Лето большого костра Продолжение. В деревне

Семён уезжал из лагеря с Павлом и Алексеем Николаевичем на рейсовом автобусе. Павел снял две комнаты у одной пенсионерки в соседней деревне до конца лета. Мама была уже там. Ему было грустно, что все уже кончилось: их последняя лагерная смена, веселые конкурсы, беззаботное общение с друзьями и с Оленкой. Он теперь все время думал о ней, он так привык за эти три недели, что она всегда рядом, с ней было так легко общаться, казалось она понимала его без слов.
Про Ильиных он не переживал, с ними он снова встретится в сентябре, а вот Оленка. С ней было все сложнее. Оленка жила в другом городе, до него ехать больше часа на электричке.
- Будем писать письма, - успокаивал он себя, - вот сейчас приедем в деревню, устроимся и я сразу напишу ей.

Когда они подходили к остановке, началась гроза. Дождь был сильный, напористый, и хоть туча пролетела быстро и снова выглянуло солнце, настроение у Семёна было никакое. Он молчал, равнодушно глядя на мокрую дорогу, и огромную радугу над лесом и полем.
Когда подошел автобус, дождь уже кончился. Павел, Алексей Николаевич и Семён еле втиснулись в переполненный салон со своими двумя чемоданами, но ехать было не далеко. Через две остановки они вышли. Дорога в этом месте шла почти по самому берегу реки, деревня стояла выше, на пригорке. От остановки вверх шла глинистая грунтовая дорога. После дождя она была скользкая. Павел разглядел на обочине тропу, быстро поднялся по ней вверх с чемоданом и помахал рукой.
- Пойдем? - Алексей Николаевич чуть подтолкнул Семёна, стоявшего в нерешительности. Подъем был крутой, по такому он еще не ходил, - иди за мной.
Семён шел боком, осторожно перенося тяжесть тела со здоровой ноги на больную, чтобы сделать следующий шаг, но в одном месте правая нога встала не устойчиво, под штиблетом оказался вылезший из земли корень большого дерева, но Семён протезом этого почувствовать не смог, начав переставлять левую ногу потерял равновесие и упал. Алексей Николаевич остановился, подал ему руку и помог встать, но Семён упал снова.
- Болит? Держись за меня.
Он снова поднял Семёна и запретил ему опираться на больную ногу. Семён положил правую руку ему на плечо и стал осторожно прыгать вверх, опираясь на плечо врача и трость.
Павел спустился к ним и хотел помочь, но Алексей Николаевич не дал, сказав, что тропинка узкая, да и пачкаться ему в глине не надо, потому что оба они: и Семён и врач, были уже перепачканы.
- Лучше чемодан мой возьми, - попросил он Павла.
Когда они поднялись на верх, Алексей Николаевич наклонился и стал ощупывать ногу Семёна.
- Здесь болит?
- Нет. Ни где не болит.
- Ставь ногу.
Семён поставил и снова начал падать, он подхватил его.
- Видимо что-то с протезом, - скал врач, - далеко нам идти? - спросил он у Павла.
- Квартала два, сейчас по этой улице до перекрестка, потом повернуть, там еще квартал и за дорогой третий дом.
- Иди вперед, чемоданы наши неси, а мы потихоньку следом пойдем.
Они пошли. Семён прыгал, опираясь одной рукой на Алексея Николаевича, а другой на свою трость. Иногда они останавливались передохнуть.
- Вот я Осел, - Алексей Николаевич с досадой замотал головой, - я же костыли твои в лагере оставил, к себя в шкафу. Забыл.
- Ну, что теперь, - Семён был безучастен.
Они пошли дальше. На следующем перекрестке Павел их встретил, подвел к нужному участку, открыл калитку в сад. Дом стоял в глубине, там, где начинался спуск к реке. Перед домом был сад, сделан широкий навес, увитый виноградом. Здесь стоял большой стол и длинные лавки по бокам. Вот на одну из них и посадили Семёна.
Мама всплеснула руками.
- Что случилось?
- Мама, ничего страшного, - пытался успокоить ее Семён.
Ему помогли переодеться. Грязные, выпачканные в глине вещи мама сразу забрала стирать. Заставили переодеться и Алексея Николаевича.
Когда Семён снял протез, врач долго его рассматривал. Стопа свисала на бок, она была прикреплена к верхней части только с одной стороны, поэтому стоять на нем Семён не мог.
- Протез надо везти в город ремонтировать, если это будет возможно, - сказал врач осторожно.
- А если нет? - тут же спросил Семён.
- Тогда закажем новый.
- Сколько его будут делать?
- Недели две-три.
- А если ремонтировать, это долго?
- Не знаю, может быть при мне сделают, а может быть нет, скажут.

Семён сидел на лавочке оглушенный произошедшими событиями. Еще полтора часа назад он стоял у автобусов и пел с ребятами песни, а сейчас остался один, фактически потеряв возможность самостоятельно передвигаться. Ему было горько и обидно. В такой ситуации он оказался впервые в жизни и ему вдруг снова стало страшно, как прошлой осенью, после ампутации, страшно от мысли, что это состояние беспомощности останется на всегда.
Пообедав, все разошлись. Алексей Николаевич поехал в город, на протезную фабрику ремонтировать протез, Павел вернулся в лагерь, забрать забытые там костыли, мама ушла стирать их испачканную одежду.
За стол, рядом с Семёном, села хозяйка, баба Лена. Она насобирала черешни и стала угощать Семёна. Тот не много поел, отказаться было неудобно. Баба Лена стала выщелкивать косточки из черешни, готовясь сварить из нее варенье.
- Поможешь? - спросила она, - чего без дела сидеть.
Семён согласился. Баба Лена принесла ему приспособление, которым выбивались косточки. Они работали споро. Хозяйка рассказывала, как жили раньше с мужем, потом муж ее умер и она осталась одна. Про соседей, у которых есть корова, и она покупает у них парное молоко, и сыновья погодки, такие же как Семён по возрасту. Иногда они помогают ей, что просит. Когда черешню подготовили, приехал Павел. Семён еще ни когда так не радовался, что у него в руках есть костыли. Он пошел изучать дом и сад.
Дом был построен не много странно. Он стоял на самом обрыве реки. Со стороны улицы казался обыкновенным, одноэтажным, а со стороны реки было видно два этажа. На верху была кухня-столовая и большой зал, в котором принимали гостей, а внизу две спальни. Вот этот зал и одну из спален сняли Архиповы.
Пока Семён осматривался, Наталья Григорьевна попросила Павла помочь ей выполоскать постиранное белье.
- Там, на реке мостки есть, с них и полощи, только спускайтесь осторожно, - хозяйка показала рукой на чуть заметную в траве тропочку, ведущую вниз, к реке.
Пока мать полоскала, Павел ходил по берегу. В одном месте был песочек, дальше от берега — трава. Он разулся, зашел в воду, она была теплая, ласковая. День стоял жаркий, хотелось купаться.
Поднявшись с бельем на верх, он спросил хозяйку можно ли здесь купаться.
- Так как же, всегда купались, только коряги иногда по весне половодьем приносит, но в этом году вроде нет, ни кто не говорил.
- А омутов нет?
- Нет, в этом месте река тихая.
Пока Павел ходил по берегу, Семён стоял наверху, пытаясь сквозь деревья разглядеть берег, но кроны дубов и тополей были плотные, виден был только крутой спуск в траве. Он ушел в комнату, он заприметил там полки с книгами.
- Баба Лена, я там книги видел, можно их взять почитать?
- Читай, читай, муж мой покойный любитель был книжки читать.

- Купаться пойдешь? - спросил его Павел, вернувшись в комнату, и полез в чемодан за своими плавками, - вода — чудо!
Семёну искупаться очень хотелось, здесь никого, кроме брата не было и его можно было не стесняться, но вспомнив крутой спуск он отказался.
- Я не спущусь туда, не смогу.
- А мы что-нибудь придумаем, - Павел хитро подмигнул.
Он вытащил из чемодана и его плавки.
- На, надевай и выходи, - сам взял не большое полотенце и вышел из дома.
- Баба Лена, не найдется ли у вас что-нибудь на травку подстелить, чтобы полежать?
- Купаться надумали? Сейчас найду.
Она вернулась через несколько минут.
- Вот это подойдет? - в руках у нее было развернуто огромное гобеленовое покрывало, какими обычно застилали кровати в деревнях, - кровать широкую продала, как муж умер, а покрывало осталось.
- Подойдет, - Павел свернул покрывало обратно и быстро спустился вниз.
На берегу он разослал это покрывало на травке не далеко от воды, бросил рядом полотенце и поспешил обратно. На верху у края обрыва его ждал Семён.
- И как спускаться? - спросил он недоверчиво.
- Держись, - Павел повернулся к нему спиной, - давай костыли и берись за шею, - скомандовал он и не много присел, чтобы Семён смог дотянуться.
Когда тот обнял брата за шею, Павел встал и подхватил его колени руками.
- Ну, поехали! - и стал осторожно спускаться по тропинке.
Когда наклон кончился и тропинка стала ровной он отпустил ноги Семёна, тот встал на здоровую ногу. Павел повернулся и отдал ему костыли.
- А обратно?
- И обратно так же.
- Я тебя назад потяну, буду опрокидывать.
- Ничего, выдюжу, - отшутился Павел.
В воду Павел нес Семёна так же. Тот пробовал сопротивляться и хотел идти на костылях, но Павел сказал, если оставить костыли близко у воды, они могут уплыть. Тогда Семён согласился снова стать наездником.
Когда ноги Семёна коснулась воды, он сказал:
- Все, я сам, - и спрыгнул со спины брата.
Его тело погрузилось в теплую воду. Было мелко. Семён посидел на дне, перевернулся и окунулся с головой. Вынырнул, вытер лицо, собравшись с силами стал загребать руками и поплыл. Радости его не было предела.
- Павлик! Я могу плавать! - он смеялся, стучал руками по воде, поднимая фонтаны брызг, потом снова поплыл.
Павел плыл за ним на некотором расстоянии, чтобы не мешать. Семён плыл то быстро, то медленно, как бы проверяя свои возможности, нырял и снова поднимал фонтаны брызг.
- Павлик! У меня получается! Я могу! - снова и снова повторял он.
Они долго еще дурачились, и играли в прятки, когда Семён подплывал к брату под водой,  пытаясь его свалить с ног, как раньше, в детстве.
Оказавшись на расстеленном покрывале Семён уставший, но довольный, растянулся в полный рост, подставляя жаркому солнцу свое бледное тело, и с блаженной улыбкой закрыл глаза. Жизнь налаживается. Сейчас вернется Алексей Николаевич с отремонтированным протезом, можно будет походить по деревне, посмотреть, как работает комбайн поближе, когда они подъезжали к деревне, он видел один совсем не далеко от остановки.
– Можно будет сходить в лес, - мечтал он, но…
В жизни оказалось все сложнее. Павел первый заметил, как врач спускается к ним с обрыва. Он посмотрел на него.
- Как?
Алексей Николаевич молча покачал головой: - ничего не получилось.
Семён плавал как рыба, он уже совсем освоился в воде, и заметив, как Павел и Алексей Николаевич вошли в воду, подплыл к ним.
- У меня получается? Правда?
- Отлично получается, - порадовался с ним врач.
Про протез Семён спросил, когда они, наплававшись в волю, снова улеглись на берегу.
– Семён, к сожалению, отремонтировать протез не получилось. Тебе его делали в Крыму, здесь таких моделей нет совсем, нет и запчастей к ним, а те, что есть, не подходят.
- Значит надо новый?
- Да, но и тут проблема. Мастер, который делает ножные протезы, ушел в отпуск с понедельника, выйдет на работу только через месяц.
Семён помолчал, оглушенный новостью.
- Он один? Больше ни кто не может сделать?
- Не один, но другой еще только учится и протезы у него получаются не очень хорошие, пользоваться ими трудно. Понимаешь, там такая система, если сделать протез сейчас, а носить ты его не сможешь, то новый можно будет сделать только через год — полтора, или оплатить его полную стоимость, а это больше ста рублей.
Павел хотел сказать, что деньги он найдет, но врач пнул его ногой.
- Техник, который остался больше специализируется на ремонте, он больше по части починить, заменить. Мы с ним уже всяко смотрели, он пробовал даже твою гильзу на другой протез поставить, но у тебя модель абсолютно другая, и крепления, и центрируется он по другому, ничего не получилось.
- Значит только ждать?
- Да.
Семён перевернулся на живот, опустил голову на руки и замер. Слез не было. Был безнадежный, равнодушный ступор. Ему не хотелось ничего: ни купаться, ни ужинать, ни читать. Жизнь потеряла всякий смысл.
После ужина Павел позвал его погулять по деревне. Семён сидел на кровати, глядя в окно на реку и молча качал головой. И только когда брат вышел, он, спохватившись крикнул:
- Павел! - брат вернулся, - Павлик, если сможешь, купи мне конверты и бумагу, письма писать.
- Куплю, если найду, - пообещал брат.

Алексей Николаевич и Павел вышли на улицу. Оба молчали. Оба переживали за состояние Семёна, понимая, что такое вынужденное бездействие может очень плохо сказаться на здоровье, как физическом, так и душевном.
- Может мы зря сюда приехали, может ему в городе лучше бы было? - пытался найти ответ Павел.
- Нет, все уже случилось, там сейчас ребята все разъедутся, он будет тоже один, и будет сидеть в своей квартире, даже во двор не пойдет, постесняется. Здесь свежим воздухом подышит, опять же молоко, ягоды, овощи свежие. Надо его только чем-то занять. Знаешь, не ерундой, а настоящим делом, чтобы нужным себя почувствовал.
- Что например?
- Павел, можно на склоне какую-нибудь лестницу сделать, чтобы он сам к реке спускаться мог? И хозяйке польза будет.
- Можно, только инструменты нужны, материалы.
- А ты спроси у хозяйки, может есть. Муж ее, похоже, человек рукастый был, вон башенку какую на сарае соорудил.
Действительно, над крышей сарая, стоявшего недалеко от дома, возвышалась восьмиугольная башенка с окнами, не большая, меньше 2 метров от стены до стены.
На следующий день, с утра, Павел ходил по склону, где шла тропка к реке, прикидывал, как лучше сделать лестницу, а потом спросил у хозяйки:
- Баба Лена, а вы здесь всегда так спускались?
- Нет, раньше там, подальше, лесенка была, муж делал, да сгнила. Я по весне гнилушки собрала, а вот новую ни кто делать не берется.
- А инструмент, материал у вас есть?
- Так как не быть, все от мужа осталось, и доски всякие, и инструмент, а тебе зачем?
- Давайте мы попробуем лестницу сделать.
- Ох, батюшки, возьмешься? Только, наверное, денег много запросишь за работу?
- Да что вы, какие деньги. Сделать хочу, чтобы брат не упал, чтобы сам к реке спускаться мог.
- Ну, коли так — делай, сынок, а я вам ваш аванс верну. Инструмент и доски пойдем, покажу где лежат.
Она завела его в сарайчик под башенкой, показала ящик с инструментом и штабелем сложенные доски.
Павел долго разбирал ножовки, рубанки, стамески, заботливо убранные под крышу, потом разглядывал доски и брусья, считал чего и сколько понадобится, ходил и мерил склон, в том же ящике он нашел складной метр. Все это время хозяйка наблюдала за ним и украдкой всхлипывала, Павел очень напоминал ей погибшего сына не только внешне, но и движениями, обстоятельным отношением к делу.
- Внучка мне Бог послал, - подумала она, глядя, как Павел рассчитывал что-то на листе бумаги.
- Баба Лена, лесенку как лучше сделать: как раньше была, или по этой тропинке?
- По тропинке удобней будет, не так круто, стара я уже стала.
Павел кивнул и снова начал считать. К обеду он закончил расчеты, подготовил инструменты и место, где можно строгать доски. После обеда он начал строгать, а Алексей Николаевич пилить доски для ступенек.
Семён все утро в комнате читал книгу. Настроение у него было никакое. Весь вечер вчерашнего дня он писал Олёнке письмо, написал несколько страниц и рвал, сильно жаловаться не хотелось, и вместе с тем надо было выговориться. Сегодня с утра снова сел и написал, не жалуясь, просто факты, все, как есть, и стал читать книгу, пытаясь отвлечься от грустных мыслей, но после обеда все таки вышел во двор посмотреть, чем заняты брат и врач.
У Павла дело спорилось, а вот Алексей Николаевич пилил не умело, не ровно. Ножовка в его руках зарывалась то влево, то в право.
- Странно, - сказал он как бы про себя, но достаточно громко, - а я думал, что пилите Вы лучше, на операциях натренировались.
Алексей Николаевич остановился, но остался спокойным, хотя прекрасно понял  и жесткий сарказм Семёна, и его намек на ампутацию.
- Там немного другое, и пилы у нас электрические, не ручные.
Семёну стало стыдно, что сказал плохо, врач не виноват в случившемся. Он подошел к Алексею Николаевичу поближе.
- Извините, можно я попробую.
Он отставил костыли, прижал правым коленом доску к пеньку, на котором пилил врач, взял в руку ножовку и стал пилить. На уроках труда это у него не плохо получалось. Он быстро отпилил доску.
- Еще надо? - с надеждой спросил он, потому, что ему понравилось, что он может что-то делать  руками, вообще что-то делать.
- Да, вот их сколько, - Алексей Николаевич показал на стопку оструганных Павлом досок, - сейчас я тебе отмечу, сколько надо.
Он карандашом и рулеткой отмерил нужный размер, провел черту и положил доску на пенек перед Семёном. Семён снова отпилил. Алексей Николаевич посмотрел на распил, провел по нему пальцем.
- Да ты мастер! - удивленно заметил он, - только колено сильно не прижимай, нагрузка на него не должна быть слишком большой, - напомнил он.
К вечеру ступеньки были готовы, и боковины.
- Завтра пойдем копать тропинку, чтобы ступеньки на место встали, - сказал Павел, - а сейчас — купаться!
- Надо стружку смыть, - поддержал его врач.
Занявшись делом, Семён успокоился, снова стал общительным и покладистым. Накупавшись, выйдя из воды и растянувшись на хозяйском огромном покрывале все втроем, Семён, лежавший рядом с Алексеем Николаевичем снова подвинулся к нему и сказал:
- Простите меня, я не должен был так говорить.
- По большому счету ты прав, практика общения с пилой у меня большая, и тебя я калекой сделал, только выхода другого у меня нет, не по своей прихоти я руки ноги обрезаю, а чтобы вы, дурачки, жили, - и врач ласково потрепал его по волосам.
- Да, я понял. Спасибо Вам, - Семён уткнулся лицом в руку Алексея Николаевича. Только сейчас он понял, как тому тяжело делать такие операции, и как они бывают нужны.
- Не обижайтесь на меня, я не много не в себе, обидно, уже лето идет, а я все в заточении у своего тела.
- Зато ты живешь, а это все пройдет, все наладится.
За выходные дни они втроем лестницу почти сделали. Павел решил ее покрасить. Они с Алексеем Николаевичем сходили в магазин, купили олифу и морилку. Краски не было.
Семён с удовольствием покрывал ступени морилкой, они становились темнее и казались сделанными из дуба, строго и благородно, строгал клинья, которыми Павел собирался крепить лестницу к земле на склоне, чтобы она не съехала вниз, приколачивал ступени к боковинам. В воскресенье вечером готовую лестницу перенесли и поставили на место, где раньше была тропка. Осталось ее только укрепить.
В понедельник рано утром Алексей Николаевич уехал в город, ему нужно было выходить на работу. Семён попросил маму отдать ему ключ от их почтового ящика, чтобы он мог забирать их почту, он ждал письмо от Оленки, сам он ей написал уже два.
К обеду лестница было готова и Семён смог сам спуститься к реке. Это было здорово. Они с братом снова купались. Семён теперь садился на деревянный настил над водой у берега, с которого мама полоскала белье, «мостки» так называли местные это сооружение. В паре метров от берега были вкопаны в дно две опоры, соединены деревянной перекладиной, три-четыре широкие доски клались одним концом на эту перекладину, а другим на берег. С него он сам мог прыгать в воду и вылазить обратно, подтягиваясь на руках. Глубина там, где мостки кончались, была больше полметра. Он уже не чувствовал себя таким беспомощным, как раньше.

После лагеря Оленка была сама не своя. Папа уже был дома, и мама тоже скоро вернулась, бабушка умерла в больнице. Было грустно. Оленка точно знала одно, прежней жизни больше не будет, у нее появился Семён, во всех ее мыслях, поступках теперь был он. Она часто думала, что бы он сказал в той или иной ситуации, что бы сделал. Но его рядом не было и поэтому было грустно.
Когда от него пришло первое письмо, в котором он написал, что снова остался без протеза, Оленка готова была бежать к нему, лететь на крыльях и даже идти пешком, чтобы хоть как-то утешить, она прекрасно понимала, что значит для этого непоседливого энергичного мальчишки такое вынужденное бездействие.
Она рассказала отцу о своем новом друге, о его беде, но папа сказал, что сейчас ее появление там, рядом с ним, будет, наверное, приятным, но для него — обязывающим и может быть даже унизительным, и посоветовал не слишком увлекаться утешением в письмах, а описывать свою жизнь, ему это будет на много интереснее.
- И что я ему напишу? Как хожу из угла в угол? - подумала Оленка.
- Ты не ходи из угла в угол, а займись чем нибудь, - сказал отец, словно прочитав ее мысли.
- Паа, а можно я в бабушкином доме буду жить? - спросила она.
Этот дом был стареньким, слепленным из глины, маленьким: кухонька, комната и маленькая спаленка. Их новый кирпичный дом стоял рядом, но бабушка переезжать в новый дом не захотела и осталась жить в старом. Когда она умерла, дом стоял пустой. А сейчас Олёнке тоже захотелось жить в нем.
Отец разрешил. Оленка разобрала бабушкины вещи, навела порядок побелила потолок и стены, убрала старые пучки трав, висящие на стенах. Вместо них она сделала из ниток и разных лечебных травок коврики и повесила их, чтобы в доме по прежнему пахло травами. Вот это она и описывала Семёну в письмах.

Алексей Николаевич на работе первым делом спросил у дежурного врача, есть ли тяжелые больные. Дежурство ему сдавал Арсений Петрович, он уходил в отпуск, поэтому рассказывал подробно о каждом пациенте.
- Пожалуй самый тяжелый поступил к нам неделю назад, мальчик 14 лет, упал с мопеда, на большой скорости на повороте не справился с управлением. Упал на правую сторону. Ногу сломал, мопедом прижало, но там все срастется, а вот рука. Сложный множественный перелом дистальных фаланг на правой руке, всех четырех. Осколки мелкие, я собрал, но пока не понятно, может и гангрена начаться, там порвано было все: и сосуды, и нервы, и сухожилия, и связки. Как газ выжимал, так все и прижало, выше тоже гематомы, но кости целы, только большой палец остался целым.
- Я понял, прослежу.
- Ты что грустный, Алексей Николаевич? У тебя все в порядке? Как в лагере поработал?
- Знаешь, в лагере было здорово, столько позитива. Видел бы ты, что там Семён вытворял, оказывается он такой затейник, - с восторгом вспоминал Алексей Николаевич.
- Как он?
- Швы рассосались, связки нормально работают, ходит, с тростью, довольно уверенно, только сейчас опять на костылях прыгает, на горку поднимались, упал, протез сломал, ему в Крыму делали, а там модель совершенно другая, запчастей у нас таких нет. Мы уже по всякому с Мишей прикидывали, он даже его гильзу приемную пробовал на наш протез переставить, не получилось, центровка не совпадает он заваливаться будет и Семен Архипович в отпуск ушел только неделю назад, поэтому Семён пока никакой.
Арсений Петрович вздохнул.
- Что же делать, надо ждать.
- Ждет, в деревне у хозяйки комнаты сняли, пока там. Купается с братом, там речка рядом. Знаешь как плавает, я догнать не могу!
- Он мальчик спортивный.
- Это точно, он в лагере на турнике занимался с учителем физкультуры. Такие штуки выделывал. - Алексей Николаевич заулыбался, вспоминая, как он все хотел Семёна поддержать, пока он на турнике разные вращения делал.
 После завтрака Алексей Николаевич пошел с обходом, знакомиться с детьми.
- Игорь Головин, 14 лет, упал на мопеде в прошлое воскресенье, травма правой стороны…, - Нина Сергеевна читала диагноз, когда он подошел к кровати, на которой лежал Гоша.
Он уже не много пришел в себя. Все тело болело, особенно рука, а главное прогнозы были не утешительные. Он часто проваливался в забытье, сознание было еще спутанным, но Алексея Николаевича он сразу узнал.
Врач тоже его узнал.
- Гоша? Да, натворил ты дел, лучше бы в лагере себя вел нормально.
- Алексей Николаевич? Вы здесь?
- Да, я здесь работаю.
- А лагерь?
- А в лагере я отдыхал, отпуск у меня был, Евгений Александрович попросил помочь, они врача не могли найти на первую смену.
- Семён тоже ваш пациент?
- Мой. - Алексей Николаевич взял его забинтованную руку, не много отогнул повязку и потрогал отекшую кожу, - болит?
Гоша кивнул.
- В процедурную его, сейчас, надо посмотреть, - сказал он Нине Сергеевне и вышел из палаты.
Гошу привезли в процедурную. Алексей Николаевич снял повязку и Гоша потерял сознание. Кончики пальцев были черные.
- Родителей срочно вызывайте, - он долго рассматривал рентгеновский снимок кисти, сделанный уже после операции.
Очнулся Гоша только к вечеру. Странно, но рука не болела. Он даже пытался пошевелить пальцами, но не получилось, боль появилась, но другая, ноющая и не такая острая, как раньше. Над ним опять склонилась мама. Она была в слезах и молчала.
- Мама, что? - чуть слышно спросил он.
- Операцию тебе сделали, - выдавила она из себя и снова заплакала.
Снова подошел Алексей Николаевич.
- Очнулся? Вот и хорошо, теперь будет жить.
Выписали Гошу домой через месяц, когда с ноги сняли гипс и он начал ходить с тростью. Нога срослась хорошо. Рука тоже подживала. Пальцы были не подвижными и толстыми, отекшими. Алексей Николаевич последний раз сделал ему перевязку и вдруг спросил:
- Ты где разбился? На какой улице?
- На шоссе, к мосту через Дон подъезжал.
- На шоссе? Что же ты там ночью делал? - удивился он.
Гоша опустил голову. У него ни кто не спрашивал, что он делал там ночью, даже приходивший милиционер, который составлял протокол о ДТП.
- Из лагеря домой ехал, - признался он.
- Из какого? Из нашего? - еще больше удивился Алексей Николаевич.
- Да, я ездил узнать, как Семён, мама просила, она все боялась, что ее заставят платить Семёну деньги, если у него что-то серьезное. В тот вечер она просила меня в кино вечером сходить, у нее друг должен был придти, вот я и поехал. В лагере со Славкой поговорил, через забор. Он рассказал, что Семён уже ходит, и что сегодня будут песни под гитару петь, на Фестивале авторской песни. Мне так захотелось послушать, как наши без меня петь будут, думал опозорятся без гитары, а им Семён играл, и песню весь лагерь пел, так мне обидно стало.
- Где же ты был во время концерта?
- На березе сидел, я вас всех видел, слез, когда уже все разошлись и поехал домой.
- Злой был, разогнался и не справился с управлением, так?
Гоша кивнул.
- Сегодня тебя кто забирает?
- Папа, они с мамой помирились, больше не расходятся.
- Это хорошо, видимо нет худа без добра. Иди, собирайся. Через неделю придешь на осмотр к хирургу по месту жительства, тебе там упражнения и процедуры должны назначить пальцы разрабатывать, а дальше все будет зависеть от тебя, чем больше будешь заниматься, тем быстрее пальцы на руке восстановят свою подвижность.
Гоша вышел. Он теперь ходил как Семён, так же хромая и опираясь на трость. Он вообще теперь часто вспоминал Семёна, он не сердился на него больше, не завидовал, он его понимал. Теперь он ругал только себя, что был идиотом и поэтому остался фактически без руки и с этим надо было привыкать жить дальше.

Наталья Григорьевна не могла нарадоваться на своих сыновей. Она договорилась с соседкой Мартой и стала покупать у нее каждое утро парное молоко. У соседей был телефон, и они разрешали им пользоваться. Хозяйка разрешала собирать поспевающие ягоды и Наталья Григорьевна в летней кухне каждый день пекла сладкие пироги. Пироги у нее всегда получались вкусные и все соседки в округе приходили за рецептом ее теста. За разговором спрашивали и про Семёна. Наталья Григорьевна только махала рукой и вытирала навернувшиеся слезы. Только один раз она рассказа, что случилось с сыном, в самом начале, когда Павел с Семёном ушли купаться, а она с нетерпением ждала из города Алексея Николаевича, который отвез протез ремонтировать. К бабе Лене пришла Марта, принесла ее квартирантам свежей зелени, познакомились. Приняли местные женщины Наталью Григорьевну за свою, особенно когда узнали, что она родом из Митяевской, вот тогда и рассказала она про свою боль, искалеченного сына.
Павел лихорадочно думал, что бы еще можно было сделать, чтобы Семён почувствовал себя нужным. Радость от поделки лестницы уже прошла и на следующий день он снова был мрачен. Выручила хозяйка. Баба Лена сама завела разговор, что нужно бы крышу перекрыть на сарае, а то досочки там все сгнили, протекают. Павел обрадовался. За делами Семён преображался, становился прежним, веселым и уверенным в себе.
- Семён, крышу на сарае перекроем? Сможем? - весело спросил он.
- Конечно сможем! - тоже обрадовался Семён.
Шифер лежал тут же, в сарае. Он был не новый, уже использованный, но еще вполне хороший.
- Это Ваня на сарай, на баню шифер готовил, когда дом железом крыл. Баню успел покрыть, а сарай не успел, - рассказывала баба Лена.
Павел приставил лестницу и полез на крышу сарая. Она была односкатная, пологая. Доски, действительно, сгнили и местами даже проваливались, ходить по ней Павел не решился. Он отодрал одну доску, посмотреть, что со стропилами. Их тоже нужно было менять. Павел пошел снова смотреть доски и считать, хватит ли того, что осталось, чтобы закрыть крышу. Семён разглядывал, что было внутри сарая. Здесь стояли старые вещи, в углу были сложены дрова для печи, кадушки, прялки, корзины и какие-то плетеные короба. В глубине он заметил высокий шест, стоявший вертикально. Семён подошел к нему. Шест стоял под самой башенкой, в потолке в этом месте было отверстие и шест уходил в него, в башню. Он потрогал шест рукой, тот был гладкий, словно отполированный. Семён убрал из рук костыли и стал забраться по нему вверх. Он поднялся выше этого отверстия и оказался внутри башенки. Большие окна покрылись слоем пыли. С одной стороны стоял узкий столик и маленький табурет. Семён осторожно перебрался на него, смахнув пыль. Огляделся. На столе лежала открытая тетрадь. Он попробовал прочитать. Там были цифры и буквы.
- «25.07 в. ЮЗ, t – 25», - прочитал он, и увидел за окном упавший флюгер и термометр, - видимо хозяин вел наблюдения за погодой.
На другой стороне башенки он увидел дверь, выходящую на крышу сарая. Никакой лестницы сюда не было, попасть можно было только по шесту.
- Семён, ты где? - услышал он голос брата.
- Я в башне.
- Как ты туда попал? - заволновался Павел, увидев оставленные внизу костыли.
- По шесту забрался, сейчас спущусь, - и он осторожно съехал вниз.
Уже на следующий день они начали разбирать старую крышу. Семён сумел открыть дверь из башенки и вытаскивал гвозди из досок сверху, а Павел с приставленной лестницы тоже самое делал на краю, вдвоем у них получалось споро.
После того, как все доски были убраны, Павел еще раз осмотрел стропила, часть из них оказались вполне хорошими, заменить надо было всего несколько штук.
Потом они опять пилили доски. Работали не спешно, на совесть. Им и самим делать эту мужскую работу было приятно. Перед обедом и ужином ходили купаться. Семён совсем освоился и даже стал с интересом поглядывать на местных ребят, купающихся на соседнем участке. Это были соседи, сыновья Марты. Часто вместе с ними купалась целая компания, но подплывать, тем более подходить к ним Семён пока не решался.
К приезду Алексея Николаевича в пятницу вечером, крыша была уже покрыта новыми досками, оставалось только положить на них шифер. Поднять большие шиферины один Павел не мог, и Семён в этом был плохим помощником, поэтому ждали приезда врача. В субботу они с утра взялись за дело. Павел поднимал листы шифера, Алексей Николаевич принимал из наверху и укладывал в нужное место, а Семён весело прибивал их гвоздями через специальные жестяные кружочки, нарезанные Павлом из консервных банок, ползая по крыше на коленях. Правда к вечеру правое колено заболело и врач запретил ему так ползать, но с крышей было уже покончено. В воскресенье все отдыхали, купались.
Вечером Павел с Алексеем Николаевичем пошли гулять.
- Как он?
- Пока крышу делали все нормально было, а сейчас, даже не знаю, что будет, хоть все по новой разбирай и делай.
- И гитару не берет?
- На неделе некогда было, а когда работы нет, у него и настроения нет на гитаре играть.
- Не переживай, может и образуется, он уже свыкся с мыслью, что надо подождать. Я ему два письма от Оленки привез, будет ответы писать. Купаться будите. Может с местными ребятами познакомиться, я смотрю у вас в соседях такие же подростки живут, как и Семён.
Павел кивал головой, соглашаясь с другом.

Семён за это время загорел, на щеках появился румянец. Вот только на улицу выходить все еще стеснялся. Однажды он услышал громкий голос Марты на улице. Она что-то рассказывала прохожему, а тот вдруг спросил:
- Я смотрю бабе Лене крышу на сарае перекрыли?
- Это квартиранты ее.
- Это какие? У которых пацан без ноги?
- Да, и он помогал.
Они еще долго обсуждали его способности, но Семён вдруг задумался, этот прохожий был с другого конца деревни, а про него знал, неужели уже вся деревня знает, что живет у бабы Лены безногий пацан?
Два дня так и было, как говорил Алексей Николаевич. Семён читал книги, писал Олёнке письма, много купались и загорали, но Павел видел, как он снова начинает скучать и раздражаться.
В среду он сидел во дворе за столом под навесом и читал. Павел с мамой ушли в магазин, хозяйка хлопотала в огороде.
За забором были слышны голоса мальчишек и удары по мячу. Вдруг из-за забора на их двор прилетел мяч. Он подпрыгнул несколько раз по дорожке и скатился по крутому склону вниз. Вслед за мячом над забором показалась голова мальчишки.
- Пацан, дай мячик, - обратился сосед к Семёну.
- Не дам, не могу, он вниз укатился, мне не достать. Хочешь — иди сам забирай.
Голова скрылась, через пол минуты открылась калитка в заборе и зашел подросток, на вид лет 14-15, рыжий, весь в веснушках.
- Где укатился? - спросил он.
- Еще три шага на меня и вниз, - ответил Семён.
Подросток нырнул под обрыв и скоро вернулся с мячом, подошел к Семёну.
- Тебя как звать?
- Семён.
- А я Толя, - он сел рядом, - ты чего без ноги? - бесцеремонно спросил он.
- Так вышло.
- А баба Лена говорила, что ты девочку спас.
- Значит ты сам все знаешь.
- Ну, вдруг она придумала — стушевался Толя.
- Девочку спас, а сам не много не успел из-под автобуса выбраться, - с грустью подтвердил Семён.
- И что, ты теперь все время теперь так, на костылях прыгать будешь?
- Зачем же все время? Протез у меня сломался, вот новый сделают и буду нормально ходить.
- Понятно, - кивнул Толя. - Мы тут с городскими в Войнушку играем, хочешь с нами?
- Я ведь тоже городской, - улыбнулся Семён, он уже давно понял, что и мяч, и Толя здесь появились не спроста.
- Нет, городские — это чужие, а вы Митяевские, баба Лена говорила.
- Нет уже деревни давно.
- Деревни нет, а место сих пор так и зовется, - Толя помолчал, - нам в штабе человек нужен, чтобы сидел, донесения разведчиков принимал и мне передавал, а то ни кто там сидеть не хочет, все в разведку хотят, а потом меня найти не могут, я ведь в штабе тоже не сижу. Согласен?
Семён задумался. Что он теряет, ему все равно где сидеть, а с ребятами веселее будет.
- Далеко ваш штаб?
- Нет, тут рядом, через дом. Пойдем, я тебя нашим огородом проведу, совсем близко получится.
- Хорошо, только надо бабу Лену предупредить, а то меня хватятся.
- Сейчас, - Толя подбежал к огороду хозяйки, - баба Лена, скажите, что Семён со мной пошел, мы у Макарихи в сарае будем.
- Скажу, - отозвалась хозяйка, подняв голову и не переставая пропалывать грядку.
Они пошли сначала через калитку к Толе во двор, потом через весь их участок, между аккуратными грядками с морковкой и помидорами, и остановились у забора. Толя раздвинул доски.
- Здесь, рядом.
Доски были прибиты к двум поперечным жердям, сверху и снизу, и если даже их раздвинуть внизу, нижнюю жердь нужно было переступать довольно высоко.  Перешагнуть ее Семён бы не смог, да и получившаяся дырка в заборе была для костылей слишком узкой.
Толя остановился в нерешительности.
- Ой, я не подумал, - чесал он затылок, - ты здесь не пройдешь.
Семён сел на нижнюю жердь, сложил костыли и отдал их Толе.
– Подержи ка, я попробую.
Он подтянул ноги к груди и повернулся на попе, помогая себе руками и перенося ноги на другую сторону забора.
- Давай костыли, - обернувшись сказал он и опустил ноги.
Встал и подождал, пока Толя тоже протиснется в эту дырку.
- Как ты ловко придумал, - восхищенно сказал Толя.
Скоро они пришли в штаб. Это был сарайчик на заброшенном участке. В нем за самодельным столом, на лавках, сделанных наспех из ящиков и старых досок сидели ребята.
– Вот, знакомьтесь, это Семён, - сказал Толя, глядя на ребят.
Те с удивлением и интересом смотрели на его короткую ногу и костыли и представлялись больше машинально:
- Никита.
- Рома.
- Петя.
- Зачем ты его сюда привел? - услышал Семён шепот за спиной.
- Ты в штабе будешь сидеть? Нет, и я не буду, а он будет, - прошептал в ответ Толя.
Ребята подвинулись, Семёна посадили за стол.
- Вот смотри, - Толя показал Семёну самодельную карту деревни и окрестностей, - здесь мы отмечаем, где у противника стоят дозоры, где предполагаемый штаб.
Семён быстро разобрался с картой, она была схематичная, но общее представление давала. Пока он разбирался, ребята шептались в другом углу сарайчика, спорили, нужен им Семён или нет. Они просто не знали как им себя с ним вести, и больной он и вообще, одна морока с ним будет. Семён слышал не все, да особо и не прислушивался. Карта его заинтересовала по настоящему.
- Ребята, а какие у вас сигналы? - спросил он.
- Что за сигналы? - не поняли мальчишки.
- Ну, на всякий случай, деревня большая, сразу всех не найдешь, не предупредишь, а если о сигналах договориться, то можно подать сигнал, все его услышат и поймут.
- Какой, например, сигнал? - спросил Петя.
- Например три коротких звука, повторенные три раза — это сигнал тревоги, противник наступает, - Семён постучал по столу, - а три длинных, три коротких и снова три длинных — это сигнал sos, прошу помощи, Семён снова постучал по столу. Можно еще сигнал: сбор в штабе — три длинных.
- Подожди, а чем подавать эти сигналы?
- Если стучать по столу ни кто кроме тебя не услышит, - ребята засмеялись.
- Можно горном, только у вас его нет, а вот машина у соседа есть, ее сигнал далеко слышно будет. Или постучать во что-то железное и большое, тоже будет слышно.
- Надо подумать, - сказал Толя.
- А ты молодец, соображаешь, - похвалили его ребята.
Объяснив еще раз все их задачи, Толя с ребятами ушли. Семён остался один. Он рассматривал сарайчик. Почему-то ему вспомнилось описание чердака у Гайдара, где собирались Тимуровцы. Он посмотрел в окно, там был заросший кустарником, сливой и вишней сад. Он снова стал внимательно изучать карту.
Она была странной, корявой, но Семён без труда нашел на ней и этот сарайчик, и дом Толи и свой дом. Значит и все остальное тоже достоверно, и он начал изучать деревню. Он нашел магазин, школу и даже футбольное поле.
Вскоре в дверь кто-то вошел. Семён еще не знал всех ребят в лицо, поэтому подумал, что это пришли разведчики, но трое ребят вели себя странно. Они быстро осмотрелись и сразу подошли к Семёну, заломили ему руки за спину и подняли, заставляя идти.
- Я так идти не могу, - Семён пытался сопротивляться, но ребят было двое и они были на голову его выше.
Тогда они подняли его за локти и потащили из сарайчика. Перетащили через дорогу.
- Слушай, чего мы его тащим? Пусть сам идет, - они поставили Семёна на дорогу.
- Вы сначала мне ногу приделайте, чтобы я идти мог, - зло огрызнулся Семён.
Только теперь они заметили, что Семён без ноги.
- Чёрт! Во влипли, - проворчал один.
Второй выругался, и они потащили Семёна к соседнему дому.
 Посадили его на лавочку возле заброшенного дома. Один остался с ним, а второй пошел открывать закрытый дом. Но замок не открывался.
- Иди помоги, чего ты его караулишь, без ноги не убежит, - крикнул он своему дружку, - замок заело.
- Ладно, некогда сейчас с замком, этого закрывать не обязательно, - из сарайчика вышел третий, - я их карту видел, знаю, где дозоры, бежим.
- Костыли принесите, - зло и настойчиво сказал Семён, понимая, что если ребята сейчас уйдут, он останется здесь совершенно беспомощным.
- А безногого так оставим? - спросил один здоровяк у того, что вышел из сарайчика последним, и по видимому был у них главный, - он нажалуется на нас.
- Ну, принеси ему костыли, они там, все равно сказать ничего никому не успеет, мы через пять минут штурм начнем.
- И ключ ему оставьте, пусть сам своих открывает.
Ребята принесли Семёну костыли и поставили их рядом со скамейкой, на нее же положили ключ от замка заброшенного дома, там кто-то стучался.
Семёна захлестнули эмоции. В таком унизительном и беспомощном положении он еще ни когда не был. Но сердиться было некогда. Он взял свои костыли и быстро запрыгал по улице. У соседнего дома стоял синий новенький жигуленок, хозяин его возился в багажнике.
- Какой красавец! - с неподдельным восторгом сказал Семён, подходя к нему.
- Что, нравится?
Семён кивнул.
- Можно по бибикать? - по детски наивно спросил он.
- Садись, - засмеялся хозяин.
Семён сел на водительское место, потрогал руль, посмотрел на блестящие приборы и повернул ключ зажигания.
- Ты только газ не нажимай, - предупредил его хозяин.
- Нет, я только клаксон, - уверил его Семён и стал нажимать сигнал: три коротких сигнала три раза, потом сделала перерыв и еще раз повторил сигнал.
- Что это, морзянкой балуешься? - удивился хозяин.
- Так, учусь, - ответил Семён, вылезая из машины, - спасибо.
Он вернулся к заброшенному дому, открыл замок. Из дома вышли Никита и младший брат Толи — Саша, его Семён видел раньше у соседей.
- Ну ты молоток, - Никита похлопал его по плечу, - это ты сигнал дал?  - А мы уж было подумали, что ты совсем ушел.
- Бежим, Семён, ты нас здесь подожди, мы вернемся, - скороговоркой выпалил Саша, и они убежали.
Семён не спеша вернулся к сарайчику. С улицы его было почти не видно, только небольшая тропка, уходящая вглубь заброшенного участка. Идти по тропке было сложно. Костыли приходилось ставить рядом с тропинкой, земля под ними проваливалась неравномерно и он заваливался то на одну, то на другую сторону, и высокая трава обвивалась вокруг палок, цепляясь за крепления костылей. Он приспособился, пошел боком, было не удобно, но так было меньше шансов упасть.
 Он снова сидел в сарайчике, разглядывая карту и улыбаясь, на карте не было обозначено своих дозоров, тот мальчишка, который сказал, что видел карту и знает где позиции деревенских, в карте не разобрался, он видел только обозначенные дозоры команды городских ребят.

Вернувшись из магазина, Павел стал искать Семёна.
- Он с ребятами ушел, - сказала баба Лена.
- С какими ребятами? - не понял сначала Павел.
- С нашими соседями, я у них давеча спросила, почему они Семёна к себе играть не берут, он, говорю, мальчик умный, читает много, так Толя мне говорит, что они его боятся, вдруг он упадет или еще с ним что будет, а им потом отвечать. А я им и говорю, вы, мол, с ним осторожно, не толкайте, а чтобы не падал, помогайте ему. Вот сегодня Толя пришел за ним, поговорили не много и Семён с ним ушел. Да вы не переживайте, Толя с Сашей ребята хорошие, порядочные, они зря не сделают.
Минут через сорок, когда Семён уже начал подумывать о возвращении домой, чувствуя, что про него забыли, в сарайчик вошли Толя с ребятами. Все были взъерошенные, грязные, кое где с синяками.
- Пойдем с нами, у нас ничья, - сказал Толя, - их командир сказал, что будет встречаться с тобой наедине.
- Почему со мной?
- Мы тебя командиром выбрали, пока сюда шли.
- Молодцы! - Семёну даже стало весело, его куда-то выбрали без него ведома.
- Ну, понимаешь, Стас с тобой драться не будет, а нам драться нельзя, нам отец запретил с городскими драться, выдерет, если узнает. Они ему на нас уже несколько раз жаловались, - Саша потер задницу.
Ах эта простодушная деревенская хитрость. Семён прекрасно понял, что ребята решили просто спрятаться за его инвалидностью, и даже прямо сказали ему об этом. Но Толю с Сашей было жалко. Он вспомнил, как два дня назад подвыпивший отец лупил братьев хворостиной.
- Ладно, пошли, - он встал.
До пустыря, где было футбольное поле, было близко. Там, кроме футбольных ворот, на краю стоял вкопанный в землю стол, сколоченный из старых потемневших досок и такие же старые скамейки возле него, а рядом, на вкопанных в землю двух высоких столбах сверху была перекладина, видимо когда-то на ней были качели, но теперь ее использовали как спортивный снаряд.
Когда они пришли на пустырь, там за столом уже сидели ребята.
- Вот, привели, - сказал Толя, отступая за Семёна.
- Так ты еще и командир? - удивился парнишка, командовавший его захватом в сарайчике, - Стас, что ты с ним делать будешь? Не драться, же? - обратился он к другому подростку, сидящему с другого края стола, вальяжно наклонившись на стол и подперев голову рукой. Его лицо показалось Семёну знакомым.
- Посадите его, - скомандовал он ребятам по младше, сидящим напротив его.
Те соскочили. Семён сел, демонстративно прислонив свои костыли к столу с боку. Обычно он старался костыли убирать с глаз, клал их куда-нибудь не далеко в траву, за скамейку, но сейчас ситуация требовала, чтобы противник о них не забывал.
- Если надо выяснить, кто из нас сильнее, драться не обязательно, - сказал Семён и поставил на середину стола правый локоть и сжал ладонь в кулак, - можно на руках побороться.
Стас с опаской посмотрел на Семёна в нерешительности. Тут к нему склонился высокий худой длинноволосый парень и что-то сказал на ухо. Оба посмотрели на перекладину и Стас кивнул.
- Давай лучше на перекладине, кто больше подтянется, - предложил он с ухмылкой.
- Давай, - сразу согласился Семён, а Толя встревоженно зашептал ему на ухо.
- У него первый разряд.
- У меня тоже, - ответил улыбаясь Семён, - не переживай, все будет хорошо.
- Кто первый? - спросил Стас.
- Жребий, - ответил Толя. Высокий худой парень вынул из кармана коробок, достал две спички, отломил у одной головку и зажал их между пальцев.
- У кого короткая, тот и начнет. Тяни, - сказал Стас.
Семён вытянул спичку с головкой.
- Ну, тебя это не спасет, - самоуверенно вздохнул Стас.
Он не спеша встал, снял рубашку, аккуратно сложил ее и оставил на скамейке. Подошел к перекладине. Подпрыгнул, но с первого раза зацепиться не получилось, перекладина была высоковата. Маленькие ребятишки засмеялись и осеклись, длинноволосый цыкнул на них.
- Подсадите, - скомандовал Стас.
К нему подошли два здоровяка, которые тащили Семёна, и вдвоем подняли Стаса повыше. Он зацепился за перекладину и зашипел:
- Отошли.
Все притихли. Стас сделал резкий замах ногами, начал раскачиваться на перекладине, потом еще один, и еще. На третьем, он перевернулся вокруг перекладины, сделав Солнце. Ребята восхищенно загудели.  И тут Семён его узнал. Это был Стас Шевельков, его прошлогодний соперник на областных соревнованиях по спортивной гимнастике, у которого он выиграл именно соревнования на перекладине и стал чемпионом области.
 Потом он перевернулся еще раз и начал подтягиваться.
- Раз, два, три… - считали ребята в слух.
На девятом он резко замедлился, на десятом еле дотянулся подбородком до перекладины и резко спрыгнул.
- Солнце можешь не делать, - самодовольно сказал он Семёну, будут считаться только подтягивания.
Семён не стал снимать рубашку, она была трикотажной и не мешала движениям. Он подошел к перекладине.
- Подсадите меня? - попросил Толю и Никиту, и отдал костыли Саше, - подержи пока.
Ребята подняли его, все еще ни на что не надеясь и уже смирившись со своим поражением, в душе кляня себя, что выбрали Семёна командиром.
- Лучше бы подрались, - думал Толя, - ну, подумаешь, выпорет отец еще раз, зато позора бы не было, - он не верил словам Семёна, что все будет хорошо.
Семён ухватился за перекладину и повис. Ребята отошли.
- Ну, что, так и будешь сосиской висеть? - сострил кто-то из городских.
Семён сделал большой сильный замах и перевернулся вокруг перекладины со второго раза. Ребята с удивлением ахнули. Он сделал три солнца и начал подтягиваться.
- ...Девять, десять, одиннадцать, двенадцать, - считали хором ребята.
На тринадцатом все притихли, а Семёна кто-то сзади сильными руками взял за талию и потащил вниз.
- Семён, а если опять упадешь, - услышал он голос брата.
Тут ребята опомнились, и закричали:
- Ура!!! Семён выиграл!
- Не знаю, что ты там выиграл, продолжал Павел, делая вид, что сердится, - но мама нас уже давно обедать ждет, - он дал ему в руки костыли и повел домой.
- Подождите, ты — Семён Архипов? - крикнул им вслед Стас.
- Да, - Семён, улыбаясь, обернулся.
Стас стоял не много растерянный.
- Так вот почему ты из спорта ушел, - сказал он тихо, как бы сам себе, - ты приходи вечером сюда, поговорим, нормально поговорим, - добавил он.
После обеда пошли купаться. Наплескавшись в воде Семён сидел на своем мосточке и читал. Неожиданно к Семёну подплыли соседи.
- Семён, Стас рассказал, что ты чемпион области по спортивной гимнастике, правда? - спросил любопытный Саша.
- Теперь уже бывший.
- Бывших не бывает, - удивился Толя.
- Бывает, этот статус нужно подтверждать на соревнованиях, а я уже не смогу, - Семён грустно улыбнулся.
Ребята вылезли из воды и сели с ним рядом.
- Сколько у тебя шрамов на колене, - удивился Толя, разглядывая больное колено Семёна.
- Это та же травма. Мне повезло, врач у меня был хороший, не дал колено отрезать, сказал, что его можно спасти. Лечили потом долго. Это  первая  операция, - Семён показывал шрамы и перечислял, - Алексей Николаевич все колено по кусочкам собрал, потом в Москве 2 операции, - Семён поднял колено и показал там два шрама, - потом четыре месяца в Евпатории долечивали, на ноги ставили. Я ведь только в мае ходить начал, а сюда приехали, с остановки стали подниматься на горке неудачно упал и протез сломал.
- А делать его долго будут?
- Нет, делают две недели, только мастер сейчас в отпуске, на работу в августе выйдет, поэтому придется ждать.
Ребята грустно вздохнули, они хотели сказать Семёну что-то утешающее и теплое, но слова не находились и они молчали.
- Эх, хорошо здесь, - Толя откинулся назад и лег на теплые сухие доски.  - Саш, сбегай, время узнай. Мы обычно после пяти на пустыре собираемся.
- Подожди, не бегай, - сказал Саше Семён и полез в карман брюк, куда положил свои часы, сняв их перед купанием, - 16-35, - ответил он.
- Какие у тебя часы! - у Саша загорелись глаза, - Командирские?
- Да, это мне Алексей Николаевич свои старые подарил, в санатории нужно было везде по времени ходить, не опаздывать.
Саша с Толей разглядывали большой циферблат и и светящиеся цифры со стрелками, накрывая их рукой от солнца.
- А стекло толстое? Противоударные? - спрашивал Толя.
- Да, наверное, однажды на пол уронил, как видишь целые, - снова улыбнулся Семён.
Толя вдруг вскочил.
- Сашка, мы воду забыли натаскать, мать завтра стирать собиралась.
- Бежим, она скоро в работы придет, - Сашка вскочил на ноги.
- Семён, мы воду натаскаем в баню матери и придем за тобой, - они побежали берегом реки на свой участок.
Павел, читавший до этого книгу на берегу в тени, подошел к Семёну.
- Куда это они так резво побежали?
- Воду принести мать просила, а они забыли, вот и побежали, она скоро с работы должна придти.
- Как ты с ними? Подружился?
- Нормальные ребята. Они зайдут за мной, они по вечерам на том пустыре собираются.
- Пойдешь, не постесняешься?
- Да, я подумал, если вся деревня про меня уже знает, то смысла стесняться нет, какой есть, такой и есть.
Павел улыбнулся.
- Мыслишь правильно, только осторожно, мы их не знаем, а здесь совсем другой мир, другие отношения.
- Я уже понял, - согласился с братом Семён.

В этот раз на пустыре ребята встретили его совсем по другому, доброжелательно. Расспрашивали, как подтягиваться и солнце научиться крутить, и что он еще может.
Семён подробно объяснял, потом снова подошел к турнику и рассказал, что он сейчас сделает, чтобы все увидели детали, на которые он обращал их внимание. Его опять подсадили, он взялся за перекладину, сделал сильный рывок, и оказался над перекладиной, сделал там два переворота, спустился на солнце, на втором круге на вытянутых руках он остановился на самом верху, оторвал одну руку и перевернулся, закончив упражнение уже в другом направлении и повис. Ребята сняли его с турника.
- Здорово!
- Стас так не может.
Ребята трогали его мышцы на руках и вздыхали, сравнивая со своими.
- Это у тебя от костылей, - удивлялись они.
 Семён улыбался.
- Нет, это от ежедневных отжиманий и подтягиваний.
- Это ты сам занимаешься?
- Да, зарядку врач прописал, а отжимания уже сам, для души, - все засмеялись.
Наконец ребята отпустили его и стали по очереди залазить на турник, пытаясь повторить то, что делал Семён. Только Стас сидел за столом и турником не интересовался. Семён сел с ним рядом.
- А ты молодец, - сказал ему Стас, всю программу свою можешь сделать.
- А ты?
- Я…, - Стас помолчал, - после того, как я тебе проиграл, я задумал совсем уйти из спорта, так мне обидно стало, даже завидно. Тренер, конечно, уговаривал, ругал, говорил, что тренироваться надо больше. Я начал, а потом заболел от младшего брата желтухой. Нас с ним в инфекционную больницу положили почти на два месяца. К Новому году выписали, но восстанавливаться я уже не стал. Не захотел.
- Зря ты так, - Семён задумался.
К ним подошел длинноволосый парень. В руках у него была гитара. Он сел рядом и пытался что-то подобрать, напевая себе под нос.
- Черт, не могу, не получается. Песню такую классную слышал, а подобрать не могу.
- Ну ка, напой, что за песня? - спросил Семён.
Длинноволосый парень стал напевать Высоцкого, подражая его хриплому голосу. Семён сразу ее узнал - «Привередливые кони». Он слышал эту песню в записи у Марины Владимировны в санатории, когда готовились к заключительному концерту.
- Дай, я попробую, - попросил он гитару у длинноволосого.
Тот взглянул на него с удивлением, потом посмотрел на Стаса, тот кивнул, и длинноволосый протянул гитару Семёну.
Семён провел пальцами по струнам.
- Что такая расстроенная гитара, на ней ничего подобрать не сможешь, - и хотел подтянуть колки, но парень запротестовал.
- Не трогай, меня брат ругать будет, что колки трогал.
Семён поискал глазами соседских мальчишек. Младший стоял рядом с ним, он сразу же подошел, как только Семён взял гитару в руки.
- Саш, будь другом, сходи к нам, к бабе Лене, принеси мою гитару, скажи брату, что я просил.
Сашка кивнул и убежал.
- Так ты еще и на гитаре играешь, - удивился Стас.
- Пока лежал, свободного времени было много, научился - ответил ему Семён.
Он тихонько напевал и прикидывал какие подойдут аккорды. Через 10 минут Сашка вернулся с его гитарой. Семён вернул расстроенную гитару длинноволосому и взял свою. Снова прошелся пальцами по струнам. На этот звук все сразу повернулись к нему.
- Сейчас попробую, - Семён еще немного тихо поиграл, а потом начал сразу играть и петь.
Песня была сильная, хоть многим и не понятная, и хоть он пел без хрипотцы в голосе, как у Высоцкого, его сразу признали мастером.
- А еще что-нибудь можешь? - спросил Стас.
Семён запел снова.
- «Ваше благородие...»
С первой же фразы песню подхватили, но не зная слов путались, слушали Семёна и снова пытались ему подпевать.
Потом они пели «За туманом», и «Милая моя», и «Мы за ценой не постоим».
Семён заметил, что подошли ребята по старше, лет по 20, но стояли они в сторонке, слушая и оценивая и его самого и его песни.
- Кто такой? - спросил один из них деревенских мальчишек.
- У бабы Лены живет.
- Так он, говорят, убогий, без ноги.
- Он и есть.
- Да? А так и не скажешь, что убогий.
Семён спел еще про «гарцующую попу». Все долго смеялись, деревенские мальчишки показывали пальцем друг на друга:
- Это про тебя.
- Нет, про тебя.
- Ладно, - сказал старший, устроивший допрос про Семёна, - этого не трогать, поет хорошо, - и они ушли.
На улице уже было уже почти совсем темно. На пустырь пришел участковый.
- Ребята, вы сегодня хорошо поете, - похвалил он, - это кто у вас так на гитаре играет? - удивился он.
- Это бабы Лены квартирант, - быстро подсказали ему ребята.
- Ах вот оно что, - участковый видимо вспомнил разговоры про Семёна, и продолжал - время уже позднее, родителям завтра вставать рано, уборочная начинается поэтому, давайте-ка, все по домам.
Ребята стали расходиться. Городские по возмущались, что еще рано, но участкового послушались.
Семён никак не мог найти свои костыли в темноте. Толя с Сашей помогали ему искать, но все было напрасно.
- Неужели спрятали, кто? Стас? - пронеслось в голове.
- Посветить? - вдруг услышал он голос Павла и тьма расступилась от небольшого фонарика, который тот включил.
Костыли нашлись в траве за скамейкой. Ребята запинали их туда ногами, когда подходили к Семёну.
- Откуда ты взялся? - удивился Семён, увидев брата, появившегося с фонариком так во время.
- Я все время здесь был. За Сашей пришел, когда гитару ему дал, послушать тебя хотел, ты же дома играть совсем перестал. Ребята, - обратился он к соседям, - что за старшие ребята к вам подходили, вон там стояли?
- Это Шило с компанией, - затараторил Саша, - он сидел за ограбление магазина, он подраться любит, только не сам, дружков своих науськивает. Нас не трогает, мы свои, а вот городских может заставить в магазине что-нибудь стащить, а если не соглашаются, то и побить.
- Но ты им понравился, он велел тебя не трогать, я сам слышал, - сказал Толя.
- Все равно, Семён, лучше от них подальше.

На следующий день ребята решили играть в футбол. Команды были те же городские и деревенские. Семёна признали и те и другие  и он судил матч, а вечером опять пошли на пустырь, с гитарой, хотели попеть, но там за столом сидели выпивали Шило и его компания, тогда Семён предложил пойти на берег реки.
- Там у меня брат сегодня тополь спилил, который падал, чурбаки остались, на них можно посидеть и костер небольшой развести, если разрешат.
- Разрешат, мы там сидим иногда, - согласился с ним Толя.
Ребята уже привыкли к Семёну, относились к нему нормально, и принимали его особенность как должное.
Ребята развели небольшой костер на берегу реки, подтащили к нему чурбаки, положили на них доски, сели на эти импровизированные лавочки и попросили Семёна спеть.
В этот вечер соседи в недоумении спрашивали, кто так хорошо поет у мальчишек. Баба Лена с удовольствием всем рассказывала, что это поет ее квартирант. Павел тоже сидел на берегу, чуть подальше от ребят, чтобы не смущать их. Заняться ему было не чем. Наталья Григорьевна нашла в деревне знакомых еще по довоенному детству и вечерами уходила к ним. Он смотрел на звезды, вспоминал свою юность и вспоминал свою любовь, девушку, в которую был влюблен без памяти, из-за которой так на долго разошлись их пути с Алексеем, и которая погибла десять лет назад. Он все еще помнил ее, правда теперь уже не знал, любил он эту девушку или свои воспоминания о ней. Всех других, он не вольно сравнивал с ней и достойную замену к 30 годам еще не нашел, поэтому жил с мамой, помогал воспитывать брата, а сейчас, когда брат стал калекой и в помощи нуждался постоянно, о создании своей семьи даже и не мечтал.
В последнее время ему стали сниться странные сны, как будто он сам, а не мать и отец, воевал в партизанском отряде, а они были его друзьями. Во сне ему было по настоящему больно, когда однажды, напоровшись на засаду полицаев, он начал отстреливаться, а потом внезапный как будто укол в самое сердце и все.
Еще Павел стал вспоминать, как в самом начале, когда они еще делали крышу на сарае, он зашел к хозяйке в спальню, нужно было что-то спросить и увидел на стене большую фотографию молодой бабы Лены с мужем. Он даже остановился, так ему стало тепло от этой фотографии, а изображенные на ней люди показались такими родными. Чуть по ниже висела еще одна, на ней Павел увидел молодого человека и от неожиданности вздрогнул. Его удивило какое-то неуловимое сходство с этим подростком, как будто это была его фотография. Баба Лена, заметив это, сказала тогда:
- Это сын наш, Коленька, ты похож на него.
- Но…, - пробовал возразить Павел.
- Не внешне, нутром похож, - она тяжело вздохнула, - такой же добрый, - она помолчала, - вот как увидела тебя, так сразу и подумалось, что Коленька пришел.

Мама вернулась из гостей когда уже совсем стемнело. Соседки сидели на скамейке возле ворот бабы Лены и обсуждали свои дела.
- Наталья Григорьевна, это ведь твой мальчик на гитаре играет? - спросила ее Марта.
Наталья Григорьевна прислушалась.
- Вроде мой, мешает? Я его сейчас домой позову.
- Нет, не мешает, играет хорошо, душевно.
- Где учился?
- Сколько сам, а больше сосед по палате учил. В больнице долго лежал, а сосед его студент музыкального училища оказался, гитарист. Плохо так говорить, но если бы не он, не знаю, что бы с Семёном и было. Он ведь первое время, как без ноги остался, совсем жить не хотел, ни с кем не разговаривал, потом уже этот сосед его разговорил да инструментом увлек.
- Сосед тоже выходит долго лежал?
- Да, он до сих пор лежит, позвоночник у него сломан, только руки работают. Ему еще до Нового года лежать, а потом врачи смотреть будут, сможет он вообще ходить или нет.
- Что за напасть такая, мальчишки ведь еще совсем, -  соседки завздыхали.
- Чего же с ним такое приключилось?
- На картошку поехал в колхоз, там на поле их на грузовой машине возили, забираться в кузов стал, да сорвался, упал неудачно, спиной на камень.
- Надо Гаврилычу сказать, а то он тоже студентов на грузовике возит.
С берега раздалась веселая музыка, пели «Весеннее танго».
- Ишь как поют задорно.
- Вот и получается не было бы счастья, да несчастье помогло, - соседки снова вздохнули.
- Ну, пора по домам, завтра вставать рано.
- Сейчас я своего заберу, остальные сами разойдутся, - Наталья Григорьевна пошла на берег. Спускаться в темноте было страшновато. Она шла медленно, нащупывая ступеньки.
- Мама, это ты? - услышала она голос Павла.
- Я, там соседи отдыхать собираются идти, пора песни кончать.
Павел включил приготовленный фонарик и посветил ей ступеньки.
Ребята и сами уже начали расходиться. У костра остались Семён и Толя.
- Тебе помочь? - спросил он.
- Темно.
- Сейчас Саша свет включит, будет светлее, поднимешься у нас.
Действительно, наверху, у дома, загорелся яркий прожектор.
- Какой свет! - удивился Семён.
- Это нам отец сделал, мы зимой с горки катались, а темнеет рано,  чтобы лбы себе не расшибли, отец принес списанный прожектор, отремонтировал его и повесил. Семён медленно поднимался в гору.
- Толь, давай быстрее, я сейчас дверь закрою, - раздался голос Марты, мне завтра в четыре уже на ферме надо быть.
- Мам, я иду, только Семёна провожу, - крикнул Он в ответ.
- Иди, я дойду, - сказал ему Семён, когда поднялся на верх и дошел до калитки, - Спасибо, Толя!
Семён пошел к своему дому. Под навесом сидели мама и Павел. Семён сел рядом. Вечер вдруг наполнился запахами трав, приятной прохладой и теплом семьи.

На следующий день соседские ребята зашли за Семёном рано. Архиповы только позавтракали и разошлись по своим делам. Мама меняла белье, Павел носил из колодца воду в баню, мама собиралась стирать, а Семён мыл посуду.
Баба Лена сидела под навесом и резала яблоки.
- Баба Лена, - Семён дома? Можно его позвать? - спросили ее соседи.
- Заходите, зовите, - ответила она улыбаясь.
Она, как и Наталья Григорьевна и Павел, была рада, что Семён стал общаться с местными ребятами и всячески поощряла это.
Толя с Сашей зашли в комнату, которая служила и кухней, и столовой. Семён стоял у края стола и ловко мыл посуду.
- Привет, - ребята были удивлены.
- А, ребята, привет, подождите, я скоро закончу, присаживайтесь, - обрадовался Семён их приходу.
- Ты моешь посуду? - удивленно спросил Саша.
- Что в этом такого удивительного? - не понял его недоумения Семён.
- Мы думали ты ничего не делаешь дома, - признался Саша.
- Почему я не должен ничего делать? - снова не понял его Семён, - если я могу это делать, я делаю.
Он стоял у стола. Руки его были свободны, костыли стояли рядом. Саша обошел стол и увидел, что Семён стоит, опираясь коленом на табурет.
- Хитрец, - засмеялся он, - Толь, он табурет подставил и на колене стоит.
- Сань, ты сядь, - одернул его брат, смутившись.
Семён кончил мыть кружки и тарелки, взял костыль, сходил за полотенцем, висевшем на стане.
- Семён, я бы подал, - вырвалось у Толи.
- Зачем? Я сам могу взять.
Он вернулся к столу и стал аккуратно вытирать посуду, ставя ее на буфет. Потом подвинул свой табурет и убрал посуду в буфет. Вытер стол. Подошел к умывальнику и мыл руки. В комнату зашел Павел.
- Павлик, я закончил, воду вылей, пожалуйста, - попросил он брата, - ну, куда сегодня? - спросил он ребят.
- Нас сегодня отец на Луговину послал, посмотреть, скошено там или нет, если нет, то мы покосим. Он лодку взять разрешил, хочешь с нами?
- На лодке?
- Да, только там от берега еще с полкилометра, но ты на берегу подождешь нас, мы быстренько сбегаем посмотрим и вернемся.
Семён посмотрел на брата. Павел только спросил:
- Это далеко?
- По реке плыть с полчаса вниз по течению.
- В сторону города? - Толя кивнул, - ладно, езжай. - Павел улыбнулся.
- Семён, тогда через полчаса мы тебя с ваших мосточков заберем.
Ребята ушли собираться. Когда об этом рассказали маме, она всплеснула руками.
- Павлик, может и тебя возьмут?
- Нет, не надо, - Павел посмотрел на Семёна с улыбкой, - пусть один едет, пробует себя.
- Семён, надо перекусить что-нибудь взять, вон пирожки вчерашние остались, на воздухе быстро проголодаетесь, - она положила несколько пирожков в выстиранный целлофановый пакет и положила его в небольшую корзинку, чтобы не помялись. Семён надел тренировочные штаны, которые было не жалко пачкать и футболку, потому что там был лес и река, и не известно, какой берег и как он будет на него подниматься.
- Семён, поаккуратней, - напутствовал брат, - голову включи и рисковать не надо, если видишь, что не можешь, лучше не делай. Не надо никому ничего доказывать.
Семён кивал. Они спустились вниз, к мосткам уже подплывала не большая лодка. Саша сидел на носу. Толя подплыл к мосткам боком.
- Садись на корму, - скомандовал он.
Павел придержал борт лодки, пока Семён садился, поставил на дно корзинку и ребята поплыли.
Было утро, было солнце, рядом была вода и Семён был счастлив, что ребята взяли его с собой.
Плыли по течению, быстро. Иногда на берегу виднелись домики.
- Это хутор, - говорил Толя.
- Мы мимо лагеря поплывем? - спросил вдруг Семён.
- Это который возле Солдатовки? Нет, не много не доплывем, а что?
- Знакомые там, - сказал Семён, ему не хотелось показываться в таком виде перед знакомыми ребятами, а сейчас, по времени, они как раз могли купаться.
- Можем доплыть, если хочешь, - предложил Толя.
- Нет, не надо, спасибо, я не в форме.
Вскоре они причалили к берегу. На мели Саша с Толей выпрыгнули из лодки и стали толкать ее на траву.
- Давайте, я вылезу отсюда, вам легче будет.
- Не торопись, сейчас нос на травку «посадим» и выйдешь.
Они вдвоем ловко вытолкнули лодку на прибрежный песок и редкую траву. Семён пробовал встать, но корма была в воде и качалась на волнах. Пришлось пробираться к носу без костылей, опираясь на скамейки. На носу он лег животом на борт, перебросил через него ноги и встал, держась за лодку.
- Как у тебя ловко получается, - удивился Саша.
Толя снова залез в лодку, подал ему костыли. Семён осмотрелся. Берег здесь был не высокий. Наверх поднималась пологая глиняная дорога с утоптанными колеями.
- Откуда здесь дорога?
- Это брод, иногда трактора ездят, иногда военные на УАЗиках.
Они поднялись наверх. Там было распаханное поле, а метрах в ста сбоку начиналась ветрозащитная полоса из дубов и берез.
- Семён, мы по этой дороге пойдем, - Толя махнул на уходящую вдаль дорогу, - видишь где лес начинается? Там полянка есть хорошая, ни чья, мы иногда там косим, посмотрим, может ее кто-то уже скосил, и вернемся, ты нас здесь подожди.
Семён кивнул, до леса было далеко. Ребята пошли по дороге, а он пошел вдоль берега реки.
Когда ребята вернулись, Семёна ни где не было.
- Семён! - закричал Саша, - куда он делся?
- Семён!
- Я здесь! Я грибы нашел, - отозвался Семён.
- Пойдем к нему посмотрим, - мальчишки по дороге тоже набрали грибов. Саша даже рубашку свою снял, чтобы их было куда складывать.
Семён сидел на поваленном ветром стволе березы. Перед ним лежала кучка срезанных грибов.
- Вот, - показал он, когда ребята подошли к нему, - только не уверен, что за грибы, я за ними редко ходил.
Мальчишки присели к кучке, разглядывая грибы.
- Да это же белые, ну ты молодец, - обрадовался Толя, - а мы только подберезовики да подосиновики нашли.
Саша положил на землю перед Семёном свой узел из рубашки и развязал его. Кучка у ребят была почти такая же как у него.
- Смотри, вот это подберезовик, - Толя показал ему гриб, очень похожий на те, что были у Семёна.
- Они же одинаковые?
- Нет, у подберезовика ножка с черными крапинками и сам он помягче, чем белый. А вот это подосиновик. Шляпка у него может быть такая же, а ножка черная, на срезе через некоторое время тоже почернеет, видишь?
- Какой гриб красивый, - Семён начал складывать свои грибы в Сашину рубашку.
- Не надо, - сказал Толя, - это твои грибы, ты их нашел.
- Но ведь у вас таких нет.
- Ну и что.
- Тогда давайте меняться, - предложил Семён, - берите два моих, а мне подберезовик и подосиновик, маме покажу.
Они обменялись грибами.
- Только складывать их мне не куда.
- У тебя корзинка в лодке. Саш, сбегай, принеси корзинку Семёна и нашу сумку.
Через несколько минут они довольные сидели на стволе березы, уплетали за обе щеки огурцы и помидоры, которые взяли с собой соседи и пирожки, заботливо приготовленные Натальей Григорьевной, и запивали все это компотом из большой стеклянной бутылки.
- Вот теперь можно и домой.
- Толь, можно я погребу, - спросил Семён.
- Одному сейчас трудно будет, против течения пойдем, давай вдвоем сядем.
Они вернулись на берег, ребята не много столкнули лодку. Семён разулся, закатал до колен штанины и зашел в воду. Добравшись до лодки он положил костыли на ее дно, взялся за борт и подтянулся на руках.
- Как ты легко, - восхищенно улыбался Саша.
 Они с Толей сели рядом и начали грести каждый одним веслом, развернув нос против течения реки.
Сначала у Семёна получалось плохо, но потом он приноровился, уперся левой ногой в скамейку, и греб уже на ровне с Толей. По дороге Толя рассказывал о сенокосе, об уборочной, Семёну это было интересно, он был городским мальчиком и плохо себе представлял как это происходит.
- Вот бы посмотреть, - мечтательно сказал он.
Толя с Сашей засмеялись.
- Чего там смотреть?
- Это интересно, вы это часто видите, а я еще ни разу не видел, как комбайн работает вблизи, что бы рядом, и на сенокосе я ни разу не был, видел только, как Павел склон косил у бабы Лены.
- А как коров доят тоже не видел?
- Нет.
- Приходи к нам часов в семь вечера, мать доить будет, посмотришь — предложил Саша.
- Надо бы тебя на ферму свозить, там интересно, надо с отцом поговорить, может свозит на мотоцикле.
- А комбайны скоро возле деревни работать будут. Мы тебе скажем. Это не далеко, возле автобусной остановки.
Грести вдвоем было легче. За разговорами они незаметно вернулись в деревню. Павел встречал их на мостках, а Семён с вдохновением рассказывал как нашел грибы, как они плыли, как гребли. Павел слушал его и улыбался. Сейчас его младший братишка стал совсем как раньше: словоохотливый, веселый, если б не костыли в руках, можно было бы подумать, что все, что с ним произошло за последний год — было страшным сном.
После обеда они пошли купаться. Плавать сегодня Семёну было не очень хорошо. Натруженные веслами руки побаливали и он быстро вышел из воды. Уютно устроившись рядом с Павлом на подстилке в тени он уснул.
Разбудил его громкий крик Саши:
- Дядя Павел, дядя Павел, там в магазине сахар привезли, Наталья Григорьевна просила вас сумку покрепче взять и ее встретить, - кричал он через забор.
- Что случилось? - не понял Семён спросонок.
- Мама в магазин ушла, просит ей помочь нести, я пойду, а ты если хочешь, поспи еще.
Семён остался лежать, а Павел ушел. Спать больше не получилось. Через дом от них Семён снова услышал крик соседки:
- Маруся, беги в магазин, сахар привезли.
- Там сейчас вся деревня будет. Очередь мне займи.
- Сейчас приду.
- Сахар в деревне летом страшный дефицит, - думал Семён, - ягоды поспевают, надо варенье варить, вот люди и стараются побольше купить. Саша с Толиком тоже, наверное, там.
Он все еще стеснялся ходить по деревне. Нет, не ребят, взрослых. Он уже не раз замечал на себе жалостливые взгляды соседок и шепот за спиной. Было грустно и не приятно, а главное это не могло ничего изменить, только портило настроение. Он такой, какой есть и с этим надо жить.
Вечером Толя опять зашел за Семёном.
- К нам ребята сегодня хотели к реке придти, песни твои слушать.
Семён улыбнулся.
- Я не артист, чего меня слушать. Песни всем вместе надо петь.
Он сходил за гитарой.
На берегу пока был один Саша, он ходил собирал ветки от спиленного тополя.
- Саш, надо будет еще дров принести, - сказал Толя.
- Зачем дрова? - сзади шел Павел с топором, - я сейчас кусты вырублю, баба Лена просила, а то весь берег зарастает, яблоня в саду сухая стоит.
Он пошел к кустам. Семён сел, развел не большой костер, больше как сигнальный огонек: - здесь будут петь песни. Взял гитару и играл что-то грустное, совсем тихо, как бы про себя. Когда Толик и Саша кончили собирать ветки и подошли к костру, Семён начал петь. Постепенно подходили ребята. Деревенские и городские, знакомые и не знакомые, они подхватывали песни, которые были им известны и слушали не знакомые. Часто спрашивали, что за песня, кто автор и Семён рассказывал все, что знал. Пришли даже девочки. Это были одноклассницы Толи. Начались разговоры.
Говорили о разном, рассказывали интересные истории и снова пели. Семён умело выводил ребят на разговоры о том, что ему было интересно: как учатся сельские дети, как работают в поле, ему очень хотелось понять почему его ровесники здесь, в деревне, кажутся на много старше и самостоятельнее, чем его одноклассники.
Одна из девчонок стала с ним заигрывать. Семён тут же рассказал об одной парочке в санатории.
- Семён, а у тебя девушка есть? - спросил Саша.
Семён давно заметил, что деревенские дети более непосредственные и раскованные, чем городские, меньше связаны условностями.
- Есть! - ответил он улыбаясь и вспоминая Оленку, - мы в лагере познакомились, сейчас переписываемся.
- А она знает, что ты без ноги? - тут же заинтересовались другие мальчишки.
- Да, знает.
- И как к этому относится?
- Нормально, - Семён снова прошелся по струнам и запел: «Вечер бродит по лесным дорожкам, ты ведь тоже любишь вечера...»

Ложась спать, он спросил брата:
- Павлик, почему ребята здесь кажутся взрослее, чем наши, городские? Вроде мы одногодки, а они уже совсем взрослые?
- Наверно, с ними здесь так не носятся родители, как в городе. К ним отношение, как ко взрослым, и спрос с них, как со взрослых, а в городе до десятого класса все дети, туда нельзя, сюда нельзя.
- То есть, их такими делают родители?
- Знаешь, я был на классном собрании у тебя в классе в конце этого учебного года, Мария Анатольевна попросила придти, показать родителям, что ты еще учишься в классе, ну и чтобы мы с мамой в курсе были классных дел. Так вот, когда речь зашла об отработке практики в школе летом две недели, мама Лени знаешь что заявила? «Ленечка у меня один, и если с ним что-нибудь случится, я этого не переживу, поэтому я буду с него пылинки сдувать, чтобы ничего не случилось», понимаешь логику?
- Это был намек на меня?
- Не знаю, на что там был намек, но эта позиция «сдувания пылинок» меня покоробила. Этому Ленечке через четыре года в армию идти служить, а из него статуэтку фарфоровую делают, ради собственного спокойствия.
- Павлик, а вы с меня пылинки не сдуваете? - неожиданно спросил Семён.
Павел улыбнулся в темноте, не много помолчал и продолжил.
- Мы стараемся этого не делать, но, признаюсь, сейчас это трудно.
- Павлик, прости меня. Я был дураком в прошлом году. Если бы можно было все вернуть назад, - Семён сидел в темноте на своей кровати и Павлу показалось, что он всхлипывает.
- Ты бы не полез под тот автобус? - тихо спросил он.
- Нет, я бы прибежал к нему пораньше и успел… - он помолчал, - меня бы не задело и девочка осталась жива.
- Но тогда мы с Алексеем не встретились бы, он бы так и не знал, где нас искать и ты, наверное, был бы не много другим, жизнь не заставила бы тебя так много думать, принимать решения. Ты бы даже не понял, как хорошо быть здоровым и целым, ведь другого опыта у тебя тоже бы не было, и кто знает, сколько таких автобусов было тебе приготовлено жизнью.
- Ты считаешь, что всем было бы хуже, если бы со мной ничего не случилось тогда?  - удивился Семён.
- Нет, я считаю, что все, что с тобой произошло, было не просто так. И кто знает, от чего спасла тебя судьба или к чему готовит, сделав таким.
На следующий день Толя и Саша снова позвали его на пустырь. Пока сидели решали, чем заняться, подходили еще ребята. Подошли и девочки, которые вчера были у костра. В свете дня Семён уже не выглядел загадочным принцем. Сейчас он был без гитары, это тоже «спускало» его на землю, в их глазах, но пообщавшись с ним, ребята уже перестали оценивать его костыли, и не большой рост, и его не знание местной деревенской жизни. Семён рассказывал умные вещи, с ним было интересно и весело.
Сегодня играли в волейбол. Семён судил. На завтра он предложил искать записки, но к этому надо подготовиться. Он подробно рассказал, как они играли в лагере и попросил у Толи его карту деревни, которую тот нарисовал, когда играли в Войнушку. После обеда Толя послал Сашу следить за Семёном, очень ему хотелось выиграть у городских в этой игре, значит надо было знать, где Семён эти записки будет прятать.
Но Семён после обеда пошел купаться, потом сидел на подстилке с братом и что-то все время читал или писал, Саша не понял, было далеко. Саша наблюдал за ним со своего участка.
- Ну, видел? - спросил Сашу брат, собираясь идти на берег реки.
- Видел, только он ни куда не ходил. Купался с братом, потом лежал с ним, потом к ним еще гость приехал. Они поужинали и Семён в дом пошел.
- А брат его где?
- Они с гостем гулять по деревне пошли, они все время так делают вечером.
- Олухи мы с тобой. Семён сам записки прятать и пойдет, не сможет. Он, наверняка, брата попросил их разложить. Давно они ушли?
- Да уж с полчаса прошло.
- Эхх, - Толя был раздосадован, - придется теперь играть по-настоящему.
- Может быть Семён подскажет?
- Нет, он принципиальный.

На следующий день утром все снова собрались на пустыре. Разделились на команды. Семён раздал первые записки и ребята пошли считать шаги в нужном им направлении. Первые записки нашли быстро. Во второй записке был указан ориентир, возле которого надо было искать. Всего было пять записок у каждой команды и в последней Семён указал, куда надо придти. Когда все разошлись, Семён остался на пустыре один. Он посидел не много, подождал, но ни кто не вернулся. Он слышал вдалеке радостные возгласы ребят, нашедших записку, потом второй и счастливый пошел домой, ведь собрать все должны были на берегу у костра.
К костру пришли почти одновременно. Игра понравилась. После обеда Павел и Алексей Николаевич натопили баню, долго парились там втроем. Семён все рвался на берег, к ребятам, но баба Лена сказала, что на берегу ни кого нет, по субботам баню топят все в деревне. В воскресенье вечером собраться опять не удалось. В клуб приехали самодеятельные артисты из райцентра. Все пошли на концерт.
В делах  и заботах прошло еще две недели. Наталья Григорьевна договорилась с отцом Толи и Саши и ребята свозили их в Митяевку на лодке, вернее на то место, где когда-то была их родная деревня.
В первых числах августа Семён стал беспокоиться. Пора было заказывать протез. Он ждал. Алексей Николаевич должен был позвонить. Но пока звонка не было, Семён решил себя занять. Он хотел придумать дело полезное.
Однажды он услышал разговор одной старушки с хозяйкой. Та жаловалась, что колхоз ей в этом году сено не выделил, поэтому придется козу к зиме продавать. Семён спросил у Толи, можно ли накосить где-то еще травы, чтобы на всю зиму козе хватило.
- Можно, поляны в лесах есть не выкошенные, только трава уже  переспелая, но если ее повыше косить, то вполне козе подойдет.
- А далеко эти поляны? - он рассказал про услышанный разговор, - помочь бы этой старушке.
- Поляны далеко, но туда можно на лодке по реке. Накосить можно быстро, если поехать не одному, а человек 5-6. Давай я с ребятами поговорю. Сафроновне помочь надо. Хорошая бабка, за яблоки и сливы не ругается, у нее в саду раньше всех поспевают, мы лазим иногда.
Друзья Толи согласились. Решили плыть в пятницу после обеда, чтобы с вечера лагерь устроить, а утром рано начать косить, до жары. Всю неделю готовили косы и грабли. Семён смотрел на эти все приготовления и ему было грустно, что он ничем не может помочь.
- А ты что не собираешься? - спросил его Толя в пятницу утром, - или ты с нами не хочешь?
- Я? - Семён от неожиданности замер, - вы меня возьмете? Я же ничего не смогу!
- Как это не сможешь? А кашу нам кто варить будет, за костром следить? - Толя улыбался.
Ребята, действительно, не хотели сначала брать Семёна. Считали, что с ним будет одна морока и вместо того, чтобы косить, надо будет помогать ему, но Толя убедил ребят, что Семён самостоятельно решает свои проблемы с перемещением тела и просит помощи в очень редких случаях.
- Пойдем со мной, - попросил Семён, - надо маме сказать и Павлу.
- Думаешь тебя не отпустят?
- Не знаю. Когда мы вернемся?
- В воскресенье вечером. В понедельник Ромкиному отцу лодка нужна будет.
Павла они встретили во дворе. Он возвращался от Толи. Его позвали к телефону, и он шел довольный.
- Семён, Алексей Николаевич на понедельник на утро машину выписал, тебя везти протез заказывать. Он сейчас приедет, он уже на автостанции.
Семён обрадовался. Наконец-то кончится его жизнь на костылях, не скоро еще, но все равно, дело сдвинется с мертвой точки.
- Павлик, можно я с ребятами на лодке поеду на выходные, с ночевкой, - спросил он.
- Куда? Зачем? Да еще на два дня.
- Мы решили одной старушке сена на козу накосить. Там поляна в лесу есть, у самой реки.
- Семён косить не сможет.
- Зато сможет кашу нам варить, за костром следить, - поддержал Семёна Толя.
Павел задумался.
- И много вас человек собралось?
- Я, Саша, еще двое и Семён. Три лодки будет. Мы потом траву на лодки сложим и сразу привезем.
- Когда вы едите?
- Часа в три. Сегодня надо успеть до темноты шалаш сделать, чтобы завтра рано утром начать косить.
- Еще двоих возьмете?
- Это кого?
- Меня и друга моего. Он через час приедет.
Ребята смотрели на Павла с удивлением.
- А что, чем больше народу, тем быстрее и больше накосим, только вам надо косы поискать.
- Одна у хозяйки есть, еще бы одну.
- Я у отца спрошу, - пообещал Толя и пошел к  своему дому.
- Павел, не надо меня «пасти», - тихо сказал Семён, он был расстроен.
Павел улыбнулся.
- И не собирался. Думаешь только тебе в лес хочется вырваться? Я думаю и Алексей с удовольствием поедет с нами, это же здорово: лес, шалаш, сено.
Семён стал молчаливым и грустным. Он думал, что будет там самостоятельным, с ребятами наравне, а получается, что под присмотром двоих взрослых.
- Семён, ты чего? - Павел подошел к нему, - не рад, что мы тоже хотим отдохнуть? Обещаю, что на твою самостоятельность ни кто покушаться не будет, - он посмотрел брату в глаза.
В три часа они грузили в лодки рюкзаки с картошкой, хлебом, сахаром, консервами, крупами и тушенкой, две банки нашлись у Натальи Григорьевны. Приготовили косы, грабли, вилы, топор, котелок и большой чайник, несколько длинных веревок, чтобы потом можно было привязать копну сена к лодке.
Семён сел в лодку с Толей и Сашей. Павел и Алексей Николаевич в лодки с Никитой и Ромой. Плыли долго, грести было тяжело, шли против течения. Семён и Толя гребли вдвоем, и то, еле успевали за первыми лодками, потому, что там гребли Алексей Николаевич и Павел.
Когда причалили к берегу, жара уже спала, солнце начало садиться.
Берег был крутой, не очень высокий, метра два не больше, шел уступом. У кромки воды были заросли ивы.
Ребята начали разгружать лодки. Семён выбрался на берег. Для него сейчас было главным не привлекать к себе внимание, все делать самому, чтобы ребята, помогая ему, не отвлекались от более нужных дел.
Он подошел к первому уступу. Его подмыла вода, берег был обрывистый. Семён прислонил к уступу костыли, попробовал руками, крепко ли держится земля на обрыве и подтянувшись на руках, залез на обрыв. Поднял костыли, встал сам. Да второго уступа было несколько шагов. На второй уступ поднялся точно так же.
Наблюдавший за этим врач только качал головой.
- Самостоятельный, никого просить помочь не хочет, - подумалось ему.
На верху оказалась огромная поляна, а справа начинался не большой овраг, заросший лесом. Здесь, на опушке и решили поставить шалаш, но первым делом начали собирать ветки для костра. Семён распаковал спички и захваченные из дома сухие лучинки и бересту, быстро развел костер. Пока Павел рубил ветки для вилок и перекладину, чтобы повесить котелок и чайник, Толя с Никитой и Ромой принесли воду из ручья. Оставив Семёна кашеварить остальные начали дружно сооружать шалаш. Заканчивали уже почти в темноте. К этому времени каша сварилась, в чайнике были заварены листья дикой смородины и от него шел изумительный аромат.
Все поужинали.
- Гитару зря не взяли, - сетовали Никита и Рома.
- Спать пора ложиться, завтра встать надо на рассвете, чтобы больше накосить до жары, - по взрослому рассудил Толя, - а вечером вам будет уже не до гитары, так устанете, что засыпать будите прямо у костра, до шалаша не дойдете, - улыбался он, вспоминая свои походы сюда с отцом.
Встали рано. Семён снова разжег потухший за ночь костер, Толя с Павлом принесли воды для каши и чая, Рома с Никитой поставили удочки  на берегу и пошли косить.
- Семён, ты их проверяй сверху, вниз не спускайся. Если клевать будет, ты крикни, мы прибежим.
Семён был рад, что оказался здесь. Он был нужен, у него было свое дело. Он несколько раз подходил к берегу и смотрел на удочки, возвращался к костру, мешал кашу.
Ребята косили не далеко, начали прямо от костра, постепенно уходя вглубь поляны. Шли друг за другом, размашисто и сноровисто орудуя косами. Павел и Алексей Николаевич тоже были рады размять свои тела и вспомнить службу в армии, когда заниматься приходилось всем, в том числе и заготовкой сена.
Когда он в очередной раз пошел проверять удочки, не увидел их на месте. Десять минут назад были, а теперь исчезли.
- Может течением отнесло и они в кустах ивы запутались? - подумал он с надеждой и стал осторожно спускаться с верхнего уступа на нижний, с которого были лучше видны кусты и кромка воды.
Когда он допрыгал до края нижнего уступа то с удивлением увидел удочки, аккуратно сложенные в одной из лодок и мужчину, в темной казенной робе и телогрейке, отвязывающего их лодки с явным намерением скрыться вместе с ними.
Сначала Семён подумал, что перед ним обыкновенный местный житель, но что-то в нем настораживало. Резкие затаенные движения, нашивка на груди.
- Беглый заключенный, - вдруг понял он.
Нужно было срочно что-то делать. Если он сейчас поднимет голову и увидит его, то Семён не сможет убежать, костыли остались наверху, а свидетели беглому ЗэКу ни к чему. Решение пришло сразу — лучший способ защиты, это нападение. Семён встал, держась за ветки кустарников и громко крича о помощи, набросился на человека внизу.
Эффект неожиданности длился не долго, секунд двадцать. Потом рослый взрослый мужчина скинул Семёна на землю. В руках его появился нож, но наверху уже стояли Павел и ребята.  Они подбежали быстро, от берега отошли всего метров на 50. ЗэК их увидел.
- Еще шаг и я его ..., - сказал он зло и замахнулся ножом, целясь Семёну, лежащему перед ним, в грудь.
При виде этой ужасной сцены, кто-то из ребят попятился и задел огромную сломанную ветку тополя, которая лежала толстым концом на берегу, а кроной - в воде. От этого толчка ветка шевельнулась и крона, лежащая в воде ответила громкими всплесками. ЗэК на мгновенье оглянулся и ослабил хватку. Семён мгновенно вывернулся, но ЗэК успел опустить нож. Павел и Алексей Николаевич буквально слетели на него сверху и скрутили.
- Ребята, лодки ловите, а то уплывут! - крикнул Толя опомнившись.
Удар пришелся в левую руку. Нож попал в часы, разбил крепкое стекло, но соскользнул и ранил предплечье уже по касательной, но все равно рана была глубокой и обширной. От боли  Семён почти потерял сознание.
Врач проверил пульс.
- Живой! Заварите в кружке зверобой, - скомандовал он перепуганным ребятам, пока Павел связывал беглеца.
Он осторожно убрал нож и снял с его руки разбитые часы. Сняв свой ремень перетянул ему руку у локтя.  Семёна на руках подняли на верх и положили у костра. Из раны шла кровь. Пока заваривался зверобой, Алексей Николаевич разбирался в аптечке, что есть. Ждать, когда заварится зверобой было некогда. Он обработал края раны найденным йодом.
- Без десяти минут семь. Павел, держи ему руку, - сказал врач, а сам стал быстро бинтовать ее, сжимая края раны.
Пока взрослые занимались Семёном и ЗэКом, ребята бросились за уплывающими лодками вплавь и с трудом догнали их.
ЗЭК сидел метрах в 5 от них, связанный по рукам и ногам и привязанный к дереву, чтобы не вырвался и не убежал. Он все ворчал:
- Надо же безногий мальчишка меня взял, надо мной вся колония «ржать» будет.
Глядя, как Алексей Николаевич ловко бинтует Семёну руку, он выругался.
- Врач? Не повезло мне, не загнется гаденыш.
Павел замахнулся на него: - еще слово и пришибу, - ЗэК замолчал.
После перевязки стали совещаться, что делать. Семёна срочно нужно было доставить в больницу, и ЗэКа в милицию.
- Мы с Семёном на лодке поплывем, но с нами еще кто-то должен ехать, чтобы милиции сообщить и привезти их сюда. Павел, ты как, один с пленником справишься?
- Справлюсь, - Павел усмехнулся, - и не таких в плен брали, только поешьте, каша готова.
Ребята быстро поели. Семёна тоже накормили, но ел он мало, голова кружилась и сидеть было трудно.
- Это от большой кровопотери, - объяснял врач.
Он дал ему попить заваренный зверобой и вылил остатки во флягу, поить Семёна по дороге. Его положили на дно лодки, на накиданные туда кучи свежескошенной травы, чтобы лежать было мягче и Семён закрыл глаза.
- Ребята, кто с нами? - спросил Алексей Николаевич, когда Семёна посадили в лодку.
- Я поеду, - вызвался Толя.
- Павлик, ты успокойся, с Семёном все будет хорошо, рана большая, но по краю прошла, я думаю, что ничего важного не задето, теперь главное зашить побыстрее, чтобы крови много не потерял.

- Этого тоже кормить? - спросил Рома, когда лодка отплыла и Павел вернулся к костру.
- Надо, а то помрет, еще отвечать за него придется, - Павел кормил заключенного сам, развязав ему левую руку.
Было больше 10 часов утра, когда вдалеке послышался шум моторки. Саша с Ромой побежали посмотреть. К берегу подплывала лодка с двумя милиционерами и Толей.
- А вот и Граф, не долго ты гулял, - обрадовался милиционер, увидев связанного ЗэКа, - спасибо за помощь, - он пожал руку Павлу.
- Как там Семён.
- Это мальчик, которого ранили?
- Да.
- Его наверное в район повезли, наша больница на ремонт закрыта.
- Их отец на мотоцикле в нашу больницу повез, там только фельдшер принимает, наверное скорую вызовут, - пояснил Толя.
Павел помолчал.
- Еще беглые есть? - спросил он, - нам здесь остаться можно?
- Беглых заключенных больше нет, сбежали трое, двоих еще вчера поймали, этот последний был, так что оставайтесь, если вам надо, бояться больше нечего.
- Ну, ребята, что делать будем? - спросил Павел у притихших ребят.
- Давайте косить будем, иначе получится, что Семён пострадал зря, только сено сушить дома придется, здесь уже не успеет.
Павел был хмурый. Он рвался домой, узнать, что с Семёном, но оставить ребят одних после всего, что случилось тоже не мог.
Ребята видели это и косили быстро, споро, они были привычны к такой работе. Вечером сносили всю накошенную траву на лодки и поплыли домой. Остановились возле дома Сафронихи, стали разгружать лодки.
- Павел ты иди, мы здесь сами, - сказал Толя.
- Я только узнаю, что с ним и вернусь, помогу вам, - обрадовался Павел.

Возле фельдшерского пункта сидела очередь на прием человек в пять. В уборочную любители по болеть были всегда. Алексей Николаевич взял Семёна на руки и понес его сразу в кабинет.
- Что случилось?
- Что с мальчонкой? - запричитали сердобольные женщины.
- ЗэК беглый его ранил, - отвечал отец Толи, помогая нести Семёна.
Фельдшер, ведущая прием, сидела за столом и старательно выписывала направление в районную больницу.
- Что это, куда? - закричала она, когда Алексей Николаевич появился на пороге.
- Перевязочная где? - быстро спросил он.
- Там, что с ним? - спросила она, понимая, что случай неотложный.
- Мальчик, 14 лет. Ножевое ранение в руку, обширная кровопотеря, - объяснял врач, укладывая Семёна на смотровой стол.
- Но с этим надо в район, я не смогу, я сейчас скорую вызову.
- Некогда скорую, я ему руку почти два часа назад перетянул.  Я сам зашью, только материалами вашими воспользуюсь и инструментом. Можно?
- Да, конечно, а вы врач? - удивилась она.
- Да, врач, хирург из детской областной больницы, Лебедев, - представился он.
Фамилия была известна и фельдшер захлопотала, стала готовить инструменты и лекарства.
- Алексей Николаевич? - узнала его медсестра, - у меня сын в вашем отделении лежал два года назад.
- Зоя, скажи очереди, что делаем срочную операцию, чтобы не рвались.
- Да, и мотоциклиста нашего отпустите, скажите все в порядке будет, - попросил Алексей Николаевич.
Семёна был в забытьи, иногда приходил в себя не надолго и снова проваливался куда-то вниз, как будто падал.
- Будите мне ассистировать. Сделайте мальчику (он назвал лекарство и дозу), а сам долго мыл руки, потом надел приготовленный чистый халат, шапочку, маску и снова мыл руки.
- Руку есть чем зафиксировать?
- Сейчас посмотрю, - фельдшерица принесла ремни и пристегнула Семёна к столу, туловище и плечи одним ремнем и область таза и ноги другим. Над ампутированной ногой ее рука замерла.
- Смелее, там уже все зажило, - сказал врач, увидев ее замешательство.
Местное обезболивающее уже начало действовать. Семён пришел в себя.
- Семён, мы в местной больнице, сейчас будем зашивать рану, постарайся не дергаться. Тебя зафиксировали на случай непроизвольных движений, не пугайся, - он говорил четко, не быстро и твердо, не допуская возражений, - все будет хорошо. Не смотри сюда и вспоминай Оленку, - добавил он.
Семён плохо соображал, но доверял Алексею Николаевичу полностью, поэтому слушался его. Он отвернулся и стал вспоминать лагерь. Боль в руке стала меньше. Он чувствовал только не большое давление где-то внутри раны.
Врач тщательно обрабатывал рану, осматривал повреждения.
- Тебе повезло, - говорил он, - кости не задеты, крупные сосуды тоже, - он разговаривал с Семёном, чтобы контролировать его состояние, - сухожилие не много задето, это сейчас исправим.
Его не громкий голос успокаивал Семёна. Он облегченно вздохнул.
Сделав все, что было нужно сделать в этом случае, врач зашил рану и снова забинтовал руку.
Можно он здесь полежит? Я сейчас скорую из города вызову.
- Конечно, только переложим на каталку, стол может понадобиться, у нас прием.
- Да, конечно, - медсестра вышла в коридор за стоящей в дальнем углу каталкой.
К ней подошла заплаканная пожилая женщина:
- Что там с мальчиком? - робко спросила она.
Медсестра узнала в ней жиличку бабы Лены.
- Все хорошо, рану ему зашили, подождите не много.
Она вернулась в перевязочную. Семёна осторожно положили на каталку и поставили ее за ширму.
- Переливание крови мы сделать сможем? - снова спросил Алексей Николаевич у фельдшера.
- Какая группа нужна? - уточнила она.
- Первая положительная.
- Сейчас посмотрю, - медсестра нырнула в холодильник, - да, есть.
Когда они поставили Семёну капельницу, Алексей Николаевич позвонил в свою больницу и вызвал скорую, чтобы лечить Семена дальше уже у себя в стационаре.
- Алексей Николаевич, там мама про мальчика спрашивает, - тихо сказала ему медсестра.
- Она здесь? - он  вышел в коридор.
Разговор с Натальей Григорьевной дался ему тяжело. Алексей Николаевич долго извинялся перед ней, что допустил такое с Семёном. Рассказал, как все произошло у них на глазах, и если бы Семён не успел увернуться, то ранение было бы на много серьезнее.
Наталья Григорьевна снова заплакала и махнула рукой.
- Что уж теперь. Что с ним?
Врач описал положение дел. Она засобиралась ехать в ними в город, но Алексей Николаевич ее остановил.
- Наталья Григорьевна, не надо вам в город, оставайтесь здесь. Павел вернется, кто ему все расскажет? Я Семёна в стационар положу, несколько дней понаблюдаю, если все пойдет нормально, без осложнений, то через несколько дней я его обратно привезу. Здесь ему будет лучше. Мы вам звонить будем, и Павел пусть мне позвонит, как вернется.
- Павлик в понедельник должен на работу выйти, а теперь как, даже не знаю. Семён ходить, наверное, на сможет?
- Что-нибудь придумаем. Пусть позвонит мне.
Через час пришла из города машина скорой помощи и Алексей Николаевич с Семёном уехали в больницу.
Было уже почти темно, когда в дом бабы Лены постучали.
- Это я, Павел.
- Господи, Павлик, - встрепенулась Наталья Григорьевна, - я вас завтра ждала, что-то случилось еще?
- Что с Семёном? Я прямо место себе не находил, поэтому накосили и сразу решили вернуться.
- Его Алеша в город к себе увез, рану зашил, сказал будет все хорошо, он несколько дней за ним понаблюдает, Семён крови много потерял, слабенький, а так почти ничего важного не задето, не много рассечено сухожилие, но Алеша сказал, что оно срастется, все восстановится, - Наталья Григорьевна говорила быстро, - Ты проходи, поешь.
- Мам, я сейчас, я узнать пришел, ребятам помогу траву с лодок разгрузить и приду.

- Алексей Николаевич, ты вроде сегодня выходной? - удивился Арсений Петрович, увидев своего шефа в отделении больницы.
- Был выходной. Семёна я привез, с ножевым.
- Подожди, мне сейчас из премного покоя звонили, сказали что мальчика нам привезли из области с ножевым в  левое предплечье.
- Это он и есть.
- Сказали, что он уже зашит. Сам шил?
- Пришлось, там больница местная на ремонте, только фельдшерский пункт, и врачи все в отпуске, а времени ехать сюда или в район уже не было, из леса мы долго выбирались. Место в 25 еще свободно?
- Да.
- Туда и положим. Ты его все таки посмотри.
Семёна положили в палату, из которой только вчера Алексей Николаевич выписал Гошу. Его накормили, поставили капельницу и Семён, успокоившись, заснул.
- Алексей Николаевич, рассказывай, что случилось? Ножевое, у Семёна,  - нетерпеливо спрашивал хирург Арсений Александрович, официально являющийся лечащим врачом Семёна.
Врач в лицах рассказал все, что случилось с ним и ребятами за последние 12 часов.
- А как он в руках этого ЗэКа оказался?
- Вот этого пока не знаю, еще не спрашивал, сознание у него пока спутанное, в себя придет и расскажет.
- Не сидится ему на месте, - вздохнул Арсений Петрович, - зачем в лес поехал с вами? За впечатлениями? - ворчал он.
- Это еще он легко отделался, успел увернуться, метил-то ЗэК в грудь, а попал в часы, - Алексей Николаевич вынул из кармана брюк разбитые часы, - если бы не они, он бы ему руку насквозь проткнул.
- А если бы не увернулся, если бы попал? Ты, Алексей Николаевич, много воли ему дал. Нельзя потакать всем его хотелкам, он больной человек, он ограничен в своих возможностях, и ты это знаешь как ни кто другой.
- Знаю, и разрешаю, потому, что сам руку к этому приложил, - Алексей Николаевич сжал кулаки, - поэтому и разрешаю, что не хочу, чтобы он считал себя ущербным.
- Тогда считай это предупреждением, в следующий раз ему может и не повезти, как сейчас.

Когда Семёну стало лучше, первое, что он сделал, попросил у Алексея Николаевича принести ему бумагу и ручку. Он хотел написать Оленке, рассказать, что с ним произошло. Писать приходилось одной рукой. Это получалось не всегда понятно и очень долго. Бумага все время двигалась, придерживать ее второй рукой он не мог. Вечером он отдал письмо врачу и попросил его отправить, продиктовав адрес.
На следующий день Семен чувствовал себя на много лучше, только голова еще кружилась, когда он садился.
- Ничего, это пройдет, - утешал его врач, - я договорился с твоим теской, он на днях обещал зайти, пока ты здесь, слепок с ноги сделать для нового протеза.
- Здорово! - обрадовался Семён.
Мальчишки, которые лежали с ним в одной палате удивлялись, почему Семён не встает.
- У тебя же рука ранена. Вот до тебя здесь Игорь лежал. У него нога сломана была и рука искалечена, но он все равно вставал и ходил.
Семён молчал, ему и самому было не удобно перед ребятами, когда он по нужде ходил в судно, но Алексей Николаевич вставать пока не разрешал совсем, боялся, что от большой потери крови у него закружится голова и он упадет.
Во вторник  после обхода к ним в палату зашла врач ЛФК.
- О, знакомы все лица! - обрадовалась она, увидев Семёна.
- Здравствуйте, Инна Геннадьевна!
- Ну, давай посмотрим твое колено, - она убрала с его ног простынь и мальчишки, соседи по палате, с удивлением увидели его короткую ногу, а врач осторожно потрогала колено и попросила, - поработай коленом.
Потом взяла культю в руку и попробовала сама сгибать и разгибать колено до конца.
- Так не больно? - спрашивала она.
- Нет, - улыбался Семён.
Инна Геннадьевна  стала отклонять колено в стороны, поворачивать культю.
- Будет больно, скажи, - предупредила она.
Но болей не было, все это Семён делал и сам и в санатории, и потом, когда занимался утренней гимнастикой.
- Молодец, хорошо колено разработал, контрактур я не вижу. По утрам гимнастикой занимаешься?
- Да, конечно, только сейчас пока не могу.
Она улыбнулась.
- Ничего, Алексей Николаевич вставать разрешит и будешь заниматься, он сказал, что ты без протеза уже месяц?
- Да, сломался.
- Значит теперь снова надо будет с коленом усиленно работать, тут одной утренней гимнастики мало, за месяц связки от работы отвыкли, но нагружать колено нужно будет постепенно, рывком нельзя, можешь только хуже сделать, а так, пока лежишь, ногу поднимаешь и работаешь коленом несколько раз, потом часа через четыре снова, через неделю уже по дольше работаешь и почаще, каждые три часа, чтобы к тому времени, как протез будет готов, колено было готово к нагрузке. И начинать ходить с опорой тоже надо будет постепенно, сначала костылями, сразу на ногу вставать тоже нельзя.
Семён слушал и кивал.
Когда врач вышла из палаты, мальчишки подошли к нему:
- Так ты еще и без ноги?
- Где ногу потерял?
- Так вышло, - грустно отвечал Семён, зато вопросов, почему он не встает и не ходит больше не было.

В эту злополучную субботу, когда с Семёном случилась беда, у Оленки все валилось из рук. Она поняла, что что-то произошло, но где и с кем: с отцом, который был в поездке, с мамой, которая была на дежурстве в доме престарелых или с Семёном, но что с ним могло произойти? Она мучилась целый день, а ночью ей снова приснилась бабушка. Теперь она стала часто снилась Олёнке. Она давала ей советы, но не напрямую, а как-то иносказательно, и когда Оленка спрашивала. В этот раз она сказала: «Твоему воробью крылышко подбили, но все пройдет, только ты ему на шею колокольчик повесь, чтобы в следующий раз сразу о беде узнала и прилететь к нему во время смогла». Оленка так хорошо запомнила слова бабушки, что утром смогла их записать, а через несколько дней она получила странное письмо. Оно было от Семёна, но адрес был написан чужим почерком, и в конверте лежало два листочка. Один читать было трудно, корявые буквы разъезжались в разные стороны, а вот другой - от Алексея Николаевича, он рассказал, что Семён ранен и до пятницы будет в больнице, и она может туда позвонить по телефону и указан номер. Оленка бросилась к телефону, была уже пятница.
Она быстро набрала номер.
- Алексей Николаевич? - спросила она, но ответил приятный женский голос.
- Алексей Николаевич на обходе, хотя подождите, кажется он уже идет, - она отдала ему трубку.
- Алексей Николаевич, здравствуйте, это Оленка, что с Семёном? - выпалила она.
- Успокойся, сейчас с ним уже почти все хорошо. Рана средней степени тяжести, уже заживает, не много задето сухожилие, но ничего страшного, и это заживет. Давай сделаем так, ты позвонишь по этому же номеру еще раз минут через 10-15, я попрошу медсестру трубку не брать и организую доставку Семёна в мой кабинет, чтобы вы могли поговорить, хорошо?
- Да, конечно, - обрадовалась Оленка.
Наконец-то она снова услышит его голос!
Алексей Николаевич послал в палату медсестру с креслом на колесиках. Семёну уже разрешили сидеть и даже осторожно ходить в туалет самому, но с помощью кого-нибудь, санитарки или медсестры, чтобы страховали, с одним костылем он был не устойчивым.
- Нина Сергеевна, это мне? - удивился Семён, увидев кресло.
- Да, транспорт подан,  - медсестра улыбалась.
- Куда Вы меня повезете? - снова спросил Семён, пересаживаясь в кресло.
- На процедуру, - Нина Сергеевна снова улыбнулась, Алексей Николаевич уже рассказал ей и про лагерь, и про Оленку, и как она лечила Семёна, и про их переписку, и про то, что он просил ее позвонить.
Медсестра привезла его в кабинет зав отделением.
- Это же кабинет Алексея Николаевича? - снова удивился Семён, - здесь процедуры не делают.
- А тебе сделают, она открыла дверь и завезла его в кабинет.
Семён больше ничего не успел спросить, потому что зазвонил телефон и Алексей Николаевич снял трубку.
- Да, здесь, - ответил он, и протянул трубку Семёну, - это тебя.
- Кто? - удивился Семён еще больше и поднес трубку к уху.
Услышав голос Оленки он расплылся в блаженной улыбке и смутился.
Алексей Николаевич и Нина Сергеевна вышли из кабинета, чтобы ему не мешать.

Лето продолжалось. Семёна увезли в деревню. Алексей Николаевич выхлопотал себе еще две недели отпуска и уехал с ним, а мама вышла на работу.
Рана заживала нормально, нагноений почти не было. Алексей Николаевич лечил его сам. Делал уколы, перевязки, помогал ему себя обслуживать. С одной рукой и одной ногой делать это было сложно. Семён ходил, но потихоньку, с одним костылем, левая рука висела на груди, на косынке. Он больше не купался и не играл на гитаре.
Теперь он много читал. У бабы Лены обнаружил интересные довоенные учебники по географии, истории, которые сейчас уже не печатались.
- Откуда это у вас? - как-то спросил он хозяйку.
Та махнула рукой и всхлипнула, прикрыв уголком повязанного на голову платка рот.
- Это Коленьки, сыночка нашего учебники, во время войны погиб, вместе с партизанским отрядом, ему всего 16 было, на фронт не взяли, так он к партизанам пошел. Сынок погиб дома, а отец его в армии пол Европы прошел, до Праги с боями добрался — ни одной царапины не было, только поседел. Вот как получилось.

30 августа ближе к полудню Ильины возвращались из школы. Они только что вернулись из спортивного лагеря и узнавали что, где и как.
Перед их подъездом стояла машина скорой помощи. Задняя дверь была открыта. Наталья Григорьевна доставала оттуда банки с соленьями и вареньями.
- Здравствуйте, Наталья Григорьевна, вы приехали! Какой у вас транспорт специфический!
- Да, это Алексей помог, скорую заказал для перевозки больных.
- А Семён дома?
- Да, он его в квартиру повел.
- Мы вам поможем, - мальчишки взяли по две банки и пошли в дом. Последние слова Натальи Григорьевны им показались не много странными, но никаких подозрений, почему Семёна надо отводить у них не возникло. И только увидев Семёна, сидящего на своей кровати без протеза и с висящей на груди рукой они встали, как вкопанные. Семён улыбался.
- Привет, ну, что испугались, я пока еще живой, - пошутил он, - идите сюда.
- Что с тобой случилось? - не выдержал Тимка.
- Ничего страшного. Сначала протез сломался, а потом ножом ранил один беглый ЗэК.
Ребята не поняли, он снова шутит или говорит серьезно, уж очень не правдоподобно звучали слова про беглого ЗэКа.
Зазвонил телефон. Трубку взял Алексей Николаевич. Звонил Саша.
- Алеша? Я вроде Архиповых набирал.
- Да, Саша, все правильно набрал, это я у них дома, Семёна из деревни привез.
- Это хорошо, я его заждался, пусть придет сегодня, надо линейку к 1 сентября готовить.
- Нет, Саша, не придет, не сможет.
- Почему? Что с ним? - за тревожился Александр Борисович.
- Лучше ты сюда приходи, все расскажем.
- Хорошо, приду. С Евгением Александровичем можно? - спросил он, увидев входящего директора.
- Да, конечно, приходите вместе, прямо сейчас.
Врач набрал еще один номер, попросил передать Павлу, что они уже приехали домой.
Когда из кухни вышла Наталья Григорьевна, он виновато признался ей:
- Наталья Григорьевна, я тут к вам гостей пригласил, Сашу и Евгения Александровича, сейчас придут. Очень они про Семёна узнать хотели.
- Это хорошо, - улыбнулась Наталья Григорьевна, - а то кого же я пирогами угощать буду, я много напекла.
Они стали раздвигать стол, ставить стулья. Хозяйка стелила скатерть. Ильины носили из кухни табуреты и посуду, только Семён был не у дел.

- Евгений Александрович, нас в гости пригласили к Архиповым, прямо сейчас, - Саша был рад, что Семён наконец-то вернулся из деревни, но после слов врача ему стало как-то тревожно — Алексей сказал, что Семён сегодня придти не сможет, вы не в курсе, что случилось?
- Может быть дело в этом? - Евгений Александрович положил перед Сашей письмо в печатью.
- «Благодарственное письмо» - прочитал он и взял бумагу в руки, быстро проглатывая строки, шевеля губами, произносить слова он не успевал, глаза бежали по строчкам быстрее, - «...объявляется благодарность ученику средней школы № 62 города Воронежа за задержание особо опасного преступника. Начальник...»
Саша удивленно посмотрел на на директора.
- Куда же он опять вляпался?
- Говоришь ответил Алексей у Архиповых дома? Неужели с Семёном опять что-то случилось?
- Пойдемте, он сказал всё расскажет.
- Да, пойдем, - Евгений Александрович аккуратно сложил письмо и положил к себе в нагрудный карман.
По дороге они зашли в магазин, купили тортик.
Дверь открыл Артур.
- Какая здесь компания! - начал шутить Евгений Александрович, но зайдя в комнату и увидев Семёна, сразу замолчал.
- Что с рукой?
- Бандитский нож, - спокойно ответил Семён.
- Ну, давайте за стол, у меня сегодня пироги с капустой, - пригласила Наталья Григорьевна, - чайку попьем, скоро и Павел на обед придет.
Семён неуклюже встал и запрыгал к столу. У всех присутствующих эта сцена отозвалась в душе болью. Таким беспомощным Семёна еще ни кто из гостей не видел.
Сели все за стол, угостились знаменитыми на весь старый барак пирогами Натальи Григорьевны, и только после этого Алексей Николаевич начал рассказывать, что случилось с Семёном после того, как они уехали из лагеря. Семён мог бы рассказать все сам, но из уст врача, рассказ звучал солиднее.
Слушая про то, как Семёна ранили, Евгений Александрович «кипел». Семёна, еле ходящего на костылях, потащили в лес, но узнав, что история задержания беглеца могла закончится на много трагичнее, если бы Семён не смог, не успел увернуться и удар ножа пришелся бы в грудь, в сердце, и Семён чудом избежал смерти, он сменил гнев на милость и зачитал Благодарственное письмо, пришедшее в школу из милиции.
- Какие прогнозы? - спросил он Алексея Николаевича, убрав обратно письмо.
- Примерка протеза 4 сентября, если получится раньше — мне позвонят. В школу ходить начнет еще через неделю, колено будем нагружать постепенно, два месяца без нагрузки, это большой срок. Писать пока быстро не сможет, наверное, только слушать.
- Ты что молчишь все время? - подошел к Семёну Александр Борисович.
- Мне пока говорить нечего, - пожал он плечами, - все решают за меня.
- Рука у Семёна восстановится? - расспрашивал Евгений Александрович врача.
- Да, со временем все восстановится, и на гитаре играть сможет, и подтягиваться на перекладине. Ему повезло, кости не задеты, сухожилие не много, но это не страшно. Рана заживет — начнем руку разрабатывать. Ему повезло, что часы на руке были, основной удар пришелся по ним. Принес их в ремонт — мастер только руками развел, восстановлению не подлежат, все спрашивал, как я их так разбить умудрился, они противоударные были, командирские.
- Это хорошо, что восстановится, - Евгений Александрович задумался, - значит он теперь без часов остался.
Евгений Александрович сел рядом с Семёном.
- А уйти от него нельзя было? Не геройствовать? - спросил он.
- Он бы меня сразу услышал и увидел, а ему лишние глаза ни к чему. Я все думал, почему он меня не услышал, когда я подошел, ведь я его не видел, не знал о нем и не таился, а потом вспомнил: был сильный порыв ветра, деревья шумели, а потом затихло все, - Семён помолчал, снова вспоминая те мгновения, - не дал бы он мне уйти, да я и не смог бы, я даже без костылей был, они наверху лежать остались, я ведь думал быстренько посмотрю, где удочки запутались и ребят позову, вниз спускаться не хотел, - Семён выглядел виновато и пытался оправдаться, что доставил всем столько волнений и хлопот своим поступком.
- Хорошо то, что хорошо кончается, - Евгений Александрович похлопал его по плечу,  - чего грустишь? Жизнь продолжается! Выздоравливай и в школу приходи, а нам пора.
Он стал собираться и Павел с врачом пошли их провожать. Уже на лестничной площадке Евгений Александрович устроил выволочку всем троим, что не учат Семёна элементарным приемам самозащиты.
- Вы же десантники, ручной бой знаете, научите его хотя бы защищаться.
- Нам нельзя, мы подписку давали.
- Ну, тогда смотрите, как его будут бить и калечить, - сказал он в сердцах и ушел.

Вечером Семён осторожно попросил Павла:
- Можно, я позвоню?
- Конечно, звони, - брат принес ему из коридора телефон.
- По межгороду позвоню, - добавил Семён.
- Межгород? Куда? - удивился Павел.
- Олёнке, - смутился Семён.
- Звони! - Павел улыбнулся и вышел из комнаты.
 Они говорили долго. Оленка рассказывала, как она со своим танцевальным коллективом ездила на гастроли по области, как они выступали в домах культуры перед колхозниками, в пионерских лагерях. И хотя Семён все это уже знал из ее писем, он был рад снова слышать ее голос, представлять себе, как она сейчас улыбается. Он сам рассказал, как удивились Ильины, и Евгений Александрович, и Александр Борисович, увидев его, они ничего не знали о том, что с ним случилось и как теперь Артур будет писать ему тетради под копирку, чтобы не переписывать, потому что сам он писать быстро пока не может, тетрадь от него «бегает» и буквы получаются корявые, и гитара без него скучает. Вроде бы шутил, старался шутить, только про гитару шутить не получалось, грустные были шутки.
Павел сидел на кухне, читал свежие газеты. Мама удивилась.
- Ты что здесь, не в комнате?
- Там Семён по телефону разговаривает, я ушел, чтобы не смущать.
- С кем разговаривает и почему ты должен его смущать? - удивилась она еще больше.
- С девочкой он разговаривает, с Оленкой.
- Это та девочка, которая за ним ухаживала, когда он в изоляторе лежал? Это с ней он переписывался в деревне?
- Да, пусть поговорят.
- Лучше бы ты с девочками разговаривал по телефону, - Павел опустил голову, ему были мучительны мамины разговоры о девушках, - смотри, Семён вырастет, вперед тебя женится.
- Пускай женится, может хоть в чем-то парню повезет.


Рецензии