Жизнь Айлин. Глава 10. 1998 год

Начало http://proza.ru/2023/07/07/1212

Новый, 1998-й год Айлин отмечала вместе с Иваном Николаевичем Ефтиным в самом шикарном ресторане города Packard.

Пока они добирались на внедорожнике адвоката сквозь празднично падающий серебристый снег, Айлин едва слушала трёп своего любовника. С того неприятного момента, как он сообщил ей о том, где и с кем состоится встреча Нового года, она пребывала в напряжении, а сейчас сильно нервничала, хотя и не показывала этого. Ефтин не знал её так близко, чтобы понять, что она в крайне нервозном состоянии и, наоборот, считал, что она спокойна, как слон, чем он, собственно, и восхищался вслух:

– Лина, я поражаюсь твоему спокойствию. Уверен, ты никогда в жизни не была в ресторане, да и в приличном обществе и не носила таких дорогих платьев, про колье я вообще молчу. А держишься так, словно родилась в аристократической семье!

– Мне говорили, – лениво отозвалась Айлин, – что один из предков по отцовской линии был белогвардейским офицером, воевал на Деникинских фронтах против рабоче-крестьянской армии. Убивал, насиловал баб и девок, семя, наверное, сеял. А после разгрома не смог сбежать заграницу, сменил окрас, осел где-то за Уралом, женился…

– Я чёрная моль, я летучая мышь… – промурлыкал Ефтин.

Айлин ожгла его ненавистным взглядом.

– Ой, Лина, – поёжился Иван Николаевич. – Это я на тебя должен так смотреть… Но я не злой. Подумаешь, наши предки убивали друг друга! А мы с тобой, так сказать, исправляем этот досадный казус!

По обыкновению, Айлин промолчала, а Ефтин засмеялся своей дурацкой шутке. Айлин отвернулась и стала смотреть в окно, продолжая игнорировать болтовню адвоката.

Они проезжали мимо «Аркадии», торговый центр ещё работал, вокруг, как стая жирных мух, кружили автомобили, в них загружались тонны продуктов, мелькали дорогие женские шубы, кожаные мужские пальто, лопались пакеты, взрывались хлопушки; на тротуаре, усыпанном конфетти, валялся потерянный ананас. Казалось, в воздухе витает запах дорогих зимних духов. Машина попала в пробку.

– А жалуются, что мы плохо живём! Ты посмотри, народ всё сметает с полок!

– Не народ, – подала голос Айлин, – а всего лишь жалкая кучка нуворишей, кто прошёл по головам, продал свою совесть в угоду Мамоне. Уверена, большинство будут праздновать дома, с привычными оливье и шампанским, с живой ёлкой, украшенной бабушкиными ещё игрушками и не в платьях за несколько миллионов рублей.

– Отлично!

Ефтин стукнул по рулю так, что машина засигналила, вернее, коротко взвизгнула, как недорезаный поросёнок.

– Лина, послушай меня, старого дурака. Свободомыслие, это, конечно, хорошо, в твоём возрасте вообще простительно. Но я тебя прошу, по-человечески прошу, не говори ничего такого при моих друзьях. Они сочтут тебя дурой-идеалисткой, не умеющей вести себя в приличном обществе, ты-то это переживёшь, а я… Нет, я тоже переживу, но мне потом придётся долго восстанавливать репутацию перед людьми, а они не только друзья, мы варимся в одном котле, у нас такие завязки, что иногда дышать страшно, а ты, ей богу, как ребёнок! То ли позлить меня решила?

Нахмуренная Айлин вдруг широко, миндально улыбнулась, потянулась, как кошка, чуть приспустив песцовую шубку с оголённых плеч.

– Ну, немножко позлила, а что, нельзя?

– Красивым всё можно!

Ефтин довольно погладил её по колену.

– Слушай, эта шуба сто лет назад вышла из обихода, и раз уж мы здесь застряли… Выходи, пойдём купим тебе приличный верх. Женщина света носят норку.

– Но меня устраивает песец! А на свет мне наплевать! – возмутилась Айлин.

Ей было всё равно - в норке она, в песце или в драповом пальто. И ей не хотелось появляться в «Аркадии» с любовником, не хотелось встречаться с бывшими коллегами по мытью полов, которые, наверняка, будут завидовать, а потом городить за её спиной грязные сплетни.

Замешательство Айлин прервал Ефтин, успевший выйти из машины и открыть дверь с той стороны, где сидела она.

– Есть такая поговорка: когда молчишь, умнее кажешься. Вот просто молчи и улыбайся. Ты не представляешь, сколько загадочности в этом образе! Как в «Джоконде»…

– По-моему, Джоконда на картине улыбается потому, что ей никто нервы не треплет: ни муж, ни его любовницы, ни свора детей, ни прислуга!

– Кстати, интересный взгляд. Алиса бы оценила!

Айлин снова сникла. Они поднимались по заснеженному крыльцу, и она невольно вспомнила, как они с Нелькой собирали пивные бутылки, чтобы потом сдать их в пункте приёма стеклотары, вспомнила, как стремительно бежали наперерез едущему в депо трамваю и со смехом умоляли, чтобы их подбросили до съёмной квартиры.

Ей было весело, и она не напрягалась. Она не боялась, что насупленный мужик, принимающий пивные бутылки, косо на неё посмотрит, что уставший водитель трамвая откажется везти после рабочего дня, что они с Ниёле, скользя по обледенелым дорогам и не раз падая друг на дружку, могут переломать себе кости. Она замедлила ход, а потом и вовсе отошла к перилам.

– Ну, что? – нетерпеливо выдохнул любовник. – Я первый раз такое вижу: ей сейчас норку купят, а она от счастья не прыгает! Что с тобой?

– Мне стыдно, – выпалила Айлин, надеясь, что Иван Николаевич бросит шутить и действительно обратит внимание на её чувства.

Но Ефтин только грязно выругался, грубо схватил её за руку и потащил к дверям в «Аркадию», приговаривая:

– Стыдно ей, смотри-ка! Потомок царского офицера! Чего тебе стыдно? Что ты перестала с низами якшаться?

– Иван Николаевич, – залепетала Айлин, пряча лицо в капюшоне, когда они оказались внутри торгового центра, – Ну, послушайте меня! Мне кажется, моё место не там, куда вы меня ведёте! Я чувствую себя Золушкой, едущей на бал!

– А я, значит, тыква? – прошипел Ефтин. – Ты конец сказки забыла. Золушка-таки стала членом королевской семьи и вряд ли она думала о том, что ей во дворце не место!

– Ну, вы не понимаете… – сопротивлялась Айлин. – Мне стыдно, что на мне это дорогое платье, эти камни… А где-то кто-то полгода считал копейки, чтобы купить ткань на новогоднее платье и сшить самой…

– Боже, за что мне всё это? – театрально воздев руки к плиточному потолку возопил адвокат. – Хорошо. Завтра я сниму тебе угол в трущобе, заберу платье, шубу, цацки. Помогу устроиться уборщицей, только не в «Аркадию», а куда-нибудь похуже, где на пол плюют и ссут. Но сегодня ты будешь делать то, что я тебе скажу! Будешь играть роль восточной красавицы. Будешь моей опорой. Если я скажу, то пойдёшь танцевать с нужным человеком и будешь терпеть его лапанья. От этого может зависеть весь наш бизнес. Кстати, твои деньги тоже в нём крутятся! Лина, я их множу, с каждым годом я увеличиваю цифру в несколько раз! Просто не будь такой эгоисткой, разве я многого прошу?

Айлин стухла, как упавшая звезда. Она грустно улыбнулась, но свойство её улыбки было таковым, что, какую бы эмоцию она туда не вкладывала, улыбка моментально приковывала взор, поднимала настроение, хотя, если она злилась, и её глаза метали молнии, от неё шарахались, как от ведьмы.

Несмотря на праздничный вечер, в магазине яблоку было негде упасть. Зайдя в отдел, где продавались шубы, «Золушка» не могла не заметить, как у продавщиц отвисли челюсти.

- Ты должна радоваться! – прошептал ей в ухо Ефтин. – Это же классика! Месть! Сюжет «Красотки»!

Завидев бывшую уборщицу в обществе солидного мужчины, от которого за версту несло большим баблищем, эти клуши забыли поприветствовать потенциальных клиентов. Ефтин, дотоле небрежно ухмылявшийся, сурово глянул на работниц прилавка и приказал:

– Девушке нужна самая дорогая норка!

– Какой ценовой диапазон вам показать? – робко спросила та, что постарше и посимпатичнее, с мягкими каштановыми локонами и ярко-накрашенными губами.

– Вы плохо расслышали, что я сказал? – холодно и угрожающе переспросил Ефтин. – И побыстрее, нас ждут в ресторане!

Айлин знала, что в отделе есть три или четыре безумно дорогие шубы, из белой норки, с верхней пуговицей-застёжкой, инкрустированной бриллиантами. Даже гардероб Лидии Викторовны не мог похвастать такой вещицей. Этот драгоценный товар, чтобы его не трогала безденежная прослойка населения, висел не в общем ряду, а наверху, слева от кассы. Чаще всего их снимали, только для того, чтобы стряхнуть пыль.

– Я хочу вон ту шубу, белую, длиной до колена, – покорившись неизбежности, Айлин решила пощадить нервы любовника.

– Это очень дорогая шуба… – начала продавщица помладше, стриженная под «ёжик», но Ефтин грубо её прервал.

Он наклонился к её уху и проникновенно прошептал:

– Ты, малодойка неповоротливая, делай, что тебе велят, или я так сделаю, что тебя в комок работать не возьмут!

Айлин притворилась, что не расслышала. Продавщица покраснела, как будто ей плюнули в морду и, взяв длинную палку, дрожащими руками начала снимать ту самую шубу с крючка. Каштановолосая, скрестив руки на груди, глядела на парочку с такой ненавистью, что Ефтин не выдержал:

– Девушка, рожу смените на более радостную. Насколько я знаю, вы процент получаете с продажи.

Лицо продавщицы пошло пятнами, казалось, она сейчас расплачется. Выдавив из себя жалкую улыбку, она кинулась к покупательнице, которая случайно забрела поглазеть на модные шубы. Продавщица начала щебетать и пресмыкаться перед одетой в старое пальто расплывшейся бабёнкой, словно назло Ефтину. Его это добило.

Пока Айлин примеряла недоступную простым смертным шубу, он приказал подать ему жалобную книгу и, кинув на прилавок нужную сумму, начал строчить жалобу.

Айлин знала, что владелица отдела лишит их премии и чуть было не остановила Ивана Николаевича, но уколы ненависти всё же повредили тонкую ткань её души, поэтому она решилась процитировать знаменитый монолог Шейлока.

- Если вы уколете нас, разве у нас не пойдет кровь? Если вы нас пощекочете, разве мы не рассмеемся? Если вы отравите нас, разве мы не умрем? И если вы причините нам зло, разве мы не отомстим?

Закончив писать, Ефтин повернулся к Айлин.

– Ты великолепна! В этой норке ты словно царица Савская! Только зря ты заговорила с ними на языке Шекспира. Дорогая, никогда не мечи бисер перед свиньями! Со свиньями надо говорить на их языке, коль уж тебя занесло в свинарник.

Айлин видела, как у той, что постарше, сжимаются, кулаки, но её это не тронуло. Её поразило другое: пока они с Ниёле мыли этот отдел, с ними дружески разговаривали, о чём-то спрашивали, снисходительно, как животным, предлагали остатки еды, а теперь она – лишь потому, что Ефтин купил ей эту чёртову шубу – стала их заклятым классовым врагом.

Они смотрели на неё, как выжившие узницы смотрели на Ирму Грёзе. Айлин внутренним взором видела, как шевелятся их мысли, как они обретают форму острых, жалящих стрел, как они атакуют их с Ефтиным, желая им лишиться всего: богатства, здоровья, положения. Айлин представила, что их с Иваном Николаевичем окружает невидимая брань, плащ, о который стрелы отталкиваются, как от каменной поверхности и летят обратно.

– Лина! О чём задумалась? О Шан-зе-Лизе? С песцом что будем делать? Давай какой-нибудь уборщице подарим, порадуется пусть человек!

– Нет, это подарок одной близкой подруги. У меня от неё больше ничего не осталось. Я хочу оставить его себе.

– Желание принцессы для меня закон!

Иван Николаевич раскинул руки и широко улыбнулся.

– Упакуйте песца! – приказал он, презрительно оглядывая продавщиц из отдела шуб.

Так как те стояли, как столбы, Ефтин начал серьёзно злиться, и Айлин вдруг поцеловала его, поблагодарила за такой чудесный подарок, потом, глянув на новоприобретённых врагов, прекрасно понимая, что после того, что она собирается сказать, её будет бойкотировать весь магазин, всё же с улыбкой королевы вздохнула и сказала "свинячьим языком" никому не нужную правду:

– Пойдёмте отсюда! Вы же видите, что женщины невменяемы. Мы и так испортили им праздник. Но мы же не хотим портить праздник себе? Что их ждёт дома? Дешёвое поддельное шампанское с полусгнившими мандаринами, которыми вся «Аркадия» затарилась в начале декабря и покупные салаты, так как готовить-то уже некогда. А потом этот сраный «Голубой огонёк» с холуями-попсушниками, хотя, нет, сначала они посмотрят «Иронию судьбы», позавидуют героине, помечтают, глядя на своих напивающихся мужей. И вряд ли у них будет секс… потому что эрекция и алкоголь несовместимы!

Айлин не придумала ничего от себя. Это был сценарий большинства работающих в «Аркадии» замужних женщин, которые, не стесняясь уборщиц, выносили подробности своей личной и интимной жизни напоказ, подстёгиваемые дешёвыми изданиями типа «СПИД-инфо», которое постепенно делало тему интимной близости обыденной, ведь, что естественно, то небезобразно.

Ефтин, довольный речью любовницы, поцеловал её, вздохнув, прижался к ней щекой:

– Как ты права, любимая… Кто они такие? Никто. Мебель. Рухлядь. Обычные завистливые хабалки… С Новым годом, девушки!

И оба – с гордо поднятой головой адвокат с песцом подмышкой и его любовница – не ожидая ответного поздравления – покинули отдел. Правда, ухо Айлин уловило: «Чтоб вы сдохли!» Резко остановившись, она вырвала руку из руки Ефтина, вернулась в отдел и, улыбаясь, ответила:

– Сдохнем мы все. А вам я желаю прожить сто лет одиночества!

Это пожелание услышала Алла Гнездилова, зашедшая в отдел с метёлкой и совком.

– Привет, Алла! – искренне поздоровалась Айлин.

Алла прошла мимо, словно они не были знакомы.

– Пламенного тебе новогоднего секса! – пожелала Айлин, догоняя своего кавалера, прекрасно зная, что наступает на больную мозоль: муж Аллы безуспешно лечился от импотенции.

– Я – чудовище? – прямо спросила Айлин Ефтина, когда они торопливо спускались по лестнице.

– Ты никогда не вела себя более нормально, чем в этом мерзком отделе. И "Венецианский купец" был кстати. Молодец! Я в тебе не ошибся!

Айлин начало становиться не по себе. Что-то подобное она ожидала, но этот упрямец повёл её именно в магазин, в котором она ещё работала. Зачем? Чтобы она училась плясать под его дудку?

Отдел приёма ручной клади не работал. Дверь в комнату охранников была приоткрыта, в кресле с оцепенелым выражением красного лица качался Вован. Айлин сообразила, что он пьян в зюзю. На самом выходе, на широкой мраморной лестнице, украшенной цветами, которую Айлин ещё недавно надраивала, возле урн копошилась Ниёле. Она доставала пустые бутылки и складывала их в большой пакет. Айлин замедлила шаг, но Ефтин, сжав её локоть, быстро увел из торгового центра. На лестнице, словно насмехаясь над поздними покупателями, долбил лёд Хабибулин.

– Можно я дам ему денег? – умоляюще посмотрела на любовника Айлин.

– Нет, – ответил он коротко. – На сегодня довольно благотворительности.

– Тогда займите мне тысяч двести! – не сдавалась настырная благодетельница.

– Если отсосёшь мне, то займу!

Ефтин остановился, повернул её к себе и всматривался в её лицо, как в книгу на иностранном языке. Минет был его пунктиком, а у Айлин само представление, что она возьмёт в рот этот писающий мужской орган, вызывала такую сильную гадливость, что, когда любовник показал ей видео с этим действом, её вырвало прямо на ковёр. Слишком сильны были ассоциации с облегчающимися возле писсуара мужчинами.

– Ладно, так и быть, не занимайте, я переживу, – пожала она плечами и, нарочно не вихляя бёдрами, как солдат, отправилась к внедорожнику.

Ефтин опять воздел руки к ночному небу, тьма ответила ему ворохом пушистых, но холодных снежинок.

Некоторое время они ехали молча.

– Лина, – нежно прервал молчание Ефтин, - открой, пожалуйста, бардачок!

Айлин повиновалась.

– Видишь вон ту маленькую коробочку?

Она кивнула.

– С Новым годом, дорогая! Это тебе.

– Но… – замялась девушка. – А у меня нет подарка.

– Это как посмотреть… Ты сделаешь мне самый лучший в мире подарок, если будешь вести себя так, что Алиса захочет с тобой дружить.

– Какая Алиса? – не поняла Айлин, крутя в руках абсолютно белую коробочку, перевязанную серебристой верёвочкой.

– Боже ты мой! – прикрикнул Ефтин. – Я сто раз уже говорил. Алиса. Банщикова. Жена моего партнёра. Вы должны подружиться. От этого зависит одна очень серьёзная сделка. Банщиков он, по сути, кретин, бывший бандит. У Алисы интеллект на тридцать единиц выше, она экономический факультет закончила. Ловкая девица. Вроде как подчиняется мужу, а он, дурак, думает, что и правда. Твоя задача – её очаровать, ты должна делать всё, что она скажет... Даже если она потащит тебя в постель поиграться с вашими кисками, ты должна будешь играться.

– Иван Николаевич, – перебила Айлин. – Вот вы тех продавщиц из мехового отдела назвали мебелью. А разве вы не пытаетесь из меня тоже сделать предмет, вещь?

– Лина, у тебя минут пятнадцать, чтобы расставить приоритеты. Чтобы понять, где ты хочешь быть и с кем: в сортирах «Аркадии» с поломойками или шикарными женщинами в ресторане. Третьего не дано. Разве тебе бабушка не говорила, что за всё в жизни надо платить?

– Бабушка умерла. Перед смертью её парализовало, речевой аппарат тоже был задет, и наказ ей давать было нечем. А третье существует, и я его найду, даже если мне придётся уничтожить и первое и второе, – Айлин произнесла эти слова внешне спокойным, доброжелательным тоном, не вложив в слова ни одной циничной нотки, отчего фраза вышла втройне циничной.

– Хорошо, пусть бабушки нет, но у тебя есть я. И я пытаюсь сделать твою жизнь настоящей. Понимаешь? Настоящей! Я лучше тебя знаю, что тебе надо. Ты мечтаешь посмотреть Гауди. Когда сделка состоится, и валите с Алисой в Барселону! Учись и у неё тоже. Её экономические мозги и твои языковые способности дадут потрясающий результат! Не удивлюсь, если вы когда-нибудь мужиков своих уделаете.

– Ладно, я буду вести себя хорошо, – покорно прошептала Айлин, чувствуя себя не Золушкой, а самозванкой.

– Умница. Откроешь подарок?

– Открою… Только не сейчас, а когда-нибудь потом, когда мне будет особенно грустно… Когда я буду по вам скучать, – быстро добавила она, сопровождая своё объяснение ангельской улыбкой.

Ефтин расчувствовался и покрутил пышный ус.

В ресторан они опоздали совсем чуть-чуть.

Швейцар в красно-золотой ливрее, прежде чем впустить их дальше холла, сверил их паспорта со списком с фамилий. Гардеробщица, улыбаясь так, будто прибыли самые близкие её люди, приняла шубку Айлин и кожаное пальто Ефтина.

Они поднялись на второй этаж по широкой, как в сказке, «королевской» лестнице из настоящего гранита, на ступени которой была накинута широкая малиновая дорожка с золотыми полосами по всей длине. На стенах, задрапированных бежево-розовой материей висели картины, изображающие сцены придворной жизни эпохи мадам Помпадур. Высокие причёски дам, чересчур декольтированные платья с кринолинами, начищенные пряжки туфель, изогнутые в поклоне спины дамских угодников были облачены в тяжёлые, с позолотой, рамы. Сверху свисала огромная хрустальная люстра, которой наверняка позавидовал бы декоратор «Титаника».

Огромный зал был поделён на несколько зон. Ефтин уверенно повёл Айлин налево, где располагались кабинеты с надписями «Только для VIP-персон». Ещё один, «красно-золотой» швейцар, подобострастно улыбаясь, открыл перед ними одну из дверей, за которой посредине располагался овальный стол со стеклянной столешницей, уставленный спиртными напитками, пустыми бокалами, тарелками, ножами, вилками, несколькими видами ложек, мягкими, как снег, салфетками.

Одну из стен занимал огромный аквариум, за которым сновали несколько среднего размера разноцветных рыб, и одна большая, серебристо-розовая рыбина. На противоположном конце прилепился маленький столик, на котором стояли кофейные приборы. Вокруг столика были расставлены небольшие кресла с мягкой обивкой, остальное пространство занимал мягкий диван.

Пока открывалась дверь, Айлин услышала обрывок разговора. Мужской голос раздражённо резал воздух:

– Нашла что напялить! Я напьюсь и буду путаться: где ты, а где официантка!

Конец фразы Айлин додумала, он потонул в громком приветствии обладателя этого хлёсткого голоса, оказавшегося крупным, импозантным мужчиной в костюмных брюках песочного цвета, рубашке и галстуке, имитирующем тигриную шкуру. Он поднялся, они с Ефтиным обнялись.

Айлин тем временем разглядывала женщину: простое платье без рукавов, на тонких бретельках, струящееся до самого пола, с одной стороны платья имелся соблазнительный разрез до самого бедра, такой высокий, что казалось, будто на ней нет белья, а с другой – до самого пола тянулись широкие золотые полосы.

Айлин своим нарядом едва бы составила ей конкуренцию: платье её тоже было на бретельках, обнажающих молочной белизны плечи, длиной чуть ниже колена, из тонкого бархата с полосками, который не мялся, когда на него садились. Чёрный цвет подчёркивал гладкость и бархатистость кожи молодой девушки.

Эта красивая дама расположила её к себе с первого взгляда. Короткие белокурые волосы, уложенные как у знаменитого секс-символа 20-го века, яркая алая помада, обезоруживающая улыбка.

Она, дождавшись, когда мужчины перестанут обниматься и хлопать друг друга по спинам, пробурчав: «Вы ещё членами померяйтесь», встала и подошла к гостям.

Ефтину она так естественно протянула руку для поцелуя, что у Айлин от удивления расширились глаза, и она ещё больше почувствовала себя не в своей тарелке.

– Меня кто-нибудь представит очаровательной спутнице нашего дорогого Ванечки? – медово ужалила она и всех, и никого конкретно.

– Айлин. Восточная красавица.

– Алиса. Из страны не чудес, – Банщикова протянула руку, пожатие у неё было мимолётным, но длинные ногти едва не прочертили по ладони борозду.

– Очень приятно, – улыбнулась Айлин. – А как вас зовут?

Она перевела взгляд на застывшего партнёра Ефтина.

– Всеволод Юрьевич, для вас просто Сева!

Он сам взял руку гостьи, поцеловал её и не отпуская, провёл к кофейному столику.

– Чай? Кофе? Аперитив?

– Если можно, кофе.

– Конечно можно, – заворковал Банщиков, суетливо наливая коричневый напиток из огромного кофейника в крохотную чашечку.

Айлин мельком оглядела остальных. Алиса, скрестив руки на груди, откровенно насмехалась над потугами мужа, а лицо Ефтина было растерянным, словно он стоял перед сложным выбором – принять ухаживания друга за его женщиной снисходительно или встать в позу.

– Я много о вас слышала, Сева. Иван Николаевич сказал, что вы его лучший друг, – начала флиртовать Айлин, не понимая умом, зачем она это делает. – Теперь я, кажется, начинаю понимать, почему вы лучший.

– Я тоже о тебе много слышал, как ты Барби-Барбариса того… Типа силой мысли?

– Типа того! – засмеялась Айлин непринуждённо. Всеволод Юрьевич вызывал у неё симпатию. Он показался ей простым и незамысловатым.

У Ефтина глаза полезли на лоб, а Алиса, хихикнув, подняла вверх большой палец, потом толкнула Ефтина в бок и что-то ему прошептала в ухо, после чего они сели за столик.

Алиса позвонила в колокольчик и к ним тотчас же вошла официантка, в красной бархатной юбочке и жакете с золотыми полосками. Войдя, она закрыла за собой дверь и вытянулась по стойке смирно, лицо её ничего не выражало, глаза смотрели сквозь дорогих клиентов. Алиса поманила её к себе.

– Танечка, позови нам для начала мальчика, шампанское открыть.

– А все мальчики заняты, Алиса Станиславовна.

– Я сам открою! – возмутился Ефтин, берясь за фольгированное горлышко.

– Танечка, тогда принесите нам для начала лёгкие закуски, – ласково обратилась к официантке Алиса Станиславовна.

Между тем, Айлин пила кофе и жгла угольно-чёрными глазищами Банщикова, увлечённо ей что-то втирающего.

– Сева, Айлин, пойдёмте пить шампанское! – пригласила Алиса.

Всеволод Юрьевич отмахнулся было рукой, но Айлин, встав, тронула его за плечо и томно произнесла:

– Жену надо слушаться! Пойдёмте, Сева!

Банщиков неуклюже поднялся с кресла, послушно протопал к овальному столу и плюхнулся рядом с женой. Айлин села напротив, рядом с Ефтиным. Алиса глянула ей прямо в глаза и чуть заметно кивнула. Айлин показалось, что это был одобряющий кивок.

Из бутылки вылетела пробка, шампанское с шипением полезло в фужеры. Айлин вскрикнула и зажала уши руками. Потом отняла руки, оглядела всех и расхохоталась.

– Боюсь, но обожаю, когда так стреляет!

Банщиков развалился на стуле, не сводя сальных глаз с Айлин. Алиса снисходительно улыбнулась. Ефтин же, словно обиженный мальчик, вставил:

– Это она притворяется. На самом деле она ничего не боится. А обожает она, чтобы её в постели бритвой резали по спине…

Айлин приподнялась, повернулась и отвесила ему пощёчину.

Алиса медленно похлопала в ладоши. Банщиков по-мужски пожал ей руку. Айлин ударила сильно, так, что рассекла губу. Ефтин салфеткой промокал кровь.

– Восток – дело тонкое, – усмехнулась Алиса, но глаза её говорили другое: Айлин видела, что она её одобряет.

– Видел, что бывает, когда плохо говоришь о женщине?

Алиса повернулась к мужу и дёрнула его за галстук.

Айлин смотрела на всё это с широко открытыми глазами, она напряглась, как тигрица, готовая ринуться в бой. Казалось, все её инстинкты обострились. Ефтин протянул к ней руку, шепелявя: «Прости! Я не хотел!», но Айлин резво вскочила со стула и встала в позу борца у стены с аквариумом. Она даже не заметила, как кулаки у неё сжались.

– Везёт мне по жизни, Лисёнок!

Банщиков по-пацански хлопнул жену по плечу. Алиса поморщилась.

– Я в одной комнате с двумя дикими бабами: одна орхидея, другая – кошка. Кис-кис-кис, – поманил он Айлин. – Я понял, тебя Леон воспитывал. Матильда - моя любимка, если что. А если тебя подстричь, чёлку сделать и калаш в руки дать, так вас друг от друга не отличишь.

– Знаешь, Банщиков, – голосом прокурора заявила его законная жена. – Вот ты мне всю плешь ребёнком проел. А представь, вдруг он будет красивый, как мама и умный, как папа?

– А ты к чему это сейчас сказала? – не понял муж.

Алиса взяла два фужера, подошла к всё ещё не вышедшей из ступора Айлин, кивнула в сторону двери.

– Вы куда? – взвился Банщиков. – Не вздумай девчонку окучивать! Я её, может, усыновлю!

– Натуральный дебил, – прошипела Алиса, когда официант закрыл за VIP-кабинетом дверь.

Айлин чуть-чуть улыбнулась.

– Пойдём, покажу тебе кое-что получше!

Алиса шла впереди, и все перед ней расступались, кто-то кланялся, кто-то спрашивал, что за девочка с ней такая красивая, но Алиса лишь загадочно улыбалась.

Они спустились по королевской лестнице вниз и свернули в небольшой коридор, обитый алым бархатом, за ним располагалось ещё два коридора с фигурками девочки и мальчика. Алиса, которая держала бокалы, сказала Айлин:

– Здесь туалеты типа укромных местечек для сплетен, в смысле, мужикам можно обсуждать свои дела наверху, в випах, а нам, девочкам, как людям низшего сорта отвели отхожие места. Третья слева дверь должна быть свободна.

Айлин осторожно приоткрыла обитую алым бархатом дверь.

– Выключатель справа, на уровне пояса, – указывала Алиса.

Свет включился, и Айлин ойкнула. Они оказались в небольшой комнатке с зеркалами, мягким диванчиком, двумя креслами и низким столиком. Всё это стояло на малиновом ворсистом ковре. Дверь, ведущая в туалет, выделялась ярко-белым прямоугольником с золотой ручкой-шариком. Алиса щёлкнула замком, поставила бокалы на столик, раскинулась на диване и похлопала по бархатной красной обивке рядом с собой. Айлин, вспомнив про игру с "кисками", робко присела на краешек, опустив глаза вниз.

– Эй, восточная девушка, а ты правда, любишь, когда тебя бритвой режут?

Айлин неопределённо пожала плечами.

– Покажешь шрамы?

Айлин повернулась спиной, откинув распущенные волосы на грудь. Верх платья сзади начинался чуть выше спины, и все выблекшие полоски шрамов заблестели в тусклом свете помещения как стайка серебристых рыбок.

– Можно потрогать?

Алиса спросила и одновременно уже вела подушечками пальцев по вздутым полоскам, очень мягко, сверху вниз.

– Ты чего такая напряжённая? Боишься меня, что ли?

Айлин повернулась к секс-символу лицом, снова откинув волосы назад, вздохнув, произнесла:

– Немного.

– Я такая страшная? Типа Мерлин Мурло?

– Нет, что вы! Когда мы сюда шли, мне показалось, что персонал скопировал свои ливреи и юбочки с вашего платья. Вы такая красивая!

– Давай на ты!

Алиса протянула ей фужер. Айлин обречённо взяла его, посмотрела на всё ещё прыгающие пузырьки и, глядя в сторону, сказала:

– Вообще-то я не пью.

Алиса удивлённо выгнула одну бровь.

– Бросила?

– Нет, я вообще ещё ни разу не пробовала алкоголь.

– А сколько тебе лет?

– Почти двадцать три.

– Это какой-то принцип или… Ты вроде больной и верующей не выглядишь.

– Наверное, принцип.

Айлин замолчала, но Алиса тоже молчала, не спуская с неё зеленовато-жёлтых глаз.

– Я всегда хотела выпить с любимым человеком, ну, чтобы именно с тем, кого я люблю, чтобы именно с ним всё было в первый раз, и выпивка тоже, – пустилась она в пространные объяснения. – Но он пил только пиво, а мне не разрешал, говорил, что это вредный напиток. Правда, обещал, что когда я подрасту, выпьет со мной шампанского или вина…

Айлин вдруг словно сломалась. Она уронила голову в ладони и зарыдала. Алиса тут же обняла её, прижала к себе, к своему пахнущему терпким цветочным запахом платью, стала качать, как ребёнка и гладить по волосам.

– И где он, этот рыцарь Айвенго?

– Он меня бросил, – жёстко ответила Айлин. – Застрелился. В 1994-м.

Алиса вздохнула и ещё крепче прижала её к себе. Помолчав, она начала долгий рассказ о себе:

– Когда мне было четырнадцать, шёл 1980-й год. Выглядела я старше своих лет, как сейчас бы сказали, рано сформировавшаяся женщина, и всё мне было нипочём. У меня был друг детства, неважно кто, и я уговорила его поехать со мной на Олимпиаду. Украла у мамы сбережения – мама моя заведует большим гастрономом на Желодомной.

Наш сосед по даче, Ванька Туренко, его отец тогда был крупной партийной шишкой, взял нас под своё крыло, и мы поехали с его девушкой, Витой, в Москву.

Представляешь! Вчетвером в купе. По вечерам мы пили портвейн, смолили сигареты, на Олимпиаде отрывались по чёрной!

Я, как дурочка, собирала разные обёрточки, бумажные финские фирменные стаканчики, наверное, кока-колы выпила литров двести, а, может, и больше. Помню, мы набухались в никакашку, мальчишки спали полдня, а Вита встала ни свет, ни заря, вымыла голову, надела белое платье, где-то раздобыла цветы и была вся такая чистенькая, свеженькая, что меня просто в жар кинуло. Так, вдруг, ни с того, ни с сего.

Она отправилась смотреть выступление Нади Команечи, знаменитой гимнастки, а я попёрлась вместе с ней: с бодуна, нечёсаная, в хипповских штанах и мятой футболке с олимпийским мишкой.

Выступление Команечи я пропустила, мне спать хотелось, я нагло заваливалась на Викторию, но она терпела. И когда объявили, что румынка не выиграла золото, Вита заплакала, а я влюбилась в неё. Ну, меня не то, чтобы тянуло к девчонкам, меня вообще ни к кому не тянуло, и что тогда произошло… Почему всё так обернулось?

У этой Виты мальчик в Афганистане погиб, а Ванька был в неё влюблён без памяти. В 80-м Вита перешла на второй курс «Лингвы», она на меня особого внимания не обращала, иногда бесила, когда вела себя, как правильная старшая сестра. Когда мы вернулись и перестали видеться, я месяц из дома не выходила, ну, и наказана была тоже за воровство и самовольство.

Когда Вита с Ванькой поженились, они и маму мою Курниченко позвали, и меня. И я, прикинь, вся такая нахальная, чистенькая, в кружевном платьице, когда в ресторане гуляли, призналась ей, что люблю её… Что вены перережу. Вот я её загрузила тогда! Я за ней бегала, возле института дежурила, Ваньку этого ненавидела. А когда они уехали в Чехию… я думала, что умру. Не ела, не мылась, похудела так, что одежда на мне, как на вешалке болталась. А потом я обозлилась на весь мир.

У меня с детства руки ловкие, я так, по мелочи подворовывала, а после того, как диплом получила, нашла такую же прожигательницу жизни, и мы ходили по квартирам, рассказывали про приватизацию, брали подписки с людей, что они готовы в ней участвовать, а люди-то у нас добрые, всегда чаем угощали, вареньем.

А мы, чаще всего, к бабулькам одиноким ходили. И пока те в кухне чашками гремели, обкрадывали квартиру, но так, не подчистую, а по мелочи, чтоб пропажу не сразу можно было обнаружить. Мы в деньгах не нуждались, брали брошки, бусы, серьги, ордена, больше для адреналина всё это делали.

А потом нарвались на одну старую калошу, бывшую гэбистку. С****или у неё Орден Красного Знамени. Орденов-то у неё в коробочке было много, я взяла всего один. А дальше, недели через две, задерживают нас с подругой мусора, у них ориентировка на двух девушек, нас замели, пальцы откатали и ага!

Та старая калоша недаром нас чаем угощала, после нашего ухода она на всякий случай чашки приберегла, в целлофановый мешочек поместила, и в нужный момент накатала заяву. Пальчики совпали, и срок нам грозил нехилый, вот тогда маменька все связи свои подняла, и так я познакомилась с Ефтиным.

Он тогда ещё не особо криминальные элементы отмазывал, так, по мелочам. Ну, короче, заломили немалую сумму за моё освобождение, маменька с инсультом слегла, и тут как-то на свиданку приходит Ефтин и заявляет, есть один человек, который готов заплатить нужную сумму с условием, что я замуж за него выйду. Так мне и пришлось стать Банщиковой.

Чего я только не видела за эти годы! Я даже ребёнка ждала, и в это время кто-то мужа заказал, конкурент какой-то, этот киллер, сволочь, в живот мне пальнул, мне матку вырезали. А Банщикову хоть бы хны. Ни царапины. Он, вместо того, чтобы меня поддержать, ушёл в запой, потом уехал на море нервы лечить, без меня. Вот тогда я и закрутила роман с медсестричкой, красивой такой, с длинными ресницами, стройной, с небольшой грудью. Отрывались мы везде. У меня дома. В больничной кладовке на старых матрацах, в кафешных сортирах…

Вот тогда я решила от этого индюка уйти. Я ведь дурой не была, деньги, что он мне на цацки и тряпки давал, вкладывала в его же банк, на чужое имя. У нас план был: после развода рвануть в столицу и там устроиться. Да только моя медсестричка одна укатила, без меня. Бабки-то на её имя были оформлены. Короче, развела она меня, как лохушку и кинула.

А Банщиков, как узнал, что я больше детей не могу иметь, перестал со мной спать. Я уже не малявка какая-то, понимаю, что он мне замену ищет. Только не могу понять, на чьей стороне сейчас Ефтин играет: Банщикову плетёт про меня, что я простодырка и меня надо бросать, а мне видео припёр, где этот козёл с девками голыми в сауне барахтается. Скользкий он тип, Ванька. Я бы на твоём месте не слишком ему доверяла. Может, ты что-то знаешь?

Айлин, подавленная подробностями чужой жизни, не знала, как реагировать на откровения женщины, с которой едва была знакома. Чутье подсказывало ей, что когда человек выложит тебе свою душу, потом будет тебя избегать, и в то же время, ей казалось, что Алиса своим рассказом, словно невидимыми путами, связала её по рукам и ногам. Всё, что сейчас она понимала: надо поскорее выбираться отсюда, под любым предлогом.

- О чём задумалась, восточная красавица? – сладко улыбнулась Алиса, отхлёбывая из фужера. – Я тебе вопрос задала!

- Иван Николаевич сказал, что я должна вам понравиться, - осторожно ответила Айлин.

- И всё? – разочарованно протянула Банщикова.

- Да, - честно ответила Айлин, глядя красивой даме прямо в глаза. – Мы не так долго знакомы, чтобы он обсуждал со мной свои дела.

- И как долго вы знакомы? – насмешливо спросила Алиса. – Ты знаешь, что он женат? Жена у него всегда была для галочки, он с ней раздельно живёт, я вообще удивляюсь, что он тебя в ресторан приволок. Он женщин в грош не ставит, он сам по себе, как Чеширский кот. Вот не верю я, что он в тебя втюхался, не такой он человек. Он ведёт какую-то игру, а тебя просто использует.

- Он говорил, что женат. А знаю я его почти три года. И мужчин я тоже в грош не ставлю, и я тоже сама по себе! - дерзко ответила Айлин.

В дверь поскреблись, но Алиса не отреагировала.

- Лисёнок, я знаю, что вы там! – послышался хныкающе-пьяный голос. – Ваня хочет, чтобы ты вернула ему девочку!

- А что мне за это будет? – по-деловому поинтересовалась Алиса через дверь.

От женщины, только что рассказавшей драматичную историю своей жизни не осталось и следа. Айлин вдруг поймала себя на мысли, что не больше верит этой красавице, ловко имитирующей Мерлин Монро.

- А что ты хочешь? – капризно протянул Банщиков с другой стороны.

- Я хочу 50% твоих акций, - холодно ответила жена. – И ещё, чтобы новая квартира, которую ты покупаешь в центре, была оформлена на моё имя.

- Да без базара! – пьяным, заплетающимся голосом пообещал бывший бандит. – Я тебе ваще могу банк подарить. Я себе ещё один сооружу! Ты же знаешь, я везучий, как Тимоти Декстер!

- Отлично. Банк и квартира. Как будем скреплять договор?

- Да ты чё, Лиса? – обиделся Всеволод Юрьевич. – Я, конечно, падла. Но не отморозок! Я за свой базар отвечаю. Сказал подарю, значит, подарю. А теперь выпускай Матильду!

Алиса довольно откинулась на спинку дивана, попивая шампанское.

- Иди, восточная красавица!

Айлин, понимая, что Банщикова разыграла ловкую комбинацию, используя её, как козырь, взглянула на неё обиженно, но Алиса смотрела в сторону, продолжая пить.

Не говоря ни слова, Айлин открыла замок и вышла в коридор. Пьяный Банщиков довольно хрюкнул и вжал её всем своим весом в стену, засосав кожу на шее. Айлин, которой ещё не приходилось сталкиваться с насилием, сопротивляться не стала. Дождавшись, когда хватка ослабнет, она отпихнула тушу банкира от себя, оценив пространство и поняв, что не успеет добежать до выхода, юркнула в помещение к Алисе и закрыла за собой дверь.

Тяжело дыша, она повернулась к даме в струящемся алом платье, всё ещё цедящей шампанское.

- Что, - Алиса кивком указала на шею Айлин, на которой засос начал быстро наливаться красно-синим цветом. - Он тебя лапал?

Айлин, дрожа, кивнула. Не имело смысла что-то скрывать.

- Ну, всё как я и предполагала!

Алиса поставила фужер и всплеснула ладонями.

- Теперь он у нас с Ваней попляшет! Спасибо тебе, восточная красавица! Ладно, впускай этого кобеля, я его утихомирю!

Айлин открыла дверь, в которую отчаянно колотил Банщиков. Он ввалился в этот будуар, а Айлин выскользнула за дверь и быстро побежала к выходу. Возле «королевской» лестницы нервно расхаживал, как хищник в клетке, адвокат. Увидев Айлин, дрожащую от гнева, он перехватил её, крепко прижал к себе и терпел её удары, пока она не выбилась из сил.

- Есть хочешь? – спросил он, когда девушка немного успокоилась.

- Я хочу домой.

Ефтин кивнул и провёл её в гардероб, извинившись, что должен отлучиться за своим портфелем, где, собственно, хранились и номерки.

Айлин присела, отрешённо глядя перед собой.

- У вас тушь размазалась, - услышала она около себя участливый женский голос.

Айлин повернула голову. Гардеробщица, женщина лет сорока, с приятным, уютным лицом протягивала ей носовой платок.

- Да вы не плачьте! Всё образуется! – ласково произнесла она, не решаясь погладить девушку по плечу.

- А я что, плачу? – испуганно спросила Айлин, хватая платок и вставая, чтобы подойти к высокому зеркалу.

Действительно, по её лицу текли слёзы. Оценив свою внешность, она вернула платок гардеробщице.

- Спасибо, я отлично выгляжу! – с тихой ненавистью прошептала она.

Гардеробщица испуганно попятилась.

- Извините, - Айлин повернулась к ней. – Вы хороший человек, я не хотела вас обидеть. Просто я злая, как чёрт!

- Может, принести вам воды?

Видимо, эта женщина из сервиса по сути своей действительно была добра.

- Спасибо, не надо, я не привыкла, чтобы мне воду приносили. Да и вы не должны это делать!

Появился Ефтин. Кинул на стойку номерки, помог Айлин облачиться в новую шубу и, не говоря ни слова, прошествовал на выход.

- До свидания! – попрощалась Айлин с гардеробщицей и швейцаром, искренне улыбаясь.

- Приходите к нам ещё! – неслось вслед.

«Нет уж», - думала Айлин, закипая от злости, - «Сюда я точно никогда не вернусь!»

Ефтин ждал её в машине. Она забралась на переднее сиденье, пристегнулась, и они покатили по освещённым улицам, где гулял народ с выпивкой и бенгальскими огнями.

Ефтин вцепился в руль, будто это был спасательный круг. С нахмуренными бровями и плотно сжатыми губами, он ехал по новогодним улицам, вздымая снег на поворотах. Он даже пролетел где-то на красный свет, но Айлин оставалась невозмутимой. Плакать она перестала, тушь не вытирала намеренно.

- Может, я ревную! – вдруг рявкнул он с такой яростью, что Айлин вздрогнула. – Если бы не эта чёртова сделка… Я бы морду этому скоту набил! Сам себя не понимаю. Что вы делали с Алисой?

- Разговаривали. Вернее, говорила она.

- О чём?

- О своей юности. О том, как с вами познакомилась…

- А! – саркастически усмехнулся Ефтин. – Про старушек тебе втирала, про то, как они с подельницей брошки у них дешёвые тырили. Про маму с инсультом и любовь свою лесбийскую с красным крестом… Они квартиры у бабок подчистую обносили, мама-то ей ни копейки не давала. И медсестру она подставила, когда кредит на неё оформила, причём просто так, чтобы посмотреть, как та выкручиваться будет. А про то, как киллер ей в живот выстрелил, она рассказывала? Так беременной она не была, а Банщиков тогда сам испугался, потому что она Леона этого доморощенного чуть голыми руками не придушила!

- Иван Николаевич, вы за кого меня принимаете? – холодно спросила Айлин. – Когда мы ехали в ресторан, вы говорили мне, что я должна ей понравиться. Что я и старалась делать ради вас. А вы! Даже отправили уже с Алисой в Испанию. Это, чтобы она там меня подставила, в рабство продала или в бордель?

- Мотив у вас есть, - помедлив, продолжала девушка. - Алиса сказала, что женщин вы ни в грош ни ставите...

Адвокат резко затормозил, бросил руль, схватил Айлин и принялся её трясти.

- Да как ты смеешь думать обо мне такое? Как вообще тебе эти мысли в голову пришли? Да если бы я захотел от тебя избавиться, не стал бы придумывать такую сложную комбинацию! Да, я в глазах женщин непорядочный, жену я не люблю и никогда не любил, женился по расчёту, женщин презираю, но никогда ни одну женщину я не обидел и ни одной не мстил! Продавщицы не в счёт, это другое, я их за женщин не считаю.

- А что я должна думать? Вы меня использовали, зачем-то выдали мою тайну, сами это платье с открытой спиной привезли! Чтобы подчеркнуть этими шрамами, что я ненормальная? Чтобы меня в вашем обществе приняли за свою? А Алиса что вам сделала?

- У меня к Алисе свой счёт, - ответил адвокат, заводя мотор вновь. – Я хочу переиграть эту красную королеву. Хочу поставить её на место.

Айлин совсем запуталась в этих интригах.

- А ваша важная сделка? Теперь не состоится?

- Я не знаю, - нервно ответил адвокат.

- Алиса сказала мужу, что выпустит меня, только если он ей 50% акций отдаст. А Банщиков ответил, что банк ей подарит, а сам новый возведёт.

- О, Господи! – вздохнул Ефтин. – Он опять попал под её обаяние.

- То есть, из-за меня всё пропало?

- Пока не знаю. Но ты же понимаешь, будущее ещё не наступило. Не переживай, вы с Алисой больше пересекаться не будете. Да и с Банщиковым тоже. Слишком уж он на Матильде помешанный. Прости, хотел с твоей помощью двух зайцев убить. Не получилось. Буду думать дальше без твоего участия.

- Вы знаете некого Ивана Туренко? - внезапно спросила Айлин.

- Лина, да кто ж его не знает! Это владелец вашей «Аркадии»! А что?

- Алиса сказала, что ездила с ним и его девушкой на Олимпиаду, и там влюбилась в эту девушку, Викторию. И я так поняла, что это и стало точкой её отсчёта.

- Про Викторию я никогда не слышал, жену Туренко зовут Татьяна. Думаешь мне покопать в этом направлении?

Айлин пожала плечами и замолчала. Больше всего на свете ей сейчас хотелось остаться одной.

Продолжение http://proza.ru/2023/07/08/410