Цыганка

               
— Постой, красавица, дай погадаю, правду скажу, всю жизнь твою вижу… — скороговорка, произнесённая резким гортанным голосом уже почти в спину, заставила ускорить шаг, но цепкая рука, придержавшая за хлястик на новом пальто, не позволила скрыться среди других людей, хотя на платформе их было множество… Хлястик! Ведь ещё при покупке именно он вызвал сомнения! Но уж больно хороши показались пуговицы, к которым он пристёгивался, — большие, сделанные из какого-то камня, тёмно-розового, под цвет пальто, с прожилками и крапинками, таинственными переливами… Если на них долго смотреть, то чудилось, будто в пуговицах своя вселенная, живущая по законам абсолютной красоты, неподвластной земному разуму. С хлястиком пришлось смириться, тем более что спереди на пальто не было ни одной пуговицы, а лишь кнопки для незаметного скрепления фалд.

Олеся остановилась, с обречённым видом повернулась к цыганке. Знала, что уже не сможет отказаться от гадания. А всё потому, что дурацкий характер не даёт ей говорить «нет». «Интеллигентка!» — обругала она себя и… погрузилась в глаза пожилой женщины. Точнее, не погрузилась, а начала погружаться. В этих глазах тоже была своя вселенная, со своим центром притяжения, к которому стремились мириады частиц, и она, Олеся, была всего лишь одной из них.

— Неразумная ты, — покачала вдруг головой цыганка. — Неразумная. По себе судишь, себе подобного ищешь. А его нет. В природе нет. А про половинки одного целого — глупости это. Каждый сам по себе уже целое. Уже свой мир несёт.

Олеся почувствовала растерянность. Слишком неожиданными были рассуждения гадалки. Женщина протянула руку морщинистой ладонью кверху. Олеся перевела на неё взгляд, всё ещё находясь под магией бездонных чёрных глаз. Спохватилась.

— Ах да… — Полезла в сумочку за кошельком.

— Да не деньги, руку давай. — Цыганка сама взяла Олесю за левую руку, легонько сжала в своей ладони — сухой, приятно-тёплой, но на рисунок линий даже не посмотрела, снова перехватив взгляд и заставив Олесю опять ощутить себя крошечной точкой в Книге Мироздания…

— Хорошая ты… Хорошая. Вот только время пришло долги отдавать… — гадалка вздохнула, словно соболезнуя…

— Какие долги? — Олеся не узнала собственный голос, он прозвучал слишком просительно, а ведь она гордая… Ну да. Гордая. И для себя никого ни о чём никогда не просила и просить не собирается.

— Жизнь, она ведь зеркало. Сначала ты в него смотришься, а потом оно смотрит на тебя, но твоими же глазами… И всё тебе возвращает: и добро, и зло… Всё, что ты, вольно или невольно, заставила испытать других, теперь испытаешь сама.

— Не понимаю, — произнесла Олеся шёпотом, чтобы просительные нотки не звучали так оглушительно.

— Тот, в ком ищешь любви, не сможет тебе её дать. Так же как и ты не смогла дать её тому, кто искал любовь в тебе. Всё потому, что мыслишь неверно. Половинками, а не целым. А мир с миром могут только рядом существовать, ты же стремишься сделать мир другого человека частью своего. Но в каждом мире свои законы и правила, свои традиции. Отсюда и обиды, и боль, и в конце концов — одиночество…
 
Женщина замолчала, по-прежнему удерживая руку Олеси в своей и теперь внимательно разглядывая линии на её ладони. Освободившись от гипноза глаз цыганки, Олеся только сейчас обратила внимание на другие детали её внешности: седые, слегка растрёпанные волосы небрежно покрыты пёстрой ситцевой косынкой, шею в глубоких морщинах украшают несколько рядов монист, блузка выцветшего алого цвета с низким круглым вырезом туго облегает пышную грудь, цветастая длинная юбка (наверное, не одна, а надетая на несколько других), коричневый шерстяной платок, повязанный на широкой талии углом, — единственная тёплая вещь в одеянии гадалки, а ведь погода октябрьская, прохладная…

— А жизнь проживёшь долгую, хоть за неё и не держишься…

Олеся осторожно потянула руку на себя.

— Спасибо. Я тороплюсь, извините…

Цыганка выпустила её ладонь. Олеся наконец смогла достать кошелёк и, поколебавшись, вынула оттуда единственную купюру в пятьсот рублей, порадовавшись, что хоть такая нашлась, а то все деньги на банковской карточке… Многовато, конечно, за очевидные, в общем-то, вещи, озвученные гадалкой. Хотя подумать есть о чём… Она ведь действительно верила в теорию половинок. И действительно пыталась «подогнать» того, кого любила, под свой идеал. И действительно страдала оттого, что он многими своими чертами не вписывался в заданные ею «параметры», в её прокрустово ложе…

— Ты говоришь ему, что хотела бы раствориться в нём, а на самом деле — хочешь растворить его в себе. Помни: и то, и другое неверно, а потому невозможно.

Голос настиг Олесю, когда она уже входила в электричку. Обернувшись, Олеся поискала глазами цыганку, но не увидела её в толпе спешащих пассажиров.
Заняв место у окна, она достала телефон. Подумала несколько секунд и вместо привычных «очень скучаю, жду» написала: «Привет. Что происходит в твоём мире?..»