снова была красная птица. А теперь вирео. А это пересмешник, опьяненный любовью, опустошающий свое сердце трубадура в песне огня и росы. И в воздухе бродяг, в цыганском воздухе, в аромате медоносной саранчи. Весна для всего остального мира. Но для него я любила,-что?
Полагаю, мои задумчивые глаза выдали меня, потому что привыкли к переменам
выражение моего худого лица, он улыбнулся; и встал, потягиваясь
подняв руки над головой. Он набрал полные легкие сладкого воздуха
и расправил свою широкую грудь.

"Я чувствую себя сытым до краев!" - сказал он торжественно. "У меня почти слишком
много всего, что нужно держать обеими руками! Пастор, пастор, это невозможно, ты
беспокоишься обо мне? Сожалеешь обо мне? Почему, человек, подумай!"

Ах, но разве я не подумал? Я знал, я думал, чего он должен был придерживаться
крепко. Честь, да. И дружба некоторых, и восхищение
многих, и истинная любовь немногих, это все, на что может надеяться любой человек
и больше, чем большинство достигает. Помимо этого, серый мотылек и
крыло бабочки, и разоренное гнездо, и детский локон, и тряпичная кукла
в ее могиле; а теперь поцелуй девушки на ладони и слеза, чтобы освятить
это. Но я, который сильно любил и еще сильнее потерял и
страдал, разве не мне из всех людей было дано знать и понимать?

"Но у меня есть сама вещь, - сказал Человек-Бабочка, - которая придает
всему остальному ценность. Да ведь меня научили любить! Моя
работа большая - но самой по себе мне этого было недостаточно. Мне нужно было что-то большее. Так что я был подметен, опустошен, готов и ждал - когда она придет.Так вот, разве во мне не должно было быть чего-то прекрасного и порядочного, когда это была ли она единственной из всего мира, которую я ждал и мог полюбить?" "Да, да. Но, о, мой сын, мой сын!"

"О, поначалу это было достаточно плохо и горько, пастор. Потому что я так сильно хотел ее! Великий Боже, я был как душа в аду! Через некоторое время я
выполз из ада - на четвереньках. Но я начал
понимать вещи. Меня учили. Это было выжжено во мне прошлым
забвением. Может быть, для этого и существует ад, если бы люди только знали это.
Могло ли еще с кем-нибудь случиться что-нибудь, чего я не мог понять и пожалеть, интересно?
"Нет, не беспокойся обо мне. Я бы не поменялся местами ни с кем из живущих
я слишком рад всему, что когда-либо случалось со мной, хорошему и плохому. Я не стыжусь начала, нет, и я не боюсь конца.

"Однако ты поверишь мне, когда я расскажу тебе, что беспокоило меня, как
какое-то озорство? Семья, пастор! Ты не можешь жить в Южной Каролине
без того, чтобы семилетний Семейный зуд не овладел тобой, ты знаешь. Я
чувствовал себя грибом, стоящим на одной ноге в полном одиночестве среди
много подходящих садовых растений - пока мне не надоел профессионал
Потомок, делающий ставку на свое кладбище, полное мертвых растений; тогда я перестал беспокоиться. Я - это я и живой - и я должен беспокоиться о предках! Приходи подумай об этом, каждый становится предком, пока ты ждешь. Я принял решение я решил, что буду своим собственным предком и своим собственным потомком - и буду хорошо справляться с обоими делами, пока буду этим заниматься ".

Но мне было слишком грустно, чтобы улыбаться. И через некоторое время он мягко спросил:"Ты скорбишь, потому что думаешь, что я потерял любовь? Парсон, ты
когда-нибудь знал что-то, чего не знал, откуда ты узнал, но ты знаешь, что ты
знаю это, потому что это правда? Что ж, тогда - я знаю, что эта девушка моя, и я
пришел сюда, чтобы найти ее, хотя на первый взгляд можно подумать, что я потерял
ее, не так ли? Где-нибудь и когда-нибудь я приду снова - и когда я
приду, она узнает меня".
И, чтобы спасти свою жизнь, я не могла сказать ему, что не верила в это! Его
манеры впечатлили меня даже больше, чем его слова. Он не выглядел невероятным.

"Одна жизнь и одна смерть", - сказал бабочка человек,
"не может быть достаточно большим для чего-то вроде этого, чтобы уйти
от человека навсегда. У меня есть штука, слишком большая для дюжины жизней, чтобы
подождите. Разве это не много для мужчины, пастор?"

"Да". сказал я. "Это много для мужчины". Но я предвидел
пустые, безлюдные места на долгие, долгие годы вперед. Я добавил
еле слышно: "Имея так много, ты имеешь больше, чем у большинства".
"У тебя есть только то, чего ты достаточно велик, чтобы не брать", - сказал он. "И я не обманываю себя, я не буду одинок и не попаду в неприятные ситуации
время от времени. Разница в том, что если я сейчас пойду ко дну, я не останусь внизу. Если бы была одна вещь, по которой я тоже мог бы горевать, это были бы дети. Я бы хотел детей. Мои собственные дети. И у меня никогда их не будет. Это... ну, это просто было бы несправедливо по отношению к детям. Луиза ближе всего к тому, чтобы стать моей, благодаря рождению - хотя, я думаю, ей удалось пожелать мне всех чужих волос на ее локоне".

"Итак! Ты сам себе предок и свой собственный потомок, и
все дети твои! Вы скромны, _hein_? И что еще
у тебя есть?"В его глазах вдруг заплясали. "Ничего, кроме остальной части Соединенных Штатов",великолепно сказал Человек-Бабочка. И когда я уставился на него, он рассмеялся надо мной.
"Это чистая правда, пастор: у меня есть все Соединенные Штаты, на которые нужно работать. Дядя Сэм. US _Us!_ Меня призвали в бригаду, которая
не имеет ни командира, ни каких-либо цветов, ни почестей, ни даже имени;
но это никогда не будет снято со службы, потому что мы, которые
вступаем в армию и принадлежим к ней, не можем и не будем увольняться.

"Пастор, подумай обо мне, представляющем Бригаду здесь, на побережье
Каролины, продолжающем работу, борющемся с тем, что причиняет боль, и
выясняющем то, что помогает, Господи, какой шанс! Сто миллионов
ради которых можно работать, сто миллионов своих людей - и путь, который нужно проложить для будущих миллионов нерожденных!" Его взгляд загорелся, его лицо
было подобно зажженной лампе. Видение было на нем, стоящем там в
Апрельский солнечный свет, широко раскрытыми глазами смотрящий в будущее.

Его отраженный свет осветил и меня тоже - немного. И я увидел это в
очень широком и великолепном смысле, это был настоящий американец. Он выступал
почти символически за то, за что выступает Америка - за борьбу
шанс победить и вырасти, честную сделку, дух, который смотрит
орлиным взором и без страха на восход солнца. И прежде всего за бескорыстное
служение и непоколебимую веру, и любовь большую, чем личная любовь,
гордость большую, чем личная гордость, выше личных амбиций. Они делают
не знают Америку те, кто не знает и не увидит в ней этого духа,
идущего своим благородным и бесшумным путем врозь.

"Весь мир, ради которого нужно работать, и целая жизнь, чтобы делать это!" - сказал
ликующий "Голос Америки". "Господь Бог, это работа для человека, но
Ты просто дай мне руки, глаза и время, и я сделаю все, что в моих силах.
Ты внес свою лепту за меня - будь рядом, и я внесу свою лепту за тебя!"

Эти любопытные совпадения, те обстоятельства, которые происходят в
такой подходящий момент, что они уходят с чувством путеводной
палец за дела людей-они, ведь, только случайно
несчастные случаи, или они имеют более глубокое и божественное значение?

Там стоял длинный стол, с упорядоченной кучи работы на нем;
микроскоп на свои места; книги, которые он открыл и толкнул в сторону последнего
ночь; и некоторые полдюжины маленьких карточки-картонные коробки в ряд, содержащих в chrysalids он экспериментировал, пытаясь эффект
резкое похолодание на цвет. Крышка одной коробки была частично сдвинута,
возможно, когда он переставлял книги. И пока мы обращали
внимание на другие вещи, одна из этих куколок обращала
пристальное внимание к своему собственному делу, прекрасному и важному
делу превращения в бабочку. Флинт обнаружил это первым и издал
довольное восклицание.
"Смотри! Смотри! Турнус, отец! Первый Турнус года!"
Насекомое было на час или два, но еще не совсем
готов к полету. Оно выползло из полуоткрытой коробки, протащило свою
червеобразную длину по столу, преодолевая встречающиеся препятствия, ища
какое-нибудь место, куда можно было бы забраться и зацепиться.

Теперь Человек-Бабочка оставил Библию открытой, просто отодвинув ее в сторону
не закрывая его, когда он не нашел утешения для себя прошлой ночью
то, что сказал Джон. Защищенный стопкой книг и подпертый
почти вертикально большой чернильницей, он обеспечивал место для удержания
желаемого насекомого. Бабочка поднялась по странице и теперь цеплялась за
верхнюю часть.
Там она отдыхала, ее черно-желтое тело дрожит, словно крошечная видео
"Динамо" с мощной силой циркуляции, что отправляет жизненно важное
жидкости вверх в крылья, чтобы дать им силу и расширения. Мы
видели одно и то же тысячу и один раз раньше, мы должны это увидеть
тысячу и один раз снова. Но я не думаю, что кто-либо из нас мог бы
когда-либо отказаться от наслаждения наблюдать, как формируются крылья бабочки
готовятся к полету и превращаются в нечто прекрасное и
удивительное. Это прекрасное чудо всегда ново для нас.

Она была большой бабочкой, большой даже для величайшей из Каролины
с ласточкиными хвостами; не темная диморфная форма, а настоящий тигровый турнус
сама по себе, ее полосатые желтые верхние крылья, окаймленные черной эмалью, были изрезаны с красным золотом, ее нижние крылья с хвостом окаймлены более широкой полосой черного цвета, и эта полоса украшена не только золотыми люнетами, но и пурпурными аметисты и рубин по верхнему и нижнему краям. Ее крылья двигались
ритмично; постоянная дрожь волновала ее и ее антенны вместе с ними
их сплющенные клюшки, казалось, посылали и принимали беспроводные
сообщения из сияющего внешнего мира.

И когда крылья высохли и окрепли в мягком теплом потоке
воздуха и ярком солнечном свете, она взмахнула ими шире и смелее
взмах. Тяжелое, неповоротливое тело, истонченное изгнанием этих
потоков, устремленных вверх, чтобы придать крыльям летную силу, приобрело
тонкую и сужающуюся к концу грацию. Она достигла своего волшебного совершенства. Она была готова теперь к полёту, и свету, и любви, и свободе, и
неизведанным воздушным путям, готова осуществить замысел
Создателя, который создал ее такой чудесной и прекрасной, и имел
послал перед ней цветы для того, чтобы она могла потягивать их своим чудесным язычком.Неподвижно ожидая, раскрывая и закрывая свои изящные крылья, пробуя их,
расправив их, великолепный ласточкин хвост зацепился за страницу
книги, открытой на Евангелии от Иоанна. И я, достаточно лениво, наклонился
вперед и увидел между открывающимися и закрывающимися крыльями слова. Тот
которую Джон Флинт, наклонившийся вперед рядом со мной, тоже увидел. "_работа_",
вспыхнуло. И строкой ниже: "пока еще день".

Я ухватился за край стола; костяшки его пальцев побелели рядом с моими.
 "_ Я должен творить дела его
 который послал меня, пока еще светло._"

Его глаза стали больше и глубже. В них заструился какой-то внутренний свет, безмятежное и
радостное принятие и уверенность. Я, который осмелился
впасть в уныние, испытал чувство благоговения. Голос, который однажды произнес
над Престолом Милости и между крыльями херувимов, был
говоря сейчас бессмертными словами между крыльями бабочки.

Она готовилась к своему первому полету, яркая и прекрасная
Владычица Неба. Теперь она расправила крылья, как раскрывают веер.
И теперь она подняла их и раскрыла свое послание.
Человек-Бабочка наблюдал за ней, поглощенный каждым ее движением.
И он тихо прочел:Я должен работать ... пока есть день_".

Легко, как цветок, живой и великолепный цветок, она поднялась и
взмыла в воздух, полетела прямо и уверенно наружу
легкая, повисла в равновесии одно милостивое мгновение и исчезла.

Он обратил ко мне самые милые, ясные глаза, которые я когда-либо видел у смертного человека лицо, глаза маленького ребенка. Его лицо уловило
какую-то тайную красоту, которая никогда больше не должна была покинуть его.
"Пастор!" сказал Человек-Бабочка шепотом, который дрожал от
биения его сердца за этим: "Пастор! _ Разве это не ад?_"
Я покачался на цыпочках. Затем я заключил его в объятия с ликующим криком:

"Это так! Это так! О, Человек-бабочка, по милости и славе и чудом Божьим, это превосходит ад!"
***КОНЕЦ
Мэри Конвей Эмлер (29 мая 1879 - 7 июня 1932) -
Окончание проекта "Электронная книга Гутенберга" Слиппи Макги, иногда известного как "Человек-бабочка"