Дождик собрался...

День выдался особо парким, дышало зноем, и всё в природе просило дождя...
Место далёкое от детства и по времени и пространству, в другой стране, где и дождь, казалось, льёт по-другому и хмары туч собираются не так быстро, и птицы другие поют, предвещая о непогоде. День простой, невыдающийся ничем, но запомнился ветром, шквалом налетевшим, и оглушающей окрестности грозой. Было в нём такое, что набежало скачком и выхватился моментом из давности. Я его и не вспомнил бы, если... Если бы не зарождалось перед моими глазами бушующее напоминание самой природы. Туча надвинулась быстро, рассерженно, её тёмный зев в мгновение ока поглотил полнеба, и ринулась она на меня, как на неприятеля в атаку... И странно, что с тучей просто и ясно вспомнились мои соседи и в особенности те старики, которые приходили часто к Отцу. Вроде странная связь с тучей, но когда картинка выбегает из прошлого, то ей способствует какой-то совсем простой случай, он-то и рисует в памяти тех, кто давно покинул мир этот, но в закоулках её прочно закрепился. И как не закрепиться, если годами виделись они моими глазами.

* * *

Вспомнились деды-соседи, каждый из которых был ярким сам по себе... Помню почти всех... Всяк по-своему был интересен судьбою своей. Она проходила через войну, через лагеря, через горе и страдания. Разные внешности, говор, национальности, но было в них и общее, это жажда жизни... Были они какие-то кряжистые, основательные, шумные. Возле них громких и раскалённых в беседе, как возле костра, можно было греться. А как! умели говорить эти безграмотные старики, где верные слова брали для своего рассказа, и связывали их красиво, артистично – заслушаешься... И я заслушивался!.. Веяло от них могучим и стойким духом непобедимого племени. Мне посчастливилось видеть и жить рядом, жаль только того, что не записывал за ними искромётных фраз, а по памяти зарисовать, повторить вряд ли получится, выглядеть будет бледно, вымучено...

Часто они собирались вокруг Отца... Круг мужиков, соседей, любителей поговорить, посоветоваться и подтрунить над кем-либо. Они обсуждали насущность дел, сетовали на урожайность, на плохую траву и естественно капризницу-погодку. Может ли быть что важнее для огородов, покоса и всего сельского быта, чем погода? Она и занимала важную тему в разговорах да желания собираться в кругу себе подобных. Сидели кто на чём, кто на брёвнах, что всегда были при стайках, кто на траве, поджав ноги по-турецки... Поглядывали в небо, выискивая там признаки дождя, потом обменивались новостями и заканчивали такие посиделки почти всегда подшучиванием над кем-нибудь из своих соседей или громким хохотом над каким-либо анекдотом... Совсем рядом, на жёрдочке присаживался я и вслушивался в обстоятельную речь наших соседей.

— Однако дожжиком попахивает, — закуривая самокрутку и поглядывая на горизонт, повторял старик Незнам, — Оно хорошо было б... Истосковалась душенька по дожжу хорошему...

Смешной был в своём вечном сером пиджаке, замасленном до лоску, даже в жару не снимавший его. Во мне всегда он вызывал смех. Правда, без всяких обид для него. Был он резким, правду-матку резал в глаза каждому, кто налетал на него, ничего не боялся... А потом он всегда что-нибудь смешное да «сморозит». Боялись местные попадаться ему на язык... Многие соседи имели свои, им придуманные прозвища. Анекдоты рассказывал мастерски, с юмором не грубым, насколько я помню, а тонко... Здесь они конкурировали с моим Отцом... «Ой, Незнам, ты прям народный артист...», говорили о нём, посмеиваясь. «Народный!..», именно так, чтобы было бесспорно. Правда, никто с этим утверждением и не спорил, было очевидно, что «артист» он самый что ни есть народный... Меня же частенько удаляли восвояси, чтобы «уши в трубку не сворачивались». «Ты это, поди погуляй. Малец ышо!..». Что делать? «малец» с сожалением удалялся, но недалеко на случай, что забудутся... Разговорятся о разных пустяках, разбеседуются, а тут я опять возле них.

— Добре бы дождю буты, земелька то зовсим сумуе, — гутарил украинскою мовою вперемежку с русским языком, «сумующий» Смаль, — И леший его знае, чому на небе водица скопычуется, чому иде, а иноди её до биса не дочекаешься...

Незнам, Смаль от фамилий, надо только добавить окончания, так коротко в моём крае обзывали соседей, и сразу можно было понять, о ком речь идёт. По имени непонятно о ком, а по полной фамилии? это совсем официально для мужиков, да и не принято было.

Жмурясь и покашливая своим внутренним хрипловатым звуком, насквозь прокуренным, мужики поглядывали вверх... Там, на почти безоблачном небе изредка появлялись облачка. Из них, казалось безобидных, собирались серые образования. Если на глазах перерастало в нечто грозное, то мужики, которые только что составляли тесный кружок по интересам, мгновенно растворялись по своим срочным делам... Мне же хотелось, в момент разговоров мужиков подглядеть, как там всё «варится», как происходит зарождение воды, откуда она берётся в голубой лазури и каким образом может «удерживаться» на небе? Я же не знал, что облака формируются при смешении воздушных масс, имеющих различную температуру, возникают капли и в конкретном месте начинают сыпать из облаков... Как?.. Очень хотелось разобраться и послать на их головы долгожданный дождь, пусть бы порадовались, а то душеньки ихние совсем разболелись...

Теперь я бы смог им ответить на вопрос «чому?» Если по-быстрому написать, то... Солнышко нагрело воду, она испарилась, поднялась до высот, где при температуре близкой нулю в облаках содержаться кристаллики льда, потом они прирастают от поднимаемой влаги. Кристаллики увеличиваются, становятся тяжёлыми и начинают падать вниз, цепляя по пути ещё больше влаги, потом нагреваются по мере приближению к тёплым слоям воздуха, превращаются в капли воды. Так, совершив невероятное приключение в атмосферной дали, водичка поливает нас дождём...

А те дни и я вместе с ними задавался вопросами почему, отчего и зачем...

* * *

В один из дней, когда собирались мужики у Отца, я слонялся без дела, настроение было вялое, не было желания двигаться, душно и знойно! Один!.. Разъехались друзья мои, а я остался на своём «курорте». Так иногда в шутку называли место, где мы жили. И правда, чем не курорт, озёра, сопки, речки, пусть не глубокие и не широкие, а всё одно речки и рыбка водится в них. В местных лесах ягоды, грибы в изобилии... А тайга!? Тайга знатная, настоящая, с валежником и густыми зарослями кустарников, чащей. Многое в ней покрылось многолетним мхом, а поваленные деревья в труху сгнивают, наступишь на него, рассыпается в прах. Да мне по правде здесь хорошо! И ничего, что один, привык... Но с товарищами конечно интереснее, и придумаем себе занятие, и осуществим задуманное вдвоём, а когда втроём. Завьёмся в местные колки, не найдёшь... Одолевают покосы, но куда деться, это даже не обсуждается, как аксиома в геометрии, не требует доказательств. Хочется или не хочется, кто нас спрашивает? сказали надо – мы идём туда, куда родители скажут идти.

Свои излюбленные места на сотни разов обошёл, всмотрелся, посидел и под лапами елей, где от пекла можно было спастись, но как усидеть долго на одном месте, никак!.. Если б с кем?.. Опять и опять пытаюсь найти себе занятие, всё тщетно – жара! Сажусь на изгородь возле стайки, рядом соседи наши сидят в теньке, расходились хохотом, рассказывают всякие байки. Оглядываю окрестности, посматриваю вверх. Взгляд убегает чаще к небу. Жду облачко, что надвинется и закроет солнце - дышать будет легче. Однако небо чистое, ни единого облачка и вроде всё обычно... Солнце перевалило за полдень, жарит, всё звенит от зноя. Даже слепни и те стараются реже попадаться на глаза светилу, а оно не щадит землю, пожгло траву, сочность зелени увяла, а местами и вовсе пропала. Выражение в народе «жарынь стоит!..» - точно и верно!.. Почва от засушливости потрескалась. Это позволило вечной мерзлоте вздыбиться из недр земных и плеснуть наружу пласты грязи, что растаяла на глубине и ринулась на поверхность.
Радоваться солнцу в такую жару нет никого желания.Дождика бы? давно живое ждёт его!

Вроде «всё, как всегда» было, правда, ласточки стали летать ближе к земле со звуками щебетания и протяжными трелями. Всё более их голоса стали походить на тревожный пронзительный посвист. В домах подали свои голоса петухи, они как барометры чуют, что лихо надвигается, и не в свой час начинают кукарекать. По воздуху начинает разливается приятная влага, а за миг до этого было сухо и знойно, дышалось тяжело. Солнце всё чаще прячется за облака, которых становится всё больше, густеют они, окрашиваются в серые, потом в тёмные тона, становятся мрачнее, чаще и быстрее бегают по небосводу. Всё в природе замирает в ожидании чего-то.

— Кажется, дождь собирается, —утирая пот, говорит Отец, — Гляди, какая духота, ну быть грозе...

Он поднимается, это является признаком, пора расходится, разговорам конец... Мужики быстренько рассыпаются по домам своим. Надо сделать догляд, всё ли так в хозяйстве перед дождём, может и град приключится. Запираются двери, окна, а нас стараются загнать домой помимо нашей воли, случись гроза. Это не всегда получается... Пугают шаровой молнией, которую мы в глаза не видели, но говорят, есть она, существует. С ней всякие страшилки рассказывают, мол, заходит в дом, бродит в нём и надо в этот момент совсем не двигаться, прямо замереть на месте. Якобы она может за бегущим от неё погнаться и поразить... Здесь совсем страшно! и мы верим в такое... Потом, выпучив глаза, будем другим рассказывать, но с уже приукрашенными подробностями и своими вымыслами.

Уже и я замечаю признаки надвигающейся непогоды. На горизонте появляются совсем скромные ватные «барашки», такие себе безобидные кучёвки, едва ретушированные серой пыльцой, потом их становится больше, они кучкуются, образуются хмары... Зарождается тучка!.. Неужели смиловался Господь, а то солнцепёк и вовсе душит всё живое... Она маленькая, но растёт, как в сказке «не по дням, а по часам»... Быстро-быстро разрастается и занимает вскоре четверть неба. Надвигается угрожающе, даже злобно, ей бы радоваться, а тут такое пугающее нечто, и описать трудно... Издалека, грозно хмурясь и сверкая своими молниями, надвигается в нашу сторону. Птицы, какие носились и тревожно подавали голоса, пропали совсем, не видно, не слышно. Сначала, то там, то здесь пробегает вихрь, за ним уже воздушный шквал взметает пыль с дорог, листву прошлогоднюю, что захоронилась меж трав, она зависает над головой, но вскоре уносится тем же воздушным потоком, что и поднял её... Далеко на горизонте, в полнеба, чертит огненная струя, потом раскатисто громыхает и звук эхом убегает в сторону. Солнце закрывается тучей. Скоро начнётся... Чувствовалось движение ветра горячее, обжигающее, а теперь, словно посвежело... «А незадолго перед дождём, хотя ещё и не натянуло тучи, слышится нежное дыхание влаги».[1] Как точно описано! Я её чувствую, во мне всё оживает, точно испил водицы живой. Падают первые капли, первые всегда тяжёлые крапли, оставляют на тропинке пятна... Они упадают с высоты, врезаются на прогретую дорожку, вздыбливают фонтанчики пыли. Потом всё чаще, чаще и вот сыпанул дождь. Шаловливо, пугливо, но дальше как будто останавливается...

О-о! Это обман! Сейчас он вздохнёт и ринется со всей своей силушкой на угретую солнцем землю. Это как воздушный шар надувается, надувается и когда последние нити натяжения рвутся, то происходит его лопание, взрыв... Так и здесь, долго готовилась дождевая трагедия, миг! ещё и ещё сверкает молния, потом... Потом воздух разрывает удар грома гулко, басисто, потом раскатисто пробегает по окрестностям, отзывается эхом в лесах и замолкает в отдалении... И радостно и опасно. Туча надвинулся вплотную, и полил долгожданный дождь, да какой! рясный, крупный вперемежку с громом. Знаю, что вот сейчас дождь участится, потом польёт густой, а что дальше... А дальше должен стать купальным и окатным, промочит враз до нитки. Попади только под него! Потоком воды, отскакивающим от крыш с водной пылью, он обрушится на дороги, реки озёра, на всё живое, двигающееся, мечтающее о дожде. И здесь не спастись зонтиком, зонтик ветром вывернет в обратную сторону, правда зонта и нет совсем, но это к слову. «Разверзлись все источники великой бездны, и окна небесные отворились»...[2] Надо покориться стихии и мокрым «до последней нитки» шагать под струями ливня домой... Как хорошо! Детство тем и прекрасно, что босиком можно припустить, да по лужам, здесь уж точно можно сказать: «Прелесть как здорово!»

Тропинка, что бежит по лужайке, сначала густо осыпается каплями, из них образовываются мелкие ручейки, которые соединяясь, вскоре превращаются в весёлые бегущие ручьи. Воде надо вниз, она ищет самый удобный путь, весело журча, стремится и стремится слиться с другими потоками и они вскоре превращаются в мутный говорливый ручей... Запускай кораблик-щепку и беги за ним, наблюдай. Запускаю соломинку и грустно смотрю, как крутит и вертит её поток, унося в неведомое. Глядя на всё творящееся действо, радуешься, да и почему бы не порадоваться. Напитается «земелька» живой влагой, будет рожать нужное людям, и у мужичков, у которых «душенька изболелась», праздник образуется. Всё приходит в какое-то соответствие между желанием, ожидаемым и свершившимся. Это чувствуется в самом пространстве нашей нехитрой жизни, маленькая такая радость, которой хочется с кем-нибудь поделиться...

А к вечеру, на подсохшую травку возле дома выносится стол и многочисленная семья усаживается на ужин, надо успеть до атак гнуса. Этот злодей донимает шибко и достаёт до печёнок, надо успеть!.. Сидит за столом моя семья во дворе... Разговоры, смех, шутки так и сыпятся. Мы посмеиваемся, временами хохоту предаёмся, и так нам весело, так здорово, почти со слезами... Одна Мама, человек сдержанный, урезонивает развеселившихся.

— Да успокойтесь же вы, после смеха, всегда слезам место, — проговаривает она, не дословно приводя поговорку «кто смешлив, тот и слезлив».
— Смех не грех, коль приятен для всех, — парирует Отец.
— После смеха слёзы? — недоумеваю я, — Странновато как-то?..

А «странноватого» ничего и не было, веками простой народ копил наблюдения, подмечал и передавал друг другу, своим детям по наследству. Название не знал этого правила, какое впоследствии обозвали законом маятника. Он напоминает нам о крайностях, каких всячески надо избегать, чтобы за сильным восторгом не пришло разочарование, за безумной любовью – ненависть, за «телячьей» радостью – горе... После того, как мы оттянем маятник в одну сторону, он качнётся в противоположную. И так постепенно раскачиваясь в стороны, будет стремиться к равновесию. К ней всё стремится. В равновесии и должно находиться наше состояние, не делая резкого отклонения. Должно! но жизнь нас качает, как маятник и мы впадаем в крайности,во все тяжкие бросаемся, впадаем в эмоции, потом раскаиваемся и так до следующего раза...

* * *

Туча, сбросив на город тонны воды, резко свалила к западу, и где-то в горах громыхало и поливало. Напомнила мне она коротенький далёкий эпизод, разбередила душу, которая навечно вобрала в себя и детство, и мою семью, и мужичков, и вообще всё, что окружало меня. Вобрала природу, солнце, саму атмосферу того времени, и песни того времени записала навек...

Над городом опять засияло солнце, запели птицы, продолжилась жизнь. С жары резко похолодало, особенности погодных условий провинции... С духоты, спеки надо опять набрасывать куртки, такое бывает. И здесь сказывается закон маятника, куда от него?.. Даже в воспоминаниях срабатывает его действие... После улыбки прошлому, набегает и грусть по Ушедшим... Уходит всё, нет этого двора, «места, которого нет»,[3] где мы собирались, нет их, нет уже многих моих родных, тех соседей-стариков, многих моих друзей, закадычных компаньонов детства... А вот песня наша, не словесная, душевная, такая, что веками не стирается, поётся в нас - осталась. Я «включаю» её частенько, слушаю и что-то хорошее разливается внутри. Остались застольные песни, что исполняли такие себе простые люди. В них удаль и сила молодецкая и какая-то даль дальняя и ширь широкая... Уж что не говори, а у души есть простор, где многое вмещается, где рядом с радостью могут жить слёзы благодарности, где со слабостью и болезнью просыпается храбрость невысказанная... Вмещается в ней Вселенная, это все чувствуют, изливают, но до конца не осознавая об этом... Узнают, осознают... Ибо есть человек частичка мира, часть необъятной жизни, единица Космоса, потому следует осознать себя такой незаменимой составляющей единого целого... Личность человека проживает нескольких десятков лет, а душа его и дух не подлежит уничтожению временем...

май-июль 2023 года, Калгари

Иллюстрация: Художник Боскин Михаил Васильевич. Беседа.
-------------------------------------------

[1]Паустовский Константин Георгиевич (1892-1968)
[2] Бытие. Гл.7, стих 11
[3] Название моей миниатюры «Место, которого нет»