Маракур - 71

(МАленький РАссказ КУРсивом)

{курсив} Двое скромно поцеловались в вяло движущейся полусонной очереди к стойке станционного буфета на втором этаже пригородного вокзала города Ростова-на-Дону. Вернее сказать, он чуть опустил голову и коснулся губами её щеки. Им было по двадцать, и они были влюблены.
Она выехала ночным поездом из маленького Абинска, он в пять утра сел на первую утреннюю электричку, чтобы встретить её в Ростове и вместе вернуться в Таганрог.
Пройдя по утреннему холодку от главного до пригородного вокзала, оба озябли и,
не успев позавтракать, проголодались. Он предыдущие два года регулярно здесь встречал её, нагруженную как правило двумя тяжелыми сумками с домашней снедью
и доставлял в корпус «В» ТРТИ, в правом крыле которого размещалось женское общежитие или в частный дом, где она снимала комнату на двоих с подругой. Поэтому они хорошо знали и расписание поездов, и этот буфет. Жиденький, но горячий кофе, холодные заветренные бутерброды и пирожные ночной выпечки.
Сладкоежки, они бутербродам предпочитали пирожные. Но не всякое и не везде.
Здесь они брали только слоёные трубочки со взбитыми белками.

          ЗА ТРИ ГОДА ДО ЭТОГО.
     На вводное занятие группа собралась первого октября.
     Мужская и женская половины не только впервые взглянули друг на друга,
     но и узнали кто, откуда, с каким жизненным опытом и увлечениями прибыл.
     Когда на фамилию Мозгунова встала смуглая девушка, он признал в ней
     ту незнакомку с колючими глазами, на которую обратил внимание
     на собеседовании при зачислении.

{курсив} В Таганроге лучшая сдоба, пирожные и торты изготавливались
в кондитерском цехе ресторана «Волна». Продукция с пылу с жару регулярно поступала в магазин-кафе «Красный мак», на первом этаже кинотеатра «Комсомолец», куда они частенько ходили на последний сеанс в 20-00.
Заварное и эклер, бисквитное и картошка, трубочка и корзиночка, а также полюбившееся миндальное – «подошва», – как шутливо называл его отчим-моряк. Летом – с соком (коктейлем), зимой – с кофе.
Посещение кафе на вечерних прогулках стало традицией. Он знал её стеснённые обстоятельства и устраивал этот лёгкий десерт, заменяя, таким образом, приглашение на ужин, которые она из гордости долго не принимала.
У него тоже не было много денег на карманные расходы, поэтому он иногда сдавал
в «букинистический» свои прочитанные книги и отслужившие учебники, а позже,
с ребятами из общаги и в одиночку, бегал на «шабашки». Но одна-две хорошие шоколадные конфеты для неё всегда дежурили в кармане его пиджака.

          ЗА ДВА С ПОЛОВИНОЙ ГОДА ДО ЭТОГО.
     В конце первого семестра на практике по курсу «Работа в мастерских»,
     где вчерашних маменькиных сынков и дочек пытались научить зачищать и паять
     различные провода, он предложил оказать помощь «смуглянке».
     Преподаватель, не разбираясь в несколько веселой возне с паяльниками,
     после двух замечаний выставил обоих в коридор, как в школе.
     Проболтав на подоконнике до звонка, виновный понял,
     что как настоящий мужчина, теперь должен на девушке жениться.

{курсив} Без каблуков она была на полголовы ниже него, и ей пришлось стать на цыпочки в ответном поцелуе. Она собиралась тут же отпрянуть, но он чуть приобнял её за талию и задержал на несколько секунд.
Ах, как они любили эти короткие полупоцелуи-полукасания слегка приоткрытых губ.
В это мгновение они, как всегда, взлетели над скучным миром, но внезапно рухнули обратно от резкого женского вопля: – Эй, вы чё тут устроили. Ни стыда, ни совести. Нашли место, где целоваться.

          ЗА ПОЛТОРА ГОДА ДО ЭТОГО.
     Всю осень они выясняли: кто кого любит, насколько сильно, кто сильнее
     и что делать дальше.

{курсив} Она сжалась, как от неожиданного взрыва хлопушки и спрятала лицо уткнувшись в его плечо. Он оглянулся на крик.
В конце очереди продолжала орать тётка в чём-то оранжевом. Стоявший за ними мужчина тоже повернулся и, перекрывая вопли, произнёс:
– Чего ты орёшь! Молодая не была никогда, что ли?
Тётка переключилась на мужчину: – А, ты, не лезь, защитник.
Тогда мужчина резко оборвал тёткины вопли: – Заткнись, дура!
В наступившей тишине меланхолично тенькала ложкой буфетчица,
размешивая кофе в стакане.

          ЗА ГОД ДО ЭТОГО.
     Они, наконец, признались в вечной любви, и после очередной повинности
     в каком-то винсовхозе (на вырубке превращающихся в деревья сорняков,
     на винограднике площадью 20 га, с которого в прошлом году сняли
     40 кг урожая), провели замечательный август на институтской базе «Витязь»
     в Дивноморске под Геленджиком.

{курсив} Ни эта несчастная тётка в мужских ботинках, сбитой на бок юбке, замызганной рабочей куртке под накидкой дорожного рабочего, с натруженными руками с чернотой под ногтями, с обветренным лицом и обесцвеченными гидроперитом волосами, не знавшими хорошего парикмахера, давно и безнадёжно обидевшаяся
на жизнь, ни те что равнодушно промолчали, ни тот кто остановил бессмысленный выплеск накопившейся горечи, ни сонная буфетчица не знали, что через неделю, седьмого ноль седьмого одна тысяча девятьсот семьдесят первого года в ЗАГСе Ленинского района Таганрога эти двое станут официально мужем и женой.

          ЗА ПОЛГОДА ДО ЭТОГО.
     Уже на втором курсе группа потеряла сразу восемь бойцов – всем дали
     академический отпуск (фактически оставили на второй год).
     Третий курс оказался ещё сложнее и напряжённей.
     Ей тоже пришлось уйти в академ «по состоянию здоровья».
     Её день Рождения всегда приходился на дни каникул после зимней сессии,
     и в феврале 1971 года он приехал в Абинск поздравить её с двадцатилетием.
     Познакомился и быстро подружился с Таей и Александром Козыреновыми.
     Тая Беликова, самая близкая подруга-одноклассница, полтора года назад
     вышла замуж и недавно родила сына. Сашка, на четыре года старше,
     решительно и упорно ухаживал за Таей, отбил всех соперников,
     завоевал Таино сердце и радовался рождению сына.
     Развеивая неуверенность и все сомнения, Сашка убедил молодых друзей
     пожениться как можно скорее.
     Если не завтра, то уж сразу после летней сессии.
     Они вняли наставлениям опытного друга. В мае, когда она примчалась
     в Таганрог на его 20-летие, сходили в ЗАГС, подали заявление и «обрадовали»
     его маму и отчима, заверив, что учёбу не бросят и институт закончат
     как положено.
     Началась подготовка к свадьбе.

{курсив} Он отвык, живя в новом доме, от коммунальных склок, но уже готов был ответить на гнусную брань, когда она взглядом остановила его. Он осёкся и понял – не надо скандала накануне свадьбы.

          ЗА ТРИ НЕДЕЛИ ДО ЭТОГО.
     Весной объявили набор в ССО. Намечался снос старого цеха на территории
     одного из крупных заводов Таганрога. Срок – июль-август.
     Добровольцам обещали послабление на зачётах и возможность сдачи досрочно
     части экзаменов.
     Как идеолог Бюро ВЛКСМ он не мог отказаться, но и глотать пыль аварийного
     барака весь медовый месяц тоже не собирался.
     С фигой в кармане, заявление о зачислении в студотряд написал.
     Нормально получил зачёты. Досрочно сдал три из шести экзаменов.
     Три остальные экзамена сдал без блеска, но с первых попыток в начале сессии.
     Встретились с родным отцом Владимиром. Он и вторая жена Лидия Николаевна
     подарили авансом 200 рублей. Их сразу пустили в дело. На мотоцикле отец
     свозил их в село к деду Евстафию – познакомить с невестой
     и пригласить на свадьбу.
     Она уехала в Абинск дошивать платье, он занялся своим гардеробом,
     составлением списка гостей, плана мероприятия и тут...
     Пришло время ещё одного решительного действия. В штабе ССО и Бюро ВЛКСМ
     он заявил, что в связи с неотвратимостью свадьбы (изобразил уныние) вместо
     радостного коллективного труда будет вынужден заниматься индивидуальным,
     на совсем иной ниве (уныние переросло в скорбь). Начавшуюся было истерику
     в рядах созаседателей, остановил короткой репликой:
     – Семья и дети – это святое, – намекая голосом, что дети вот-вот появятся
     прямо у них в кабинете и им пора собирать деньги на коляску. Аргумент
     возымел действие, его вынуждено вычеркнули из списка героев-студотрядовцев.

{курсив} Подошла их очередь к стойке. Она взяла тарелку с пирожными, он горячие стаканы. Приткнулись к одноногому столику около окна, с видом на виадук
со спусками к перронам. Он подул на обожженные пальцы и хотел сказать ей
что-нибудь смешное, но она отвернулась от зала с очередью и смотрела на уходящие в бесконечность рельсовые пути на земле. Он убедился, что её плечи не вздрагивают от рыданий и тоже взглянул вниз.
До окончания института оставалось два года, ещё не прошло распределение, и они
не знали, куда приведут их эти пути, и найдётся ли для них местечко без злобы.