Огонь Божий

            
           Монолог старого солдата.   

   "И да снизойдет Огонь Божий на землю и попалит всякое нечестие..." ( Из предсмертных слов одного юнкера-белогвардейца).


   Опять ко мне приехал мой давний друг. Вывел меня из запоя. Уделил мне свое время, вразумил. Помог он мне очень когда-то давно, когда я долгие месяцы с глубокими ожогами лежал в лазарете… Но не такой он совсем, как те, кто зачем-то днями и ночами стоят на коленях, но палец о палец не ударят, чтобы помочь нуждающимся. Почувствовал я на себе, что он не такой… Долгими сутками напролет помогал страждущим, и даже некоторые наши священники, знаю я, его слегка боялись: безропотно шли исповедовать и причащать, тех, кому это было необходимо, когда он приходил их к ним звать...

   Вбегал иногда после дежурства в наш лазаретский храм с горящими глазами. И снова ехал неведомо куда доставать какие-то диковинные лекарства тем, кому они были жизненно необходимы; совсем потерявших надежду каким-то ему одному ведомыми путями укреплял и утешал!
 
   Нет, и он тоже иногда на коленях в храме стоял, я даже видел это и многие рассказывали, что даже больше других… а иные свистящим шепотом передавали, что в это время он еще и плакал… но это в те редкие моменты, когда позволял расписанный по минутам на долгие дни и месяцы вперед спрессованный из многих нужд график…

   Приехал вот он сейчас ко мне, и ни в чем, вот, не осудил меня. Просто, как будто бы наступил для меня МОМЕНТ ИСТИНЫ. Потряс за плечо. Осмотрел мое уставшее испитое лицо. Крепко пожал руку. И с чувством сказал: «Здравствуй!»

   Поднялся я, прошел несколько шагов неровной шаткой походкой, и сразу сказал ему, что завяжу с пьянкой...

   Верую я, что и Господь, когда я Его уже там увижу, может быть, проходящего со своими учениками, и посмотрю на Него издалека, также меня не осудит. Главное только других зазря много вхолостую не осуждать и не перед кем особо не превозноситься. А отправит Он, Человеколюбец наш, меня в свое место, уготованное мне в Его Царствии или в Его воинстве Небесном...

   И еще я верю, что когда-то снизойдет Огонь Божий на нашу землю, и попалит на ней все нечестие…



                Сказочный лес.

   Мне приснился сон. Как будто мы идем по какому-то необычайному, никогда раньше невиданному мной волшебному «заколдованному» лесу. Деревья там – необозримо большие. Но это – уже какое-то не наше что ли, земное, а совсем другое, наверное, «небесное», измерение. Потому что их ощущаешь совсем как-то не так, как здесь, у нас, на земле, в обыденности. И неописуемо дивный вокруг стоит аромат. А еще – пение птиц! Как будто громкое, но нисколько не режущее слух, и очень четкое! Радостное и значительное! - Все не так совсем, как мы здесь у нас, на земле привыкли...

   А было когда-то давным-давно вот что. Вышли мы из нашего теперешнего уже взрослого пристанища: интерната для инвалидов на целый долгий день на прогулку. Погода была теплая, солнечная.  Сразу же за территорией начинается огромный старинный парк. Сели через какое-то время, в меру уже нагулявшись, под большими, возможно, даже трехсотлетними кронами уходящих в необозримое далекое небо дерев.
Смотрим – а мимо нас воспитанники нашего бывшего детского дома проходят. Тоже гуляют. И воспитатель, Михаил Васильевич, с ними. Они, конечно же, нас сразу же всех узнали. Обрадовались. Остановились. О многом, естественно, с интересом расспрашивают.

   - Какие все-таки добрые родители у Сергея, у нашего то есть одногруппника. - Столько всего для интерната нашего совсем бескорыстно купили! – восторженно говорим.

  - Да разве же они добрые? Если их собственный сын в казенном учреждении уже который год, да еще и почти безвылазно все так и живет? - удивляется воспитатель. – Если бы были, действительно, хорошие и его бы по-настоящему любили и уважали – давно бы уже забрали насовсем к себе домой!

   Так-то оно так! Только на самом деле, конечно же, и не так вовсе, а сложно все! Вспоминаю нас еще совсем маленьких. Как стоим мы в торжественной обстановке в красивой, словно сияющей церкви. И некоторые украдкой, с какой-то теплящейся у них внутри верой и надеждой прижимаются к находящимся рядом, взявшим их на службу сестрам милосердия. В порыве чувств охватывают их руками. А они иногда словно в ответ ласково притрагиваются к голове. И тогда как бы неожиданно для себя ощущаешь какое-то пронзающее все твое существо тепло...

   - Приходите еще! Пойдемте потом к нам в группу! Приглашаем вас!!! А когда вы еще придете?!! – одновременно, громко и не сговариваясь говорим на разные лады вразнобой.

   Но это, наверное, сложно – кого-то взять, то есть сделать насовсем членом своей семьи. Потому что это, конечно же, значит на всю жизнь своим каким-то уникальным теплом окружить. Участием. Вниманием. Находить по воле Божьей в каждодневном разговоре какие-то нужные слова. И совершать полезные и правильные, ведущие ко спасению души поступки. Разве ты, например, будешь так делать? Да если и будешь, то сможешь ли? Точно ли тебе это будет по твоим немощным силам?

   Вспоминаю, что один наш бывший одногруппник даже сложное сальто назад еще в детском доме лет в двенадцать уже умел делать… Но и его еще до сих пор так и не усыновили... Даже и не пытались...
   

   В детстве каждые выходные, да и все дни в каникулы – театры, цирки, любые кружки, поездки, музеи. А теперь всего этого меньше...

 -Здесь же основной контингент - все более больные, даже неходячие  - объясняет сотрудница.
 
   - Зачем же «своих» еще на целый день куда-то берете? А вдруг еще кто-то из них попадет под машину? Какие глупости еще придумали! Да и незачем! «Наши» они теперь, и не надо их ни в какую сторону развивать?!!  Это одни только сплошные для меня проблемы! Сидели и сидели бы на одном месте ровно… было бы спокойней! Вот увидите, когда-нибудь что-то случится. И тогда будет уже, конечно же, все строже и строже… Строже и строже… Да и случится оно, ПЛОХОЕ. Вот увидите! Я накаркаю! - Конечно, конечно, случится: «Кар–кар-кар! Кар-кар!!!"– кружатся вокруг меня в этом дивном сне слова. А сотрудница эта, давно уже уволившаяся, превращается в какую-то огромную, непомерно раздутую сказочную ворону… Но тогда, кажется уже, что идем мы по совсем мрачному, даже обгорелому мертвому лесу – черные палки одни вместо деревьев вокруг торчат. А под ногами хлюпает мокрое неприятное болото. Шагнешь – и, кажется, вот-вот с размаху вниз ухнешь. В бессмыслицу. В пустоту. В черную бездну...

   Но Кто-то же есть?... Но Он… Какой-то неразличимо Большой с еще большей Силой. С еще большим усердием и упованием на помощь, наверное, Бога Отца молится. А может, Он – это и есть Бог! - Да, конечно же, это и есть Бог! - И вот мы снова Идем... И нет уже никакого болота. Вокруг снова то завораживающее вначале дивное пение птиц. И Волшебный Лес! – Наш он! Наш!!!

   - Райский, наверное! – сказал потом батюшка...

   А мне опять ранним утром все вспоминается, что к Кому-то Сильному и Справедливому еще все малыши в детском доме... тянутся всегда... И солнце своими лучами протягивает ко мне через окно как будто бы свои теплые, ласковые руки... И чудится мне, что в Таком внутри обязательно есть какой-то внутренний Чистый и Светлый Огонь, попаляющий все нечестивое...

   Гуляем по парку. Триста лет назад, как рассказывали нам экскурсоводы, самые лучшие архитекторы мира, бывшие тогда у нас, гениально проектировали здесь все.
   
   - Так и надо! К этому на постоянной основе день за днем, конечно же, и необходимо стремиться! – К тому, чтобы вокруг тебя было все самое лучшее! Чтобы было оно всегда у нас!..

   Люди грешили. И очень часто совершали в своей каждодневной обычной жизни разное непотребное… Ссорились! Воевали! И на Крещение и Троицу, как говорит нам батюшка, снова и снова Бог с одной стороны тихо и кротко, как дуновение ласкового теплого ветерка, но с другой  – Своей ничем несокрушимой во веки веков Силой сходил к нам сюда, на землю… И освящал раз за разом все ее естество… И всякий раз терпеливо ждал (ждет и поныне еще и надеется), чтобы мы во всех своих делах стали бы уподобляться Ему. Ведь и созданы мы, вроде бы, по самому Образу и Подобию Божьему! – Поэтому и должны стараться жить всегда чисто и праведно! И опять созидать Гармонию. Божию! Такую, какую заповедовал нам Сам Создатель. А вокруг во всем чтобы были снова Согласие и Любовь. И все бы только радовали и радовали окружающих своим направленным на Добро творчеством. И было бы вокруг тогда всем мирно, светло и хорошо!

   Уже вторую неделю занимаются с нами художники-волонтеры. У многих, как оказалось, есть даже какие-то подающие надежду задатки таланта, который можно в свою меру даже пытаться еще развивать…

   - Все это полезно не только вам, но и всем тем, кто с вами занимается, конечно же тоже! – сказал батюшка. – Оказывая кому-то помощь или служа нуждающемуся, человек каждый раз снова и снова как бы приобщаешься к самому Богу Или Его энергиям...


        Небесный Иерусалим.

    Добрый он был. И какой-то как будто бы «весь в себе». Всегда долго в пол голоса непонятно-сосредоточенно о чем-то молился. И глаза при этом у него были слегка рассеянные и какие-то нездешние, грустные. А может, и не грустные вовсе, а только устремленные в какую-то неведомую для всех остальных заоблачную даль… Словно смотрели уже «не сюда».
   Но многие почему-то говорили: «Слабый какой!» Наверное, из-за того, что если его ударить или толкнуть, он почему-то всегда раздумчиво-спокойно на это отвечал: «Я помолюсь…»
- Зачем это? Молиться за обидчиков?
А тут он вдруг умер. И на похороны меня пригласили. А и родители его скромно живут. Не смогли так за свою жизнь что ли обогатиться?

   Делал он какие-то поделки. «Храмы Божьи.» «Небесный Иерусалим». Я ему иногда советом или даже чем-то конструктивно практическим помогал. Вот и сейчас они в его комнате все еще стоят. Хотел было я получше их рассмотреть. Но в руки так почему-то и не взял.

   -Не трогай то, к чему он Своими ручками прикасался! – словно бы как-то само по себе пронеслось в мозгу.
«Он уже Там. Раньше надо было по-христиански больше его привечать. Как-то «дружить с ним». Вместе горевать и вместе радоваться. Друг о друге, возможно, заботиться. Друг другу помогать!» - почему-то подумалось.

   Была там и одна пожилая женщина. Все ее называли «верующая». Всегда строгая. Со спокойными голубыми глазами, которые, казалось, никогда не может «тронуть», как-то что ли изменить никакая временная сиюминутная страсть. Лишь когда она «говорила». «Обличала», в них как бы какая-то Сила уже была. Как и в спокойном на первый взгляд негромком голосе.

   - Не молимся. Не ходим в церковь – вот Господь и забирает наших (детей, жен, мужей, друзей, родственников). Живем не по-евангелию. Это милость Божья, что Он кого-то, ведущего более-менее достойную богоугодную жизнь, к Себе забрал… Не плачьте о нем. Он теперь там, у Бога – вельможа! Плачьте о своих грехах. О своем непотребстве и недостоинстве! О своей жизни никудышной...

   Несмотря на эти, произносимые с «бесстрастной страстью» обличения  - ее всегда все любили как-то по-своему, по-деревенски. Очень часто приглашали на похороны или на свадьбы. От нее словно бы исходила какая-то благодать. И обличаемые в горьком пьянстве, вели себя как-то пристойно. Все чувствовали, словно Нечто, не обыденное. Важное. Нечто Большое всегда присутствовало вместе с ней.

   - Молитесь святым Царственным Страстотерпцам! Царевичу Алексею! Он должен был царствовать! Просите всегда помощи у них! Стойте на коленях перед Святой Царской Семьей! – произносила она.
   А когда к нам в деревню приехали бандиты распродавать бывший богатейший колхоз. И были среди них, как водится, отморозки. И был на свой лад беспредел. Она ходила тогда простоволосая с каким-то, как отметили, «странным видом». Многие говорили: «Совсем тронулась, видно!» «С ума уже что ли сошла?» И кадила, обходя избы, каким-то особым «специальным» ладаном.

   - Господь сожжет! Господь сожжет! Господь сожжет Огнем Неугасимым! – тихо, словно ушла вся в себя, произносила она одну фразу, как бы отвечая на вопросы, часто задаваемые тогда многими друг другу: Кто же остановит происходящий уже много лет в стране беспредел?»
Кто-то из этих бандитов сначала вроде бы даже над ней, тыкая пальцем, посмеивался. Кто-то хотел было прогнать эту «назойливую старуху», но опять какая-то Сила словно бы не давала им к ней подойти, что-то сказать, а тем более сделать. Пьянствовали тогда уже беспробудно. Только в сердце у них, как рассказывали, поселилась какая-то сначала вроде бы потихоньку, а потом уже все сильней гложущая его тоска.
Все они потом плохо закончили (так у нас говорили). Кого-то наповал убили во время сразу начавшихся после распродажи «разборок». Дела у «бригады» сразу же плохо пошли… Кто-то пьяный затем попал в аварию. Кто-то заживо даже в своей квартире, а один в борделе сгорел. Один, опять же, как говорили, уехал «с большими деньгами» в вожделенную им еще с подростковых лет «самую свободную страну» Америку. Но и там словно бы опять-таки «заживо сгорел» - все нутро за полгода, не милующий никого по Промыслу Божьему, рак мучительным Огнем выжег...

  А если она была на свадьбах, то у молодых, как говорили, все начиналось складываться. Если и ссорились, то потом, словно под действием какой Силы (Божьей – некоторые у нас говорили) как-то потихоньку мирились.

   - Только не разводитесь! – всегда говорила она. – Брак - это
данное от Бога испытание. Вы – не главные. Пускай ведет вас Господь! Почувствуйте, что Он вас любит, помогает и на руках носит, как своих неразумных деток. А вы ему только доверьтесь!

   - «Все глупые дети. А я - самый глупый из всех!» Над всеми - Господь! И Матерь Божья! Пресвятая Владычица Богородица! Она все может! Молитесь всегда Ей!
Самое главное всегда – целомудрие. Цельность в Господе. Вот и он цельный был. Молился всегда за обидчиков. Хотел принять в будущем монашеский постриг… Он один – молитвенник теперь за всю деревню у Бога! – сказала она.

   Когда все уже расходились, каждому дали небольшой пакетик с оставшейся кутьей . «С особым благоговением поминать».» «Для вашей же пользы».

   - Помните, что вы поминаете уже святого! – так нам сказала тогда она.
Я почему-то взял в свою комнату этот совсем маленький целлофановый пакетик с кутьей. И положил на стол. И мало-помалу стал ощущать что-то Доброе. Радостное. Не имеющее ни Начала, ни Конца, словно поселившееся теперь в ней.
…И тогда я понял, что «жив Господь» «Альфа и Омега». И все так же есть с нами Его Благодать, почивающая в праведниках. И горения в аду для нераскаянных грешников, коснеющих в грехе, никто не отменял... А молитвами еще существующих Праведников до сих пор еще держится наша Земля.

    И почувствовал я, что в сердце моем снова как будто разгораются давно забытые вера, надежда, любовь, и любовь, конечно же, из них большая... И понял я ту банальную истину, что дорогу осилит идущий...