Услышать голоса весенних птиц. Часть 26

Сердце в огне.
Надежды - куски уголька.
Душа – клок небес.


25 мая.Идут пятые сутки поисков пропавшего в тайге мужа…

Дверь закрывается и вертолёт взмывает ввысь. Сын рассаживает нас по окнам с двух сторон салона грузового Ми-8. Я вплотную прижимаю лицо к стеклу иллюминатора. Ноги мешаются, а нужно смотреть обоими глазами, не боковым зрением. Устраиваюсь удобнее, закинув правую ногу на сиденье, подогнув в колене. Так можно плотнее прижать лицо к стеклу и увеличить площадь обзора. Однако наблюдать за местностью, - опоисковывать, не получается. - Пот льёт ручьями, затуманивает очки.  Очки отпотевают от перегрузки, что пришлось галопом бежать около полутора километров по пересечённой таёжной местности, где хожу – то обычно с огромной запредельной осторожностью. Дыхание сбито напрочь.

 Лёгкие после ковидов и ковидных прививок работают неполноценно, - болят, разрываются от боли. Болью отдаёт в сердце, спину. Внутри от перегрузки физической несусветной режет ножами. Только боли привычны для тайги, мешает повышенная теплоотдача организма. Я – словно батарея центрального отопления, будто раскалённая духовка! Лихорадочно протираю очки, а они вновь и вновь запотевают. Пытаюсь смотреть без них, но вижу лишь заснеженные пики уральских гор и сплошное поле тёмной тайги внизу. Деталей рассмотреть не удаётся.

Летим предельно низко. Видны даже макушки кедров, только в очках. Тру непрерывно окошко в стекле очков, только от моего дыхание запотевает уже и стекло иллюминатора, как-никак за окном вчера ещё мела метель, лишь сегодня разъяснило, и температура стремительно рванула в жару, в лето. Понимаю, что не я одна сейчас думаю, как привести в порядок дыхание, и парням мчеэсникам не до поисков, - аналогично дышат паровозами, причём ещё и куряки.

Отмечаю, что сын сильно нервничает, зачем-то бегает по салону, то показывает пилотам по карте, куда и как лететь, заходит в кабину, садится на кресло второго пилота. Понимаю, что ориентирует пилотов на местности, где и как отрабатывать. Потом выбегает и показывает мужикам, тыча в карту. Подскакивает и ко мне. Объясняю, что прекрасно ориентируюсь на местности. Лишь после доходит, что я единственный человек из поисковой группы, кто досконально знает и местность, и карту, и привычки мужа, и тайгу. Сын немного тоже ориентируется, но не как я. Из его слов ничего из-за гула не слышно. Отгоняю его, объясняя, что поняла, чтобы не тратил на меня время и сам смотрел местность. Лишние глаза не будут. Парни ведь тоже не знают местности, где что расположено, - впервые видят.

Сын пересаживает меня на другую сторону, попросив освободить у иллюминатора место летуну. Я усаживаюсь удобнее с ногами на сиденье. Вертолёт – грузовой, не пассажирский. Киваю, жестами сообщаю сыну, что всё нормально и знаю, где летаем. Он на взводе, сильно нервничает. Показывает мне на карте и на местности дорогу и ручей Каменистый, откуда отец заходил и, где должен был идти. Понимаю, что поступает правильно, ибо из-за сорванного дыхания, никак не могу сама сориентироваться, где летим. Гор не видно, - а они главный ориентир относительно сторон горизонта, кругом одна тайга внизу однообразная. Не могу понять, что просматривать, как искать и где. Задним умом понимаю, что если я не знаю, то и парни тем более не знают ничего и теперь просто тупо сидят и глядят в окно, отдыхают от тупого бега по тайге. Я и то не успела засечь отправную точку – речную косу, реку, а никто кроме меня и не знает, как та течёт, как ориентирована относительно опоисковываемой территории.(Вопрос: зачем меня столь упорно удерживали в избе, не давая нормально идти на реку, к площадке, куда вертолёт шел на посадку?.. держали, оря в избе, в двух почти километрах при возрасте за шестьдесят?!.. Я ведь единственная, кто имел опыт вертолетных поисков и досконально знал местность своего таёжного участка. Свыше спустили именно эту установку, чтобы сорвать поиски? Чтобы я не нашла?!..- В амбициозном ли незнании сотрудников мчс?!.. Отчего, так скрывали от меня переговоры?!..).

Прошло немало времени, прежде, чем смогла одеть очки и чуть восстановила дыхание, начала полноценно осматривать местность. Однако пролетаем так быстро, что прока явно мало: человека в камуфляже не увидеть. Можно увидеть только, если Володя сам выставил какие-то знаки: вывесил что-то яркое, белое, чего у него с собой нет. Ещё будет виден дым костра. Дым густой -  единственное, что будет виден за километры, на всей площади поисков, с любого направления. Если Володя заметил, что мы его ищем, а не понять, зачем кружит вертолёт, он не может, - сам отлетал огромный налёт часов, будучи главным геофизиком, начальником полевого отряда, делал гравиоразведку с вертолёта, сам искал пропавших геологов – опыт налёта часов огромен, как у тех же пилотов! Он разведёт костёр, огромный дымный! Если, конечно же, находится в сознании, и есть чем разводить – не кончились спички.

Решаю искать следы свежие рубки. Если муж ждёт, поломав ноги, то станет вырубать лес по округе на костёр. Свежеповаленные пни, деревья, костровище будут видны. Видны и на болоте светлые лыжи. - Это единственные зацепки. Если же просто где-то пал, бросив лыжи, то найти с вертолёта крайне сложно. Надеюсь, услышав, выйдет на болото, на чистовину, начнёт махать чем-нибудь не камуфляжным, светлым или чёрным.

***

Делаем круги за кругами. Засекла несколько светлых поваленных деревьев. Они в боровой глуши. - Типа пары стоящих лыж, прислонённых к сосне. Только следов костра нигде нет.

Отработали запад – место захода мужа в угодья, там простираются  многокилометровые верховые болота. Никаких признаков его присутствия не видно. Захватываем соседний участок- железку, и восточные болота. На востоке идут сплошные болота до самого села на десятки километров. Только туда муж вряд ли пойдёт, но осматриваем и их. На одной чистовине, в центре, вижу странное тёмное пятно. Не могу понять, что это.Думаю: вдруг Володя вышел и сигналит. Делаем несколько кругов, оказывается, – стоит медведь и не один – семья, глядит на вертолёт.

Над избой не летаем, - тут крутой разворот вертушки и местность выпадает из поля зрения. Пытаюсь осмотреть старицу, куда смотрели собаки, только тут вертолёт, разворачиваясь, поднимает мою сторону. И я вижу только небо и далёкие заснеженные горы Урала. Оглядеть эту территорию не удаётся, а как потом выяснилось, парни её тоже не осматривали толком, ибо тут ходили сами многократно, прочесывали. А именно тут находилось тело супруга, именно тут я его сама нашла только уже в августе, когда официальные поиски прекратились, супруга объявили безвести пропавшим, расклеили его фото в структурах, посчитав, что он не в тайге лежит, а где-то прячется!А меня гнобили, травили планово всем фактически селом, делая всё, чтобы я не ушла на поиски, - не нашла!Муж лежал в 400-х метрах от избы. Упал вперёд, сложившись, стоя на лыжах, но странным образом рюкзак стоял открытым и вряд, под кедром, с противоположной стороны, аккуратно расставлены котелок, пачка дошерака и череп с фрагментами не сорванной с головы шапочки. Глаза повернуты четко на избу.- Четкая имитация, типа, стал, и решил отдохнуть, поесть, попить чая... Медведями тело не тронуто! И был четкий след человека с нашей избы на запад. Но мчс быстро и странно меня убедили, что след в снегу сохранен ещё с осени, что невозможно... Получается, что летая, мы не осматривали именно этот участок.

***

Вертолёт выработал горючку и ему необходимо уходить на базу. Сын уже просто смотрит безучастно в окно иллюминатора. Моя душа разрывается за сына. – Он –никакой! Едва не плачет. Никогда не видела сына таким. - Словно не мужик сорокалетний сидит, а ребёнок беззащитный. Сердце еле выдерживает от материнской жалости к нему. Понимаю: он потерял надежду последнюю найти отца живым. Ибо, если б отец был жив, то развёл костёр, дымокур, вышел на чистовину или вывесил знаки. Муж - опытный таёжник и элементарные правила поисковых работ прекрасно знает, а главное, - понимает, что дети сходят с ума от тревоги и не бросят, станут искать.

Садимся на галечной косе напротив нашего причала. Вертолёт улетает. Я убегаю в сторону, за мной парни и сын, чтоб вертолёт, работая винтами на взлёте смог безопасно взлететь. Отворачиваемся к нему спиной, чтоб ветром лицо неиссекло песком и гравием. Под вертолётом- под брюхом, есть небольшая зона и при подъёме, спуске, там не так метёт, а чуть отбежать в сторону, и меня сметает воздушным потоком. Если необходимо отойти от взлетающего вертолёта, или подойти к нему, можно только боком. - Боком меньше сопротивление. Это – как парус. Я становлюсь парусом. Однако страшно, когда в метрах над головой молотят раскручивающиеся винты и опасно попасть под хвостовые лопасти. Теми разрежет на куски. Оттого и привычно отбегаю под защиту стены завала из принесённых паводковой водой стволов сосен, кедров. Туда же прибежали парни и сын. Прижимаем вещи, чтоб не попали, поднятыми, в винты.

Вертолёт уходит. Парни здороваются с сыном. Все друг друга хорошо знают, - учились в одной школе, даже жёны – одноклассницы сына. Вместе росли в одном селе. Сын более менее взял себя в руки. Пытаемся смеяться, шутить, улыбаться. Парни -молодцом! Понимают, что сыну нужна сейчас психологическая поддержка прежде всего. Заодно матюкаю их по поводу того, что заставили бежать. – Предъявляю: я же, не как вы!.. – в определённом возрасте! Не называю свой возраст чисто по женской привычке. Те выпаливают, шокируя: мы знаем, сколько Вам лет!.. Застыла, мысли лихорадочно забегали: не думала, что всю мою подноготную уже досконально изучили - профессионально… И добавляют, честно оправдываясь: Вы так быстро бежали в свои-то годы, что мы за Вами не успевали. И нам было стыдно от Вас отстать. - Сказали искренне. Я поняла давно, что парни немного комплектуют, - как-никак, - по возрасту мне дети и выросли на моих глазах. От сердца отлегло. Подозрения о нехорошем отпали.

Понимаю, что мой таёжный опыт намного превышает их и жизненный, и таёжный и в плане физической подготовки. Как выясняется, в своём запредельном возрасте, я не то, что им уступаю, а в чём-то и превосхожу. И, главное, - умею заранее рассчитывать свои силы, чётко зная их предел, а вот они пока этой науке не обучены, оттого и серьёзные ляпы, которые крепко помешали эффективности поиска. А признаться в том стесняются. Моя ошибка, что не настояла на воём, переоценив их знания, опыт.

Объясняю, что у меня свой отработанный шаг, своя скорость. Только благодаря им, я могу ходить по тайге километраж, который многим молодым не по силам. Убедилась в том ещё в молодости, в геологической бытности. -Мужики первым делом рванут бегом, потом выдыхаются и плетутся еле-еле, а я иду своим размеренным темпом,изначально от них отстаю, потом догоняю и перегоняю. Они устают, отстают и уже не успевают за мной. Так я иду часами, днями по тайге, а они не могут, будучи многим сильнее меня физически.

Пришли в избу. Накрыли на стол, чтоб прийти в себя. Сын бесконтрольно нервничает, - вижу по его лицу, даже рюмка не помогает ему расслабиться, что очень плохо. Говорим на любые темы, только не по поискам. Рассказываем друг другу за жизнь. за сложности работы в МЧС. Выясняется, что их крепко гнобит порой и контролирует сверхнадобности та же полиция, притом – районная, и особо усердствует следак, что ведёт теперь наше дело по пропаже мужа. Я радуюсь и печалюсь присутствием сына. Радует, что не одна, и есть теперь у меня опора, можно на него перевалить груз ответственности. Парни сына уважают, говорят, что крепкий мужик и умеет «решать». То есть, -  и вертолёт выбил, но лица вытягиваются, когда узнают, что вертушку сын оплачивает сам и ни о каком «крутом» сверху нет. Конечно же ему помогли, не загнули по рыночной цене, но горючка, работа экипажа и прочее… – тоже сильно нехилые деньги. И не летят сверху, а заработаны трудом.

Всецело переключилась на сына. Теперь беспокойство за него затмило от части душевную боль. Все понимаем, что мужа в живых нет, только ещё надеемся на чудо. И главная боль, что вот так сидим, не можем его найти. А вдруг он всё ещё жив и ждёт, надеется на нас. Только опыт, мозг, говорят, что искать уже придётся останки, если от тех что-то сохранилось: все охотники и прекрасно понимаем реальность, - медведи быстро делают своё дело…

Искать надо вещи… И… - наши собаки не бросят хозяина, если тот дышит… А Пулька, Дымка всё глядят в одном и том же направлении – в сторону старицы. Там уже неоднократно ходили, но ничего не нашли. Слущаю, как молодёжь разговаривает, а ощущение неизменное, будто Володя на нас смотрит. Пытаюсь с ним говорить, прошу рассказать, где он сейчас. Спрашиваю: на тропе ли он? На западе? На железке?.. отвечает: «Нет!.. – не там». Постоянно ощущаю, как он смотрит оттуда, куда постоянно глядят лайки, но как сказал мчеесник – там всё облазил, ничего не нашёл. Не верить не могу, - он местный парень, с детства охотится на зверя… ( Но именно там и нашла потом остан и! И то большая моя ошибка, что слишком доверяла людям, а не себе.).

Когда в августе нашла останки мужа, его череп стоял рядом с котелком и пачкой дошерака, а глаза смотрели чётко на избу, на нас, сидящих тогда у костра за столом. Череп не был тронут медведями. Он был поставлен именно человеком в ряд с котелком и пачкой вермишели… - так поступают местные язычники аборигены из века в век и сейчас, чтобы забрать силу и удачу убитого охотника…



Анонс. Трагическая гибель охотника в северной тайге. Поиски с вертолёта.

Фото Татьяны Немшановой. На фотоснимке: В тайге. Немшанов Владимир у таёжного костра. Западная Сибирь. Крайний Север Югры., Зауралье, в северной тайге. 5 июля 2017 год.

Ключевые слова: весна, май, 2022, тайга, Север, лайки, собаки, таёжник, охотник, трагедия, гибель в тайге, таёжные угодья, тревога, поиски с вертолёта, вертолёт, Ми-8, МЧС, Югра, Зауралье, Западная Сибирь, ХМАО, Тулпаремшан, Приполярный Урал, МЧС, река, душа, изба, костёр, душа, костёр, парни, сибиряки.

  Голоса весенних птиц. Часть 26.