Отшельник с Подкаменной Тунгуски. Книга 2. Гл 11

Глава 11. Дым над тайгой.

                Оставив упакованный урожай подвешенным под кроной густой ели, наша кампания, после продолжительного привала, выдвинулась по примерно известному маршруту. В этих краях на карте отсутствовали указатели на места пребывания человека, да и притоки с высотами я почти не определял, ибо настолько густым зеленым покрытием случились все приближающиеся территории. Надоедливый гнус не давал покоя, и чем дальше лежал наш путь, тем больше случалось трудностей с этой естественной преградой. Если мы с Альфой обладали хоть немного природным даром отмахиваться от надоедливой мошки, то у лошадей, кроме хвоста, защиты больше не предвиделось. Только к ночи, когда затихала таежная жизнь, можно было немного расслабиться от этой напасти. Уж лучше бы случился вскорости дождь, а вместе с ним и непогода. Наш путь постепенно устремлялся в гору. Уже многие километры я шел на полусогнутых, возглавляя престранного вида процессию. Лысуху обвешал накидкой из увязанных стеблей, что бы хоть как – то спасалась от мошки, а на Огонька истратил последние запасы мешковины. Это действие хоть немного облегчало существование моих спутников. Моя же голова, за многие годы блуждания по горам и тайге, случилась теперь надежным подспорьем в преодолении высот. Вот и сейчас постепенно нарастающий шум, и покалывания в висках несли явное известие, что за два дня мы поднялись на сибирскую возвышенность. Такие были указаны на карте, и эта была первой на нашем пути. 
 
               Что двигало мною, направляясь в эти края? Я задавал себе этот вопрос и не находил ответов. Хотя они налицо, и осознавал их вроде, но все это было не тем, что внесло бы в душу окончательное равновесие. Отработать деньги, полученные от Палыча, отыскать таинственную шахту для геологов, разведать новые места для промысла – это были причины, лежащие на поверхности. Но было что-то еще, и, как это рассказать своим спутникам в трех словах, я вымучивал в себе все последнее время. В прошлом году неудержимое желание привело меня в край древнего человека, а неужто в этот раз провидение сподвигло меня отыскать дорогу в свое будущее. Было бы интересно посмотреть кино про себя лет так через десять. Пусть так и случится – сегодняшние наши шаги прояснят день завтрашний, и на следующей вершине я проявлю эту кинопленку. Внезапный собачий лай отвлек меня от несвоевременных уморазмышлений. Альфа изобразила стойку и лаяла в сторону подступающего лесного пространства. Я спрыгнул наземь, и завел коня под дерево, пора бы уже поразмять ноги. Альфа вернулась к ногам, не переставая издавать свое беспокойное рычание, а мне пришлось расчехлять ружье и вооружаться моноклем. Ружье, двигаясь на коне верхом, держал в кожаном мешке у седла дулом книзу, ибо за последние месяцы верховой практики это было наилучшим приемом для моего охотничьего дела. А перемещаясь пешим, закидывал всегда за плечо.

              В монокль углядел удивительную картину: на слегка изогнутой пихте копошились два медвежонка, а третий кругами бегал вокруг основания, норовя тоже взобраться к своим родичам. Медведица обнаружилась чуть поодаль, да и она, видимо, почуяла чужаков – привстала на задние лапы и вертела мордой по сторонам. Сейчас она не опасна, тем более у нее нет опыта встречи ни с человеком, ни с его подручными. И лучше бы разойтись по-доброму. Но наблюдать такое редкое представление лесного бытия было для меня превыше инстинкта самосохранения, и еще несколько минут не сводил глаз за резвящимся семейством. Непредвиденная остановка пошла на пользу и нам, и коренным жителям. Семейство, наигравшись удалилось в лесную чащу, а я решился на обеденный перерыв. Со вчерашнего утра не пробовал горячей пищи, а перловая каша с тушенкой придется по вкусу и Альфе, и ее напарнику. Вот только сладостей почти не осталось. Откуда мне было знать, что вся троица любит круглые карамельки? Даже за псом этого не замечал. А тут вдруг, наверное, раскушала за компанию. Ближе к вечеру миновали медвежье урочище и неожиданно вышли, наверное, в самую верхнюю точку на плато. Несколько старых и иссохших деревьев красовались на вершине, а чуть поодаль – каменная гряда, как будто специально выложенная неведомым мастером. Здесь и станем лагерем, место открытое и безопасное. Я расседлал Лысуху и разложил палатку. Всегда ставил ее лазом на восток, чтобы просыпаться в лучах светила, но на этот раз бывалое направление выдалось неожиданным – далеко внизу над тайгой поднимался столбик белого дыма.

             - Альфа, смотри! – выдал я эту новость собаке, и, спохватившись о ее неосведомленности в таких делах, во второй раз за сегодня воспользовался наблюдательным средством. Дымок, поднимаясь на несколько десятков метров, изгибался и стелился среди макушек окружавших его деревьев. По прямой – километров пять будет, а если по тайге, то и поболе. Явно, что разожгли костер, а кто-то неведомый добавил еще и сырых веток, чтобы спастись от мошкары. Подождем до утра, если повторится, то и будем решаться на всякие действия. Увел лошадей за пригорок и привязал Лысуху покрепче, сегодняшней ночью ей свободы уже не будет, а Огоньку спутал передние ноги и оставил рядом с матерью. Палатку тоже убрал от глаз подальше, да и без огня сегодня ночевать придется – не было нужды привлекать к себе внимание. Еще раз осмотрел горизонт над лесом, и даже показалось, что дымовой окрас стал темнее, как будто бы подлили в огонь масла или гудрона. Помнится, что Юрий Викторович пытался посвятить меня в секреты добычи серебра, но я почти ничего не понял. Уяснил только, что кустарным образом можно получить куски с малым содержанием, а дальше нужны печи с большой температурой.  Откуда они в тайге за сотни верст от города? Что-то я зациклился на этом серебре, пора бы и плюнуть на это дело, да двигаться своей дорогой. Дождусь рассвета и если что, то поменяю маршрут, зачем пересекаться в тайге с чужими. С этими мыслями и уснул на несколько часов, что бы проснуться с новой определенностью…


                Порывистый восточный ветер доносил ночью и запах гари от случившегося на нашем пути возгорания, и отголоски пребывания человека. Это я ощущал всеми своими чувственными органами, которые даже на заклад могли бы распознать многие таежные эманации. Поэтому почти и не спал, а ближе к рассвету уже обхаживал своих товарищей: лошадям нащипал травы с росою, а Альфе настрогал слабосоленой телятины.  Еще до первых потоков света, когда ночь уже не властна над горами, через оптику углядел отсутствие какого-либо движения среди подступающего леса, а дыма над вчерашними макушками более не проступало. Значит, вскорости будем собираться в дорогу. Свистнул Альфу, подвязал бечевку к ошейнику, да обмотал другой конец за сухостой, что бы ненароком не надумала гулять по окрестностям. Двоих, приближающихся снизу, гостей обнаружил, когда они уже почти преодолели половину расстояния между вершиной и ближайшими соснами. Цыкнул на собаку, что бы не дергалась, присел на колено и приложился к моноклю. Эту штуку так и называл, хотя бывалые охотники нарекли прицелом, и его можно было пристегнуть сверху у карабина.  Первого встречал на пристани, а лицо второго под капюшоном не было видно. Когда расстояние сократилось до ста метров, парочка выстроилась и до меня донеслось:
      -Эй, там! Давай меняться, ты нам лошадей, а мы тебя отпускаем отсюда!
Услышанная фраза не сразу явилась мне понятным сочетанием слов, и, спустя затянувшуюся паузу, я выдал первое, что пришло в голову:
     - Это мои кони, а вас я не знаю!
    - Твои были вчера, а сегодня наши! – первый поднял руку, и почти одновременно где-то сбоку и сзади раздался выстрел, а пуля чиркнула по камням у меня под ногами.