Ищи ветра в поле

- Иван, поздравляю, вы добились своей цели. Сегодня утром я подписал приказ о вашем увольнении.
- Пётр Петрович!.. – пожилой, ещё не старый человек в поношенном, шито-перешитом костюмчике «а ля молодость» оторвал взгляд от красной ковровой дорожки и взглянул в тусклые заплывшие жирком глаза начальника. – Пёт-тр Пет-трро…
Иван сбился. Глухие и звонкие согласные толпясь и расталкивая друг друга, застряли в горле.
- Ппё…
- Не надо, Иван, ну, в самом деле! Вы заслужили это увольнение, к чему благодарности. Хе-хе! – начальник самодовольно улыбнулся. – Теперь вам предстоит думать о будущем, так сказать, самостоятельно. Позвольте полюбопытствовать на прощание: что вы собираетесь делать, куда направите свою долгожданную свободу?
- Умру, Пётр Петрович, сегодня же вечером умру непременно! Вы удивлены? Да, я обрёл свободу, но вот какая штука. Первый сладостный глоток либертарианства показал мне, что мир, ради которого я шёл «на вы» и поступался приличиями... пуст. Да-да, предельно пуст и безыскусен!
Иван достал носовой платок и промокнул глазницы.
- Я оглянулся назад в прошлое и понял: всё, абсолютно всё, что говорил наш президент, уже произошло – они сдохли, а мы, и я в том числе, – в раю! Да, Пётр Петрович, в раю, именно в раю! Чудовищные придирки, хотелки и откровенные издевательства, все ваши «административные потешки», теперь кажутся мне действительно забавными и безобидными потешками! Моё злобство, накопленное за двадцать лет невыносимой службы в вашем департаменте, стаяло, как мартовский снег!
Иван расплакался. Пётр Петрович поморщился и посмотрел на часы.
- Ну, будет, Ванюша! Ступайте с богом!
- Нет, дорогой Пётр Петрович, уж дайте мне выговориться напоследок. Ваши хотелки для меня, русского бунтаря и патриота, оказались целебными! Вам удалось одолеть самого Фёдора Михайловича! Вы не только сузили и усмирили мой пакостный недальновидный характер, но заставили переосмыслить самого себя! Сколько можно ломать собственную биографию, выносить правящий класс и строить желанный русский Парадиз, опираясь на новых крикунов и мошенников? Приносить в жертву человеческую жизнь как разменную монету очередного наилучшего переустройства мира, недопустимо!..
Иван осёкся. Он понял, что сказал что-то лишнее, необязательное, даже что-то опасное. И кто его тянул за язык? Ушёл бы по-тихому и концы в воду. А теперь…
Пётр Петрович молчал, да и что тут, собственно, скажешь? Камеры сработали на отлично. Наверняка, уже идёт совещание, и скоро ему, всесильному Петру Петровичу, придётся отвечать перед горсткой безродных лихоимцев: почему он не бросился на Ивана, не скрутил его, не заломил руки за спину, почему дал этому безумцу-бузотёру высказаться? А ведь каждое произнесённое слово – событие! Да-да, событие, за которое следует отвечать перед вышестоящей собственной совестью. Более того, отвечать придётся перед нелюдями, которые только и ждут твоей ошибки, оговорки или отчаянной выходки. И пока вы не совершили роковой ошибки, нелюди, как обычные люди, едят, пьют и даже умеют улыбаться, вернее, строить мимическую гримасу, аналогичную ощущению радости. Но стоит вам потерять над собой контроль и совершить нечто сокровенное, карета тотчас превращается в тыкву…
- Я-я… пойду, пожалуй, - произнёс Иван, скользя мыслью по уходящей из-под ног красной ковровой дорожке.
Ответа не последовало. Пётр Петрович стоял по стойке «смирно» и, развернув голову на сто восемьдесят градусов, вглядывался в портрет президента. К слову сказать, в правый верхний угол багетной рамы была встроена камера слежения.
Понимая, что Пётр Петрович его не слышит, Иван покинул кабинет, спустился по парадной лестнице на первый этаж и направился к створкам выходных дверей.
- Э-э, пропуск на выход!.. – лениво окрикнул его охранник.
Толкнув розвальни турникета, либертарианец вышел на улицу и через минуту смешался с толпой - ищи ветра в поле!